Война и мы (№2) - Военная мысль в СССР и в Германии

Изобретатель Тухачевский

Что тут нужно понять. Было в истории три великих полководца: Наполеон, Фридрих II и Тухачевский. Наполеон изобрел атаку в колоннах, Фридрих II изобрел косую атаку, пришло время и Тухачевскому удивить военный и научный мир. И он изобрел «таранный удар пехотными массами».

Тухачевский поясняет слушателям военной академии, что это такое:

«Польские войска кордонно растягивались по всей занимаемой ими линии более или менее равномерно. Каждая дивизия их старалась выделить резерв, и армии, в свою очередь, делали то же самое. Таким образом, равномерно расположенные войска по фронту более или менее равномерно эшелонировались и в глубину. Эта кажущаяся устойчивость польского расположения несла в самом существе своем и опасное положение, а именно то, что никакими усилиями польское командование не могло бы сосредоточить на любом направлении главные массы войск. Наше наступление непременно сталкивалось бы лишь с незначительной частью польской армии и после этого последовательно встречало бы контратаки резервов.

Тухачевский читает лекцию в Военной академии им. Фрунзе, 1928 г.

Эти ошибки польского расположения были нами учтены, и при организации наступления расчеты строились на том, чтобы сильным ударом превосходящих наших войск сразу же уничтожилась бы передовая польская линия. Для того, чтобы получить наибольший успех в наикратчайшее время, начальникам дивизий было предложено вводить свои войска в дело сразу, не оставляя никаких резервов. Наши войсковые массы давили и в полном смысле слова упраздняли в районе удара части передовой польской линии. После этого последовательные контрудары резервов уже становились не страшны, и резервы последовательно подвергались участи своей передовой линии».

Давайте осознаем эту новинку. В прорыве фронта нет ничего нового, без этого не обойтись. Но дальше, вместо банальных окружений Тухачевский предлагал двигать войска массой. Противник же должен был бросать под эту таранную массу свои слабые резервы, а масса бы их давила. И так бы давила, давила, давила, пока не наступила бы победа. При этом, как видите, не имело смысла особенно выбирать операционное направление и краткий путь к цели. Чем более длинным путем будет двигаться таранная масса, тем больше противник бросит под нее слабых резервов и тем большие потери понесет. Какая тонкая мысль! Какой гениальный замысел!

Но и на солнце бывают пятна, и в этом изобретении Тухачевского было одно маленькое, но непременное условие – нужно было где-то отыскать такого противника, который бы согласился бросать слабые резервы под таранную массу им. Тухачевского. Сам польских кровей, Тухачевский решил, что таким противником как раз и являются поляки.

В принципе, такой таранный удар можно было нанести вдоль северного края Припятских болот, как и предлагал Главком. Но тогда, надо думать, было бы непонятно, чей гениальный замысел привел к победе, – Главкома или Тухачевского, – да и в случае окружения поляков было бы непонятно за счет чего их победили – за счет окружения или за счет таранной пехотной массы? И 14 мая 1920 г. Тухачевский наносит свой таранный удар в самом северном углу своего фронта – как можно дальше от места, указанного Главкомом.

«15-я армия (командарм Корк, наштарм Кук), – пишет Тухачевский, – как таран, обрушилась на слабые части Литовско-Белорусской дивизии, занимавшей примерно течение реки Улла. (Как дивизия могла занимать течение реки, да еще и примерно? – Ю.М.) Части этой дивизии были разгромлены и рассеяны в первый же день» и т. д. и т. п. Все было хорошо. Есть основания даже поучить читателя, и Тухачевский не упускает эту возможность: «Поэтому, если основная таранная группировка стоит на правильном направлении, правильно обеспечена на фланге и на второстепенных направлениях, то всякий переход противника в наступление является для этих масс не неприятностью, а желанной заветной мечтой. У наступающего победителя всякое активное проявление со стороны противника может вызвать только радость, ибо оно дает ему наконец возможность настигнуть главные поколебленные силы врага и нанести окончательный сокрушительный удар».

Надо сказать, что в это время 1-я Конная Буденного только шла к Юго-Западному фронту и у Пилсудского имелась возможность помочь земляку в осуществлении «заветной мечты» и доставить ему желанную «радость». Он снял со своего Южного фронта две дивизии и перебросил их на Северный фронт, и 2 июня, как сетует Тухачевский, «решительный удар поляков на поставском направлении решил участь операции. Части 15-й армии были здесь прорваны, и вся армия была вынуждена к поспешному отступлению». Красной Армии эксперимент Тухачевского обошелся дорого. Когда поляки, не сумев окружить таран пехотных масс, перестали за ним гнаться и таран подсчитал, во что ему обошлось эдакое наступление, то оказалось, по данным Сергеева, что в 18-й стрелковой дивизии 4-й армии из 5 тыс. штыков осталось 2 тыс., а в 53-й дивизии таранной армии Корка и Кука из 3157 штыков осталось 1500.

Однако для любимца Троцкого никаких оргвыводов не последовало может быть потому, что он быстро пополнил войска Западного фронта «добровольцами» (о чем позже). И уже 4 июля он снова начинает операцию в том же месте и практически так же, все с той же 15-й армией в качестве центра тарана пехотных масс. Буденный уже вовсю орудовал в тылу Пилсудского, помочь Северному фронту маршал ничем не мог, и поэтому после кратковременного боя при прорыве обороны таран пехотных масс легко двинулся вперед. Поскольку поляки опять не поняли Тухачевского и вместо того, чтобы бросать ему под таран слабые резервы, они просто начали отступать на заранее подготовленную новую линию обороны (на старые немецкие позиции, шедшие по линии Пинск – Барановичи – восточнее Вильнюса), то у тарана возникла проблема: если он и дальше будет двигаться в том же направлении, то упрется в литовскую границу. Поэтому Тухачевский развернул его на юг для «прижатия остальных ее (польской армии, – Ю.М.) сил к Пинским болотам»

Поляки опять ничего не поняли и вместо того, чтобы сбежаться к Пинским болотам и ждать, когда их там прижмет таран пехотных масс, они ушли из этой местности и заняли старые немецкие позиции.

Надо сказать, что тараном служила 15-я армия с примыкающими к ее флангам 3-й (левый) и 4-й (правый фланг) армиями. Но собственно таран – это 15-я армия, для чего ее особо укомплектовали и вооружили. Кроме этого, ей назначили узкую полосу наступления, в связи с чем она шла в два эшелона, т. е. очень медленно. Кроме того, Тухачевский ввел для тарана и тактическую новинку: по ходу марша дивизии первого эшелона менялись с дивизиями второго эшелона, от чего 15-я армия передвигалась еще медленнее и, разумеется, не способна была догнать отступающие польские войска. Мало этого, остальные армии Западного фронта, более слабые, но нетаранные, передвигались значительно быстрее 15-й и как бы тащили этот таран за собой. Т. е. для остальных войск Западного фронта этот таран пехотных масс был чем-то вроде чемодана без ручки.

Когда выяснилось, что у Пинских болот поляки не ждут Тухачевского, он снова развернул таран на запад. Дойдя до старых немецких позиций, занятых поляками, таран забуксовал и три дня доказывал свою бесполезность. Но Бог не без милости, и Тухачевский не без счастья. Матка боска поляков подвела.

Теперь я хочу прерваться, чтобы обратить внимание на то, что имеется в виду под абстрактностью Тухачевского как полководца. Ведь и в майской, и в июньской операциях, планируя разгром противника, он имел в виду не войска данных конкретных поляков, которых только и надо было громить, а какого-то абстрактного, существующего только в его мыслях врага, который будет бросать ему под таран слабые резервы и ожидать Тухачевского у Пинских болот. Поскольку никакого другого реального противника разгромить тараном пехотных масс просто невозможно.

На Вислу!

Но вернемся к развитию событий. Командующий Северным фронтом поляков генерал Шептыцкий совершил ошибку, считая Тухачевского умным человеком, так как, судя по всему, все время боялся, что Тухачевский прорвет ему правый фланг (у Полесья) и окружит Северный фронт. Поскольку ничем другим нельзя объяснить то, что он на правом фланге держал основные свои силы, а на левом оставил только слабые заслоны. Надо думать, что ему и в голову не пришло, что Тухачевский и не собирается никого окружать, а ждет, когда же это Шептыцкий начнет бросать ему под таран свои слабые резервы. И наша 4-я армия, более подвижная, чем упершийся в оборону поляков таран, нашла на левом фланге поляков слабину и прорвалась: взяла Вильнюс и нависла над тылами поляков, обороняющих старые немецкие позиции. Для поляков это была катастрофа – они побежали. Западный фронт двинулся за ними в Польшу. Конечно, надо было бы уничтожать польские армии в преследовании, но разве с тараном на привязи разгонишься? Тем не менее, польские армии чуть не панически бежали по направлению к Варшаве и наши следовали за ними с приличной скоростью – почти 20 км в сутки.

В Варшаве уже от наступления Буденного началась паника, как видите, почетное имя «легендарная» 1-й Конной дал Пилсудский. А тут еще побежал и Северный фронт. Поляки не верили, что смогут устоять, не верили в свою армию, да и армия перестала верить в себя. Это – сделанные с горечью признания Пилсудского. Если бы в ту пору Тухачевский заболел тифом, оказался под арестом или заснул летаргическим сном, то Западный фронт был бы обречен на победу. Двигаясь, как пишет Пилсудский, в естественном направлении, т. е. за отступающими поляками, он единым кулаком ударил бы по Варшаве (1-я и 4-я польские армии, составлявшие Северный фронт, бежали в Варшаву, чтобы укрыться за Вислой) и на плечах отступающего противника взял бы, по меньшей мере, Прагу (пригород Варшавы на восточном берегу Вислы). Поляки и так уже посылали делегации с просьбами о перемирии, а тут бы подписали мир на любых условиях.

Но Тухачевский был здоров, свободен, деятелен и ему, стратегу, брать города так просто, как какой-то Чапаев, не пристало. И он свой фронт, который до этого шел со сжатыми в кулак армиями, хотя этого и не требовалось, перед Варшавой делит на 5 отрядов с самостоятельными задачами и пускает эти отряды в расходящихся направлениях. Мозырскую группу (57-я дивизия, сводные отряды и прибывшая с Юго-Западного фронта 56-я дивизия) он посылает брать бывшую русскую крепость Ивангород (Демблин) примерно в 80 км к югу от Варшавы, 16-ю армию направляет на Варшаву, 3-ю армию – на бывшую русскую крепость Новогеоргиевск (Модлин) примерно в 30 км севернее Варшавы, а 15-ю и 4-ю армии – далеко на северо-запад. Три последние армии должны были найти в нижнем течении Вислы переправы, перебраться на западный берег и там, свернув на восток, начать штурмовать Варшаву с запада. Заметим, что Варшава тоже была русской крепостью и в связи с этим наиболее хорошо защищена именно с запада.

Даже враг такого не придумал бы уже по двум обстоятельствам. Сидя в Минске, Тухачевский имел связь с войсками от случая к случаю. Как мы выше видели, накануне его приказ просто не дошел до 4-й армии, и та не ударила в тыл 5-й польской армии, атакующей наши 3-ю и 15-ю армии. И при такой связи распускать войска в разные стороны, лишая их локтевого взаимодействия, возможности помочь друг другу, возможности предупреждать друг друга? Как утверждает сам Тухачевский, он узнал о наступлении поляков, начавшемся 16 августа, только 18-го, когда его 16-я армия уже была разбита. (При этом, как сообщают участники этих событий, Тухачевский вообще бросил командовать фронтом, забился в личный вагон и сутки оттуда не выходил и ни с кем не общался).

Второе. Висла до Варшавы течет почти прямо на север, а от Варшавы практически на запад. Усылая основную массу войск форсировать Вислу на север от Варшавы, Тухачевский оголял тылы этих войск для удара по ним польских армий, оставшихся на восточном берегу Вислы в районе Варшавы. Т. е. неуничтоженной он оставлял в своем тылу крупнейшую группировку вражеских войск (как оказалось – 3/4 всех войск). Пилсудскому даже не потребовалось прорывать фронт (хотя он это и хотел сделать), чтобы выйти в тылы Западного фронта. Тухачевский сам ему эти тылы подставил.

Но прежде чем рассказать о развязке, давайте взглянем на дело в принципе. Тухачевский, имея в своем распоряжении огромную массу войск, прошел до Вислы, не предприняв и попытки уничтожить противостоящие ему польские армии. Он их загнал к Варшаве, повторив поход Наполеона к Москве в 1812 г., правда, с некоторыми особенностями. Барклай де Толли и Кутузов специально уводили русскую армию от боя с Наполеоном, увлекая его вглубь России, а Тухачевский поляков к Варшаве вытеснил. Но есть нюанс – Тухачевский все же Наполеоном не был.

«Блестящий» конец

Поэтому приехавшему 2 августа в Варшаву на роль Кутузова маршалу Пилсудскому, как оказалось, было еще тяжелее, чем Кутузову. Кутузов мог предсказать поступки даже хитрого, но умного Наполеона. Предсказать поступки «стратега» Тухачевского никто не мог, в чем Пилсудский и признается, и почему свои сражения с Тухачевским называет «комедией ошибок». И это спасло часть войск Западного фронта: если бы Пилсудский знал, какое идиотское решение принял 8 августа Тухачевский, то никто бы из состава Западного фронта не спасся.

Пилсудский в Варшаве попал в тяжелейшее положение – там была полная паника. Из наличных у него 20 дивизий 10,5 сидело в Варшаве, и их нельзя было тронуть. Если начать выводить хоть одну, то население решит, что армия бросает Варшаву, как уже бросила Брест, Вильнюс, Белосток и т. д. Побежало бы в Познань население Варшавы, а вслед за ним и оставшиеся дивизии. Нужна была хоть маленькая победа под Варшавой, чтобы под ее прикрытием начинать задействовать дивизии, забившиеся в Варшаву.

И Пилсудский тоже 8 августа принимает решение и отводит к югу от Варшавы 4 дивизии 4-й армии, не успевших проскочить в столицу. Добавляет к ним еще одну дивизию, дает несколько дней на приведение этих войск в порядок и принимает личное командование этой группировкой. Полагая, что Тухачевский как умный человек ведет весь фронт к Варшаве, он собрался ударить во фланг его фронта, как он считал, по Мозырской группе, добиться успеха и под флагом этого успеха начать вводить в бой дивизии из Варшавы. 16 августа ударная группа поляков наносит удар в северном направлении, но вместо Мозырской группы попадает в открытые фланг и тыл дивизий 16-й армии. В два дня распыляет три дивизии этой армии, остальные бегут на восток. («Большая часть этих остатков была выловлена местным населением, устроившим настоящую охоту за ними», – пишет Пилсудский). Далее на севере находилась 3-я армия, из-за неорганизованности самих поляков ей удалось быстро отойти и спастись. Но она освободила фронт для удара глубоко в тылы 15-й и 4-й армий, и поляки ударили по ним, быстро выйдя на границу с Восточной Пруссией и полностью отрезав эти армии от России. Из Варшавы хлынули массы польских войск на восток, преследуя и добивая бегущие на восток части Красной Армии. 15-я и 4-я армии сделали попытки пробиться на восток, но не сумели. Часть дивизий 15-й были разбиты, а две вместе с 4-й армией перешли границу с восточной Пруссией и сдались немцам. Практически через три дня после польского удара Западный фронт перестал существовать.

(Перешло границу Польши в составе Западного фронта по данным на 2 августа 794 645 человек, сколько вернулось обратно, мне неизвестно).

Потеря такого количества войск, да еще и в виду начала наступления Врангеля, поставили правительство большевиков в безвыходное положение – они срочно заключили мир, по которому отдали Польше огромные территории Польши и Белоруссии.

Теперь по поводу того, что поляки так легко разгромили огромное количество войск Красной Армии, которые, по словам Пилсудского, просто разбегались. Тут, конечно, есть и пропагандистское преувеличение, но, судя по тому, что пишет Тухачевский о комплектовании своего фронта, Пилсудскому можно и поверить.

Ведь к маю на Западный фронт прибыли хотя и малочисленные, но обстрелянные дивизии Красной Армии с освободившегося деникинского и других фронтов гражданской войны. Но в бездарной майской операции Тухачевского они понесли большие людские потери. Майская операция закончилась 8 июня, а июльская началась 4 июля. У Тухачевского было меньше месяца для комплектации фронта личным составом, и он укомплектовал его местным населением, а в работе с мирными жителями он был большой искусник. (При подавлении тамбовского восстания даже отравляющие газы предполагал применять против непокорных деревень).

Комплектовал он фронт так. «По сведениям, имевшимся у нас, Западный фронт (местность, где находился фронт, – Ю.М.) был переполнен дезертирами из числа призывных годов. Мы рассчитывали, что при правильно поставленной кампании можно будет извлечь из деревень до 40 000 дезертиров». Этим стратегическим умельцем «была поставлена в самых широких размерах суровая карательная власть». Что именно это означает, Тухачевский не пишет, но не исключен и расстрел семьи дезертира, поскольку «начались явки дезертиров добровольно… В течение июня месяца было изъято около 100 000 дезертиров, что в два с половиной раза превысило наши надежды», – радуется полководец. Таким же манером и из освобождаемых областей Белоруссии «извлекли» еще 30 000 человек. Даже если не обсуждать моральное состояние этих бойцов революции, несших знамя марксистского пожара в Европу, что они могли представлять собой как солдаты, не имея и месяца для обучения? А ведь абстрактный полководец считал их реальной боевой силой.

И вот Тухачевский, этот абстрактный болтун с задатками, бесценными для жандарма, становится теоретиком и светочем военной мысли СССР предвоенной поры. Действительно, полководец С. М. Буденный учится в военной академии, а бездарная посредственность Тухачевский в ней лекции читает. Учит, как надо проводить «блестящие» операции. Да, готовить поражения 1941 г. наша военная наука начала сразу после победы в гражданской войне.

Вопрос

На фоне воспоминаний полководцев Второй Мировой войны, которые по сути (скажем откровенно) являются смесью брехни и хвастовства, совершенно отдельно стоят дневники начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии, генерала артиллерии Ф. Гальдера. Он их писал для себя, очень откровенно и никогда бы полностью не опубликовал. Но случилось благое дело для историков – его дневники расшифровали (Гальдер писал их стенографической скорописью) и перевели для Нюрнбергского трибунала. То есть, хотя это и субъективная правда (так ее видел Гальдер), но это, безусловно, правда.

Давайте войдем в обстановку немецкого Генштаба накануне и в первые дни после нападения Германии на СССР.

21 июня 1941 г. записи в дневнике начинаются словами: «Условный сигнал „Дортмунд“ (приказ о начале наступления), означающий проведение операции, передан». В середине дня тревожная сводка: «Сведения о противнике: На отдельных участках замечена повышенная внимательность русских. (Перед фронтом 8-го армейского корпуса противник занимает позиции)». 8-й армейский корпус входил в 9-ю армию немцев, она изготовилась к наступлению против войск Прибалтийского особого военного округа. А там наши войска действительно приводились в боевую готовность, в отличие от Западного особого военного округа предателя Павлова, подставившего свои армии под удар немцев. В конце дня Гальдер снова подсчитывает соотношение сил: 141 дивизия у немцев и 213 дивизий у нас.

22 июня 1941 г. Советский Союз атакован по всем границам! Гальдер и Паулюс обсуждают вопрос, пойдет ли Англия на мир в связи с началом войны против СССР. Сводки с границы обнадеживающие – захвачено много мостов и переправ.

23 июня 1941 г. Тут следует сказать, что по плану «Барбаросса» немцы должны были разгромить наши войска у самых границ. И вот первое, неприятное для Гальдера сообщение.

Утренние донесения за 23.6 и полученные в течение ночи итоговые оперативные сводки за 22.6 дают основание сделать вывод о том, что следует ожидать попытки общего отхода противника. Командование группы армий «Север» считает даже, что такое решение было принято противником еще за четыре дня до нашего наступления.

В пользу вывода о том, что значительная часть сил противника находится гораздо глубже в тылу, чем мы считали, и теперь частично отводится еще дальше, говорят следующие факты: наши войска за первый день наступления продвинулись с боями на глубину до 20 км, далее – отсутствие большого количества пленных, крайне незначительное количество артиллерии, действовавшей на стороне противника, и обнаруженное движение моторизованных корпусов противника от фронта в тыл в направлении Минска. Перед фронтом группы армий «Юг» противник также отводит свои войска от венгерской границы в восточном направлении, чтобы вывести их из мешка. Установленные факты переброски войск противника к фронту на отдельных участках не противоречат этому выводу, так как эти участки таковы, что быстрое продвижение здесь германских войск может поставить под угрозу возможность отхода войск противника (например, перед фронтом танковой группы Гота, перед северным флангом танковой группы Клейста и перед фронтом 4-го армейского корпуса 17-й армии).

И в середине записей Гальдера за этот тревожный день вдруг появляется такая запись: На фронте группы армий «Центр» все идет согласно плану. Дальше всех продвинулась танковая группа Гота, в то время как танковая группа Гудериана все еще задерживается. В связи с этим может возникнуть спор с командованием группы армий «Центр» о том, должен ли Гот продолжать наступление на Минск или повернуть на север в направлении Полоцка. Фон Бок[3] с самого начала был против совместного наступления обеих танковых групп па Смоленск и хотел нацелить группу Гота севернее. В этом случае танковые группы Гота и Гудериана оказались бы разделенными почти непроходимой полосой озер и болот, что могло бы дать противнику возможность по отдельности разбить их обе. Эту опасность следует учитывать, тем более что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных соединений (Буденный) (выделено мной, – Ю.М.), а на основании отдельных донесений о перебросках русских войск в тыл можно предполагать, что противник пытается сосредоточить свои подвижные соединения в глубине обороны.

А вот эта запись интересна. Во всех мемуарах немцы заявляют свое авторство на «блицкриг», в крайнем случае отдают авторство конкретному генералу – Хейнцу Гудериану, и вдруг – Буденный?! Маршал, которого чуть ли не каждый историк считает необразованным солдафоном, туповатым «Ванькой», и вдруг автор главной идеи войн XX века?!

И заметьте, что ведь это записано в дневнике, не предполагавшемся для печати. Следовательно, между собою немецкие генералы авторство массирования подвижных соединений отдавали отнюдь не Гудериану, они считали, что Гудериан позаимствовал свои идеи у С. М. Буденного. Но какие? Это вопрос? Да, вопрос, и я попробую пояснить, в чем тут дело и почему Гальдер боялся, что русские могут разбить танковые корпуса группы армий «Центр» по одному.

О творчестве генералов

Искусство полководца требует от него знания и умения в огромном количестве вопросов подготовки, вооружения, обучения, воспитания, обеспечения и т. д. и т. п. Любой из этих вопросов может оказаться решающим в предстоящем сражении. Но непосредственно на поле боя генерал может проявить себя как полководец практически одним-единственным способом – маневром своих войск, маневром их огня, их силы.

Маневр может иметь различную цель – послать войска в атаку, вывести их из-под огня, отвести на новые позиции и т. д. Цель любого маневра – нанести противнику потери большие, чем понес сам, и этим заставить его подчиниться своей воле (сдаться или отступить). Если сравнивать полководца с боксером, то такого рода передвижения войск в бою равносильны набору очков на ринге. Но, как и в боксе, полководец всегда стремится выполнить маневр так, чтобы он для противника был равносилен нокауту или нокдауну. Суть нокаутирующих маневров (при равных по качеству и силе противниках) в том, чтобы получить возможность бить противника по частям, причем, эти части противника должны быть существенно слабее тех своих войск, которые их бьют. В ходе маневрирования полководец стремится создать местный многократный перевес в силах и немедленно им воспользоваться.

Давайте проясним себе суть этого маневра на элементарном примере. Представим, что у противников абсолютно равные по качеству войска и у каждого армия состоит из трех стрелков. Вероятность попадания стрелков в цель 33 %, т. е. из трех выстрелов один будет удачным. Итак, три солдата сближаются с тремя солдатами противниками и обе стороны дают залп. По одному стрелку с каждой стороны падает. (Один выстрел из трех попадает в цель.). Оставшиеся снова дают залп, и снова с каждой стороны падает по стрелку.[4] Оставшиеся стрелки стреляют и падают – противники перебили друг друга. То есть, когда равные по силам противники сходятся, то в конечном итоге кто-то победит (как Наполеон на Бородинском поле), но победа ему достанется такой ценой, что будет далеко не в радость, а порой такая победа равносильна поражению.

А теперь представим, что вы выводите все тех же трех ваших солдат на трех солдат противника, но так, чтобы они попадались вашим солдатам по одному. Три ваших солдата дают залп, противник тоже стреляет и падает мертвым. При этом среди ваших трех может оказаться никто не задетым, ведь вероятность попадания одного солдата с одного выстрела, как мы договорились, всего 1/3. Ваши солдаты подходят ко второму солдату противника, второй залп, и он тоже падет. Подходят к третьему – и с ним то же самое. Так среди ваших трех солдат может не оказаться ни одного пораженного.

Вот это и есть смысл того, зачем надо противника бить по частям. Результат этого примера будет еще более убедительным, если солдаты вооружены холодным оружием – как одному с саблей драться против трех?

К этой высшей цели маневрирования стараются прийти полководцы в ходе сражения. Чтобы достичь этой цели, Фридрих II проводил «косую атаку». Наполеон строил полки в казавшиеся всем дикими колонны.

Но должен сказать, что в военном деле ничего не бывает догмой, все зависит от конкретного противника, местности и многого другого. Суворов, к примеру, предлагал так:

«Линиею против регулярных, кареями против басурман, колонн нет. А может случитца и против турков, что пятисотному карею надлежать будет прорвать 5-ти или 7-ми тысячную толпу с помощию фланговых кареев; на тот случай бросится он в колонну; но в том до сего нужды не бывало. Есть безбожные, ветреные, сумасбродные французишки. Они воюют на немцев и иных колоннами. Естьли бы нам случилось против их, то надобно нам их бить колоннами ж».

И все же у полководцев всегда остается мечта о нокаутирующем сражении не только против толп «бусурман», но и о сражении, которое они проведут против очень сильного противника, и так, что противник будет разбит, а свои войска понесут минимальные потери. Повторю, против сильного противника такое сражение без разгрома его по частям провести нельзя. Все полководцы такие возможности искали и такие сражения проводили до начала XX века. Но здесь наступил кризис.

Кризис военного искусства

Первая Мировая война началась, казалось бы, как обычно. Полководцы начали энергично маневрировать войсками, стремясь завести их в слабые тылы противника, стремясь навалиться на его отдельные соединения мощными силами и уничтожить их. Однако не прошло и полугода, как армии всех стран зарылись в землю и какое-либо маневрирование войсками прекратилось. Почему?

Тут вот в чем дело. Для победы надо атаковать противника, атаковать хотя бы для того, чтобы занять местность, на которой он находится. В атаке свои войска должны какое-то время бежать, ехать или скакать через пространство, которое противник простреливает. Но скорострельность оружия настолько возросла, что за те несколько минут, которые атакующие находились в полный рост на открытой местности, обороняющиеся, как бы мало их ни было, успевали нанести атакующим такой урон, что цель атаки уже никак не оправдывала потери в ходе ее.

Артиллерия кардинально вопрос не решала уже хотя бы потому, что ее наращивали все противоборствующие стороны. Сутками десятки и сотни батарей перепахивали позиции противника, а когда они замолкали, то из глубоких окопов («лисьих нор») вылезали несколько уцелевших пулеметчиков и косили наступающие цепи. Пока шла борьба с этими пулеметчиками, обороняющийся подтягивал свежие силы и свежую артиллерию, и все начиналось сначала.

(Надо отдать должное царскому генералитету, что за всю войну он не устроил Вердена или Соммы – битв Западного фронта, где немцы и французы во взаимных атаках истребили миллионы солдат без какого-либо результата.)

Первая Мировая война. Атака.

Полностью потерял значение маневр. Как бы генерал ни водил войска, как бы ни подводил свои превосходящие силы к малочисленному противнику, но в конце концов надо было его атаковать, а тот, удобно установив пулеметы, выкашивал всех наступающих.

Инженеры победили генералов. Развитие военной техники поставило крест на военном искусстве. Маршал Пилсудский пишет об этом так (выделено мной):

«Я помню, как маршал Петен, указывая мне на окровавленные холмы под Верденом, говорил, что почти миллионы людей лежат на этих изрытых гранатами полях сражений! Миллион до того бесследно погибших людей, что ныне кости обоих противников лежат перемешанными между собою и их не отличат ближайшие родственники! Настолько огромны катакомбы во имя возрождения движения, которое пало побежденным в мрачных окопах!