Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Война и мы (№2) - Военная мысль в СССР и в Германии

ModernLib.Net / Публицистика / Мухин Юрий Игнатьевич / Военная мысль в СССР и в Германии - Чтение (стр. 15)
Автор: Мухин Юрий Игнатьевич
Жанры: Публицистика,
История
Серия: Война и мы

 

 


А наша полковая пушка – это пушка, т. е. оружие настильной стрельбы. Если противник находится недалеко от нее, то перебросить снаряд через стоящее перед ней здание, через лес, забросить его в овраг она не может. А немцы сделали своему пехотному 75-мм орудию раздельное заряжание, они перед выстрелом могли изменить навеску пороха от одного до пяти картузов. Орудие по этой причине могло практически на любое расстояние стрелять с высоко поднятым стволом, перебрасывая снаряд через любое препятствие перед собой и забрасывая его за любое прикрытие, за которым спрятался противник. Кроме того, это орудие отличалось исключительной точностью стрельбы, впрочем, как и все немецкое оружие. А наша пушка перед стрельбой изменить заряд пороха не могла – она была унитарного заряжания.

Давайте мысленно представим себе дуэль между нашей 76-мм полковой пушкой и немецким 75-мм пехотным орудием. Представим, что на вершины двух высоток, отстоящих друг от друга на 1,5—2 км, противники выкатили эти орудия.

Немцы выстрелят первыми с полным зарядом пороха, прямой наводкой и не один раз, поскольку их пехотное орудие трудно обнаружить. Но если его обнаружат, то расчет легко скатит орудие вниз на обратный скат высоты, уменьшит заряд пороха и продолжит огонь с закрытой позиции, т. е. перебрасывая снаряды через высоту, за которой орудие укрылось.

А снаряды нашей пушки будут либо взрываться на переднем скате высоты, либо перелетать над головами немцев. Положим, спасаясь от огня, расчет нашей пушки тоже переместит орудие на обратный скат своей высоты, но немцы его и там достанут, так как снаряд их орудия летит по крутой траектории.

У нашей полковой 76-мм артиллерии против немецкой не было шансов устоять, хотя их орудие наверное раза в два дешевле, чем наша пушка.

Вот конкретный пример такого боя из воспоминаний А. Т. Стученко, в 1941 г. командира кавалерийской дивизии. Он решил подготовить артиллерийским огнем прорыв дивизии через деревню, занятую немцами.

«Подан сигнал «пушкам и пулеметам к бою». Они взяли с места галопом и помчались вперед на огневую позицию. После первых же их залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было видеть, как отдельные небольшие группы противника побежали назад к лесу. Но буквально через несколько минут… немцы оправились от первого испуга и открыли огонь по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин мы потеряли несколько орудий и тачанок…»

То есть, в данном случае наша артиллерия даже первой открыла огонь и даже имела возможность выпустить снарядов по 20 на орудие по врагу до его первого выстрела, а к результату это не привело – немецкая полковая артиллерия все равно выиграла бой.

В ходе боя противник может укрепиться так, что будет недоступен снарядам 75-мм калибра, скажем, в блиндаже или в подвале крепкого каменного здания. На этот случай в немецком пехотном полку были 2 тяжелых 150-мм пехотных орудия. Они весили сравнительно немного (1750 кг) и стреляли на дальность до 5 км снарядом весом 38 кг. Предположим, что противник ведет огонь из-за толстых стен подвального этажа многоэтажного каменного здания. Это 150-мм орудие могло при полном заряде выстрелить прямо в окно здания, либо, уменьшив заряд, выстрелить вверх так, что снаряд упал бы на крышу здания и, проломив перекрытия, разорвался бы в подвале.

Некоторые читатели считают, что в нашем стрелковом полку был эквивалент этим орудиям – четыре 120-мм миномета, стрелявших минами весом 16 кг. Это не эквивалент, и дело даже не в том, что мина весом 16 кг по пробиваемости и мощности не идет ни в какое сравнение со снарядом весом 38 кг.

Миномет – это не орудие точной стрельбы, это оружие заградительного огня, он стреляет не по цели, а по площади, на которой находится цель. По теории вероятности, если стрелять достаточно долго, то какая-нибудь мина попадет и точно в цель. Но за время, которое потребуется для этой стрельбы, и цель может уйти из-под обстрела, и вражеские артиллеристы могут обнаружить позиции минометов и уничтожить их. Да и представим, что в рассмотренном нами примере у каменного здания прочные бетонные перекрытия, которые мина насквозь пробить не может. Противник будет в безопасности от огня наших минометов, поскольку в стену здания миномет выстрелить не сможет.


Немецкое 150-мм пехотное орудие


А немецкое 150-мм пехотное орудие стреляло исключительно точно. Об этом можно прочесть в воспоминаниях человека, который поставлял в Вермахт это орудие, – у министра вооружения фашистской Германии А. Шпеера. В конце 1943 г. он посетил советско-германский фронт на полуострове Рыбачий и там:

«На одной из передовых позиций мне продемонстрировали, какой эффект производит прямое попадание снаряда нашего 150-мм орудия в советский блиндаж… я своими глазами видел, как от мощного взрыва в воздух взлетели деревянные балки».

Чтобы это было не слишком тяжело читать, процитирую и следующую фразу Шпеера:

«Сразу же стоявший рядом ефрейтор молча рухнул на землю: выпущенная советским снайпером пуля через смотровое отверстие в орудийном щите попала ему в голову».

Немецкие генералы настолько точно подобрали параметры артиллерийского оружия для своих дивизий, что, за исключением противотанкового, оно всю войну не менялось и лишь в производстве технологически совершенствовалось. Правда, если его не хватало, то в полках вместо 75-мм легкого пехотного орудия использовалось два 81-мм миномета, а вместо 150-мм тяжелого орудия два 120-мм миномета. Но это только в случае, если не хватало этих орудий. А у нас в дивизиях в ходе войны артиллерия все время менялась. В 1943 г., как я уже писал, стали производить новую, легкую, весом 600 кг, 76-мм полковую пушку, но до раздельного заряжания так и не дошли.

Экономика войны

А теперь об артиллерии всей дивизии. У нас в начале войны в дивизии довоенного состава, т. е. численностью до 17 тыс. человек, по штату предполагалось два артиллерийских полка: легкопушечный с 36-ю 76-мм пушками конструктора Грабина и гаубичный с 12-ю 152-мм и 24-ю 122-мм гаубицами.

А у немцев в дивизии был один артиллерийский полк с 36-ю 105-мм и 12-ю 150-мм гаубицами.

На первый взгляд наше преимущество в артиллерии было бесспорно. Наверное так его расценивали и Сталин, и Политбюро. Но это только на первый взгляд. Для тех целей, для которых предназначена дивизионная артиллерия, – для подавления подготовленной обороны противника, – 76-мм калибр был очень мал и толку от него было очень немного. Очень часто можно прочесть, что артиллеристы в той войне 76-мм дивизионную пушку очень хвалили. А почему артиллеристам ее не хвалить? В. Г. Грабин создал ее легкой, выносливой, удобной. Но стреляет дивизионная артиллерия со своего тыла, и хвалить ее должны не артиллеристы, а пехота, которой после стрельбы из этих пушек нужно идти в атаку на неподавленную оборону противника. А вот читать, чтобы пехота хвалила 76-мм пушку ЗИС-3, мне не приходилось. Пехота хвалила гаубицы, особенно 122-мм гаубицу М-30 образца 1938 года конструктора Ф. Ф. Петрова, правда, технологически усовершенствованную все тем же Грабиным. Эта гаубица оставалась на вооружение Советской Армии во внутренних округах по крайней мере до начала 80-х годов. Это было мощное и исключительно точное оружие. А пушки ЗИС-3 после войны с вооружения были быстро сняты, хотя их и хвалили артиллеристы.


122-мм гаубица М-30 конструктора Ф. Ф. Петрова


Ведущий эксперт британской военной разведки Лен Дейтон написал обзор «Вторая Мировая. Ошибки, промахи, потери». Можно не принимать его суждения во внимание, но интересны цифры, которыми он их подтверждает и которые могли им быть получены только в немецких источниках. Оценивая состояние советской артиллерии во Второй Мировой войне, он пишет:

«Артиллерия Красной армии по своему уровню соответствовала той, что использовалась на Западном фронте в 1918 году, – это почти то же самое, что назвать ее очень плохой. В грядущих сражениях меньше 50 процентов потерь немецких войск, действовавших на Восточном фронте, приходилось на артиллерийский огонь, в то время как относительные потери от огня англо-американской артиллерии превышали 90 процентов».

По поводу того, кому следует хвалить оружие, нужно немного отвлечься. Стрелковый и артиллерийские полки примерно равны по численности. Если учесть количество артполков в дивизиях, в корпусах, в резерве главного командования, то мы сильно не ошибемся, если примем, что в армии в ту войну на одного пехотинца приходился один артиллерист. Но…

За последние 28 месяцев войны в общих потерях советских войск пехотинцы составили 86,6 %, танкисты – 6,0 %, артиллеристы – 2,2 %, авиаторы – 0,29 % и остаток лег на другие рода войск. Почти 9 из 10 погибших – это пехотинцы. Вот их и надо расспрашивать о том, какое оружие хорошее, а какое – плохое.

К примеру, трудности в нашем первом большом наступлении под Москвой историки объясняют именно отсутствием гаубиц, а не дивизионных пушек. «Хотя к началу наступления, – пишется в сборнике «Битва под Москвой», М., Военное издательство, 1989 г., – в армии стало больше артиллерийских средств, все же их явно не хватало. Особая нужда была в артсредствах усиления. Так, артиллерия Западного фронта на 75 % состояла из 45-мм и 57-мм полковых, 76-мм дивизионных пушек и 82-мм минометов».[25]

У нас в воспоминаниях ветеранов довольно часто присутствует утверждение, что немцы, дескать, воевали по шаблону. Когда пытаешься понять, о каком шаблоне идет речь, то выясняется, что немцы просыпались утром, завтракали, высылали на наблюдательные посты артиллеристов и авиационных представителей, вызывали авиацию и бомбили наши позиции, проводили по ним артиллерийскую подготовку, затем атаковали их танками с поддержкой пехоты. А что должны были делать немцы, чтобы прослыть у наших военных спецов оригинальными? Не бомбить наши позиции и послать пехоту впереди танков? Или наступать ночью, когда артиллерия и авиация не могут поддержать пехоту? Немцы и ночью наступали, но специально подготовленными подразделениями и только тогда, когда это было выгодно.

Давайте рассмотрим вопрос, который я никогда не встречал в нашей литературе и рассматриваю его по упоминаниям немецких авторов, которые его, впрочем, специально тоже не рассматривают.

На военной кафедре меня учили (кстати, фронтовики), что оборону нужно занимать (рыть траншеи) на скатах высот, обращенных к противнику, чуть ниже их гребня (чтобы головы не торчали на фоне неба). Потому что с этих наиболее высоких точек дальше всего видно, и огонь по противнику можно открыть, когда он еще далеко. Это классика.

Но вот в Красной Армии в дивизионной артиллерии возобладала 76-мм пушка, орудие, стреляющее почти параллельно земле. Этими пушками очень удобно стрелять именно по передним скатам высот. И немцы, оставив побоку классическое построение обороны, стали строить оборону на задних скатах высот. Подавить эту оборону пушками стало очень трудно – мешает гребень высоты, а гаубичной артиллерии и минометам не видно, куда они стреляют. Вы скажете, что ведь и немцам из-за высоты ничего не видно. Да, но немецкие генералы хорошо представляли себе реальный бой. Они знали, как наши войска будут наступать, по какому шаблону.

На гребне у них были наблюдатели и редкие пулеметчики. Когда наша артиллерия начинала вести артподготовку, т. е. стрелять по передним скатам высот и по площадям за высотами, то наблюдатели и пулеметчики уходили вниз, и наша артиллерия молотила по пустому месту. Далее в атаку шли наши танки. Пока они поднимались по переднему гребню высоты, целей у них для стрельбы просто не было. А когда они уже были на вершине, то перед ними открывалась совершенно неизвестная, неразведанная ими местность. Им требовалось время, чтобы найти что-нибудь, по чему выстрелить.

При этом наши танки становились на фоне неба идеальными мишенями, и хорошо замаскированная немецкая противотанковая артиллерия сразу же их расстреливала. А затем минометы и стрелки огнем сгоняли с высоты нашу пехоту.

Возьмем годы наших наступлений, когда у нас все оружие уже вроде было. За 28 месяцев с 1 января 1943 г. по конец войны наши безвозвратные потери (убитые и пленные) составили 4 млн. 28 тысяч (и санитарные потери – 12 млн. 831 тыс.). А немцы за 27 месяцев с 1 сентября 1942 г. по 1 декабря 1944 г. (других данных нет) потеряли убитыми и плененными на всех фронтах от Африки до Мурманска 2 млн. 806 тыс. убитыми и плененными. Это отчего такое соотношение? Оттого, что немцы воевали по шаблону, а мы творчески? Был у немецких генералов безусловно один шаблон – наносить максимальные потери врагу при минимальных своих потерях. Был ли такой шаблон у наших генералов – вот в чем вопрос!

Но вернемся к вооружению наших и немецких дивизий в начале войны.

Говорят, что зато 76-мм пушка ЗИС-3 была хорошим противотанковым оружием. Ну так это ведь только потому, что не было хорошей собственно противотанковой пушки. И уже в 1942 г. ЗИС-3 и как противотанковое средство перестала удовлетворять армию. Срочно начали производить противотанковую 57-мм пушку ЗИС-2.


57-мм противотанковая пушка ЗИС-2


Наш читатель А. Г. Пономарев о ней пишет:

«И вот, наконец, в 1942 г., благодаря инициативе и огромным усилиям В. Г. Грабина и его коллектива, на вооружении Красной Армии появляется долгожданное 57-мм противотанковое орудие ЗИС-2 с удлиненным стволом и повышенной начальной скоростью снаряда, позволяющими пробивать даже 100-мм броню немецких танков, а тем более бронетранспортеров. Казалось бы, задача успешно решена и теперь остается только наращивать массовый выпуск противотанковых пушек ЗИС-2! Но… при всех несомненных достоинствах конструкции пушки ЗИС-2 (особенно в сравнении с 45-мм пушкой, которую фронтовики окрестили „Прощай, Родина“) ей был присущ существенный недостаток: пушка ЗИС-2 после выстрела, подпрыгивая, изменяла свое первоначальное положение, т. е. сбивалась линия прицеливания при стрельбе прямой наводкой! Это печальное обстоятельство требовало, в свою очередь, от расчета непрестанных усилий по накатке орудия вручную в ее первоначальное положение и корректировке линии прицеливания. И это при стрельбе прямой наводкой по атакующим танкам противников под непрестанным орудийным и пулеметным огнем! Вот почему среди фронтовиков-артиллеристов пушка ЗИС-2 получила прозвище: „Смерть врагу – пиз…ц расчету“ Характерно, что народная молва фразу „Смерть врагу“ поставила все же на первое место! Об этом как ни странно не сообщается в отличной книге воспоминаний В. Г. Грабина „Оружие победы“». (М., Политиздат., 1989 г.)

Конечно, при выяснившейся негодности для борьбы с немецкими танками 45-мм пушки легкопушечный полк 76-мм пушек в составе нашей дивизии улучшал ее противотанковые возможности, но средством непосредственной поддержки пехоты он был все же сомнительным. Конечно, если больше ничего нет, то 76-мм пушка – это хорошо, но стоило ли так вооружать нашу дивизию?

Рассмотрим теперь гаубичные полки в нашей и немецкой дивизиях. В нашем полку гаубиц было меньше, но зато их калибр в среднем больше. И по любимому военными показателю – по весу залпа – наш полк почти не уступал немецкому. Залп немецкого артполка весил 1054,8 кг, а нашего – 1000,8 кг.

Но воюют не показателями, а уничтоженными целями у противника. А для этого надо было подвести орудия к огневому рубежу и иметь чем стрелять.

Немецкую артиллерию перевозили лошади, а нашу – самые разнообразные средства – от тракторов и тягачей до лошадей.


Немецкий артиллерийский полк пехотной дивизии на марше


Немецкая тяжелая 150-мм гаубица была существенно тяжелей нашей 152-мм гаубицы (5512 кг против 4150 кг), и при буксировке лошадьми она разбиралась на две части. В этом плане наш тяжелый дивизион был более подвижным. (Поэтому в 1942 г. немцы заменили эту гаубицу на новую, более легкую). А 105-мм немецкая гаубица была, соответственно, существенно легче нашей 122-мм (1985 кг против 2500 кг). То есть тут немцы были подвижнее.


Немецкая 37-мм противотанковая пушка на мехтяге


Но это не все, ведь немцы потому использовали конную тягу для артиллерии пехотных дивизий, что собирались вести маневренную войну – в отрыве от своих баз снабжения. Лошади, в отличие от машин, более автономны – корм им добывают прямо на месте, а бензин на месте не добудешь. Поэтому в начале войны мы очень много артиллерии бросили у границ именно по этой причине – не было ни топлива для тягачей, ни артиллерийских лошадей. Хитростей здесь немного, но наши генералы, за редким исключением, думать об этом не хотели. Поэтому, как это ни парадоксально звучит, но немецкая артиллерия на конной тяге была подвижнее, чем наша на механической. Зачем тянуть артиллерию пехотной дивизии со скоростью больше скорости пехотинца? И в немецкой пехотной дивизии только противотанковый дивизион, самые легкие пушки, буксировался тягачами. Танки быстрые, могут появиться в любом месте, следовательно, в том же месте немедленно должны оказаться и противотанковые пушки. Судя по результатам начала войны, немецкие генералы и тут оказались правы.

А теперь о том, чем стрелять. В немецком понятии боекомплект – это запас боеприпасов на 48 часов автономного боя дивизии. Немцы ведь понимали, что, войдя в прорыв, они затруднят снабжение не только вражеских дивизий, но и своих. Поэтому калибр своих легких гаубиц они выбрали минимально достаточный – 105 мм.

По весу боекомплект наших гаубиц и боекомплект немецких в расчете на орудие был примерно одинаков. Поэтому штучно боекомплект тяжелых гаубиц и у нас, и у немцев тоже был одинаков – 60 выстрелов. Но за счет того, что вес выстрела 105-мм гаубицы был легче, чем нашей 122-мм, то боекомплект к немецкой легкой гаубице количественно был существенно больше: в артполках к нашей 122-мм гаубице полагалось 80 выстрелов, к немецкой – 126. (Кроме этого, у немцев в тылах дивизии перевозилось еще по 148 выстрелов в расчете на орудие к легким гаубицам и по 90 выстрелов к тяжелым. Поэтому автомашин и лошадей в немецкой дивизии было существенно больше, чем в нашей). Но поскольку я не знаю, какой запас снарядов был в тылах нашей дивизии и был ли он вообще (у нас интенданты не пишут мемуаров, а остальные, видимо, и во время войны этим не сильно интересовались), то давайте рассмотрим возможности артполков, исходя из их полковых боекомплектов. Наш полк мог сделать по врагу 2640 выстрелов, немецкий – 5256, почти вдвое больше. То есть, артиллерийский полк немецкой дивизии по возможности подавить цели на поле боя в маневренной войне был равен примерно двум нашим гаубичным полкам.

Но и это не все. Важно подавить цель как можно меньшим количеством боеприпасов, для этого нужно точно стрелять. Здесь немцы нас превосходили намного. Я еще раз дам слово читателю А. Г. Пономареву:

«В период Великой Отечественной войны артиллерия германского Вермахта в основном имела преимущество в технической оснащенности артиллерийской инструментальной разведки и в организации соответствующих служб артиллерийского вооружения: наличие разведывательных теодолитов, высокоточных стереоскопических нерасстраивающихся дальномеров (типа R-40 фирмы „Карл Цейс“), приборов звукометрической разведки и автоматикой топографической привязки на местности, разведывательных самолетов типа „ФВ-189“ для корректировки артиллерийского огня и определения координат целей с помощью аэрофотосъемки и т. п. Более того, армия германского Вермахта была оснащена точными топографическими картами разных масштабов, которые в Красной Армии появились в конце 1942 г. после реализации научных работ выдающегося русского геодезиста В. Красовского (эллипсоид формы Земли по Красовскому) и назначения А. Баранова (начальника „Метростроя“) начальником управления геодезии и картографии с задачей в кратчайшие сроки обеспечить выпуск точных топографических карт для нужд Красной Армии с системой координат 1942 г. До этого в Красной Армии использовались устаревшие топографические карты дореволюционного образца или трофейные немецкие топографические карты».

Кто мешал нашим генералам заняться этим делом, хотя бы картами, до войны?

Все в бой!

Немного остановимся на противотанковом оружии, в выборе которого, казалось бы, ошиблись обе стороны.

Возможно благодаря контрразведке СССР, организованной Л. П. Берия, для немцев оказались полной неожиданностью наши танки Т-34 и КВ. Каким-то образом НКВД сумело скрыть не только то, что мы уже их разработали, но и то, что уже массово поставляем их в войска? Противотанковое оружие немецкой пехотной дивизии оказалось бессильным против брони именно этих танков, и они стали в ходе войны заменять его сначала на 50-мм, а затем 75-мм противотанковые пушки, стали придавать пехотным дивизиям самоходные противотанковые дивизионы.

А вот почему для наших генералов оказалась неожиданной толщина брони немецких танков T-III и T-IV и бессилие против них нашей 45-мм противотанковой пушки – непонятно. Ведь немцы применяли эти танки и столь же хорошо бронированные самоходные пушки еще в войне с Польшей в 1939 г.

Почему снаряды наших 45-мм пушек, и так не очень мощных, ломались о броню? Почему не был поставлен на вооружение подкалиберный снаряд для них? Известны фамилии тех, кто воспрепятствовал поставить на танки КВ 107-мм мощную пушку, предлагаемую Куликом и Грабиным. Известно, какими теориями руководствовались они, чтобы не дать оснастить эти танки мощным оружием. Но чем, какими теориями руководствовались те, кто снял с производства собственно противотанковую 57-мм пушку в 1941 г. (было изготовлено всего 320 шт.), чтобы уже в 1942 г. снова начать ее производить?

Какие теории подсказали нашим военным профессионалам, что Красной Армии не потребуются противотанковые ружья, которые мы бросились конструировать только после начала войны? С чего наши генералы взяли, что не потребуется противотанковая ручная граната, которую тоже начали конструировать, когда гром грянул?

В нашей дивизии для борьбы с танками, как видно из таблицы (стр. 213), было 54 противотанковые пушки и, на всякий случай, 36 орудий легкопушечного артполка – всего 90 стволов. Считалось почему-то, что этого вполне достаточно.

Немцы собрались драться в основном с нашими легкими танками, у которых лобовая броня не превышала 25 мм, а бортовая была в пределах 9—13 мм. Этих танков у нас в СССР было 23 тыс.

Для этих танков в дивизии немцев было 75 противотанковых пушек, которые пробивали такую броню на любом расстоянии. Кроме этого, у них было 90 противотанковых ружей размером чуть больше обычной винтовки, которые на расстоянии 100 м пробивали броню 30 мм, а с расстояния 300 м – 25 мм, т. е. могли бить наши бронемашины, танки Т-26 и БТ хоть в борт, хоть в лоб. Но и этого мало. Каждому, кто имел в немецкой пехотной дивизии винтовку, а таких было 12 609 человек, выдавалось по 10 усиленных бронебойных патронов, пуля которых развивала скорость 930 м/сек и с расстояния 100 м могла пробить 13 мм брони, т. е. борт почти всей нашей легкой бронетехники.

И хотя у нас в западных округах числилось 8329 танков (из которых 636 танков КВ и 1225 танков Т-34) против 3528 танков у немцев, но наступали немцы, а не мы, и надо думать потому, что их генералы, пусть и с ошибками, но позаботились о противотанковой обороне своей пехоты. Ну, а о чем думали наши генералы перед войной – то война все списала.

И еще об одном. Из процитированного выступления Мерецкова на декабрьском Совещании РККА видно, что, по теориям наших довоенных «профессионалов», у наступающей дивизии в атаку шло 640 стрелков, а в тылу за этим наблюдали 2740 стрелков.

«Исправляя» эту ошибку, Г. К. Жуков на этом же совещании сделал доклад «Характер современной наступательной операции». Все наши историки считают этот доклад вершиной военной мысли. Но вот как Жуков предполагал организовывать наступление.

В первом эшелоне ударной армии непосредственно прорывает оборону «ударная группа: состоит обычно из трех, реже – двух стрелковых корпусов, усиленных артиллерией, танками, инженерными и химическими средствами и средствами ПВО. Корпус может наступать одним и двумя эшелонами». То есть, в первом эшелоне, по мнению Жукова, реально должно быть от 6 до 9 дивизий.

Далее – «вспомогательная группа обычно состоит из одного корпуса» – 3 дивизии.

Далее – «в армии может быть две или одна сковывающие группы»,[26] – надо полагать, что это еще 3 дивизии.

Далее – «резерв в составе 2—3 дивизий».

Далее – «подвижная группа» с «двумя механизированными, одним-двумя кавалерийскими корпусами» – до 12 дивизий.

Таким образом, Жуков учил, что полководец из имевшихся у него в распоряжении 30 дивизий удар должен наносить силою от 6 до 9 дивизий, а остальные в это время должны находиться во втором и остальных эшелонах. Опыта недавней финской войны для этого теоретика не существовало.


А вот как Гудериан наносил удар по войскам Жукова.

Во-первых, построение было с точностью до наоборот: у Жукова стрелковые соединения прорывают оборону, а танковые ждут, у немцев именно танковые дивизии прорывали оборону, а за ними шли пехотные дивизии.

Во-вторых, если по теориям Жукова полководец должен прорывать оборону менее чем третью своих войск, то практик Гудериан строил свои дивизии следующим образом:

На 22 июня 1941 г. во 2-й танковой группе Гудериана из 12 дивизий и одного полка в первом эшелоне было 11 дивизий, 10-я танковая дивизия и полк «Великая Германия» – в резерве.

На 1 августа 1941 г. при наступлении на Рославль из 10 имевшихся у Гудериана дивизий 9 наступали в первом эшелоне и 78-я пехотная – во втором.

На 18 ноября 1941 г. при наступлении на Тулу из 12,5 дивизий Гудериана в первом эшелоне наступало 11,5 дивизий, а 25-я мотодивизия, которая в это время ликвидировала в тылу у немцев окруженную группировку наших войск, считалась в резерве.

Для немцев построение наших войск было настолько диким, что они почти все в воспоминаниях отмечали эту особенность блестящей советской военной теории – вводить войска в бой по частям, давая противнику возможность перебить их по отдельности.

Немецкие генералы исповедовали совершенно другой принцип – массированного удара. Не только вся пехота, а вообще все рода войск должны участвовать в бою. Если бой идет, то никто не должен отсиживаться, даже если по его боевой профессии вроде и нет сейчас работы.

Скажем, саперный взвод пехотного батальона создавался только если не было боя, в бою его солдаты были в стрелковых цепях, вернее, – это стрелков дополнительно обучали саперному делу. У командира пехотной роты по штату было четыре курьера (связных). Поскольку они не все сразу бегают с приказаниями, то, чтобы не сидели во время боя без дела, им дали снайперскую винтовку.

Наши саперы были истребителями танков по нужде. А у немцев истребление танков было одной из боевых задач полковых саперов, саперы были обязательны в группах истребителей танков – затягивали на шнурах противотанковые мины под гусеницы двигающегося танка, ослепляли его дымовыми гранатами и шашками, подрывали поврежденный танк, если экипаж не сдавался.

А дивизионный саперный батальон немцев, за исключением минометов, был вооружен точно так же, как и пехотные батальоны, кроме этого он имел 9 огнеметов, так как обязан был штурмовать вместе с пехотой долговременные укрепления противника.


Группа немецких истребителей танков у нашего подбитого Т-34. Стоит сапер с противотанковой миной в руке.


Еще пример. Предположим, идет бой, а у противника нет танков. Получается, что противотанковой артиллерии нечего делать. Нет, это не по-немецки. У Гудериана в воспоминаниях есть момент, когда он в бою в поисках своих частей подъехал к деревне, занятой нашими, а деревню атаковала всего лишь «одна 37-мм противотанковая пушка». Это сразу не понять – как артиллеристы без пехоты могли атаковать? Но дело в том, что во всех противотанковых подразделениях немецкой пехотной дивизии были и стрелки. На каждую пушку приходилось по 3 солдата с ручным пулеметом. Вместе с 6 вооруженными винтовками артиллеристами они составляли что-то вроде пехотного отделения, усиленного пушкой. Поэтому наряду со стрелками и оборонялись, и атаковали, а когда у противника появлялись танки, то они занимались своими прямыми обязанностями.

По штатной численности в начале войны наш полк даже превосходил немецкий, но когда начинался бой, то в немецких полку и дивизии оружием действовало одновременно гораздо больше бойцов, чем в наших.

Довоенные взгляды

Читая стенограммы декабрьского 1940 г. Совещания высшего командного состава РККА, я пришел к мысли, что у советских и немецких генералов перед войной были существенные расхождения по основополагающим идеям ведения боевых действий.

Взгляд на цель боевых действий. Как мне видится, у советских генералов целью боевых действий был рубеж. Рубежи либо достигались в наступлении, либо отстаивались в обороне. Уничтожение противника являлось как бы следствием выхода на рубеж – враг мешал это сделать и его уничтожали, а для удержания рубежа или его занятия не жалели никаких средств. Это, кстати, отмечают и те немецкие генералы, которые в своих воспоминаниях пытаются оценить своего советского противника.

Отмечают и удивляются. Поскольку у немцев целью боевых действий было только уничтожение противника, рубежи имели второстепенное значение. Немцы исходили из мысли, что если уничтожить противника, то занять или удержать любой рубеж не составит проблем.

Главный фактор победы. Судя по всему, немцы главным фактором победы считали нанесение по противнику удара как можно большей силы, для чего у них предусматривались для участия в бою одновременно и все силы, и все рода войск.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22