Лекция Первая.

Предмет, о котором я хочу вам говорить теперь, наглядно показывает нам, до какой степени предварительное знакомство с естественными и особенно физико-математическими науками необходимо для понимания всех остальных отраслей знания, даже таких темных, как средневековая теология.

По мнению ортодоксальных теологов, со дня появления Апокалипсиса прошло уже почти две тысячи лет. По моим астрономическим вычислениям, о которых я общепонятно расскажу вам дальше, этот срок приходится сократить до полуторы тысячи лет. Но все же и такой промежуток времени страшно громаден, особенно по количеству перемен в политической и общественной жизни, в области искусства, литературы и, в особенности, науки. Можно сказать, что за весь предыдущий период своей жизни человечество на земле не переживало ничего подобного.

Миллионы людей читали за это время Апокалипсис, и целые горы комментариев были написаны о нем. Я без преувеличения могу сказать, что, если бы собрать весь рукописный материал в этой книге, который существовал в старинных, давно исчезнувших книгохранилищах средних веков до изобретения печатного станка, и тот, который накопился со времени этого изобретения, то на помещение потраченной бумаги, вероятно, не хватило бы даже нашей залы.

Апокалипсис толковался в этих книгах со всевозможных точек зрения: с исторической, мистической, литературной, пророческой… Не толковался он до самого последнего времени только с одной — астрономической — точки зрения, с которой его прежде всего и надлежало бы толковать.

Чтобы не быть голословным, я сейчас же приведу вам наглядный пример, показывающий, как сфинкс сразу рассыпается, когда мы нашли его разгадку.

Всякий из вас, кто хоть раз читал Апокалипсис, конечно, помнит то его место в IV главе, где автор говорит, что видел в небе четырех животных. Первое из них было подобно тельцу, второе — подобно льву, третье — с головой, как у человека, и четвертое было подобно летящему орлу, и все они были полны очей спереди и сзади, внутри и около. В одной старинной рукописи я видел на рисунке и сами фигуры этих существ в виде реальных животных: тельца, льва, центавра и крылатого коня Пегаса, к которому была приделана вдобавок орлиная голова. А вся кожа этих животных была покрыта глазами: глаза у них были и на спине, и на хвосте, и на ногах, и на животе, глаза летали около них… Вышло что-то уродливое, чудовищно-безобразное…

А между тем, если бы комментаторы знали, что эти четверо животных находятся и до сих пор на том «стеклянном море», каким для древних представлялся небесный свод; что в любую ясную звездную ночь каждый может их наблюдать в виде соответствующих созвездий Льва, Тельца, Стрельца и Пегаса; если бы они знали, что на всех древних картах первых веков христианства и даже вплоть до XIX столетия около упомянутых созвездий очерчивались контуры этих самых животных, при чем Стрелец рисовался именно в виде центавра с туловищем, как у коня, с головой, как у человека; если б они знали, наконец, что все эти контуры древние астрологи предполагали действительно черченными на «кристаллическом небесном своде» или даже живущими на нем в виде реальных зверей, и что все они «полны очей», т.е. вечно мерцающих звезд, спереди и сзади, внутри и около (рис. 2, 3, 4 и 5), — то они поняли бы, что здесь только описывается одна из самых чудных картин звездного неба, а не те многоглазые чудовища, которые создала их дикая, научно не подготовленная фантазия!

Для окончательного же выяснения причин, почему автор Апокалипсиса прежде всего описал этих животных, мне нужно вам сказать еще следующее: весь небесный свод разделялся в древности, да разделяется и теперь, своими меридианными линиями на 24 полосы, которые называются «часами прямого восхождения» неба. Все эти 24 полосы сходятся около полярной звезды, и в наших умеренных странах северногополушария земли, при ежесуточном движении неба, каждая из них сначала медленно восходит на востоке нижней своей половиной, затем высоко поднимается к зениту и как бы дежурит над прикрываемой ею страной в продолжение целого часа, после чего этот «звездный часовой» спускается к западу, как бы падая на колени, пока снова не начнет подниматься на востоке.

Четыре же животные, о которых я вам говорил, расположены крестообразно (рис. 6) среди этих вечно сменяющих друг друга сторожей небесного свода древних. И находятся они как раз на пути, по которому, при своем кажущемся движении, ежегодно проходит солнце в продолжение четырех времен года.

Если вы припомните при этом, что на небе находится еще созвездие Трона (впоследствии переименованное в созвездие Кассиопеи), а как раз напротив этого Трона, по другую сторону небесного полюса, в котором сходятся все 24 полосы часов прямого восхождения неба, находятся еще семь огненных лампад — семь ярких звезд (рис. 7) известного каждому из вас созвездия «Большой Медведицы», — то вы поймете, прочтя следующее место Апокалипсиса, как велика его поэзия, если вы отнесете все указанные образы к звездному небу сообразно с приложенной картой, представляющей собою ту половину неба, которая находится к северу от эклиптики (пути солнца по небу), стр. 23:

Но если эти строки есть место явно астрономическое (а далее я вам приведу и еще целый ряд подобных мест), то, значит, Апокалипсис построен на астрономической канве. Люди, незнакомые с основаниями астрономии, конечно, не могли правильно понимать этих мест и, естественно, должны были приписывать им какое-то таинственное значение, как люди, незнакомые с основаниями элементарной геометрии, неизбежно должны приписывать каббалистическое значение самым простым ее формулам и чертежам.

Но вы спросите меня, каким же образом произошло, что никто из астрономически образованных людей не дал в средние века таких простых объяснений (скорее указаний), и почему эти указания не были сейчас приняты всеми историками и теологами, как очевидные? Каким образом могло произойти, что личные объяснения самого автора Апокалипсиса, который, конечно, понимал свою книгу, могли затеряться среди его сторонников в средние века?

Ответ на такие вопросы дает нам сама история средневековья.

Древний мир с его научным мировоззрением и особенно история первых веков христианства теперь являются отделенными от нас как бы непроницаемой завесой мрачного церковного самодержавия, профильтровавшего в XII—XV веках через огонь своих костров все исторические документы и допустившего до нас лишь те из них, которые были благоприятны господствовавшей церкви, да и то нередко в наполовину подделанном или искаженном до неузнаваемости виде.

В самом начале этого мертвящего периода должны были исчезнуть и все отголоски астрологических толкований Апокалипсиса, несомненно существовавшие до того времени. Припомним только, что «кодекс Юстиниана», приписанный VI веку, приравнивает астрологов к отравителям и приказывает предавать их таким же пыткам и казням, как и этих последних. Написать или сохранить астрологическое толкование на Апокалипсис, уже объявленный, как нас уверяют, на Карфагенском соборе 397 г. боговдохновенной, пророческой книгой, это было бы в XII — XV веках прямо отправиться на плаху или на костер…

Потом наступил, наконец, рассвет. Многочисленная паства тех самых монахов, сжигавших всякие книги, кроме ортодоксальных, благодаря самой своей многочисленности, должна была демократизировать фундамент даже и государственной церкви. В многочисленных монастырях, повсюду возникавших в средние века, как грибы в осеннее время, по всей западной, южной и средней Европе, начали понемногу, кроме праздных и фанатизированных монахов, находить себе приют и все мыслящие люди, утомленные жизнью и ее бурями и желавшие посвятить остаток своих дней созерцанию и размышлению. Эти люди, вместе с немногими философски-настроенными умами из привилегированных или зажиточных сословий того времени, начали культивировать не только одну ортодоксальную теологию, но и все остатки знаний, которые дошли до них через убийственный период религиозных гонений времен инквизиции. На реалистической почве возродились и приняли реалистический оттенок и все прежние науки древнего мира — астрология, алхимия, математика и первые зачатки физики и естествознания вообще.

Но первоначальные астрономические истолкования Апокалипсиса в это время уже затерялись, сама книга была признана церковью за произведение ученика Христа, бывшего рыбака Иоанна, и в подтверждение ее принадлежности именно этому легендарному лицу был составлен целый ряд подложных толкований от имени различных епископов первых веков и даже ряд подложных споров этих епископов по поводу ее происхождения.

Всякий, приступавший к изучению Апокалипсиса, подходил к нему еще не подготовленным научно, так как теология ставилась тогда во главе всех остальных наук и изучалась ранее других. Благодаря этому, в голове каждого с самого начала возникали прочные ассоциации между различными выражениями Апокалипсиса и соответствующими им мистическими толкованиями учителей. Ассоциации эти были до того неразрывны, что когда будущий ученый, наконец, приступал к изучению астрономии и собственными глазами видел на тогдашних картах всех апокалиптических животных в их точном виде, то не имел уже сил отделаться от предвзятых представлений, разделявших для него непроницаемой стеной эти родственные или даже тожественные картины в двух различных областях знания.

Он невольно считал это тожество за простую случайность, а самую свою мысль об авторе Апокалипсиса, как о простом астрологе, — за бесовское навождение, от которого нужно бежать и о котором опасно писать.

Почти в таком же положении находился, повидимому, и великий основатель современной математической астрономии — Ньютон.

Когда, заключенный навсегда в стенах Алексеевского равелина, а затем в Шлиссельбургской крепости, я впервые прочел Апокалипсис и сразу увидал в некоторых его картинах чрезвычайно живое и поэтическое описание звездного неба, я сразу понял, что по изложенному в VI главе этой книги астрологическому гороскопу момента наблюдения, как и по всякому другому гороскопу, не трудно вычислить с астрономической точностью не только год и день, но даже и самый час звездных наблюдений автора, и мне страстно захотелось узнать, что написал Ньютон об Апокалипсисе.

Мне было ясно, что, как астроном, он не мог не понимать чисто астрономических выражений, испещряющих почти сплошь весь Апокалипсис и странных только для непосвященных в астрономию. Но как бы я мог тогда, отрезанный от всего живого мира, достать комментарий Ньютона? Лишь после того, как буря, промчавшаяся над страною в 1905 г., выбросила меня из стен Шлиссельбургской крепости, мне удалось получить Opuscula Ньютона, где заключается его исследование об Апокалипсисе и притом сразу в двух версиях: одной на латинском языке, полученной в подарок от моего Друга Л. Ф. Пантелеева, и другой на старинном английском языке, временно, из библиотеки Пулковской обсерватории. Обе версии были почти одинаковы, но ни в одной я, к своему великому огорчению, не нашел никакого ясного намека на то, чтобы Ньютону был известен астрологический смысл многих мест исследуемой им книги.

Впрочем, уже после нескольких страниц чтения для меня сделалось ясно, что Ньютон не мог, да и не пожелал бы сообщить всему свету о своих сопоставлениях, если такие и были. Уже в начале своего толкования он предупреждает читателя, что Апокалипсис — книга, писанная под диктовку самого бога, и читать ее нельзя как всякую другую книгу.

То есть:

Без слов понятно, что самый светлый ум, подойдя к предмету своего исследования с подобными предвзятыми мыслями, не мог бы и не захотел бы сказать ничего другого, кроме того, что он сам себе заранее внушил.

Так было и с Ньютоном. Только-что описанная мною вам чуждая картина созвездий четырех времен года — Льва, Тельца, Пегаса и Стрельца — стала представляться ему в «иносказательном смысле», как изображение четырех херувимов библейского святилища, а стеклянное море, на котором они стояли, не «небесным сводом», а медным полом около палестинского жертвенника!

Если Ньютон и заметил, что многие места Апокалипсиса заключают точные астрономические выражения, то он побоялся открыть это перед всяким, руководясь, может-быть, той мистической идеей, что «скрытое богом от людей в продолжение полуторы тысячи лет» и открытое лишь одному ему, Ньютону, он не имеет права публиковать для всеобщего сведения. В его Opuscul'аx даже есть одно обстоятельство, которое прямо подсказывает такую мысль. Дело в том, что из всех библейских пророков Ньютон написал мистические комментарии только к трем, и как раз к тем, которые носят чисто астрологический характер, оставив в покое все другие пророчества, где астрология отсутствует! Попятно, что для него, как для астронома, именно эти три астрологические книги — Апокалипсис Иоанна и книги Иезекиила и Даниила — и должны были представлять особенный интерес, а потому он и исследовал исключительно их одних, оставив свои астрологические догадки исключительно для себя или даже зашифровав их в своих комментариях каким-либо обычным для того времени способом, которого еще никто не мог расшифровать.

Таково было отношение старых астрономов к Апокалипсису. Что же касается новых, то большинство из них, до выхода моей книги «Откровение в грозе и буре», вероятно, никогда даже и не прикасалось к Апокалипсису, да и вообще к религиозным книгам; только один Скиапарелли недавно написал исследование об астрономии в Библии.

Точно то же, несомненно, было бы и со мной, если бы не исключительные обстоятельства моей жизни, о которых я вам уже упоминал. Когда в 1882 г. я был пожизненно заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости без права чтения каких бы то ни было книг и без права иметь какие бы то ни было сношения с внешним миром или собственными товарищами по заключению, я был уже достаточно подготовлен астрономически. Стоило мне только закрыть глаза, и вся чудная картина небесного свода со всеми его мерцающими созвездиями вставала в моих воспоминаниях как-будто наяву. Поэтому понятно, что когда во второе полугодие нас сочли достаточно подготовленными одиночеством для восприятия православного учения и выдали каждому по Библии, то я с жадностью набросился на нее, чтобы найти в ней новый, еще не разработанный мною материал для размышлений и чтобы познакомиться из нее с мировоззрением древних. Об Апокалипсисе я в это время знал лишь из знаменитого некогда романа Чернышевского «Что делать?», где один из героев говорит, что комментарий Ньютона к Апокалипсису чрезвычайно интересный документ, так как представляет толкование сумасшедшего на сумасшедшего, потому что и Ньютон и автор Апокалипсиса «писали эти произведения в крайне преклонном возрасте, когда потеряли ясность рассудка».

С этим заимствованным представлением об Апокалипсисе я и принялся за его чтение и вдруг почувствовал, что читаю вовсе не бред больного, а чудную поэтическую книгу, непонятную для астрономически не подготовленного большинства, но понятную и ясную для тех, кто любит звездное небо, кто привык в звездную ночь сливаться с ним всей своей душою, кто в немом благоговении наблюдал и запоминал все совершающиеся на нем суточные и годичные перемены…[1]

Но есть причины, по которым легкое и ясное понимание древних научных книг трудно даже и для энциклопедически образованного человека. Уж слишком далеко разошлось наше современное мировоззрение с мировоззрением древних!

Для примера покажу вам хотя бы разницу наших представлений о вселенной со средневековыми представлениями о ней.

Современный астрономически образованный человек считает окружающее его пространство бесконечным по всем направлениям, и вверх, и вниз, и направо, и налево. И все оно наполнено, как-будто бездонный океан водою, чрезвычайно тонким и упругим веществом, наполняющим все невидимые, но многочисленные междумолекулярные промежутки наших собственных тел и окружающих нас предметов, подобно тому, как вода наполняет в глубине моря все поры живущих в ней губок. В этом бесконечном океане мирового эфира повсюду проносятся, с головокружительной быстротой трехсот тысяч километров в секунду, волны света, теплоты и других видов лучистой энергии, как аккорды вечной, никогда не смолкающей музыки миров, исходящей от каждого атома небесных светил. Эти волны скрещиваются между собою, пересекаются по всем направлениям в каждом мельчайшем пункте небесного пространства, омывают своими всплесками каждый атом мировых светил и всех существ, находящихся на них, и вызывают в их атомах ответные отзвуки и волны, точно так же уносящиеся в бесконечность, образуя из всей вселенной как бы один сплошной аккорд — нигде и никогда не смолкающий голос ее вечной жизни. И сами небесные светила, взятые целиком, никогда не остаются в покое. Они вертятся, кружатся друг около друга и целыми вереницами мчатся куда-то в даль мирового пространства, обращаясь вокруг еще неведомого центра нашего звездного неба…

Неравномерно наполнено ими пространство вселенной. В его бесконечности то здесь, то там плавают, как архипелаги островов на море, отдельные звездные скопления, каждое из миллионов светил, сгруппировавшихся вместе как бы в звездные венки. Все видимые нашим глазом светила составляют лишь незначительную область внутри одного из таких венков (рис. 8, А, в маленьком кружке), и вне этой области мы уже не можем разобрать простым глазом ни одной отдельной звезды.

Детальное изучение общего вида неба и тесноты размещения звезд в его различных областях показывает нам, что этот звездный венок находится внутри другого такого же венка (рис. 9), звезды которого сливаются в опоясывающую все видимое нами небо янтарную белесоватую полосу. Эта полоса кажется для нас более широкой за созвездием Ориона, где наружное кольцо находится к нам всего ближе, в кажется нам более узкой за созвездием Скорпиона, где кольцо наиболее удалено от нас, как это и следует по правилам перспективы.

Что же касается внутреннего звездного венка, в котором мы живем, то очевидно, что он не может нам казаться охватывающим всю сферу видимого нами пространства вселенной, но только его половину, а вблизи нас этот венок должен распадаться для наших глаз на тысячи звезд. Это очень ясно вы можете видеть при рассмотрении моей схемы. Вы видите на ней, что всякий луч зрения, идущий вниз из точки А, где предполагаемся мы, не встретит уже на своем пути ни одной слившейся в полосу части внутреннего кольца. Он встретит только его отдельные звезды. Точно также и все лучи зрения, идущие хотя бы и косвенно в правую половину схемы. Совсем не то, когда мы проектируем на нашем плане лучи зрения в левом направлении. Тогда каждый из них встретит в отдалении цельную Часть внутреннего кольца, а потому понятно, что перспективно полоса этого кольца будет нам казаться протянувшейся лишь по половине неба левой гемисфере чертежа). Кроме того, этот внутренний венок имеет не равноплотное, а облачное строение, т.е. составлен из многих звездных скоплений.

Отсюда ясно, что если бы оба эти венка лежали в одной плоскости, то внутреннее кольцо наполовину заслоняло бы наружное. Но, к счастью для нас, плоскость, в которой оно образовалось, слегка наклонена к плоскости наружного звездного кольца. Вследствие этого второе внутреннее кольцо, в одной из областей которого мы живем, и кажется нам по законам перспективы как бы ответвлением наружного кольца Млечного Пути, тем самым ответвлением, которое начинается на нашей северной гемисфере почти за созвездием Лебедя и кончается на южной гемисфере почти за созвездием Корабля (рис. 9).

О том, что находится в центре вращения обоих этих звездных венков, мы пока не можем сказать ничего определенного. Очень может быть, что здесь лежат одно или несколько из тех таинственных темных и овальных тел невероятной громадности, которые в астрономии удачно называются угольными мешками неба. Самый большой из таких мешков виднеется за созвездием Южного Креста, другой — за созвездием Лебедя и целый ряд — за созвездием Скорпиона, за которым теоретически и должен бы находиться центр вращения обоих венков нашего звездного островка.

Отсюда вы видите, что если бы вы улетели с нашей земли на волшебном корабле, несущемся в пространстве со скоростью в тысячу раз более скорости света, вы в один миг пролетели бы мимо нашего солнца и всех его планет и через несколько минут оказались бы у ближайшей к нам звезды. Затем в несколько минут вы долетели бы до следующей за нею звездочки и, продолжая мчаться таким же головокружительным образом, достигли бы последней звезды нашего звездного венка. Вы влетели бы после этого в тот темный беззвездный пролив между двумя кольцами нашего скопления, где не встретили бы более ни одной звезды. Вы влетели бы затем в наружное кольцо и снова пролетели бы между тысячами его звезд—белых, желтоватых, красных, оранжевых, зеленых, голубых, синих и потухших, пока не попали бы в другую, еще несравненно более громадную пустыню мирового пространства. Там вы, миновавши в несколько часов все наше звездное небо, летели бы целые недели и месяцы до тех пор, пока при остановке (потому что при такой скорости вы уже не могли бы ничего видеть) все наше звездное небо показалось бы вам лишь простым туманным пятнышком, едва доступным для вашего зрения!

Но зато там вдали перед вашими глазами уже появилось бы новое такое же пятнышко, новый архипелаг звезд на бесконечном океане Вселенной, новые звездные небеса с их новыми разноцветными солнцами, подобными нашему и составленными из тех же самых веществ, как и на земле. Вы влетели бы в этот новый звездный рой, образовавшийся тоже в виде одного или многих окружающих друг друга звездных венков, как, например, в тот, что виднеется за созвездием Андромеды. Вы пролетели бы в несколько часов сквозь все его звездные хороводы и вновь помчались бы по пустыне небесного пространства, чтобы после нового многодневного путешествия опять натолкнуться на звездное скопление — иногда молодое, только-что возникающее из эфира звездное небо с чрезвычайно правильными кольцами, иногда уже расплывающееся обратно в мировой эфир, дряхлеющее звездное небо.

Вы увидели бы при этом путешествии, что подобно тому, как в летний день в верхних холодных слоях атмосферы по временам образуются из растворенных в воздухе паров снежные метели, называемые перистыми облаками, а затем все их снежинки снова тают и расплываются в теплых нижних слоях воздуха, не достигая нагретой земной поверхности, — как и здесь возникают из эфира и снова тают и обращаются в эфир целые звездные небеса. Все возникает, меняется и исчезает вокруг нас, но остается неизменным лишь одно бесконечно-громадное целое — вечная Вселенная с ее никогда не угасающей жизнью, с ее бесконечностью сознательных существ, на каждом проснувшемся для этой жизни светиле!

Недавняя попытка Bohlin'а [2] показать, что как туманность Андромеды, так и все другие, видимые нашим глазом туманности неба принадлежат самому Млечному Пути, а не равноценны с ним, как думали прежние астрономы, изменяет в этих представлениях только одно. Можно думать, что, подобно тому, как звук не выходит за пределы нашей земной атмосферы, так и свет не выходит за пределы некоторой другой, в декатильоны раз более обширной атмосферы, окружающей ту единственную Звездную систему, видимую нашим глазом, которую мы назовем галактической системой, или просто Галактеей, т.е. тот двойной звездный венок, о котором мы говорили (рис. 8). Для того, чтобы увидеть остальные Галактеи, рассыпанные по бесконечности Вселенной, «надо с этой точки зрения уловить посредством какой-нибудь еще не найденной нами камеры-обскуры то, что я назову здесь над-светом и что относится к видимому нами свету так же, как свет к звуку, т.е. представляет уже первичное волнообразное колебание всей мировой среды. Поясню это так: звук, слышимый нашим ухом, есть волнообразное движение земной атмосферы, а над-звуком, для уловления которого у нас нет органа чувств и нет еще фотографического аппарата, я назову волнообразное движение междупланетной атмосферы солнечной системы, уходящей далеко за пределы планеты Нептуна, на периферии которой, повидимому, зарождаются кометы, как хлопья снега в нашей атмосфере. Она вся (или ее нижние слои) состоит из чрезвычайно легкого газа—корония. Свет же есть волнообразное движение громадной междузвездной атмосферы, окружающей все системы видимых нами светил, и действующее на наш глаз и на фотографические пластинки. Но и он не уходит в бесконечность Вселенной, так как и галактическая система видимых нами звезд и туманностей, конечно, только один из островков безбрежного вселенского океана, и связью между всей бесчисленностью таких галактических систем, названных мною здесь Звездными Венками, или Островками Вселенского Архипелага, служит Первичное Вещество, та индусская Нирвана, пространство, в которое погружено все, которая, может-быть, является основным элементом нашего сознания, нашим чувствующим и мыслящим посредством биологических токов мозга, нашим психическим Я. Если и в этой Нирване пространства есть своего рода волнообразные движения, идущие от бесконечности до бесконечности Вселенной и соединяющие между собою всякое бытие, то они и будут тем, что я называю здесь над-светом.

О возможности представить себе трехмерное пространство нашей Вселенной замкнутым по ее четвертому измерению, а следовательно, и не бесконечно великим, как пытаются показать некоторые философы, я здесь не говорю, так как это завлекло бы нас в чисто метафизические области.

Какой контраст этому представляет мировоззрение древних! До нас дошел наивный рисунок, приписываемый авторами конца Эпохи Возрождения, от которых мы его получили, ученому VI века и изображающий землю. Вы увидите на нем прежде всего четырехугольный плот — это Земля. Она плавает на реке Океане, имеющей вид тоже четырехугольного пруда немного более земли. Вы увидите и волны, нарисованные на этой реке Океане. А на самом плоту вы легко узнаете Средиземное море с ясными намеками на Африку, Европу и Азию и на некоторые полуострова, в роде Малой Азии, Греции и Италии, считавшейся менее Греции. Вы увидите на нем и Каспийское море, начерченное в роде одного из заливов реки Океана, увидите и Персидский залив с впадающими в него Тигром и Евфратом… Но все, что вне этих пределов, уже сливается в одну сплошную схему!

Кроме трех континентов Старого Света, вы увидите на нем еще интересный придаток с востока. Там, за рекой Океаном, находятся как бы несколько островков или полуостровков, разделенных проливами и снабженных многими озерами. Из греческой надписи на карте вы узнаете, что это не что иное, как земной рай, из которого были изгнаны Ева и Адам. В проливе же перед раем поставлен ангел с трубой для того, чтобы дуть в нее, если кто-нибудь осмелится попытаться плыть обратно в рай через пролив…

Таких же трубных ангелов вы увидите и на остальных трех сторонах земли и, конечно, сейчас же догадаетесь, что это четыре эола древней языческой мифологии, метаморфизировавшиеся под влиянием христианства в ангелов.

Действительно, все атрибуты древних эолов остались и здесь.

Когда дует один ангел, происходит ветер с его стороны, когда дуют сразу несколько или все четыре, происходит ураган. Все осталось так же, как было в греческой литературе языческого периода!

Для нас же в настоящем случае интереснее всего то, что в Апокалипсисе мы найдем не только ряд таких трубных ангелов, символов бури и грозы, но и тех четырех Индикоплевстовых эолов, которые удерживают в момент затишья перед грозой четыре подвластные им ветра, хотя автор Апокалипсиса, повидимому, уже знал, что земля шарообразна.

А вот и еще более упрощенное представление о небе и земле, приписываемое, и притом более правдоподобно, тому же Косьме Индикоплевсту, имя которого значит просто: Индоплавающий Мир (рис. 11).

Таковы были наивные понятия древних греков о земле и о происходящих на ней стихийных явлениях. Не более сложны были их представления и о небе. Оно казалось им, судя по религии и умственному развитию каждой данной личности, или стеклянным колпаком, прикрывающим сверху, по Библии, только-что рассмотренную нами землю Косьмы Индикоплевста, или стеклянным шаром, в центре которого поддерживалась невидимыми существами шаровидная по Птолемею, а по другим—кубическая земля.

Вот здесь, на этой новой картине (рис. 12), вы видите южное полушарие звездного неба древних, снятое мною (в обратном виде) со старинной рукописи Гринбергера, хранящейся в библиотеке Пулковской обсерватории и относимой к 1609 г. На ней вы видите, кроме обычных созвездий, почти таких же, как и в наши дни, еще целый ряд странных зверей и других предметов, никогда не существовавших в глубине неба. Каким образом попали сюда эти странные изображения? Ответ дают во многих случаях сами их названия.

Возьмем, например, в верхней части нашей первой карты хоть фигуру Весов в созвездии того же имени. Зачем попали сюда весы, когда очертание заключающейся в них группы звезд не имеет с этим измерительным прибором ничего общего? Очень просто. Дело в том, что солнце, всегда движущееся между звездами, как муха, ползающая, по выражению Араго, по потолку комнаты между его пылинками, подходит ежегодно к этому месту, когда на земле бывает осеннее равноденствие, т.е. день становится равен ночи. Теперь вы понимаете и смысл поставленной здесь фигуры. Первый астроном, халдей или египтянин, заметивший такое совпадение, отметил на составленной им карте это место неба фигурой весов, как символом равновесия дня и ночи. Значит, изображение это есть простая надпись и относится, очевидно, к тому отдаленному времени, когда люди в своих записях любили заменять предметы их изображениями, а идеи — их символами, как здесь идея равновесия дня и ночи при погружении созвездия Весов в огонь вечерней зари и представлена весами.

Значит, фигура эта была здесь, в момент своего возникновения, простой идеографической надписью. Такими же надписями является несомненно и значительное число других изображений. Вот, например, на верхней части первой карты, но с левой стороны, вы видите изображение голого человека с урной, из которой течет вода. Головы его вы здесь не видите, так как она уходит на нашу северную гемисферу неба. Зачем здесь этот человек? Очень просто. Потому что эта фигура кульминирует в полночь, когда в Египте бывает разлив Нила. Только это и хотел отметить древний наблюдатель, нарисовавший здесь человека, льющего воду из урны. Такие же фигуры, очевидно, идеографического характера вы находите и на северной гемисфере неба.

Вот, например, здесь, на правой стороне карты северного полушария (рис. 13), вы видите Часть созвездия Девы, в руке которой, оставшейся на южном полушарии, вы найдете колос. Зачем она сюда попала? Ответ и здесь очевиден. Потому что Эта Дева кульминирует в полночь, когда в Египте и Палестине идет жатва ячменя и пшеницы (в апреле), совершавшаяся девушками.

Точно так же изображение рака на нижней части второй карты показывает лишь то, что солнце до прихода в эту группу Звезд, не имеющих ни малейшего сходства с раком, поднималось из южного полушария в северное, а во время прохождения по этому созвездию начинало обратное движение, подобно раку, пятящемуся назад.

Я не буду утомлять вас объяснениями происхождения названий всех остальных звездных групп. Того, что я теперь сказал, совершенно достаточно, чтобы вы могли окончательно убедиться, что эти странные фигуры между звездами были в момент своего возникновения не что иное, как простые идеографические надписи на древних астрономических картах.

Понятно, что в таких отметках не было бы никакого вреда, а только одна польза, если бы метод преподавания древних был тот же самый — объяснительный, какой мы употребляем теперь. Преподавая какой-либо предмет, современные серьезные ученые стремятся сделать его как можно более простым и понятным для своих учеников, не оставляя перед ними ничего без объяснения. Совсем не то было в древности. Прежний ученый, как и всякий человек, у которого нет достаточных сведений, старался напускать на себя таинственность, авторитетный вид и затемнял свой крошечный уголок реального знания всевозможными способами, чтобы сделать его недоступным для непосвященных.

В результате получилось то, что бывает при всяком абсолютизме, светском или духовном: полное искажение всех понятий и отношений.

В следующих поколениях ученых уже исчезли всякие воспоминания о первоначальном происхождении астрологических изображений. «Ученики» стали думать, что их «учителя» обладали более совершенным зрением и видели на небе не только звезды, но и фигуры, которые наносили на свои карты. Им могла легко прийти даже совершенно естественная при мистическом настроении того времени мысль, что боги специально открыли их учителям то, чего никто другой не мог видеть. И вот, идя совершенно обратным путем умозаключений, они заметили, что каждый раз, как вечером кульминирует созвездие Водолея, над страной начинается дождливый сезон; каждый раз, как вечером кульминирует Дева с ее колосом, начинается жатва, и они вывели отсюда, что все эти невидимые для них изображения на небе имеют таинственную власть над земными событиями.

Рассматривая средневековые карты, невольно поражаешься, до какой степени небрежно стали обозначаться на них звезды и как тщательно вырисовывались и растушевывались эти фантастические звери и предметы, предполагавшиеся реально существующими на стеклянном небесном своде, превратившемся, наконец, в воображении древних в какой-то зверинец. Фантазия совершенно вытеснила действительность. Астрономия превратилась в астрологию, или гадание по созвездиям, находящимся над головой в момент наблюдения, и по положениям в них планет; химия превратилась в алхимию, или особый род колдовства, а математика — в гадание по числам — каббалистику. В каждом имени складывались числовые значения букв по той азбуке, которая была известна данному ученому, и полученному таким образом числу или шифру приписывалось таинственное влияние на жизнь того, кто носит такое имя. В самом Апокалипсисе мы находим пример этого гадания в виде числа 666, которым характеризовалось в представлениях автора имя враждебного Христу зверя и которое, по показаниям древних, было шифром Латинской Империи (

Гадали тогда по всему. Древние авгуры гадали по внутренностям животных, по полету птиц, по колебаниям травы, по теням, появляющимся на стене, как это нередко делали и потом в средние века (рис. 14), а вот в Апокалипсисе мы видим, кроме четырех последних родов гадания, еще и пятый способ — гадание по полету облаков. И нет сомнения, что этот род гадания был самым поэтическим из всех. Кому из вас в теплый летний день не приходилось наблюдать, как над вашей головой пролетают вереницы облаков, принимая на своем пути фигуры всевозможных предметов, замков, башен, животных и их отдельных членов? Куда они несутся, зачем? Вот вопросы, которые невольно должны были возникать у древних наблюдателей, а так как вся природа была для них полна таинственных влияний, то они невольно были склонны видеть такие же влияния и в облаках. Ведь и до сих пор облака служат темой для самых лучших лирических произведений поэтов. Я приведу вам здесь только одно стихотворение, данное мне А. М. Федоровым по поводу моей книги об Апокалипсисе, в подтверждение того, что у многих независимо друг от друга могут возникать родственные идеи:

Аналогичные ощущения перед грозой, но еще в несравненно более сильной степени, должны были, конечно, существовать и у наших предков.

Припомним, что гроза была для них символом божьего гнева. На каждой грозовой туче древние евреи видели самого Иегову, летящего среди громов и молний, для того, чтобы поразить своим неотразимым ударом какого-либо страшного грешника, совершившего свое преступление так, что земное правосудие было бессильно покарать его. Вот почему в древности и в средние века никто не решался даже похоронить человека, убитого молнией. Если в наши времена, когда мы хорошо знаем, что в грозовых явлениях действуют простые проявления земного электричества, многие из нас чувствуют во время грозы какой-то инстинктивный страх, то что же было в древности, при полном непонимании причин этого явления?

Наше тревожное настроение во время грозы, вероятно, осталось в нас лишь как незначительный пережиток того ужаса, который чувствовали пред ней целые поколения наших предков. Только благодаря этому пережитку нам легко понимать и настроение древних, и то, почему через весь Апокалипсис, как типический образчик старинных гаданий, проходит от главы к главе одна сплошная канва из картин последовательного развития грозы, пронесшейся, в момент наблюдения автора Апокалипсиса, над островом Патмосом. Но эта канва изящно переплетена там с другой канвой из чисто астрологических картин, и чтобы ясно разделить обе эти канвы, я вам покажу сначала первую из них — грозовую, перелистав перед вами весь Апокалипсис от главы к главе, а затем мы пересмотрим и его астрологическую канву. Тогда вы сами наглядно убедитесь, что я здесь нисколько не фантазирую.

Начнем с VII главы, где автор художественно описывает то характерное затишье перед грозой, когда вся природа как бы притаилась и затихла при виде поднимающейся над голубым небом свинцово-сизой тучи, как бы грозящей обрушиться на землю. Здесь же вы увидите и тех четырех древне-греческих эолов, превратившихся в трубных ангелов, о которых я уже говорил вам при описании земли Косьмы Индикоплевста, относимом к VI веку. Вот как говорит об этом автор Апокалипсиса:

Не правда ли, какая поэтическая картина затишья перед грозой? А вот как раз перед этими строками вы находите (в конце главы V) и описание самой грозовой тучи, как бы отодранной своей собственной тяжестью от голубого кристаллического свода древних и повисшей передним концом над землей, как полуразвернутый свиток старинного папируса:

А в следующей главе VIII вы находите художественное описание и самой уже разразившейся грозы с каждым ударом ее грома, с каждой вспышкой ее молнии. Но для того, чтобы ясно понимать некоторые выражения этого места, вам нужно читать Апокалипсис в греческом подлиннике, а не в современных обычных переводах, где переводчики, пытаясь изложить книгу, не понимая ее смысла, естественно перевели слова подлинника неподходящими выражениями, совершенно искажающими первоначальный смысл. Так, греческое слово вестник, гонец и по-гречески употребляется до сих пор в этом смысле, везде в обычных версиях переведено ангел, т.е. совершенно частным, теологическим толкованием.[3] Точно также необходимо припомнить, что молнии в грозах бывают двух родов: в одних—голубоватые, а в других кроваво-красные, заливающие весь горизонт как бы кровавым огнем. Этот цвет бывает у молний, главным образом, во время осенних гроз, когда в воздухе много водяных паров, разложение которых на кислород и водород, дающий в электрическом разряде красный спектр, и служит причиной этого зловещего кровавого оттенка. Мне каждый год приходилось наблюдать такие грозы в июле или в августе по вечерам у себя на родине в Ярославской губернии. А вот как описывает свою патмосскую грозу автор Апокалипсиса (гл. VIII).

В последних строках этой главы, как она дается по многим древним спискам, вы видите уже и образчик гадания но полету птиц, того самого гадания, какой употребляли и древние авгуры. Над автором во время грозы пролетела чайка с характерным для этой птицы, когда ее вспугнут, двойным криком: уай-уай! А так как по-гречески уай значит «увы», то автор и истолковал ее крик в этом смысле.

В главе

Вы видите отсюда, что здесь, в Апокалипсисе, все надо понимать в буквальном смысле, а никак не иносказательно! Когда его автор говорит о граде, громе, дожде, молниях, то вы его так и понимайте! Только в таком случае вы и будете его понимать совершенно ясно и просто!

А вот в главе XI мы видим и окончание грозы, когда все небо прояснилось, и смеющееся Солнце окончательно выглянуло из туч, а вместе с ним, казалось, умиротворилась и просветлела природа, созерцая среди жемчуга капель, светящихся на омытых листьях, последнюю убегающую за горизонт грозовую тучу.

Теперь вы видите сами, как через весь Апокалипсис одной сплошной канвой проходит чудно-художественное описание грозы, пронесшейся над Патмосом во время наблюдения автора. В этой канве не забыта ни одна типическая картина развития грозы, начиная от тяжело свернувшейся, как свиток папируса, первой тучи и характерного затишья перед грозой. Вы видите здесь и каждый удар грома с кровавыми молниями, и радугу посредине грозы, и, наконец, окончание самой грозы с новой радугой и раскрывшимся окончательно шатром голубого неба. Напрасно говорят мне мои критики, будто я «толкую» образы Апокалипсиса «в смысле грозовых и астрологических картин». Я здесь не толкую ровно ничего, я только буквально понимаю то, что читаю, да и их именно прошу и убеждаю делать то же самое: пусть они попытаются читать Апокалипсис так, как они читают всякую другую книгу, а не толкуют иносказательно того, что совершенно ясно лишь при буквальном понимании и становится похожим на бред помешанного при всяких иносказательных толкованиях.

А что касается того, что гаданья по облакам процветали в древности и даже в средние века, на это имеется много ясных указаний. Есть даже древне-еврейская «Книга громов» Моисея Ха-Дарсана,[4] где объясняется, что значит, если гром грянет из того или другого созвездия. А в славянских «Громовниках» XV века, носящих ясные следы переводов с греческого, это приспособлено даже к земледелию. Так, например, говорится: «Овен загремит (т.е. молния блеснет из тучи в Овне) — погибель плодам». «Скорпион загремит—голод будет», и так далее. [5]

Лекция Вторая.

В предыдущей моей лекции я показал вам, каким образом через весь Апокалипсис проходят сплошной канвой последовательные картины грозы, пронесшейся над Патмосом во время наблюдений автора. Приняв ее за специальное указание Бога в ответ на его горячие мольбы показать ему каким-нибудь знамением, когда же, наконец, его учитель Иошуа-Спаситель воцарится на земле и прекратит царящие над миром гонения и несправедливости, он записал каждый эпизод грозы и истолковал его, как подсказывало ему горячее воображение и религиозный энтузиазм, в смысле ряда грозных ударов, которые разразятся над земными царями и сановниками господствующей церкви.

Характер их он вывел из характера развернувшихся перед ним грозовых явлений и, вероятно, из патмосского землетрясения, совпавшего случайно или даже находившегося в причинной связи с грозой. Последовательность же этих ударов божьего гнева он определил из последовательности их грозовых символов, а конец «грешного мира» отнес к последнему дню IV века, по астрологическим и каббалистическим (основанным на комбинациях чисел) соображениям.

Но, кроме грозовой канвы, через весь Апокалипсис проходит и переплетается с нею еще другая, чрезвычайно художественная канва. Это — описание картин звездного неба и, так сказать, первобытный гороскоп из положений планет, тщательно вычисленных автором для этого знаменательного дня, как исходного пункта его астрологических соображений.

Эта вторая канва Апокалипсиса еще более интересна для нас, чем первая. Если первая канва служит для понимания мистического настроения древнего мира, когда люди во всяком явлении природы искали скрытого, таинственного смысла, то вторая, астрологическая, канва не только вводит нас в тайны древней астрологии, но и дает возможность с астрономической точностью определить время возникновения Апокалипсиса, посредством указываемых в нем (в VI главе) положений планет в различных созвездиях небесной сферы.

Но для того, чтобы читатель снова видел, что я здесь не фантазирую и ничего не объясняю иносказательно, а прямо беру факты, приводимые в Апокалипсисе, как они есть, я покажу, и здесь, одну за другой, от главы к главе, важнейшие картины звездного неба, описанные в исследуемой нами книге.

Одну из таких явно астрономических картин мы уже видели в моей предыдущей лекции. Это — картина звездного неба с его 24 старцами — часами суток, с созвездиями Трона (ныне Касссиопеи) по одну сторону от северного полюса, как от центра вращения неба, и семью светильниками Большой Медведицы, горящими по другую сторону. Относительно того, что эти семь светильников — не что иное, как семь звезд Большой Медведицы, у нас не может быть ни малейшего сомнения уже по одному тому, что они показаны на небе и как раз напротив «Небесного Трона» (Кассиопеи), в справедливости чего может убедиться каждый из вас, кто пожелает посмотреть на звездное небо в первую же ясную ночь. Точно также и четыре животные, полные очей (звезд) спереди и сзади, внутри и около, т.е. Телец, Лев, животное с головой, как у человека, и животное, подобное летящему орлу, должны быть помещаемы читателем в месте, буквально указанном автором, т.е. на «стеклянном куполе» — небе древних (рис. 16).

А раз мы это сделаем, то тотчас и найдем их там всех четверых в виде соответствующих созвездий четырех времен года, т.е. созвездий Тельца, Льва, Стрельца и Пегаса, и тогда все это место книги окажется чрезвычайно поэтическим описанием реальной действительности на небе.

Нельзя говорить, — как мне возражают некоторые, — что здесь автор иносказательно описал не созвездия четырех времен года, а каких-то мистических зверей, или херувимов древне-сирийского святилища, или четыре вероисповедания и т. д. Это все равно, что утверждать, будто в английском национальном гимне «God, save the King» (Боже, храни короля) под богом нужно понимать старинного арабского алхимика, а под королем — селитру, из которой он приготовлял свой философский камень. Такого рода иносказательные толкования пора, наконец, совершенно оставить при изучении Апокалипсиса и вообще принимать все выражения этой книги буквально, как мы понимаем их во всяких других обычных книгах. Если в моем исследовании Апокалипсиса [6] и есть какая — либо заслуга, то она именно и заключается в том, что я первый подошел к этой книге просто, как ко всякой другой; в том, что я отбросил предварительно внушенное мне мнение, будто читаю галлюцинацию сумасшедшего, как только увидел, что здесь каждая фраза при буквальном понимании имеет совершенно реальный астрологический смысл.

Прочитав место о четырех животных и сразу увидев, что здесь дело идет об одной из самых любимых мною наук — об астрономии, я с жадностью начал читать Апокалипсис далее (в Алексеевском равелине Петропавловской крепости), чтобы найти там еще другие места в том же астрономическом роде.

И мои искания были не напрасны!

Едва я подошел к XII главе, как увидел там такое замечательное место:

До тех пор, пока вы смотрите на Апокалипсис, как на простое литературное произведение, это место кажется вам только очень поэтическим: что-то в роде Дианы, летящей на серпе Луны и притом еще в каком-то необыкновенном одеянии — в Солнце. Но взгляните на предмет без попыток иносказательного объяснения, примите все в буквальном смысле, и вы увидите, как все, здесь становится просто и ясно, не потеряв ни капли своей художественности и красоты! Припомните только, что среди 12 старинных Фигур в созвездиях Зодиака, по которым Солнце совершает свой ежегодный обход неба, есть одна (и только одна) женщина — в созвездии Девы (рис. 17), о которой я вам уже говорил ранее. Припомните, что каждый год в сентябре месяце Солнце действительно одевает эту женщину своими лучами, а внизу ног ее в один из 30 дней этого месяца действительно проходит Луна, а над головой Девы, когда она кульминирует, действительно находится группа звезд, называемая Волосами Вереники, где среди мелких, едва видимых глазом звездочек, можно насчитать 12 более крупных, — и вы увидите, что и здесь в Апокалипсисе вовсе не поэтическая фантазия, а еще более поэтическая действительность! И эта действительность, сверх того, находится в полном соответствии со всей остальной астрономической канвой Апокалипсиса, к которой принадлежат и вышеописанные созвездия четырех времен года, полные очей — звезд, спереди и сзади, внутри и около.

Это описание прохождения Солнца по созвездию Девы доставило мне еще и другое эстетическое удовольствие. Я уже говорил вам, что фигура Девы рисовалась на древних картах с колосом в руках и была сначала символом, обозначающим время жатвы. «Значит, — заключил я, — автор делал наблюдения в сентябре!» Я тотчас же нашел и подтверждение такому выводу в дальнейших Главах Апокалипсиса, где сказано, что в это время виноград созрел на острове Патмосе, и уже была совершена жатва! Каков бы ни был год наблюдений автора, но я после этого уже знал, что книга была составлена осенью, в сентябре! Я с жадностью начал читать Апокалипсис далее, и снова в начале XIV главы нашел чрезвычайно яркий выход наружу той же самой астрологической канвы. Дело в том, что среди созвездий Зодиака, играющих особенную роль в астрологии, есть созвездие Овна (

«Я взглянул на небо, и вот Овен (рис. 18) стоит над Сионом», т.е. взошел над скрещением двух небесных дорог: небесного экватора и эклиптики, где на египетских зодиаках (см. далее) рисовалась путеводящая дощечка в созвездии Рыб, а слово Сион ( — циун) по-еврейски и значит путеводный знак, придорожная веха. [7]

И здесь все понятно. А затем начинается такое место, которое для астрономически не подготовленного человека и в самом деле может показаться бредом умалишенного.

В следующих строках рассказывается, что какой-то «вестник имеющий власть над огнем», вышел (в это время) от «Жертвенника», а другой «вестник с серпом потоптал ногами гроздья винограда, и разлилась кровь до самых конских узд!»

Что значит здесь вестник с серпом? Какой тут жертвенник? Какие конские узды? Ведь о конях во всей этой главе нет и речи! Вы ничего никогда здесь не разберете, пока не посмотрите на дело с астрономической точки зрения. Но как только вы встанете на нее, все вдруг сделается для вас просто и ясно. Дело в следующем:

Когда созвездие Овна восходит на патмосском горизонте, созвездие Девы должно только-что зайти, а вместе с нею и Солнце, которое было, как мы уже видели, в Деве. На западе спускается в это время на горизонт созвездие Волопаса (рис. 19), изображавшегося с серпом в руке. Оно как бы топчет в этот момент землю, где виднеется на горизонте звездочка Виноградарница (Vindemiatrix) .

Созвездие Жертвенника должно было в этот момент только-что зайти на юго-западе, и группа звезд Конские Узды, находящаяся в созвездии Возничего (рис. 19) виднелась из-за патмосского горизонта почти на самом севере. Огненно-кровавая полоса вечерней зари должна была при этих условиях разлиться как раз между созвездием Жертвенника и Конскими Уздами, что и указал автор в только-что приведенном месте. Здесь нет теперь для нас ничего странного! Все это место — только поэтическое описание захождения созвездия Волопаса над местом захода звездочки Виноградарниды и определение границ вечерней зари, как ее ежегодно можно было наблюдать на Патмосе в конце сентября за все первые века нашей эры.

Но особенно интересной с астрономической точки зрения является для нас VI Глава, так как по описанному в ней положению планет легко определить с астрономической точностью, что наблюдения автора производились вечером 30 сентября 395 Юлианского года, ни на один день ранее, ни на один день позднее этой даты!

Прежде всего замечу, что планеты у древних астрологов очень часто изображались в виде коней. Причиной этому были, вероятно, их видимые перемещения скачками между звездами. Благодаря движению земли вокруг солнца, пути внешних планет кажутся нам не плавными, кругообразными, какими они являются на самом деле, а зигзаговидными или петлеобразными. Планета сначала быстро бросается вперед, затем останавливается, затем делает попятное движение, снова останавливается и снова делает прыжок вперед (рис. 20) и т. д., пока не обойдет кругом всего видимого неба и не начнет следующего обхода такими же скачками, но уже по новому пути.

Для нас, живущих после Коперника, в этом не только нет ничего удивительного, но именно так и должно быть. Вот прекрасный и простой опыт, который каждый из вас может повторить, возвратившись домой (рис. 21).

Я беру в руки карандаш, поднимаю его до уровня своих глаз, прищуриваю один из них и смотрю другим, какое место на стене закрывает кончик этого карандаша? Затем, оставив карандаш неподвижным, начинаю качать головой, делая ею круговые движения. Мне кажется, что проекция конца карандаша вычеркивает на стене эллипс или двигается взад и вперед. Если же, не переставая кружить своей головой, я буду медленно двигать карандаш на вытянутой вперед руке вокруг себя, то мне будет казаться, что он описывает на стоящей за ним стене совершенно такие же петлеобразные фигуры, как и планета между звездами.

Причины в обоих случаях совершенно те же самые. Обращающийся вокруг моей шеи кончик карандаша представляет внешнюю планету, медленно и плавно обращающуюся вокруг солнца, а мой глаз, делающий вместе с головой круговые движения вокруг продолжения моей шеи, представляет землю, тоже обращающуюся вокруг солнца. Когда эта земля опережает кончик карандаша, мне кажется, что проекция его на стене производит попятное движение, как планета на фоне отдаленных звезд при тех же обстоятельствах. Когда же глаз отойдет при качании моей головы в противоположную сторону от кончика карандаша, мне кажется, что его проекция движется на стене вперед ускоренным путем.

Теперь вам стали ясны и зигзагообразные движения планет на видимом небосклоне, а вместе с тем сделалось понятным, почему на древних астрологических рисунках, и особенно монетах первых веков, мы часто видим изображения планет в виде коней, а созвездия, в которых они находятся, — в виде всадников на них. Я не буду приводить здесь многих образчиков, а укажу для примера (рис. 22 и 23) хоть на эти галльское монеты первых веков, взятые мною из «Astronomical Myths» Джона Блека, заимствовавшего их, в свою очередь, из книги Фламмариона «История неба», или наоборот.

Вверху второй (рис. 23) монеты вы видите сначала изображение трех звездочек, а посредине планету в виде скачущего коня. На ней сидит верхом Рак и держит в лапках узду, а внизу изображен Скорпион или Козерог. Это обозначает, что планета находилась в созвездии Рака и направлялась к Скорпиону или Козерогу. А на рис. 22 Конь S (Сатурн) скачет через урну Водолея. Таких монет не мало сохранилось до настоящего времени, а следовательно, и самый способ изображения планет и созвездий, в виде коней и всадников, был обычен для того времени. Замечу еще следующую важную вещь о каждой планете. Вследствие своего огненно — красного цвета, Марс для древних представлялся красным конем; Меркурий, которого почти никогда не бывает видно, — темным; Юпитер и Венера — яркими белыми конями, но отличить этих последних друг от друга большей Частью было не трудно, потому что Венера никогда не удаляется от солнца дальше, чем на одно созвездие. Если Солнце, например, указано в Деве, как это сделано в Апокалипсисе, то и Венера может быть только в Деве же или во Льве, или в Весах, или в Скорпионе. Ни в каком другом созвездии она не может быть.

Что касается до Сатурна, то древние изображали его в виде мертвенно-бледного коня, но это не потому, чтобы он отличался мертвенно-бледным цветом. Я много раз наблюдал его простым глазом и в телескоп. В телескопе он (помимо своего кольца) представляется обыкновенным золотистым диском. При наблюдении же простым глазом, он мне казался большею частью несколько матовым сравнительно с другими светилами. Ничего мертвенно-бледного я в нем не замечал, а потому и думаю, что таким Сатурн был лишь в воображении древних. Этот воображаемый цвет был как бы тенью, упавшей на планету от ее зловещего в астрологии имени: Сатурн был богом смерти.

Когда я приступил в 1882 году в Алексеевском равелине Петропавловской крепости к чтению VI главы Апокалипсиса с такими предварительными сведениями, то она мне показалась чрезвычайно характерной; все указанные мной астрологические кони фигурировали в ней вместе с соответствующими созвездиями в виде всадников.

Я вам прочитаю начало этой главы по моему переводу с греческого, так как, повторяю, переводы астрологических мест ни на что не годны в церковных изданиях.

Я сообразил положение звезд, и вот в том самом месте находился (по астрономическому расчету) ярко-белый [8] конь (Юпитер), а у сидящего над ним (Стрельца) был лук и дан ему Венец и вышел он, победоносный, чтобы победить (рис. 24).

Вы видите, что положения Марса, Юпитера, Сатурна и Меркурия описаны здесь совершенно ясно. Марс показан под астрологической фигурой, которой дан в руки большой меч,

Но с мечом над эклиптикой находится один Персей. Кроме, того, отмечен и астрологический смысл Марса, как планеты войны: ему приказано снять мир с земли. Значит, Марс был под Персеем. Меркурий назван темным конем, потому что действительно был невидим для Иоанна, подобно Луне, потемневшей при новолунии. Его атрибуты указаны тоже очень хорошо. Меркурий был планетой торговли, и здесь ему говорится: дневная порция хлеба за динарий и за динарий же три дневных порции ячменя.

Когда я прочел впервые это место в имевшемся у меня французском переводе, я был несколько удивлен, встретив там вместо Весы неопределенное выражение la mesure (мера).

Вероятно, здесь ошибка переводчика, подумал я, и мне очень захотелось узнать, как данное место обозначено в греческих списках. Через несколько лет [12] мне удалось достать один из них, и я с радостью увидел, что моя догадка подтвердилась: по-гречески здесь стояло слово , специально употреблявшееся для созвездия Весов. Уже одно это обстоятельство показывает, что выражения Апокалипсиса никак нельзя истолковывать, а нужно понимать в буквальном смысле, и притом в астрономическом.

Юпитер здесь описан тоже не менее определенно, чем и Марс.

Он назван ярко-белым конем. Таких планет, как я говорил, только две: Юпитер и Венера. Но Венера не может быть в Стрельце, когда Солнце в Деве, как это указано Иоанном. Стрелец же, как созвездие, здесь определен замечательно хорошо. Он один среди зодиакальных фигур с луком в руках и Южным Венцом как раз под локтем руки. Точно так же дан и атрибут Юпитера — могущество. Он назван победоносным конем.

Сатурна здесь мы тоже видим с обычной для него у древних астрологов характеристикой. Он назван мертвенно — бледным (подземное царство — тоже приведены в следующей строке. Затем сказано, что садящемуся на него имя — смерть. Созвездием смерти у астрологов всегда был Скорпион с его смертоносным жалом. Значит, Сатурн обозначен именно в Скорпионе.

Везде говорится, что автор указывает это положение планет для дня своего наблюдения, а никак не для какого-либо грядущего года.

«Значит, — пришло мне в голову при первом же чтении этой книги, — если бы мне удалось определить, когда все эти планеты были в указанных созвездиях, то я с астрономической точностью определил бы и год, в который написан Апокалипсис». Теория вероятностей прямо указывала мне, что если бы эта картина была фантазия автора, или мое понимание ошибочно, то я не нашел бы ни одного дня за первые шесть — семь столетий, в который означенные здесь планеты распределялись бы по указанным для них пунктам неба.

Но у меня не было тогда планетных эфемерид для такого исследования. Только через 20 лет одиночного заточения, в 1901 году, я получил, наконец, в Шлиссельбургской крепости возможность сделать необходимые вычисления и сейчас же принялся за них. Основой всей работы послужили мне положения Юпитера и Сатурна, как планет с наиболее длинными периодами обращения. Я вычислил прежде всего те годы, когда Юпитер был виден с земли в созвездии Стрельца, и получил первую колонку приводимой здесь таблицы за десять веков нашей эры и Часть до нее. Затем вычислил все годы, когда Сатурн был в Скорпионе, и получил вторую колонку. После освобождения из Шлиссельбургской крепости я еще продолжил ее от минус 282 года за началом нашей эры и до 1723 года после нее (табл. I).

По описанию Иоанна необходимо, чтобы Юпитер был в тот же год в Стрельце, когда Сатурн в Скорпионе. Но, просмотрев полученные мною даты, я увидел (да и вы сами видите из таблицы I), что такого совпадения никогда не было за первые три столетия нашей эры и за два с половиной до нее. Искать же подобных сочетаний еще ранее — 282 года было бесполезно, так как автор явно христианин. Только в +395 году вы видите здесь первое необходимое совпадение местонахождений Юпитера и Сатурна (рис. 29) с их положениями, указанными в Апокалипсисе.[13]

показывающая, что от 282 года за началом нашей эры и до 1723 года после него одновременное пребывание Сатурна в созвездии Скорпиона, Юпитера в созвездии Стрельца и Марса в созвездии Овна (под Персеем) в осеннее время года было только в 395, 632, 1249 и 1486 годах нашей эры.

Значит, решил я, книга была написана в 395 году.

Присутствие Солнца в Деве (и указание на жатву) определяет сентябрь месяц, а положение Луны определит мне, думал я, и самый день, так как Луна движется очень быстро.

Я сделал соответствующие вычисления и нашел, что Луна проходила (как показано в главе XII) под ногами Девы только 30 сентября (рис. 29). Значит, наблюдения Иоанна сделаны 30 сентября 395 года, ни днем ранее, ни днем позднее.

Таким образом, время появления книги определилось с астрономической точностью еще в то время, когда я был в Шлиссельбургской крепости.

Однако, Апокалипсис замечателен не только тем, что его время можно определить по планетам, но еще и тем, что в истине полученного результата можно убедиться рядом других точных способов. Вот некоторые из них:

В первой главе автор говорит, что видел все, описанное им, в воскресенье . Каким днем недели было 30 сентября 395 года? — задал я себе вопрос. — Если я ошибся, то, по теории вероятностей, должен выйти другой день. Я сделал вычисления и получил, что 30 сентября 395 года было действительно воскресенье.

Действительно 30.09.395 г. по старому стилю было воскресенье, Луна и Солнце в Деве, новолуние, кстати, было 29-го!!! (Проверить может любой за 2 секунды — «Вечный календарь» © А.Лысенко) Не сочиняет Морозов! И сколько же ему пришлось на бумажке в столбик считать, хотя нет — уже, вроде, арифмометры появились :) J.

Затем, в главе VI сказано, что огненно-красный конь — Марс — был под Персеем. Если мои выводы (сделанные только по Сатурну, Юпитеру, Солнцу и Луне) верны, то он тут и окажется; если же нет, то, по теории вероятностей, нельзя его и ожидать в этом месте неба. Я сделал вычисления и нашел, что 30 сентября 395 года Марс был под Персеем (рис. 30).

Потом, в той же главе сказано, что Меркурий был в Весах. Если мои определения верны, решил я снова, то он и окажется в Весах. Я сделал нужные вычисления и нашел Меркурия действительно в глубине созвездия Весов (рис. 27).

Затем в главе второй (2.28) сказано: «Побеждающему (т.е. Змиедержцу, астральному символу спасителя мира, над которым стоит звездный Геркулес, избивающий дубиною змей, рис. 31) дам утреннюю звезду». Я сделал вычисление и нашел Венеру 30 сентября 395 года как раз в ногах Змиедержца (рис. 29).

Все планеты оказались на указанных местах.

Я мог бы вам привести целый ряд других подтверждений моей даты как в таком же астрономическом, так и в чисто историческом роде. Но для вас, как знакомых с астрономией, достаточно и этих, чтобы убедиться в том, что с точки зрения теории вероятностей вопрос о времени появления Апокалипсиса мы можем считать теперь окончательно решенным. Даже целые груды сомнительных сообщений из рук средневековых монахов не могли бы перевесить этих немногих астрономических выводов, подобно тому, как целые горы рукописных сообщений о нахождении какой-либо планеты не в том месте неба, в котором она дается современными астрономическими определениями, не могут поколебать утверждения астронома, проверившего свои вычисления.

Однако, чтобы раз навсегда покончить с этим вопросом, показав, что никаких других дат для Апокалипсиса астрономия не дает, я, после выхода из Шлиссельбургской крепости в конце 1905 года, проверил посредством Марса и все другие даваемые Юпитером и Сатурном даты. Это и сами вы можете сделать таким же простым способом, как я сейчас покажу. Я взял французские астрономические календари (Сonnaissance des temps) за 1817 и 1832 годы, когда Марс в конце сентября как раз был геоцентрически в том же самом положении, какое указано в Апокалипсисе. Понятно, что когда бы ни было указанное Иоанном положение, но полное число лет между ним и каждой из двух найденных мною дат в астрономических календарях должно нацело делиться на время среднего звездного обращения Марса, равное 1,880832… долям среднего земного звездного года. Значит, всякая дата, не удовлетворяющая этому требованию, т.е. дающая остаток хотя бы в одну десятую долю звездного обращения Марса, уже не годна, так как Марс уйдет за это время почти на два созвездия от Овна и из-под Персея или настолько же не дойдет до них.

И что же оказалось? Читатель видит сам из приложенной выше таблицы I, что Марс только для 395 года дал удивительно точное совпадение. Дробный остаток от 1452 звездных лет, протекших между 395 и 1847 годами, оказался для 395 года только в 0,0001 долю звездного оборота Марса, т.е. Марс был почти математически тут же и описывал псевдо-эпициклическую петлю S-образного вида от начала сентября 395 до февраля 396 года. Аналогичные случаи были только в 632 году, да еще уже в эпоху Возрождения в 1249 и 1486 годах.

Но в 632 году указанное в Апокалипсисе сентябрьское новолуние приходилось под 20 сентября, накануне воскресенья, и, кроме того, Венера была не в ногах Змиедержца, а в самой Деве, в нижнем соединении с Солнцем, и только один Меркурий был в созвездии Весов. А из случаев прохождения Сатурна, Юпитера и Марса через указанные в Апокалипсисе созвездия в 1249 и в 1486 годах вычисление дало: 1) на 1249 год новолуние приходилось накануне воскресения 14 сентября, когда Венера была действительно под Змиедержцем, но Меркурий был правее Солнца, в Деве, ближе к созвездию Льва. Конечно, он был тогда невидим в лучах утренней зари, и автор Апокалипсиса мог ошибиться в расчете его положения, но едва ли кто-нибудь решится сказать по этому поводу, что Апокалипсис написан 14 сентября 1249 года, тем более, что в это время были уже лучшие, чем в древности, способы вычисления планетных движений. 2) На 1486 год новолуние приходилось во вторник 26 сентября, а ближайшее воскресенье было 1 октября, когда Луна уже значительно ушла из-под ног Девы. И в этот раз Венера была под Змиедержцем, как показано в Апокалипсисе, но Меркурий был в Деве невидим, в верхнем соединении с Солнцем. С натяжками можно бы сказать и здесь, что автор мог ошибиться в определении места невидимого им Меркурия, но раз вычисление дало без всяких натяжек 30 сентября 395 года, то зачем предполагать подлог?

Мы прямо должны сказать: самое обстоятельное астрономическое вычисление на протяжении почти трех веков до начала нашей эры, и кончая нашими днями, не дает ни одного удовлетворительного решения относительно времени возникновения Апокалипсиса, кроме воскресного новолуния с солнечным затмением 30 сентября 395 года, и только в этот единственный день астрологическая картина неба, описанная Иоанном, подтвердилась современной астрономией в мельчайших подробностях.

Таким образом, вопрос о времени появления Апокалипсиса с астрономической точки зрения не может возбуждать более никаких сомнений. Он решен окончательно и навсегда, и с этим отныне приходится считаться всем серьезным историкам. Здесь им остается только одно: объяснить происхождение всех подложных цитат и рассуждений об этой книге, полученных из рук средневековых монахов и отнесенных ими к первым четырем векам христианства.

Но кто же мог быть автором Апокалипсиса? То, что эта книга писана Иоанном, — несомненно, так как он сам себя называет таким именем в первой и в последней главе Апокалипсиса. Но кто же был этот Иоанн?

Мне кажется, что такой вопрос не трудно решить из самого Апокалипсиса, зная, что он написан в 395 году.

В самом деле, мы имеем в рассматриваемой книге следующие указания на личность ее автора:

1) Автора звали Иоанном.

2) Он был христианским теологом и писал свои сочинения по-гречески.

3) Он жил в Малой Азии.

4) В 395 году, когда он писал Апокалипсис, он был в полном расцвете своих умственных сил; не был очень молод, так как говорит как человек с авторитетом, и не был очень стар, так как сохранил всю живость своего воображения.

5) Он был воспитан в богатой семье, так как превосходно описывает цвета всех драгоценных камней своего времени.

6) Он был чрезвычайно красноречив, хотя и с азиатизмами в своем языке, как это видно из многих мест книги.

7) Он превосходно знал астрономию и все науки своего времени.

Но в древности великие ораторы и писатели были не так часты, как теперь. Если мы найдем хоть одного, удовлетворяющего всем этим требованиям, то других не стоит и искать.

Вот почему по окончании астрономической обработки я принялся за изучение истории христианства первых четырех веков и, заглянув в 395 год, сейчас же наткнулся на такую знаменитость, как Иоанн Антиохийский, по прозванию Хризостом, или Златоуст .

Все в его жизни было как-будто нарочно приспособлено для того, чтобы признать его автором Апокалипсиса. В 395 году ему было между 40 — 50 годами. Перед этим он был каким-то оппозиционным пресвитером в Антиохии и легко мог попасть за чем-либо или за что-либо на остров Патмос. Затем, через год после вычисленной нами даты, когда его громовое пророчество должно было уже распространиться в публике и навести на всех панику, его вдруг хватают, привозят под стражей в Константинополь и силой назначают константинопольским патриархом, чтобы он спас всех от грозящей беды. Апокалипсис признается на торжественном заседании Карфагенского собора в 397 г., т.е. как раз через два года после его эффектного выхода в свет, священной книгой. Все христиане на Востоке, как показывают историки, начинают ждать кончины мира к концу IV века и объявляют всеобщее покаяние, а сам Иоанн мечет громы и молнии на византийских царей и духовенство, но ему все прощают вплоть до начала V века, перед которым, по его пророчеству, должен был прийти на землю Иисус. Но Иисус не пришел, и на Иоанна вдруг обрушиваются все власти, и церковные, и государственные. Его низлагают, осуждают, под предлогом, что он оскорбил и религию, и империю, посылают в продолжение нескольких лет из одних мест ссылки в другие, более отдаленные, пока, наконец, он не умирает в изгнании.

Все в его биографии указывает, что он был автором Апокалипсиса. Почему же эту книгу отняли у него в следующем V веке и приписали другому лицу и веку, сфабриковав ряд подложных документов? Пусть это решают историки. Я могу настаивать здесь только на верности астрономической части моего исследования, и в заключение лишь повторяю вам то, о чем я говорил в начале моей первой лекции, т.е. что знание естественных наук стало теперь необходимым для ясного понимания всех остальных. Кто мог бы подумать, что астрономия невидимо написала на небе и сохранила до наших дней время появления Апокалипсиса? А между тем оказалось именно так, и эта небесная запись, которой не мог ни уничтожить, ни исказить религиозный абсолютизм средних веков, обнаруживает перед нами целый ряд крупных подлогов в литературе первых четырех веков христианства и дает нам возможность, отличив в ней правду от лжи, восстановить историю возникновения и развития христианства в ее первоначальном виде.

Однако, спросите вы меня, о ком же пророчествовал Иоанн под именем «Великой твердыни „Врата господни“ (Баб-Илу — по-библейски, Вавилон — по-гречески), матери блудников и всех мерзостей земли»?

О ком он говорил в главе XVIII:

Уже одно упоминание о ладане и мирре, о вине и елее, и о человеческих душах, как венце всего, наглядно показывает, что дело идет о тогдашней государственной Восточной Эллино-Египетской церкви, о Николаитской фракции, как ее далее называет Иоанн, т.е. об одной из фракций, возникших еще на Никейском соборе, в противовес арианам и астрологам-оригенитам.

Это о ней говорит ему один из семи вестников неба (туч), выливших на землю семь последних чаш гнева божия:

Иоанн увидел ее символ со своего пустынного патмосского берега в фигурах облаков над греческим архипелагом, напоминающих своим видом женщину, сидевшую на багряном семиголовом облаке-звере, с десятью рогами, внутри которого был символ богохульства (созвездие Самка Гидры, носящая на своей спине церковную Чашу, рис. 32).

«Эта женщина, — говорит он, — была одета в порфиру и багряницу (закатных облаков) и украшена золотом и жемчугом, и драгоценными камнями (вечерней зари). В руке ее была золотая чаша, наполненная мерзостью и нечистотой ее безнравственности, а на лбу надпись: Таинство,[14] великая твердыня «Врата господни» (17.5). «Она была, — говорит он далее, — обагрена кровью ищущих правды и провозвестников Избавителя» (17.6).

«Выйди из нее, мой народ, — слышался Иоанну в шуме ветра голос с неба, — чтоб не участвовать в ее преступлениях и не принять ее наказания, потому что дошли до неба ее преступления, и вспомнил бог ее обиды…» «Сколько она гордилась и роскошествовала, столько же воздайте ей унижений и обид, потому что она говорит в своем сердце: сижу царицей, я не вдова и потому не увижу печали. Зато в один и тот же день придут на нее и напасти, и гибель, и унижение, и бедность и будет сожжена огнем, потому что силен бог, ее судья. И заплачут, и зарыдают о ней все цари земные, роскошествовавшие с нею, видя дым от ее пожара. Стоя вдали, из страха подвергнуться ее мучениям, они будут восклицать

Чтобы дать наглядную характеристику христианского мировоззрения этого времени в самых коротких чертах, я считаю самым лучшим способом привести здесь свою маленькую поэму об этом.

Иоанн на Патмосе.

Всякий ученый должен стремиться к установлению истины как в общих, так и в частных вопросах. К числу последних вопросов относится и разобранный мною здесь. И этот вопрос вовсе не так маловажен, как это может показаться с первого взгляда.

Не говоря уже о том, что непонятное до последнего времени астрологическое содержание Апокалипсиса делало его полторы тысячи лет источником крупнейших и вреднейших религиозных суеверий, — определение его даты и истинного смысла очень важно и с точки зрения всякого свободомыслящего человека. То, что я вам говорил здесь, есть новый и чрезвычайно важный прием исторической критики . Только этот прием и мог поставить Апокалипсис на его истинное место в хронологии крупных исторических событий. Отныне всякая книга, в которой трактуется Апокалипсис, должна быть относима не ранее, как к пятому веку.

Таким образом, история первых четырех веков христианства сразу освобождается от целой кучи загромождавшего и затемнявшего ее апокрифического средневекового хлама. Горизонт древнего мира открывается чистым и ясным для свободного и действительно научного исследования.

Глава I.

Когда вы смотрите на какое-нибудь только-что отремонтированное и оштукатуренное здание, оно всегда вам кажется совсем прочным. Если вы не видели его до ремонта, вам и в голову не придет, что под его штукатуркой снаружи стен и под новыми обоями внутри многое давно прогнило, и даже основные бревна комнат прилажены друг к другу так непрочно, что готовы свалиться при первом напоре сильного ветра.

Точно такое же впечатление производит на нас и история древнего мира. По нашим курсам и учебникам, даже не указывающим к какому времени принадлежат первые издания их первоисточников и когда найдены первые рукописи, которыми пользовались их составители, — выходит все так последовательно, а иногда и увлекательно, что мысль при чтении совершенно перестает критически работать, да и не может, не зная, откуда автор взял свои сведения. Загипнотизированному читателю остается только верить в его глубокую компетентность да запомнить, что он сказал…

Совсем другое, когда, оставив авторов XX века, начинаешь читать их первоисточники. Прежде всего, никаких первоисточников большею частью нигде на земном шаре не оказывается в рукописях. Имеются только печатные книги, появившиеся в свет позднее 1450 года, и из них мы узнаем, что в средние века рукописи этих книг оставались неизвестными и что они «открыты» лицами, принесшими их издателю только перед самым печатанием, а потом снова делись неизвестно куда.

Вот хотя бы необходимая для этой нашей работы «Церковная история» Сократа Схоластика, обнимающая период от Константина I до Феодосия Младшего (т.е. приблизительно от 325 до 425 года нашей эры). Издатели «открыли» ее сначала только в латинской рукописи в начале XVI века, а потом, лет через тридцать, новые издатели «открыли» и ее греческий подлинник. Что с обеими было в продолжение 1200 лет, да и существовала ли сама эта книга, никто ничего сказать не может. Ведь даже и в тех редких случаях, когда, после напечатания, на усиленный спрос любителей древности являлось лицо, предлагавшее такую рукопись, якобы сохранившуюся у его предков с незапамятных времен, можно сказать, что «спрос всегда родит предложение». Мы не знаем даже о том, куда делась рукопись после напечатания. Почему издатель и нашедший не постарались сохранить такую драгоценность, хотя уже и тогда собирали древности?

То же самое оказывается и с другими первоисточниками древней истории, почти со всеми.

Вот хотя бы знаменитые диалоги Платона. Они были совершенно неизвестны ученым вплоть до конца XV века. Лишь в это время один флорентийский философ, по имени Марчеллио Фичино, принес богатому издателю Лаврентию Венету латинскую рукопись под этим названием, объявив ее своим переводом с греческой рукописи. Этот сборник статей, в котором, кроме политических и философских рассуждений, оказалось также много и скабрезного, и явно анахронического, был издан Венетом в 1482 году. Книга быстро разошлась. Неведомый ранее Платон стал сразу знаменит, и через девять лет, в 1491 году, этот сборник вышел вторым Флорентийским изданием на средства Лаврентия Медичи.

Его анахронизмы к этому времени были уже отмечены серьезными читателями, и вот тот же самый Фичино дает одному венецианскому издателю свой новый «исправленный от указанных ему анахронизмов» перевод, а в 1517 году выходит и второе его издание.

Греческих рукописей Марчеллио Фичино никому не предъявлял до самой своей смерти; не нашли их у него и его наследники. До сих пор никто ничего не знает об их существовании где-либо на свете, и до сих пор несомненно только то, что они исчезли бесследно, несмотря на то, что почти тотчас после выхода из печати первого издания «перевода Фичино» много просвещенных людей того времени стало усиленно искать повсюду греческих рукописей этого вновь открытого в только-что сделанном переводе греческого философа.

В это время один богатый венецианец Альдо Манучио даже обещал платить по золотой монете за каждое исправление Фичинова перевода по греческому тексту. В ответ на его обещания, но уже через 30 лет после первого издания Платона и, повидимому, еще при жизни Фичино, не сам Фичино, а один венецианский критянин Марк Мазур представил в 1512 году и «греческий текст Фичиновых переводов», носящий, по моим исследованиям их слога, характер произведений, принадлежащих нескольким различным авторам. Они представляют собою, очевидно, переводы самих же латинских произведений Фичино на греческий язык, сделанных по спешному заказу Мазура несколькими греками-переводчиками из разных местностей.[1] В то время научно-литературная критика была совсем слаба, и все эти произведения были тотчас напечатаны в 1513 году, а затем с постоянными исправлениями они печатались во множестве изданий в продолжение всего XVI столетия. Итальяно-латинский писатель XVI века Марчеллио Фичино, под именем греческого философа Платона, стал величайшей знаменитостью «древности», хотя в XIX веке уже не осталось ни одного из его диалогов, подлинность которого не была бы заподозрена или прямо оспариваема кем-либо из платонистов, да и подлинность упоминаний о нем у других древних греческих авторов теряет всякое значение, так как все они сделались известными уже после Фичинова перевода. Спрос родил предложение…

А вот и третий пример — знаменитые книги Иосифа Флавия. Этот Флавий был «открыт» и сделался известным лишь с 1566 года. Только в это время автор XVI века, Самуил Шеллам, вдруг предъявил издателю рукопись «Иудейские Древности», опять без предъявления кому бы то ни было «подлинной рукописи». Эта книга даже сразу возбудила подозрение у современников. И действительно она была полна анахронических мест.[2] Автором ее был сам Самуил Шеллам, а затем она с пополнениями появилась уже в еврейском и в других переводах.

Я не буду приводить дальнейших примеров.

Скажу только одно: таково возникновение всех древних книг!

Возьмем хотя бы сочинения Василия Великого, Иоанна Златоуста, Оригена, не говоря уже о Сократе, Аристотеле, Цицероне, Виргилии, Горации, Геродоте, Пифагоре и о всех до одного остальных. Их рукописей, хотя бы от IX века, нигде нет; как-будто лица, принесшие их в типографии, нарочно уничтожали их тотчас же после напечатания…[3] И невольно думается: не призраки ли, не миражи ли все то, что мы воображаем о древней жизни греков, египтян, римлян, евреев и всего древнего Востока по подобным документам?

Но даже и умалчивая об этом основном пороке всех первоисточников, по которым мы восстанавливаем древнюю жизнь, т.е. об их собственной молодости, мы видим в них целые серии невероятных по самой своей сущности, или противоречащих друг другу сообщений, а во всем том, что нам кажется в них вполне правдоподобным, мы замечаем крайнюю отрывочность и неопределенность времени, к которому относится рассказ. Из-под поверхностного слоя искусно оштукатуренного здания современных историй древней жизни, как я уже говорил, показываются, при каждом исследовании времени открытия их первоисточников, полусгнившие и непрочно прилаженные бревна.

А в критическом разборе этих первоисточников даже у авторов XIX века мы видим крайнюю наивность. Тут не критика, а защитительные речи в пользу незащитимого.

Эта маленькая экскурсия к первоисточникам является необходимой для продолжения чтения моей книги.

Иначе, для обычной публики, никогда не читавшей по истории ничего, кроме уже готовых курсов и обзоров, хотя бы даже и обширных, мое недоверие к прочности основ древней истории может показаться чем-то напрасным, заранее осужденным на неудачу, хотя на деле это не так, и чем древнее времена, тем более и тем серьезнее можно оспаривать наши сведения о них по отношению к тогдашней человеческой жизни.

Впрочем, в этой своей работе я хочу не только опровергать наши сведения о началах христианства, но и, наоборот, представить несколько важных возражений и против возникшего в последнее десятилетие течения историко-религиозной мысли, по которому никакого человека, с кого мог бы быть списан евангельский Иисус, даже и не существовало никогда и согласно которому все христианские сказания о нем есть чисто астральный миф.

Самым ярким и талантливым представителем этого течения является в Германии Артур Древе, профессор философии в Политехническом Институте в Карлсруэ, книги которого: «Christus-mythe» и «The Wittnesses of Historicity of Jesus» наделали за границей много шума. Его критика исторических сказаний о земной жизни Иисуса, как-будто бы имевшей место в первом веке нашей эры, действительно, убийственна для этих сказаний. Делается ясно, что если признать за Библией и за индусскими сказаниями о Кришне глубокую древность, то легенда о грядущем воцарении бога на земле возникла уже давно. Являясь будто бы «давнишней потребностью всего духовно-страдающего человечества», она «быстро перебрасывалась из страны в страну, пока не охватила, в той или другой форме, все духовно развитые слои народов». Так, — говорят нам, — в Индии развилась легенда о Кришне, время от времени воплощающемся на земле, у евреев — о грядущем избавителе — Мессии (в переводе тоже Христе),[4] а у христиан об уже приходившем на землю сыне божьем…

И все это, — говорят, — развивалось в связи с явлениями, совершавшимися на звездном небе, которое издревле считалось жилищем богов.

Но так ли это? Действительно ли в наших представлениях о древней жизни — одни призраки, и действительно ли легенда о распятом «Сыне Божием» не имеет никаких корней в действительной жизни народов на прибрежьях Средиземного моря?

Мои астрономические исследования памятников древности, в роде вышеприведенного об Апокалипсисе, показали, что корни есть, и я здесь покажу их наглядно тем же методом, каким мне удалось установить, что и Апокалипсис не бред сумасшедшего, каким он представлялся ранее, а описание реальных явлений в природе. Но само собою понятно, что при моем исследовании и действующее лицо евангельской легенды о «сыне Бога-Отца» окажется не богом, а настоящим человеком и притом совсем не того времени и места, какое ему приписывают, и даже не похожим на евангельский образ, а во многом лучше и во многом, может-быть, хуже его. Евангелия, с этой точки зрения, окажутся лишь сентиментальными романами из жизни этого человека, имевшими огромное значение уже по тому одному, что это были первые сентиментальные произведения человечества.

Глава II.

То, что говорит Древе, а до него Дюпюи, конечно, вполне возможно и во многом безусловно верно. Я сам могу прибавить к их выводам много аналогичного из мира древних астрономических представлений.

Вот хоть в христианских гимнах, например, мы видим отражение звезд на каждом шагу. Посмотрим хотя бы на праздники, отмеченные в наших календарях тотчас после равноденствий и солнцестояний 21 марта, 21 июня, 21 сентября и 21 декабря. Я говорю «тотчас после» этих дней, потому что астрономы первых веков христианства не знали точного времени этих событий и отмечали их, в среднем, на четверо суток позднее действительности, когда соответствующие области неба уже ясно показывались на востоке перед восходом Солнца. Они отсчитывали тогда не моменты закрытия солнцем соответствующих звезд, чего нельзя видеть простым глазом, но реальные появления их на востоке из-за солнца.

Так, праздник «Благовещения», т.е. праздник сообщения деве Марии вестником неба (как увидим далее — кометой в созвездии Девы) о предстоящем зачатии ею спасителя людей, отнесен у них к 25 марта, когда в полночь кульминирует звездная Дева и когда символ Иисуса — звездный Овен — приносит себя в «жертву всесожжения за грехи людей», т.е. погружается в огонь вечерней зари.

Праздник «рождества спасителя мира» отнесен на 25 декабря, когда второй небесный его символ — звездный Змиедержец, держащий Змия познания добра и зла, уже появляется из огня утренней зари, возрожденный после своего декабрьского всесожжения за грехи людей. В это время Дева как раз кульминирует над южной частью горизонта, а группа мелких звездочек — Ясли, со стоящими около них звездочками, Ослом и Ослицей, в самом высоком из зодиакальных созвездий — Раке, уже спускается на западе к ожидающей своего спасителя грешной земле. В полночь этого же 25 декабря, когда Дева восходит на рассвете, эти небесные Ясли, прообраз тех, в которых, по сказанию, родился «спаситель людей», достигают своего наивысшего положения над землей (рис. 34).

В связи с этим звучит и рождественский гимн древних христиан, всю поэзию которого может понять только человек, знающий и любящий звездное небо и слушающий этот гимн под ним, как древние христиане, а не под кровлей, как современные христиане, позабывая о том, что совершается в небе над нею. Вот этот гимн в изъяснительном переводе:

«Дева (на небе) днесь Преждесуществовавшего (Солнце) рождает, и земля грот с Яслями ему, Неприступному, приносит;

Вестники (созвездия) с пастырями (звездами Волопаса) славословят, волхвы же (три звезды Ориона) за звездою путешествуют. Ради нас родилось молодое дитя — предвечный бог (Солнце)».

Как эти слова делаются понятны и просты в астрономической символистике (рис. 34)!

А вот и вторая кантата: «Рождество твое, Христос, бог наш, воссияло миру светом разума, ибо в нем служащие звездам (т.е. астрологи-волхвы) звездою (Ахернаром 6 небесной реке Эридане) научилися тебе кланяться, Солнцу правды, тебя узнавать с высоты Востока. Слава тебе, властелин!»

Такова же и третья рождественская кантата: «Вижу (вверху) таинство странное и преславное: небо — это грот, Дева (восходящее созвездие) — это престол божьих колесниц (планет),[5] небесные Ясли — это вместилище, в котором возлежал невместимый бог (Солнце, рис. 34)».

Самое рождение «спасителя людей» от девы, не имевшей мужа, прямо говорит о созвездии Девы, через которую в сентябре, когда начинался византийский год, проходит Солнце, а прибавка о ее последующем опекуне Иосифе вызвана стоящим над нею Волопасом (рис 34).

Точно также отражаются звезды и в крещенском гимне 6 января, относящемся, повидимому, уже к Ориону, выходящему из Небесного Иордана (созвездия Эридана, рис. 35), в котором только-что появилась, вследствие прецессии в годы составления этого гимна, над южным горизонтом Палестины «Чужая Звезда» (Ахер-Нар).

А также: «Освящается сегодня естество воды, и разделяется Иордан, поднимая струи своих вод (т.е. Эридан восходит на востоке), видя властелина («Чужую Звезду»), купающегося в себе.[6]

Во всех этих песнях мы видим только восторженное символистическое восхваление явлений звездного неба, какими они и обнаруживаются действительно в эти дни каждый год.

Не менее интересно отмечены христианскими праздниками и две остальные кардинальные точки неба, т.е. области летнего солнцестояния и весеннего равноденствия.

На 24 июня, т.е. на летнее солнцестояние (точно также определенное почти на три дня позднее действительного), когда небесный символ Иисуса, выходящего из Иордана, — звездный Орион-Тельцеборец вместе с самим Эриданом-Иорданом [7] — восходит впервые над огнем утренней зари в ореоле солнечных лучей, и когда образ Иоанна Купалы (Крестителя), звездный Водолей, перед восходом солнца в Яслях, над Орионом, достигает со своей Оросительной Урной кульминационной высоты, — отнесено рождение Иоанна Крестителя, или Предтечи, окропившего Иисуса небесной водой в Иордане, потому что звездный Водолей в это время идет впереди Солнца, как символа творца неба и земли, в его суточном круговом движении. Зачатие же Иоанна при этом условии пришлось отнести, конечно, на девять месяцев ранее, так что этот праздник естественно пришелся на 23 сентября и, таким образом, попал под покровительство Овна, кульминирующего в эту полночь, в то время как Водолей-Ороситель заходит на западе, а небесный Иордан восходит на востоке вместе с Орионом, символом выходящего из воды Иисуса, т.е. Овна, ниспровергающего первенство созвездия Тельца. Он достигает затем кульминационной точки при восходе Солнца в созвездии Девы, когда Водолей-Ороситель уже давно под землей, чем и объясняются слова евангелистов от имени Иоанна: «идущий за мною сильнее меня», и «ему надлежит восходить, а мне понижаться» (рис. 35 и 36). Не трудно также найти в еврейских и христианских праздниках важную отметку и весеннего равноденствия. Так, пасха у тех и других отнесена к полнолунию весеннего равноденствия, когда созвездие Овна (т.е. Пасхальный Агнец) стало, в уме раввинистов-мессианцев, приносить себя в жертву всесожжения в огне вечерней зари, при Солнце, как бы распятом на восходящем скрещении небесного экватора с эклиптикой (рис. 37) в созвездии Рыб и при Луне, идущей у противоположного ему нисходящего скрещения в созвездии Девы.

Рождение девы Марии отнесено на 8 сентября, т.е. поблизости к осеннему равноденствию,[8] когда созвездие ее прообраза — Девы скрывается в лучах Солнца, а в полночь кульминирует Трон Бога (звездная Кассиопея). Кончина же Марии отнесена на 15 августа, когда созвездие Девы только еще приносится в «жертву всесожжения» в огне вечерней зари.

Смерть (т.е. переселение на небо) двух главнейших учителей христианства, апостолов Петра и Павла, отнесена на 29 июня, когда созвездие их прообразов — Близнецов, самых высоких из 12 созвездий Зодиака, исчезает в солнечных лучах. Соответствует этому и церковная кантата этого дня:

Аналогичные отклики созвездий видим мы и в распределении кончин, т.е. переходов на небо, для многих других древнегреческих и латинских святых. Так, около весеннего равноденствия, вслед за переходом Солнца в нашем полушарии через «верхний узел», или верхний крест небесного экватора и эклиптики, назначено празднование святого Артемона (24 марта), который, в переводе на русский язык, значит «верхний парус», в полном соответствии с египетскими представлениями первых веков нашей эры, что в этом месте неба, в созвездии Рыб, в так называемой «водной части зодиака», и Солнце, и Луна, и все планеты переплывают на челноках из нижней (южной) части небесного свода в верхнюю (северную).

А за день перед этим, на 23 марта, назначен православными греками праздник Никона (т.е. побеждающего), когда Овен победоносно соединялся с Солнцем в первые века нашей эры.

Точно также и на обратной стороне неба, около «нижнего узла», т.е. осеннего скрещения небесного экватора и эклиптики, перед созвездием Весов, где Солнце, Луна и все планеты спускаются из северной части неба в южную, мы видим 20 ноября праздник святой Феклы, что по-сирийски и по-халдейски значит созвездие Весов, через которое Солнце в V веке проходило именно 20 ноября. Точно также праздник Стефана (т.е. Венца) назначен на 14 января, когда в V и VI веках Солнце именно и подходило под созвездие Венца, и этот Звездный Венец кульминировал в полдень (рис. 36).

Я не буду здесь касаться других таких же календарных совпадений, явно не случайного характера, так как и эти примеры достаточно доказывают, что хронология важнейших церковных событий первых веков христианства зиждется не на «утраченных исторических документах» и не на «передаваемых от поколения к поколению бережно хранившихся традициях», а установлена впоследствии путем астрологических соображений. Даже и начало нашей эры, вычисленное, как говорят, только в 525 году Дионисием Малым, явно установлено на основании того, что скрещение эклиптики и небесного экватора приходилось, по его еще не точным вычислениям, за 525 лет до него прямо под альфой созвездия Овна, символизирующего евангельского Христа, вследствие чего это летосчисление и привилось только в начале нового времени и названо христианским уже в это время, но на деле это просто «эра Овна», к которой совсем ошибочно отнесено рождение Иисуса.

Во всех этих случаях, как мы видели, верховным руководителем религиозной мысли был 6ог-Солнце, «всеподдерживающий творец неба и земли, всего видимого и невидимого», мимо которого проходили 12 его апостолов, созвездий Зодиака, одно из которых, находящееся ниже всех других, — Скорпион — и было объявлено потом его предателем.

В том же месте неба мы видим и символ его грядущего воскресенья — звездного Змиедержца, поднимающегося к Трону Бога (теперь созвездию Кассиопея) по дороге Звезд — Млечному Пути, попирая ногою символ своей Смерти — Скорпиона (рис. 36). К богу-Солнцу, как первоначальному руководителю религиозной эволюции, присоединился потом и другой руководитель — бог-Месяц, обходящий 12 раз в год те же 12 созвездий Зодиака и точно также поднимающийся выше всего в созвездии Рака, где находятся Ясли Христа, и опускающийся ниже всего в Скорпионе. Но это религиозное нововведение было оформлено окончательно, повидимому, только в IV веке нашей эры, после того как получили возможность заранее указывать (через 29 1/2 суток) новомесячия, определявшиеся вплоть до половины этого века, как показывают еврейские источники,[9] лишь путем простого наблюдения первого узкого серпа луны, появляющегося над огнем вечерней зари.

Лишь в царствование императора Юлиана в Византии (361 — 363), по этим еврейским источникам, первосвященник Гилель II будто бы обнародовал (около 359 г., когда Юлиан был еще консулом) девятнадцатидетний цикл из 235 новолуний, после которого все новолуния повторяются снова в те же самые дни юлианского года в 365 1/4 дней, считавшегося тогда тропическим годом.[10] Это, — говорят нам, — и была основа календаря, который евреи употребляют и до сих пор. По греческим же источникам этот цикл (а следовательно, и тропический год в юлианском его размере 365 1/4 дней!) был опубликован еще афинянином Метоном в V веке до начала нашей эры, но это сообщение, как и другое о еще большей древности «Саросского цикла» затмений, требующее того же предварительного знания Юлианского календаря,[11] явная легенда. Даже по средневековым источникам, всегда склонным преувеличивать древность старых событий, за один век до начала нашей эры не было известно этого календаря. А по новейшим исследованиям Хаима Слонимского, первого астронома-гебраиста, современный еврейский календарь принадлежит Хассану ха-Даяну из Кордова, опубликовавшему его только в 953 году, а до того времени он не был известен. И с этим выводом Слонимского нельзя не согласиться.

Вот почему, мне кажется, возможно сомневаться даже и в том, что Юлианский календарь установлен в I веке нашей эры, а не при только-что упомянутом цезаре Юлиане, когда жил Гилель II, а может-быть и сам Созиген, составивший, по преданию, этот календарь. Да и другие соображения указывают на то же.[12]

Однако, независимо от того, когда был составлен Юлианский календарь, при Юлии или при Юлиане, и даже независимо от того, когда возникла идея, что бог-Месяц есть сын бога-Солнца, «единственный рожденный от (этого) Отца прежде всех веков, истинный бог от истинного бога, рожденный, а не сотворенный и единосущный Отцу», но факт тот, что культ бога-Месяца действительно существовал в средние века нашей эры и что исключительные явления переменчивости его фаз, сгорание через каждые 29 1/2 суток в огне утренней зари и возрождение через три дня из пламени вечерней зари, противоположно тому, как бывает со всеми внешними планетами, обращали на себя особенное внимание в древности, и его фазам придавалось таинственное значение умиранья и возрождения. На это указывали уже некоторые новейшие исследователи астральных влияний на развитие христианских идей, каковы: Древс, Немоевский, Святский.

Все это развивалось, — говорят нам, — задолго до начала нашей эры, и мельчайшие детали жизни Иисуса были таким образом описаны до него. Евангельские рассказы, с этой точки зрения, — говорят нам опять, — ничего существенного не прибавляют к заранее сложившемуся мифу о «спасителе мира» и притом так полны чудесного и совершенно невероятного, что принимать их всерьез за исторические документы так же трудно, как принять за описания исторической действительности арабские сказки из «Тысячи и одной ночи». А серьезных документов о его жизни в Палестине, или где бы то ни было, нигде нет, и в нехристианских источниках, относимых историками к первому или второму веку нашей эры, о нем ничего не говорится: все цитировавшиеся теологами места из Плиния, Светония, Тацита или слишком неопределенны, или апокрифичны. Исторического «Христа», таким образом, — говорят нам, — не существовало ни в первом, ни во втором, ни в третьем веке нашей эры: он миф и больше ничего. И с этим нельзя не согласиться, пока дело идет лишь о первых трех веках. Но не было ли чего-нибудь реального позднее?

Весенние равноденствия по Юлианскому календарю.

Они показаны с самого начала на 20-е числа месяцев марта, июня, сентября и декабря. Из приложенной же таблицы мы видим, что на эти числа как равноденствия, так и солнцестояния приходились по Юлианскому календарю только в IV веке нашей эры (табл. II), а в первом веке до нее они приходились не на 20-е, а на 23-и числа своих месяцев. Определение же равноденствий и солнцестояний является не последствием, а основой всякого солнечного календаря.

Если бы Юлианский календарь был установлен в первом веке до нашей эры (когда, как покажем далее, не было никакого Юлия Цезаря), то равноденствия и солнцестояния в нем так бы и зафиксировались на 23-и числа всех его месяцев. Ведь и самые длины месяцев, в 30 и 31 день с февралем в 28 — 29, приспособлены явно к заранее намеченному 20-му числу для всех этих четырех точек. Для последующего же приспособления к ним «Юлианского календаря, составленного в I веке» пришлось бы ждать такого же папы Григория, как и для преобразования этого календаря в новый стиль, и такая счетная катастрофа, конечно, осталась бы отмеченной в истории астрономии. Кроме того, Юлиан Цезарь был несомненно самым образованным и романтическим из всех римско-византийских императоров. Точно также и литературные произведения, в роде «De bello Gallico», приписываемые Юлию Цезарю, скорее всего прпнадлежат не ему, а Юлиану, походы которого в Галлию хорошо известны. Этот предмет настолько важен, что ему я посвящаю в следующих томах этого исследования целую главу, да и об Юлии Цезаре будет здесь дано особое исследование, которое приведет нас к поразительному открытию, что он списан с Констанция Хлора, умершего в 306 году. Даже и с этой точки зрения Юлианский календарь принадлежит 1-му году «Эры Диоклетиана», начинающейся у коптов в Египте с 284 года нашей эры, а у абиссинцев с 276 года.

Глава III.

Мы видели здесь выводы новой религиозно-исторической школы, отрицающей самое историческое существование на земле реального прообраза легендарного Иисуса, и игнорировать их, я повторяю, невозможно, как и всякую другую искреннюю и серьезную критику имеющихся у нас документов по древней истории, критику вполне научную и явно одухотворенную стремлением узнать истину и только одну истину. Можно лишь попытаться посмотреть, не существует ли какого-либо другого выхода из сложившегося положения, и не окажется ли каких-либо исторических фактов в дошедших до нас «сказаниях о Христе», если мы перенесем их в другую эпоху, и если все дошедшие до нас сказания о нем, за которыми нельзя признать исторического значения, мы переведем в область психологической характеристики того поколения или той стадии развития человеческой души?

В неправдоподобных евангельских рассказах о чудесах, сотворенных Иисусом, конечно, нельзя искать исторических фактов, а только собрание слухов, ходивших в то время о нем, как о враче и как о человеке, впервые применившем таинственную силу воздействия одной человеческой души на другую к исцелению нервных больных. Они характеризуют больше самих рассказчиков, дают яркую картину тогдашнего мировоззрения. Евангелия — это не история, а первый зачаток последующего сентиментального романа на исторической основе с примесью чудесного.

Значительную часть чудес можно объяснить не силою внушения Иисуса на обычных людей, а натур — символическим настроением древних умов, этим первым проблеском нарождающегося религиозного чувства, благодаря которому житвотворящее Солнце постепенно превратилось в их воображении в бога-отца, «всеподдерживающего творца неба и земли», тихий месяц, освещающий среди бесчисленных ярких звезд наши ночи и получающий свой свет от Солнца, — в «бога-сына, единственно рожденного богом-Солнцем прежде всех век», а свет и воздух, которые древние ученые еще не разделяли друг от друга, — в «святого духа (т.е. в свет-воздух), Властелина животворящего, от отца-Солнца исходящего, которого должно обожать и прославлять вместе с богом-Солнцем и его сыном богом-Месяцем» (см. символ православной веры).

Однако же, в Евангелиях и современных им документах и литературных творениях первых веков христианства есть и такие места, которые нельзя объяснить ни астрологией, ни алхимией, ни черной магией и гипнотизмом, как ее основой, и которые носят характер действительной историчности. Особенно отличаются этим те места в конце всех Евангелий, где говорится в наших переводах о «распятии Иисуса на кресте».

Я нарочно говорю: в наших переводах, потому что, обратившись к греческому тексту, на котором были написаны все Евангелия, я нашел там совсем другое. Вместо креста там везде стоит ставрос (), а вместо распятие на кресте везде употребляется глагол ставроо (). Но ставрос значит вовсе не крест, а кол или шест, а глагол ставроо значит: сажаю на кол.

Здесь не может быть другого смысла, потому что и все производные слова от этого корня имеют такое же значение. Так, ставрома значит частокол, ставросис — вбивание кольев, укрепление лагеря шанцами и так далее. Никогда слово ставрос не имеет смысла крест у светских греческих авторов, каков, например, Фукидид. Везде оно обозначает кол и больше ничего, а то, что теологи толкуют как распятие, у обычных греческих авторов обозначает везде казнь посредством сажания преступников на заостренный кол, вбитый в землю.

Каким же образом и когда христианские теологи пришли к заключению, что Иисус был не посажен на кол, как буквально говорится в греческом оригинале всех Евангелий и всех посланий апостолов, а пригвожден к кресту? Ведь это совсем другое!

Такое извращение смысла греческого сказания впервые произошло в латинском переводе Евангелий, где вместо греческого ставроса — кола было поставлено слово крукс (crux) — крест, и эта подстановка обратным путем перешла и на истолкование первоначального греческого выражения ставроса в смысле креста, хотя в славянском переводе и говорится более правильно, что Иисус был «вознесен на древо».

Это же объясняет нам и древнехристианский обычай столпничества, т.е. длительного сидения на высоких столпах, как средство искупления своих грехов. Основателем этого обычая был греческий монах Симеон-Столпник, умерший, по церковному преданию, 1 сентября 459 года, т.е., как сейчас увидим, через 91 год после столбования евангельского Христа. Нам объясняют, что Симеон «провел много лет жизни на столбе, чтобы быть ближе к небу», но это толкование слишком наивно, чтобы стоило его обсуждать. Лучше было сесть на крышу. И эта Симеонова нелепость может быть объяснена только «подражанием Христу». Да и так называемые стивропигиальные монастыри в переводе значат коло-задные (ставрос — кол и пигэ — задница) (Ух, ты! Так пигалица — это-ж совсем не то, что я думал раньше…).

Размышляя о том, как мне выйти из этого затруднения при своем изложении, я решил держаться нашего церковно-славянского текста и переводить греческое слово ставрос словом столб, а глагол ставроо словом столбование, так как тут не предрешаются детали описываемой казни.

Какие же были причины «столбования» Иисуса? Попробуем держаться евангельских сказаний.

В современной рационалистической передаче эти места понимаются так. Один исключительно талантливый ученый (рис. 38 и 39) был, как и все ученые того отдаленного периода, одновременно и астрологом, и алхимиком, и врачом, и магом, т.е. обладал всеми тайнами тогдашних оккультных наук. Его звали Иёшуа (по-русски Иисус), что в переводе с древнесирийского языка значит — спасатель. Время жизни его определялось до сих пор недостаточно точно. Он проповедывал идеи, приобревшие ему много врагов среди ученых старого поколения и несколько горячих сторонников, из которых один, самый юный и одаренный духовно, назывался Иоанном или Ионой,[13] а другой, старший, — Симоном по-еврейски, а по-гречески будто бы Петром.[14] Первый, повидимому, происходивший из интеллигентной семьи, стал потом очень образованным человеком, так как написал высоко художественный по тому времени Апокалипсис. Второй же был менее одарен духовно, но зато очень энергичен и сделался потом выдающимся практическим организатором.

Идейные враги «спасателя» отличались, как и все застывшие и окаменевшие в раз усвоенных понятиях рутинеры, нетерпимостью и ненавистью ко всему, не входящему в узкие рамки их понимания, и изрекли ему смертный приговор, как потом инквизиция изрекла приговор Джиордано Бруно за то, что он отвергал ее догмат о неподвижности земли, как центра мира. Они назначили «спасателю» (рис. 40) столбование, чтоб выставить его на всеобщий позор и на страх темной толпе, как раз во время прохождения Солнцем восходящего «креста» небес (т.е. скрещения небесного экватора и эклиптики в созвездии Рыб, перед Овном, сгорающим в огне вечерней зари) и перед прохождением Луною нисходящего «креста» в созвездии Девы, в котором готовилось в ту ночь полное лунное затмение.

«Спасателя» или посадили на шест с поперечной перекладиной у вершины, чтобы шест не мог сейчас же глубоко войти в его тело, или подняли на этот шест с петлей на шее и закинули его руки за перекладину, чтоб он упал в петлю, когда онемеют уставшие руки, или, наконец,

Время этого события по многочисленным религиозно-историческим традициям было 21 марта перед пятницей (начинавшейся не с полуночи, а с вечера нашего четверга). Но в эту самую ночь, с четверга на пятницу, произошло лунное затмение, которое многочисленной толпой зрителей и всеми последователями «спасателя» было связано с его осуждением. Одному из последних, Иосифу, Льву гроба Громовержца,[15] удалось в пятницу утром, 21 же марта, добиться у римских властей, утверждавших и исполнявших приговоры духовных судов, разрешения снять его, уже бесчувственного, со столба и положить в гробницу этого «Льва гроба Громовержца», будто бы высеченную в скале. Но «спасатель» там очнулся в ночь с субботы на воскресенье, т.е. вечером 22 или утром 23 марта, оттолкнул заслонявший камень и дошел или дополз до любившей его девушки Марии, которая и укрыла его. Так выходит по Евангелиям.

Это чудесное «воскресение из мертвых», может-быть, в связи с уже существовавшими тогда ожиданиями спасителя (по-еврейски мессии), и энтузиазм его учеников, которые были полны господствовавшими тогда суевериями, сделали то, чего, конечно, никогда не могла бы сделать самая талантливая его проповедь. Его начали считать за бога, сошедшего с небес на землю, чтобы научить людей истине. Посторонние люди всюду стали разыскивать его, чтоб услышать хоть одно его слово, несмотря на то, что он должен был скрываться теперь от своих врагов.

Таково рационалистическое объяснение рассказанного в Евангелиях об Иисусе, имя которого и значит спасатель или врачеватель.

Все это так психологически правдоподобно, что как-то не верится, чтобы рассказ о земной жизни невольного основателя средневековой христианской идеологии был чистым мифом. Чтоб разобраться в этом вопросе, обратимся к первичным документам и посмотрим, нет ли астрономических подтверждений описанных в них событий, так как астрономические подтверждения — единственно необманчивые руководители в сумерках древней истории.

Прежде всего разберем дошедшие до нас рассказы о небесных явлениях, сопровождавших столбование «спасателя». Вот они целиком:

В Евангелии Иоанна говорится:

«При столбе стояли его мать и сестра ее — Мария Клеопова, и Мария Магдалина, и ученик, которого он любил, и который потом взял мать его жить к себе» (19, 25).

«Спасатель» говорит: «я пить хочу…» (19, 27), и тогда обмакивают в уксус губку и, наложив ее на стебель иссопа, подносят к его рту.[16] Попробовав уксуса, он сказал: «свершилось», и потерял сознание (19, 30). А так как этот день была пятница (, т.е. приготовление к субботе), то иудаисты (),[17] чтобы не оставлять тела казненных на столбах на субботу, ибо эта суббота (начинавшаяся с 6 часов вечера нашей пятницы) была день великий (первая после равноденствия), просили Пилата позволить перебить у них бедра (очевидно, чтоб, очнувшись, не убежали) и снять…» (19, 31). «Но когда они подошли к «спасателю», то увидели, что он уже умер, и потому не перебили у него бедер, но один из воинов копьем пронзил ему бок, и потекла из него кровь и вода» (19, 34).

(Это последнее обстоятельство особенно интересно с физиологической точки зрения. Оно показывает, что Иисус был еще жив, так как из умерших кровь не течет вследствие остановки сердца и свертывания крови, а вода могла быть от отека. Этого факта древний составитель легенды не мог бы придумать, это мог рассказать только очевидец. Тут видно явное подтверждение верности евангельского рассказа.)

«После этого, — продолжает далее Иоанн, — пришел Иосиф, Лев гроба (ученик Иисуса, но тайный, из боязни иудаистов), и снял его тело». Никодим, пришедший вслед за ним, «принес ароматный состав из смирны и алое», они «взяли его и обвили пеленами с благовониями». «Тут была в саду пещера, в ней спешно положили тело „спасателя“ ранее окончания пятницы», т.е. до 6 часов вечера (Ев. Иоанна, 19, 39...42).

«В первый же день после субботы (другому ученику, которого любил «спасатель», и говорит: «унесли моего господина из пещеры, и не знаю, где положили его». «Оба побежали вместе, но другой ученик бежал быстрее и, наклонившись, увидел лежащие пелены и платок, который был на его голове», «особо на другом месте». «И возвратились к себе, а Мария стояла у пещеры и плакала» (20, 1...11).

Отсюда видно, что во всем, что говорится у Иоанна об обстоятельствах казни Назорея (т.е. посвященного в тайны оккультных наук того времени) и об его последующем оживлении, нет никаких указаний на такие события в природе, которые казались бы чудесными для автора. А сам автор, как видно из всего его Евангелия, был очень образованным по своему времени человеком. Очень важно для нас здесь и его указание, что тело было снято в пятницу днем, т.е. что столбованный висел всю ночь с четверга на пятницу. Незачем было бы автору придумывать также и рассказ о том, что у него не были перебиты голени, если бы его «воскресение» была чистая выдумка легковерных или мистиков.

Рассмотрим теперь и остальные евангельские рассказы об этом самом событии.

Возьмем прежде всего Евангелие Марка, как более простодушное.

«Столбовали его в третьем часу (т.е. в девять вечера по нашему счету), — говорит он в XV главе, — и была надпись вины его: «царь богославных».[18] С ним столбовали двух разбойников». «В шестом же часу (т.е. в полночь по нашему счету) наступило затмение по всей земле и продолжалось до девятого часа (т.е. до трех часов ночи по современному счету). Тогда «спасатель» закричал: «Элои, Элои, ламма сабахтани» (боже, боже, зачем меня оставил?)» [см. псалом 22 (21)],[19] «и с громким стоном потерял сознание» (15, 37). «И завеса в храме разорвалась сверху донизу» (15, 38).

О том, что у него не были перебиты голени, а у разбойников были, Марк уже не считает нужным упоминать и только говорит, что перед наступлением сирийской субботы (т.е. вечера пятницы) Иосиф ходил к римскому правителю с просьбой снять тело «спасателя». Тот «удивился, что он уже умер», но позволил. Иосиф Аримафейский, «сняв его и обвив полотном, положил в склеп, высеченный в скале, и привалил камень к отверстию» (16, 42, рис. 41). И вот «Мария Магдалина, Мария Яковлева и Саломия приходят к склепу при восходе солнца после субботы и видят, что камень отвален» (16, 1...4). «Они убежали от пещеры и никому ничего не сказали со страха. „Спасатель“ же, придя в сознание утром после субботы, явился сперва к Марии Магдалине, и она сказала об этом горюющим о нем, но они не поверили» (16, 9...10). «Потом (неизвестно через сколько времени) он встретился двоим из них по дороге в селение, но и их рассказу никто из остальных не поверил» (16, 12...14). «Наконец, он явился и самим одиннадцати», упрекал их за неверие и сказал:

«Идите и проповедуйте добрую весть (о моем воскресении) по всему миру» (16, 19).

Так и кончается Евангелие Марка, тоже без всяких чудес, кроме того, что во время столбования наступило трехчасовое затмение (Отсутствие указания на это в Евангелии Иоанна можно объяснить только тем, что его автор, как очень образованный человек, знал, что тут нет никакого чуда, что лунные затмения происходят периодически в заранее определенные сроки, и потому не хотел рассказывать о факте, способном импонировать только одним невеждам и, наоборот, возбуждать ироническую усмешку в его образованном кругу. Марк же был простодушен, а потому и упомянул об этом, более всего поразившем толпу факте, как о чуде.

Посмотрим теперь, насколько подтверждается такое объяснение в Евангелии Матвея, представляющем, в сущности, простую переписку почти всего Евангелия Марка, дополненную многими другими легендами, большей частью явно фантастического, т.е. позднего характера.

Вот как рассказывает Матвей о столбовании Иисуса. «Столбовавшие поставили над его головой надпись, означающую вину: „спасатель, вождь славящих грядущего“ [20] (27, 35...37). Столбовали с ним и двух разбойников» (27, 38). «И наступило затмение () на всей земле от шестого до девятого часа» (т.е. от полуночи до трех часов ночи). «Спасатель» закричал: «Эли, Эли, ламма савах фани» (боже, боже, зачем меня оставил!) (27, 46) и с громким стоном потерял сознание. И завеса в храме разорвалась сверху донизу, и земля потряслась, и камни расселись, и гробницы открылись, и тела многих праведных ожили и, вышедши из гробниц после его воскресения, вошли в «Святой Город»и явились многим» (27, 51...53).

Здесь переписка из Марка ясна не только по единству содержания, но и по еврейской фразе. В последних, подчеркнутых мною строках, читатель может сам видеть, как к простому изложению Марка здесь прибавилась уже фантастическая картина невероятного происшествия — воскресения многих умерших, могущая свидетельствовать лишь о перепуге и суеверных рассказах в простонародьи после этого события. Она компрометирует точность рассказа и о возможном, в сущности, в это время землетрясении и заставляет предполагать, что здесь оно приставлено к рассказу о столбовании из наличности другого какого-нибудь землетрясения, действительно бывшего около того же времени в Сирии, как читатель увидит далее из «Церковной истории» Сократа Схоластика. Точно также и везде у Матвея к первоначальным простым рассказам Иоанна и Марка о том, как потерявшего сознание «спасателя» похоронил Иосиф и как потом Мария Магдалина, придя утром, нашла пещеру открытой, прибавлено, что и в этот момент тоже «сделалось великое землетрясение, потому что вестник божий, сошедший с небес, отвалив камень от гробницы, сел на него, и вид его был как молния, а одежда его была бела, как снег (подражание первой главе Апокалипсиса)».

Затем описывается фантастическая картина паники среди сторожей, поставленных будто бы Пилатом при гробнице (чего, конечно, не было), описываются тщетные попытки «иудаистов» скрыть от публики происшедшее воскресение столбованного и рассказывается о том, как, восставши из мертвых, он призвал своих учеников к себе на гору в Галилее и, словами из Апокалипсиса, сказал им: «Мне дана всякая власть на небе и на земле» (28, 18).

Так постепенно развивалась легенда о чудесном оживлении «столбованного учителя».

Рассмотрим в заключение этот же рассказ в Евангелии Луки, в котором, как и у Матвея, мы находим всю основную часть события дословно переписанной из Марка:

«Когда пришли на лобное место, столбовали и двух разбойников направо и налево от него (23, 33), и была над ним надпись по-гречески, по-римски и по-еврейски: «это верховный вождь иудаистов» (23, 38). Был шестой (палестинский) час (т-е. полночь), и вдруг сделалось затмение () по всей земле до девятого часа (т.е. до 3 часов ночи). И затмилось солнце ( ), и завеса в храме разорвалась на середине, а «спасатель» издал вопль: «Отец, отец, прими мою душу в твои руки!» и потерял сознание» (23, 44).

Мы видим и здесь, так же как и у Матвея, явно позднейшие приписки, сделанные от себя Лукой, к первоначальным описаниям Иоанна и Марка. Больше всего интересна для нас здесь прибавка Луки или одного из его ранних переписчиков о затмившемся Солнце, которая наводила некоторых астрономов на мысль, что в Евангелиях описано солнечное затмение во время столбования Иисуса и что именно этим явлением и объясняются быстрое снятие его со столба без разбития голеней, его последующее оживление и возникновение христианского культа, к которому примешались потом чисто астральные детали более раннего происхождения. А между тем солнечного затмения явно не могло быть в полнолуние, да и вообще никакого солнечного затмения не было в Палестине в четверг или в пятницу перед еврейской пасхой в первые века нашей эры.

Все это заставило астрономов-историков считать рассказ об астрономических и сейсмических явлениях при столбовании «спасателя» простой фантазией и утверждать, наконец, так же, как Древс, что и самый факт существования Иисуса Назорея (т.е. врачевателя, посвященного в тайны оккультных наук) и «распятого» потом в Палестине или Сирии, или в другом месте на Востоке, не доказан исторически.

Но только-что сделанное мною сопоставление евангельских текстов показывает, что упоминание о Солнце у Луки есть позднейшая вставка и может лишь относиться к одному из солнечных затмений конца IV пли начала V века, в роде проходивших через Византию затмений 355, 386, 393 и 418 годов.[21] Везде в Евангелиях речь, очевидно, идет не о солнечном, а о лунном затмении, с полуночи до утра, в ночь с четверга на пятницу, около самого весеннего равноденствия, т.е. в ночь 20/21 марта. Такое лунное затмение я и начал искать в первые века, руководясь тем, что христианская пасха, по очень крепкой древней традиции (так как она охватывает всех христиан), издревле празднуется обязательно в первое воскресенье после первого полнолуния, происшедшего после весеннего равноденствия, и не ранее 22 марта, чтобы не праздновать ее в день самого столбования, которое, очевидно, и было 21 марта.

Мои работы привели меня только к одной дате. Такое событие, как описанное в Евапгелиях, могло быть лишь 21 марта 368 года нашей эры. Оно одно (см. табл. III) было в ночь с четверга на пятницу страстной недели, за 27 лет до возникновения Апокалипсиса, когда его автору, Иоанну Хрисостому, было около 19...21 года.[22] Это, очевидно, и был ученик Иисуса Иоанн, написавший Апокалипсис, как я доказал астрономически еще в Шлиссельбургской крепости, и понятно, что на него сцена столбования должна была подействовать особенно сильно, благодаря его молодости. Средина затмения была в ночь с четверга на пятницу в созвездии Девы (как и апокалиптическое солнечное затмение), в 5 часов 10 минут ночи по иерусалимскому времени, когда «спасатель» уже был столбован. Солнце находилось все эти дни и ночи в созвездии Овна, сгоравшего каждый вечер, в том числе и в вечер столбования, в огне вечерней зари, как агнец пасхальный, как жертва всесожжения».

Если считать время по-старинному,[23] с 6 часов вечера («и был вечер, и было утро, день первый», см. Книга Бытия, глава I), то и прогрессивное потемнение Луны было как раз от часу шестого до часу девятого, когда Луна стала проясняться; оно было очень сильное и все целиком видимо в Палестине, Египте и Южной Европе. Еврейская же суббота должна была начаться с шести часов вечера нашей пятницы, через сутки после столбования. Значит, действительно «спасатель» был столбован в четверг вечером и висел до утра пятницы. Положенный после полудня пятницы в гробницу, он действительно мог опомниться и выйти, отвалив камень от своей гробницы.

Здесь все совпадает с описанием евангелистов и с массовыми христианскими преданиями, а также и с древними традиционными церковными церемониями. Пусть читатель взглянет на приложенную мною здесь таблицу (табл. III) всех (немногих по числу) лунных затмений, бывших около весеннего равноденствия, от VI века пред нашей эрой и до VIII ее века, т.е. от глубокой древности до второй половины средних веков (далее я не проследил за бесполезностью), и он сам увидит, что не было ни одного другого подходящего затмения. Интересно, что никаких лунных затмений не было даже и в дни, соседние с 21 марта, на которые можно было бы указать в нашу эру, как тоже на возможные. Даже и ранее ее, вплоть до V века, на 21 марта не приходится ни одного, а на 20-е число было только одно, в 219 году, как видно из приложенной таблицы, но и оно было уже в субботу.

Что же касается до затмений 21 марта, то в христианскую эру их тоже не было ни одного в это число месяца, не только в ночь с четверга на пятницу, но и в другие дни недели, кроме описанного нами. И до христианской эры они были лишь в 89, 135 и 154 годах, и то не в пятницу, т.е. совершенно исключаются из рассмотрения, тем более, что и равноденствие в эту эпоху приходилось уже между 22 и 23 марта, по Юлианскому календарю, которого к тому же еще и не существовало вовсе в то время. Таким образом, весь период от середины VI века за началом нашей эры и весь период от этого начала до конца VIII века после него дает только одно единственное астрономическое решение: столбование евангельского «спасателя» было 20 марта 368 года, снятие со столба после лунного затмения было через сутки, утром 21 марта, а «воскресение» было перед рассветом 22 марта 368 года.

Предшествовавшее затмение 19 марта 303 года хотя и помечено у нас пятницей, но по сирийскому счету было уже в субботу. А кроме того, оно было до весеннего равноденствия и потому не согласуется с церковным постановлением, по которому христианская пасха не может быть даже 21 марта, и непременно уже после дня равноденствия, IV века нашей эры.

Таким образом, и астрономическое исследование Апокалипсиса и такое же исследование Евангелий приводит к одному и тому же результату: «спасатель» (Иисус по-еврейски) жил в средине IV века нашей эры и был «столбован», но без смертного исхода, 20 марта 368 года. Иоанн Хрисостом и Иоанн Богослов — одно и то же лицо. Каковы были условия общественной жизни в это время?

Прежде всего обращу внимание читателя, что во всех Евангелиях говорится, что на столбе «спасателя» была надпись: «царь иудаистов» (Валент, покровительствовавший иудаистам, и вслед за этим годом еврейский ученый Рев-Аши (367 — 427) стал составлять «Иерусалимскую Гемару», т.е. «Иерусалимское завершение» (представлявшее лишь зародыш той Гемары, которая выросла до своего настоящего роста лишь ко времени закрепившего ее печатного станка около 1450 г.). Затем, еще до «распятия» Иисуса, был (в 359 году), — как мы уже говорили, — обнародован при Юлиане календарь, дававший возможность определять новолуния и даже лунные затмения, хотя бы только и на полгода вперед, с ошибкой на одно полнолуние вперед или назад, что совсем легко делать, считая в синодическом обороте Луны 29 1/2 суток. Вообще же это было время сильных научно-религиозных исканий и споров.

Никакого гражданского восстания в 368 году в Римской империи, повидимому, не было, и потому приходится заключить, что «спасатель» в это время был столбован, как и выходит по Евангелиям, только за попытки чисто идейного, научного реформаторства, так как религия была тогда только философией науки, вернее же всего — именно за предсказание того самого лунного затмения, перед которым он и был столбован, так как все считали, что он его сделает сам.

Во всяком случае, полное совпадение только одного лунного затмения 21 марта 368 года с евангельскими рассказами и мои прежние вычисления времени Апокалипсиса, написанного в 395 году, объединяют оба события и невольно заставляют думать, что чисто гуманитарные мессианские идеи первой половины IV века получили такой мрачный апокалиптический характер в его конце именно благодаря тому, что не все в них было «астральный миф» и что к этому мифу примешалась вечером 21 марта 368 года действительная человеческая трагедия.

Глава IV.

Но, — скажут мне теперь, — как же «основатель христианства», «спасатель», мог быть столбован в 368 году, когда еще на Никейском соборе, в 325 году, уже спорили друг с другом две христианские секты, ариане и николаиты, а в древнейших индийских сказаниях существует легенда о нескольких земных воплощениях бога Вишны, которые по всему своему содержанию являются только дальнейшим расширением легенды о Христе, так как восьмым воплощением Вишны и является Кришна, т.е. Христос?

Я лично склонен думать, что древность всех индусских сказаний очень преувеличена сильно развитой фантазией этого народа. Никаких древних летописей у них нет, а что касается до глубокой древности сохранившихся в Индии развалин, то она не может считаться доказанной более, чем и глубокая древность египетских сооружений.

Пойдите, например, хотя бы на северный берег Невы и посмотрите на поставленных тут, против Академии Художеств, египетских сфинксов, привезенных в средине XIX века сюда из Фив. Гранитные плиты, на которых они поставлены, сделаны из финляндского гранита приблизительно такого же цвета и вытесаны не более как восемьдесят лет тому назад, и однако же влияние атмосферы и влаги придало им такой вид старины, что за несколько шагов вы не увидите разницы между ними и самими сфинксами. Даже и при внимательном ближайшем исследовании вы более заметите разницу в составе финского гранита и египетского сиенита, чем во времени их обработки. Если б самому внимательному, не предупрежденному заранее исследователю сказали, что эти сфинксы сделаны всего пятьсот лет назад, то он нисколько не изумился бы. Так и по отношению ко всем остальным каменным сооружениям древности: большинство из них при том многотысячелетнем возрасте, какой им до сих пор приписывался, должны бы, кажется, стоя столько лет под открытым небом, давно рассыпаться с поверхности в порошок, особенно в жарких странах, где или много влаги, или сухой климат сопровождается резкими переходами от полуденного палящего зноя к ночной прохладе, и от сухости к влаге при спорадических сильных ливнях. Однако же они стоят, как если б им было не более нескольких сотен лет!

Для физика, свободного от внушений предшествующих поколений, глубокая, т.е. трех— или более тысячелетняя древность таких произведений египетского искусства представляется совершенно неправдоподобной. Даже и две тысячи лет, кажется, трудно допустить для них с физической точки зрения.

Еще более недоказанной представляется глубокая древность имеющихся у нас сборников устных или письменных былин и исторических сказаний так называемого «народного эпоса» или, вернее, коллективного творчества тогдашней зарождавшейся интеллигенции, т.е. сборников в роде Одиссеи или книги Бытия, или книги Вед, в которых поэтические, философские и исторические разрозненные мысли, соображения, песни, сказки и рассказы отдельных наиболее интеллигентных и талантливых умов из предшествовавших нам поколений скомпанованы в одно мозаичное целое окончательными их редакторами. В этом случае предложенный мною астрономический метод исследования, которым я пользовался и в своих предшествовавших работах,[24] является единственно надежным руководителем.

В предыдущих главах, как мы видели, он дал для времени столбования Иисуса и для времени возникновения Апокалипсиса неожиданно позднюю дату. Страстной четверг 21 марта 368 года и воскресенье 30 сентября 395 года! Относительно египетских памятников он дает большею частью первые века нашей эры. Однако, как бы ни казалась мне сомнительной «глубокая» многотысячелетняя древность сказаний о Кришне, я все-таки не хочу здесь отрицать без достаточных доказательств, что они предшествовали четвертому веку, и ни в каком случае не буду подвергать сомнению, что Никейский собор, где уже боролись две «христианские» секты, действительно имел место в 325 году нашей эры при первом византийском императоре Константине Великом, сделавшем николаитство государственным учением и за то причисленным православными церквами к лику их святых.

Да! Христиане, действительно, существовали до «Иисуса Христа».

Но эта кажущаяся несообразность разъясняется очень просто. Как и во многих других случаях, мы оказываемся здесь рабами слова, плохо переведенного с чужого языка и потому неправильно понимаемого нами. Если бы вам, например, на русском языке сказали: «Вы говорите, что в 1380 году жил на Руси князь Дмитрий Донской, но ведь отсюда выходит, что раньше не было реки Дона», то вы, конечно, только рассмеялись бы наивности вопрошающего и сказали бы ему: «Потому-то этот Дмитрий и назван Донским, что Дон предшествовал ему». Точно то же вы сделали бы, если бы кто-нибудь сказал, что раньше Сократа Схоластика не было схоластиков.

Но то же самое выходит и с именем Иисус Христос, если мы не будем повторять его, как попугаи, не вникая в смысл, а обратимся к его значению на его родном греческом языке. Посмотрите в любой греческий словарь, и вы увидите сами, что слово Христос (помазанный, посвященный, а в специальном древнем смысле: посвященный в тайны оккультных знаний. Христами назывались и тогда и в предшествовавшие столетия не только «палестинский учитель», а все люди, посвященные в тайны тогдашних наук после специального вступительного обряда помазания их священным маслом. Отсюда вполне естественно вытекает, что и христианские (т.е. в переводе на русский язык всякие посвященнические, или священнические) секты безусловно существовали и в предшествовавшие евангельскому «спасателю» столетия, как это видно и из еврейской Библии.

Действительно, переведем греческое слове Христос на еврейский язык, и мы получим слово назорей, а в применении к «спасателю» — Иисус Назорей, как он и назывался по-еврейски в Палестине, потому что на еврейском языке нет даже и слова Христос. А вот что говорится в Библии о назореях, т.е. посвятивших себя хотя бы временно изучению оккультных наук.

Но хотя «назореи», как мы видим из этого места Книги Чисел, и было общим названием для посвящающих себя, временно или бессрочно, какому-то оккультному занятию при древних храмах, служивших тогдашними университетами, однако, единственный назорей (т.е. по-гречески Христос), жизнеописание которого мы находим в еврейской Библии, — это Самсон, имя которого в переводе на русский язык значит Солнце-Силач, или просто «Солнечный». Интересно, что рождение этого «Христа» тоже было возвещено ангелом (т.е. небесным вестником, кометой). И интересно также, что как только мы переведем все собственные имена этого мифа на понятный нам язык, так из него выходит астральная аллегория. Вот его начало в переводе.

«Во время сорокалетнего „порабощения“ иаковцев-богоборцев палестинцами, или средиземцами, жил чужой (Зодиаку) муж из Места Казни (Скорпиона, рис. 42), из дома Суда (Весов) по имени Успокоенный (Волопас Наков) и жена его (звездная Дева под ним) была бесплодна (в ней не было тогда планет). И вот к ней явился вестник грядущего (комета) и сказал: «Ты зачнешь и родишь сына (сквозь тебя пройдет Солнце, рис. 42) и не коснется бритва его головы, он будет назореем (христом, посвященным) от самого своего зачатия и будет спасать (буквально: иисусоватъ) иаковцев-богоборцев от рук «палестинцев» (Кн. Судей 1, 3...5).

«И вторично пришел Ангел к жене успокоенного (т.е. комета была в ней и на следующую ночь), когда она была в поле (т.е. на вечернем небе). Ее муж (Волопас, встающий по утрам вместе с Девой) сказал ангелу: «останься у нас, я приготовлю тебе козленка» (Козерога). Ангел же ответил ему: «Принеси его в жертву». И взял, успокоенный, козленка и мучное приношение (из Млечного Пути) и вознес на камне (горизонта) Громовержцу (сжег в огне вечерней зари, как это бывает ежегодно в декабре, рис. 43). А ангел (комета) поднялся в пламени (звездного) жертвенника (в сиянии Млечного Пути, над ним) и стал невидим». «И родила потом (конечно, через девять месяцев, когда прошло через нее Солнце) эта женщина сына и нарекла ему имя Солнце» (Кн. Судей 13, 1...24).

Читатель уже видит, что начало этой легенды не только астрального происхождения, но и чрезвычайно напоминает евангельское благовещение деве Марии ангелом Гавриилом о рождении, от нее назорея «спасателя» (которому было наречено имя «С нами Солнце», т.е. эм-ману-эл). А конец, когда «остриженное палестинцами», т.е. лишенное своих лучей во время наступившего затмения, Солнце обрушивает на их голову храм-небо, потрясши его столбы, т.е. меридианы, между которыми оно затмилось, сильно напоминает столбование евангельского «спасателя» при лунном затмении и происшедшее после этого землетрясение. Все это показывает, что легенда о Самсоне-Солнце вставлена в Книгу Судей уже в V веке нашей эры.

Но я еще не буду касаться пока астральной одежды этого библейского мифа, я сделаю далее специальный его разбор. Теперь, чтобы не отвлекаться от предмета настоящей главы, отмечу только, что в ней мы ясно видим, что христос, или назорей, было звание, а вовсе не фамилия, данная кем-то одному «Иисусу». Это было звание, нечто в роде великого магистра у масонов, да и самое слово магистр значит «посвященный в тайны магии». Вот почему и название Иисус Христос я буду часто заменять (чтоб отбросить у читателя последние следы гипноза от внушений прежних поколений) названием «спасатель», или «учитель», каким он, повидимому, и был. Точно также и название христиане я буду часто переводить его греческим значением «посвященцы», или «приверженцы священников, т.е. помазанных священным маслом», что делалось, повидимому, задолго до рождения евангельского «учителя».

Отсюда ясно, что христиане существовали раньше своего великого магистра Иисуса.

Но для того, чтобы окончательно выяснить себе действительную историческую личность этого замечательного человека, нам надо освободить свой ум и от другого, тяготеющего над ним в этом отношении исторического гипноза, также возникшего от неправильного перевода на латинский и на все новейшие языки греческого слова тектон (плотник ли он, сын Марии, брат Иакова, Иоссии, Иуды и Симона? Не здесь ли между нами его сестры?» (Марк 6, 1...3.)

Почти все это место из Евангелия Марка буквально переписано и Матвеем, но только с очень характерным изменением одной фразы. Вместо «не плотник ли он?», там сказано: «не плотников ли он сын?» (гл. 13, 58), как-будто Матвей стыдился назвать «Христа» плотником. Толкователи, не хотевшие признать тут противоречия, заключили, что оба выражения верны и что первоначальная профессия «посвященного» так же, как и его отца, было плотничество, т.е. по современному смыслу этого слова и тот и другой будто бы были необразованные люди, ходившие по городам и местечкам с топорами и пилами и строившие дома обывателям.

Однако же, на деле нет ничего неправильнее такого представления о них обоих, уже по одному тому, что в Палестине и на прибрежьях Средиземного моря никогда не строили деревянных домов, а исключительно самодельные палатки (рис. 44) или дома из камня (рис. 45 и 46), почему и никаких плотников, похожих на современных, там не было.

В греческом подлиннике стоит совсем не плотник, а тектон (зодчий. А зодчие и в то время были ученые архитекторы и, кроме того, соединялись в замкнутый союз и обладали многими профессиональными тайнами. Впервые тектоника, или по-нынешнему архитектура, повидимому, зародилась в Египте, или, во всяком случае, в стране, где, как и в Египте, много известковых отложений или рыхлых известняков, годных для приготовления связующего камни цемента. Как и все остальное, добытое наукой в то время, это свойство пережженного известняка образовывать при достаточном количестве воды тесто, способное через несколько часов отвердевать и прочно цементировать влепленные в него камни, держалось в строгом секрете. Тайна эта сообщалась только посвященным, т.е. христам, или назореям тектоники.

Такие же христы были и у других тогдашних наук. Высшая степень, в лице великого магистра, обладала, повидимому, тайнами всех тогдашних наук: математики, сводившейся еще к арифметике и геометрии; белой магии, как искусства вызывать призрачные образы с помощью зеркал и творить чудеса различными химическими реагентами; медицины, основанной на знании свойств различных трав и отчасти на гипнотических внушениях для излечения нервных болезней, что уже граничило с областью черной магии, вызывавшей призраки, а также различного рода способов предсказания будущего как по линиям на ладонях рук, так и по облакам, особенно же по движениям небесных светил и по необычным явлениям в природе в роде комет, считавшихся небесными ангелами, посылаемыми то с добрыми, то с грозными вестями.

Тектоника, или искусство строительства, в котором специализировался по Марку «Иисус», занимала в этом коллективе тайных наук древности одно из самых почетных мест, так как во главе зодчих стоял, по древним представлениям, сам «строитель неба и земли». И организация этого союза была очень строгая. Так, Страбон (кн. IV) говорит, что привилегией строить храмы, театры и другие общественные каменные здания в Малой Азии, в Сирии, Персии и Индии обладали только одни «дионисианские мастера». Члены этой ассоциации будто бы были в теснейшей связи с дионисианскими таинствами, отличались от остальных смертных своими скрытыми познаниями, позволявшими им творить чудеса в глазах непосвященных, и узнавали они своих собратий по тайным знакам и паролям. Подобно масонам (т.е. «каменщикам», ведущим оттуда же свое начало), они были разделены на ложи, или общины, под различными именами: так, одна ложа называлась община Атталлисов (дионисианские значит богосхваченные.

Все это, конечно, относится Страбоном к глубокой древности так, лет за тысячу до начала нашей эры. Но, даже и допустив, что это правда, мы все же можем сказать: в таком же точно виде все это оставалось и в середине IV века, а потому остается только изумляться, что за целые полторы тысячи лет не было сделано этими «дионисианскими мастерами» ни одного нового открытия, ни одного усовершенствования техники, что находится в полном противоречии с общей историей человеческой культуры и с ее эволюционными законами.

Но я не буду более распространяться об этом предмете, так как для моей цели достаточно и сказанного. Из всего, что, я говорил, ясно одно: Иисус, или Осия, как его имя произносили сирийцы, или Ехошуа, как теперь произносят раввины, а в переводе просто «спасатель», происходил из культурной семьи.

В своей юности он получил, как будет показано далее, в центре культуры первых веков нашей эры — Египте — высшее по тому времени образование. Как видно из всех Евангелий, он знал и магию (рис. 47), и алхимию, и искусство лечить нервных больных посредством внушения (рис. 48), и сверх всего этого был еще, повидимому, и талантливым зодчим. И не без основания евангелист Иоанн мог вложить в его уста такую гордую фразу:

Таков был человек, которого учение, а более всего «небесное знамение» при его неудавшемся столбовании, дали новое направление назорейству, или христианству, или по-русски: священничеству, существовавшему и до него.

Но прежде чем приступить к восстановлению его биографии согласно с принципами современной точной науки, нам необходимо разъяснить еще одно историческое недоумение в истории христианства. Вот русский перевод с греческого языка обычного символа православной веры, т.е. тайного пароля, по которому последователи «спасателя-священника» (по-гречески Иисуса Христа) могли узнавать друг друга.

1) «Верю в одного бога отца, вседержителя, творца неба и земли, всего видимого и невидимого,

2) и в одного властелина нашего Иисуса посвященного, сына божия

3) единородного, рожденного отцом прежде всех веков, света от света, истинного бога от истинного бога; рожденного, не сотворенного, единосущного отцу, которым все было сделано, сшедшего с небес и воплотившегося от святого духа (света и воздуха) и вочеловечившегося в деве Марии,

4) распятого за нас при Понтийском Пилате, страдавшего и погребенного и воскресшего в третий день по писанию и снова грядущего со славою судить живых и мертвых, и его царству не будет конца,

5) и в единого святого духа (света и воздуха), животворящего властелина, исходящего от отца, прославляемого и славимого с отцом и сыном, говорящего через пророков,

6) и в единую святую апостольскую церковь.

7) Провозглашаю одно крещение для оставления грехов, жду воскресения мертвых и жизни будущего века. Да будет так».

Этот символ очень древний документ и несомненно существует более тысячелетия. В первой своей части он и до сих пор приписывается многими православными теологами-историками еще Никейскому собранию ученых и теологов, относимому ими к 325 году, т.е. ранее вычисленного нами «распятия» Иисуса и его «воскресения из мертвых». Но даже и по самим православным первоисточникам (рукописей которых, опять повторяю, нигде на свете нет, а существуют только печатные издания XVI века, после которых данные в типографию рукописи почему-то систематически уничтожались их владельцами, этот «признак веры» обсуждался, редактировался и пополнялся на Константинопольском соборе в 381 году (Сократ Схоластик V, 8 и современные историки), т.е. через 12 лет после вычисленного нами столбования «спасателя», что и понятно само по себе. Ведь вопрос о том, кто был этот «учитель», столбованный и воскресший, «являвшийся потом многим» и затем пропавший и напрасно ожидаемый, должен был подняться впервые не через триста (!) лет после его появления, как это выходит по историкам-теологам эпохи Возрождения, за которыми слепо следуют современные, а как раз именно на второе десятилетие после его столбования. Первое десятилетие, как я покажу далее, он мог быть еще жив, а потом его ученикам, Иоанну, Савлу, и его братьям, Иуде, Иакову и Симону, еще можно было ждать его со значительной надеждой и уверять публику, что «вот он придет скоро, как тать в нощи». Но когда наступило уже второе десятилетие после его столбования и ничего серьезного не произошло в мире, тогда в верующей публике, понятно, началось разочарование, а среди скептиков и насмешки. Появилась, наконец, необходимость сделать общее совещание верующих и решить, как же дальше быть? Ликвидировать ли новую религию или выработать такую идеологию, которая объяснила бы положение дел? Мы видим, что Константинопольский собор выбрал второй путь.

Первый пункт о вере в единого бога-отца мог, действительно, принадлежать Никейскому собору. Но это было лишь установление единобожия, как оно сохранилось у магометан. Второй пункт относительно обязательности веры и в бога-сына мог принадлежать только Константинопольскому собранию, а третий пункт с упоминанием о девственности матери «спасателя» и о страшном суде носит уже после-апокалиптический характер и внесен на одном из последующих соборов, вероятно, позднее, чем последующая за ним прибавка о святом духе, которая тоже может принадлежать не ранее, как Совещанию 381 года. Так постепенно развивалась (с новой точки зрения) первичная христианская идеология, а не была выработана и провозглашена вдруг ни с того ни с сего на Никейском соборе через триста лет (!) после смерти того, к кому она относилась и которого по всем правилам общечеловеческой психологии уже давно перестали бы не только ждать, но даже и помнить без предварительного и общепризнанного существования этой же самой идеологии.

На Никейском соборе в 325 году спор мог быть только между арианами, т.е. сторонниками Иуды-учителя (так как, мне кажется, и сам Иуда Ханешия, смерть которого относится к 200 г. нашей эры, списан апокрифически с Ария) и николаитами, упоминаемыми в Апокалипсисе и имевшими своим представителем Николая, прозванного чудотворцем. И он был тоже лишь постольку же «христианин» (т.е. посвященец-священник), поскольку такими были и все до-иисусовские «христиане» в древнегреческом смысле этого слова, т.е. все адепты «священнических» сект, учителя которых были посвящены (христосированы) в тайны тогдашних оккультных знаний, в том числе и в чудотворство, т.е. магию, как Николай.

Рассматривая с этой точки зрения Евангелия, мы не можем не отметить, что евангельские иудеи есть не что иное, как сторонники великого древнего учителя Иуды-Ария (это в переводе значит: богосветлого или богославного льва). Евангельские фарисеи — не что иное, как те же ариане, так как и самое слово фарисей (или фариси, фарси) есть лишь простое название древнеперсидского литературно-научного языка, а слово арианин — только другое произношение слова ариец, как и в древности назывались те же персы.

Кроме того, я не могу теперь же не обратить внимания читателя на одно обстоятельство, о котором далее я буду говорить подробнее. Имя Арий, как я только — что сказал, — значит лев, а имя Иуда Искариот (Айш-к-Арие) значит: богославный муж, как лев, и соответствует созвездию Льва, после прохождения через которое и Солнце и Луна проходят нисходящий крест, т.е. скрещение небесного экватора и эклиптики в созвездии Девы. Это астральное обстоятельство и дало повод к возникновению легенды, будто Арий-Лев, он же Иуда — муж, как лев, предал «спасателя» на крестную смерть. Далее я покажу, что поводом к такому толкованию послужило затмение Солнца в пасти созвездия Льва 18 июля 418 года нашей эры, которое было объяснено попыткой Льва проглотить Солнце (легенда о немейском льве). Нельзя не отметить, что учение ариан и иудаистов ничем существенным не отличается, как только мы отнесем его в до-иисусовские времена. Что же касается до николаитов, противников ариан на Никейском соборе, то их невольно, путем исключения, хочется отожествить с евангельскими саддукеями, имя которых я произвожу от еврейского слова ЦДКЕ, т.е. святой, праведный, оправданный, хотя Иоанн в Апокалипсисе и считает их за шарлатанов, да и в Евангелиях говорится о них, как о постороннем для евангелистов религиозном ответвлении.

Глава V.

Возьмите в руки «Жития Святых» и посмотрите, каким из них начинается европейский новый год? На первой же странице текста вы прочитаете там:

1 января, святой Василий Великий.

Само собою понятно, что если вы не знаете греческого языка, то этот заголовок вам ничего не скажет. Но если вы припомните, что Василий по-гречески значит царь, то вы переведете это место так:

Начало xристианского года

1 января святой Великий Царь.

Почему же год у нас начинается с него? Кто этот «святой великий царь» православной церкви?

Начиная читать эту главу Четьи-Миней даже и по негодному ни на что (иначе я не знаю, как выразиться о нем) русскому изложению, где во избежание соблазна среди верующих выключены все появления чертей и другой нечистой силы, вы сейчас же увидите, что «святой великий царь» родился около 323 года при Константине I, что в момент распятия евангельского Христа ему было около 45 лет. А в евангелии Иоанна (8, 57) говорится, что на утверждение «Иисуса», будто он родился раньше Авраама, «богославные» («иудеи») отвечали ему: «Тебе нет еще и 50 лет, а ты говоришь, что видел Авраама?» Значит, Иисусу перед распятием не было 50 лет, а по «Житиям Святых» великий царь умер 50 лет от роду 1 января 379 года в «Городе Цезарей», где и родился.

Вы видите, что хронологически четьи-минейский святой великий царь почти совершенно налегает на евангельского «царя иудейского». Только по времени смерти «великого царя» в 379 году (за два года до Константинопольского собора христианских деятелей в 381 году) выходит, что он жил после «распятия» «царя иудейского» еще 12 лет и почти 9 месяцев, при чем время это было полно религиозных споров.

Посмотрим теперь, как налегают и географически оба царя друг на друга. Евангельский «царь иудейский» родился, говорят нам теологи, и умер в «святой земле» — Палестине, а четьи-минейский «святой великий царь», — говорят нам святцы, — родился и умер в Кесарии (т.е. Цезарьском городе). Таких городов, — говорят нам они, — было два. Римляне, будто бы, называли так малоазиатский захолустный городок Мазаки в Каппадокии, известный у греков под именем Евсевии, и, кроме него, «Стратонову башню» в Палестине, «укрепленную Иродом», т.е. царем-героем, служившую, — говорят, — местопребыванием местного римского наместника и пришедшую в упадок, будто бы, только в XIII веке и теперь лежащую в развалинах. Кроме того, мы никогда не должны забывать, что слово Кесария по-гречески означает просто: столица империи, или Царственный город.

Средневековой редактор «Житий Святых» истолковывает эту «Столицу» в смысле Мазаки, по мы можем и не соглашаться с его мнением и считать, что в первоисточниках дело шло о какой-то настоящей столице, где считались сидевшими и Давид и Соломон. Таким образом, мы можем признать, что и евангельский «Царь Иудейский» и «Великий Царь» святцев жили в одно и то же время и в одном и том же месте, т.е. представляют одно и то же лицо, по только в святцах рассказ о нем содержит несколько более правдоподобных биографических подробностей, совершенно отсутствующих в Евангелиях вплоть до момента столбования. А смерть «Великого Царя» 1 января 387 года делает нам понятным и то, почему христианский год в средние века установили считать не с весны или с осени, как в древности, а именно с 1 января. Рассмотрим же его биографию с этой точки зрения.

Сказание об основателе христианской литургии.

При исследовании древних документов огромное значение имеют оставшиеся в них лингвистические следы, и мне кажется, что, несмотря на частые применения этого метода этнологами, историки еще не оценили вполне первостепенной важности таких следов, особенно в применении к собственным именам древних полумифических деятелей.

Ведь в древности не было еще небесных патронов, в честь которых теперь даются международные имена, все имена были тогда национальными прозвищами, имевшими смысл, и они менялись при переходе от одного языка к другому и даже от одного возраста к другому. Даже и в чисто литературном творчестве каждому действующему лицу давалось тогда не имя, а соответствующее прозвище: Мудрец, Правдин, Глупец, Лжец и т. д., судя по свойствам их носителей, стоит только просмотреть классические комедии на их оригинальных языках.

Вот почему, считая древние биографии в значительной степени пополненными воображением, я прежде всего стараюсь везде выяснить значение их имен.

И тогда выходит следующее: христос по-гречески значит посвященный (т.е. по-нашему священник) и помазанник, так как посвящение сопровождалось помазанием головы благовонным маслом; значит, Василий Великий, как — посвященный по греческому ритуалу, имел несомненно звание Христа.

Слово Исус (ЕУШЭ) по-еврейски значит спасатель, врач, и такими одинаково описываются и «Царь Иудейский» и «Василий Великий». Значит, и «Василий Великий» имел право называться по-еврейски Исусом (т.е. целителем, спасателем), а отсюда и спасителем. Слово иудейский по-еврейски значит богославный (ИЕ-УДЕ), аналогично слову православный, это палестинское название православия.

Но если Василий Великий, как я уже говорил в начале этой главы, значит по-гречески великий царь, то не должно ли нас смущать здесь выпадение греческого определенного члена при его имени?

Нет. Такое выпадение есть общее правило, когда звание человека обращается в его собственное имя. Так, все мы говорим об основателе Германской империи: Бисмарк, хотя настоящая его фамилия фон-Бисмарк, т.е. из Бисмарка; все мы говорим об известной фаворитке Людовика XIV: ла-Вальер (долина), хотя первоначальное имя ее было де-ла-Вальер, т.е. из долины, да и это сокращенное имя после революции легко могло превратиться просто в Вальер. Так и на греческом языке «о-василевс», т.е. царь, как звание данного человека, могло легко сократиться при постоянном употреблении просто в Василевса, т.е. в собственное имя.

Очевидно, он был из царского рода, так как в Житиях Святых и отец его называется тоже Царь (Василий), а имя матери его было Приятнословная (Эмилия). Родился он, как и евангельский «спасатель», по нашему вычислению, около 333 года нашей эры, в конце царствования Константина, и тоже семи лет был отдан в учение. Он, как и евангельский «Великий Царь Иудейский», рано постиг всю философию (будто бы в пять лет) и с 12-летнего возраста учился еще в Афинах у «доброго советника» (по-гречески Ев-була), а также у «суточного» (Гемерия) и у «движущего» (Проересия) и скоро превзошел их всех. «Удивлялись, — говорят Четьи-Минеи, — учителя (как и книжники храма, в который был приведен, по Евангелиям, „Великий Царь Иудейский“) его разуму, усердию и чистоте житья. Его любимым товарищем был „Бодрствующий Богослов“ (Григорий Богослов), и вместе с ним учился цесаревич Юлиан, который потом был верховным императором Рима, Греции, Египта и Сирии. Софист Либаний был тоже школьным товарищем их обоих.

«К 15-летнему возрасту он изучил все астрологические (звездочетские) хитрости, и вот в одну ночь ему было небесное осияние, повелевавшее изучить также и божественное писание».

Оставив Афины, он ушел для этого в Египет (как и Иисус) к архимандриту Порфирию, у которого прожил один год, «питаясь водой и овощами». Затем он «ушел в город Святого Примиренья видеть тамошние чудеса» и после того снова возвратился в Афины. Там на собрании философов он так хорошо говорил, что на вопрос: «Кто это такой?» его бывший учитель, «добрый советник», не узнавший его, ответил: «Это или сам бог, или царь (Василий)». И тотчас, отпустивши всех остальных, он три дня беседовал с «великим царем», «ничего не ядуще».

«Никто, — говорил ему „Великий Царь“, как и евангельский Царь Иудейский (т.е. Богославный) своим ученикам, — не может служить двум господам», и «Добрый Советник», уверовавши на основании его слов в единого бога-отца и в воскресение мертвых, пожелал креститься и пребывать всю свою жизнь с «Великим Царем». Я думаю, что это был первый росток легенды о Симоне Петре.

«Они роздали свое имущество неимущим, — продолжает автор, — и, надев белые одежды, пошли в город Святого Примиренья. Проходя через „Контр-Столицу“, они вошли в гостиницу, где перед дверями сидел сын хозяина Филоксен, ученик софиста Ливания. Он взял для перевода стихи Гомера, но не мог переложить их на „риторский“ (латинский) язык и был от этого в отчаяньи.

И вот «Великий Царь» написал ему сразу три перевода и когда юноша понес их своему учителю, «тот, пораженный, прибежал в гостиницу, чтобы увидеть там переводчика», и, вероятно, последовал за ним.

Придя в город Святого Примиренья, они поклонились Единому богу и, явившись к тамошнему епископу Величайшему (Максиму), просили крестить их в Эридане (Иордане). И вот, когда «Великий Царь» вошел в воду, «на него снизошла как бы огненная молния, а из нее вылетел голубь, который, спустившись на реку, возмутил воду и улетел обратно на небо. А стоящие на берегу, видя это, убоялись великим страхом и прославляли бога».

Читатель видит сам, что это та же самая легенда, как и в Евангелиях о крещении Иисуса, только в Евангелиях она более разработана в деталях.

После этого «Великий Царь» пробыл год в городе Святого Примиренья, а затем ушел в Контр-Столицу (Самарию?), где был рукоположен в диаконы архиепископом «Заботливым» (Мелетием). «Оттуда он пошел в Царственный город, и накануне его прихода тамошний епископ Леонтий (лев) имел видение, что к нему придет вдвоем тот, кто будет в свое время Верховным Епископом».

«Он послал архидиакона и клирика к восточным воротам, сказав, чтоб встретили там двух странников и привели к нему».

При приходе к нему «Великий Царь» и «Добросовет», его спутник, оказались совершенно такими, какими они были в его видении, «и он, увидев их, прославил бога и, созвавши к себе всех именитых граждан города, поведал им это».

«Великий Царь» и в Царственном городе, который едва ли можно смешивать с Палестинской Кайсарией, вел такую же жизнь, какою перед этим он ее видел, обходя Египет, Палестину, Сирию и Месопотамию, у тамошних подвижников».

Вскоре умерли Леонтий и его преемник Гермоген, и архиепископом избрали Евсевия, человека добронравного, но не искусного в книжной премудрости.

«Он стал завидовать славе и знаниям „Великого Царя“, остававшегося и при нем учителем юношества, и „Великий Царь“ скрылся от него в пустыню, куда вызвал письмом и своего друга „Бодрствующего“ (Григория). „Тогда сошлось к нему — как и к Иисусу в пустыню — множество учеников, и мать его, оставшись вдовою, поселилась недалеко от него в селении. „Великий Царь“ и „Бодрствующий“ некоторое время учили в пустыне, а в городах возникли „многие ереси“, и из-за этого отец „Бодрствующего“ вызвал его к себе в город „Назианс“, а «Великого Царя“ вызвал архиепископ Евсевий в Царственный город бороться с арианами (евангельскими фарисеями)». Там, после смерти Евсевия, «Великий Царь», по указанию «святого духа», был возведен на архиепископский престол, и тут же он посвятил своего брата Петра в пресвитеры, а потом в августейшие (севастейские) епископы.

Его мать умерла в это время в 90-летнем возрасте, имея кроме него и Петра, еще третьего сына, тоже «Бодрствующего» (Григория), будущего епископа Нисского, дочь Макрину и других детей, «воспитанных в великой добродетели».

Отсюда мы видим, что учение о появлениях святого духа в виде голубя началось лишь со времен Василия Великого, т.е. с половины IV века.

После этого произошло с «Великим Царем» много чудес. «Когда он совершал однажды службу, один „иудей“ (т.е. по-русски — богославный) захотел проникнуть в тайну его служения и, войдя в церковь, вдруг увидел, что у „Василия“ в руках ребенок которого он разрезал ножом и причащал им верных (Ну, ни хрена себе! J.), . Причастился с ними и «иудей» и, унеся часть домой, увидел, что это были настоящее тело и кровь. Он показал их своей жене, и они оба, уверовавши, пришли к «Великому Царю» и приняли от него крещение со всем их домом».

«Всякий раз, когда „Великий Царь“ совершал таинство в своем алтаре, золотой голубь, которого он повесил над ним, как символ святого духа, троекратно сотрясался, а когда раз этого не случилось, „Великий Царь“, удивленный, посмотрел кругом и увидел, что один из диаконов подмигивает молоденькой женщине, стоявшей перед алтарем». Тогда он повелел повесить в дверях церковного святилища завесу и «запретил женщинам проникать за нее».

Император Валент, наследовавший «убитому Меркурием» Юлиану, смущал церковь арианством. Придя в Контр-Столицу, он хотел привести в арианство и самого «Великого Царя», посылая к нему бояр и дам. Но когда и дамы не помогли, его правитель (епарх) Модест призвал его к себе и «стал ему яростно грозить».

«Поразмысли до утра!» — сказал он, наконец, и доложил обо всем Валенту. Но тот на этот раз не только не велел принуждать «Великого Царя», но даже сам пришел к нему в дом. Там «Великий Царь» почти привел его к своей вере, но, когда Валент уехал в Контр-Столицу, ариане опять отвратили и возбудили его. Он осудил «Великого Царя» на изгнание [как раз в то время, когда, по моему вычислению, был суд «Морского Копьеносца» (Понтийского Пилата) над евангельским «Царем Богославных»], но, когда царь хотел подписывать приговор, вдруг произошло землетрясение, и письменная трость сломалась в его руке. Он взял (будто бы!) вторую трость, но и она сломалась, он взял третью, но и с ней случилось то же, и, кроме того, рука его так задрожала, что испуганный Валент разорвал свой декрет.

Однако, ариане (фарисеи) снова «озлобили его», и Валент послал к нему своего сановника «Воскресшего» (Анастасия), который привел его в Контр-Столицу на суд «Понтийского Епарха», — опять как Иисуса перед «Понтийского Пилата».

Тот тоже хотел привести его в арианскую веру и угрожал ему, как Пилат Иисусу, смертью.

Невольно ожидаешь, что далее пойдет евангельское описание избиения и столбования, но этот эпизод, как уже перешедший в «миф о Христе», оказался исключенным, и спасение «Великого Царя» объяснено не землетрясением и лунным затмением 368 года, к которому мы здесь подошли по времени, а другим чудом.

«В это самое время, — говорят Жития Святых, — вдруг заболел сын Валента в Галатии. Царица сказала своему мужу: „Это за „Великого Царя“. Освободи его от казни и попроси исцелить нашего сына“. Валент сделал по ее словам. И как только освобожденный от смерти „Великий Царь“ помолился, тотчас же выздоровел сын Валента».

«Тогда ариане (т.е. евангельские фарисеи), преисполнившись зависти, сказали Валенту: «И мы могли бы сделать то же самое». Они «прельстили его» окрестить исцеленного «Великим Царем» сына по их обряду, но едва они поднесли его к купели, как он умер на их руках».

Когда «Воскресший» рассказал об этом чуде (или, вернее, о воскресении из мертвых самого столбованного Валентом «Великого Царя») Валентиниану, брату и западному соправителю Валента, тот, изумившись, прославил Бога и послал «Великому Царю» много даров, на которые тот построил больницы и приюты в разных городах. Он исцелил также и заболевшего правителя Модеста, судившего его. А потом, когда вместо Модеста был назначен епархом Евсевий, родственник Валента, произошло такое событие.

В «Царственном городе» жила молодая и очень красивая вдова, по имени Вестиана, дочь сенатора Аракса. Епарх Евсевий захотел отдать ее насильно замуж за своего сановника, но она, не желая, убежала к «Великому Царю», который послал ее в монастырь к своей сестре Макрине. Не найдя беглой дамы ни в монастыре, ни в спальной самого «Великого Царя», посланные хотели его пытать. Тогда все жители «Царственного города» и их жены, с оружием и кольями, побежали к наместнику, чтоб его убить, и он, испугавшись, отпустилим «Великого Царя».

Затем в Житиях Святых следует такой рассказ, который я переведу почти без сокращения, чтоб сохранить его колорит.

Мы видим здесь уже дальнейшую средневековую разработку первичной христианской демонологии, при чем «Великий Царь» из основателя христианства сделан уже лишь основателем христианской литургии и, таким образом, нежданно-негаданно стал последователем самого себя. Все, что смог тут сделать дьявол, это сосватать жениху девицу, предназначенную первоначально для монастыря, и больше ничего!

А вот и еще рассказ от имени того же Элладия:

Не находим ли мы и в Евангелиях о чудесном исцелении прокаженного «Великим Царем Иудейским»? И если легенда обставлена там другими деталями, то не свидетельствует ли это лишь о том, что оба рассказа о чудесной врачебной деятельности «Великого Царя» создались параллельно друг другу, а не переписаны один с другого?

Прочтем теперь чудо и в другом роде.

Для меня несомненно, что рассказ о споре за соборный храм и о его разрешении «Великим Царем», навеян землетрясением, действительно бывшим в последние годы царствования Валента, что было объяснено наказанием его за неверие в новое религиозное учение. Не идет ли здесь речь о том землетрясении, которое в Евангелиях отнесено ко времени неудачного столбования «Спасателя», когда, как говорится там, завеса храма разорвалась от верхнего края до нижнего?

А вот и еще рассказ, напоминающий недоумения средневековых христиан относительно того, что апостол Петр жил как муж со своей женой и имел сыновей и дочерей, несмотря на свой епископский сан.

Так оканчивают «Жития Святых» биографию «Великого Царя», из которой я перевел все, кроме обычных для древних книг многославных разглагольствований теологического характера.

Если верить последним датам, то основатель христианского богослужения «святой Великий Царь» был провозглашен верховным епископом (т.е. первосвященником бога) в каком-то «Царственном городе» 15 июня 369 года, через год и 3 месяца после вычисленного нами времени столбования евангельского Царя Иудейского. Бегство его в Заморскую (Понтийскую) пустыню вследствие зависти к нему неискусного в книжном писании первосвященника «Доброчтимого» (Евсевия), куда стеклась к нему масса верующих, приходится как раз за год до вычисленного мною времени столбования евангельского царя. Нельзя не поставить в связь друг с другом, — как я уже сделал выше, — оба эти события и не прийти к гипотезе, что бегство «Великого Царя» и было результатом неудавшейся попытки столбовать его перед лунным затмением 21 марта 368 года, имевшим место на скрещении небесного экватора с небесной эклиптикой у ног созвездия Девы, что и дало идею о кресте и о матери Деве, стоявшей у его подножия.

За что же могли бы столбовать его в то время, спрошу я еще раз?

Мы уже знаем из начала этого рассказа, что «Великий Царь» как и евангельский Христос, еще с семилетнего возраста был отдан в учение и в двенадцать лет «превзошел всех своих учителей» в афинской Академии Наук, а к пятнадцатилетнему возрасту «изучил все звездочетские (т.е. астрологические) хитрости».

Какие же это могли быть хитрости?

Ясно, что только одна: предсказание лунных затмений, которое неразрывно связано с учением о шарообразности земли и с тем, что тень земного шара по временам закрывает луну, когда земля становится как раз между солнцем и луной. Других звездочетных хитростей бьющего в глаза характера не было еще в то время. И мы, действительно, знаем, что IV век был веком борьбы за шарообразность земли против старой традиционной ветхозаветной системы мира, представлявшей небо в виде стеклянного колпака над дискообразной землей, похожей на одинокий плот, плавающий по безбрежному океану бездонных вод, в который погружаются небесные светила при своем закате и вновь выплывают из него, нырнув под землею, на востоке. При этой системе, конечно, нельзя было объяснить лунные затмения.

«Неискусный в книжной премудрости» первосвященник Царственного города Евсевий, конечно, не мог одобрить новаторских идей «Великого Царя», почерпнутых им в вольнодумной афинской Академии, и не защитил его от фарисеев-ариан, которые думали отвратить лунное затмение, предсказанное им на 21 марта 368 года, посадив его самого на столбе перед лицом луны, которую он будто бы хотел затмить своим чародейством. Гвоздями же, конечно, никто его не прибивал, уже по одному тому, что гвозди в то время были слишком дороги для того, чтобы их тратить на такие дела: к позорным столбам, в случае предварительной пытки, привязывали, как к дыбе, закинув руки за поперечную перекладину, а на шею надевали петлю для того, чтобы человек достаточно намучился, раньше чем руки у него онемеют и он сам упадет в петлю, после чего ему перебивали дубиной колени.

Значит, вся история «Великого Царя» после суда над ним, рассказанная в Житиях Святых, относится уже к жизни евангельского «Спасателя» после его неудавшегося столбования, понимаемого в том или ином из этих двух смыслов, а из жизни до столбования остаются только:

1) страсть к наукам, охватившая его с семилетнего возраста;

2) тесная дружба с «Бодрствующим Богословом» (Григорием Богословом, 328 — 390), почти его ровесником по возрасту, но пережившим его на 12 лет, в котором можно узнать зачаток евангельского мифа об Андрее Первозванном или о Симоне;

3) крещение в Иордане — Эридане от тамошнего епископа «Величайшего» (Максима), в котором нельзя не видеть Иоанна Купалы Евангелий, и сошествие в это время «святого духа» в виде голубя, при чем вместо евангельского гласа с неба: «сей есть сын мой возлюбленный!» в Житиях изображена «огненная молния» и, конечно, предполагается и соответствующий ей громовой «голос с неба». Это явно та же самая легенда.

4) «Великий Царь» в Четьи-Минеях после своего крещения рукополагается в какой-то Контр-Столице в церковнослужители (т.е. в христы) тамошним верховным епископом «Заботливым» (Мелетием) и идет учить в какой-то царственный город, и, в соответствии с этим, в Евангелиях имеем рассказ о Морском Копьеносце (Понтийском Пилате), на утверждение которого был представлен приговор старозаветных теологов, осудивших «Царя Иудейского» на столбование, вероятно, — как я уже говорил выше, — за предсказание лунного затмения (и землетрясения?) на ночь 21 марта 368 г. и чтоб отвратить предстоящую беду этим способом.

Все это было, с нашей точки зрения, до 368 года, а затем мы видим и послестолбную жизнь «Великого Царя» христиан.

Мы видим бегство его в «пустыню Понт», куда он вызвал письмом и своего друга детства «Бодрствующего Богослова», в котором я предположил уже Андрея Первозванного, и куда стали стекаться к нему многочисленные верующие. Этого, конечно, нет уже в евангельском мифе о Христе, так как после столбования Царь Иудейский, по теологическим соображениям, бежит не в пустыню, а прямо на небо (хотя его не раз встречали ученики на земле же и после этого). Пустыня же отнесена апокрифически к предыдущему времени, где его будто бы искушал сатана, предлагая ему сделаться римским императором.

Затем я отметил уже и другие соответствия. Параллельно евангельскому рассказу об исцелении Иисусом прокаженного мы видим здесь исцеление такого же прокаженного в хижине отшельника «Воскресшего» (напоминающего своим именем евангельского Лазаря). Параллельно евангельскому рассказу о знании Царем Иудейским всех помышлений окружающих его людей и знания всех их тайных дел, мы видим и здесь то же самое по отношению к «Великому Царю» святцев. Подобно тому как Иисус рассказал незнакомой ему самаритянке, что она уже имела пять мужей и что тот, которого она имеет теперь, не муж ее, так и «Великий Царь» Святцев говорит незнакомой ему «Богорожденной», что тот, которого она имеет как мужа, не муж ее.

Параллельно евангельской покаявшейся блуднице, мы имеем и здесь такую же и даже в более разработанном виде, с целым списком ее согрешений, в запечатанном конверте.

В Евангелиях мы видим великого апостола с двойным именем Симон и Петр. А здесь, как прообраз апостола Симона, мы имеем бывшего учителя «Великого Царя», а потом его ученика «Добросовета» (Евбула), который всюду следует за ним, как и Симон, который по возрасту своему был старше Иисуса. А как аналог его двойника, апостола Петра, имеем и здесь Петра, первосвященника, который тоже, несмотря на свое звание епископа, был женат и имел детей, что и было оправдано ангелами, окружавшими по ночам его супружеское ложе и умащавшими постель его и его жены благовонным мирром, не говоря уже об огненном испытании обоих супругов посредством горящих углей.

Следует ли отсюда, что евангельский Симон Петр есть мифическое объединение двух действительных личностей — «Добросовета-Евбула» и «августейшего епископа» Петра, брата «Великого Царя»?

Я нисколько не удивлюсь, если это окажется не только объединением двух лиц в одном, но даже, как увидим далее, и разделением одного лица на две ипостаси. Не забудем, что и у Иисуса был брат Симон (Марк 6, 3). Но это еще не значит, чтобы мы приписали ему и послания апостола Петра, помещаемые в новом завете Библии.

Мы видим здесь Ефрема Сирина, как современника «Великого Царя», которого тот через диакона призвал к себе, назвав по имени. И не отразился ли он в апостоле Фоме или даже в Нафанаиле, который, услышав от Филиппа о Царе Иудейском, заочно опрашивал: «Может ли быть что доброе из назореев (т.е. христов)?» Ведь и Иисус тоже назвал его по имени и сказал ему: «прежде чем Филипп встретил тебя под смоковницей, я знал тебя» (Иоанн 2, 48). Ведь и Нафанаил, тоже уверовавши в него, воскликнул: «Ты сын божий, ты Богоборческий Царь (по-гречески Василий)».

Я не хочу здесь перечислять дальнейших аналогии, которые показывают, что многие события в евангельском жизнеописании Иисуса переставлены из его послераспятной девятилетней жизни в до-распятную. К таким, например, несомненно относится его «торжественный вход в Иерусалим» (рис. 50), который мог иметь место уже только после его «воскресения из мертвых», а также и та небывалая до тех пор репутация великого врача (рис. 51), которая заставляла при одном прикосновении к нему временно выздоравливать нервных больных. «Кого, — думали они, — не может вылечить человек, сумевший воскресить самого себя из мертвых?»

В четьи-минейской биографии «Великого Царя» мы видели лишь ничтожные остатки от тех рассказов, которые о нем ходили, так как большинство таких легенд было перенесено в детали его необычно преувеличенного изображения в вогнутом зеркале Евангелий, и все отброшено, как гигантская тень, от реального «Великого Царя» на отдаленный фон начала нашей эры, где ничего подобного не было.

И если где-нибудь есть возможность исторической разработки этого сюжета, то, конечно, прежде всего в Четьи-Минеях, уже по одному тому, что в них «Святой Великий Царь» не сдвинут со своего хронологического места, хотя и они на девяносто девять процентов — сказки.

С этой точки зрения, евангельский «Спасатель» был действительно «сын Царя-Строителя» (по-гречески Василия Тектона, неправильно переводимого плотником), а мать его действительно могла называться «Приятнословной» (Эмилией).

Воспитывался он первоначально, как мы видели уже в четьи-минейской биографии «Великого Царя», дома, потом в афинской Академии вместе с Юлианом Цезарем и изучил все тонкости современных ему астрономии, астрологии, медицины, алхимии и других наук, усвоив идею о шаровидности земли и научившись, или даже сам изобретя способ, предсказывать лунные затмения. Учением о шаровидности земли (в память чего на крышах христианских храмов до сих пор ставятся шары с крестами, в отличие от еврейских и магометанских куполов, как символов первобытного неба), он поставил себя сразу в конфликт с существовавшими до него в массах религиозными представлениями, т.е. со «Старым Заветом», которого особенно держались тогдашние фарисеи, т.е. ариане.

Конфликт этот едва не окончился для него трагически в одном из крупных административных центров, в правление Понтийского Пилата (по Четьи-Минеям епарха Модеста, а слово Понтийский Пилат не имя, а просто значит — Морской копьеносец). И это вполне соответствует тому факту, что первые семь христианских общин возникли не в Палестине, а именно в Малой Азии: в Смирне, Ефесе, Пергаме, Тиатирах, Сардисе, Филадельфии и Лаодикии, как об этом говорит Апокалипсис, написанный в 395 г. (гл. II и III). А в Эль-Кудсе (называемом нынешними христианами Иерусалимом) не было еще никакой христианской общины даже и в 395 году.

В полном согласии с этим стоит и предание, что Иоанн Златоуст, автор Апокалипсиса, был учеником «Великого Царя».

Понятно, что в легендах Четьи-Миней есть масса искажений. Товарищ Юлиана Цезаря по афинской Академии «Великий Царь» скорее всего был его другом по вольнодумству, а никак не врагом. И, может-быть, именно для опровержения таких неприятных для средневековых христианских ушей слухов, как предание о дружбе евангельского Христа с Юлианом Философом, и был составлен нелепый рассказ, будто «святой Меркурий» с копьем исчез с изображения «пречистой Девы» (не на звездном ли небе?) по молитве «Великого Царя», чтобы поразить его школьного товарища, императора Юлиана будто бы восставшего на христианство.

Точно также можно сомневаться и в том, чтобы первая христианская литургия, носящая и до сих пор название «литургии Великого Царя» (литургия Василия Великого), была составлена им в том самом виде, как мы имеем ее теперь. Конечно, раз мы отожествляем его здесь с евангельским Христом, то может показаться, что именно мы, прежде всех остальных исследователей, и должны приписать ему современную литургию, тем более, что тогда именно и исчезнет то нелепое до очевидности утверждение теологов, будто первая христианская литургия появилась лишь через 350 лет после смерти основателя христианства. Но дело в том, что христианские литургии не оставались неизменными в продолжение рукописного периода, когда они еще не были закреплены в определенных формах печатным станком. Каждый отдельный ее манускрипт пополнялся новыми деталями, что было тем легче, чем больше отдельные рукописи разногласили между собою.

Припомним, что и льстивость петербургского святейшего синода дополнила русскую литургию таким количеством песнопений, начинающихся словами: «благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя нашего, императора» и т. д., что было противно слушать не любящему раболепной лести.

Но если даже и теперь в эту веками вырабатывавшуюся литургию вводятся, как мы видим, дополнения, то что же говорить о средних веках, совсем основанных на произволе отдельных церковных служителей?

Новые детали и обряды могли возникать и отменяться тогда по произволу каждого отдельного священника.

Я выше привел рассказ Четьи-Миней о том, как один еврей, проникнув в храм «Великого Царя» под видом христианина, видел своими глазами, как он разрезал там перед алтарем младенца и частями его тела и глотками крови причащал свою паству. А когда этот тайный гость, не проглотив всего полученного им, принес домой остатки и показал жене и родным, то все убедились, что это было настоящее человеческое мясо и кровь. Это, — говорят, — так всем им понравилось, что на другой же день они приняли христианство. И такая вещь сообщается о «Великом Святом» не в талмуде и не у языческих авторов, а в самих православных «Житиях Святых»! Рассказ этот исключен только в их русских переводах. Позднейший редактор церковно-славянских «Четьи-Миней», желая объяснить, каким способом мог бы неверующий унести в руке часть тела и крови зарезанного ребенка, предлагает в примечании обратиться по этому поводу к житию святой мученицы Феоктисты, но там мы читаем лишь то, что один рыбак принес ей в коробочке часть таких «святых и престрашных тайн», с согласия одного священника, для причащения. Конечно, и в приведенном нами рассказе исследователь мог принести их домой во рту, не проглотивши, но здесь нам важно разъяснить совсем не то. По утверждению «Жития Василия Великого, основателя христианской литургии», «иудей, перешедший по этому поводу в христианство», видел собственными глазами, как совершилось убийство младенца и всеобщее последующее людоедство и принес вещественное доказательство этого к себе домой. Если бы такой рассказ был приведен не в Житиях Святых, а в талмуде об еврейском богослужении с прибавлением, что при этом и вообще совершалась «престранная мистерия» с причащением всех «настоящей человеческой кровью и телом», то этого было бы в глазах многих христиан совершенно достаточно для обвинения талмудистов в ритуальном убийстве, если не в наше время, то в прошлое. А здесь, в дополнение к приведенному рассказу, мы имеем и языческих авторов, объяснявших гонения на христиан их ритуальными убийствами на предутренних богослужениях.

Конечно, дикость мысли первобытного человека не имела границ, и потому не было бы ничего удивительного, если бы какому-нибудь теологу-знахарю III или IV века нашей эры действительно пришла в голову мысль, что если принести в жертву младенца в новолуние осеннего равноденствия, когда и новорожденная луна и солнце сходят в подземный мир, и съесть по кусочку его тела и по глотку его крови, то это застраховало бы причастившихся таким способом от смерти на весь предстоящий год. И у него, конечно, могло бы появиться множество приверженцев… Ведь всем хотелось застраховать себя от смерти! Только опыт недействительности такого жизненного элексира мог заставить первобытных людей отказаться от подобного способа.

История и естественные причины возникновения различных религиозных обрядов современных нам богослужений еще не могли до сих пор разрабатываться свободной наукой, но можно думать, что это скоро уже начнется, и свободная наука даст нам новый материал для изучения психологии наших отдаленных предков.

Само собой понятно, что дошедший до нас образ евангельского Христа слишком ясно показывает, что он «любил детей» не в этом смысле, а потому можно думать, что и «Великий Царь» Четьи-Миней, которого он отражает, скорее всего не установил, а отменил жертвоприношение детей или вообще первичный вид древней литургии, сопровождавшийся каким-то шарлатанством, о котором упоминается и в Апокалипсисе, заменив ее символистикой. Но я все-таки думаю, что этот рассказ не нелепая выдумка, а деталь, взятая из предшествовавшего периода развития религиозных мистерий, и что от какого-то первичного действительного ритуального детоедства (вероятно, раз в год в какой-либо секте) этот ритуал перешел к шарлатанству апокалиптических «николаитов», ставших потом приготовлять искусственное человеческое тело и кровь из простого теста и красного вина.

Окончательный же результат этих моих соображений таков:

«Великий Царь» (Василий о-Мегас по-гречески) действительно установил первичную христианскую литургию и был зерном, из которого выросла евангельская легенда о «Спасителе», но мы не знаем, какова была эта литургия при его жизни. Мы знаем, что взамен ее Иоанн Златоуст, его ученик, составил новую, но и о ней мы не можем сказать чего-либо определенного, так как и она с каждым веком усложнялась и развивалась. Воздержимся же, пока от попыток разъяснить вопрос о возникновении средневекового учения о том, что в причастии мы имеем истинное человеческое тело и кровь распятого(?) евангельского учителя, так как такие попытки еще не могут быть чем иным, кроме гипотез, и возвратимся к тому, что мы «можем» считать за фактическое.

Достоверных портретов его как в виде «Василия Великого», так и в виде «Иисуса Христа» нигде нет. Все, имеющиеся у нас теперь, есть выдумки средневековых художников, старавшихся изобразить древних знаменитостей в том виде, как они представлялись их собственному воображению. Для примера я даю здесь (рис. 52 и 53) одно из лучших старинных изображений в виде «Спасителя Христа» и один из новейших в виде «Василия Великого», представленного в более позднем возрасте. Не напоминает ли он вам евангельское моление: «да идет эта чаша мимо меня»?

Обратите также внимание и на духа в виде голубя вверху (рис. 53). Ни при каком другом святом этого не принято изображать. Здесь интересно то, что, считая год рождения «Великого Царя» за 333 год, как он дается в «Житиях», и приняв его за действительное начало христианской эры, мы увидим, что Александр Македонский, умерший в 323 году до нее, умер по этому счету в 19 году нашего юлианского летосчисления и основал Александрию как раз в 1-м году нашей эры.

С этой точки зрения наша эра есть эра Александрийская — от основания Александрии Египетской (ab Urbae condita) точно так же, как была эра от основания города Рима.

Династия Птолемеев в Египте началась, с этой точки зрения, с 10 года нашей эры, и последняя представительница ее, красавица Клеопатра, умершая за 31 год до начала этой эры, должна была по этому счету умереть около 301 года юлианского счета, еще при Констанции Хлоре, на которого, по моим астрономическим вычислениям, и налегает списанный с него легендарный Юлий Цезарь, отнявший Клеопатру у ее прежнего мужа. Она же была историческим зерном и легенды о жене Урии, отнятой царем Давидом.

Таким образом, мы можем довести, хотя уже и в полулегендарном виде, историю Египта до самого начала нашей эры, а римскую едва ли доведем без фантазии далее эпохи 30 тиранов, так как или Александр Север списан с Александра Македонского, или наоборот.

Ранее этого, как увидим из дальнейших пяти томов моего труда, все теряется во мгле, и нет ничего кроме апокрифов.

Точно также и гибель Геркуланума, Помпеи и Стабии при извержении Везувия, относимая к 24 августу 79 года послерождения «Великого Царя», должна быть отнесена, по нашим воззрениям, к концу IV или началу V века, и это подтвердится, как увидим в одном из следующих томов, исследованием помпейских находок, содержащих хронологические указания.

Из всего вышеприведенного, мне кажется, можно убедиться, что «Великий Царь» Четьи-Миней есть действительно историческое зерно евангельского мифа о Спасателе, или Целителе, как тоже можно перевести еврейское имя Христа. Еще лучше сказать: это не зерно, а первоначально выросшее из него дерево, вершина которого была срезана и посажена отводком на другую хронологическую гряду, на которой и выросла в новое самостоятельное дерево, пустившее мифические ростки до самых небес, а первоначальный росток, оставшись без вершины, пустил самостоятельные мифические ветви, часть которых я и привел здесь. Это обычный способ размножения мифов путем отводков, и нам здесь остается только восстановить историческую вершину мифа о «Великом Царе» Четьи-Миней, т.е. то, что от нее было отрезано. И мы можем сделать это, руководясь психологическими особенностями мировоззрения древних поколений.

Сделавшись знаменитостью после своего удачного предсказания затмения и воскресения из мертвых, «Великий Царь», конечно был провозглашен своими приверженцами сыном самого бога Громовержца, а следовательно, и естественным царем всей земли.

Началось восстание в Сирии и Малой Азии с ниспровержением императорских статуй и статуй древних богов, о котором и повествуют греческие историки во время царствования Валента, давшего начало легенде о «черном царе» (Нероне), гонителе христиан.

Принимал ли в этом восстании деятельное участие и сам «Великий Царь»? Возможно, что и нет и что его против воли несли народные волны туда, куда он сам и не предполагал плыть. Но сопротивляться всеобщему местному восстанию не было для него никакой возможности: он стал здесь лишь инертной игрушкой других вожаков, когда заговорили под религиозным флагом материалистические и национальные страсти населения. Инициатива и руководство перешли к тем, кто стал называть себя его апостолами, а он стал лишь чудотворцем, от одного прикосновения к которому исцелялись нервные больные.

Но вот в 377 году он заболел, а 1 января 378 года умер, и через 3 дня после этого, 4 января, мы видим в святцах собор 70 учеников под председательством «брата господня Иакова».

Каково стало положение действовавших его именем? Понятно — очень скверное. Многие из них наверно не хотели верить, что раз воскресший из мертвых и явный сын бога-Громовержца вдруг умер. Наверно ждали, что вот он скоро второй раз воскреснет и посрамит своих врагов, но дни проходили за днями, и тело начало истлевать.

К февралю неизбежно должен был начаться раскол. Старший брат «Великого Царя», к которому, по родовому быту того времени, должна была перейти его власть, никогда, конечно, не веривший вполне в его божественное происхождение, помня общее детство, не имел другого выхода, как заявить, что учение о его бессмертии и всемогуществе была ошибка. А дальние верующие, которые не могли собственными глазами убедиться в печальном для них факте, должны были, наоборот, прийти к заключению, что в центре их теократической организации, произошла измена, и, естественно, возникла легенда об Иуде-предателе, центром которой стал его брат Иуда. Тезоименитства предателя Иуды «Жития Святых», конечно, не празднуют, хотя он и был апостол и исполнял лишь пророчества, но он раздвоился в Евангелии на Иуду, брата господня, и на Иуду-предателя, и день смерти первого вспоминается церковью. А другой брат, «августейший» первосвященник Петр, не видевший смерти брата, стал руководителем той фракции, которая признавала «Великого Царя» не умершим, а лишь вознесшимся на небо после того, как ему надоело нежелание многих из его собственных сторонников отречься от всех старых богов.

Так могли естественно возникнуть две первоначальные фракции христианского мира: иудеи (т.е. богославные), с одной стороны, и ортодоксы (т.е. православные) — с другой, и мы видим, что естественным родоначальником первых, по всей вероятности, был первый брат «Великого Царя», «Бодрствующий» (Григорий по-гречески), он же «Богословный» (Иуда по-сирийски); естественным родоначальником вторых — «Петр», которого находим и в «Житиях Святых», как брата Иисуса (стр. 164, братья Василия Великого).

Но этот брат не попал в таком звании в Евангелия, а был привит, как апельсинное дерево к лимонному, к старейшему сотруднику «Великого Царя» — Симону.

С этой точки зрения легче всего объясняется быстрое распадение христианского мира на «богославных» — иудеев, и православных — ортодоксов.

В то время как «иудеи», бывшие свидетелями естественной смерти «Великого Царя», выработали себе мессианское учение, ортодоксы с Петром во главе все еще ждали, что он воскреснет снова и явится к ним живой и невредимый. Повидимому, возвращение его ожидалось в 378 году на день воскресения из мертвых, т.е. на первое воскресение после первого полнолуния за весенним равноденствием, и за семь недель до этого был назначен всеобщий пост и мольба о возвращении. Обычай этот остался и до сих пор. Самым жгучим моментом была, конечно, пасха в 378 году. И мы должны представить себе, что произошло в умах, когда прошел и этот срок, бывший в 378 году в воскресенье 1 апреля, и когда ничего особенного в природе не произошло. Не отсюда ли ведет свое начало и обманная репутация этого 1 апреля, сохранившаяся до сих пор?

Оставалось для выяснения дела созвать главнейших вожаков тогдашнего христианства, которые, собравшись 30 июня в числе 12, решили, что «Великий Царь» не умер, а только вознесся на небо, и надо продолжать прежнее учение, ожидая его пришествия на следующий 379 год, когда пасхальное воскресение было 21 апреля. Потом все было повторено и третий раз в 380 году, когда пасхальное воскресение было 12 апреля.

Это была, на деле, только тройная прелюдия к первому Константинопольскому собору, созванному в 381 году, где и сформировался второй тезис «символа веры» о сыне божием:

«И во единого (верую) господа нашего Иисуса Христа, сына божия, единородного, рожденного отцом прежде всех веков, света от света, бога истинного от бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного отцу, через которого все произошло». А первый член об единобожии, — как я уже говорил, — был резюмировкой арианского Никейского собора.

Такой представляется первичная эволюция христианства и иудаизма с рационалистической точки зрения, как двух ростков, выросших из одного и того же корня, но на разных территориях.

Посмотрим, в заключение, что говорится в «Житиях Святых» о двух братьях «Великого Царя».

Первосвященник Бодрствующий (по-гречески Григорий) прошел от юности все книжные учения до самого конца, был славным ритором и прекрасным философом. «Он женился на Феозве, которая была украшением церкви и сделалась потом диакониссой». Оставшись вдовцом, Григорий был посвящен в первосвященники (епископы), но ариане при Валенте изгнали его около 370 года, и он 8 лет, до самой смерти Валента, скитался по различным странам. Когда Феодосий вступил на престол и был созван Константинопольский собор в 381 году, он был его участником. и «умер в глубокой старости». Я уже говорил, что это возможный основатель иудаизма (т.е. богославия), откуда и получил прозвище богославный (Иуда).

А о брате Петре не находим в «Житиях» ничего самостоятельного, вероятно, потому, что все оно внесено в биографию апостола Петра. Рассмотрим же вкратце и эту биографию.

Глава VI.

Апостол Симон, — говорят нам «Жития Святых», — был палестинский «рыбак» из города Вивсаиды, сын Ионы и брат Андрея Первозванного, из рода Симонов. Имя его по-еврейски значит Слышащий, а по-гречески Знамение. Женился он на дочери Аристовула (наилучшего советника), брата апостола Варнаввы (сына утешения), и имел сына и дочь.

Иисус, — говорят нам, — будто бы переименовал его в Кифу, т.е. в Камень (по-гречески Петр), но история переименования так наивна, — в виде пророчества, — что только ребенок может этому поверить: «ты Симон, сын Ионы, — будто бы сказал Иисус при первом взгляде на него, — и тебя назовут Кифа, что по-гречески значит камень (петрос)».

Симон так был поражен этим, что «более не отходил от Иисуса». Ясно, что это простая беллетристика, и подмена Симона Петром должна быть объяснена иначе.

После столбования Иисуса, Симон, — говорят нам «Деяния апостолов», — обратил в христианство сразу несколько тысяч народу и исцелил при этом хромого от рождения, лишь подняв его за руку и сказав:

— Встань и ходи во имя господа Иисуса!

Потом он будто бы умертвил одним словом Ананию Иерусалимского и жену его Сапфиру за скрытие общинного имущества, исцелил расслабленного и воскресил умершую девицу.

«Когда Ирод убил Иакова, брата Иоанна, он посадил Симона-рыбака в темницу в оковах, но ангел ночью вывел его оттуда». Он первый стал крестить язычников и после этого будто бы встретился с Симоном-волхвом — своим тезкой, который, принеся ему дары, просил дать и ему «святого духа», а Симон-рыбак, охотно принимавший ранее всякие дары, будто бы отказал ему (Деяния 8, 18), говоря, что не делает ничего за взятки.

По словам Метафраста, в «Житиях Святых», апостол Симон пошел из города Святого Примиренья (Иерусалима) в Царственный город, из него «в Сидон и в Триполи Финикийский», ставя везде епископов. «В Лаодикии он изгнал много нечистых духов». В Контр-Столице он догнал, — говорят нам «Жития», — и своего тезку Симона-волхва, который, так же как и сам Симон-рыбак, убежал от преследований властей, и с этого момента Симон-рыбак, как тень, следует за Симоном-волхвом, постоянно конкурируя с ним в чудесах. Там, — говорят нам, — Симон-волхв убежал от Симона-рыбака, который затем воскресил мертвеца в галатийской Анкире и дошел до Победного города (Никеи). Затем Симон-рыбак возвратился в город «Святого Примиренья». где встретил впервые Савла, тоже заменившегося потом Павлом, возвратился в Малую Азию и дошел до Илиона на Геллеспонте, везде ставя епископов. Потом опять он возвратился в город «Святого Примиренья».

В это время его тезка Симон-волхв, — говорят нам, — был арестован малоазийскими властями за проповедь того же христианства и отвезен в оковах в Рим, где не только не был казнен, а, наоборот, был признан за бога, и сам царь Клавдий (т.е. хромой) настолько пленился его учением (вероятно, астрологическими предсказаниями: волхв значит — прорицатель), что велел поставить его статую на берегу Тибра с надписью: «Симону, святому богу».

А тем временем Симон-рыбак, переименованный теперь в отличие от него в Петра, найдя в Контр-Столице Савла, тоже переименованного в Павла, снова будто бы пошел по Малой Азии и ставил везде епископов, позабыв, что они были уже поставлены им при первом путешествии. Затем он отплыл в Сицилию и приехал в Рим вслед за Симоном-волхвом.

Здесь Симон-волхв уже показывал в защиту христианства, но без согласия Симона-рыбака, такие же чудеса, как и он, но это, — прибавляют «Жития», — были лишь «мечты» (привидения), причем «души умерших приходили и кланялись Симону-волхву, как богу». Он заставлял хромых не только ходить, но и скакать, и сам превращался то в козу, то в птицу, даже и в огонь.

Но это все удавалось лишь в отсутствие Симона-рыбака.

Как только Симон-рыбак взглядывал на него, все эти «мечты» исчезали.

В «Великой Четьи-Минеи» рассказывается, что когда рыбак Симон пришел к дому волхва Симона, он велел огромному псу, лежащему у его дверей, пойти и доложить о себе своему господину, и пес тотчас пошел и сказал Симону-волхву человеческим голосом: «Симон-апостол хочет к тебе войти».

Симон-волхв тоже велел псу итти и сказать Симону-апостолу: «Пусть Симон войдет». Пес исполнил и это поручение. Здесь оба Симона оказались равны.

Симон-волхв, самовольно проповедывавший христианство, начал и при Симоне-апостоле творить «мечты» (т.е. привидения), показав еще большие чудеса. Петр делал то же, и спор о том, кто из них могущественнее, так и остался нерешенным в этом состязании.

Первенство Симона-рыбака обнаружилось уже на улице тем, что Симон-волхв мог заставить одного мертвеца только шевелить головой, а Симон-рыбак воскресил его окончательно. Посрамленный этим, Симон-волхв снова убежал от Симона-рыбака, сделав себе неожиданно для всех песью голову, и скрывался от него целый год вне Рима. Наконец, когда уже вступил на престол Нерон (имя которого по-латыни значит просто черный брюнет), он возвратился в Рим, и был принят с почетом этим злым царем и стал его другом, все время самовольно проповедуя христианство».

Однажды он, — говорят нам «Жития», — велел отсечь себе голову, обещая воскреснуть на третий день, но, когда это захотели исполнить, он подставил под меч вместо себя Овна, сделав из него привиденье человека. Овну была отсечена голова, но Симон-рыбак, переименованный уже в Петра, отогнал, будто бы, эту «бесовскую мечту», и все увидели, что отсечена голова не человека, а «Овна».

Чтобы восстановить свою репутацию, Симон-волхв обещал вознестись перед всеми на небо. Он взошел посреди города на высокое здание, увенчав себя венком, и сказал народу: «Я оставляю вас и не буду защищать вашего города. Ангелы возьмут меня и вознесут на небо к моему отцу».

«Он всплеснул руками, поднялся в воздух и начал (будто бы) летать, восходя все выше и выше, с помощью возносивших его бесов».

Но его вечная тень, Симон-рыбак, воззвал: «О, дьяволы! Именем бога моего, повелеваю вам: не носите его более!»

Бесы отбежали от Симона-волхва, и он, окаянный, полетел вниз и сильно разбился о землю. Весь народ закричал:

— Велик бог, Петра!

А Симон, «разбитый и осмеиваемый всеми, на следующее утро предал бесам свою душу».

Нерон, т.е. Брюнет, узнав о смерти своего друга Симона-волхва, страшно разгневался на Симона-рыбака и хотел убить его, но тот (будто бы) скрылся в «Тараскон» (вероятно, к Тартарену из романа Альфонса Доде). Потом он, уже окончательно под именем Петра и как бы позабыв свое прежнее имя Симон, с момента смерти Симона-волхва ушел в «испанскую Сирмию», потом в «африканский Карфаген», потом в Египет и, наконец, через северную Африку снова пришел в Рим и в другие итальянские города, а после них в Британию, везде обращая людей в христианство и ставя епископов (Эк, парня поносило — автостопом что ли? J.).

Там ангел, наконец, сказал ему: «Время тебе принять крестную смерть в Риме!» Поблагодарив бога и ангела, Петр пошел в Рим, на 12-м году царствования Нерона. Он поставил там епископом Климента «влачить и далее колесницу божьего слова». «Многие пресветлые от сенаторского чина мужчины и женщины просветились в это время от него. Даже две самые красивые жены Нерона окрестились от Петра и отказались более жить в супружестве с царем язычником».

Нерон так рассердился за это, — что велел казнить Петра. Петр хотел снова скрыться из города, но, когда уже пришел к воротам, вдруг увидел идущего навстречу ему Иисуса.

— Куда грядешь? — спросил он Иисуса.

— Иду на новое распятие, — ответил ему Иисус и скрылся. Петр удивился сначала такому видению, затем понял, что «Спасатель» хочет распяться вновь в его лице, и возвратился в свою церковь. Там и был он взят воинами со всеми своими сторонниками. Большинству из них отрубили головы, а Петра Нерон велел столбовать, при чем Петр попросил, чтобы его столбовали обратно Христу, вверх ногами. Эта его просьба была будто бы исполнена Нероном 29 июня в 12-м году его царствования. А через год, в тот же день, — говорят нам «Жития», — в Риме был казнен мечом Савл, превратившийся в Павла.

Что здесь реального? — спрошу я читателя.

И если читатель скажет мне: реальны путешествия Симона-рыбака в Британию, Испанию, Карфаген, Египет и в Малую Азию, а все остальное не реально, — то я ему отвечу, что по этому «способу исключений» можно объявить реальными и рассказы из «Тысячи и одной ночи», а еще в большей степени путешествия диккенсовского мистера Пикквика и гоголевского Чичикова в которых даже нет явных несуразностей, в роде неожиданного появления на чьих-либо человеческих плечах песьей головы, вроде той, какая появилась на шее Симона-волхва при его бегстве от Симона-Петра.

Здесь абсолютно нет ни одного слова, которое мы имели бы право принять за реальность. Обе фигурирующие здесь личности: и Симон-волхв, и Симон-рыбак являются героями одной из теологических сказок средних веков.

Кто же дал повод к такой сказке? К сказке о Симоне-рыбаке, переименованном в Камень, дал повод прозванный Камнем же брат «Великого Царя» (Василия Великого), который и сам дал повод к евангельской сказке о «Царе Иудейском». А кто же дал повод к легенде о Симоне-волхве, за которым будто бы следовал повсюду, как тень, Симон-Камень, он же рыбак? Мне кажется, что это тот же самый брат «Василия Великого». Подобно тому, как Иуда, брат Иисуса, разделился на Иуду-предателя и на апостола Иуду, так и этот разделился на Симона-чародея и на Симона-Камня, которые и приведены легендой в вечную борьбу друг с другом. Зачем? Я считаю вполне возможным, что брат «Великого Царя» (Василия Великого) слишком увлекся в своем астрологическом усердии и давал несбывшиеся предсказания, а потом, несколько помешавшись и вообразив, что «вера действительно может носить его по воздуху», и на самом деле бросился с крыши здания, будучи вызван на это «испытание веры» скептиками, и расшибся на-смерть.

Такого рода примеры приводятся не раз. В истории авиации рассказывается, как в XVII веке один рязанский мещанин, сделав себе крылья, спрыгнул совершенно так же и с такими же результатами с одной из московских колоколен. Почему не сделать бы этого и первому из апостолов в доказательство истины своей веры? Психологически такие поступки были даже неизбежны со стороны фанатиков. Ведь и в Евангелии говорится, как диавол возвел «Иисуса» на крышу храма и предложил ему броситься вниз, но «Иисус» благоразумно отказался. Конечно, такие пробы истинности любой из существующих теперь вер всегда приводили лишь к отрицательным результатам. А как же было справиться потом верующим с подобными случаями? Конечно, только одним способом: разбившийся Симон был не истинный апостол Симон, а простой волхв, принявший его образ и его имя. Настоящий же апостол был тут же, но именно он и заставил волхва упасть. Затем пошла легенда, что истинный апостол еще при жизни Иисуса был переименован из Симона в Петра и не только не тожественен с этим неудачным скакуном во славу Иисуса, а. наоборот, всю жизнь боролся с ним, следуя за ним, как тень. Лишь таким способом и могла возникнуть с психологической точки зрения эта легенда о постоянной борьбе двух Симонов друг с другом. Иного рационального объяснения тут нет.

Что же касается рассказа об усечении мечом головы Овна, вместо головы самого Симона, то он легче всего мог быть навеян мечевидной кометой, прошедшей из Змиедержца — символа Иисуса — через созвездие Овна (или наоборот), которая неудачно была объяснена астрологом Симоном как предвестник нового прихода Иисуса. Когда ничего обещанного по этому поводу не произошло, дальнейшие верующие легко могли свалить и эту неудачу на голову того же разбившегося за свою веру волхва Симона, с объяснением, что истинный апостол Симон не только не участвовал в этом, но и обличил заранее Симона за такую «мечту».

Какая же комета могла бы удовлетворить этому? Вслед за неудачным столбованием Иисуса, мы имеем, по китайской летописи Ма-Туань-Линь, ближайшее наблюдение приблизительно такой кометы лишь 9 марта 373 года, на 10 году Валента Нерона, когда Солнце было в Рыбах, а Овен сгорал в огне вечерней зари. Комета Галлея прошла тогда через Овна вечером с малым блеском, но вышла 9 марта с большим блеском из огня утренней зари в созвездии Водолея, символизировавшего Иоанна-Купателя. Через полгода, к 25 сентября, когда Солнце перешло в Деву, она была наблюдаема по вечерам уже в области Змиедержца. Это и могло подать повод к последующему истолкованию неудачи пророчества: можно было сказать, что небесный меч отсек в это свое путешествие по небу не голову Змиедержца, а скрывавшегося за Солнцем Овна, и потому не произошло конца мира. А потом, благодаря непониманию астрального значения рассказа, вместо головы Змиедержца легко могла быть подставлена и голова самого Симона. Следующая комета в Овне была лишь в 568 году, через 200 лет после столбования Иисуса. Она была огромная, но прошла наоборот: от Змиедержца как раз через голову Овна, где и исчезла. Она очень подходит к комете, которая дала повод к пророчеству «Мани-Факел-Фарес», в библейской книге «Даниил».

По историческим соображениям, я склонен остановиться на первой из этих комет, хотя к буквальному тексту легенды и более подходит вторая, так как первая была лишь через пять лет после неудачного столбования «Великого Царя».

Но как бы мы ни посмотрели на это, а в раздвоении первенствующего апостола христианства на двух Симонов едва ли можно сомневаться.

С этой точки зрения, апостол Симон-Петр был не распят «вверх ногами» в Риме, а сам бросился таким образом с какого-то высокого здания перед собравшимся народом, в доказательство истинности и могущества своей веры, и разбился за неё. Это трагическое обстоятельство могло дать повод и к евангельской легенде, где сатана предлагает Иисусу сделать как раз то же самое. А отказ Иисуса от этого предложения сатаны мог быть даже нарочно выдуман после несчастия с апостолом Симоном-волхвом для того, чтобы дать дальнейшим христианам право отказываться от таких предложений язычников.

Представьте себе сами, что такое решающее испытание было предложено сделать в столице тогдашней Западной империи, перед всем народом величайшему из проповедников новой веры и окончилось так плачевно. Что тут можно было сделать, кроме утверждения, что погиб не он, а подставной его спутник, и что сам Иисус «запрещает» исполнять такие предложения сатаны?

Глава VII.

В «Саду святых», называемом их «Житиями», все святые располагаются по дням их действительной или воображаемой кончины. Под каждым числом месяца приводится житие святого, умершего в этот день, но, к великому удивлению, внимательный читатель замечает, что в то время как дни смерти каждого из них так хорошо известны авторам, годы этого события часто остаются им неведомыми. В одних случаях приводится лишь век, а в других говорится, что «это было в Трояново», пли «Диоклетианово царство», или в какое-либо другое.

В этом своем реестре, чтобы избежать произвола, я отбросил все неопределенные указания и выбрал лишь тех святых, для которых приводится и день и год, независимо от того, верю я этому определению или нет.

Вот этот реестр (прямо из пантелеевского издания: «Жития Святых»). Взято все целиком.

I век.

«Иисус Христос» умер будто бы в 33 году нашей эры, в марте. В этом же веке считаются умершими и его 12 апостолов и 70 его учеников.

Это, конечно, легенда, как указывали уже и до меня. Но если мы сочтем их всех легендарными, то никаких замечательных деятелей христианства в этом веке нет. Апостолов «Царя Иудейского» вместе с ним самим приходится считать апокрифированными с деятелей IV и V веков.

II век.

Кроме явно аллегорических святых, в роде Веры, Надежды, Любви и матери их Мудрости и тому подобных, даны годы только для двух:

Поликарп (т.е. многоплод) Смирнский, «ученик Савла», умер, — говорят нам, — 23 февраля около 167 года после рождения Христа.

Аверкий (держатель) Фригийский, был в Риме при Марке Аврелии и умер, — говорят нам, — 22 октября 167 года после рождения Христа.

Вы видите сами, что оба лица незначительны, и никаких других чем-нибудь замечательных деятелей христианства во II веке нашей эры нет, да и у этих двух годы приходится, повидимому, считать не по нашей современной эре, а от рождения Василия Великого (333 г.), как действительного Христа (т.е. помазанного), или по эре Диоклетиана (284 г.), которой и до сих пор пользуются христиане-копты (абиссинская же церковь считает ее с 270 года).

III век.

Вавила (брат бога) Антиохийский, умер 4 сентября 251 г. «после Р.Х.» Карп (плод) и Папила (батюшка), Агатодор (добрый дар) и Агафоника (добропобедная), умерли при Деции, 13 октября 231 г. «после Р.Х.». Исидор (дар Изиды), умер 14 мая 251 г. «после Р.Х.». Стефан (венец) Римский, умер 2 августа 257 г. «после Р.Х». Никифор (победный) Антиохийский, умер 9 февраля 260 г. «после Р.Х.». Киприан (кипрский) Карфагенский, умер при Валериане, 31 августа 257 г. «после Р.Х.».

Дионисий (бог виноделия) Александрийский, умер при Валериане, 5 октября 265 г. «после Р.Х.».

Ипполит (без подробностей), умер 30 января 269 г. «после Р.Х.». Григорий (бодрствующий) Неокесарийский, ученик Оригена, умер 17 ноября 270 г. «после Р.Х.».

Фалалей (цвет маслины) Киликийский, умер 20 мая 284 г. «после Р.Х.». Сикст (выглаженный) Римский и архидиакон Лаврентий (лавровый), умер 10 августа 288 г. «после Р.Х».

Опять вы видите сами, что никаких чем-либо замечательных деятелей христианства в III веке нет, да и у этих, ничем не замечательных, выражение «после Р.Х.», повидимому, надо понимать: «после рождения Василия Великого», или, по «эре Диоклетиана», с 276 года по-абиссински, или с 284 года по-египетски, как там и до сих пор жители считают «христианские годы».

IV век.

Теперь посмотрите сами, сколько «христианских» деятелей вдруг появляется в IV веке! И, кроме того, обратите внимание на их качества: в первой половине до Константина опять нет ни одного сколько-нибудь замечательного святого, и мы можем допустить, что и они кооптированы сюда по недоразумению путем смешения эры Диоклетиана с нашей современной; но для второй половины этого уже нельзя сказать. Там впервые появляются святые, получившие прозвища великих.

1-я половина IV века.

Анфим Никомидийский, умер 3 сентября 302 г. «после Р.Х.».

Артемон (Верхний Парус), умер 13 апреля 303 г. «после Р.Х.».

Феопемпт и Феона, умерли 5 января 303 г. «после Р.Х.».

Феодосий Анкирский, при Диоклетиане, умер 18 мая 303 г. «после Р.Х.».

Ириней Смирнский, при Диоклетиане, умер 26 марта 304 г. «после Р.Х.».

Амфион и Едесий, умерли 2 апреля 306 г. «после Р.Х.».

Дмитрий Солунский, умер 24 октября 306 г. «после Р.Х.».

Платон Анкирский, умер 18 ноября 306 г. «после Р.Х.».

Гурий, Самон и Авива, умерли 15 ноября 306 г. «после Р.Х.».

Маркел, епископ Римский, умер 7 июня 310 г. «после Р.Х.».

Кир, Иоанн, Афанасия, умерли 31 января 311 г. «после Р.Х.».

Гордий, умер 3 января около 312 г. «после Р.Х.».

Александр и Антонина, умерли 10 нюня 313 г. «после Р.Х.».

Мина, Гермоген и Евграф Александрийские, умерли 10 декабря 313 г. «после Р.Х.».

Феодор Стратилат, умер 8 февраля 319 г. «после Р.Х.».

Феодот Киринейский, умер 2 марта 320 г. «после Р.Х.».

Сильвестр Pимский, умер 2 марта 335 г. в Майнце «после Р.Х.».

Император Константин равно-Апостольный, умер 23 мая 337 г.

Симеон, епископ Персидский, умер 17 апреля 340 г.

Милий, Абросим и Сима, умерли при Сапоре 10 ноября 341 г.

Николай Чудотворец, умер 6 декабря 342 г.

Садок, епископ Персидский, умер при Сапоре II около 20 февраля 344г.

2-я половина IV века.

Пахомий Великий, Нильский. умер 15 мая 348 г.

Его брат Иоанн умер вслед за ним.

Спиридон Кипрский, умер 12 декабря 348 г.

Мирон Критский, умер 8 августа около 350 года.

Маркиан и Мартиарий, умерли 25 октября 355 г.

Антоний Великий, умер 17 января 356 г. Павел Простой, ученик Антония Великого, умершего в 356 году жил в Египте, умер во второй половине IV века.

Евстафий Антиохийский, умер 21 февраля 360 г.

Василий Анкирский, умер 22 марта 363 г.

Феодор-Христос («освященный»), ученик Пахомия Великого: он скончался 16 мая 368 г. (в год распятия Иисуса). Его младший брат Пафнутий был его сподвижником. Это новый отголосок легенды о «Великом Царе». Он же, вероятно, и Маттафия Маккавей.

Афанасий Великий, умер 18 января 373 г.

Василий Великий, т.е. «Великий Царь», умер 1 января 379 г. После его смерти «контр-столичный» собор 379 года.

И все его родные святы:

Григорий Нисский, младший брат Василия Великого. Родился около 332, умер 10 января около 394 года.

Феозва, сестра Великого Царя, умерла 10 января 385 г.

Младший брат «Василия Великого» Петр (см. жизнь Макрины) умер 19 июля в конце IV века.

Макрина, или Фекла, сестра «Великого Царя» (Василия), умерла 19 июля 379 г. Никита, умер 15 сентября 372 г.

Иларион (радостный) Великий, родился в Палестине в 291 г. и умер 21 октября 372 г.

Ефрем Сирин, умер 20 января 372 г.

Вадим, умер в Персии при Сапоре 9 апреля 376 г.

Мелетий Антиохийский, IV век, умер 12 февраля, председатель Константинопольского собора 381 г.

Исакий Далматский, умер 30 мая 386 г.

Кирилл Иерусалимский, участник собора 381 г., ахриепископ иерусалимский с 350 г.; умер 18 марта 386 г. При нем был яркий крест на небе и землетрясения в Палестине.

Макарий Египетский, умер 19 января 390 г., около 80 лет от роду.

Нонна, мать Григория Богослова (см. 25 января), а отец его и ее муж был астролог Григорий, поклонявшийся небесным светилам и огню. По обращении своем умер 5 августа 374 г.

Григорий (бодрствующий) Богослов, родился в 328 г. Тело, повидимому, подложное, в храме Петра в Риме. Умер 25 января 390 г.

Амфилохий Иконийский. Присутствовал на Вселенском соборе 381 г., умер 23 ноября 395 года.

Вы сами видите, что если считать житие Николая Чудотворца списанным, как признают даже теологи, с жития Николая Пинарского, а императора Константина I умершим некрещеным, как это утверждали некоторые историки и до меня, то никаких замечательных деятелей православного христианства в первой половине этого века тоже нет. Но со второй его половины, на которую приходится деятельность евангельского «Царя Иудейского», отожествляющегося, по моему вычислению времени столбования, с «Великим Царем» (Василием Великим), начинается ряд святых, получивших название великих и действительно сильно способствовавших распространению христианства. Таковы отмеченные здесь и далее крупным шрифтом: Пахомий Великий, Антоний Великий, Феодор Христос (освященный) , Василий Великий, Иларион Великий, Григорий Богослов, а далее идут Онуфрий Великий, Иоанн Златоуст (автор Апокалипсиса), Сисой Великий, Кирилл Апостольский, Пимен Великий, Арсений Великий, Ефимий Великий, Феодосий Великий и Савва Христос (т.е. «освященное вино»).

Что же касается самого «Великого Царя» (Василия Великого по-гречески), то обратите внимание на то, что не только он сам, но и все его братья и сестры причислены здесь к лику христианских святых, чего нет ни у какого другого святого, кроме евангельского Христа, который и тожественен с ним по моим вычислениям в III главе этой части моей книги.

V век.

А вот и святые апостольского V века в том же роде.

Моисей Мурин Египетский, умер 28 августа около 400 г.

Онуфрий (Солнце-бык Громовержца) Великий, умер 12 июня около 400 г.

Марк Пустынник (он же афинский). Остановил сдвинувшуюся гору, и ангел служил ему. Умер 5 апреля около 400 г. Очень интересна легенда о нем. Вероятно, повод к ней дал евангелист Марк.

Иоанн Златоуст, или Апостол Иоанн, родился в 354 г., умер 13 ноября 407 г. Алексей, «человек божий», умер 17 марта 411 г.

Иаков Персианин, родился в конце IV века, умер 27 ноября 421 г.

Порфирий (пурпурный) Газский, умер 26 февраля 421 г.

Тихон (от тюхэ — судьба) Амафунтский, умер 16 июня 425 г.

Сисой (шестой, от евр. шиш) Великий, умер 6 июля 429 г.

Павлин, родился в 353 г. и умер 23 января или 18 мая 431 г.

Иоанн-Кассиан Римский, умер 26 февраля 435 г. в Марсели.

Исидор (Дар Изиды) Пелузиод, умер 4 февраля 436 г.

Кирилл (господчик) Александрийский, муж Апостольский, умер в июне 444 г.

Прокл (далекий) Константинопольский, умер 20 ноября 447 г.

Варлам и Иоасаф, проповедники в Индии, умерли 19 ноября 447 (?) г.

Пимен (пастырь) Великий Египетский, умер 27 августа 450 г.

Арсений (мужественный) Великий, умер 8 мая 450 г.

Иоанн Кущник, умер 15 января 450 г.

Папа Лев Великий, преемник пап Целестина и Сикста III. Созвал Халкедонский собор 451 г., умер 18 февраля 455 г.

Симеон Столпник из Киликии, умер 1 сентября 459 г.

Евфимий (благожертвующий) Великий, родился в 376 г., умер 20 января 473 г.

Герасим Иорданский, умер 4 марта 475 г.

Маркел Ефесский, умер 29 декабря 485 г.

Венедикт Итальянский, род. 480 и умер в 543 году.

Мы видим, что христианские знаменитости, начавшись во второй половине IV века, продолжаются и здесь на весь V век. В этом веке, как я уже показал в своей книге «Пророки» и как покажу здесь в следующих главах, были написаны все важнейшие библейские «пророчества», и среди этих святых мы можем надеяться разыскать и их авторов, хотя бы они и оказались потом включенными в число апостолов евангельского «Учителя».

VI век.

Феодосий (т.е. богоданный) Великий, умер 11 января 529 г.

Сампсон Римский, умер 27 июня 530 г.

Савва Христос (т.е. Освященное Вино), род. в 436 г., умер 5 декабря 531 г. Вероятный установитель обряда причащения вином в Восточной церкви.

Ефрем Антиохийский, умер 8 июня 545 г.

Иоанн, никопольский молчальник, умер 3 декабря 558 г.

Кириан из Карфагена, умер 29 сентября 556 г.

Евтихий Константинопольский, род. в 512 г., умер 6 апреля 532 года.

Симеон Постник Константинопольский, умер 2 сентября 595 г.

Симеон Столпник Дивногорец (Антиохийский), умер 24 мая 596 г.

В этом веке прекращаются христианские деятели, получившие названия Великих или Христов (освященных), соответствующие двенадцати апостолам Иисуса и библейским пророкам, как увидим скоро.

Далее идут уже лишь известные христианские писатели, не получившие таких прозвищ, хотя бы ни и вполне заслуживали их, как Иоанн Дамасский.

VII век.

Григорий Двоеслов, умер в 604 г., папа римский с 12 марта 596 г. До него преждеосвященная, т.е. страстная литургия совершалась « по устному преданию», т.е. как кто хотел. Он первый дал ее с современными выходами и пением. Возможно, что и вообще современная литургия принадлежит ему, а не Василию Великому и не Иоанну Златоусту.

Фома Константинопольский, умер 21 марта 610 г., умолив себе смерть из-за того, что закачались кресты на церквах в Галатии.

Иоанн Кипрский, умер 12 ноября 620 г.

Софроний Иерусалимский, умер 11 марта 644 г.

Максим Исповедник (вероятно, конца мира в 666 году), умер 21 января 662 года.

Интересно, что вторая половина этого VII века, которая приходится после апокалиптического страшного 666 года, в котором ожидалась кончина мира, характеризуется сильным падением числа святых. Вероятно, было сильное разочарование и переход от пророческого грозного христианства к мирному евангелическому (см. диаграмму на стр. 170...172).

VIII век.

С 666 года начинается, — как увидим далее, — новое евангелическое христианство.

Андрей Критский, умер 4 июля 712 г.

Марк Афинский, умер 15 января 725 г. Вероятный евангелист Марк.

Герман Константинопольский, умер 12 мая 740 г.

Феофан Исповедник в Константинополе, родился в 758 г. и умер 12 марта 761 г.

Феофил, VIII века, умер 10 октября в Болгарии.

Никита Константинопольский, умер 13 октября 763 г.

Стефан Новый, Константинопольский, родился в 715 г. и умер 28 ноября 767 г.

Иоанн Дамаскин, Богослов, умер 4 декабря 776 г.; сложил много церковных гимнов. Действительный автор Евангелия Иоанна.

Лев, епископ Катонский, умер 20 февраля 780 г.

Тарасий, епископ Константинопольский и участник Константинопольского собора 786 года, умер 25 февраля.

Вторая половина этого VIII века, когда христианский мир опомнился от ожиданий кончины мира в 666 году, характеризуется возникновением новой идеологии христианства. Она, повидимому, была начата Марком афинским, вероятным автором Евангелия Марка.

IX век.

Этот век характеризуется особым подъемом евангелического христианства. Грозные пророчества и громы на земных царей утихают, и начинается союз церкви и государства.

Евфимий Солунский, умер 15 октября 824 г.

Никита Микадийский, умер 3 апреля 824 г.

Феодор Студит, умер близ Константинополя 11 ноября 826 г. Вероятный автор Евангелия Матвея.

Феодор Начертанный, умер 27 декабря 840 г.

Илларион Новый, Далматский (в отличие от Великого, умершего 21 октября в IV веке), умер 6 июня 845 г.

Иоанникий Великий из Вифинии, умер 4 ноября 846 г.

Никифор Исповедник, умер 13 марта 946 г. близ Константинополя.

Игнатий Константинопольский, умер 23 октября 877 г.

Иосиф Песнопевец из Сицилии, умер 4 августа 883 г.

Весь этот век был веком разработки евангельской идеологии.

X век.

Лука Греческий, умер 7 февраля 946 г. Возможный евангелист Лука.

Дальнейшее продолжение этого реестра святых я считаю излишним. В X веке христианство перебросилось уже во все страны Европы, и каждая страна стремилась создавать своих национальных святых. Начались крестовые походы, как результат примирения церкви с государством, после напрасных ожиданий Иисуса, в 666 году. Появились «послания» от имени апостола Павла и других с воззваниями: «нет власти не от бога» и «рабы, повинуйтесь своим господам».

Оставляя этот новый период из-за недостатка места в этой главе без специальной обработки, я привожу лишь диаграмму того, что было изложено мною. Эта диаграмма настолько поучительна, что по ней одной можно было бы сказать, что христианство началось никак не в I веке нашей эры, а только в IV.

Взгляните сами на помещенные на стр. 170...172 диаграммы. На горизонталях отмечены последовательные полувековые промежутки, а по вертикали дано число датированных святых, приводящихся на каждый промежуток.

Если допустить, что евангельская литература возникла в I веке нашей эры, то пришлось бы признать, что до IV века она не вызвала никаких серьезных учителей и идеологов. Там мы видим одну пустоту. Но если в момент своего возникновения христианская идеология была бессильна, то как же она могла бы стать победоносной через 300 лет, когда уже устарела? Это логически немыслимо.

Совсем другое выходит с нашей точки зрения, допускающей, что основателем православного христианства был «Великий Царь» (Василий Великий по-гречески), превращенный последующей легендой в евангельского Христа. Тогда все становится понятным не только в средине века, но и в IV и V веках.

Выходит то же самое, но выступ IV века делается еще втрое больше, чем в диаграммах.

Глава VIII.

Остановимся же несколько подробнее на вышеприведенном реестре «святых» и выясним сначала несколько чисто лингвистических недоразумений, господствующих среди нас. Возьмем, например, начало ново-греческого национального гимна времен последнего греческого королевства, соответствующее бывшему русскому императорскому гимну «боже, царя храни». По-гречески он начинается так (пишу нарочно русскими буквами):

«Калостон Василея ке Василиса!»

Зная, что калостон значит наилучшее, что ке значит и, а Василий иВасилиса греческие собственные имена, вы, конечно, переведете его так:

«Наилучшего Василию и Василисе!»

И вы переведете правильно… А между тем это значит:

«Наилучшего царю и царице!»

Дело в том, что подобно тому как и по-русски, если вы воскликнете:

«Да здравствуют Надежда и Любовь!», то непосвященный в суть дела никак не будет в состоянии сказать, говорите ли вы здесь об общечеловеческих чувствах или о двух знакомых вам женщинах, так в данном случае и по-гречески, потому что на греческом языке имя Василий значит — царь, а имя Василиса — царица.

Чтобы показать, насколько изменяется характер изложения, когда мы переводим с иностранных языков прозвища действующих лиц, я привожу здесь следующее место из Евангелия Иоанна о суде над «Христом», оставив в нем непереведенным только слово царь (по-гречески Василий), и, наоборот, переводя слово Иисус его значением — избавитель (спасатель). Вот что выходит при таком переводе:

«Пилат сказал ему (царю иудейскому): „И так ты Василий?“ Избавитель отвечал: „Ты верно говоришь, что я Василий. Я родился таким, и пришел в мир, чтобы свидетельствовать о6 истине“ (Иоанн 18 — 37)… С этого времени Пилат искал средств отпустить его, но иудеи (ариане) кричали: «Если ты отпустишь его, ты не друг императору! Всякий, называющий себя Василием (т.е. царем), противник императора…» Пилат, услышав это слово, вывел вон избавителя и сел на судилище, на месте, называемом Каменный помост (отмечу, что все это могло произойти только в Кесарии, где жил и судил римский наместник, а никак не в Эль-Кудсе, называемом христианами Иерусалимом)… и предал его им на столбование… и велел поставить на столбе надпись: «Избавитель миропомазанник Василий богославский».

Читатель сам видит, что при таком переводе выходит совсем другой рассказ. А между тем, вся Библия, и все классические писатели, и вся древняя история переведены именно без указания значения собственных имен, в которых и заключался тогда главный смысл, потому что они были лишь характерными прозвищами, а не случайными именами, как у нас теперь.

Таким же образом, как я уже показывал выше, параллельно сказанию об основателе христианского богослужения Василии Великом, которым христианские «Четьи-Минеи» начинают православный год, возникло сказание и об евангельском «Христе», основателе христианской религии. Кто из них реален? И тот и другой окружены, как мы видели, мифами, но Василий Великий оставлен на своем хронологическом месте, и потому я считаю, что евангельский «Христос» есть гигантская тень от Василия на фоне древнего мира.

Его младшего ученика, Иоанна Богослова, имя которого значит иониец (т.е. грек), мы видим в Четьи-Минеях раздвоившимся тоже на двух первоклассных святых: Ионийца Богослова, прозванного сыном грома и помещенного под 26 сентября, и Ионийца теолога, прозванного Златоустым, помещенного под 13 ноября.

Первый есть тоже тень второго, хотя и не такая гигантская.

Местом рождения этой тени называют город Рыбный (по-еврейски Вит-Саида), ее отцу дают прозвище Надел божий (по-еврейски ЗБД-ИЕ=Заведей), а матери — божие примирение (Соломия) и считают ее за одну из женщин, сопровождавших евангельского великого учителя. В царствование Укротителя (по-римски Домициана), который налегает по нашей хронологии на императора Валента, эта тень Златоуста была, — говорит сказание, — взята под стражу и отправлена в Рим на суд, а потом сослана на Патмос, где она будто бы написала Апокалипсис. Когда Марк Нерва, налегающий по нашей хронологии на одного из первых соправителей Аркадия, прекратил гонения на христиан, эта тень будто бы поселилась в Ефесе, где написала «Евангелие от Иоанна», и умерла в столетнем возрасте, а место погребения ее осталось неизвестно. Но эта основная канва так переплетена с чудесами различного рода, что не может иметь никакого исторического значения: во всякой сказке, отбросив все чудесное, можно найти такую же по внешности правдоподобную канву. Такого Евангелия, как Иоанново, тогда не могло еще быть написано, и я далее покажу, что автором его был Иоанн Дамасский, а Иоанн Златоуст, кроме утраченных теперь сочинений, написал только Апокалипсис.

Действительный же оригинал любимого ученика евангельского «Учителя» изображен в Четьи-Минеях, как и в их первоисточниках «Acta Sanctorum» и книгах Косьмы Индикоплевста, «известен нам, — как мы уже сказали. — под именем ионийца (Иоанна) Златоустого, при чем он был учеником Василия Великого и несравненно более историчен. Он родился, по этой биографии, в Антиохии, столице тогдашней Сирии, от богатых и знатных родителей в 354 году. Ко времени неудачного столбования Василия Великого в 368 г. ему, по нашему счету, было, как и по евангельской традиции, около 14 — 15 лет, и потому это событие должно было произвести на него особенно сильное впечатление. Его необычайная жизнь и доказательства того, что Апокалипсис был написан именно им 30 сентября 395 года, достаточно изложены мною во введении к этой книге, где я только резюмирую основные выводы моей прежней работы „Откровение в грозе и буре“. Я не буду здесь снова заниматься этим предметом, а только остановлюсь над возникающем отсюда же вопросе: не найдем ли мы в Четьи-Минеях и других учеников евангельского „Великого учителя“, тоже раздвоившихся на две личности, подобно тому как и сам творец мира представляется по этому учению „единым в трех лицах“? Не найдем ли реальных личностей и для них тоже в IV и V веках нашей эры?

Для того, чтобы лучше разобраться в этом, остановим еще раз наше внимание на приложенном выше «реестре православных святых по временам их смерти».

Странную вещь заметили мы в ней!

Выделяя особо старозаветных пророков, а также 12 евангельских апостолов и 70 второстепенных учеников евангельского спасителя, как таких, которых время, будь они реальны или вымышлены механически, передвигается в ту же эпоху, в какую передвинулся по нашим вычислениям и Иисус, мы не нашли до IV века нашей эры решительно ни одной сколько-нибудь выдающейся христианской личности. Как-будто христианства тогда и не было совсем, а ходили только какие-то его тени или призраки будущих деятелей!

Известно ли вам, если вы не священник, обязанный ежедневно читать святцы, что-нибудь хоть об одном из этих имен? Конечно нет, потому что и знать об них нечего: все их биографии составлены по одной шаблонной и тусклой схеме: ничего жизненного, характерного для данной эпохи! Только Ориген да Дионисий Великий стоят одиноко в III веке, да и о них мы не знаем ничего достоверного.

Но обратитесь к IV веку, в котором, по нашему вычислению, было действительное столбование какого-то большого мыслителя, и вы увидите целый ряд христианских святых, известных всякому образованному человеку и украшенных титулом «великий»:

1) Антоний Великий, умерший в 356 г.,

2) Афанасий Великий — 373г.,

3) Макарий Египетский — 390г.,

4) Григорий Богослов — 390 г.,

5) Ефрем Сирийский — 372 г.,

6) Кирилл Иерусалимский — 386 г.,

7) Паисий Великий (около 400 г.),

8) легендарный Марк, Латвийский Пустынник, постоянно сдвигавший по своему желанию гору, которому всегда прислуживали ангелы (возможно, что это — вторая легенда об авторе Евангелия от Марка). Он умер будто бы около 400 года;

9) Арсений Великий (умер в 450 г.); 10) Пахомий Великий (умер в 340 г.). учитель Феодора «Освященного» (т.е. «Христа», божьего дара, посвященного в высшие тайны знания), умершего в 368 году, в год распятия евангельского Христа по нашим вычислениям.

Вы увидите тут же Онуфрия Великого (умер около 400 г.), Павла Неокесарийского (IV в.), Илариона Великого (до 372 г., Иоанна Златоустого (до 407 г.) и Николая Чудотворца (до 342 г.). Вот где оказывается целый короб «великих учителей» христианства, как и должно быть по нашему вычислению! Все апостолы могут здесь обнаружиться беспристрастному исследователю под новыми прозвищами.

Ничего подобного не было ни раньше, ни после, хотя следующий за этим V век тоже начинается громкими именами: Феодосий Великий (до 529 г.), Евфимий Великий (до 473 г.), папа Лев (до 455 г.), папа Григорий Диалогист (около 590 г.), и Пимен Великий (450 г.). А дальше, вплоть до наших дней мы находим только Иоанникия Великого (до 846 г.), да Иоанна Дамаскина (до 776 г.), заслуживающего это прозвище, к ним же можно причислить и Луку Элладского (греческого) умершего в 946 году, возможного автора Евангелия Луки и «Деяний Апостолов», если мы будем считать все предшествовавшие упоминания об этих книгах за апокрифы эпохи Возрождения.

Я не буду настаивать теперь на этом моем давнишнем подозрении, упраздняющем сразу почти всю теологическую литературу, приписываемую и средним векам. Я здесь только спрошу читателя: неужели он сам не видит из этого простого реестра христианских деятелей, что началом расцвета xристианства был действительно не I, а IV век и даже последняя его половина и первая половина V века? Почему бы оно могло вдруг воскреснуть здесь, через триста лет совершенного идейного бездействия? Так не бывает в реальной истории человеческой культуры!

Вот почему, даже и без моих вычислений, невольно хочется среди этих «великих» конца IV века отыскать реальные личности для возникновения сказаний и об апостолах евангельского мессии.

Но для этого мы опять не должны ни на миг забывать, что тогдашние имена были простые, ни для кого не обязательные прозвища, и потому должны разбирать их по смыслу и никогда не забывать, что одна и та же личность могла попасть не только в «святцы», но и в компиляции эпохи Возрождения, в роде «церковных историй» Евсевея Памфила и Сократа Схоластика, в виде нескольких различных лиц.

Считая Иоанна Златоуста автором Апокалипсиса, так как время этой книги определяется на 30 сентября 395 года, как мы видели, вполне точным астрономическим путем, я мало склонен считать его же и автором Евангелия от Иоанна, так как мы имеем, кроме него, и других известных ученых Иоаннов, особенно Иоанна Ученого (Схоластика) в VI веке, память которого празднуется 2 февраля, затем Иоанна Дамасского (умер около 777 г.) и Иоанникия Великого (752 — 846. гг.)

Основную часть Евангелия от Марка возможно было бы приписать, прежде всего, как я уже говорил, Марку Ливийскому, (родом из афин), будто бы умершему 5 апреля около 400 года, но это лицо носит все признаки легендарного творчества и, вероятно, списано с Марка Египетского, умершего 5 марта неизвестного года в V веке.

Простота композиции этого Евангелия соответствует складу мыслей египетского мистика-анахорета, но оно, должно-быть, обработано и пополнено потом в VI — IX веках.

Евангелие Луки должно быть очень поздним, и его приходится, как я уже говорил, приписать не ранее, как Луке Элладскому, умершему 7 февраля 946 года.

Что же касается до Евангелия Матвея, то о нем можно лишь сказать, что автор его нигде не причислен к лику святых под этим именем, после действительного столбования «Царя Иудейского» в 368 году, и потому вся его книга должна представлять апокриф, тоже очень позднего времени, окончательно обработанный не ранее VIII века нашей эры, так как в нем уже имеется возвеличение скопчества. А в основной части оно списано с Евангелия Марка. Самое имя Матвей не греческое, а арабско-еврейское, и значит: дар божий, по-гречески Федор, а наиболее подходящим из всех греческих святых Федоров для автора этого Евангелия я нахожу Феодора Студита, умершего 11 ноября 826 года. Причина же, почему его имя переведено на еврейский язык, тогда как Евангелие несомненно писано по-гречески, вероятно, заключается в том, что этот ученый монах все время находился во враждебных отношениях к византийским императорам своего времени, склонявшимся к иконоборству, и не раз был ими сослан. Из других Федоров-Матвеев можно указать еще Федора Сикеота, умершего 22 апреля 613 г.

Таково положение вопроса об евангелистах с точки зрения новой хронологии, по которой приходится считать за апокрифы почти всю христианскую литературу до IX века, за исключением библейских пророков, Апокалипсиса да Евангелий Марка и Иоанна.

Я, конечно, понимаю, что это мое мнение покажется современным церковным историкам совершенно неприемлемым, так как последний Вселенский собор, Никейский II, окончился в 785 году, но я напомню, что споры об окончательной редакции даже «символа веры», т.е. его выработка, прекратились только в XI веке, вместе с разделением вселенской христианской церкви на восточную и западную. Значит, даже и самый «символ веры христианской» не был окончательно составлен вплоть до XI века, а Евангелия Матвея и Луки представляют собою только сильно пополненные Евангелия Марка.

Следовательно, и перечисление в них имен 12 апостолов можно считать составленным в очень позднюю эпоху и приходится искать их первоисточников в предшествующих деталях, особенно в конце IV века или в V, и даже в VI.

Рассмотрим сначала, кого напоминают более всего различные «великие современники евангельского Христа IV века».

Вот святой, носящий странное прозвище Великий Бессмертный (по-гречески Афанасий), хотя, несмотря на свое прозвще, он, — говорят нам, — все же умер 18 января 373 г. Он получил образование в Александрийской школе в то же самое время, когда путешествовал по Египту и евангельский Христос, этот «Великий Царь» православных святцев. Кто же был «Великий Бессмертный» ?

Он был, — говорят нам, — александрийский грек и боролся с арианским мировоззрением. Если это не был сам евангельский Христос, дошедший до нас под новым прозвищем, то он мог послужить предлогом к возникновению легенды об Ионийце (Иоанне), предтече Иисуса. В таком случае и река Иордан, в которой Иоанн будто бы крестил «Великого Царя» в свою веру, могла быть не палестинская горная речка, текущая из Бар-Эль-Гуле, а священный Нил, оживляющий ежегодными разливами всю природу своей страны.

«Великий Бессмертный» умер, как выходит и по Евангелиям, раньше «Великого Царя» (т.е. Василия Великого), а легенда о том, что дочь римского наместника по поручению своей матери просила подарить ей в день своего рождения, вместо женских украшений, его голову, как и следовало ожидать, оказалась вымыслом, потому что этот «Великий Бессмертный», хотя и подвергался за свое учение многим ссылкам и гонениям, но умер в Египте естественной смертью.

А вот и другие современники евангельского Христа — Макарий Великий, имя которого значит Великий Блаженный, и Макарий Александр, т.е. Блаженный Доблестный. Оба празднуются 19 января, вслед за Афанасием (18 января), но первый, — говорят теологи, — умер в 391, а второй в 395 году.

«Великий Блаженный» родился, — говорят, — в начале IV века в Верхнем Египте и провел жизнь в отшельничестве. Он воскресил раз мертвого в гробе, чтобы убедить еретика Иеракита, имя которого значит «священная урна». Все мертвецы отвечали ему из гроба на вопросы. Он был так щедр, что сам помогал вору вынести из своего дома украденные у себя вещи, и в час его кончины 19 января около 390 года явились к нему ангелы со словами: «Иди с нами на вечную жизнь!». Все это, конечно, не реальность, а легенда, а потому и объяснение ее мы должны искать в какой-нибудь другой известной личности того же времени. Вот Григорий Богослов, прозвище которого приравнивает его к Иоанну Богослову, а имя значит «бдящий».

Мы уже видели в начале этой главы, что, — по словам предания, — он был старший друг и товарищ «Великого Царя» по Александрийской и афинской школам, но на год или два старше его, так как родился в 328 году, в Каппадокии. Предание говорит, что в 372 году «Великий Царь», бывший в то время главным «наблюдателем» в «Царственном городе», назначил его «наблюдателем» в Сосиме, в Малой Азии, потом в Селевкии, а потом он переселился в Константинополь. Жизнь свою он окончил на родине в 390 году.

Принимая во внимание это обстоятельство, мы можем предположить, что Бдящий Богослов скорее всего — сам апостол Симон Петр (он же «Знамение-камень»).

После того как ангел в Палестине, — как нам сообщают из глубины веков, — вывел его из темницы, он скрывался где-то некоторое время, а потом был на «апостольском соборе в Иерусалиме» в 50 году после рождения Иисуса, что налегает хронологически на 1 Константинопольский собор 381 года, или на Антиохийский 379 г.

Считая, что «Великий Царь» родился около 330 года, как говорят «Жития Святых», мы имеем для этого собора 380 год. На нем, — говорят, — был отменен, по предложению Петра, обряд обрезания, установленный, вероятно, Арием. Петра поддержали в этом Павел и Варнава. Сам председатель собора — Иаков, брат Иисуса, согласился, — по Деяниям Апостолов, — с этим, и, вместе с Иудой, прозванным Варсавою и Силой, они отправили решение своего собора в Контр-столицу («Антиохию»), где особенно держались этого обряда. Выходит, что город заря Давида — Иерусалим — налегает здесь географически на «Царь-Град», или Константинополь. Петр же после этого посещал города Малой Азии и Греции и потом переехал в Рим, где будто бы и был столбован «Нероном», при чем сам просил, чтоб его повесили на столб вниз головою, но это уже легенда, не имеющая корней в реальности.

Таким образом, мы находим в двух «великих богословах» IV века двух главенствующих апостолов Иисуса, но Петр, повидимому, еще отразился несколько задним числом также и в александрийском епископе Петре, память которого празднуется 25 ноября, а смерть в 311 году, когда, — говорят нам, — он был обезглавлен. С этой точки зрения все гонения на христиан, относимые к царствованиям Диоклетиана и Максимина, придется отнести ко временам Валента и Феодосия I.

А вот еще другой Бдящий (Григорий), по прозванию Нисский (Каппадокийский), умерший 10 января 394 года, за год до появления Апокалипсиса. Он был младший брат «Великого Царя». С 360 года он с большой любовью занимался светскими науками и сделался учителем словесности. Потом, оставив светскую жизнь, он стал доказывать, что брачное состояние человека препятствует ему вполне отдаться науке, и, таким образом, стал идеологом монашества. При Валенте он, — говорят нам, — осужден был на изгнание, но возвратился после его смерти. В 379 году он был на Антиохийском соборе и после него отправился проповедывать христианство в Палестину и Аравию. Он же, -говорят, — участвовал и на Константинопольском соборе и очень много путешествовал по Востоку. Его сестра Теозва, имя которой значит Богоживущая, и другая сестра Макрина (Величественная) проводили жизнь в созерцательном уединении. В нем мы можем предполагать Иакова, «брата господня», память которого празднуется 23 октября.

Он, — говорят нам, — председательствовал на апостольском соборе, бывшем на 50 году от рождения Иисуса, что по нашей хронологии налегает на 380 год, который одинаково можно наложить и на Антиохийский собор 379 г. и на Константинопольский 381 г., если не считать, что оба эти собора были одно и то же. Тридцать лет, — говорят «Жития», — он был «иерусалимским» епископом, утверждением верующих, защитой народа. Фарисеи (ариане) столкнули его с крыши храма, но он остался невредим, и они за это побили его камнями у подножия храма, а он молился за своих убийц. И здесь мы видим тенденциозный мученический конец, приделанный к какой-то реальной жизни, но все же «Жития» понемногу открывают нам и родственников евангельского Иисуса и его последующую жизнь после снятия со столба или с чего-то подобного столбу. Отмечу еще, что сброс его с крыши храма напоминает рассказ о прыжке оттуда же Симона-волхва и о соблазне сатаною Иисуса сделать то же.

Вот знаменитый Ефрем Сириец, умерший 2 января около 373 г., имя которого значит Пепел (АФРИМ). Родился он в Низибии, в северо-восточной Месопотамии, и был в юности скептиком. Но раз его с двумя товарищами несправедливо обвинили за кражу овец, и, когда он негодовал на своего судью, он вдруг услышал во сне голос, говорящий: «Припомни, что ты делал раньше вместе с товарищами, и вы все убедитесь, что страдаете не безвинно». Потом, когда были найдены истинные виновники и он был выпущен, он решил удалиться от мира и предаться тогдашним мистическим наукам. Иаков, епископ Низибийский, взял его к себе в ученики, и он присутствовал, — говорят нам, — вместе с ним на первом Вселенском соборе в Константинополе, путешествовал по Египту и на возвратном пути увидел в Царственном городе «Великого Царя», поучавшего в храме многочисленный народ.

— Какими делами можем мы умилостивить бога? — спросил его «Великий Царь».

— Не мне поучать тебя, — ответил он, — сам будь моим врачом, наставь меня на правый путь! — За такой ответ «Великий Царь» посвятил его будто бы в диаконы.

Само собой понятно, что «Пепел» не раз творил чудеса, вплоть до воскрешения умершего юноши, которого ужалила змея за то, что последний ее ударил. А «Пеплом» он мог быть прозван за то, что написал много сочинений, между которыми приписывают ему и известную молитву: «Господи, владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь мне».

По приведенному здесь его разговору с «Великим Царем» ясно, что он был одним из его учеников. Не соответствует ли он Фоме, имя которого значит «Близнец» и который тоже был сначала скептиком?

Вот Арсений Великий, имя которого значит «Великий мужествениый». Его родиной был Рим, а родители люди богатые и очень образованные. Он родился, по церковным преданиям около 354 года, и ко времени столбования ему было, следоватедьно, только лет тридцать. Но мы никак не должны полагаться на эту дату, так как «Великий мужественный» был наставником сыновей Феодосия I еще по рекомендации Грациана, умершего в 383 г., когда по вышеприведенной дате ему не могло быть и 28 лет, — возраст слишком молодой для учителя по тому времени, тем более, что император, по тем же сказаниям, обратился к нему при его приезде с такой речью:

— Будь моим детям отец более, нежели я: ибо труднее дать детям разум, нежели жизнь. Сделай их добродетельными и мудрыми, охраняй от дурного влияния, и бог воздаст тебе за твои труды.

При этом царь дал ему, — говорят нам, — звание «сенатора».

Конечно, вся эта речь апокриф, но она характерна, как показатель того, что ко времени распятия Иисуса в 368 году «Великий мужественный» был уже не мальчиком. Он провел при дворе Феодосия 11 лет и затем около 390 года бежал от двора, где сын Феодосия Аркадий подговаривал царедворцев убить его за то, что он, будучи воспитателем, слишком неумеренно хотел сделать его «мудрым и деятельным».

Переселившись в Александрию, он переправился оттуда, перед временем появления Апокалипсиса, в пустыню, в обитель Иоанна Колова, а оттуда еще далее, и умер в уединении.

По смыслу своего имени «Великий мужественный» соответствовал бы апостолу Андрею, имя которого тоже значит мужественный, но христианские легенды рисуют последнего рыбаком, не имевшим в себе ничего придворного. Заметим однако, что и Иоанн Златоуст из аристократа и повелителя царей земных был низведен Евангелиями тоже до степени рыбака. Кроме того, я уже говорил, что под «рыбаками» в Евангелиях надо понимать астрономов, ловивших небесной координатной сетью перемещение точки весеннего равноденствия в созвездии Рыб, да и самую притчу о том, как Иисус накормил народ пятью хлебами и двумя рыбами, надо понимать астрально: или в том смысле, что он прибавил к первоначальным 360 дням в году еще 5 дней в созвездии Рыб, или что он объяснял народу соединение 5 планет в созвездии Рыб (Иоанн 6,9), т.е. около весеннего равноденствия, как знамение каких-то предстоящих важных событий. Отмечу, что эти пять планет у Матвея обратились уже в семь (Матв. 25,34), т.е. в свое полное число, чего не было «в Рыбах» ни по прежней хронологии, ни по моей. По прежней хронологии Сатурн и Юпитер сходились в созвездии Рыб в I веке только в 52 году, но Марс в новолуние 5 — 6 марта 52 г. был еще между Козерогом и Водолеем, да и для жизни Иисуса 52 год не подходит. А в IV веке Юпитер и Сатурн совсем не сходились в созвездии Рыб. Впервые пять планет сошлись в этом созвездии лишь при жизни Иоанна Дамасского (умер в 776 г.) в весеннее новолуние 23 — 24 марта 730 года, когда Марс тоже был поблизости, между Козерогом и Водолеем.

Вот Кирилл из города Святого Примирения (Иерусалимский), имя которого есть ласкательное от слова Кир (царь), т.е. значит вассальный царек города Святого Примирения. Он умер, — говорят, — 18 марта 386 года, и при нем были два небесных знамения: 7 мая 351 года на «тамошнем» небе был виден огромный крест, сияние которого равнялось солнечному, а в 363 г. сильное землетрясение с ужасной бурей разметало материалы, свезенные для постройки «тамошнего храма». Затем, когда все-таки хотели продолжать его постройку, «огонь вышел из земли и опалил платья рабочих, оставив на них знаки крестов». Он, — говорят, — был участником I Константинопольского собора в 381 году, и потому можно думать, что оба предыдущие знамения помечены на десяток лет ранее, чем произошли физические явления, давшие повод к возникновению этих сказаний. «Он несколько раз подвергался гонениям и был в изгнании». Не представляет ли этот рассказ второй легенды о «Великом Царе»?

Вот Паисий Великий, умерший, — говорят нам, — 19 июня 400 г. Имя его значит Юноша и он был учеником Памвы, имя которого в переводе значит «Всепастырь». Последний умер, — говорят, — 18 июля 386 г., т.е. приблизительно налегает на евангельского «Всепастыря», но местом жительства ему здесь назначена Нитрийская пустыня в Египте. Тут же помещают «Жития» и «Великого юношу», оставив для них обоих бледные биографии, не имеющие в себе ничего жизненного и написанные по общей схеме монашеского литературного творчества средних веков. Но в значении их имен остался высохший и не развившийся от времени вариант многоветвистой легенды об Иисусе и его юном ученике Иоанне.

Вот в Тавенской обители, около Латополя в Египте, живет «Федор Освященный», что в переводе значит богодарованный Христос, и смерть его отнесена к 27 апреля 368 года, через месяц после вычисленного нами времени распятия евангельского «освященного», хотя память его и празднуется 16 мая. Это заставляет нас заподозреть и в нем один из отпрысков легенды об евангельском Христе.

Он был, — говорят нам «Жития», — учеником Пахомия Великого, имя которого значит Великий крепкоплечий, который родился в 292 и умер в 348 г., пятидесяти лет от роду. Пахомий был сначала военачальником, но потом удалился в египетскую пустыню вместе со своим братом Иоанном, умершим вскоре после этого. Туда-то к нему и явился Богодарованный «освященный», или по-гречески «Христос», еще юношей, оставив свою мать, богатую и знатную женщину из египетской Фиваиды, которая потом сама пришла к нему и поселилась недалеко в женской обители, близ Латополиса, основанной сестрой Пахомия. Увидев его, Крепкоплечий тотчас же «прозрел в нем „сосуд избрания“, полный „божественного духа“ и „Богоданный“ начал „утешать скорбящих, давать наставления неопытным“.

Вскоре в Тавенскую обитель явился также и брат Богодарованного Пафнутий, отличавшийся, однако, меньшим усердием, чем он. Соответственно искушению Иисуса дьяволом в пустыне, имеется и здесь наивное искушение «Богодарованного». Когда Пахомий заболел, то братия решила после его смерти заменить его «Богоданным», и он согласился на это. Но «Крепкоплечий» выздоровел и, обидевшись на него за преждевременное избрание, разжаловал его на два года в звание простого скитника, после чего признал его опять «получившим благодать от бога в семь раз более, чем прежде».

Потом «Крепкоплечий» умер, завещав «Богоданному» не оставлять без наказания тех братий, которых он увидит нерадивыми. Преемниками его были выбраны сначала Петроний (каменный), потом Орсисий (поднимающий), а третьим уже Богодарованный. По другому же варианту, «Богодарованный» заместил «Крепкоплечего» еще при его жизни, когда тот, желая полного безмолвия, удалился из Тавенской пустыни. В последнем случае легенду о «Федоре Христе», умершем в 368 году, придется признать за отпрыск легенды об Иисусе, но тоже захудавшей на сухой и скудной почве монастырской фантазии средних веков.

Вот Онуфрий Великий, имя которого значит Священный бык, или Телец, умерший 12 июня около 400 г. Он жил сначала, — говорят нам, — в одной из египетских обителей, но этого ему показалось мало. По указанию одного старца пустынника он ушел в изолированную от всего живого пещеру в пустыне, где только «тощая трава служила ему пищей», а «роса питьем». Только через тридцать лет такого святого жития, около пещеры для него возник родник, а для пищи выросло финиковое дерево. Никто на свете даже и не подозревал ничего об этом, и только в последний день жизни «Священного быка» к нему пришел инок Пафнутий, которому он рассказал все это и затем умер, сказавши:

— В руце твои, господи, предаю дух мой.

На кого из евангельских деятелей похож этот «Священный бык в пустыне»? На Иоанна Купателя или на Иосифа Аримафейского, имя которого значит Кратер Громовержца, Свет ложа смерти господней, или просто на созвездие Тельца, выходящего из лучей утренней зари в июне месяце, когда празднуют его смерть?

Вот Иларион Великий, имя которого значит: Великий весельчак и мало подходит для подвижника. Он умер 21 октября 372 года и был сначала учеником епископа Петра Александрийского, а потом Антония Великого, имя которого значит «Набивающий цену». Роздав свое имущество бедным, «Великий весельчак» поселился в «палестинской пустыне», куда приносили к нему всевозможных больных, и он их исцелял. Затем он удалился в Египет к пределу «Вавилонской» области, где подвизался и Антоний Великий, откуда снова видно, что христианский «Вавилон» был не в Месопотамии, а в Египте, где и до сих пор стоят библейские башни до небес. В 359 году Египет постигла засуха и сильный голод, но «Великий весельчак» молитвой избавил страну от этих бедствий. Он был потом на островах Сицилии, Кипре и Патмосе, где и умер свыше 80 лет от роду.

С каким бы апостолом его сравнить? Он более похож на самого Диониса или Бахуса, первое имя которого происходит от латинско-греческого слова Диос (деус) — бог-Громовержец, и второе от санскрито-славянского корня: баха (бог).

Таковы особенно прославившиеся в сказаниях православной церкви, действительные или воображаемые современники «Великого Царя». Для оценки их первичного значения мы более должны руководиться смыслом их имен, чем содержанием рассказа о них: рассказ пополняется продуктами последующего литературного творчества, способными совершенно извратить первичную сущность, а имя, т.е. первоначальное характеристическое прозвище лица, остается неизменным на родине мифа во все время.

Понятно, что такие фигуры, как Онуфрий Великий, одно имя которого «Священный египетский бык» вызывает к себе недоверие, скорее всего являются продуктами легендарного творчества. Они не только не могут служить средством к реализированию евангельских легенд, но и сами требуют реализирования, т.е. объяснения своего происхождения, наравне с объяснениями евангельских деятелей. Понятно также, что искать в конце IV века реальных лиц для всех 12 апостолов Иисуса было бы смешно, так как имена некоторых из них, в роде Варфоломея, т.е. сына Водолея, взяты из числа 12 созвездий Зодиака. Да и в Евангелиях большинство из них нигде не фигурирует, не только как деятели, но даже как и собеседники.

Активную роль там играют только три:

1) Иоанн Богослов, оригинал которого мы вполне точно определили путем вычисления времени Апокалипсиса в лице Иоанна Златоустого.

2) Симон, имя которого значит Слышащий (или Знамение), прозываемый Петром, т.е. камнем веры, бодрствовавший ночью, когда взяли Иисуса, и пытавшийся защитить его мечом. Его мы рассматриваем как отражение Бодрствующего богослова (по-гречески Григория— теолога), и

3) Иуда Искариот, т.е. «Богославный» муж, как лев, или «Богославный муж-арианин», изменивший Иисусу. Но он является личностью аллегорическою. Понятно, что аналогичного ему святого мы не найдем в православных святцах.

Однако, возможно думать, что первоисточником для возникновения легенды об Иуде-изменнике мог быть и действительный брат Иисуса Иуда, если после смерти своего брата он объявил себя его преемником и основал в Палестине свою партию, поднявшую восстание против римлян, как это сделал Иуда Молот (по-еврейски Иуда Маккавей), который, как мы увидим далее, тоже хронологически налегает на двух евангельских Иуд, т.е. в переводе, богославцев.

Среди первых мессианцев действительно могли возникнуть две враждебные партии.

Первая — палестинские мессианцы во главе с Иудой, братом Иисуса (т.е. иудеи), могла признавать, что Иисус умер через одиннадцать лет после своего неудавшегося столбования естественной смертью 1 января 379 года, и потому является хотя и пророком, но таким же смертным, как и остальные люди.

Другая партия, европейская, во главе с Иоанном, который в это время был в другой местности, могла не верить в возможность смерти Иисуса после того, как он уже воскрес из мертвых, и только считать его просто вознесшимся на небо, чтобы посидеть немного «одесную отца» и снова явиться на землю в очень скором времени, для поражения своих врагов — земных царей.

Этим ожиданием и дышит весь Апокалипсис в 395 году.

Понятно, что такая партия в пылу своего фанатизма сначала могла отвергнуть только кровное родство «брата-предателя» с Иисусом, объявив последнего рожденным от бога, а не от общего отца их, а затем, как это сделано в последнем из Евангелий — Евангелии луки, она легко могла разделить Иуду, брата Господня, на двух Иуд: Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, чего еще нет в других Евангелиях, где фигурирует только один Иуда Искариот.

Этим способом естественно объясняется возникновение двух вариаций мессианства V века — раввинской и православной, тем более, что наши астрономические вычисления времени возникновения библейских пророчеств, а с ними и «Книг царей израильских», передвигают их в средние века нашей эры, выясняя их апокрифичность.

Глава I.

(Псалом 22 (21) как гимн, посвященный Иисусу и написанный уже после его смерти (25 декабря 442 г. при эллино-сирийско-египетском императоре Феодосии II).

Когда написаны псалмы (т.е. гимны) «возлюбленному» (по-еврейски Дод'у, превращенному в Давида)?

Относительно того, что они посвящены «христу-мессии», никто не сомневается, но время их составления совсем напрасно относят к до-христианскому периоду. Они написаны, как и библейские пророчества, уже накануне средних веков. Они действительно говорят об Иисусе, как утверждают христианские теологи, но уже об умершем Иисусе, и ждут его нового прихода с неба. Большинство их написано в V веке нашей эры, как это ясно видно из астрономического исследования особенно псалма 22 (по-русски 21).

Среди всех библейских псалмов нет более художественного, чем он.

Артур Древс в своей известной книге «Об историчности Иисуса» справедливо говорит, что мы не выпутаемся здесь из недоумений, пока будем стоять на одной только современной историко-теологической точке зрения. Но если мы взглянем на то место астрологической карты неба, против которого Солнце бывает в рождественские дни, то увидим, что детали этого гимна представлены на ней, как на художественной иллюстрации к какой-либо поэме.

«На старинном Дереве Мира, — говорит он, — или Млечном Пути, как мы его теперь называем, висит Орион, с раскинутыми руками, как распятый на кресте. Ему угрожает Телец с разверстыми челюстями — Гиадами, и на него же обращены челюсти Льва (рис. 57), находящегося от него на 90°, и потому астрологически связанного с ним…» «На него бросаются Большой и Малый Псы, и река Эридан течет у его ноги, оправдывая выражение о воде, разлившейся от него…»

А общий смысл гимна, по Древсу, представляется таким:

Солнце, находящееся на зимней половине неба, вдали от Ориона, готовится, к восходу и над утренней зарей поднимается Змиедержец — древний символ «Спасателя». Орион же, наоборот, опускается под землю в царство древнего ада и восклицает, обращаясь к лику восходящего Солнца, подняв руки из-за горизонта:

— Сильный, Сильный! Зачем ты меня оставил?!

И вот, как бы в ответ на его мольбу, Солнце восходит, чтобы с каждым новым днем подниматься по эклиптике и, перегоняя Юпитера, приближаться к Ориону, пока не зальет его всего, через полгода, своими лучами.

Нельзя не согласиться с таким толкованием Древса, вполне соответствующим астрологическому миросозерцанию древних и средневековых мессианцев. Уже не раз историки астрономии видели в особенностях созвездия Ориона поразительное совпадение с библейскими сказаниями. В нем узнавали и прообраз Иоанна-крестителя на реке Иордане (Эридане) и самого Иисуса, выходящего из него после крещения, и Ноя, вышедшего из Ковчега (Корабля Арго) в то время, как радуга Млечного Пути обещает ему, что больше не будет потопа, а голубь под ним несет зеленую ветку в знак того, что земля уже освобождается от воды.

Древс тут, несомненно, пошел по единственно верному пути. Однако же, для некоторых деталей псалма 22 можно пойти и далее Древса и прийти к выводу, что поводом к составлению его послужило не одно ежегодное удаление Солнца от Ориона, мало способное возбудить, при своей обычности, древнее поэтическое творчество, воспевавшее почти исключительно необычные дела. Так, например, только допущением, что через Орион проходила в то время мечеобразная комета, можно объяснить имеющееся в нем выражение о мече, поразившем его и уничтожившем все его силы, а слова Ориона об Угнетателе, подошедшем к нему, можно объяснить только пребыванием около него зловещего в астрологической символике Сатурна. Предположение Древса, что под словом меч здесь подразумевается меч Персея, не может быть принято уже потому, что меч Персея не только не пронзает Ориона, но даже и направлен не на него, а на Медузу с целью освобождения прикованной к скале Андромеды.

Затем есть тут указание и на Юпитера. В 11 строфе этого гимна Орион прямо говорит: «На тебя оставлен я, сильный Юпитер!», причем еврейское название этой могучей планеты — Аммон (АМИ) — переделано не понимавшими смысла переписчиками и переводчиками не более, не менее как в маму (!), что вышло уже совсем наивно и даже смешно. Поименована в этом гимне еще и третья яркая планета: Лань Рассвета — утренняя звезда Венера, — под ногою Змиедержца…

Все эти обстоятельства дают полную возможность определить время составления рассматриваемого нами гимна чисто астрономическим путем и доказать, что он был написан в рождественское утро 25 декабря 442 года нашей эры, а вместе с тем можно установить и для ряда других псалмов, носящих тот же самый характер, время V века.

Однако, прежде чем приступить к такому определению, мне нужно дать толковый и точный перевод самого этого псалма или гимна с еврейского текста, чтобы исправить неясности и даже некоторые ошибки обычных церковных переводов, неизбежно происшедшие от того, что все прежние переводчики сами не знали, что такое они переводят. Вот этот осмысленный перевод.

Таков псалом 22 (21) при его осмысленном переводе по указанию самих небесных светил, которые он так художественно представляет. Он полон истинной поэзии для того, кто одновременно знаком и с явлениями звездного неба, и с историей христианской религии. Но уже первое восклицание в нем: «Эли, Эли, ламма савахтани», т.е. то же самое, которое в отчаянии произнес Иисус на столбе, показывает, что время его возникновения приходится искать никак не ранее конца IV века, когда был столбован «Царь богославцев». Но в псалме он уже до того астрализован, что a priori можно сказать: наиболее вероятная дата возникновения этого гимна окажется V или VI век. Так и выходит.

Наиболее важной деталью для вычисления времени здесь является положение солнца, а с ним и Венеры против Ориона, т.е. в Змиедержце, восходящем утром на этой «Лани Рассвета». Вторая важная деталь — это опасность, угрожающая Ориону от Меча, т.е. от мечевидной кометы. Это и послужило исходным пунктом предлагаемого мною здесь определения времени. А средства дали мне китайские летописи Ше-Ке и Ма-Туань-Линь, имеющиеся в английском переводе Джона Вильямса во всех главных обсерваториях. Дополнением к ним служила мне латинская книга Любенецкого «Всеобщая история комет от всемирного потопа и до нашего времени», тоже имеющаяся в книгохранилище Пулковской обсерватории.

В них обеих ранее 147 года и до конца средних веков не показано ни одной кометы, проходившей даже и вблизи Ориона. Затем, когда мы переводим китайскую хронологию, составленную по династиям и лунным месяцам, на наш современный способ времени, мы получаем вот какой список (табл. VII на стр. 201).

Мы видим из этого списка, что комета 442 года нашей эры является первой подходящей для исследуемого нами псалма 22 за все время существования древнейших в мире китайских летописей, т.е. с тех пор, как их астрономические сообщения начинают подтверждаться современными вычислениями. В ее пути и в расположении планет все соответствует описанию псалма.

Таблица VII.

__________________

А. — кометы начала нашей эры (счет астрономический).

__________

Минус 146 год. Марта 14 (Солнце в Деве). «Белая комета на северо-западе в 10 локтей длины, около Ламбды () Ориона. Она видна была 15 дней» (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Описание это очень сбивчиво. Прежде всего, Орион в северном полушарии Земли никогда не бывает виден на северо-западе. Кроме того, в марте он по вечерам скрывается на юго-восточной части неба в лучах вечерней зари, да и такое долгое пребывание кометы в одном и том же созвездии поблизости от Солнца невероятно. И месяц не подходит, так как Солнце в марте не только не удаляется, но, наоборот, совсем приближается к Ориону, и комета являлась бы не по утрам, а по вечерам. Значит, не подходит.

___________

Минус 72 год. Мая 10 (Солнце в Тельце). «Вечером видели хвостатую звезду в восточной части Ориона». (Ше-Ке.)

Опять не подходит по тем же причинам, как и предыдущая.

___________

Минус 48 год. «Видели красно-желтую комету на северо-востоке (т.е. по утрам), 8 локтей длины. Она достигла через несколько дней до 10 локтей и показывала на северную часть Ориона». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линъ.)

Здесь опять сбивчивость. Комета могла показывать на Ориона, (не обойдя предварительно целой половины неба в более ярком виде), только находясь по утрам не на северо-востоке, а на юго-востоке в летнее время года, когда Солнце находится близ Ориона. Значит, и эта комета не подходит, как и предыдущие.

__________________

Б. — кометы после начала нашей эры.

___________

39 год. От марта 13 (Солнце в Рыбах) до апреля 30 (Солнце над Орионом) «видна была очень большая комета в области Плеяд (т.е. по утрам); светлая, 30 локтей длины, широкая, разветвляющаяся как дерево. Шла она на северо-запад». «30 апреля вошла в область Пегаса и Андромеды и исчезла в 49-й день своей видимости». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Опять не подходит. Она уходила от Ориона по мере того, как Солнце приближалось к нему все более и более.

___________

74 год. Марта 6 (Солнце над Орионом) «странная звезда появилась в области Плеяд. Прошла (над Орионом) в области Львов и исчезла направо от Девы через 60 дней». (Ше-Ке.)

Опять не подходит по тем же причинам, как и предыдущая, и, кроме того, она появлялась не по утрам, а по вечерам.

___________

77 год. Января 23 (Солнце в Козероге). «Явилась комета на 3-м градусе области альфы () Овна, от 8 до 9 локтей длиною. Она постепенно ослабевала и исчезла через 106 дней». (Ше-Ке, а-Туань-Линь.)

Опять не подходит, так как при этих условиях она могла быть видима только по вечерам, а не по утрам. Да и Змиедержец с Ланью Рассвета в это время был под горизонтом.

___________

102 год. Января 7 (Солнце в Козероге). «Был виден зеленоватый белый пар около 30 локтей длины в Эридане; он показывал на Прокиона и был виден 10 дней. (Ше-Ке.)

Опять не подходит, так как этот «пар» мог быть виден только по вечерам.

____________

110 год. Январь (Солнце в Козероге). «Видна была комета в Эридане, показывавшая на северо-восток, от 6 до 7 локтей длины, зелено-белого цвета». (Ма-Туань-Линь.)

Вероятно, это была та же комета, как и предшествовавшая. Только год определен на 8 лет позднее. Снова не подходит.

____________

141 год. От марта 7 (Солнце в Рыбах) до 23 апреля (Солнце в 0вне). «Появилась комета на западе, от 6 до 7 локтей длины, голубовато-белого цвета, показывавшая на юго-запад, от Пегаса до Водолея. 16 апреля она простиралась от Андромеды до Рыб на 6 локтей. 22 апреля ее видели утром (?!) на северо-западе. Она вошла в область Плеяд и Тельца (т.е. была над Орионом); 23 апреля вошла в Гидру, прошла середину Львов и исчезла». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Опять не подходит уже по одному тому, что Солнце было у Ориона и шло к нему. Кроме того, она могла быть видима при этих условиях только по вечерам.

_____________

218 год. Апрель (Солнце в Овне близ Ориона). «Видели комету утром на востоке около 20 дней. Потом вечером она явилась на западе, прошла через Возничего и Тельца в Близнецов, под Большой Медведицей, и во Льва и в Деву. Она была заостренная и яркая. Шла к Геркулесу». (Ше-Ке, Ма-Туань-Динъ.)

Это было третье историческое появление кометы Галлея, и справедливость китайского описания подтверждена здесь вычислением Гайнда. Но и она совершенно не подходит, так как Солнце закрывало в это время Ориона своими лучами.

_____________

252 год. Марта 25 (Солнце в Рыбах по пути к Ориону). «Видели комету на западе около Мухи, белого цвета, от 60 до 70 локтей длины. Хвост показывал на юг, на Ориона; она исчезла через 20 дней». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Опять не подходит, так как была видима по вечерам, и Солнце приближалось к Ориону.

_____________

304 год. Май (Солнце в Тельце над Орионом). «Странная звезда была в созвездии Тельца». (Ше-Ке.) Снова явно не подходит.

305 год. Сентябрь (Солнце в Деве). «Была комета в области Плеяд и Тельца». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Повидимому, это та же, что и предыдущая, только перепутан год и месяц. В сентябре не могла прийти комета в Тельца, не обойдя в более ярком виде целую половину неба в утреннее время.

_____________

423 год. Февраля 13 (Солнце в Козероге). «Была комета в восточной части области Персея и Андромеды». (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Снова не подходит, так как была видна только по вечерам.

_____________

442 год. С ноября 1 и до конца года (Солнце в Скорпионе у ног Змиедержца, восходящего в это время над утренней зарею) странная звезда появилась в Большой Медведице. (Очевидно, из области Змия.) Она сделалась кометой, вошла, через Северный Венец, в южную часть Большой Медведицы, прошла в созвездие Возничего и в Тельца (т.е. устремлялась прямо на Ориона), смела Гиады и Альдебарана и ударив, как видим, по приподнятому, как бы для заслона, щиту Ориона, пересекла Эридан и исчезла зимой. (Ше-Ке, Ма-Туань-Линь.)

Из таблицы VIII (см. стр. 204) вы видите, что в рождественское утро 25 декабря 442 года и в ближайшие утра до и после этого дня Меркурий, Марс и Луна, не упоминаемые в псалме 22, как раз и были под горизонтом. Меркурий заходил вскоре после Солнца, Марс и Луна заходили с Овном около полуночи и, следовательно, были видны только по вечерам. А из остальных светил все были на указанных для них местах. Солнце, защитник Ориона, находилось на противоположной стороне неба между созвездиями Стрельца и Козерога; Змиедержец — символ возносящегося на небо Христа — восходил по утрам, действительно, на «Лани Рассвета» (Венере) под своей ногой, в часы, когда Орион — символ купаемого в Иордани христианина — наполовину спускался на западе под землю. «Божий Меч» — большая комета 442 года — зловеще опускалась прямо над его годовой, как бы догоняя его, сходящего при кровавом блеске зимнего утреннего рассвета в подземное царство. Зловещий, беспощадный и смертоносный, по астрологическим представлениям, Сатурн гнался за ним в суточном движении неба по другую сторону от кометы у издевающихся над ним Близнецов. Благодетельный же Юпитер-Амон ушел от него в противоположную сторону неба и скрылся от глаз за Солнцем. Картина, по мистическим представлениям того времени, была настолько зловещая, что Ориону, действительно, было чего испугаться, тем более, что эта зимняя комета 442 года была одной из самых больших в кометных летописях, так как не исчезла, даже пройдя половину небесного свода.

Все описание псалма 22 вполне соответствует приводимой здесь комете, и другого такого случая не было за весь исторический период времени вплоть до эпохи Возрождения. Все остальные прохождения кометы через Ориона за время нашей эры (каково, например, бывшее в середине мая 760 года появление кометы Галлея) произошли в весенние месяцы, когда Солнце само находилось около Ориона. Этот случай кометного пути от созвездия Скорпиона через все небо к Ориону, действительно, был единственный в своем роде. Легко себе представить, что он был хорошим стимулом для возбуждения поэтического творчества, особенно в начале средних веков, на преддверии современной науки, когда сильное развитие фантазии в человечестве впервые пробуждало его к интеллектуальной деятельности.

Проверочное вычисление Н. И. Идельсона, данное в таблице, вполне подтвердило мои предварительные вычисления планетных положений на 25 декабря 442 г.

Каких еще нужно больших доказательств, чтобы убедиться, что псалом 22 (21) написан в самом конце декабря 442 года, как раз через 74 года после вычисленного нами года столбования Иисуса и через 47 лет после появления Откровения Иоанна Хризостома? И стиль, и смысл этого произведения показывают ту же самую эпоху, дальнейшее развитие той же самой мессианской идеи… И не Иисус воскликнул словами псалма: «Эли, Эли, ламма савахтани», т.е. «Сильный, Сильный, зачем ты меня оставил!» (ему на шесте или столбе было не до пенья псалмов!), а автор псалма 22 воспроизвел эти слова в своем гимне, как выражение величайшей муки того, кто был столбован, как богоборец (израель), отвергавший прежнюю «священную седмицу» во имя новой системы мира, системы Клавдия Птолемея. Кроме того, Клавдий по-латыни значит Хромой, а об Иакове мы читаем в Библии, что он получил от бога подножку за то, что хотел бороться с ним, да и самое имя Иаков значит между прочим: божья запинка, т.е. по-латыни — Клавдий. Нельзя ли вывести отсюда, что легенда об Иакове, увидевшем лестницу на небе, есть лишь легенда о Клавдии Птолемее?

Глава II.

Такие результаты астрономического исследования псалма 22 (21), показывающие для него христианскую эпоху, заставили меня пересмотреть с новой точки зрения и остальные древнееврейские гимны. Все они носят характер этой же эпохи как по своему стилю, так и по настроению. Самый еврейский заголовок большинства псалмов (МЗМУР Л-ДУД) в переводе на русский язык значит «музыка возлюбленному», так что ни о каком авторе Давиде тут речи нет. Если даже и произносить еврейское начертание ДУД — как Давид, то переводить надо — псалом Давиду, а не псалом Давида. Если же принять во внимание, что еврейское начертание Л-ДУД — значит просто возлюбленному, то, отметив себе, что исследованный нами 22 (21) псалом несомненно посвящен столбованному «спасателю», после того как Иоанн Хризостом возвел его своим Апокалипсисом в самого «творца мира», пришедшего отдать себя в жертву за грехи, — и все псалмы, имеющие этот заголовок, следует считать посвященными Иисусу же, а потому тоже написанными не ранее V века.

Их введение в церковный ритуал приписывается (Сократом-Схоластиком) талантливому религиозному поэту и композитору Флавиану Антиохийскому, жившему в начале V века. Было бы странно думать, что это введение случилось лишь через тысячу лет после их сочинения (!), а потому и мое вычисление только восстановляет естественную хронологическую связь, которую можно было бы установить, и не прибегая к астрономии, по общим законам литературной и художественной эволюционной преемственности.

Но как бы ни смотреть на этот предмет, все равно: псалом 22 явно посвящен «Великому царю богославцев», символизированному Змиедержцем, поднимающимся на небо рождественским зимним утром, в солнечном одеянии, на «Лани Рассвета».

То же самое мы видим и в ряде других псалмов. Так, в 31 (30) мы читаем мольбу верующего:

Совершенно это же повторяется с мелкими вариациями и с признаками подражательности в псалме 87 (88), в псалме 70 и 68, в псалме 101 (102), и особенно в псалме 37 (38), где значительная часть содержания прямо переписана отсюда, а следовательно, и из псалма 22, где все это есть.

В псалме 34 (35) автор поет уже в бодром настроении, по крайней мере, без упоминания о собственных грехах, а только о чужих:

То же самое говорится и в псалме 54, написанном, повидимому, после того, как комета отошла от Ориона.

Еще более ярко проявилось это бодрящее настроение в псалме 16 (17):

А вот еще подражание, и с новой точки зрения, в псалме 67 (68), показывающее, что я правильно поступил, когда перевел еврейское начертание АБИРИ Б ШН — могучие в круговом движении, а не могучие Васанские, как сделали церковные переводчики, думая, что дело идет о некоей земной возвышенности.

Тот же самый стиль, т.е. та же самая эпоха чувствуется и в других псалмах, где нет явных заимствований из псалма 22 (21). Вот, например, хоть «18 гимн Возлюбленному»:

«Славьте бога богов, — продолжает эту апологию псалом 135 (136), — велика его милость!» «Он утвердил землю на водах», «сотворил великие светила, Солнце для управления днем, Луну и звезды для управления ночью». «Ты испытал меня, Грядущий, и все знаешь, — говорится далее в „138 (139) гимне Возлюбленному“. — „Иду ли я, отдыхаю ли, ты окружаешь меня, и все мои пути тебе известны. Еще не явилось слово на моем языке, а тебе оно уже вполне известно. Высоко для меня твое знание, и не могу постигнуть его. Куда уйду от твоего воздействия и убегу от твоего лица? Взойду ли на небо, ты там, сойду ли в преисподнюю, и там тебя найду. Возьму ли крылья зари и перелечу на край моря, и там поведет меня твоя рука. Скажу: „может быть, тьма сокроет меня?“, но для тебя и ночь прозрачна, как день. Испытай же меня, властелин, и узнай мои помышления; посмотри, не на опасном ли я пути, в направь меня на путь вечный“.

«Хвалите Громовержца все вестники небес, — заключает эту апологию псалом 148, — хвалите его солнце и луна, хвалите его все звезды света. Хвалите его небеса небес, и воды, что выше небес». «Хвалите Грядущего на земле все бездны моря, все рыбы великие и огонь, и град, и снег, и туман, и бурный ветер, исполняющий его веления; хвалите его горы и холмы, и кедры, и все плодоносные деревья, и звери, и всякий скот, и пресмыкающиеся животные, и крылатые птицы, юноши и девицы, старцы и отроки, ибо слава его и на земле и на небесах».

Во всей этой лирике старинных гимнов столбованному «возлюбленному» чувствуется то же самое настроение, та же самая идеология, а потому и время их возникновения не может быть рассеяно на несколько веков. Это одна и та же эпоха — первый порыв восторженного энтузиазма, беспредельного самоотвержения, к которому подготовляли земную жизнь в лице его последнего творения — человека, вечные законы мировой эволюции, те самые законы, которые управляют жизнью и всех других светил, вызывая там в известные периоды аналогичные чувства и аналогичные стремления.

Глава III.

Раньше чем перейти к последующему, я теперь же хочу настоятельно предостеречь читателя против гипнотического внушения, приготовленного ему позднейшими хронологистами так называемого «Старого завета». Создался всеобщий гипноз, будто библейские писатели задолго описали все, относящееся до жизни Иисуса и до его смерти. На деле же, как это показал я в своей книге «Пророки» (вышедшей в 1914 году), совпадение их текстов с евангельскими объясняется, наоборот, тем, что так называемый «Старый завет» развивался одновременно с «Новым заветом» и даже часто позднее его первой книги «Апокалипсиса».

Самое присутствие в собрании церковных документов сокращенных книг в роде Евангелия Марка рядом с его пополненными и исправленными изданиями, какие мы имеем в Евангелиях Луки и Матвея, или присутствие «Апокалипсиса» рядом с Иезекиилем, развивающим его, и на равных с ним правах, возможно только в том случае, если первые книги не являются простым сокращением более пространного подлинника. Иначе и всякого, сократившего, например, сочинения Шекспира, пришлось бы считать таким же автором его произведении, как и он сам. Другое дело, если сокращения имеют определенную цель, например, конспектируют другие книги, как, например, I часть «Заброшенной книги» (Паралипоменона) конспектирует «Пятикнижие» и книги Самуила или делают тенденциозные выемки из них, как вторая половина этой же книги.

Я здесь хочу только предупредить читателя (чтобы последующее не было для него слишком неожиданно), что по многим местам библейских книг, даже и без моих астрономических вычислений нам придется прийти к заключению, что вся древняя «Священная история народа божия» есть апокриф религиозной истории IV, V, VI и даже VII веков нашей эры и что основные черты этой последней перенесены в «Книге царей израильских и иудейских» почти целиком, в последовательном порядке, в среднем, на 1100 лет назад. Переменены только имена, да и этому нельзя удивляться: в старые времена каббалисты нарочно старались писать непонятно для непосвященных: в алхимии называли золото — солнцем, серебро — луной, в астрономии изображали зодиакальные созвездия и планеты особыми значками, сохранившимися в астрономических альманахах до сих пор. Чему же удивляться, если и в Библии, где так многочисленны следы применения каббалы, в значениях еврейских названий царей мы найдем впоследствии не их действительные имена, а только их осмысленную характеристику с предоставлением читателю самому отыскать этих людей в реальной жизни человечества? Посмотрим же на выдвигающийся теперь перед нами вопрос с этой точки зрения.

После Константина I Римская империя фактически тотчас же распалась на две части, постоянно вступавшие друг с другом в религиозные и политические столкновения, а после Давида и Соломона библейское царство разделилось на иудейское (что значит православное) и израильское (богоборческое и, по библей-ской его характеристике, довольно-таки еретическое).

Четвертым царем богоборцев в «Книге царей» назван Ила или Юлий, а четвертым византийско-римским царем после Константина был Юлиан, тоже «богоборец».

Седьмым богоборческим царем, царствовавшим через 56 лет после Соломона, назван в Книге Царств богопротивный царь Ахав с такой же богопротивной женой Изабелью (Изабеллой), которых обличал величайший из пророков Илия (что значит бог Грядущий), а седьмым византийским царем, тоже царствовавшим через 57 лет после Константина, был Аркадий, с такой же богопротивной женой Евдоксией, римское имя которой, может быть, и было Изабелла, потому что Евдоксия по-гречески лишь значит «доброславная». Под тем же именем Изабели и обличал ее величайший из христианских пророков древности Иоанн Златоуст.

В некоторых случаях при последующем распределении пророков по различным царствованиям мы видим чрезвычайно характерную путаницу, происходившую от того, что пополнитель «летописи», знавший из оставшихся различных записей на папирусных листах только при каком царе жил тот или иной пророк, или имевший о нем от своих предшественников отдельную запись, не знал, к какому царствованию отнести его, если в разные времена оказывались одноименные цари. Так, например, произошла путаница с размещением Исаии и Иеремии. Дополнитель знал, что Иеремия пророчествовал при Иоахазе, но Иоахазов было два: один воцарился над «богоборцами», по приблизительному расчету по их царям в Книге Царств, около 125 лет после Соломона, а другой помещен, как царь иудаистов около 350 лет после того же Соломона. Дополнитель вставил его в царствование иудейского Иоахаза, а надо было его вставить в царствование Иоахаза «богоборческого», потому что комета, описанная Иеремией и давшая первое начало его пророчествам, явилась, по моим вычислениям, в 451 году нашей эры, т.е. через 114 лет после Константина I. Следовательно, Иеримия жил как раз при богоборческом, а не при иудаистском Иоахазе, при нападении на Византию Аттилы и гуннов и при Халкедонском соборе, вызванном испугом мессианцев от шестого в нашу эру появления кометы Галлея.

То же было и с Исаией, описавшим ту же комету. Таким образом, вся история царства богоборцев, или царства израильского, поскольку она вырисовывается из единственного источника для установления его исторического существования, Книги Царей и выдержек из нее в «Заброшенной книге» (Паралипоменоне), есть сплошной апокриф, корни которого целиком лежат в средневековой истории Восточной Римской империи. Астрономическими вычислениями времен целого ряда мест, содержащих в еврейской Библии аллегорические и прямые описания положений планет во время описанных в ней событий, а также указаниями на кометы и их приблизительные положения в данные времена и на солнечные и лунные затмения, я покажу в последующих главах моей книги, что единственной надежной опорой древней хронологии и единственным надежным компасом при наших мысленных путешествиях за пределы IV века нашей эры является только астрономия.

Рассмотрим же прежде всего астрономические места библейских пророческих книг.

Глава IV.

Прежде всего спросим себя, может ли существовать у людей способность предвидения будущего?

В этом никто не может сомневаться, и даже прямо можно сказать, что эта способность развита тем сильнее, чем более реальных знаний накоплено упорным умственным трудом у данного человека в детстве и в юности, и чем они разностороннее.

Я говорю прежде всего о предвидении образованным человеком тех событий, которые кажутся неподчиняющимися никакому порядку для неученого, как, например, будущие солнечные и лунные затмения. Предсказание их и действительное точное осуществление в указанный день и час почти всегда кажутся невежественным людям не делом собственного человеческого ума, а сношением образованного человека с какой-то высшей, нечеловеческой силой.

В древности этого рода научное пророчество считалось результатом сношений посвященных в тайны наук с богами и их ангелами, а с конца средних веков, когда, благодаря полу-знанию и вульгаризации науки и религии, массы людей стали самодовольно считать себя всезнающими и лично достойными сношения с высшими творческими силами вселенной, чудесные результаты достижения немногими невидимых для них вершин науки стали завистливо считаться толпою за доказательство греховной связи умственно превосходящих ее людей с демоническими существами, враждебными покровительствующему ей божеству.

Особенно ярко проявилось это в средневековом христианстве, благодаря возвеличению евангелистом Матвеем (5, 3) «нищих духом» ( ), которым он от имени «спасателя» обещал даже «царство небес», и благодаря придуманной потом полемике этого ученого с тогдашними грамотеями, выразившейся особенно резко в приписанных ему словах:

Проповедуемые христианскими священниками во всех церквах такие идеи, конечно, не могли привести ни к чему иному, как к самомнению «нищих духовно» и их представлению, что на высшие вершины знания можно взойти без многолетнего упорного труда, что изучить все науки так же легко, как запомнить прослушанную несколько раз сказку, и что, будто, вся беда лишь в том, что кто-то их туда не пускает.

От этого внушенного нашей религией большинству неученых самомнения и предубеждения против ученых особенно сильно приходится страдать интеллигенции в христианских странах, и придется страдать до тех пор, пока там мировоззрение не будет очищено от всех противокультурных примесей. Пора бросить, наконец, раз навсегда идею, что в евангельском учении, проповедуемом от имени Христа, заключаются только высокие моральные истины. На деле их там очень мало и, наоборот, масса евангельских внушений носит прямо противокультурный, а иногда даже и противоестественный характер, и потому мы должны настолько же свободно критиковать всенародно эти книги, как критикуем и всякие другие.

Но возвратимся к предмету этой главы. Современная наука не только не отрицает, а наоборот, доказывает лучше, чем что-нибудь другое, возможность для всесторонне образованного человека предвидеть и предсказывать будущие события общего характера не только в физическом мире, но даже и в общественной жизни. Корни всех грядущих событий всегда лежат в прошлом, и по характеру этих корней разносторонне развитой человек может провидеть то, что из них вырастет.

Вот почему везде наука может предохранить массы от многих тяжелых бедствий.

Этот дар научного предвидения, почти непогрешимого в пределах, указываемых для каждого века состоянием его науки, есть неотъемлемая особенность человеческой мысли, и величина его увеличивается с каждым новым поколением, по мере совершенствования знаний.

Нельзя ли того же сказать и о нашем даре подсознательного предвидения, т.е. об инстинктивном предубеждении против тех или иных поступков как общественного, так и индивидуального характера, или даже о возможности для нас предсказать в сомнамбулистическом состоянии то, чего мы при бодрствовании не предвидим в будущем?

И в этом едва ли можно сомневаться, так как подсознательная деятельность вообще тем богаче у человека, чем глубже и обширнее его начитанность, т.е. чем богаче у него то, что, в противоположность нищенству духом мы можем назвать духовным богатством, к которому и должен стремиться всякий человек. Значит, и дар инстинктивного предвидения, предупреждающий нас от того или иного поступка, не заключает в себе ничего сверхъестественного.

Огромное количество подсознательных впечатлений, наполняющих весь поверхностный слой полушарий большого мозга, может нас предупреждать о ближайших или об отдаленнейших последствиях тех или иных не только физических, но и общественных, окружающих нас, процессов и течений, но оно не может предупреждать нас об их отдельных мелких деталях, т.е. о том, что мы относим в область случайного.

Так, указав на неизбежность будущей войны между двумя какими-нибудь народами, вооружающимися друг против друга много лет, мы, взвесив все условия, можем указать и то, насколько война будет продолжительной и жестокой, и на чьей стороне будет окончательная победа впоследствии, но ничто не даст нам возможности определить, как будет называться место, при котором произойдет последнее сражение, и, если война будет через много десятилетий, то как будут называться еще неродившиеся командиры обеих сторон, хотя мы заранее будем уверены, что командиры в свое время родятся и что у них будут и какие-нибудь собственные имена.

Предсказание таких имен в древних документах будет для нас лишь доказательством их апокрифичности. Перечитывая библейские пророчества, мы сейчас же увидим в них многочисленные образчики таких апокрифов, но вместе с ними увидим немало и перво-научных и инстинктивных предвидений и сделаем им научную оценку.

Глава V.

Зашифрованный гороскоп.

«Пятого июня тридцатого года, когда я был среди переселенцев на берегу реки Хабура (или же Эбро в Испании), прояснились ночью небеса от облаков, и я увидел божественные зрелища.

«Шла буря с севера, большое облако со сверкающими молниями, а вокруг него тянулось сияние (Млечною Пути), как светящийся поток, текущий между вспышками огня грозы. На южной же стороне неба были видны четыре живые существа (планеты), и там же выделялся облик человека (в созвездии Змиедержца, рис. 57).

К нему одному шли те четыре лика (планет), и у него же одного, таинственного, были четыре крыла (неба: две из двенадцати пар клиньев, отсекаемых от небесной сферы ее меридианами, рис. 58).

«Непроложно было шествие этих существ, и вогнутость путей их была, как вогнутость пути окружности, и все четыре лика их сияли, как полированная медь. Человеческие руки простирались под крыльями (неба) над ними (у Змиедержца, Стрельца, Геркулеса, рис. 58), а крылья неба соприкасались одно с другим и не останавливались во время своего кругового шествия по небу, идя каждое вперед (по направлению ежесуточного движения находящихся под ним планетных ликов). Очертание Льва было направо от них, очертание «Подстерегателя» налево, а очертание Орла находилось около всех четырех, над ними.

«Их лики и их крылья были разделены (небесными меридианами) попарно сверху вниз, и в каждой паре одно крыло соединялось с другим на небесном экваторе), и два покрывали тела тех живых существ.

«А сами живые существа (планеты) шли туда, куда влек их дух.

«Они были словно угли, пылающие в огне. Пламя грозы ходило между ними, и молнии вырывались из пламени. Они имели способность двигаться прямым и попятным движением, как представляется нашему взгляду молния.

«Я смотрел на эти живые существа и у каждого из них видел над землею по одному колесу (их орбите), сделанному как бы из стекловидного топаза, а устройство всех (орбит) было одно и то же: как бы колесо находилось в колесе (рис. 59). Ободья их были высоки и страшны, и многочисленные очи — (звезды) повсюду мерцали кругом их.

«Вместе с движением этих четырех существ двигались иих орбиты, а при поднятии их от земли, поднимались и они.., потому что движения планет зависели от движения их орбит. Над головами же их был небесный свод, блестевший, как изумительный хрусталь, распростертый наверху.

«И я слышал (в вое бури) шум от их крыльев на небе, как шум от множества волн, как голос всемогущего, как клики в воинском стане. И я видел, как те лики, подобные блестящей меди, становились на горизонт вместе со своими опускавшимися небесными крыльями.

«А на небе в это время находился (созвездие) Трон, как-будто сделанный из синего сапфира, и на нем сидела человеческая фигура (рис. 60). И я видел там как бы лучистый поток (Млечный Путь, рис. 60), идущий, словно языки огня, вверх и вниз от пояса этой фигуры, подобно радуге на облаках во время дождя.

«Это был символ славы Грядущего».

Апокалиптический свиток.

В руке сидящего на Троне Неба был свиток папируса (полоса созвездий Зодиака) исписанный (звездными фигурами) внутри и около (Апокалипсис 5, 1).

«Я упал в благоговении на мое лицо, но голос всемогущего сказал мне: „Встань на твои ноги, я буду говорить с тобою“

«И вот меня охватило вдохновение, и я увидел (в ответвлении Млечного Пути) как бы руку, простертую ко мне свитком (Зодиакальных созвездий неба), исписанным и с лицевой и с оборотной стороны, и было изображено на нем (в зловещем сочетании планет и созвездий): «Плач, стон и горе!»

Повеление в грозе и буре.

«И он сказал мне: съешь эту кору папируса (материал древнего письма). Будет горько в твоем желудке, но в устах твоих она будет сладка, как мед (Апокалипсис 10, 9).

А вестник неба (грозовая туча) сказал мнеударом грома:

«Прими внутрь этот свиток и ступай пророчествовать семье богоборца».

«И я принял внутрь себя свиток. Он был сладок, как мед в моих устах, и вдохновение повлекло меня к небесам. И вот слава властелина (утренняя заря) поднялась на своем месте, на востоке, и я услышал позади себя, в порыве сильного ветра, как бы шум крыльев (небесного свода), ударяющихся одно о другое, и грохот кружащихся орбит».

«И повлекло меня вдохновение в неведомую даль… И я пошел в горести, со встревоженной душой».

«Данное мне богом повеление пророчествовать в семье богоборца тяжело лежало на мне» (Иез. I — II).

* * *

Какие же отсюда выводы?

Обратим, прежде всего, внимание на первую фразу первой главы, которую я перевел: «Пятого июня тридцатого года, когда я был среди поселенцев на берегу реки Хабура, разъяснились ночью небеса (от облаков), и я увидел божественные зрелища».

Я употребил здесь слово «июнь» только для ясности перевода, потому что выражение автора «четвертый месяц» соответствует как раз юлианскому июню по древнему счету месяцев от весеннего равноденствия. Но для нас это совсем неважно, а важно то, что в четвертый месяц как юлианского, так и еврейского счета солнце находится в созвездии Близнецов (рис. 58), а с ним около него же и Меркурий и Венера.

Значит, положение этих трех светил у нас вполне точно определено, а вместе с тем оказывался вполне определенным и положение всех остальных. Ведь остаются только четыре древние планеты, далеко уходящие от солнца: Сатурн, Юпитер, Марс и Луна, и все четыре показаны идущими к Змиедержцу на противоположной стороне от Близнецов в виде четырех «ликов» на небе, «блестящих, как полированная медь» «горящих, как угли, пылающие в огне» и «имеющие для себя колеса-орбиты».

А то, что «облик человека», стоящего под четырьмя часовыми крыльями неба, был именно облик Змиедержца, в этом тоже не может быть сомнения: начертание созвездия Льва показано направо от него, начертание Стрельца — налево (рис. 58), начертание созвездия Орла перед ним. Вся обстановка здесь совершенно определенная для времени наблюдения в июньскую полночь при заходе созвездия Льва, и она дает возможность вычислить астрономически время наблюдения автора с точностью до одних суток. Кроме того, тут же обнаруживается и еще одно важное обстоятельство. Луна показана в противостоянии солнцу всего через пять суток «от начала месяца». Какой бы это ни был из еврейских, вавилонских, египетских или иных лунных месяцев, все равно: на пятый день от новолуния луна уйдет не более, как на два созвездия влево от солнца. Значит, в данном случае, — когда солнце было в Близнецах, — она могла быть только в Раке или начале Льва, а никак не в Весах или в Скорпионе, как здесь показано. Только по Юлианскому календарю Луна могла быть в указанном здесь для нее месте на пятый день месяца.

Всякие вычисления времени этой книги до возникновения Юлианского календаря, т.е. до начала нашей эры, тут сразу обрезываются начисто: библейское пророчество «Осилит бог» (или Иезеки-Ил) оказывается написанным не раньше первого века нашего собственного летоисчисления!

Посмотрим же, когда это могло бы быть. Сделаем общий расчет даже и до начала нашей эры.

Прежде всего определим положение планет на 595 год до начала нашей эры по историческому счету, так как к этому году теологи относят гороскоп в I главе «Иезекиила». Это был 594 астрономический год, и мы сейчас же находим, что Юпитер тогда был в Льве, а Сатурн в Овне, тогда как здесь оба показаны у Змиедержца. Сразу ничего не выходит. Последний раз они сходились у Змиедержца лишь в 960 году, за 365 лет до указываемого историками срока, а потом стали сходиться лишь с 282 года, через 313 лет после него. Значит, и начнем расчеты с 282 года.

В таблице IX показаны все последовательные годы пребывания Сатурна в средине Скорпиона и ближайшие к нему годы пребывания тут же Юпитера, и мы видим, что совпадения обеих планет здесь, начиная от 282 года, разделились на две эпохи.

Первая из них от 282 года, до 45 года до начала нашей эры. Хотя и бесполезно было вычислять эти года по употребляемому автором Юлианскому календарю, но я все же вычислил для них положения Марса по астрономическим таблицам Нейгебауера, и читатель сам видит отрицательные результаты: Марс был всякий раз далеко от Скорпиона (табл. X).

После же начала нашей эры совпадения начинаются лишь после вычисленного нами времени столбования Иисуса, 21 марта 368 года, и единственно удовлетворительное размещение всех планет было, как видит сам читатель из таблицы X, только к ночи с 4 на 5 июня 453 года нашей эры. Вот как поздно была составлена эта книга, если не целиком, то в окончательной редакции! На 1000 лет с лишком позднее, чем думали теологи! И однако же точность астрономического вычисления и ясность гороскопа, на котором оно основано, не дают никакой возможности сомневаться в этом.

Вот положение планет в этот день (таблица IX):

Юпитер (Ю) был под 245° геоцентр. долг. ____ — 20° широты (эп. 1906 г.)

Луна (Л) проходила 240° ________________________ — 17°

Сатурн (С) был под 226° _______________________ — 15°

Марс (М) был под 213° ________________________ — 14°

Все это и показано на таблице IX, а Солнце было в Близнецах около 90° долготы (по координатам 1906 г.) почти на высшей точке своего пути против этих четырех светил.

Полученный нами результат чрезвычайно поучителен и с другой точки зрения.

Еврейское пророчество «Осилит бог» (Иезеки-Ил) оказывается написанным через 85 лет после столбования Иисуса в 368 году и через 58 лет после появления Апокалипсиса в 395 году.

А отсюда прежде всего неизбежен такой вывод: основатели современного талмудического и раввинско-мессианского еврейства, к которым принадлежит автор разбираемой книги, как ясно из ее содержания, не только никогда не «распинали Христа», как это внушали нам средневековые монашествующие фанатики христианства, но были его первыми почитателями и старинными мучениками за него, как и автор исследуемого нами теперь пророчества, недаром причисленный средневековыми авторами к сонму христианских святых (см. Четьи-Минеи на 21 июля). Как его причислили бы, если бы он не был крещеным (т.е. купанным)?

Евреи V века оказываются одной из христианских сект, и нам теперь только остается посмотреть, насколько соответствует идейный стиль этой книги и приводимые в ней исторические факты такому позднему времени и такому новому освещению вопроса. Уже приведенные нами три первые главы «Иезеки-Ила» достаточно обнаруживают своими «планетными орбитами, лежащими друг в друге, как колесо в колесе», знакомство автора с Птолемеевой системой и указывают на то, что, как и Иисус (т.е. Василий Великий), он был ее сторонником.

Иначе пришлось бы допустить, что Птолемей, помещаемый в конце II века, сам взял свою систему у автора этой книги.

Эти же три главы своими фигурами Стрельца, Льва, Орла и Человека, как-будто играющими особую роль среди созвездий, прямо указывают на то, что автор писал под большим влиянием Апокалипсиса.

Действительно, почти весь Апокалипсис переписан в разных местах этой огромной книги, разделенной кабалистически на 48 глав. Нет ни одного апокалиптического образа, не воспроизведенного здесь в более развитом виде, когда автор понимал его и в более смутном, если аллегорическая сущность изложения Иоанна была им недостаточно понята.

К более смутным принадлежит, например, только-что цитированное место о четырех животных, прямо, но не точно цитированных из Апокалипсиса Иоанна.

У того все было натур-аллегорично, т.е. взято из природы, а потому и оригинально. «Первое из четырех животных (созвездие всепожирающей осени), — говорит автор Апокалипсиса, — было подобно Льву, второе (созвездие питающего лета) подобно Тельцу, третье (созвездие всеубивающей зимы — Центавр-Стрелец) имело голову, как человек, и четвертое (созвездие весны — Крылатый конь Пегас) было подобно летящему Орлу, и имели они на каждого из себя по шести крыльев вверху (шесть крыловидных полос прямого восхождения неба)».

Здесь мы имеем уже затуманенное отражение этого поэтического описания. В прежнем виде остался только Лев, Телец заменился Стрельцом, а Стрелец, имеющий только верхнюю часть как у человека, заменился здесь полным человеком, т.е. находящимся над ним Змиедержцем, а четвертое животное — Пегас, только подобное Орлу Летящему, заменилось самим созвездием Орла, находящимся уже далеко от весеннего равноденствия. Вся натур-символическая гармония созвездий и времен года утратилась от ее непонимания автором. Чисто поэтическое место стало тут уже полумистическим.

В Апокалипсисе было сказано:

«В руке сидящего на Троне неба был свиток папируса (полоса зодиакальных созвездий), исписанный звездными фигурами внутри и около ( Ап. 5, 1)». «И вестник неба сказал мне: съешь эту кору. Будет горько от нее в твоем желудке, но в устах твоих она будет сладка, как мед (Ап. 10, 9)».

А здесь:

«Я увидел как бы руку, простертую ко мне со свитком, исписанным и с лицевой и с оборотной стороны, и было изображено на нем (в зловещем сочетании планет и созвездий): «плач, стон и горе!» И вестник неба сказал мне: «Проглоти этот свиток и ступай пророчествовать семье богоборца». И я принял внутрь себя свиток, он был сладок, как мед, в моих устах, и вдохновение повлекло меня к небесам». «Я услышал позади себя в порыве сильного ветра, — говорит он далее, — как бы шум крыльев, ударяющихся одно о другое, и грохот кружащихся колес-орбит (4, 1 — 13)».

А в Апокалипсисе было сказано:

«И слышался мне (в грохоте моря и вое бури) голос с неба, как шум множества волн, как звук могучих громов (Ап. 4, 2)».

В Апокалипсисе сказано о созвездиях четырех времен года: «Внутри и около себя они полны очей (вечно мерцающих звезд) и не имеют покоя ни днем ни ночью, восклицая (своим мерцанием) : «свят, свят, свят властелин наш, бог-вседержитель (Ап. 4, 8)», а здесь говорится уже об орбитах планет: «Ободья их были высоки и страшны и многочисленные очи (звезды) повсюду мерцали кругом (Иез. 1, 18)». Даже и самое обращение бога к автору: «сын человека!» взято из Апокалипсиса (1, 13 и 14, 14), но только здесь автор им так злоупотребляет, начиная им почти каждую главу, что читателю становится даже утомительно.

Апокалиптическое пророчество о гибели великой твердыни «Врата господни» (Вавилона) отразилось здесь в пророчестве о гибели Тирании, превращенной переводчиком в «гибель города Тира».

Вот как говорится в Апокалипсисе об этом символе византийской государственной церкви IV века.

«Пала, пала великая твердыня „Врата господни“, сделалась жилищем языческих богов, пристанищем всякой нечистой души, всякой грязной и отвратительной птицы! Все народы отведали возмутительного вина ее безнравственности. С ней развратничали цари земные и торговцы земли обогатились от ее великой роскоши… Выйди из нее, мой народ, чтоб не участвовать тебе в ее преступлениях и не принять ее наказания» (18, 2 — 5).

«Зато в один и тот же день придут на нее и напасти, и гибель, и униженье, и бедность, и будет сожжена огнем, потому что силен бог, ее судья! И заплачут и зарыдают о ней все цари земные, покупавшие ее и роскошествовавшие вместе с нею, видя дым от ее пожара. Стоя вдали из страха подвергнуться ее мученьям, они будут восклицать:

— Горе, горе тебе, великая твердыня, «Врата господни», сильная крепость! В один час решилась твоя судьба!»

«И купцы земные заплачут и зарыдают о ней, потому что корабельные грузы их, пришедшие для нее, останутся не проданными: грузы золота и серебра, и драгоценных камней, и бисера, и тонких полотен, и шелка, и багряницы, и кипарисового дерева, и изделий из слоновой кости, и всяких произведений из дорогого дерева, железа, меди и мрамора. И не купит у них никто корицы и каждений, и мирра, и ладана, и вина, и елея, и пшеницы, и жита, и крупного скот а, и овец, и дошадей, и экипажей, и человеческих тел и душ!» (18, 8 — 13).

«И не будет в тебе слышно ни звуков играющих арфистов, ни голоса поющих, ни трубных звуков, ни музыки играющих на свирелях и других инструментах. И не будет в тебе более никакого художника и художества, и шума жерновов уже не будет более слышно в тебе! Свет светильника не заблестит в тебе, и голос жениха и невесты не раздастся в тебе, потому что земные вельможи входили с тобою в сделки и смесью твоею (в золотой чаше) введены в заблуждение все народы. И найдена в тебе кровь всех провозвестников истины и непорочных, и всех замученных за правду на земле» (Ап.18, 22 — 24).

А вот как говорится об «Угнетательнице» (по-еврейски о Цуре или Царь-Граде) здесь:

Иез. гл. 27.

«Первого марта одиннадцатого года (после переселения автора в Месопотамию) сказал мне Громовержец:

— Сын человека! Угнетательница говорит о Столице успокоения «Святом Успокоении» (мессианстве): «Разрушена она, дверь народов, идет под мою власть, и я разбогатею от ее уничтожения. За эти слова я иду на тебя, Угнетательница. Я подниму против тебя множество народов, как море в бурю поднимает свои волны. Я приведу на тебя с севера Нево, подобного цезарю, князя „Врат господних“, царя над царями. Пыль от множества его коней покроет тебя, и стены твои задрожат от шума его всадников, колес и колесниц, когда он войдет в твои ворота, как входят в город через пролом. Он истопчет твои улицы копытами своих коней, перебьет твоих подданных и повергнет на землю все твои монументы в память твоих былых побед. Я заставлю смолкнуть голоса твоих песней, и звука гуслей твоих уже не будет слышно в тебе от грома твоего падения. Содрогнутся острова, и все властелины прибрежий моря сложат с плеч свои багряницы и кружевные наряды, и, одевшись в один трепет, сядут на землю и будут сокрушаться о тебе. Они поднимут о тебе горький плач и скажут:

— Как погибла ты, знаменитая Твердыня, заселенная мореходами, владеющая морем, наводившая страх на всех обитателей островов и прибрежий!

— Да, я двину на тебя, Угнетательница, морскую пучину, и покроет тебя множество вод. Я низведу тебя к ушедшим в могилы, помещу в преисподней земли, в пустынях вечных, чтобы ты уже не возвратилась на землю, и восстановлю свою славу в стране живых.»

«Запой же и ты, сын человека, плачевную песнь о гибели Угнетательницы и скажи ее Великой Твердыне, расположившейся у морских проливов, торгующей с населением многочисленных островов:

— Угнетательница! Твои пределы в сердце моря. Из хермонских кипарисов делали обшивные доски твоих кораблей и брали кедры с Ливана, чтобы устроить тебе мачты. Из васанских дубов делали твои весла, а скамьи твоих гребцов, украшенные слоновой костью, приготовляли из кипрских буковых деревьев. Египетское узорчатое полотно употреблялось на твои паруса и флаги. Яхонтовыми и пурпурными красками с греческих островов окрашивали твою палубу. Жители Саида и Арода были твоими гребцами. Твои мудрецы служили твоими кормчими. Старейшины Гебала, искусные кораблестроители, заделывали твои пробоины. Перс, мидиец и ливиец находились в твоем войске. Они вешали у тебя свои щиты и создали твое величие. Тартек (в Испании) был твоим торговым союзником и давал тебе в обмен на твои товары свое серебро, железо, олово и свинец (из известных испанских рудников). Жители Эллады, жители Балкан и Московы торговали с тобою, продавая тебе рабов и медные сосуды. Германцы доставляли тебе боевых коней в обмен за твои товары, и много отдаленных морских островов служили рынком для твоих товаров, доставляя тебе слоновую кость и черное дерево. Сирийцы давали тебе пурпуровые, узорчатые и расцвеченные ткани, тонкое полотно, карбункулы и красные кораллы за множество твоих изделий из драгоценных камней. Сама страна славы Громовержца и страна богоборца торговали с тобою и платили за твои товары пшеницею, музыкальными инструментами, благовонным деревом, медом, маслом и бальзамом. Дамаск продавал тебе вино из Хелвона и шерсть блистательной белизны. Дан (Дунайские земли, где железные руды), Греция и Мосул давали тебе в обмен стальные изделия, кассию и благовонный тростник. Дедан торговал с тобою великолепными нарядами для верховой езды. Аравия и все князья бедуинов давали тебе ягнят, баранов и козлов. Купцы из Савойи и Рима доставляли тебе в обмен самые лучшие благовония, драгоценные камни и золото. Хоран, Кане, Эдн, Ассирия и Келмад променивали тебе свои епанчи, тюки пурпуровых и разноцветных тканей, лучшие шали, упакованные веревками в кедровых ящиках…»

«И ты, Угнетательница, обогатилась и стала знаменитой на морях. Гребцы твои водили тебя по обширным водам, но восточный ветер разобьет тебя среди моря, и сойдут с твоих кораблей гребцы и кормчие, и высадятся на берег, и зарыдают о тебе громким голосом. Посыпав золой головы и упав на землю, они возгласят в своей горести: „кто был как эта Угнетательница, ставшая теперь местом мертвой тишины среди моря!“

«И не будет тебя более во-веки!»

Иез. гл. 38.

Сын человека, скажи верховному правителю Угнетательницы (католицизма):

«Твой ум возгордился, ты говоришь: Я бог! Я восседаю на божьем троне, „среди морей“. Но ты человек, а не бог, хотя и ставишь свою мудрость наравне с разумом бога. Ты думаешь, будто ты умнее науки всесильного, и нет тайны, непостижимой для тебя? Но я приведу на тебя варваров, страшнейших из всех народов, и они обнажат свои мечи против лучших произведений твоего искусства, и будет помрачен твой блеск… Да, ты умрешь смертью убитых, в глубине морей, и скажешь ли тогда перед своими убийцами: „Я — бог“.

Запой же, сын человека, плачевную песню о главе Угнетательницы и скажи: о ты, считающий себя печатью совершенств, полнотой мудрости и верхом красоты! Ты жил в наслаждении, в саду бога, осыпанный всякими драгоценными камнями. Рубин, топаз, алмаз, янтарь, берилл, яшма, сапфир, изумруд, красный карбункул и золото составляли украшения твоих тимпанов и свирелей. Подобно моей колеснице (теперешнему созвездию Боль шой Медведицы) ты был помазан, чтобы покровительствовать другим. Я поставил тебя как бы на своей святой горе (небесном своде), и ты ходил там, среди моих огнистых камней (сверкающих звезд). И ты был совершенством в день твоего назначения, но, благодаря твоему обширному торгашеству, внутренность твоя наполнилась неправдами. За это я низрину тебя, как осквернившегося, с моей святой горы и уничтожу твой символ, Колесницу-Покровительницу, среди небесных камней, сверкающих огнем (переименую в Большую Медведицу). От красоты твоей возгордилось твое сердце, и из тщеславия ты употребил во зло твой ум. За это сброшу тебя на землю и выставлю на позор перед всеми царями земными.

А теперь обрати, сын человека, твое лицо к ловцу и скажи ему: «Вот я иду на тебя, говорит тебе Громовержец, и прославлюсь среди тебя, когда свершу свой суд над тобою и обнаружу в тебе мою справедливость. Я пошлю на тебя моровую язву, и падут среди тебя пораженные мечом, направленным на тебя. И не будешь ты впредь колючим шиповником и цепким терном для чертога богоборца (мессианства), уязвляющим его более всех остальных злорадных соседей».

Разве недостаточно этих сопоставлений книги Иезеки-Ила с Апокалипсисом, чтобы сразу же убедиться, что это сочинение писалось под сильным влиянием идей и слога Иоанна Златоуста т.е. написано не ранее V века нашей эры?

Но возьмем еще пример.

Вот как кратко говорится в Апокалипсисе о «Гоге и Магоге»:

«Когда окончится тысяча лет, освобожден будет Клеветник (созвездие Змия) из своей темницы (Ущелья Млечного Пути) и выйдет обольщать Гога и Магога, народов, живущих на четвертом (северном, от востока, где восходит солнце) углу земли, чтобы вывести их на войну. Число их как морской песок. Вот они вышли на степную равнину (задунайские степи России) и окружили лагерь непорочных и возлюбленную твердыню, но упал огонь с неба (в символе утренней зари, занявшейся над островом Патмосом на северо-востоке) и поглотил их» (Ап. 20. 8).

В своей книге «Откровение в грозе и буре» я уже показал, что имена Гог и Магог, это испорченные названия Гунна и Монгола, а вот как развилось это место в книге «Иезеки-Ил» (Иез. 38 — 39).

«Снова было ко мне слово Громовержца:

— Сын человека! Поверни лицо свое к Гогу в стране Магог (Гунну в Монголии), властелину Руси Москов и Предбалкании, и скажи ему мои слова: «Вот, я иду на тебя, Гунн, властелин Руси Москов! Я вложу удила в твои челюсти, я выведу на поле сражения тебя и все твое войско, всех твоих коней и всадников, в латах и со щитами. Я выведу вместе с тобой на бой и Персию, и Абиссинию, и Мавританию, и Крым, и Германию с северных пределов Земли, и все их многочисленные отряды и племена. Приготовься же и выстройся, чтобы быть для них передовою стражею! Ты придешь в последние годы вселенной (перед ее апокалиптической кончиной) в страну, свободную от власти меча, к моему народу, избранному из многих народов, на высоты богоборца, бывшие всегда пустынными. Ты поднимешься, как буря, и покроешь землю, как туча, своими полчищами и многочисленными народами, чтобы произвести грабеж и наложить свою руку на мои вновь населенные развалины, на мой народ, собранный из всех народов, занимающийся скотоводством и торговлею и живущий на самой средине земли… Не ты ли тот самый, о котором я говорил в минувшие дни через служивших мне провозвестников богоборца (как мы видим теперь, через автора Апокалипсиса и его последователей), предсказавших еще тогда и самый год, когда я приведу тебя?»

«Но вот в тот день, когда ты нападешь на страну богоборца, выступит гнев на мое лицо, и непременно, непременно наступит предсказанное великое землетрясение на земле. Затрепещут тогда передо мною и морские рыбы, и небесные птицы, и полевые звери, и все земноводные животные, и все люди, живущие на лице земли. Обрушатся горы, обвалятся обрывы земли, и все построенные на земле стены низвергнутся на нее. Я расправлюсь с тобою убийством и моровой язвой, я низведу проливной дождь и необычайный каменный град, с огнем и горящей серой, как на тебя, так и на все твои отряды и на многочисленные народы, которые придут с тобой (опять все переписано из Апокалипсиса с указаниями на извержение Везувия или Этны).»

«Вот я иду на тебя, Гог (Гунн), властелин Руси-Московии и Предбалкании!»

Я не буду более делать сопоставлений Апокалипсиса и Иезеки-Ила, чтобы не утомлять читателя. Нет ни одного яркого места в Апокалипсисе, не переписанного здесь почти теми же самыми фразами. Выражаясь точным современным языком, эта книга на три четверти есть плагиат Апокалипсиса, но плагиат бессознательный. Эти заимствования сделаны никак не для того, чтобы выдать чужое за свое, а единственно потому, что автор был под таким сильным влиянием книги Иоанна, которую он читал сотни раз, что уже сам не замечал, как говорит по-еврейски ее образами и даже фразами, прочитанными им по-гречески.

Все это бросает свет и на причины происхождения исследуемой нами книги. Автор Апокалипсиса предсказал второе пришествие Иисуса на 400 год нашей эры (которая, как мы покажем далее, считалась не от рождества Христова, а установлена астрологически) по зловещему сочетанию планет и созвездий, имевшему место 30 сентября 395 г. и по их дальнейшему движению, которое он приблизительно расчислил.

Но 400 год прошел, не оправдав суеверных страхов. Автор неудачного пророчества был послан в ссылку императором Аркадием и умер там на берегах Черного моря, но его громовое слово продолжало жить. Неудача была объяснена тем, что «Великий царь», умилостивленный всеобщим раскаянием и быстрым принятием христианства византийскими властями, отложил свой приход до следующего аналогичного сочетания планет.

А такое приблизительное сочетание самых главных планет предстояло через 58 лет в 453 году, и все верующие и гонимые ждали с нетерпением этого срока. К таким принадлежал и автор исследуемого нами пророчества, которое не только по моим астрономическим вычислениям и по многочисленным заимствованиям из Апокалипсиса показывает на средину V века нашей эры, но также — как мы видели уже — и по содержащимся в нем географическим и этнографическим указаниям.

Некоторые из них, например, слова о Руси-Московии показывают, что Русь, как страна, была известна уже в V веке. Что же касается пояснительной прибавки: Московия, то, принимая во внимание, что Москва сделалась столицей Руси только с 1320 года, приходится заключить, что эта пояснительная прибавка внесена в Библию уже в XIV веке, а потому и все рукописи, содержащие это имя, несмотря на авторитет Тишендорфа среди теологов и историков, не могут быть старше 500 лет, или же слово Моски происходит от названия русских мужиками, при чем «ж» перешло у греков в «с».

Итак, нет сомнения, что первая часть библейского пророчества «Осилит бог», по-еврейски «Иезеки-Ил», написана в 453 году, когда в Византии царствовал Маркиан, преемник Аркадия. Место составления тоже неизвестно, так как по реке Хабур автор только путешествовал. Он жил в каком-нибудь культурном центре того времени: в Византии, Антиохии или в Александрии Египетской.

В заголовке он назван бен-Вуз, и это хорошо соответствует арабскому обыкновению называть людей по отчеству с прибавлением «бен» к имени отца, подобно русскому отчеству — Николаевич, Петрович, при чем собственное имя при таком «величании» по-арабски отбрасывается. Но слово «вуз» по-еврейски значит: позор, поношение, и едва ли какая-нибудь мать назвала бы так своего ребенка. Может-быть, это греческое Базилевс (Василий). В таком случае бен-Вуз будет значить — последователь Василия Великого, которого мы уже отожествили с евангельским Христом, т.е. один из «апостолов».

Интересно еще отметить, что несмотря на то, что хотя авторы четырех евангелий и их позднейшие редакторы чрезвычайно любят цитировать библейских пророков, однако, у них нет ни одной цитаты из такого обширного и замечательного пророчества, как Иезеки-Ил.

Глава VI.

(Книга Бен-Барахии Бен-Эду, 453 — 466 гг. нашей эры.)

«Я стоял в тихом безмолвии ночного ярко-зеленого неба, и я видел в отдалении как бы во сне, в блеске лунной ночи великого гения Ньютона, сидящего под яблоней. Вот два яблока упали к его ногам, и его мысль унеслась в отдаленные пространства и объединила то, чего никто из смертных до него не объединял. Он понял, что если бы какая-нибудь могучая сила бросила это яблоко в сторону с огромной скоростью, то оно пошло бы настолько великой дугой, что уже вечно кружилось бы вокруг земли и никогда не смогло бы упасть на ее поверхность. И он понял, что и Луна упала бы, как камень, на землю, если бы мощная сила не бросила ее в сторону в начале возникновения обоих этих миров. Он понял закон всемирного тяготения».

Скажите, читатель, поверили бы вы, если бы кто-нибудь сказал, что этот отрывок написан некиим пророком Захарией за 2200 лет до Ньютона и его великого открытия? Я думаю, что как бы глубоко вы ни были убеждены, что Захария был боговдохновенный пророк, но вы усомнились бы в этом и подумали бы, что приведенный мною отрывок написан мною самим или кем-нибудь из других последователей Ньютона уже в то время, как легенда о том, будто он сделал свое открытие именно таким путем, сложилась или слагалась.

Но почему же в таком случае не приходит вам в голову не меньшее сомнение, когда вы читаете не только в русском переводе, но и в греческом церковном и в еврейском тексте такую главу этого же самого пророка (гл. III), о котором говорят, будто он жил за 520 лет до рождения Иисуса.

Сравните только это место со словами Иисуса Петру: «На камне сем созижду церковь мою и врата ада не одолеют ее» (Евангелие Матвея, 16, 18).

Разве тут не описан Иисус с его двумя апостолами-богословами, Иоанном и Петром?

А вот и еще место в шестой главе того же пророка Захарии, будто бы писавшего за 500 лет до рождения Иисуса:

Утверждать, что эти два места пророчества «Захар-Ия» не относятся к евангельскому Иисусу, — все равно, является ли он действительно существовавшей личностью или наполовину выдуман евангелистами, — это так же наивно, как и сказать, что я написал вышеприведенный отрывок о Ньютоне, совсем не имея в виду ни этого великого ученого, ни закона тяготения, а просто наудачу. Конечно, богатая и таинственная подсознательная деятельность человеческого мозга дает нам известную возможность провидения будущих исторических событий общего характера. Однако, никак нельзя сказать, чтобы даже и современные гениальные люди, у которых этот дар природы развит во много десятков раз сильнее, чем у древней интеллигенции, могли предвещать детали частной жизни еще не родившихся людей и даже самые имена, которые те будут носить.

Таким образом, уже одно последнее место пророчества «Захар-Ия», которое в переводе на русский язык значит «Помнит Грядущий», и автор которого в древних греческих источниках называется «Серповидец» (т.е. почерпнувший главную часть своего вдохновения в серпе луны, вышедшей вечером после новолуния из-за солнца), показывает, что оно написано именно об Иисусе и уже после его столбования, т.е. не ранее V века нашей эры и взято в еврейскую Библию из христианского источника.

И действительно, влияние Апокалипсиса видно и здесь, как в «Иезеки-Иле», на каждом шагу.

Эту книгу до сих пор считали произведением какого-то Захария, написавшего ее будто бы между 520 и 518 годами до начала нашей эры, т.е. приблизительно через 70 лет после возникновения книги «Иезеки-Ил», относимой теологами к 595 — 574 гг. до начала нашей эры. Но о жизни такого лица тоже нет никаких других достоверных указаний, кроме заголовка самого этого пророчества. А такой заголовок значит просто «Помнит Громовержец» и есть резюме содержания самой книги, подобно всякому другому заголовку.

Вот она, как и Иезеки-Ил, говорит об одном и том же: какой-то «Грядущий господин» не забыл еще своего обещания прийти к ожидающим его: он только отложил свой приход, чтобы наказать их за неверие.

Я, прежде всего, обращу внимание читателя на это слово «Господин Громовержец» (Адни-Иеуе), постоянно употребляемое всеми библейскими пророками. Это не бог — творец небес и земли. Создатель вселенной по-еврейски пишется всегда так же, как и по арабски, АЛ, что значит могучий, или Ал-Алеим — бог богов (могучий из могучих), или прямо Алеим, т.е. боги (могучие) во множественном числе, как в первой Книге Бытия. У пророков же это слово употребляется чрезвычайно редко, хотя они его и хорошо знают. Например, в уже разобранной нами книге «Иезеки-Ил» мы видим его в главе восьмой: «И там была видна слава бога (Алеи) богоборцев» (т.е. утренняя заря, 8, 4), или в главе двадцать восьмой: «Скажешь ли ты перед своим убийцей: я бог (Алеим), хотя перед рукой поражающего тебя ты человек, а не бог (Ал)».

Точно так же находим мы это слово и у других пророков, когда они говорят о творце мира вообще. Но всякий раз, когда они пророчествуют о ком-то, которого они ждут как своего освободителя и который медлит к ним прийти, чтобы наказать их за неверие в него, они не называют его богом, а только господином Громовержцем (Адни Иеуе) или грядущим от Сонмищ небесных (Иеуе Цбаут). Это древнее начертание переводчики или оставляют непереведенным, произнося его Иегова Саваоф, или переводят выражением «бог воинств». Но такой перевод не верен. Библейский «бог» пророков никогда не имел ничего общего с греческим Марсом, покровителем войны и сражений. Начертание Цбаут (сонмища) в еврейском языке хотя и употребляется, между прочим, в смысле «человеческих ополчений», но в Библии его постоянно приходится понимать в астральном смысле. Так, во второй же главе Книги Бытия сообщается, что небо и земля, и, все сонмища (ЦБАУТ) их были сотворены в шесть дней (2, 1), а в Книге Шифров (Чисел) автор говорит:

Точно также в пророчестве «Иса-Ия»:

А еврейское начертание Иеуе, которое переводчики Библии произносили как Иегова и перевели по-русски везде господь (как это вы и встретите почти на каждой строке у пророков в нашей Библии), считают за будущее время от глагола быть (еуе). У латынян оно превратилось в Иёвиса (Юпитера), а у греков в Зевса (или само произошло из них).

Но кто же такой этот «господин Громовержец», о приходе которого возвещают все пророки?

Он даже как-будто и не бог, а что-то среднее между богом и человеком. Сами верующие в него, повидимому, разочаровались в его приходе и этим обидели его. Он не хочет к ним за это идти до тех пор, пока они, претерпев за свое неверие тяжелые невзгоды и наказания, не образумятся. Только тогда он исполнит свое обещание возвратиться, он возвеличит тех, кто был ему до конца верен, и жестоко накажет и уничтожит скептиков.

Это какой-то особенно таинственный Громовержец, в роде пророка Илии. Верующий не имел права даже произносить вслух начертания его имени и всякий раз, когда встречал при чтении слово ИЕУЕ, он должен был произносить его — Адонай, т.е. господин, как в Евангелии ученики называли между собою Иисуса, и как обращались по-еврейски к людям привилегированного положения.

Вот почему и в составных словах, куда входило слово ИЕВЕ, оно и не доканчивалось в своем произношении и в начертании и писалось как ИЕ (ИЯ) или даже просто И или Ю, как в слове Ю-питер (Jovis Pater). В таком виде мы и встречаем его в заголовке исследуемой нами библейской пророческой книги.

Слово «Захар-Ия» здесь написано вместо «захар Иеуе» или «Захар Иегова», т.е. помнит Громовержец.

Все эти лингвистические заметки здесь необходимы для того, чтобы читатель мог ясно увидеть, что «Громовержец», которого ожидают пророки, не относится к кому-то древнему, до-христианскому ожидаемому, а к после-апокалиптическому, к тому, который в первой главе Апокалипсиса сказал Иоанну Хризостому в громе бури и волн на острове Патмосе 30 сентября 395 года: «Я первая и последняя буква алфавита. Я тот, кто был, есть и приду». Слово Иегова это только перевод греческого выражения «Апокалипсис» на еврейский язык.

Уже одно постоянное употребление его в пророчестве «Захар-Ия» показывает, что оно после-апокалиптического происхождения. Самый стиль его, как и стиль «Иезеки-Ила», показывает ту же самую эпоху, то же самое мировоззрение.

Вот, например, несколько выдержек из рассматриваемой нами теперь книги.

При сравнении с Апокалипсисом не трудно видеть, что дело здесь идет о красном коне — Марсе, о зловещем, тусклом Сатурне, о белом Юпитере и о пятнистой, большой сравнительно с ними, серповидной Луне, так как Солнце должно было находиться тут же по близости, потому что наблюдение носит зимний характер. Недаром автор называется «Серповидцем». Припомним, что от средних веков и до новейших времен и Солнце и планеты художественно представлялись не только конями, как в Апокалипсисе и на древних монетах, но и всадниками, скачущими по небу в колесницах, запряженных несколькими конями. А при сравнении с предшествовавшим пророчеством — Иезеки-Илом — не трудно видеть, что и это — гороскоп.

Ущелье Змия в Медных горах Млечного Пути, около которого они находились, является несомненно единственным ущельем на небесном своде (рис. 61), так как других расщелин нет в очертаниях ночных светил, да и сам Млечный Путь, тянущийся через все небо, скорее напоминает горный хребет медноватого цвета, чем реку, текущую молоком и медом, как о нем тоже говорится в других местах Библии при описании «обетованной земли», т.е. небесного «царства верующих».

«Тусклые кони, — продолжает далее автор, — шли к северу, белые направлялись за ними (т.е. подвигались в северное полушарие неба), колючие (Марс) направлялись (попятно) к югу, а быстрые (Луна) отделились от остальных, чтобы обойти всю землю» (Зах. 6. 1 — 7).

Читатель сам видит, что это простая переработка коней Апокалипсиса. Даже и нумерация этой главы та же самая: «шестая глава», в которой и в Апокалипсисе говорится: «Вот вышел белый конь (Юпитер), и у сидящего над ним (созвездия Стрельца) был лук в руках»… «По другую сторону ушел огненно-красный конь (Марс), и сидящему над ним (созвездию Персея) был дан большой меч». «А у сидящего на темном коне (планете-невидимке Меркурии) были в руке Весы» (Ап. 6).

Точно так же не забыта здесь и грозовая туча, описанная Иоанном в виде свитка, и его семь золотых облачных чаш, и женщина, сидящая на багряном звере вечерней зари. Вот что сказано в Апокалипсисе:

А вот и отражение всего этого в книге «Захар-Ия» (что значит по-еврейски: «помнит Громовержец»):

Неужели не напоминает вам все это, хотя и в бледном отражении, величественной картины в XVII главе Апокалипсиса?

«Пойдем, — сказал там вестник неба, — я покажу тебе приговор над великой самопродажницей, сидящей на множестве волн — народов (византийской церковью). Ее покупали цари земные, и напоены обитатели земли вином ее безнравственности». «И он увел меня в восторженном состоянии в пустынное место, откуда я увидел (в силуэтах облаков на огненном фоне вечерней зари) женщину, сидящую на багряном семиголовом звере с десятью рогами, наполненном символами богохульства (созвездием Самки Гидры со стоящей на ней причастной чашей). И была эта женщина одета в порфиру и багряницу (вечерней зари) и украшена золотом, и жемчугом, и драгоценными камнями».

Точно так же не забыта и измерительная трость Апокалипсиса. Там было сказано:

А здесь вот как развито это место:

Мы видим в этом конце уже не только заимствования из Апокалипсиса, но и несколько указаний на жизнь Иисуса, приводимых в Евангелиях. Таковы слова о его продаже за 30 сребренников, о которых точно также говорит Евангелие Матвея (26,15), тогда как этой детали нет ни в одном из других Евангелий. Таковы же слова о ранах от «распятия» на его ладонях, о землетрясении, бывшем при «Великом царе» (Василии Великом), и неправильный намек на солнечное затмение, которого должно ждать при его вторичном приходе, как на это намекает Апокалипсис (6, 12).

Все это — слухи и рассказы, ходившие о «Великом царе» начала V века, и вся церковная живопись Византии с этого времени полна такими сюжетами (а до V века их совсем не было).

Но, кроме этих слухов, ни автор «Иезеки-Ила», ни автор «Захар-Ии» ничего не сообщают нам о жизни «Великого царя», как до, так и после его столбования. Они оба только ждут с нетерпением его нового прихода по признакам, данным в Апокалипсисе: по схождению нескольких планет в созвездии Скорпиона.

Пророчество «Захар-Ия», незначительное по своей величине и содержанию, носит все следы подражания не только Апокалипсису, но и «Иезеки-Илу». Оно должно быть, как признают и теологи (ошибочно отнесшие обе книги в до-христианскую эпоху), написано почти одновременно с «Иезеки-Илом».

Попробуем же вычислить его время.

В порядке колесниц, указанных в 6 главе этого пророчества, имеем:

1-я колесница с конями красными (по-еврейски АДМ).

2-я колесница с тусклыми (ШХР).

3-я с белыми (ЛБН).

4-я с пятнистыми сильными (БРД-АМЦ).

Здесь несомненно, что кони красные — Марс, белые — Юпитер и пятнистые, сильные — Луна, а относительно возможности толкования мрачных как Меркурия, по аналогии с его представлением в Апокалипсисе как темного (невидимого) коня, можно сильно сомневаться, именно потому, что Меркурий, всегда близкий к солнцу, обходит с ним все небо каждый год и потому играет лишь вспомогательную, а не руководящую роль в астрологических пророчествах и гороскопах общего характера. Трудно допустить, чтобы автор в своем перечислении упустил из виду главного руководителя по векам — Сатурна и заменил его невидимкой — Меркурием. Поэтому слово «Конь мрачный» — здесь должен быть Сатурн.

В таком случае мы сейчас же получаем возможность точного и самостоятельного определения времени этого пророчества. Из таблицы XI мы видим, что первое схождение Сатурна и Юпитера в Ущелье Млечного Пути, где стоит Змиедержец и извивается Змий, было в 453 году. Глава I пророчества дает нам и день наблюдения: 21 число одиннадцатого месяца (т.е. января). Это по нашему современному счету был еще вечер 23 января. Солнце тогда было в Козероге, и перед его восходом впереди всех шли по своей орбите красные кони Марса, за ними сумрачные Сатурна, за ними, почти рядом, белые Юпитера, а пятнистые кони Луны, уже обогнавшей в это время всех, накануне были в этой же тесной группе Марса, Юпитера и Сатурна. Значит, дело было дня за три или четыре до новолуния, и, сделав вычисление, мы, действительно, находим, что новолуние было как раз через три дня после указанного здесь 23 января. Оно было 26 января 453 года. Это был тот же год, в который наблюдал и автор книги «Иезеки-Ил», через полтора года после появления июньской кометы 451 года, но автор «Захар-Ии» наблюдал данную констелляцию за полгода до автора «Иезеки-Ила» и, вероятно, был его учеником. Табл. XI показывает положение светил вечером 23/24 января 453 года, приведенное в VI главе «Захар-Ии».

Кроме того, полтора года перед тем комета Галлея проходила из Тельца в Деву при Солнце, бывшем около Тельца, и в этом самом 453 году 24 февраля предстояло солнечное затмение, видимое в Риме и во всей Испании, в продолжение которого зашло Солнце. Ни в Византии, ни в Египте, ни в Месопотамии его не было видно, но оно могло быть ожидаемо и там при неимении точных способов вычисления.

Для большей отчетливости представления я прилагаю здесь схему расположения планет по созвездиям на 23 января 453 г., за месяц до солнечного затмения 23 февраля 453 года (табл. XII).

Долгота.

Сатурн в Скорпионе ___________________ок. 237°

Юпитер в Скорпионе ___________________ 238°

Марс в Скорпионе _____________________ 244°

Венера в Водолее _____________________ 335°

Меркурий в Козероге __________________ 317°

Солнце в Козероге ____________________ 306°

Луна перешла из Скорпиона в Стрельца __ 266°

Таким образом, и здесь астрономия явилась надежным руководителем при нашем путешествии в темную глубину времен. Без нее и мы тоже заблудились бы на этом поросшем быльем, извилистом и запутанном пути, как заблудились авторы Эпохи Возрождения, от которых мы получили наши сведения о первых началах человеческой культурной жизни. Астрономия дала нам даже и самую ночь наблюдения автора, описанного в 1 главе, и все в этой ночи (когда Солнце восходило в созвездии Козерога, ок. 306° эклиптикальной долготы) соответствует описанию, которое мы привели.

Колесница с мрачными конями (Сатурна) «шла к стране северной», т.е. Сатурн на своем орбитальном пути шел выше эклиптики. Колесница с белыми конями Юпитера действительно следовала за Сатурном тоже к северу от эклиптики. Колесница с быстрыми конями — Луна — действительно быстро шла за ним, мимо клешни Скорпиона в ущелье Млечного Пути, чтобы обходить остальную землю, а колесница с красными конями — Марс — действительно, как и говорит автор, шла к югу ниже эклиптики.

Таков гороскоп VI главы книги «Захар-Ия». Но в ней есть и другой гороскоп, в ее первой главе, начинающейся так:

Как понимать это последнее место? Если мы возьмем первичный солнечный, египетский год в 360 дней, то увидим, что начало года возвратится в первоначальное созвездие через 70 лет, и потому это число играет большую роль в астрологической каббалистике. Значит, дело было через 70 лет после Апокалипсиса, под сильным влиянием которого находится, как мы видели, автор. Семьдесят первым годом после 30 сентября 395 г., когда был написан Апокалипсис, является 466 год. Посмотрим же, насколько описанное здесь положение светил соответствует этому.

Вычисление показывает для 24 января 466 года по юлианскому счету:

Долгота

Солнце _________ 327° между Козерогом и Водолеем

Меркурий _______ 320° в Козероге

Юпитер _________ 283° в Стрельце

Марс ___________ 167° во Льве

Луна ___________ ок. 235 — 245° шла по Скорпиону.

Остальные же планеты, не показанные здесь, действительно шли отдельно.

Венера _________ ок. 3° долготы в созвездии Рыб

Сатурн _________ 16° тоже в Рыбах.

Они не были видны во время утренних наблюдений автора. Выходит, что первая глава написана через 11 лет после третьей, и лишь по ошибке ее листок попал в начало этой коллекции заметок. Этот гороскоп я и дал в своей книге «Пророки». Указание на «спасителя в запятнанной одежде» может относиться к солнечному затмению 24 февраля 453 года, рядом с сатаной Козерогом видимому в Риме.

Кто же был автор этой книги, если «Захар-Ия» (помнит Грядущий) есть только ее заголовок, характеризующий ее содержание?

Указания на его личное прозвище — бен-Барахия, бен-Эду, хотя и соответствуют арабскому обыкновению называть людей не по собственному имени, а по отчеству, имеют слишком определенный собственный смысл. Они значат: сын поклонника Громовержца, сын откровения, и это можно считать лишь за его собственную характеристику, а не за действительные имена отца и деда автора. Пусть историки ищут его в промежуток между плюс 451 г. (когда при Солнце в созвездии Рака и Юпитере, и Сатурне под Волопасом (в Деве) туда же шла, как божий меч, комета Галлея, навеявшая восклицание (гл. XIII) о мече, идущем на пастыря), между 453 годом (23/24 января), когда накануне праздника рождества в Скорпионе (между 240° и 250° долготы) собрались Сатурн, Юпитер, Марс и Луна, при Солнце и Меркурии в Козероге и при Венере — между Козерогом и Водолеем (гороскоп в главе VI). Только-что разобранная первая глава, как я уже сказал, повидимому, прибавлена позднее, так как гороскоп ее (Марс, Меркурий, Юпитер и Луна при входе в Ущелье Млечного Пути под Змиедержцем) относится к 25 января 466 г., т.е. написана через 70 лет после появления Апокалипсиса когда, повидимому, была окончательно отредактирована эта книга путем соответствующей перестановки ее главок, написанных каждая отдельно на промежутке 15-летних безуспешных ожиданий автором второго прихода «Великого царя».

Если же читателю-теологу покажутся неубедительными эти чуждые ему астрономические определения, то пусть он вспомнит об упоминаемом тут неоднократно имени Иисуса и о 30 сребренниках, за которые он был продан, по Матвею, не говоря уже о выписках из Апокалипсиса, и если в нем есть хоть небольшое критическое чутье, то он и без меня согласится, что это книга христианского происхождения. Автора ее надо искать среди «великих святых» V века под соответствующим греческим именем.

Глава VII.

(Книга Бен-Халкия, 451 г. нашей эры.)

Иерем-Ия по-еврейски значит: выстрелит Громовержец, или просто «Гермий». Это опять не автор, а заголовок книги. Об авторе же ее нам ничего неизвестно, кроме того немногого, что он в ней же сообщает о себе.

Теологи относят эту книгу к промежутку между 629 и 588 годами до начала нашей эры, т.е. к тому же времени, как и уже разобранную нами ранее книгу «Иезеки-Ил».

Действительно, нет сомнения в приблизительной одновременности их возникновения. И сюжеты и стиль обеих совершенно те же самые. В этом вы сами легко убедитесь, просмотрев мою книгу «Пророки», в которой я дал литературные переводы всех важнейших библейских пророков по еврейскому тексту, потому что современные церковные переводы настолько тяжелы и невразумительны, благодаря непониманию переводчиками их астрономических сюжетов, что чтение их является чем-то совсем кошмарным, в роде бесконечно-длинного бреда сумасшедшего.

Здесь я не нашел гороскопического описания планет, по которому мы могли бы вычислить точно время жизни автора, но зато есть нечто другое, не менее интересное для правильного представления о древней астрологии. Это — подробное описание пути кометы Галлея в июле 451 года и произведенного ею суеверного страха. Эту комету, как бывало и потом в средние века, христиане, ожидавшие возвращения «Великого царя», истолковали как знамение ею гнева на неверующих и этим сильно способствовали утверждению первичного, апокалиптического христианства в народных массах, за которыми невольно следовали и их не менее суеверные правители.

Вот какова первая глава этого вдохновенного пророчества.

Относительно того, что здесь описана комета, мне нечего распространяться. Это ясно для всякого, кто видал древние изображения этих светил и кто читал средневековые сообщения о них. Комета эта была видна, как говорится тут, в полном и ярком виде на севере, а это возможно только в летние ночи, когда солнце не так глубоко погружается под северный горизонт, как в южные, и этому соответствует дальнейшее описание автора, в четвертой главе его книги (4, 6).

В последних строках опять чувствуется влияние Апокалипсиса, где автор говорит:

Но вот комета ушла, и вся толпа, которая поклонялась «Стрельцу Громовержца», как пророку, ожидая предвещаемых им неслыханных бедствий, вдруг, опомнившись, отхлынула от него и, повидимому, выместила на нем свой прежний страх, как на обманщике и лжепророке.

«Шатер мой опустошен, — заключает он этот первый отдел (гл. X) своей книги, — и все веревки его порваны. Мои дети ушли от меня, и нет их». «Некому больше растянуть моей палатки и развесить в ней мои ковры. Это потому, что обезумели пастыри Громовержца и не призывали его. Они поступили безрассудно, и за то вот рассеяно их стадо» (10, 20 — 21).

«Но нет подобного тебе, Грядущий! — продолжает он, все еще не потерявший своей веры. — Ты велик и могуче твое имя. Кто не преклонится перед тобою, властелин народов? Ты один все знаешь, и нет подобного тебе между мудрецами всех стран и народов» (10, 6 — 7).

Вот как грустно и подавленно заканчивается первая часть исследуемого нами пророчества, озаглавленного так громко:

«Громовержец готовится пустить стрелу!».

Сравнивая ее торжественное начало с этим печальным концом, мы не можем не чувствовать полуподавленной, но глубокой душевной драмы верующего и мыслящего, по-своему, человека. Он искренно вообразил, благодаря постоянному усиленному изучению астрологии, что мессия призвал его пророчествовать еще «ранее того, как он вышел из утробы своей матери», и он пошел проповедывать о близком конце мира, испуганный огненною кометою, указывая на неё всем, как на объясненное ему самим богом небесное знамение, и определяя самый день его пришествия прохождением кометы через то или другое созвездие.

Какая же это была комета? Одностильность этого пророчества с уже разобранными нами «Иезеки-Илом» и «Захар-Ией» как ясно по стилю и сюжету, показывает на тот же V век нашей эры, а ее летнее время и дальнейшее описание не оставляют сомнения, что это была комета Галлея, причинявшая много страхов и в свои последующие возвращения, совершавшиеся через каждые 76 лет с небольшими отклонениями от этой средней нормы. Это было ее приближение к земле в 451 году, когда готовили свои книги и автор «Иезеки-Ила», и автор «Захар-Ии». Все они, повидимому, были одной и той же группой продолжателей учения Иоанна Златоуста, автора Апокалипсиса, принадлежавшего к предыдущему поколению.

И Сатурн и Юпитер сошлись в этом году в созвездии Девы, так оплакиваемой автором, да и Марс описывал в ней же свою орбитальную геоцентрическую петлю от января по сентябрь 451 года, пока не пришло в Деву Солнце и не освободило ее от него.

Сопоставим же дальнейшее описание кометы в книге «Стрела Громовержца» с ее описанием в китайских летописях, чтобы убедиться в верности нашего предположения.

Китайские летописи Ше-Ке и Ма-Туань-Линь говорят, что комету Галлея впервые увидели 17 мая 451 года около Плеяд, а к 10 июня (по Ше-Ке) и к 13 июля (по Ма-Туань-Линь) она была между Львом и Девой (в которой в это время сиял Юпитер, а налево от него, между Девой и Весами, находился зловещий в астрологии Сатурн, и гулял по ней взад и вперед Марс, направляясь к еще более зловещему созвездию Скорпиона). Отсюда понятны и вышеприведенные восклицания автора: «вот вышел, поднимаясь на высоту, Лев (т.е. созвездие Льва) из своей чащи, вот восходит из своего места Истребитель народов (Скорпион и сам Сатурн)». И все описание «Стрельца Громовержца» с точностью воспроизводит картину неба в это время и даже самое пребывание кометы в созвездии Девы:

«Лейтесь же, слезы, из моих глаз, — говорит он в главе XIV, — лейтесь день и ночь, не переставая! Великим ударом поражена Дева, дочь моего народа (рис. 71, речь идет о том моменте, когда комета Галлея, постепенно уменьшаясь, перешла 14 июля 451 г. из созвездия Льва в Деву). Я выхожу в поле, и вот она убита мечом; вхожу в город, и вот там изнывающие от голода: даже провозвестники будущего и священники бессознательно бродят по Земле! Разве ты, Громовержец, совсем отверг славящих тебя? Разве Путеводный столб опротивел твоей душе? Зачем же поразил ты нас так, что нам уже нет исцеления? Мы тебя ждали, а взамен — один ужас!»

Первая часть пророчества «Иерем-Ия» кончается десятой главою.

С одиннадцатой главы начинается новая рукопись того же наименования, вероятно, принадлежащая тому же самому автору. За время трехмесячного пребывания на небе кометы Галлея он, повидимому, так вдохновился, что написал по этому поводу несколько отдельных: рукописей, или посланий, к единоверцам собранных потом вместе, вследствие чего и получилась большая беспорядочность изложения.

«Я оставил дом свой и покинул свое наследство, — пишет он в главе одиннадцатой. — Разорение пришло на все холмы пустыни, потому что Меч Громовержца (комета) все пожирает огнем (т.е. по его объяснению производит страшную жару и засуху, бывшую в то время) от одного края земли до другого. Нет никому покоя! Посеяли пшеницу, а пожали терны! Измучились, и не получили пользы… Постыдитесь же прибылей ваших, видя пламя гнева Громовержца!»

«Плачет славящий Грядущего. Знатные люди посылают своих слуг за водой. Они приходят к колодцам и не находят ее.

Почва растрескалась оттого, что не падало дождя с неба на землю. Земледельцы в смущении покрывают свои головы в знак сокрушения. Лань оставляет в поле своих детей, потому что нет травы, а дикие ослы стоят на холмах, подобно шакалам, и глотают с голода воздух… Надежда богоборца! Спасатель его в дни скорби! Почему ты, как чужой на этой земле, как прохожий, зашедший на нее лишь переночевать? Почему ты молчишь, как испуганный богатырь, неспособный защитить? Ведь ты же между нами, Громовержец, и мы называемся твоим народом!»

«Бог Громовержец! Пророки наши говорят нам: вы скоро не увидите меча, и голод прекратится, и будет вечный мир в этих местах».

«Пророки, — отвечает он мне, — провозвещают ложь моим именем. Я не посылал их… Они вам возвещают призрачные виденья, пустые гадания и мечты своих сердец… Зато они и будут истреблены этим мечом и голодом, а народ, которому они проповедуют, будет разбросан по дорогам Святого города. Он погибнет от голода и меча, и некому будет хоронить его детей. Я вылью на них их собственное зло» (14, 12).

Но довольно. Оставим астрологию и рассмотрим и здесь явные заимствования из Апокалипсиса.

Там было сказано несколько строк о византийской церкви, олицетворившейся в Великой грешнице с Чашею в руках, «из которой она напоила все народы яростным вином своего шарлатанства», и в заключение было прибавлено:

«Отплатите ей вдвое за ее выдумку! В чаше, в которой она разбавляла вам вино, разбавьте ей самой вдвое той же мерзостью и нечистотой, как она» (18, 6), а перед этим было сказано о возвращающемся Иисусе: «на нем была одежда, обагренная кровью, а имя его „Слово бога“, и все сонмища небесные следовали за ним на своих светлых конях, облеченные в белые и чистые покровы. Острый меч исходил из его уст, чтобы им поразить образопоклонников. Он пасет их железным посохом и давит в корыте вино гнева и возмущения бога» (византийскую государственную церковь, Ап. 19, 13 — 15).

А вот как отразилось это место здесь:

«Возьми из руки моей эту Чашу (рис. 71) с яростным вином, — сказал мне Громовержец богоборца (проведя мечевидную комету над созвездием Чаши в средине июля 451 г.), — и напой из нее все народы, к которым я посылаю тебя!

Апокалипсис говорит об уходе жителей из великой твердыни «Врата господни» (Византийской церкви) так: «Выйди из нее, мой народ, чтоб не участвовать тебе в ее преступлениях и не принять ее наказания» (18, 4), да еще восклицает: «Пали, пали „Врата господни“! и больше ничего.

А здесь у Стрельца Громовержца это место превратилось в целое паническое бегство и развилось так:

«Бегите же из „Врат господних“! Пусть каждый спасает свою душу, потому что наступило время отмщения Громовержца, и он воздаст им должное! Они были золотою Чашею в его руке, опьянявшею всю землю. Народы пили из нее вино и безумствовали. И вот пали „Врата господни“! Рыдайте же о них все! Возьмите лекарства для их ран». — «Но мы уже врачевали их, и они не выздоровели… Оставьте же их, и пусть каждый идет в свою собственную землю, потому что преступление их достигло до небес, поднялось до облаков. Громовержец обличил их и обнаружил правду. Идите же и возвестите о их гибели у Путеводного столба» (т.е. у дощечки с надписью, рисовавшейся в созвездии Рыб на перекрестке небесною экватора с эклиптикой, это и есть теологический Сион) (51, 6 — 10).

Я не хочу здесь далее продолжить этих бьющих в глаза сравнений. Если даже и их недостаточно читателю, чтобы убедиться в том, что библейское пророчество «Иерем-Ия» писано под влиянием апокалиптического мировоззрения и под впечатлением появления кометы Галлея, то я решительно не понимаю, чего же большего ему надо. Ведь даже помимо астрономии весь стиль этой книги так одинаков с Апокалипсисом, что разделять оба пророчества полутысячелетним промежутком времени значит просто насмехаться над всякими временами и сроками.

Отсюда ясно следующее.

«Вавилонское переселение», в которое попал автор исследуемой книги, было не за 600 лет до начала нашей эры, как думали до сих пор, а около 450 года после него, когда царствовал преемник Феодосия II, Марциан, имя которого происходит от планеты Марса, а теократическая Византия V века названа Вавилоном, что в переводе на русский язык значит: врата господни. Это не анонимные развалины против местечка Хиллэха (Hilleh) на берегу среднего течения Тигра. Заголовок же книги значит или «Гермий» в честь легендарного отца наук, или имеет смысл «Громовержец нацеливается», а не имя автора. По арабскому обыкновению автор назван тут по отчеству: бен-Халкий. Но и бен-Халкий значит: сын разделения, и очень трудно допустить, что его отец действительно называется так. Или это искаженное греческое имя, или просто прозвище позднейшего происхождения.

Глава VIII.

(Книга Бен-Амоца, около 442 г. нашей эры.)

Вот и еще совершенно такая же книга: пророчество «Иса-Ия», т.е. «Освободит Грядущий». [1]

Опять заголовок, вполне соответствующий содержанию и не представляющий собою имени автора, будто бы жившего за 600 лет до начала нашей эры.

Кто же был автор? В еврейском тексте он назван бен-Амоц, а слово АМЦ по-еврейски значит крепкий.

Такое имя возможно, а потому нет ничего невероятного, что, по арабскому обыкновенно называть людей по отчеству, автор нашей книги и действительно носил при своей жизни имя бен-Амоц.

И у него я не нашел определенных гороскопов, а только, как и в «Иерем-Ии», указание на путь по небу другой очень интересной кометы V века.

Возьмем, например, место из главы XXXIV:

А в Апокалипсисе было сказано, как я уже цитировал и ранее:

Кто откуда взял это художественное сравнение? Говорят: взял Иоанн Богослов через тысячу лет после автора «Иса-Ии», но я скажу на это: знаменитый «богослов» как-будто немного опоздал: тысяча лет такой срок, в продолжение которого взгляды сильно изменяются, а тут то же самое настроение, значит, та же и эпоха.

Это эпоха V века, когда были написаны под громовым влиянием Апокалипсиса и предыдущие, уже разобранные нами пророчества. И все, что мы увидим далее, подтвердит нам это. Прочтем же и следующие строки этой главы о кометном мече:

Прежде всего сообразим: какая же это книга Громовержца, в которой мы должны все это прочитать, в которой все это уже предсказано до «Иса-Ии»? Тот, кто помнит хорошо содержание Апокалипсиса, сейчас же ответит: это ссылка на него!

Мне неловко без конца выписывать оттуда эти же самые фразы для их сопоставления с этим же самыми заимствованиями из него у библейских пророков. Но так как здесь автор сам предлагает отыскать описанное им в Апокалипсисе, то, в дополнение к предыдущему сопоставлению, я приведу еще одно. Здесь мы только-что прочитали:

А в Апокалипсисе (в гл. XIX) мы читаем об этой же твердыне:

Не буду же продолжать выписок и только скажу читателю: в настоящее время есть на всех языках, в том числе и на русском, сопоставительные издания Библии обоих заветов, где подстрочно указаны одинаковые места. Пусть он сам потрудится посмотреть и убедиться, что нет ни одной строки из Апокалипсиса, не переписанной, нередко в испорченном виде, у библейских пророков.

Итак, не только пророчества Иезеки-Ил, Захар-Ия, Иерем-Ия, но и пророчество Иса-Ия явно после-апокалипсическое, т.е. написано не ранее V века нашей эры. Значит, для точного определения времени последнего нам не надо путешествовать по всем до-христианским векам в поисках описанной здесь кометы, в виде меча божия, сделавшегося красным от крови Овна и Козлят (звездных групп в созвездии Возничего). Мы можем быть уверены, что найдем его в V веке. Он шел в небе на «Воина», но этот «Воин» не обычный Змиедержец, который у пророков везде называется АИШ, т.е. муж. Он назван здесь АДУМ, т.е. обычным названием мужчины, и его положение определено точно на небе его астральной обстановкой. Он, как мы только-что видели, находится близ Овна и Тельца, а, следовательно, может быть только астральным символом средневекового воинствующего христианина — Орионом.

Это на него шел меч-комета и, как видно по описанию, шел из Возничего с его Козлятами.

Когда была мечевидная комета с таким путем?

Обратившись к китайским летописям V века, мы сейчас же находим в них точное описание этого самого хода кометы. Вот оно целиком при переводе китайской хронологии и китайских созвездий на наши:

Это и была комета пророчества «Иса-Ия». Других походящих нет от времени Апокалипсиса вплоть до глубины средних веков. Можно, конечно, как я думал ранее, принять за повод к написанию этой книги и появление, между 17 мая и 10 июня 451 года, кометы Галлея около Плеяд. Выйдя из Тельца, в средине которого было солнце, и из-под Козлят под Орионом, сгоревших в огне утренней зари, она прошла по Близнецам (где хороводились всю осень и следующую зиму Сатурн и Марс) через Ясли Христа в созвездие Рака в Деву, символ его матери, а затем через Весы, символ суда над ним, к Скорпиону, символу его смерти, и к Змиедержцу, попирающему ногою эту смерть, где ждал эту комету Юпитер в Стрельце.

Она тоже легко могла вдохновить христианского пророка, и разница во времени будет только в девять лет. Я считаю возможным, что отдельные главы этой большой книги написаны более чем в девятилетний промежуток времени, а потому одни места относятся к комете 442 года, а другие — к комете 451 года. Но нам важно знать, что других таких комет не было в данную эпоху.

Итак, пророчество «Иса-Ия» написано через сорок семь лет после Апокалипсиса, пророчество «Иереем-Ия» — через пятьдесят шесть дет. «Иезеки-Ил» — через пятьдесят восемь, «Захар-Ия» в промежуток нескольких лет, начавшись через пятьдесят шесть и кончившись через семьдесят лет после Апокалипсиса. Все четыре принадлежат тому же поколению молодых астрологов, горячо ожидающих столбованного, воскресшего и исчезнувшего куда-то «Великого царя», обещавшего прийти вновь, по все еще не приходящего. К этой же эпохе относятся и остальные мелкие пророчества, из которых Иона с его неудачной проповедью против «Ниневии» (т.е. Красавицы) является лишь одной из легенд об авторе Апокалипсиса Иоанне, тем более, что и самое его имя есть лишь местное произношение имени Иоанн.

Библейская книга «Грядущая Свобода», т.е. пророчества «Иса-Ия», так полна еще воспоминаниями о «Великом царе», что средневековые христианские теологи недаром называли ее пятым евангелием. А на деле это было первое!

Действительно, в ней описано все существенное, что мы знаем из них о жизни «Иисуса».

А в Апокалипсисе о той же Столице успокоения, о новом Иерусалиме — небесной тверди — сказано:

«Не умолкну и не успокоюсь, — продолжает далее автор „Грядущей свободы“, — пока не взойдет, как свет, правда Громовержца и не засветится его спасенье, как горящий светильник. Проходите же, проходите в ворота Столицы успокоенья, приготовляйте путь народу! Ровняйте, ровняйте ему дорогу! Убирайте камни, поднимайте выше знамя! Кричите дочери Путеводного знака (скрещение небесного экватора и экпиптики в созвездии. Девы) : Вот идет твой спасатель, и с ним его награда и его воздаянье» (62, 1 — 12).

«Вот я творю новое небо и новую землю, — говорит Громовержец. — О прежних не будут вспоминать, и никому они не придут более на сердце (опять буквальное повторение строки 5-й в XXI главе Апокалипсиса).

Тут, читатель, вся биография Иисуса, как она рассказана в Евангелиях! И это еще более проявляется по-еврейски, где то, что мы перевели здесь словами «спасение» и «спасатель», читается прямо: Иисус!

Нужно было иметь величайшее религиозное ослепление в продолжение полуторы тысячелетий для того, чтобы, зная хорошо все эти многочисленные заимствования из Апокалипсиса в пророческих книгах псевдо-Ветхого завета, все эти совпадения с христианскими книгами и полное единство идеологии и стиля тех и других, все-таки утверждать, что библейские книги отделены от евангельских почти тысячелетним промежутком времени и принадлежат двум различным культурам!

Современному естественнонаучно подготовленному исследователю неловко даже читать это. Не нужно было никаких астрономических вычислений, чтобы по одному слогу и складу мысли сказать: пророческие книги непосредственно связаны с Апокалипсисом, и в них и в нем одна и та же натур-символика, одна и та же астрология, один и тот же век.

Глава IX.

Рассмотрим теперь и последнюю из четырех «больших пророческих книг Библии», озаглавленную «Дани-Ил».

По-еврейски этот заголовок означает просто: наука бога,[2] или наука всесильного, а не имя ее автора, который в этой книге нигде не обозначен. Так это выходит и по ее содержанию, а по ее сильно развитому слогу она, как утверждают и гебраисты, должна быть написана много позже других. Это же самое можно заключить и по ее языку и по имеющимся в ней астрономическим данным. Теологи относят ее к 568 году до начала нашей эры, а я к 568 году после него, т.е. на 1136 лет позднее, чем они, по следующим причинам.

Все, кто учился в старых школах, в которых еще преподавался «закон божий», знают легенду о «Данииле», объяснившем царю «Вальтасару» надпись: «Мани-Факел-Фарес», сделанную огненной рукой на стене будто бы его же дворца, во время пира. На деле же, по еврейскому тексту, при переводе на русский язык всех этих слов выходит, что во время Вальтасарова пира вдруг появился «огненный перст», начертавший навстречу Лампаде (лампаде ночи, т.е. Луне) на штукатурке дарственного чертога (т.е. неба) надпись: «Измеритель измерил: Весы и Персей».

В истории небесных знамений кометы назывались не только «огненными мечами», «огненными котлами», «огненными пальцами и кочергами», но и «огненными руками», являвшимися на небе, а потому и самое название «огненный перст» в этой книге, измеривший расстояние от Змиедержца-Измерителя и созвездия Весов до созвездия Персея, должна быть комета, прошедшая из Весов к Персею. А таких комет было только две за весь исторический период человеческой жизни на земле.

Первой из них была комета 568 года нашей эры, о которой китайские летописи говорят:

В это время Марс ходил в Рыбах, Юпитер во Льве, а Сатурн в Деве.

Вторая подходящая комета была в 837 году. Выйдя из-за Солнца в Рыбах 22 марта, она прошла через Водолея и 10 апреля, имея в длину 50 локтей, вошла в Стрельца, при чем хвост ее разделился как два пальца: один показывал на Весы, другой на клешню Скорпиона. На следующий день оба пальца-хвоста соединились, и голова кометы показывала на север, что при некоторой доле фантазии можно было счесть за указание на находящегося у северного горизонта Персея.

В этом году Сатурн ходил по Скорпиону, Юпитер по Овну, а Марс в апреле переходил из Козерога в Водолея, что более подходит астрологически.

Вот два единственные случая в летописи комет, на которых можно остановиться. Комета 837 года кажется с первого взгляда слишком поздней и потому невольно хочется взять сначала комету 568 года нашей эры.

В этом самом году лонгобарды (германцы-ариане) завоевали уже в Италии Ломбардию, но короли их почти тотчас же приняли католичество и усвоили итальянскую культуру. На востоке же в это время персидский царь-философ Хозрой I Справедливый (Нуширван, 531 — 579) отвоевал у византийцев,[3] под библейским именем Кира, всю Сирию и распространил затем Персидское государство до Индии, Аравии и Египта. Возможно, что комета 568 года могла показаться изнеженному византийскому царю Юстину II (565 — 578) (названному в Библии Балт-Ацаром, т.е. властелином сокровищ) [4] предвестником прихода Хозроя.

Если же отнести событие к 837 году, то мы попадаем в эпоху византийскою императора Феофила (829 — 842), иконоборца, поощрявшего науки и искусства и украсившего Константинополь роскошными зданиями, но неуспешно боровшегося с наступающими арабами. На востоке перед этим правил знаменитый Гарун-аль-Рашид (т.е. Гарун Справедливый), умерший в 809 году, а на западе не менее знаменитый Карл Великий, умерший в 814 году, который тоже совпадает с Нево-царем.

Значит, первоначальный Даниил (если автор был действительно одноименен со своим пророчеством) жил при Юстине II или при Феофиле. И вот как в Библии описано впечатление, произведенное на тогдашнего царя небесным знамением, предвещавшим ему поражение.

Я не буду здесь продолжать этой беллетристики, в которой перепутаны автором времена и страны, а перейду к объяснению «Дани-Илом» зловещей надписи: «Мани-Факел-Фарес»,[5] что в переводе значит: «Измеритель измерил: Весы и Персей».

Около 568 года, действительно, снова распалась Византийская империя. Часть ее перешла к персам, другая — на Балканском полуострове — к славянским народам. И интересно: эту же самую дату, 15 марта 568 года, дал нам и круглый Дендерский зодиак, на котором даже изображено шествие этой кометы в виде процессии Анубиса.

Столетний (или даже 400-летний) промежуток, отделяющий пророчество «Дани-Ил» от остальных, сказался и на его языке и на его идеологии.

В то время, как остальные библейские пророческие книги написаны «на древне-еврейском» языке, представляющем, собственно говоря, жаргон арабского, подобно тому как ново-еврейский язык современных польских евреев является жаргоном немецкого, пророчество «Дани-Ил» говорит с нами на чисто сирийском (арамейском) языке. Его слог богат придаточными предложениями, почти отсутствующими в еврейской библейской литературе, и апокалиптические следы виднеются в нем тут и там как следы зайца, пробежавшего давно но снегу: они уже отчасти заметены ветром и потеряли свою прежнюю определенность.

Я покажу здесь несколько таких следов. Наблюдая небо 30 сентября 395 года, т.е. за 170 лет до «Даниила», автор Апокалипсиса в VI главе отметил на нем четыре созвездия, каждое из которых знаменует одно из четырех времен года: Телец — лето, Лев — осень, Центавр-Стрелец, с лицом как у человека, — зиму и Крылатый конь Пегас, подобный летящему орлу, — весну.

А автор Дани-Ила, после чтения этого натур-символического места, видит уже «во сне» нечто несуразное:

Здесь, как мы видим, пропала уже вся художественная натур-символистика Иоанна, и заменилась чем-то чисто кошмарным. Откуда произошло все это?

Из того же Апокалипсиса, только из различных его глав. Там в главе XIII говорится:

Этот именно зверь, символизировавший в Апокалипсисе Римскую империю конца IV века, и разделился у «Даниила» на два, а к ним прибавился и четвертый зверь, уже от собственного воображения автора, пополнив таким образом каббалистическое число — четыре.

А вот и еще пример.

В Апокалипсисе было сказано о появлении среди туч солнечного лика, как символа сходящего на землю «Великого царя» — Иисуса.

А здесь читаем:

Но довольно. Переписывая и сопоставляя все однообразные Заимствования из Апокалипсиса у библейских пророков, можно довести читателя до гипнотического сна.

Я лучше поговорю здесь об одном чрезвычайно важном с исторической точки зрения сюжете.

Весь стиль книги «Дани-Ил», все его апокалиптическое содержание и, наконец, комета 568 года не оставляют сомнения, что значительная часть этой книги написана после 568 года.

В это время, от 531 г. до 579 г., в Персии, как я уже упомянул, царствовал знаменитый Хозрой I Справедливый, философ и завоеватель, стремившийся ввести в своей стране греческое образование, заводить школы, упорядочить суды и администрацию, развить земледелие и торговлю. С него списан легендарный Кир (Kurush), будто бы основавший Персидскую монархию еще в 548 году до начала нашей эры и подчинивший персидской власти все страны от Индии до Эгейского моря.

Этот Хозрой, конечно, не мог быть Вальтасаром, которому комета 568 года предсказала гибель, и потому я снова подтверждаю, что Вальтасар был византийский император Юстин II (565 — 578 гг.), единственный из могучих властелинов, пострадавший от кометы 568 года, и это вполне согласно с названием Византии V века Великим Вавилоном, что в переводе значит Великие врата господни, теократическое государство.

Но в той же книге «Дани-Ил», предшественник Юстина-Вальтасара, т.е. в переводе Юстина — могучего цезаря, был Наву-Хо-дон-Осор (Наба-Кудур-Уссур при-евфратских развалин), имя которого по-еврейски значит Нево (или посланник богов, Меркурий, Основа царства). Древняя легенда говорит, что он украсил свою столицу висячими садами и великолепными зданиями построил семь каналов и защитительных стен, покорил сирийские племена, победил египетского царя Нехао и будто бы разрушил Иерусалимский храм, т.е., в аллегорической передаче, был врагом иудаистов и умер в борьбе со скифами. Все это тоже, конечно легенда, но если Юстин II послужил материалом для выработки легенды о Вальтасаре, то образчиком для выработки легенды о Навуходоносоре должен был послужить его предшественник на византийском престоле, знаменитый законодатель Юстиниан I, родившийся в 483 году и умерший в 565 году. Его полководцы разгромили вандальское и ост-готское государства, присоединили к империи Италию, Северную Африку и несколько испанская городов. Он строил крепость против болгар, славян и аваров, строил роскошные постройки, до 25 соборов в одном Константинополе, в том числе Софийский (Соломонов храм магометан), а на папском престоле сидел в это время как раз папа Нево, т.е. Иоанн-Меркурий, прозванный ревнителем православия.

С этой точки зрения, хронологически надвигающей историю старо-персидской империи на ново-персидскую, а Вавилонию на Византию, как два различных варианта одних и тех же древних записей, очень интересно отметить, что в книге «Дани-Ил» предшественником Вальтасара является этот самый Навуходоносор-Юстиниан.

А вот и новая легенда о том же великом властелине Меркурии (Нево).

Какому из древних людей, имевших лишь очаги, пришла бы в голову такая гигантская печь до возникновения в Богемии рудоплавильных домн? Это писано не ранее IX века нашей эры.

А вот и еще образчик средневековых снотолкований в той же книге, рассказанный уже самим Меркурием (Нево).

«Тогда Даниил, — продолжает автор уже от себя, — около часа стоял в недоумении, и его мысли смущали его».

— Врагам бы твоим такой сон, мой повелитель, и ненавистникам твоим — его значение! Дерево, которое ты видел, — это ты, ибо твое величие достигло до небес и власть до краев земли… И вот приговор всевышнего: ты станешь жить с полевыми Зверями, и тебя будут кормить травой, как волов. Ты будешь пить небесную росу в продолжение семи лет, пока не узнаешь, что всевышний господствует над человеческим царством и дает его, кому хочет. А то, что было приказано оставить корень дерева, — это значит, что твое царство будет тебе возвращено, когда ты признаешь над собой небесную власть.

«И все это сбылось над могучим царем, — продолжает автор. — По прошествии двенадцати месяцев, расхаживая по царским чертогам „Врат господних“, он гордо сказал: „Не величественны ли эти „Врата господни“, которые я устроил для пребывания царей силою своего могущества и во славу своего величия?“

«Но не успел он окончить, как раздался голос с неба: „отходит от тебя царство!“ И он стал есть траву, как вол, стал напоять свое тело небесной росой, и выросли у него волосы как у орла (!?), ногти, как у птицы».

«По окончании же назначенных мне дней, — снова начинает говорить рассказчик от лица Меркурия, — я, могучий цезарь, возвел мои глаза к небу, и рассудок возвратился ко мне. Я был восстановлен на царство, и еще более возросло мое величие, в теперь я славлю, превозношу и величаю царя небес, все дела которого истинны и пути справедливы и который может смирить гордых» (4, 1 — 34).

Скажите сами, неужели вы видите здесь доисторический слог VI века до начала нашей эры, когда не было еще выработано даже скорописи? Нет, это опытная рука много читавшего человека, имевшего уже ряд литературных предшественников, несмотря на наивность некоторых выражений, в роде того, что у царя выросли волосы, как у орла, и несмотря на двойной переход изложения от первого лица к третьему в последнем рассказе.

Но я не буду останавливаться на слоговых особенностях, так как принадлежность этой книги VI веку нашей эры уже установлена мною посредством кометы Мани-Факел-Фарес. Я обращу только внимание читателя на то, что Вавилония здесь списана, как в Апокалипсисе и у библейских пророков, с Византии начала средних веков, и ее легендарные до-персидские цари списаны с византийских, но об этом мне придется детально говорить еще далее, в следующих томах этого исследования.

В Библии имя могучего царя Нево, кроме его подробного описания у Даниила, употребляется еще пять раз.

Один раз в книге «Иезеки-Ил» в пророчестве на гибель Царя-города или просто Царя [12] в первый день какого-то одиннадцатого года.

Это место — буквальная выписка из Апокалипсиса, где оно было применено к византийской церкви (см. главу XVIII).

А вот и в книге «Иерем-Ия»,вероятно, позднейшая вставка:

А вот и последнее упоминание во II книге царей, переписанное и в «Приморских рассказах» (2 Паралипоменон 36, 6 и отчасти у Иеремии 32, 28).

Вот и все о великом цезаре Нево в Библии. Здесь многое неясно.

Если могучий цезарь Нево или Меркурий списан у Даниила с Юстиниана I и отчасти с папы Меркурия (483 — 465 гг.), то нет причины думать, что и здесь он списан с кого-нибудь другого, хотя это и возможно, так как легендарное творчество не стесняется в выработке своих типов, присоединяя к ним черты из жизни целого ряда лиц вне пространства и времени. Упоминание в книге «Иерем-Ия» о том, что он изжарил двоих иудаистов на огне, сближает это место с рассказом книги «Дани-Ил» о попытке сжечь товарищей пророка в «огненной печи». Это похоже на ревнителя католического православия. А указание, что он считался могучим властелином севера, царем над всеми царями, и его гигантская доменная печь не дают никакой возможности отожествлять его с каким-либо из царей Месопотамии, лежащей прямо на восток даже от Египта и имевшей лишь очаги. Другое дело, если б перенесли действие в Италию и сочли за печь Сомму Везувия…

Глава X.

(Астрологическая аллегория схождения Юпитера и Сатурна около звездочек «Ослов» в созвездии Рака в 710 году.)

Рассказ о провозвестнике Валааме и его ослице вставлен в рассказ о том, как Моисей-избавитель выводил богоборцев из Миц-Римского рабства, а потому определение его времени по описанным в нем небесным явлениям представляет огромный интерес для определения времени и самого странствования избранного богом народа по пустыне неведенья. Это XX — XXII главы Книги Чисел.

Разберемся, прежде всего, в названиях местностей и в именах фигурирующих деятелей.

Относительно того, что рассказ о заговорившей человеческим голосом ослице не есть что-либо историческое, а простая аллегория или сказка, конечно, не может быть двух мнений в серьезном научном трактате. Но это ни в каком случае не простой вымысел, так как все действующие лица и весь ход рассказа поразительнейшим образом совпадают с небесными явлениями.

Слово Валаам [13] по-еврейски составлено из ВЛ, как называлась у древних сирийцев планета Юпитер, и ЭМ — множество. Но слово Ю-питер есть только испорченное произношение Ю-Патер, т.е. Иегова-отец. Все это значит: Юпитер, отец народа. Он назван сыном Беира,[14] т.е. Центавра, так как созвездие Центавра (Стрелец) считалось его домом. Имя царя Валака, пригласившего его проклясть божий народ, значит губитель. [15] Оно соответствует астрологической характеристике Сатурна, и он назван сыном Цпура,[16] при чем это имя переделано по ошибке толкователей из Цпира, созвездия Козерога, астрологического дома Сатурна.

Ослица, на которой поехал Юпитер-Валаам — это срединная звездочка в созвездии Рака, которая в древности называлась Ослами и Яслями и над которой Юпитер переходит через каждые двенадцать лет.

Ангел с мечом, остановивший путь Валаама через эту Ослицу, была (при этом астральном понимании) мечеобразная комета, прошедшая около нее, перед тем как Юпитер переменил свой путь около Ослицы с прямого на попятный, т.е. дело было осенью и зимой, когда солнце находится на противоположной стороне неба, на пути к созвездию Стрельца.

Место действия указано около Иерихона (ИРХ), т.е. Луны,[17] как значит само это имя, а дети богоборца, которых должен был проклясть Валаам-Юпитер по просьбе Валака-Сатурна, символизированы в звездах, совершенно согласно средневековым представлениям, что каждая звезда есть душа святого.

Их стан, т.е. созвездие, где находился Марс, показан при-Иордане (Эридане) в степях Муаба (Перво-отца), т.е. в Овне, если считать Муаб символом всего зодиакального пояса. Дети Овна — его звезды, по сути рассказа, вышли в это время с Моисеем воевать за Обетованную землю, что заставляет предполагать, что в Овне был Марс, как во время составления Апокалипсиса. Присутствие Марса в Овне всегда считалось символом выступления на борьбу самого Громовержца, бога богоборцев.

Таким образом, астрологический характер рассказа здесь несомненен: оба главные действующие лица — планеты Юпитер и Сатурн — даны в Раке, да и Луна показана тут же, и комета дана впереди Рака, т.е. по направлению ко Льву.

Все это дает полную возможность определить астрономически время составления этого астрального мифа.

Изложим, прежде всего, его содержание словами подлинника:

Тут дана вся картина троекратных схождений и расхождений Юпитера и Сатурна в созвездии Рака, около звездочки Ослицы, повторяющаяся через каждые 400 — 500 лет.

При этом Юпитер в продолжение пяти месяцев встречается с Сатурном два раза при своем прямом движении и раз при попятном. Это описано здесь во всех подробностях, с сохранением астрологических имен и характеристик обеих планет. Сомневаться в астрологическом характере всего этого рассказа невозможно.

Юпитер, как и всегда бывает в таких случаях, выйдя из Близнецов, догонял Сатурна в созвездии Рака, но когда «сел» на его звездочку Ослицу и начал ежесуточно ездить на ней от востока к западу, перегоняя стоящего впереди Сатурна, вдруг впереди, во Льве или Деве, перед ним явилась комета, и Юпитер начал идти попятным движением, как бы испугавшись ее. Потом в декабре или январе комета догнала Солнце и скрылась навсегда в лучах утренней зари в созвездии Скорпиона, в расщелине Млечного Пути, а Юпитер, идя прямым движением, перегнал первый раз Сатурна в Раке, потом второй раз в нем же на попятном пути и третий — при своем выходе из него во Льва. Это и описано так художественно в библейском рассказе, в виде трех приглашений Юпитера Сатурном проклясть народ богоборца в трех местах. Но Юпитер-Громовержец не захотел проклинать ни на одном из трех мест встречи, а, наоборот, везде благословлял, после чего обе планеты разошлись, и каждая пошла по созвездиям своей дорогой. Отмечу, что все это происходит в зимнее полугодие, когда не бывает гроз.

Такого рода встречи обеих этих планет, как я уже сказал, повторяются сериями, через каждые 400 — 500 лет.

Первая серия закончилась в 93 году нашей эры, а перед этим схождения были только в 33, -27, -86, -145 и -204 гг. Затем все прекратилось до минус VII века (таблица XI).

Следующая серия схождений в Раке началась в 413 году нашей эры, когда сближение было еще несовершенно: Юпитер перегнал Сатурна еще в Близнецах. После этого встречи были еще в 472, 532, 591, 650, 710, 769 и 828 годах, после чего прекратились вплоть до середины эпохи Возрождения, т.е. до XIV века. Единственные годы, в которые все произошло в созвездии Рака, как тут описано, были 532 и 710. Последний должен, конечно, показаться читателю слишком поздним. В этом случае выйдет, что библейская Книга Шифров или, как у нас ее переводят, Книга Чисел, написана в начале VIII века нашей эры. Возможно ли допустить, даже признав остальную ее часть написанной ранее, что в нее делались такие существенные вставки, как легенда о Валааме и его говорящей ослице, даже в VIII веке?

Я сам никогда не решился бы утверждать это, если бы к простому факту троекратного схождения Сатурна и Юпитера около звездочки Ослицы в одно и то же полугодие не присоединился другой, исключительный и на этот раз уже решающий, факт: появление перед Юпитером мечеобразной кометы, как бы заставившей его отойти на время от Сатурна. Видимые простым глазом кометы, особенно на пути к Солнцу, появляются в каком-нибудь определенном созвездии не каждое столетие. А при дополнительном условии нахождения тут же Юпитера, и Сатурна, перегоняющих три раза друг друга, такое сочетание слишком невероятно, чтобы его можно было приписать простому совпадению.

С этой точки зрения я пересмотрел по китайским летописям Ше-Ке и Ма-Туань-Линь все отмеченные там (с большой тщательностью) кометы, и получилось следующее:

А. — В первую серию схождения Юпитера и Сатурна в Раке, начавшуюся до начала нашей эры, были (???) следующие случаи:

В -204 году китайские астрономы, — говорят, — видели комету около Арктура в августе, когда Солнце было еще во Льве, но она негодна, так как была по другую сторону Солнца (Ше-Ке).

В -145 году совсем не было комет. Ближайшая была за два года до того в -147 г., да и то в Орионе, а не во Льве или Раке.

В -86 не было комет. Лишь за год перед тем в августе -87 года была видна комета Галлея на востоке, т.е. не подходящая.

В -24 году совсем не было комет. Ближайшая к нему — в -32 году, в феврале, а в остатке этой серии, в +33 году, совсем не было комет. Ближайшая была в +39 году. В +93 году тоже не было комет. Ближайшая к нему была в 102 году, да и то в Эридане.

В. — Во вторую серию схождений Юпитера и Сатурна в Раке кометы были только в январе 532 года в Змиедержце, когда Юпитер был уже впереди Сатурна, да еще как раз при уже отмеченном нами схождении Юпитера и Сатурна в 710 году, с поразительной точностью осуществляющем библейское описание.

В китайских летописях отмечена в 710 году комета, шедшая от созвездия Рака мимо Регула в созвездии Льва к созвездию Девы и исчезнувшая около Арктура в лучах утренней зари. Она одна вполне удовлетворяет библейскому описанию. Такая же комета описана у китайцев и в 713 году, но это не должно нас смущать: это была вторая комета, шедшая геоцентрически почти по тем же созвездиям, когда там уже не было Юпитера. На нее имеется такое указание в книге «Иисус» (Навин 5, 13):

Но вот богоборцы «затрубили в трубы, и пали заслоны Луны»… Это была комета 713 года, а данное затмение было 17 марта 713 г., после полуночи, при чем затмились три четверти лунного диска.

Относительно того, что легенда о Валаамовой ослице была за 3 года до этого, в 710 году нашей эры, можно убедиться и из дополнительных подробностей Книги Чисел. В соответствии с тем, что народ-богоборец вышел в это время воевать против иноверческих богов и «остановился близ Эридана», находится факт пребывания в этом -710 — году бога войны Марса как раз над Эриданом, где он оставался более полугода и описал тут почти такую же S-образную петлю, как и в 395 году, во время составления Апокалипсиса, что могло еще не забыться в VIII в.

Кроме того, последнему восклицанию Юпитера: «Вот восходит звезда Иакова», соответствует и нахождение Венеры всю осень 709 г. и весну 710 г. направо от солнца, в виде утренней звезды, которая в январе 710 года находилась в ногах Змиедержца, как и при составлении Апокалипсиса (около 274 о геоцентрически к 1 января 710 года), а что касается до поднимающейся трости богоборца, то это должна быть та же комета, которая остановила и Юпитера от его соединения с губителем-Сатурном.

Но не противоречит ли этому выражение Апокалипсиса в письме к пергамскому собранию верующих:

Мне кажется, что нет. В приведенной нами выше легенде, где Валаам только благословляет Израиля, нет ничего подобного сказанному в Апокалипсисе, а потому и приводимое мною место Апокалипсиса показывает лишь то, что еще в 365 году нашей эры были какие-то несимпатичные автору Апокалипсиса детали в сатурналиях, будто бы учрежденных по наущению Юпитера.

Считая, поэтому, дело о Валааме и его ослице решенным в указанном выше смысле, я остановлюсь теперь только на исторической характеристике момента.

Начало VII века характеризовалось завоеванием Иберии, т.е. Испании, арабами, и в следующем за этой легендой 711 году — основанием Кордовского халифата с династией Абассидов. Отсюда понятно и упоминание Иберии, которую завоевал в символе Сириуса сирийский араб. Это же время, особенно с 717 года, характеризуется борьбой византийского императора Льва Исавра с арабами и расцветом иконоборства, так как богоборцы, или израелиты, есть только другое название иконоборческих сект, во главе которых шел иудаизм и за ним уже родственное ему магометанство. Италию в это время завоевали франки, объединенные Карлом Мартеллом. Этот Карл в 714 году был избран австрийцами герцогом, а потому и майордомом всех франкских владений. Он разбил наступавших арабов сначала в 732 г. при Туре и затем в 737 г. при Нарбонне, спасши этим национальную культуру Западной Европы.

Таким образом, библейский Ассур — это (по крайней мере, здесь) средневековые арабы-магометане, а не допотопные месопотамцы.

Вся легенда о Валаке и Валааме с его ослицей есть астрологическое описание небесных и земных событий начала VIII в., приведенных в связь друг с другом.

Легенда эта не могла войти в Книгу Шифров ранее двадцатых или тридцатых годов VIII века, т.е. не могла быть и канонизирована ранее второго Никейского собора 783 — 787 гг.

Все это показывает, что вплоть до конца VIII века иудаизм, магометанство и христианство еще не дифференцировались по разным областям и национальностям, а были доступными для каждого, подобно течениям современной научной мысли.

В каждом народе каждый человек присоединялся к тому культу который ему более нравился, и только с IX века верования стали наследственны и национальны.

С этого момента прекратилась общность теологической литературы, хотя наиболее образованные учителя каждого течения и делали поправки и вставки в свои рукописи по чужим дополнениям, если они им нравились, но об этом не сообщалось пастве, которую начали воспитывать в ненависти к чужим религиям, как-будто неразрывно связанным с враждебными им национальностями.

Глава XI.

(Аллегорическое описание солнечного пути по созвездиям перед частным затмением Солнца под Андромедой 15 марта 359 г. нашей эры. Книга Судей 13 — 16.)

Самсон, или, вернее, Шамш-Он, по-еврейски значит Солнце-богатырь.[29] Он был назорей, что по-гречески значит Христос, а по-русски — посвященный в тайны оккультных знаний.

Как-то, идя по дороге к одной Деве в Стране «кочевников»,[30] своей невесте, этот библейский Солнце-силач (на полную аналогию которого с греческим Геркулесом указывал еще Дю-Пюи), разрывает своими руками челюсти Льва, попавшегося ему на дороге, как и реальное наше Солнце от начала нашей эры и до наших дней разрывает собою в августе челюсти созвездия Льва, проходя сквозь него к созвездию Девы. Идя второй раз по той же дороге, библейский богатырь-Солнце находит над трупом своего Льва пчелиный улей, а реальное наше Солнце, идя из созвездия Льва, проходит соответственно этому под огромным ульем мелких звездочек, называемым теперь менее подходящим именем «Кудрей Вереники». Кроме того, не забудем, что из созвездия Льва в средине ноября по временам вылетает огромный рой падающих звездочек, как пчелы.

Лучи Солнца в древности назывались его волосами, и рисовались как таковые на древних рисунках, изображавших его в виде человеческого лица. Оно никогда их не стрижет, в них его сила. И библейский богатырь-Солнце никогда не стриг своих волос, и в них был секрет его силы.

Оставив свою прежнюю невесту, т.е. зодиакальную Деву, в «Стране кочевников-облаков», библейский силач стал (как и одноименное с ним Солнце делает и до сих пор в марте месяце) приходить ежедневно ночевать к одной придорожной женщине, т.е. не находящейся в числе созвездий Зодиака, к Далиле, имя которой значит: свешивающаяся.[31] Таковым и является среди зодиакальных созвездий Андромеда, прикованная цепью к Млечному Пути. Она свешивается над эклиптикой и ложится спать (т.е. заходит) рядом с Солнцем в весеннее время и встает в это время утром вместе с ним.

Соплеменники Далилы поклонялись, по словам Библии, богу Рыбе,[32] а под Далилой-Андромедой как раз находится созвездие Рыб. Далила остригла богатырю-Солнцу в этом месте волосы, оно осталось на время бессильным, и это показывает на солнечное затмение в созвездии Рыб под Андромедой.

Зачатие богатыря-Солнца было возвещено, по Библии, Вестником бога (кометой) его матери — созвездию Девы, кульминирующей в марте в полночь, для того, чтобы родить его через девять месяцев в декабре, как родился, по Евангелию, и Иисус, когда кульминируют в полночь Ясли в созвездии Рака с их Ослом и Ослицей, и это сближает миф о еврейском богатыре-Солнце с мифом о христианском спасителе-Иисусе, родившемся, как передает христианское предание, совершенно при таких же обстоятельствах.

Одним словом, миф о Самс-Оне превращается в миф о солнечном затмении в созвездии Рыб под Андромедой, с предшествовавшим появлением двух комет, так как благовещение о нем Деве было, по словам Библии, два раза.

Все вышесказанное слишком ясно показывает астральный смысл мифа о Самсоне, чтобы могли возникнуть какие-либо сомнения. А соединение солнечного затмения в Овне, когда Солнце ложилось спать вместе с Андромедой, и предшествовавшее за несколько лет перед этим появление двух комет, шедших в Деву, дает достаточную возможность установить время мифа и даже его место, так как линия солнечного затмения всегда вполне определима, и надо выбирать только такие земные пункты, где оно достигло значительной степени при своем закате или восходе вместе с Андромедой.

Но раньше, чем это сделать, я и здесь дам сначала осмысленный перевод этой библейской астральной легенды, восстановив в ней значение собственных имен, чтобы читатель имел о ней полное представление.

Здесь ясно описано появление двух комет в созвездии Девы, одной после другой. Обе кометы были утренние и зимние, а вторая даже в точности была в декабре, когда созвездие Жертвенника восходит в пламени утренней зари.

Взглянув на список комет из китайских летописей, составленный Вильямсом,[38] мы видим из него, что такое событие совершалось только два раза в летописях комет.

Первый раз за 6 лет до солнечного затмения 228 года нашей эры, когда ноябрьская комета 222 года, при Юпитере в Близнецах и Сатурне в Стрельце, прошла от Солнца в Скорпиона через Весы и Деву, и затем, когда за три года до этого затмения совершенно так же прошла декабрьская комета 225 года при Сатурне в Козероге и Юпитере перед Львом и Девой.

Однако, это совпадение имеет один большой недочет. Библейскому силачу-Самсону оказалось менее трех лет, когда он начал ухаживать за Далилой-Андромедой и был острижен ею. Хотя это и астральный миф, но все же тут есть несоответствие, тем более, что миф этот, как мы видим, возник не ранее третьего века нашей эры: до этого времени никогда не было двух комет незадолго или за несколько лет до солнечного затмения в Андромеде.

Совпадает со всем описанным только один случай прихода в Деву двух комет: одной за 19 и другой — за 16 лет до солнечного затмения 15 марта 359 года, которое особенно ценно для нас еще тем, что полуостриженное от своих лучей Солнце легло спать в этот раз именно рядом с Андромедой. Комета эта была в Деве как раз во время праздника благовещения, что сближает евангельскую легенду об Иисусе Христе с легендой об этом библейском Иисусе — Назорее, или по-гречески — Христе. Так «Самсон» буквально и назван в словах ангела-благовестника в XIII главе рассказа: НЗИР АЛЕИМ… ЕУШИЕ АТ-ИШРАЛ,[39] т.е. назорей божий… Иисус Израиля» (Книга Судей 13, 5).

Интереснее же всего здесь то, что эта благовещенская комета явилась как раз за 28 лет до вычисленного нами распятия христианского «Великого царя» в 368 году, так что Солнце-силач, или Самс-Он является здесь как бы уже астрализированным «Василием Великим», тогда как в Евангелиях мы видим только зачатки его «вознесения на небо».

Через три года после этого, за 25 лет до вычисленного нами «распятия Христа», явилась и вторая комета, пришедшая в Деве уже зимой по пути от ног Змиедержца, прошедшая затем через Деву к Яслям в созвездии Рака и как бы предсказавшая этим его евангельское рождение в Яслях. Она вполне соответствует описанию в рассматриваемой теперь нами легенде, так как поднималась и наиболее ярком своем виде по утрам, над пламенем созвездия Жертвенника. Это была декабрьская комета 343 года, когда Сатурн был в Козероге, а Юпитер — во Льве, тогда как предыдущая комета, т. — е. первый раз благовествовавшая о Самс-Оне, была мартовская комета 340 года, когда Юпитер был и Тельце, а Сатурн — в Стрельце. Очень интересно отметить, что через 9 лет после этого к ногам Девы пришла от ноябрьского Солнца в ногах Змиедержца еще третья комета, благовествовавшая ей что-то зимой 349 года (когда Юпитер был в Водолее, а Сатурн — в Овне) почти весь декабрь, январь и Февраль за 19 лет до «распятия Христа». Не считая нужным Детально разбираться в этом вопросе, я отмечу только, что за 20 — 28 лет до 21 марта 368 года было достаточно комет в Деве, чтобы благовествовать ей не только о Василии — Иисусе, но и об Иоанне Крестителе, и о богатыре Самсоне-Солнце.

Перейдем теперь к дальнейшему переводу этого библейского сказания:

«Жена „Мирного“ родила сына и назвала его „Самс-Он“, что значит Солнце — силач, и вдохновение Громовержца начало действовать на него в стане Весов, между Скорпионом (ЦРЭЕ) и божьим Жертвенником (АШТ-АЛ»).[40]

Что же это за место — Огнемет?

Обратившись к астрономии, мы легко определим его. Это — пункт в созвездии Льва, около его шеи, под которым Солнце ежегодно проходит в августе, и откуда через каждые 34 года вырывались около 13 — 14 ноября (нового стиля и по звездному году) необычно сильные, самые сильные из всех, рои летучих звездочек. Это были поразительные явления: созвездие Льва бросало от себя ежеминутно в продолжение 5 часов во все стороны десятки тысяч огненных копий (рис. 78).

Теперь этот огнемет, повидимому, прекратился вследствие того, что производящий его рой метеоритов, обращающийся вокруг Солнца в 33

Не трудно убедиться, что этот же огнемет был и в 370 в в 337 годах, между которыми было время возникновения легенды О Самсоне и Далиле. От 902 года, о котором говорит летопись, до 1866 года, когда это явление астрономы видели в последний раз, прошло 964 года, т.е. 29 обращений этого роя по 33 года каждый, а от этого же летописного 902 года до ноября 358 года, предшествовавшего описанному здесь солнечному затмению под Андромедой 15 марта 359 года, прошло 544 года, содержащие 161 /3 обращений этого рол по 33 года каждый. Значит, огнемет, который описывает автор, был в ноябре 370 и 337 годов, и его имя превосходно объясняется и подтверждается метеоритами, летевшими тогда в виде тысячи огненных копий из своих радиантов в созвездии Льва (рис. 78).

Нет ли в Библии указаний и на другие небесные огнеметы? Ведь такие же, хотя и слабее, бывают теперь ежегодно.

Из созвездия Ориона (ориониды) около 18 октября н. с.

Из созвездия Персея (персеиды, лучше: Медузиды) 10 августа.

Из созвездия Водолея (аквариды) около 6 мая и 28 июля и. с.

Из Геркулеса (геркулиды) около 20 апреля н. с.

Из Близнецов (геминиды) около 10 декабря н. с.

В следующих томах этого исследования мы, действительно, найдем указания и на них,[43] а теперь возвратимся к предмету.

Очевидно, тут опять фигурируют не только звезды и тучи, но также и дожди падающих звезд, представлявшиеся древним огненными копьями при сражениях невидимых войск на небесах. Но вот, в последней главе легенды уже явно фигурирует мартовское затмение Солнца, когда оно опускалось на ночлег рядом с созвездием Андромеды и вставало по утрам вместе с нею.

Мы видим, что дело уже идет о помещении семи планет в эклиптикальной сети неба (ткацком станке небес), показывающее, что она была известна составителям легенды…

Так оканчивается библейская легенда о богатыре-Солнце сказанием о каком-то землетрясении, случившемся во время вторичного затмения Солнца, в Змиедержце. Мы знаем, что солнечного затмения во время казни Иисуса 31 марта 368 года не было, а было лунное. Солнечное же, «ужасное», в Змиедержце было в Константинополе уже после смерти «Великого царя» 20 ноября 393 года, за два года до появления Апокалипсиса.

Чтоб не оставлять дела в незаконченном виде, я прилагаю здесь список всех закатных и восходных солнечных затмений, подходящих к исследуемой легенде. Для краткости обозначаю их схематически (т.е., например, 52 — III — 29 значит: солнечное затмение 52 года нашей эры, марта 29, и т. д.) и при этом даю характеристику.[47]

Затем не было совпадений вплоть до напечатания Библии Гутенбергом около 1450 года нашей эры. Считая 852 год слишком поздним и потому менее подходящим, я останавливаюсь на 359 годе, как на отмеченном событием, которое впоследствии, лет через 20, стало приводиться в связь с жизнью евангельского «учителя или ученого».

Я думаю, что легенда о Самсоне — это одна из легенд об Иисусе, создавшаяся в начале V века нашей эры, когда точные сроки различных деталей жизни «Великого царя» стали уже стушевываться.

Лунное затмение, как менее эффектное, невольно подменилось тогда этим, как мы и видим в Евангелии Луки. В первоначальном кратком сообщении Марка было сказано просто: «В шестом часу (когда Иисус был на столбе) настала тьма по всей земле до часа девятого… и завеса храма разорвалась надвое» (т.е. было землетрясение). А Лука вставляет сюда: «и померкло Солнце» (24, 45).

Здесь же, в мифе о Самсоне-Геркулесе, или богатыре-Солнце, все событие уже настолько астрализировано, что реальность осталась только как тень, как очень слабый фон астрального мифа, хотя аллегория прекрасно выдержана. В 368 году произошло трагическое событие: столбование популярного ученого, сопровождавшееся лунным затмением и землетрясением, приведшим его жизнь в связь с небесными светилами и таинственными силами подземной природы. И вот в предшествовавших этому небесных явлениях стали искать таких же соотношений с его жизнью. Кометы, приходившие в созвездие Девы, стали казаться благовестницами о нем, солнечное затмение 359 года, за девять лет до его казни и воскресения, заменило собой в Евангелии Луки лунное, а здесь причина его гибели была приведена в связь с созвездием Андромеды, явившейся в этот миф под именем Далилы, евангельской Магдалины,[48] как-будто усыпившей Иисуса у себя на коленях и лишившей его духовной силы.

Но как бы вы ни смотрели на соответствие легенды о «Самс-Оне» с легендами о «Великом царе», эта легенда интересна нам тем, что определяет позднее время составления Книги Судей и объясняет смысл многих имен, встречающихся в Библии. Под именем кочевников (по греческому произношению — филистимлян или палестинцев) здесь фигурируют сирийцы, символизированные в облаках и во внезодиакальных звездах, а израильтяне-богоборцы, совпадающие с первыми иконоборцами этого времени, символизированы в 12 эклиптикальных созвездиях, и сам «Великий царь» (Иисус), олицетворенный в Солнце, представляется здесь отцом последующих иконоборцев.

Таким образом, иудаизм не предшествовал христианству, а развивался параллельно с ним, и Старый завет Библии не предшествовал Новому, а был позднее его первой книги Апокалипсиса.

Мне нет здесь места для разбора астрального смысла остальных легенд, приводимых в библейской книге «Судьи», в следующей за ней книге «Самуил» и в I и II Книгах Царств, но пусть читатель, знающий одновременно историю астрономии и древнееврейский язык, сам попробует сделать это с точки зрения, на которой я стою, и он найдет тут обильную жатву для современной свободной науки.

Глава XII.

(Астрономическое гадание по поводу полного солнечного затмения во Льве 19 июля 418 года, виденного в Риме, Греции и Месопотамии перед наступлением «еврейской» субботы, при Сатурне во Льве и Юпитере в Скорпионе.) 

Это небольшое библейское пророчество интересно для нас тем, что его астрономическая основа была указана уже давно Корниллем.[49] Этот теолог справедливо отмечает, что заключающаяся здесь фраза: «Я совершу закат Солнца в полдень и омрачу землю посредине ясного дня»,[50] говорит определенно о предсказании автором полуденного солнечного затмения. Об этом же свидетельствует и другое место: «На всех улицах будет плач, во всех переулках будут говорить: „увы! увы!..“ Горе желающим видеть день бога-Громовержца: он мрачен, а не светел… Он тьма, и нет в нем сияния».

Считая по церковной традиции, что Амос (что в переводе значит: сильный) написал это в 787 году до начала нашей эры в Месопотамии, астрономы искали там полного солнечного затмения и не нашли ни одного, не только около этого времени, но и даже от — 900 по 19 мая — 556 астрономического года,[51] когда впервые полное затмение прошло через месопотамский Кандигир из Испании, пройдя через все Средиземное море, да и то не около полудня, а перед самым закатом солнца. Пользуясь натяжкой, обычной почти во всех таких несогласиях истории и астрономии, заключили, что дело здесь идет о июльском затмении — 763 г., проходившем неширокой полосой от африканского берега через Кипр к Каспийскому морю и невидимом в полном виде ни в Европе, ни в Александрии, ни в Палестине, ни в Месопотамии, т.е. абсолютно негодном.

На этом и успокоились, считая пророчество Амоса подтвержденным астрономически (!)».

Теперь, когда мы доказали путем вычисления времени псалмов и других библейских пророчеств, что эпоха их творчества была V и VI века нашей эры, нам ничего не стоит определить самым точным образом время и этого пророчества, а вместе с тем выяснить и все его особенности.

В самом заголовке его стоит: «Слова сильного (Амоса) одного из пастухов Трубы (наблюдателя кометы, имевшей вид трубы, как и представлялись многие кометы в древности, рис. 82), изреченные им о богоборцах во дни Озии, иудейского царя, и по дни Иеровоама (Второго), израильского царя, за два года перед землетрясением».

Обратитесь к каталогу комет Вильямса, составленному по китайским летописям,[52] и к канону затмений Гинцеля,[53] и вы сейчас же найдете по ним это сочетание кометы и затмения в районе Средиземного моря в полном виде только в V веке нашей эры, а до тех пор не было ничего подобного даже от минус тысячного года.

Впрочем, нам незачем и обращаться к Гинцелю или Вильямсу.

Вот здесь на таблице XV собраны мною все полные (как требуется в пророчестве солнечные затмения, имевшие место около полудня в бассейне Средиземного и Персидского морей от минус 602 года. Для краткости я схематизировал их и здесь, обозначая сначала год, затем (римской цифрой) месяц и в конце — день месяца.

Здесь выбор между 393, 1133 и 418 голами, конечно, должен быть решен в пользу последнего.

Это было знаменитое затмение Солнца в пятницу 19 июля 418 года, когда Солнце из созвездия Яслей (теперь Рака), под которым по церковному преданию родился евангельский Христос, переходило в созвездие Льва к его Василиску (Регулу), готовясь его закрыть своим диском, но само было, так сказать, временно проглочено им. Это затмение проходило широкой полосой из северной Испании через всю Корсику, среднюю Италию, Дарданеллы, к Северному берегу Персидского залива, т.е. почти через всю Месопотамию. Особенно эффектно оно было в Риме, так как полное потемнение Солнца приходилось там именно в полдень, как и указано в пророчестве. Это определяет сразу и место наблюдения Амоса. Он писал не в Месопотамии и не в Палестине, хотя и там оно было таким же эффектным после полудня, а в Риме.

О комете же, сопровождавшей это затмение, говорится не только в заголовке, но и в тексте, под разными формами, точно так же, как и о сопровождавшем его через два года землетрясении. «Пала, не встает более Дева богоборцев (Дева появляется в июльские и августовские дни только перед своим закатом), а некому поднять ее (5.2)». «Ревет ли Лев в лесу, когда нет ему добычи?» (3.4). «Вот тот, который создал Семизвездие и созвездие бурь, кто превращает смертную темноту ночи в ясное утро, а день омрачает вдруг, как ночь, и внезапно (от землятрясения) разливает воды моря по лицу земли (5.8), говорит вам: «Вы построите дома из тесаных камней, а жить в них не будете (намек на землетрясение), разведете прекрасные виноградники, а вина от них не будете пить» (5.11).

Глава XIII.

Глава XIV.

Для того, чтобы выяснить себе, что именно понимается в Библии под словом еврей (ЭБРИ), рассмотрим немногочисленные случаи, в которых оно там употребляется. Это не трудно сделать по имеющимся в теологической литературе специальным алфавитным указателям всех библейских слов.[65]

Вот они все собраны в приложенной здесь таблице XVI.

[66],[67]

[68]

Прежде всего мы с удивлением видим, что слово еврей ни разу не употребляется в наиболее древних и важнейших библейских книгах. Его совсем не существует в таких, как Левит, Числа, Второзаконие. Его нет в библейских исторических книгах «Мелехи» (неправильно названных в греческом переводе 3 и 4 книгами Царств), нет в книгах «Приморские Повести» (по-гречески — Паралипоменон). Его нет в Евангелиях, нет в псалмах, нет в притчах и в библейской беллетристике, каковы книги: Эсфирь, Руфь, Юдифь, Товит, Песнь Песней и т. д. Его нет нигде у пророков, за исключением одного раза в несерьезном рассказе об Ионе. Когда моряки, пожелавшие бросить его в море во время бури, спросили: какого он народа? Он отвечал им: я еврей (ЕБРИ), чтущий Громовержца, бога небес, творца неба и земли (Иона 1, 9). Да еще у Иерем-Ии слова «еврей и евреянка» употреблены в смысле рабов: «и было слово Громовержца к Иерем-Ии, чтобы каждый отпустил на свободу раба своего и рабыню свою, еврея и евреянку, чтобы никто не держал в рабстве брата своего, богословца» (Иер. 34, 9). Одинокие случаи употребления этих слов у пророков и пояснительный смысл их заставляют думать, что даже и это — средневековые вставки комментаторов.

Во 2-й книге Саму-Ила евреев тоже нигде нет, а что касается до 1-й книги, то это слово там употреблено только в четырех случаях. Прежде всего «скитальцы» (по-библейски «Филистимы») четыре раза презрительно называют «богоборцев»: «Зачем здесь эти евреи?» говорят они. «Отчего такой громкий крик в стане евреев?» спрашивают они потом. «Укрепитесь и будьте мужественны, чтобы не поработили вас евреи, как они порабощены вами?» (4, 6 — 9).

Потом в главе XIII таким же именем называет «богоборцев» и Саул, говоря: «пусть слышат это евреи», но в следующей же строке автор опять говорит от себя: и все «богоборцы» услыхали о том (13, 3). Потом немного далее в книге «Саму-Ил» говорится, что «не было кузнеца в земле „богоборца“, так как их поработители, пришельцы, постановили, чтобы евреи не делали себе ни меча, ни копья» (13, 19)

Затем в XIV главе опять «скитальцы» называют богоборцев евреями:

«Вон евреи выходят из ущелий, в которых скрывались, — говорят они» (14, 11). «И жили евреи между скитальцами» (14, 21), — замечает автор уже от себя, если в этих единственных четырех упоминаниях мы не имеем дела с позднейшим языком переписчиков. А это невольно приходит в голову, потому что в той же самой книге мы находим слово богоборцы (изра-эль), служащее для обозначения того же самого общественного слоя в смешанной стране, употребленным около тридцати раз, а во всей Библии более 1000 раз. Эпитет богоборцы в применении к упомянутому слою населения, жившему особо среди других иноверческих сдоев, обозначал, конечно, не борьбу их с самим творцом мира, как это старается подсказать нам одно наивное место Книги Бытия (32, 28) о ночной борьбе Иакова с богом, годное только для чтения малым детям. Оно обозначает борцов с языческими богами и их изображениями в статуях и на иконах во имя нерукотворного единобожия, т.е. название богоборцы (изра-зль) обозначало тогда не расу, а определенное течение религиозной мысли того времени.

А вот случаи, где слово «еврей» употреблено в Книге Бытия.

1) «В четырнадцатом году пришел Кэдорлемэр (КДРЛ-ЭМР) и цари, которые были с ним (14, 5) к источнику Кадес и взяли все имущество Содома (СДМ) и Гоморры (ЭМРЕ) и Лата (латинянина), жившего в Содоме (повидимому, в Стабии близ Везувия). Но один из убежавших из плена известил об этом «отца Рима», еврея.[69] «Отец Рим» погнался за пленителями и возвратил Лата (латина) и имущество его и его народ» (14, 5 — 16).

2) «Жена царского вельможи обратила свои взоры на Иосифа, схватила его за накидку и сказала: „ляг со мною!“, но он оставил накидку в ее руках и выбежал вон. Она сохранила у себя накидку до возвращения своего мужа и сказала: „раб еврей, которого ты привел к нам, пришел ругаться надо мною…“ „И взял Иосифа его господин и отдал в темницу“ (Бытие,39.7 — 20).

Кроме того, в окончании этой легенды сказано, что когда Иосиф, сделавшийся после своего освобождения из темницы первым сановником верховного вождя миц-римцев, угощал приехавших к нему отца и братьев парадным обедом, «то ему подавали особо, и им особо, и миц-римцам особо, потому что мерзко для миц-римцев вкушать хлеб вместе с евреями»(43, 32) .

Таким образом, во всей Книге Бытия слово еврей (ЭБРИ) употребляется, собственно говоря, только в применении к братьям Иосифа и притом тоже с указанием, что «евреи» уже в это время презирались какими-то иноверными народами до того, что с ними не считалось приличным даже обедать за одним столом. А это никак не могло быть до начала средних веков, когда несколько единобожных сект действительно стали до такой степени враждовать друг с другом, что уже не хотели иметь друг с другом ничего общего. Пусть даже эти миц-римцы были лишь господствующим классом в Египте, который назывался по-коптски Хеми или Хм (ХыМ), это нисколько не меняет дела. Если б с Иосифом обедали тогда язычники, то они поклонялись бы всем богам, в том числе и «творцу мира» и не брезговали бы никем.

А прибавка эпитета ЭБРИ к имени отца-Рима (АБ-РМ) в XIV главе Бытия указывает лишь на то, что слово «эбри» (переселенец) служило прозвищем основателя Римской империи.

Вот и все, что говорится в Книге Бытия об евреях.

Немногим более того мы находим и в книге «Исход», т.е. в собрании легенд о Моисее и Ароне, при чем отметим, что слово «Моисей» в переводе на русский язык значит «крещенный водою», или «спасенный», и есть эпитет, а не данное родителями собственное имя.

Вот каждое из семи мест, где там употребляется слово «еврей»:

Властелин миц-римцев сказал (подобно евангельскому «Ироду») акушеркам евреянок: «Наблюдайте при родах. Если будет у них сын, то умерщвляйте его» (Исход 1, 14, 16). «Но бабки сказали ему: „Еврейские женщины не так, как миц-римки: они рождают прежде, чем придет к ним акушерка“ (Исход 1, 19).

Потом рассказывается, как мать великого посвященного (Моисея), чтобы спасти свое дитя, пустила его в корзинке в реку перед приходом туда дочери «длинноволосого» («ПАРЭ»). Увидя ребенка, плавающего в корзине по реке, она сказала: «это из еврейских детей» (Исход 2, 6).

Потом, после рассказа о том, что Моисей был воспитан как миц-римец, говорится: «Моисей увидел раз, что миц-римец бьет одного еврея из его братьев». «Он убил миц-римца и зарыл его в песке. Когда же он вышел на другой день, то увидел, как ссорятся два еврея (2, 6, 11, 13). Оказалось что они уже знают о поступке Моисея. Испугавшись, он убежал в Модину (МДИНУ), но там бог, явившийся ему в северном сиянии (венце из терновника), сказал ему: «Иди к „длинноволосому“ [70] со старейшинами богоборцев и скажи ему: «Мы хотели бы итти в пустыню на три дня, чтобы принести жертву богу евреев». (6, 3). Но несмотря на эти слова, «длинноволосый» не отпустил порабощенных им людей, и бог опять говорит своему посвященному: «Скажи ему еще: бог евреев послал меня к тебе сказать: отпусти народ» (7, 16). А когда и в этот раз «длинноволосый» не отпустил, то бог третий раз повторяет то же приказание. «Так говорит Грядущий, бог евреев: отпусти народ мой совершить мне служение» (9, 1, 13). Потом бог приказывает, прежде чем назначить последнее наказание миц-римцам за захват его народа, снова сказать «длинноволосому»: «Так говорит Громовержец, бог евреев: „до каких пор ты не захочешь смириться передо мною?“ (10, 3).

Ни в каком другом месте Библии, кроме этого разговора великого посвященного с длинноволосым патриархом миц-римцем, библейский бог не называется богом евреев. Да и в этих исключительных случаях мы не видим, чтобы под именем «эбри» подразумевалась отдельная нация или народ, имеющий в Азии одноименную с собою землю, подобно тому, как армяне имеют Армению, персы — Персию, арабы — Аравию и т. д. Единственные две земли, одноименные с эбрами (евреями) — это древняя западная Иберия, т.е. Испано-Португальский полуостров, жители которого, действительно, назывались иберами, да восточная Иберия (Армения с Грузией), описанная в семнадцати-книжной географии, приписанной издателями автору кануна христианской эры «Косоглазому» (Страбону) и имеющейся лишь в изданиях книгопечатной эпохи, но не в рукописях.

По этим двум Ибериям «Косоглазого» за родоначальников евреев приходится считать или испанских мавров, или часть армян, принявших когда-то арабскую культуру. Арамейский язык, на котором написаны некоторые книги Библии, в том числе весь «Даниил», отчасти сохранился в Сирии и до настоящего времени, как одно из наречий арабского языка, искажением которого представляется язык остальных библейских книг, который мы и называем теперь «древнееврейским языком», подобно тому, как латинским языком мы называем средневековый жаргон древне-итальянского языка, а греческим классическим такой же средневековый жаргон старинного эллинского языка.

По своему произношению и происхождению дошедший до нас библейский язык должен быть аналогичен современному немецкому жаргону польских евреев. Считать его за действительный первобытный язык, от которого произошел арабский, так же неосторожно, как считать современный немецкий язык за позднейшую отрасль польско-еврейского.

О существовании специального еврейского языка в старозаветной Библии не говорится ни слова. По-гречески же о нем упоминается два раза в Апокалипсисе (9, 11; 16, 16), четыре раза в Евангелии Иоанна (5, 2; 9, 13; 17, 20) и раз в Евангелии Луки(23, 38), но всегда как пояснение к употребленному там и нередко неправильно произнесенному арабскому названию. Так, например, в Евангелии говорится: «Есть в Иерусалиме купальня, называемая по-еврейски Вифезда» (Иоанн 5, 2), или «и была над ним (столбованным Иисусом) надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: «Это царь богославцев» (Лука 23, 38).

Если мы допустим, что это лишь пояснительные надписи средневековых переписчиков к местным палестинским названиям, странно звучавшим в их ушах, то придем к заключению, что слова еврейский язык вошли в употребление для обозначения специфической вариации арабского языка лишь в христианскую эпоху. Только в сравнительно очень поздней средневековой книге «Деяния» говорится (21, 40 и 22, 2), что раз «апостол Павел» в Цезарии произнес собравшейся толпе речь на еврейском языке, но по содержанию вся эта речь носит характер средневековой придуманности, тем более, что в то время, к которому относится даже самими теологами речь Павла (I век нашей эры), «еврейский язык», как разговорный, совсем не существовал. Современные гебраисты, отстаивающие его глубокую древность и естественное происхождение, говорят, что он был окончательно и повсюду, даже в Палестине, «вытеснен арамейским» за четыре века до начала нашей эры.[71]

Значит, и в «Деяниях», и в Евангелиях еврейским языком называется арамейский или, может-быть, арабский язык. Только на них и могли в то время еще вестись в народе разговоры и существовать общепринятые названия местностей. Ни одному путешественнику по современной Италии не придет в голову написать: около Неаполя есть гора, называемая по-латыни «Везувий», или заговорить там с итальянской толпою не по-итальянски, а по-латыни. Точно в таком же положении писали и евангелисты и в таком же положении говорил «Павел». Арамейский же язык употреблялся «евреями» вплоть до

Все это показывает, что евреев, как самостоятельной расы, имевшей когда-то в Палестине свою территорию и свое государственное устройство, никогда не существовало. Это была не раса, а интеллигенция своего времени, «избранный народ из всех народов», слой образованного населения стран, тянувшихся в IV, V, VI и VII веках от Испании через всю северную Африку и Египет до Армении включительно, и отчасти захвативший и Византию. Этот слой писал и, вероятно, даже говорил между собою, помимо своих родных языков, еще особым, ученым арабским, в котором некоторые аравийские звуки быстро упростились, т.е. перешли в другие, вследствие неуменья иностранцев правильно выговаривать их. Этот язык для них был то же, что средневековый латинский для европейцев.

Такой же скептицизм мне хочется выразить по отношению к «глубокой древности» и других западно-азиатских памятников грамотности, а, следовательно, и языков, на которых они написаны.

В довольно значительном количестве клинообразных надписей, выцарапанных на кирпичах и перевезенных большею частью в Берлин, Париж и Лондон, ассириологи находят доказательство существования там погибшей в незапамятные времена древней культуры, сродной с недавней урало-алтайской. Вместе с разными молитвами, заклинаньями, гимнами и надписями царей я этих памятниках старой письменности имеется ряд коротеньких повествований на библейские сюжеты, до того сходных с последними, что заимствование их сюда из Библии или отсюда и Библию — несомненно. Археологи относят их время за 4000 — 5000 лет до начала нашей эры, исходя из вкоренившегося в нас внушения о большой древности Библии и из предвзятого предположения, что Библия заимствовала свои сюжеты из клинописей, а не они из Библии.

Однако, это совсем не доказано, а потому не доказано и то, что носители клинописной культуры не были временными завоевателями персов, живших издревле в долинах Тигра и Евфрата, подобно тому, как монголы были временными завоевателями России. Скорее всего это было именно так, а потому и существование в той местности за много тысяч лет назад «аккадо-суммерийской» культурной расы, будто бы завоеванной надвинувшимися с севера «евреями», перенявшими ее культуру, возбуждает большие сомнения. Катастрофическая теория развития человечества путем разрушения возникающих культурных государств варварами, должна быть также оставлена, как оставлена теперь аналогичная теория катастроф в геологии и палеонтологии.

Насколько мы можем видеть, высшие культурные государства всегда завоевывали или отражали те, которые стояли на низшей ступени. Вымирание и покорение отсталых духовно и малокультурных рас более духовно развитыми, хотя бы и более слабыми в физическом отношении, является общим законом человеческой эволюции, и надо с большим недоверием относиться к средневековому гипнозу, держащему еще в своих когтях наши умы, будто в древности и в средние века эволюция человечества шла обратными порывами, чем в наши дни.

Я не буду здесь выбирать цитаты о «боге Библии», как выбирал об евреях, потому что таких цитат — без конца. Я ограничусь только замечанием, что в разных книгах Библии он различен и что его вариации не должны быть объединяемы под одним именем, как это делают до сих пор переводчики и теологи.

У пророков это мессия (ИЕВЕ), бог, который должен прийти и царить на земле, и потому в своей книге «Пророки»

и отчасти здесь, говоря о нем, я оставил за ним имя «Грядущий» в согласии с его обычным производством от глагола ЕУЕ (или ЕВЕ) — быть. В церковных же переводах его всегда называют «господь» совершенно неправильно.

Но этот же самый Иеве фигурирует и в латинском Пантеоне под тем же именем, лишь с прибавлением латинского окончания существительных имен мужского рода S, вследствие чего из Иеве и вышло Иевис, или Иовис (Jovis), т.е. Юпитер. Значит, Юпитер тоже был «грядущий бог пророков», и латины его отожествляли с богом-Громовержцем и с творцом мира, как и в библейской и в христианской теологии.

Раввинам было запрещено произносить это имя (ИЕВЕ) полностью чтобы он не слышал и не загремел, и они произносили только первую букву, называя его И, или первый слог ИЕ, как он и вошел в состав многих имен, даже и в имя евангельского Христа И-ИСУС, при чем И здесь значит ИОВИС (Jovis) и ИСА — спасатель, а УС — обычное окончание имен мужского рода. Значит, имя Иисус переводится в смысле мессианских пророческих книг или «грядущий спасатель», или «Громовержец-спасатель», или Юпитер-спасатель.

Точно также и латины остерегались полностью произносить это имя в именительном или звательном падеже и оставляли только первый слог ИЕ, изменив его в ИЮ и прибавив к нему имя «отец» (рater), откуда и получилось употребляемое нами имя ЙУ-ПАТЕР, или Юпитер, или «бог-отец» христианской теологии.

Греки произносили имя Иевис, как Зевс, производя его от своего глагола зао (живу) и придавая ему смысл: живущий, сущий, как и толкуют теологи имя Иеве (испорченное в Иегову. И я даже думаю, что не Иовис-Зевс произошел от Иеве-Иеговы, а совершенно обратно.

Как же нам перевести слово Иеве в непророческих библейских книгах, где оно обозначает именно человекоподобного бога-Громовержца, пьющего и едящего, и беседующего с людьми? Я не нашел ничего лучшего, как оставить за ним иногда греческое имя Зевс, чтобы установить связь между библейской и классической теологией. Пусть же читатель не удивляется, увидев, что у меня в цитатах из Библии часто выходит совсем то же самое, что, например, у Фукидида или в Одиссее.

Сходство увеличивается еще тем, что в библейских книгах фигурируют, кроме Зевса, и другие боги, которых мы привыкли находить у классиков. Таков, например, бог войн — Марс, не раз упоминаемый в Библии под именем бога воинств и называемый в переводах «богом Саваофом», с игнорированием того, что слово Саваоф (Шбаут) и значит в переводе войско и больше ничего. Таковы и другие боги, которым Зевс здесь запрещает поклоняться, как иностранным покровителям, не отвергая их существования: Венера — Астарта, Меркурий — Нево, Бел — Юпитер, и себя иногда зовет Адонай, он же Адонис и т. д.

Зевс-Иеве отличается здесь от своей планеты Юпитера, потому что по-гречески в родительном падеже называется уже не Зевсом, а Диосом, от латинского слова диес (dies) — день, а в библейском тексте его имя, как мы видели, значит существующий, если взять транскрипцию ЕВЕ, и грядущий, если взять мессианскую транскрипцию ИЕВЕ.

Точно также происходит и латинское имя бога — деус (deus) от обобщения этого Зевса-Диоса с днем, как антитезисом ночи. Это дальнейшая стадия развития представлений о боге-отце, который ранее отожествлялся с Солнцем, как мы видим в названии его в некоторых местах Библии именем АЛ или ЭЛ того же корня, как и греческое слово Элиос — солнце.

От видимого глазом в природе источника света и познания воображение человека перенеслось, наконец, к самому свету, как к сущности невидимой в предметной форме, но делающей видимым и все предметы в природе, в том числе и само солнце. Это и был — бог-день (dies , dios, deus). Но в Библии это высшее понятие является лишь в зачаточном состоянии, и нам не придется здесь его применять.

Однако, первичное слово АЛ или ЭЛ для одновременного обозначения бога-отца и Солнца — нам придется употреблять и в обобщенном смысле для всех воображаемых тогда богов.

Яркий образчик существования многобожия во время составления библейских легенд мы находим в том, что слово АЛ — бог — часто употребляется там совершенно так же, как и у греческих классиков — во множественном числе: боги (АЛЕИМ). Вот почему и в церковных переводах осталось в некоторых местах название библейского бога Элоимом, с игнорированием того, что слово это значит не бог, а боги. «Вначале сотворили „боги“ небо и Землю» — говорила первая фраза Книги Бытия, и эти ее «боги» говорили всегда во множественном числе: не я, а мы.

С такими предварительными замечаниями я и перейду к рассмотрению (в последнем отделе этого тома) того, как только-что очерченное мною воинствующее христианство библейских пророков перешло в примирившееся с земными властями евангельское. Но ранее этого я дам вкратце свою схему древней хронологии, все детали которой, по необходимости, обработаны мною (с астрономической, геофизической, материально-культурной и этно-психологической эволюционной точек зрения) только в следующих томах этого исследования.

Введение.

(Применение математической теории вероятностей к исследованию случайных многократностей древней хронологии)

Рис. 89. Круглый потолок Дендерского храма в Египте. Среди фигур, изображающих жертвенные процессии, даны 12 созвездий Зодиака и представлены планеты: Марс на Козероге, Сатурн под Девой, Юпитер у Рака над Львом, Венера под Овном, Солнце и Меркурий в Рыбах.

Это астрологический гороскоп 15 марта 568 г. нашей эры.

Я не буду говорить здесь о том, что в рассказах наших исторических первоисточников кажется не только невероятным, но и явно невозможным, каковы, например, чудеса.

Современная историческая наука уже очищена от подобных сообщений, и ни один из серьезных историков не рассказывает нам теперь, как, например, Моисей извлек воду из скалы ударом своего посоха, или как евангельский «учитель» претворил воду в вино во время свадьбы своих друзей. История приводит нам такие сообщения лишь как легенды о жизни замечательных людей древности, рисующие психику современных им поколений.

Но в ней остается еще неразработанным целый ряд других неправдоподобий, которые обнаруживаются лишь для математика.

По внешности и в отдельности они совершенно правдоподобны, но при сопоставлении друг с другом становятся совсем невероятными, если допустить за ними независимое друг от друга происхождение.

Я приведу здесь главнейшие неправдоподобия такого рода, оставляя второстепенные для дальнейших томов.

Только освободив наши головы от подобных несообразностей, мы сможем заложить фундамент для новой науки: истории непрерывной (и очень быстрой) эволюции человеческой психики с момента возникновения на земле легко доступной каждому фонетической письменности.

Глава I.

Начну несколько издалека.

Обо всех великих открытиях науки и обо всех великих людях прошлого времени слагаются легенды. Так, о Ньютоне рассказывают, что он открыл закон тяготения, видя, как яблоко упало с яблони, под которой он лежал; о Галилее говорят, что он придумал маятник для колесных часов, наблюдая, как качалось паникадило в церкви…

Вы сразу видите, что в обеих этих легендах нет ничего неправдоподобного, и потому они приводятся даже и в учебниках. Но что скажете вы по поводу следующего анекдота об Якове Бернулли, отце современной математической теории вероятностей, играющей такую великую роль при исследовании важнейших Физических, биологических и общественно-статистических проблем?

Вот этот анекдот.

Когда Яков Бернулли был еще юношей и сидел, занимаясь в своей комнате в Базеле, пошел сильный град, который выбил стекло его окна, и на полу его комнаты оказалось 77 градин, расположившихся своеобразными группами. Он классифицировал их по их расстояниям от наружной стены и насчитал 13 групп, которые и отметил на полу меловыми линиями, параллельными стене. Стекло было вставлено в окно, но на следующий день пошел новый град, снова пробил стекло в окне, и даже в другом месте; когда град кончился, он основа сосчитал попавшие к нему градины, и, к удивлению его, оказалось, что и теперь их лежит на полу тоже 77 градин и, можете себе вообразить! — они расположились между его меловыми линиями совершенно так же, как 0 прежние, только на месте предпоследней градины оказалось мокрое место, как-будто бы она упала, уже растаяв.

А в деталях вышло следующее.

Между его 1-й и 2-й линиями оказалось в обоих случаях как раз 8 градин, очень старого, особого вида, и первыми из них легли две крупные градины.

Между 2-й и 3-й линиями оказалось как раз 5 градин и в том и в другом случае, и вторая из них была тоже более крупной.

Между 3-й и 4-й линиями оказалось 7 градин и в том и в другом случае, и вторые две легли в каждом особо от других.

Между 5-й и 6-й линиями в первом случае оказались 4 такие огромные и своеобразные градины, каких он ни разу не видал в своей жизни, да и во втором случае оказались 4 такие огромные и своеобразные градины, каких он пи разу не видал в своей жизни…

И между всеми остальными его линиями получилось такое же точное числовое и даже качественное совпадение в обоих случаях, а последние градины у них были похожи на драгоценные камни, хотя оба града были независимы друг от друга, и пробоины в стеклах были различны. Это удивительное совпадение так заинтересовало молодого Якова Бернулли, что он принялся за изучение закона случайных совпадений и открыл свою знаменитую формулу в математической теории вероятностей…

— Позвольте! — прерываете вы, конечно, меня. — В тот момент, когда он открыл бы свою знаменитую формулу, он убедился бы, что оба эти града, или, по крайней мере, второй из них он видел только во сне, так как сама же теория вероятностей показывает, что такого совпадения и по общему числу 77, и по отдельным группам в реальности не может быть. Даже если б дело шло об одном и том же граде, падавшем в комнату через два одинаковые отверстия, то вероятность абсолютного совпадения уменьшалась бы более чем обратно пропорционально возрастанию числа упавших градин.

А здесь и обе пробоины независимы по своей величине, и оба града независимы по своей продолжительности!.. Это требует возведения 77 более чем в третью степень. А разделение градин на 13 одинаковых по качеству и количеству групп, при чем в обоих случаях градины четвертой группы являются исключительными, которым равных ни разу не приходилось видеть в жизни, может быть только в волшебной сказке…

И вот эту-то самую волшебную сказку мы и видим в приложенной таблице XVIII, где я дал сопоставление знаменитой в египтологии родословной Рамзеса Великого (имя которого Ра-Мессу значит: «бог родил его») и знаменитой в «священной истории» родословной богорожденного же Иисуса Христа.

Скажите сами: не похоже ли это на сон? Для математика это — явное сновидение. Рассмотрим же эту ночную грезу в деталях.

Взгляните далее на таблицу XIX. Посредине ее дана (числами 1, 2, 3 и т. д.) последовательность имен 76 предков Иисуса, перечисленных в Евангелии Луки (левая сторона таблицы) и параллельно ей (на правой стороне) приведена последовательность 76 предков Ра-Мессу Великого на Абидосской стенной таблице, кончающейся «Владычицей правды», матерью Ра-Мессу (см. табл. XXVIII в конце книги). Неодинаковый звуковой состав имен в Евангелии Луки и в иероглифах Абидоса не должен нас смущать. Эти имена даже и в египтологии называются «коронационными», т.е. носимыми со времени коронации в Египте, и все они представляют лишь местные прозвища или титулы. А в евангельской параллели даны арабско-еврейские прозвища тех же лиц, имеющие смысл лишь на еврейском языке.

Мы не должны забывать, что в древности не было ни метрических книг, ни церковных записей, делающих у нас раз данные (и притом часто иностранные — греческие или латинские) имена обязательными на всю жизнь. Дети назывались тогда Первым, Вторым и т. д., пока какое-либо телесное или душевное качество или случайное событие жизни не давало им нового прозвища: Солнечный (Юлий), Белокурый (Флавий), Ксантиппа (Рыжая Кобыла), Филипп (Наездник) и т. д. Понятно, что на каждом особом языке и прозвища исторических лиц, известных среди нескольких наций, были разные, как это мы и видим в списках явно тех же царей у Африкана, Евсевия, Синкелоса, Эратосфена, Иосифа Флавия и т. д. Понятно, что на каждом особом языке и прозвища исторических лиц, известных среди нескольких наций, были разные, как это мы и видим в списках явно тех же царей у Африкана, Евсевия, Синкелоса, Эратосфена, Иосифа Флавия и т. д.

Таблица XIX.

Сравнение Абидосского Списка 76 предков богорожденного Ра-Мессу, Миамуна и 76 предков богорожденного Иисуса в Евангелии Луки с сохранением их последовательности (см. общую нумерацию 8 середину таблицы). Курсивные отметки и разделение на династии внесены сюда мною; в оригиналах же имена даны под ряд. Налево сбоку вариант по Евангелию Матвея.

Но обращаюсь к таблице.

Мы видим на ней следующее:

I. Первые 8 царей Абидосской таблицы от Мены до Кебху выделены древне-греческими авторами, Евсевием, Африканом и другими, в 1-ю (Тинитскую) династию, и соответственно им первые 8 библейских патриархов (на левой стороне таблицы) представляют собою особую группу, называемую допотопными патриархами, так сказать, тоже «династия», как я аллегорически и отметил в начале таблицы.

В ней первый египетский царь Мена соответствует первому библейскому патриарху Адаму. Если еврейское начертание имени Адама (АДМ) сравнить с иероглифическим начертанием Мены (МНА) и прочесть этот иероглиф (как допускается в египтологии) снизу вверх, то получим АДМ-АНМ, при чем звук Н представляет в сущности звук Д с резонансом носовой полости.

II. Следующие 5 египетских царей от Буцау до Сенди — выделены теми же греческими авторами во 2-ю (Тинитскую же) династию, а в Библии их изотопы выделяются в естественную группу 5 послепотопных патриархов с присоединением к ним Ноева отца (Ламеха), и в иероглифе Ноя показаны 3 сына.

III. Следующие 7 египетских царей, от Цацы до С-Неферу, выделяются египтологами в 3-ю (Мемфисскую) династию, а в Библии их изотопы выделяются в естественную группу отца и потомков Евера. Евер на библейском языке значит еврей, и это не должно пас удивлять, так как в Книге Бытия сам Авраам называется раза два евреем. По обычному толкованию слово ЕБРИ значит переселенец, но вопрос заключается в том, не стали ли давать этому слову такое значение уже после Факта расселения? Во всяком случае, отец и потомки этого Евера представляют собою вполне обособленную группу.

IV. Следующие 4 египетские царя так своеобразно знамениты, как никакие другие в египетской истории, по великим пирамидам, воздвигнутым над ними. Первый из них Хуфу (или Хеопс греческих авторов), над мумией которого поднялась первая египетская башня до небес; второй Дедеф-Ре, пирамиды для которого греческие авторы не указывают, хотя она и должна бы быть среди других, меньших: третий Хеф-Ре, над которым высится вторая великая пирамида, и четвертый Менькав-Ре (или Микерин греческих авторов), над прахом которого воздвигнута третья великая пирамида.

Это такая своеобразная «династия», подобной которой мы не находим в человеческой истории. А кто же является их изотопами по Евангелию Луки (да и по Библии)? Взгляните на левую сторону таблицы, и вы поразитесь. Это Авраам, отец множества народов (или по буквальному переводу АБ-РМ — отец Римской империи). Это Исаак, его сын, соответствующий Дедеф-Ре, и затем Иаков-Израиль, родоначальник царства Израильского, успешно боровшийся с самим богом-Громовержцем, а четвертый, соответствующий Менкав-Ре, — это Иуда Иаковлев, родоначальник царстви Иудейского… Опять имена, равных которым нет в древней истории.

Это бросает новый свет и на происхождение египетских пирамид. Обратите внимание на сходство их планировок с планировками православных храмов. Наиболее выдающейся частью последних бывает колокольня, которую стираются построить как можно выше. Она обязательно обращена своими четырьмя сторонами на четыре стороны света, как и египетские пирамиды. Только благодаря успехам зодчества, современные колокольни делаются не как курганы над могилами древних героев, а в виде обелисков. А в древности при отсутствии цемента (?), их можно было делать только в форме пирамид. К востоку от колокольни теперь пристраивается алтарь, под которым, по канонам вселенских соборов, обязательно должны быть мощи какого-нибудь святого, к востоку от каждой египетской пирамиды находятся всегда развалины жертвенника (рис. 90, зигзаги у 2 и 3).

Рис. 90. Поле пирамид Гизе близ Мемфиса.

Из книги Бругша «История фараонов», русский пополненный пер. проф. Властова.

Вся разница в том, что мощи в Египте хранились не под жертвенником, а под «колокольней», и, кроме того, там не было нужды строить над жертвенником купол для прикрытия от дождя и снега: дождей почти не бывает в Египте, и потому куполом храмов там служило само небо или палатка.

Но если это так, то и пирамиды строились не самими вышепоименованными египетскими царями (или соответствующими им библейскими патриархами) для себя, а так же, как и теперь, везде строятся памятники признательными потомками, или людьми, верящими в святость покойного, уже после его смерти.

Читатель видит сам, что как ни неожиданны оказались наши сопоставления 76 предков Ра-Мессу Миамуна с 76 предками евангельского Христа, по все-таки по отношению к египетской и библейской истории мы не находим до сих пор непримиримого разногласия. Легенды о первом царе Мене и о первом патриархе Адаме могли иметь общее развитие как на древнеегипетском, так и на древне-арабском языках, вследствие их соседства. Легенда о потопе легче всего могла возникнуть благодаря исключительно сильному разливу Нила, и теперь ежегодно затопляющему всю эту страну, тем более, что и самое слово «Ной» по-библейски пишется НХ, что более созвучно со словом «Нехао», чем с нашим современным произношением. Я не хочу, конечно, сказать, что это был тот самый Нехао, который строил Суэцкий канал и регулировал резкость заливов Нила, а только лишь то, что имя Ноя — египетское имя.

Так мы без затруднений дошли до пирамидальной династии, отожествляющей Авраама, Иакова и Иуду Иаковлева с Хуфу, Хефреном и Манкавом-Ре, при чем Re изображается иероглифически кружком с точкой посредине (Солнце); отсюда происходит и итальянское re (rex) — царь. Но Авраам и по Библии «гостил» в Египте и даже ссудил египетскому «фараону» на время свою жену (обычная еврейская практика — подсовывать свою жену, а потом паразитировать до летального исхода: например, Маяковский); и Иаков с Иудой поселились там же и даже на том самом поле Гизех, где стоят их пирамиды. Но нашему сопоставлению вся разница заключается лишь в том, что они не «поселились тут», как говорится в Библии, а жили издревле, и даже властвовали.

В Библии, кроме того, рассказывается, что сын Иакова и младший брат Иуды начал воздвигать и Египте общенародные постройки, которые привели к порабощению всей страны, и это, действительно, могло относиться к построению великих пирамид. Фараонами же могли называться скорее «сего тогдашние духовные соправители светских царей. Такого имени, как я уже говорил выше, нет в иероглифах, а только в Библии да у греческих авторов. В иероглифах египетские цари называются всегда сутэ-намн (султаны), а слово фараон, по библейскому начертанию ПА-РЭ, более походит на древне-итальянское Padre или греческое

Итак, до сих пор мы можем объединять Абидосскую родословную египетских царей и родословную Иисуса в Евангелии Луки. Посмотрим, что будет далее.

V. Пятая династия египетских царей, и отличие от только-что разобранной и называемой Мемфисскою, носит у греческих авторов имя Елефантинской династии. Как в Абидосской таблице, так и в Евангелии Луки она состоит из 8 царей, во главе которых поставлен в Евангелии Ес-Ром, а его египетским изотопом является Ус-Каф, в память которого, как и его 7 потомков, воздвигнуты пирамиды меньшей величины. Это все непосредственные предки «святого царя Давида».

VI. Следующие 6 царей Абидосской таблицы, начиная от Тота и кончая Мерен-Ре Цефамцафом, составляют, по греческим авторам, VI династию, а в евангельской родословной Иисуса ей соответствуют 6 потомков царя Давида. Давид по-библейски пишется ДУД или ДОД и должен бы был произноситься Дода, что очень созвучно с его египетским изотопом Тота (ТТА), так как Д отличается от Т только прибавкой резонанса горла. Интересно отметить, как это и приведено на моей таблице, что в родословной Матвея здесь отсутствуют четыре промежуточные царя, вставленные как в Евангелии Луки, так и в Абидосской таблице между Дувидом-Тотой и Соломоном Премудрым — Мерен-Ре Цефамцафом, переименованным у Луки в Елиакима. Не показывает ли это, что Матвей пользовался более древней родословной, чем Лука, списавший целиком всю Абидосскую таблицу?

VII. До сих пор мы пользовались для объяснения евангельской родословной Иисуса Абидосским списком, а вот теперь нам приходится делать обратное: разъяснять самую Абидосскую таблицу посредством Евангелия.

Дело в том, что в следующих за этим династиях VII — XI греческие авторы не переименовывают царей, а лишь упоминают, что были и такие династии. Абидосская таблица дает нам для них 19 царей от Нут-Ерк-Ре (№ 40) и до Санх-ка-Ре (№ 58). Как бы нам восстановить эти династии? Это очень легко сделать, пользуясь сразу и родословием Иисуса по Луке и родословием по Матвею. Вот что выходит:

VII династия (№№ 40 — 41 нашей таблицы XIX). У Луки здесь два царя: Иоанн и Иосиф, и обоих нет у Матвея. Это цари вставные и потому представляют тоже обособленную группу. Их изотопы Нут-Ерк-Ре и Менк-Ре должны поэтому представлять собою VII династию.

VIII династия (№№ 42 — 46). В Евангелии Матвея здесь естественная группа от Ровоама — первого царя иудейского — до Ио-Рама, потому что в библейской книге «Цари» между Ио-Рамом и следующим за ним, по Матвею, Озией вставлены 5 царей, делающих тут естественный перерыв. В Евангелии Луки Ровоам иудейский назван просто «Иудей» (Иуда), и Абидосским изотопом его является Неф-Ерк-Ре. А Матвееву последнему царю этой группы, Ио-Раму, названному у Луки Ио-Рим, соответствует египетский Мерен-Гор. Так мы восстановили естественные пределы VIII египетской династии. Она начинается Неф-Ерк-Ре и кончается Мерен-Гором.

IX династия. Она составлена греческими авторами из пропущеииых как в родословных Иисуса, так и в родословной Рамесу «чисто иудейских царей»: Охозии, жены его Гофолии, Ио-Аша со священником Иодаем и Азарии или Амасии.

X династия (№№ 47 — 55) . Она называется в отличие от предыдущих (Мемфисских) Гераклеополитанскою. В родословной Матвея к ней естественно принадлежат (см. сбоку №№ 21 — 29) иудейские (т.е. богословские) цари от Озии до Салафиила (названного у Луки Салатиилом); значит, в египтологии к ней должны быть отнесены цари от С-Неф-Ерка (№ 47) до Неф-Ерк-Гора (№ 55).

XI династия (№56 — 58). У Матвея здесь только Зоровавель (30). У Луки и в Абидосской таблице к нему присоединены еще сын и внук. Опять особая естественная группа предков Иисуса.

XII династия (№№ 59 — 65) . Группа Иуды Маккавея опять составляет естественную династию из 7 изотопов: каждому предку Иисуса у Луки соответствует специальный предок Рамессу в Абидосской таблице.

Эта династия носит в египтологии название царей-пастырей (иксосы), что вполне соответствует легенде о Маккавеях. Греческие авторы определяют ее местопребывание в «Тинисе», а Маккавеи (что значит молотильщики), по еврейским источникам, действовали около Антиохии Сирийской. Получается совсем неожиданное сближение, да и время много более позднее, чем сообщают нам греческие авторы. Иуда Маккавей произвел принудительное обрезание своего народа, как нам говорят, в 128 году до начала нашей эры, а по моим астрономическим вычислениям даже много позднее.

В родословной Матвея вся эта династия отсутствует. Значит, он взял свою родословную Иисуса из более старинного документа, чем Абидосская таблица, в которую, как и в Евангелие Луки, эта династия была вдвинута исключительно для того, чтобы удлинить историю египтян и «иудеев». Такие случаи не редки и в новой истории: так, Австрия и Венгрия до мировой войны представляли два особые государства, со своими особыми языками и управлением и объединенные лишь династически. В таком же виде были Швеция и Норвегия весь XIX век, да и до сих пор объединены под одной короной Индия и Британия, хотя в них совершенно особые управления, да и в самой Британии Австралия, Канада, Новая Зеландия и Англия объединены только династически.

После этой династии у греческих авторов провозглашается длинный период неизвестности в египетской истории, в продолжение которого будто бы царствовали еще пять династий от XIII до XVII включительно (см. табл. XIX перед № 66). Но ни Абидосская родословная Рамессу-Миамуна, ни родословная Иисуса в Евангелии Луки, ни другие иероглифические перечни не подтверждают в этом случае греков, они не обнаруживают тут никакого разрыва: предыдущий царь является отцом последующего, а не отделенным от него несколькими сотнями лет.

Псевдо-XVIII династия. Эта династия называется у Евсевия и Африкана Диосполитанской, т.е. из Города бога, и во главе ее стоит Нево-Пех-Тата в Абидосской таблице. У Луки его изотопом является Наум (т.е. Утешитель), а у Матвея — Аб-Иуд (т.е. отец богословия).

В этой последней группе предков насчитано в Абидосской таблице, как мы видим, 9 человек, и после них начинается тоже своеобразная XIX династия. В Евангелиях она начинается Иосифом, а в родословной Рамессы М-Пех-Тата-Ре, перед которым будто бы было отступление от единобожия, потом идет дева Мария, которой соответствует Женщина с зеркалом (Владычица Правды) в египтологии, а затем в евангелиях сделан странный пропуск, пропущен изотоп для истинного Иисуса.

Этот пропуск одного предка обращал уже внимание всех теологов, разбиравших родословие Матвея. У него после этого перечня сказано: «Итак, всех родов от Аб-Рама до Давида 14 родов и от Давида до переселения в Вавилон (т.е. до Зоровавеля) 14 родов и от переселения в Вавилон до Христа 14 родов (Матв. 1, 17).

Значит, всех родов от Авраама до Христа включительно Матвей считал 42. Это кабалистическое число 7х6, где 7 есть число планет, а 6 число будничных дней творения мира, точно так же, как и подведение числа у Луки и в Абидосской таблице под 77 есть 7х11, где 11 есть один десяток и одна единица всяких высших чисел.

А между тем, если вы подсчитаете список Матвея, то найдете в нем только 41 человека, вместо суммированных им же самим 42 поколений.

Куда делся один предок? — спрашивали средневековые богословы и отвечали: — это был сам бог, так как Иисус был сын божий.

Но как же было поставить бога между Иисусом и Иосифом, как-будто бог был сыном Иосифа? Это было явно невозможно, и вот Лука выделил отсюда бога и поставил его во главе списка, как отца Адама. Этим он довел свой список до требуемого Абидосской таблицей числа 77, но в результате вышла такая же нелепость, как и у Матвея: Иисус оказался действительным сыном Иосифа, потому что если поверить словам тех же евангелистов, что Иосиф был только опекуном, а не отцом Марии, то зачем же было вводить его предков в родословный список Иисуса? Ведь это все равно, как, например, ввести в вашу собственную родословную хотя бы императора Николая II со всеми его предками, утверждая в то же время, что он никогда не был вашим отцом, как это сказано в Евангелиях по отношению к Иисусу, зачатому девой Марией вовсе не от Иосифа, а от «святого духа».

Такой нелепости не мог бы сказать первоначальный творец родословной Иисуса, и. конечно, в первоначальном ее виде дева Мария фигурировала на пропущенном в Евангелиях 76 месте не как лишь девица, опекаемая старцем Иосифом в качестве обрученной с ним, а как его действительная дочь. Только при этом допущении и пополняется пропуск одного поколения у Матвея. а бог-Громовержец, помещенный у Луки, как отец Адама, становится, согласно легенде, и отцом Иисуса, через деву Марию, как дочь Иосифа.

Мне представляется, что выпуск 76-го поколения в родословной Луки (41-го и родословной Матвея) произошел уже позднее в евангельских списках вследствие того, что этот пункт должен был в средние века возбуждать сильные возражения и споры: «Если дева Мария, — говорили тогда, — родила сына без мужа, то как же ее соотечественники не предали ее позору, как блудницу, и не побили ее камнями, не веря в ее объяснения, что это сделал сам бог? А если верили, то почему же не признали Иисуса сыном божьим?»

Понятно, что для прекращения таких недоумений ничего не оставалось делать, как превратить Иосифа из отца в опекуна, а потом и обручить его с Марией, чтоб прикрыть ее тайну. С этой целью и были сделаны соответствующие поправки в Евангелиях Матвея и Луки. Насмешки и возражения были прекращены, но зато обе родословные, так сказать, повисли в воздухе. Они оказались вовсе не родословными Иисуса, а простого опекуна его матери. Это отсутствие девы Марин в родословии Иисуса и есть то «мокрое пятно от предпоследней растаявшей градины», о которой я говорил в моей аллегории перед началом этого исследования. Два града, проскочившие в комнату Якова Бернулли, творца математической теории вероятностей, каждый в количестве 77 градин, — это были у меня две только-что разобранные здесь родословные. Оба града были представлены у меня выпавшими в два разные дня для того, чтобы символизировать две культуры, «иудейскую» и «египетскую», считаемые до сих пор различными, а то, что для каждого града я, кроме того, сделал еще разные пробоины в стеклах комнаты творца теории вероятностей, символизирует априорное предположение, что обе приведенные здесь родословные написаны независимо друг от друга.

И вот окончательный результат: если вы, несмотря на мое сравнение обеих родословных и в общем, и по частям, все-таки будете утверждать, что они представляют «счастливое случайное совпадение» и будете вводить это утверждение в учебники истории, то вы вместе с тем должны будете признать, что и рассказанный мной анекдот об Якове Бернулли не представляет тоже ничего невероятного, и его можно будет тоже ввести в учебники математики «в пояснение научной теории вероятностей».

В области точных физико-математических наук есть основное положение: если хоть один какой-нибудь, вполне установленный случай противоречит общепринятой теории, то вся теория ниспровергается им, и должна быть выработана новая, включающая и этот факт. Так, в последнее время один лишь случай отсутствия перемещения полосок интерференции света в опыте Майкельсона заставил переделывать заново всю теорию света, которая не могла этого объяснить, и вызвал на свет «теорию относительности» Эйнштейна и теорию непостоянства скорости света, как ее противовес.

Точно так же и в настоящем случае. Один лишь приведенный мною факт полного параллелизма родословной Иисуса Христа в Евангелии Луки и Ра-Мессу Миамуна в Абидосской таблице ниспровергает всю установившуюся хронологию библейской и египетской истории и упраздняет укрепившееся у нас мнение, что египетская и иудейско-израильская культуры были культуры Двух совершенно различных между собою соседних государств, а не одного и того же государства, состоявшего только из двух частей, подобно Австро-Венгрии в XIX веке, и имевших самостоятельный язык и самостоятельную письменность. На деле же было совсем другое. Они были все время объединены общей династией, за исключением немногих редких случаев, когда они династически отделялись друг от друга, подобно тому, как время от времени были особые соправители и в восточной и в западной Римской империи, имевших в IV веке, однако, общую историю, несмотря на разность своих четырех языков и культур: латинско-италийской, византийско-эллинской, арабско-арамейской и египетской.

Мы видим, кроме того, что отожествление XVIII (Диосполитанской) династии с потомками Аб-Иуды у Матвея налагает хронологически эту династию на Птолемеев, а Иисуса Христа делает или самим Рамессу-Миамуном, или, по крайней мере, его двоюродным братом, если отожествить М-Пех-Тату (№ 75) с библейским Иосифом, а Иисуса Христа произвести от этого Иосифа через дочь Мариам, тогда как самого Ра-Мессу Миамуна — через ее брата Мине-Пта-Сети. Тогда этот последний отожествляется с «Октавианом Августом» греческих светских авторов, а у нас, как увидим далее, с соправителем Константина I, восточным императором Лицинием.

Другого способа согласовать обе родословные нет, если мы хотим оставаться на строго научной реалистической почве, тем более ряд моих астрономических вычислений относительно времени египетских памятников древности, содержащих астрономические указания, приводит, независимо от этих таблиц, к огромному сдвигу египетской хронологии в направлении к нашему времени, как и эти дне родословные таблицы, отожествляющие египетскую хронологию с библейской.

Сотические же вычисления, как их делали до настоящего времени, теряют всякое значение, благодаря тому, что Сотис до сих пор лишь по недоразумению отожествлялся с Сириусом, тогда как на деле его надо отожествлять с «Царственной звездой» в созвездии Льва, от имени которой (Regulus) и произошел термин регулирование года, сделавшийся теперь общим выражением для регулирования всяких периодически изменяющихся величин. Эта замена Сириуса Регулом опять приводит к огромному сдвигу египетской хронологии в направлении к нашему времени.

О необходимости понимать под именем Сотиса не Сириуса, а Регула у меня сделаны специальные астрономические исследования еще за много лет до сравнения этих двух родословных, да и самое их сравнение мне не пришло бы в голову, если бы предварительные астрономические вычисления Дендерских Зодиаков и гороскопов нескольких египетских гробниц, указанных мне покойным профессором египтологии Тураевым для определения их времени, не привели меня к убеждению о позднем времени их происхождения. Они сблизили в моем представлении эпоху Рамессидов с христианской эпохой, и тогда, само собой, появилось желание сравнить обе вышеприведенные родословные.

После разъяснения Абидосской таблицы, таблица Саккара, этот второй краеугольный камень египетской хронологии, уже не представляет никаких затруднений. Мы легко поймем ее значение, как только придем к идее, что она более раннего происхождения и приспособила родословную Ра-Мессу Миамуна к календарным явлениям.

Приходил ли вам когда-нибудь в голову вопрос, почему часовая стрелка наших часов совершает не один, а два оборота в сутки, каждый по 12 часов?

Это потому, что лунный месяц, лежавший в основе древнего времяисчисления, считался ровно в 29 1/2 суток, а так как древние не привыкли еще считать дробями, то они и измеряли календарный месяц полусутками (днями и ночами), приспособив к этому поочередному счету и свои время измерительные приборы, т.е. часовой круг.

В каждом синодическом месяце было у них 59 основных счетных единиц, в каждой по 12 часов, этих, так сказать, 12 апостолов лунного времени.

Очевидно, каждый дневной кругооборот часовой стрелки чередовался у них с таким же ночным, и выходило так, что если один лунный месяц начинался с нечетного кругооборота часовой стрелки, то следующий — с четного, т.е. один лунный месяц со дня, а другой — с ночи.

Все это мы и видим в Саккарской таблице. Там 57 круго-оборотов часовой стрелки от новолуния до новолуния символизируют предков Ра-Мессу, а остаточные два кругооборота, из которых первый поочередно приходится то на день, то на ночь в знаменуется соединением Луны с Солнцем, символизируют самого Ра-Мессу и потому не входят в число его предков. В соответствии с этим вы и видите на Саккарской таблице непонятное иначе чередование головных уборов на коленопреклоненных фигурках, поставленных над каждым именем (табл. XXIX, в конце книги). У всех нечетных на головах священнические диадемы — это 29 дней лунного месяца, а на всех четных колпачки — это 29 ночей, чередующихся с днями. У первых двух фигурок в руках палочки с сачком, в знак того, что только в эти дни бывают солнечные затмения, а у фигурок 30, 31 и 32, через 29 полусуток после первых, в руках нечто в роде молотильных цепов, показывающих, что в эти сроки происходят лунные затмения. Возможно допустить, что, подобно тому, как тезоименитства разных святых в нашем календаре в среднем равномерно распределены по разным дням года, так и при составлении Саккарской храмовой таблицы каждый кругооборот часовой стрелки по циферблату отдан был под покровительство особого предка Ра-Мессу.

С этой точки зрения интересно отметить, что два разрушенные (повидимому, нарочно) места этой таблицы относятся: первое к промежутку от 10 до 12 числа месяца, а второе — к его концу от 25 по 29 число.

Я считаю эту таблицу более древней, чем Абидосская и чем еще более поздний Туринский папирус, потому что она много короче их: все эти «родословные», понятно, не действительные, а подобранные по разным соображениям.

В Саккарской таблице, как мы видим, были приняты в расчет 29 «дней» и 29 «ночей» лунного месяца, а в Абидосской таблице и у Луки для предков Ра-Мессу и Иисуса-мессии взято 77 человек, как требовала кабалистика и стремление отодвинуть время жизни первого предка как можно далее в глубь времен.

Таблица XX.

Сравнение Саккарского Стенного Списка предков Ра-Мессу Миамуна с Абидосским и с родословием Христа у евангелиста Луки.

Список Саккара представляет несомненно родословную Ра-Месу Миамуна, рассчитанную по числу 59 дней и ночей в лунном синодическом месяце. Повидимому, каждые полусутки были посвящены памяти одного из его 58 предков, То и изображено чередованием дневных и ночных шапочек на фигурках, молящихся над именами. 2-е и 3-й полусутки отмечены петельками на палочках в руках фигурок в знак происходящих в эти дни солнечных затмений. 30-е, 31-е и 32-е полусутки отмечены чем-то в роде кнутиков в руках Фигурок в знак происходящих в это время (по синодическому счету) лунных затмений. Последние 29-е полусутки не отмечены на таблице, так как они принадлежат самому Ра-Мессу (Ра-Мессии).

Детальные сближения Саккарского списка с Абидосским и с тожественным с ним перечнем предков Иисуса в Евангелии Луки приводят к следующим заключениям:

I. В месяц Тот или даже в каждый месяц, 8 — 9 числа, мог быть большой праздник Аб-Рама-Хуфу; 9 — 10 праздник Израиля-богоборца, 10 — праздник отца богославных — Иуды. Около полнолуний на 13 число приходится день Царя-Шаха (Шаху-Ре); на 14 число день Нофер-Ерк-Ре (архи-иерея), который отсутствует в списках Луки и Абидоса, и, наконец, на 15, когда бывают затмения, приходится день Менху-Гора, названного у Луки Боосом, а 16 — праздник Тота-Давида, когда прошел риск лунного затмения.

II. На новолуние 29 числа приходится полные сутки праздник самого Ра-Мессу (бога-мессии), соединение Луны с Солнцем.

В деталях Саккарской таблицы обращает на себя внимание то. что из допотопных патриархов в ней упоминаются только Мирбип (сошедший вниз), с женским половым органом в иероглифе, и долговечный Мафусаил-Кебху.

Из послепотопных патриархов Луки в Абидосской таблице упомянуты только пять. Это показывает, что таблица Саккара составлена независимо от только-что упомянутых и даже от Туринского папируса, в общем сходного с ними.

Из 3-й династии (Еврея-Эбера) здесь приведены все семь представителей, но перечислены в обратном порядке (от № 20 к № 14 плюс годы приняты за минус годы).

К династии великих патриархов здесь были прибавлены еще три следовавшие за ними, но в этом месте штукатурка разрушена, повидимому, тенденциозно, так как у Эратосфена их изотопом служат: «Богоданный Иуда», может-быть Арий; Ра-Иосис-Архнкратор, т.е. бог Иисус-вседержитель и Бию-Рес, напоминающие латинское Pius Rex.

Я, конечно, не допускаю, что эту поломку самого интересного места Саккарской календарной таблицы сделал сам открывший эту степную надпись Мариетт, но таблица эта оставалась открытой для публики и в средние века, когда еще не утратилось в Египте знание иероглифического письма, так как им же пользовались и христианские писатели, и сам евангелист Лука, переведший эту надпись целиком, в чем нет сомнения после моего сравнения. В эту именно эпоху и могли быть сделаны многочисленные порчи самых интересных мест в древних египетских памятниках для прикрытия предвзятых неправильных идей и представлений. На ряд таких порч указал еще Бругш к своей книге о «Фараонах».

В пятом отделе автор Абидосской надписи переименовал Маут-К Ре, приходящегося здесь на ночи лунных затмений в Дедк-Ре, но соседние с ним — Унас и Менк-Гор, в ночи которых тоже могут быть лунные затмения, остались под теми же именами.

В шестом отделе после Давида-А-Тота (где А есть член, обозначающий также и прилагательное значение данного слова, — Возлюбленный) как автор Абидосского списка, так и Лука внесли Натана — Ус-Ск-Ре, которого нет в Саккаре.

В седьмом отделе мы находим то же, что и в третьем. Если взять за основу Саккарский список, как календарный и потому наиболее достоверный, то выходит, что и Лука, и автор Абидосского списка, и автор Туринского папируса, поставили целых 9 поколений от Рисая — Небхру-Ре (№ 38) до Еслима — Мао-Э-Хру-Ре в обратном порядке под №№ 57 — 65, вставив перед этим 18 поколений (№№ 40 — 56 Луки и Абидосской таблицы, среди которых находятся такие знаменитости, как все без исключения иудейско-египетские цари, начиная с Ровоама — Неф-Ерка-Ро и кончая Салафиилом — Неф-Ерку-Гором, последним иудейским царем. Все «богославные» цари отсутствуют в Саккаре!

Мог ли такой переворот и пропуск быть случайным? Конечно, ни в каком случае! Ведь Саккарский степной список был не какой-нибудь пустяк, а выставленная на поучение публики родословная знаменитейшего египетского деятеля и вместе с тем лунный календарь для всех. Жрецы Саккары заставили бы художника перерисовать заново всю таблицу, если б в ней был такой календарный недочет. Значит, тут не было ошибки. Это была первичная родословная Ра-Мессу Миамуна, а в Абидосской надписи и у Луки она была пополнена последующими прибавками, и обратный порядок был сделан у них для оправдания своей вставки. В Саккаре же было правильно.

Откуда же Лука и автор Абидосской родословной взяли для своего перечня лишних 18 лиц? Вы видите сами, что из библейской книги «Царей Иудейских и Израильских», где эти лица и перечислены все, а для чего было к ним нужно приставать отдел Рисая и Еслима (38 — 46 Саккары) не прямо, а вверх ногами — я не знаю. Но факт тут налицо.

В псевдо-18-м и псевдо-19-м отделах поколений Саккарской таблицы мы опять вплотную подходим к тому же Ра-Мессии, но в здесь на самом интересном для честного историка месте штукатурка стены разрушена кем-то, и только по параллельности с нижней строкой можно установить, что в этой группе непосредственных предков египетского «Великого царя» было ровно столько же поколений, как и в родословной евангельского «Ра-Мессии», т.е. богорожденного Иисуса.

Возможно, что тут на месте имен, приведенных у Луки и у Матвея (которые тоже, кроме двух, звучат различно), были имена, созвучные с одной из этих родословных, и надо было их истребить, чтобы не соблазнялись верующие христиане, думая, что евангельский Иисус считался действительно египетским царем.

Сопоставляя разные отделы Саккарской таблицы с греческими документами (особенно с Эрастосфеном), можно видеть, что в ней присоединены друг к другу три особые родословные Ра-Мессу Миамуна и Иисуса Христа.

1-я родословная производит обоих от Мирбиаа-Ирда (№ 1 через Хуфу-Абрама, Хефрена-Иакова и через разрушенного изотопа Иуды-Иаковлева (№ 20), при чем он сохранился у Эратосфена под христианским именем Ра-Иосиса Архикратора (бога Иисуса-вседержителя), а в Саккарской таблице это имя разрушено.

2-я родословная производит как Ра-Мессу, так и Иисуса, через изотопа, соответствующего Ес-Рому — Ус-Скафу. Но имя этого изотопа тоже разрушено. Здесь под № 26 в имени Шах-Ре (царь-шах) можно заподозрить Александра Македонского, и потому пирамида «Восхождение души» должна бы принадлежать ему. Если так, то и остальные малые пирамиды легко определяются, как могилы латино-эллино-сирийско-египетских царей.

Удивляться такому объединению византийско-римско-сирийско-египетской истории нельзя. Ведь не удивляемся же мы тому, что, например, Франц-Иосиф носил две короны — венгерскую и австрийскую, а британские императоры являются королями нескольких отдельных государств?

Остается только признать, что и древние средиземные императоры короновались двумя, тремя, а потом и четырьмя коронами, и в каждой автономной части своей диархии, триархии и тетрархии носили разные коронационные имена, что и вызвало недоразумение средневековых историков, доставшееся по наследству и нам. Нельзя удивляться и тому, что родовым кладбищем их было Гизехское поле в Египте. Ведь и кладбище китайских императоров было около Мукдена, а не около Пекина, где они жили, и их тоже отвозили специально на кораблях набальзамированными.

Считая род Ес-Рома — Ус-Кафа в V отделе нашей таблицы за новую родословную Ра-Мессу, мы можем прийти к заключению, что жизнеописание Авраама-Хуфу есть лишь легенда о Давиде, что жизнеописание Хефрена — легенда о Соломоне и жизнеописания праотца Иуды Иаковлева — легенда о пророке Самуиле или Илии, так как в этот период времени я не вижу другой знаменитости, кроме Саула, которому едва ли стали бы строить огромную пирамиду. Таким образом, мы снова подходим к тому Ра-Иосису-Архикратору, названному Ели-а-Кимом-Цефамцафом (№ 37). К нему же «вверх ногами» вплотную подходят и имена следующей седьмой колонки, начинающейся снизу Рисаем-Неб-Хру-Ре и кончающейся вверху Еслимом-Мао-Э-Хру-Ре, приходящимся при этой обратной перестановке не отцом Аб-Иуды — Неб-Пех-Таты-Ре (№ 47), а отцом того же Ели-а-Кима Цефамзафа (№ 37), соответствующего Ра-Иосису Архикратору первого отдела.

3-я родословная Саккарского списка (18-й отдел нашей таблицы) начинается с Аб-Иуды — Неб-Пех-Таты-Ре (А? 47).

А в специально посвященном Египту томе мы покажем, что и каждая из этих трех родословных есть периодическая система, в роде менделеевской периодической системы химических элементов.

С этой точки зрения египетская история сильно укорачивается в прошлом, но становится более сообразной с общими Законами последовательной эволюции человечества, не допускающей долгих перерывов раз возникшей культуры в тех странах, где не изменялись к худшему геофизические условия страны. А в Египте этого ухудшения никогда не было.

Глава II.

Мне очень трудно продолжать эту часть моей работы, так как никто лучше меня не понимает, что для всякого, кто не посвятил этому предмету многих лет своей жизни, — а я занимался им, хотя и с перерывами, с 1883 года, — все, что я говорил сейчас и что буду говорить далее, покажется лишь праздной попыткой сокрушить несокрушимое.

Вся древняя история окрестностей Средиземного моря есть в сущности не что иное, как Великая Крепость «Врата господни» (апокалиптический Вавилон), искусно воздвигнутая уже после появления Апокалипсиса и даже поставленная насильно на нем самом, как на краеугольном камне. Все ее многочисленные Форты кажутся с первого взгляда обстреливающими любой из них, который вы захотели бы атаковать. И все они совершенно изолированы друг от друга и кажутся недоступными для завладевшего лишь одним.

Гебраист не знает египтологии с ее иероглифами, египтолог не знает ассириологии с ее клинописью, эллинолог не знает арабского языка, арабист не знает санскрита… А все эти Форты и Фронты, однако, сделаны искусно защищающими друг друга. У кого хватит смелости атаковать какой-нибудь из них, когда он знает, что на него тотчас же загремят ураганным огнем все остальные? А как атаковать все сразу, когда на каждый надо употребить несколько лет труда? Человеческой жизни не хватает на подготовку ко всему этому, да и работа неблагодарная разрушать что бы то ни было всегда неприятно даже и с целью созидания чего-либо лучшего на старых развалинах.

Вот почему и я бывал всегда очень тронут, когда мои друзья — даже математики — уговаривали меня перестать работать над этим неблагодарным предметом и посвятить время исключительно моей прямой специальности — мировой химии, физике, астрономии и вообще естествознанию, где у меня не может быть ожесточенных врагов.

Нет сомнения, что я и сам никогда не написал бы таких книг, как эта, если б не был насильно вовлечен в изучение религиозных вопросов, когда мне, после года одиночного заточения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости без права что-либо читать, дали в 1884 г. для изучения французскую Библию начала XIX века, оставшуюся там, повидимому, со времени декабристов, а потом для дальнейшего просвещения предложили исключительно «творения святых отцов» в их синодальных изданиях первой половины XIX века, или в старом журнале «Христианское Чтение».

Я начал их читать и вдруг почувствовал в авторах этих книг своих предшественников на пути к истине, но заблудившихся невольно в ее поисках, потому что у них не было еще никакого компаса. Я увидел в Библии и в их творениях много мест из близко знакомой мне науки, астрономии, дающих мне возможность определить и самое время возникновения многих из этих документов.

От компилятивных сочинений в роде курсов истории Шлоссера, Вебера, Момзена и других, какие я читал ранее, я обратился здесь к их первоисточникам, увидел ненадежность и произвол обработчиков в распределении их материала по временам, и вместе с тем передо мною предстал самостоятельный способ их нового исследования. Я еще не знал, куда он меня заведет, даже и тогда, когда уже вычислил в Шлиссельбургской крепости время появления Апокалипсиса и более позднего, чем он, времени возникновения библейских пророчеств. Я думал еще, что хронологический сдвиг, который я тут обнаружил, коснется только одной истории христианства и части израэлитства.

Но вот мои позднейшие определения времени нескольких месопотамских клинописей (которые войдут в следующие тома), определения многих затмений, описанных у Геродота, Фукидида, Тита Ливия и у других классических авторов, а также гороскопа на одной из фивских гробниц, исследованных Бругшем, затем двух египетских же гороскопов на атрибской гробнице, найденной Флиндерсом Петри, и двух гороскопических скульптур на потолках Дендерского храма, — подробное описание которых будет тоже напечатано в одном из следующих томов, — показало мне, что и в истории классических, месопотамских и египетских древностей не все обстоит благополучно, что и там приходится произвести такой же сдвиг. В результате я напал на мысль сделать вышеприведенное сопоставление родословной Ра-Мессу Миамуна и родословной евангельского Христа и обнаружил их единство.

Я отмечаю все это вкратце здесь, в первом томе, потому что не знаю, когда мне удастся напечатать остальные пять с подробной разработкой египетской, эллино-романской, индусской и месопотамской истории с новой точки зрения, хотя все эти тома и готовы уже к печати.

С этой же целью я резюмирую здесь на прилагаемой диаграмме мою хронологическую схему и истории народа-богоборца (Израиля), которая наглядно показывает, что библейская книга «Цари» представляет собою не что иное, как историю латино-эллино-сирийско-египетской империи, начиная с Константина I. установившего в ней государственное священство (по-гречески — христианство, так как Христос по-гречески значит посвященник), и кончая падением ее западной части после страшного извержения Везувия в 472 году и последовавшей за этим анархией вместе с противоправительственной христианской агитацией апокалиптического характера.

Взгляните только на эту мою диаграмму (таблица XXI). На левой ее стороне приведены в последовательном порядке богоборческие (израэлитские) цари, времена царствования которых я взял по результатам исследований Эшера, Греесвелля, Хорна и Хельса, как они резюмированы на стр. 194 приложений к «The English Version of the Polyglot Bible» (изд. S. Bagster and Sons, London), проверив все лично по первоисточникам (табл. XXIа). А на правой стороне даны соответствующие им латино-эллино-сирийско-египетские, так называемые, романские цари. Налево от осевой линии (0) отложены продолжительности царствования каждого из богоборческих царей в числах лет, по указанному вверху масштабу, а направо от этой линии даны продолжительности царствования соответствующих им латино-эллино-сирийско-египетских. Вы сами видите на пей. что параллелизм в продолжительности последовательных царствований здесь поистине поразительный. Левая линия диаграммы представляет собою почти точное зеркальное отражение правой, тем более, что неточности даже и в два года в этом случае находятся в пределах вероятных ошибок. Действительно, если вы читаете, что кто-нибудь воцарился в 25 г. и умер в 30 г. какой-нибудь эры без указания (как это и бывает в древних первоисточниках) месяца и дня, то вы не знаете, как тут считать: включивши крайние годы, получите 6 лет, исключивши их, имеете только 4 года, а приняв, что это было на той же доле обоих крайних годов, получаете 5 лет. Кроме того, для очень древних времен вы не знаете даже, по какому счету — лунному или солнечному — считались года, а это тоже дает разные сроки для отдельных, особенно для продолжительных царствований, не говоря уже о возможных описках копиистов или об умышленном корректировании годов последующими редакторами для согласования с иностранными царствованиями. Здесь, на нашей диаграмме, надо поражаться не отдельными мелкими разницами в годах, а тому, как хорошо сохранились на продолжении полуторы тысячи лет первоначальные записи, сделанные в двух разных странах, отдельно друг от друга и на двух разных языках.

Мы видим, что прозвища царей на обоих языках здесь разные, и не можем удивляться этому, зная, что в древности не было, как у нас теперь, международных имен, в роде Николая, Петра и т. д., даваемых при рождении в честь какого-либо иностранного патрона.

Тогда не было, — как я уже говорил, — ни паспортов, ни метрических записей, и каждый человек получал свое прозвище взрослым или подростком по каким-либо физическим или моральным особенностям, и оно менялось по мере развития его жизнедеятельности в каком-либо новом направлении, даже и на его родном языке. На других же языках прозвище вырабатывалось совершенно самостоятельно, а не в смысле перевода его значения: друг и защитник господствующего народа неизбежно был врагом и угнетателем народа подчиненного, и на обоих языках характеристика его, выражавшаяся в прозвище, неизбежно была разная.

Ведь всякая характеристика какой-либо личности больше характеризует характеризующего, чем эту самую личность. Едкий и желчный человек непременно выставит на первый план смешные и отрицательные черты характеризуемого и приведет в подтверждение своего отзыва его дурные поступки и в другом освещении, а простодушный и доброжелательный по природе совсем их не. заметит и отметит противоположные качества и случая из жизни. Не зная, что обе характеристики относятся к тому же самому лицу, вы не узнаете его в двух таких вариантных биографиях, тем более, что в каждой будет тенденция игнорировать факты, противоречащие взгляду автора.

Наиболее стойким признаком для установления единства личностей здесь неизбежно будут оставаться лишь числовые факты, изменять которые нет никаких причин. Таково, например, число лет царствования. Оно переписывается машинально, над ним не стоит даже и задумываться. И вот мы видим эти исторические константы действительно мало измененными, и математически образованный человек при одном виде нашей диаграммы прямо говорит: «это единство, а не случайное совпадение чисел».

Это то же самое, что было и в предыдущей главе по отношению к египетским и к библейским царям, это применение математической теории вероятностей к исследованию многократно повторяющихся однородных явлений жизни по их количественным особенностям.

А в данном случае, кроме количественного фактического тожества, наблюдается и качественное единство всех наиболее ярких особенностей у входящих в сравнение индивидуумов.

Рассматривая пашу диаграмму с этой точки зрения, мы видим, что первый (налево вверху) богоборческий (израэльский) царь Иеровоам (что значит заступник народа), является основателем «иконопоклоннической ереси» («ировоамова ересь»), которой следовали почти все его потомки. А соответствующий ему Константин I (направо вверху) в греческих христианских источниках является «основателем православия» (что и есть иконопоклонническая ересь с библейской точки зрения) и причисляется к святым. Греки называют его своим «Стойким царем» (Константином), не упоминая при каждом случае, что он был также и «сирийским», а сирийцы называют его в Библии своим «Заступником Народа», не упоминая, что он был также и греческим царем.

Кроме того, мы видели уже из сравнения родословной Христа в Евангелии Луки и в Абидосской таблице, что соправителя Иеровоама — Ровоама египтяне называют царь Неф-Ерк (Неф-Ерк-Ре) и считают основателем псевдо-восьмой египетской династии.

А мы знаем, что соправителем Константина в Египте был Лициний. Значит, и египетский царь Неф-Ерк-Ре I, основатель династии Неферкидов, определяется как царствовавший между 307 — 324 гг. нашей собственной эры, а все остальные Неферки и Неферкиды отожествляются с восточными соправителями романских императоров или прямо с ними самими, если они царствовали и в Египте без соправителей. И весь этот сдвиг хронологии, вместе с объединением египетских, еврейских и эллинских царей или их взаимных соправителей, подтвердится, как увидим в следующих томах, астрономическими вычислениями различных памятников греческой и египетской древности, содержащих астрономические указания.

Здесь я объясню только, как я пришел к сопоставлению, представленному на таблице XXI.

Я определял по немецкому каталогу солнечных и лунных Затмений Оппольцера и по кометному каталогу Вильямса, когда осуществлялось во всех своих подробностях солнечное затмение, описанное у пророка «Сильного» (Амоса), сопровождавшееся также и кометой, имевшей вид трубы, и пришел к заключению, что такое затмение было за весь исторический период земли только один раз: 49 июля 418 года нашей эры. Но в заголовке пророчества указано, что оно было «во дни Иеровоама II, царя израильского, и Озии, царя иудейского» (см. выше).

Значит, эти библейские цари, — заключил я, — жили в начале V века… При каких же латино-эллино-сирийско-египетских царях это было? Конечно, только при Гонории (395 — 423 гг.) и при его эллинском соправителе Феодосии П. Сначала я думал, что Иеровоам II отожествляется с Феодосием II, но после Иеровоама в Библии указаны Захария, царствовавший 6 месяцев, и Сохом — 1 месяц, а таких после Феодосия II не было. Они были только после Гонория, который, хотя и считается современными историками уже отделившимся от Аркадия, но по правилам о соправительстве того времени еще считался совластелином всей империи и наследником Аркадия после его смерти. Действительное распадение империи Константина I на восточную и западную произошло лишь после смерти Аркадия, когда только один Восток признал власть Феодосия II.

Значит, богоборческое царство, — заключил я, — после распадения империи уже отожествляет себя с латинской частью, а не с византийской.

Я проследил в деталях историю обоих и получил всю нижнюю часть таблицы XXI, из которой выяснилось, что последний богоборческий царь Осия соответствует последнему романскому царю Ромулу-Августулу, а пленивший Осию «Отнявший Мир» (Салманасар) соответствует Одоакру, пленившему Августула. Так одновременно и параллельно друг другу окончились у меня на диаграмме Богоборческое и Романское (Западно-Римское) царства.

Тогда я вновь возвратился к затмению у пророка «Сильного» (Амоса) в 418 году и начал прослеживать аналогию вспять к основателю империи Константину I. И тут, как видит читатель, для каждого богоборческого царя (см. налево) я тотчас находил аналога среди латино — сирийско — египетских царей (см. направо). Один из них Ила (Элий) оказался даже и по имени тот же самый Юлий (Юлиан). Вся разница обеих ветвей диаграммы оказалась лишь в том, что в Библии цари Надав и Васа помечены наследовавшими друг друга, а по византийским источникам их двойники. Константин II и Констанции II, сначала были соправителями. То же самое вышло далее с Амрием и Ахавом. соответствующими Валентиниану и Валенту; с Ахазией и Иорамом, соответствующими Грациану и Валентиниану 11, и с Иоасом и Иеровоамом II, соответствующими Аркадию и Гонорию. Везде соправитель, продолжавший иарствоватъ долее, систематически поставлен здесь преемником первого. Такое приведение временных современнике в последовательный ряд действительно легко могло быть сделано древним компилятором отдельных записей благодаря тому, что тогда не было еще установлено официальной эры, по которой могли бы датироваться события, отмечавшиеся лишь годом царствования тогдашнего монарха.

Я опять здесь спрашиваю, как и при сравнении родословной Ра-Мессу и Иисуса-Мессии: возможно ли даже подумать, что правам линия нашей диаграммы лишь случайно оказалась зеркальным отражением левой части?

Для меня, как математика, такое утверждение просто смешно. Это все равно, как если бы кто-нибудь мне сказал, что дважды два не всегда бывает четыре, а иногда может быть и три.

Кроме того, я уже говорил, что сходство здесь не только по числу, но и по главнейшим качествам указанных лиц. Конечно, при двух вариантах той же самой династической истории сирийско-византийско-латино-египетских царей, в сирийском варианте, — каким считается Библия, — главным образом описываются события, ближе касающиеся Сирии; а в греческом варианте, каким считается история Сократа-Схоластика, относящаяся к этому периоду и написанная никак не ранее X века нашей эры, описываются события, ближе касающиеся Греции, с пренебрежением отдаленных царств. Значит, каждая из этих историй имеет свой национальный колорит. Даже и при полюй беспристрастности это все равно, что фотографии одного и того же здания, сделанные с разных сторон и с первого взгляда мало похожие друг на друга.

И все же, несмотря на это, особенно выдающиеся черты в обоих вариантах сохранены.

Вот они:

1) Основатель богоборческого царства (Израэльского) Иеровоам был, как я уже говорил выше, и основателем его религии; точно также и основатель священнического (по-гречески — христианского) Средиземного царства Константин был основателем его религии.

2) Последние цари обоих царств были пленены «варварскими царями» и умерли у них в плену.

3) Все астрономические явления во время израильских царей имеют место не за несколько сот лет до начала пашей эры, куда их относят до сих пор, а только при их латино-эллино-сирийско-египетских двойниках. Таково уже упомянутое солнечное затмение с одновременной кометой при Иеровоаме II, оказавшееся затмением 418 г.; таковы сочетания планет и созвездий, описанные Иезекиилом и Захарией, имевшие место, как мы видели в этом самой книге (часть II), не при Менаиме и Факхе, а при их двойниках, Валентиниане III и Рецимере.

Но этим дело далеко не ограничивается.

4) При Валенте (363 — 378 гг.) на востоке жил замечательнейший из христианских деятелей Василий Великий, что в переводе значит «Великий царь», основатель христианского богослужения, крещенный в Иордане, подобно Иисусу, взрослым, при чем на него сошел с неба святой дух в виде голубя, и раздался громовой голос в удостоверение его величия. Он потом был осужден понтийским наместником за борьбу с господствовавшим тогда арианским единобожием, но был спасен сильным землетрясением, происшедшим при подписании Валентом приговора над ним. Я уже показал, что из легенд о нем сложился евангельский миф о Христе (т.е. о великом священнике), вознесшемся живым на небо. Библейским же двойником Валента на нашей таблице приходится, как мы видим, нечестивейший из богоборческих царей — Ахав, с еще более нечестивой женой Иезабелью (Изабеллой, евангельской Иродиадой), как и следует по аналогии.

А кого же мы видим в его царствование? Величайшего из древних пророков, Илью-Громовержца, вознесшегося так же, как и Иисус, по евангельскому сказанию, живым на небо, а при жизни тоже воскрешавшего мертвых, питавшего голодных, исцелявшего больных и гремевшего против современной ему религии. И тут единство в двух лицах. Легенда об Илии и об Иисусе — две ветви той же самой легенды.

5) Вслед за Илией поднимается в Библии его великий преемник, пророк Елисей, и он аналогичен Иоанну Златоусту, восставшему вслед за Василием Великим.

Как вы сами видите, основной рельеф событий здесь вырисовывается один и тот же. Не будем же продолжать находиться в рабстве у звуков человеческой речи, различных на разных языках и давших одним и тем же людям и местностям различные имена, в зависимости от того языка, на котором описываются эти события, будем руководиться Фактами.

А эти факты говорят нам, и еще более скажут в одном из следующих томов нашей книги, что богоборческим (израэльским — по-еврейски) царством называется в библейской книге «Цари» латино-эллино-сирийско-египетское царство, но хронология его сдвинута теологами вспять на тысячу слишком лет и локализирована последующими толкователями в средние века на крошечном и бесплодном клочке земли в окрестностях Мертвого моря, как ангел на острие иглы в средневековой схоластике.

Глава III.

Сделаем такое же сопоставление и для верховных деятелей «Второй» и «Третьей» латино-эллино-египетских империй.

«Первой империей» я называю здесь царство, основанное Ромулом и Ремом, до его падения при Тарквинии Гордом, и в следующих томах я покажу его мифичность, что едва ли бесконечно поразит большинство современных мне историков, так как к тому же мнению склонялся даже Момзен.

«Второй империей» я называю царство, основанное Суллой (библейский Саул), продолженное Помпеем и Юлием Цезарем и закончившееся при Каракалле, давшем права романского гражданства всем пародам, входившим под именем варваров в состав этой империи.

«Третьей империей» я называю уже описанное в предыдущем изложении теократическое царство, начатое Аврелианом в 270 году нашей эры, продолженное Диоклетианом и Констанцием Хлором, и окончательно установленное Константином I. Оно окончилось поражением Одоакра, последнего из его царей, Теодорихом Великим в 493 году нашей эры.

Никто еще не считал мифическим «Второго царства», а между тем его история и история «Третьего царства» представляют собой только два варианта одной и той же истории латино-эллино-сирийско-египетской империи между 270 и 493 годами нашей эры, когда «латинская» империя только и существовала в действительности.

Впервые навели меня на эту мысль опять вычисления времени астрономических явлений, описанных у Фукидида, Геродота, Тита Ливия и в других наших первоисточниках. Я последовательно определил время не менее как сотни астрономических явлений латино-эллинской эпохи и получил поразительный результат: все солнечные и лунные затмения, все кометы (проверенные мною по китайским летописям) и все сочетания планет оказались совершенно верными, начиная с 402 года нашей эры, т.е. с конца царствования Аркадия и Гонория, и почти все до этого времени оказались сдвинуты вспять, то около 333, то около 1200 лет соответственно тому, как это мы видели здесь в определении времени Апокалипсиса и библейских пророков и в определении времени евангельского Христа.

Все эти детали и частности будут приведены у меня в следующем томе, а здесь я даю только окончательную хронологическую схему, в которой оказалось возможным резюмировать весь. данный предмет. Она графически представлена на таблице XXII и совершенно аналогична предыдущей таблице.

На левой ее стороне приведены в последовательном порядке цари «Второй империи» с обозначением времени их царствования, а на правой даны их аналогии в «Третьей империи».

Мы видим и здесь, что каждый царь Второй империи имеет аналога в Третьей, так что в количественном отношении нельзя и желать лучшей проверки одной хронологии посредством другой. О случайности сходства обеих кривых и здесь смешно даже и подумать с точки зрения математической теории вероятностей. Даже и в нескольких случаях, где допустимо поставить соправителей то одного, то другого впереди (располагая их в одночленном ряду), меняется только конфигурация чертежа, а не величина его выпуклостей и впадин.

Вот почему, не впадая в многословие, я остановлюсь только на качественных сходствах приведенных здесь соответственных лиц.

Налево вверху мы видим Люция Суллу, называемого классическими первоисточниками восстановителем Рима (restitutor urbis), а против него направо мы видим его двойника Люция Аврелиана, называемого первоисточниками, аналогично первому, восстановителем империи (restitutor orbis). С нашей точки Зрения они не восстановители, а основатели, и Сулла представляет лишь отражение Аврелиана, жившего около 170 — 275 гг., нашей эры. Кроме того, Сулла по предыдущей аналогии, отожествляется с библейским Саулом.

Мы видим затем, что Великий Помпей (т.е. Великий Трубный) есть историческое отражение «божественного Диоклетиана», которому в библейской истории соответствует царь Давид.

Первоимператор Юлий Цезарь является лишь отражением такого же первоимператора Констанция Хлора (Рыжего), давшего повод к возникновению целого ряда легенд.

От него на левой стороне диаграммы мы переходим к Гаю Октавиану Августу (т.е. Священному), а его двойником налево мы видим Гая Константина, уже прямо причисленного не к священным, а к святым.

При Гае Октавиане святом, говорят нам, родился евангельский Христос, а, с нашей точки зрения, при Гае Константине святом (306 — 337 гг.) родился (около 333 г.) Василии Великий, основатель христианского богослужения, давший начало евангельской легенде о Христе. В Библии же Константин называется Иеровоамом — основателем иконопоклоннической ереси.

Мы видим далее, что «Солдатский Сапог» (Калигула), провозгласивший в конце жизни себя богом, аналогичен Юлиану, великому полководцу и философу, которого христиане называют отступником от своей религии, а в Библии ему соответствует богоборческий царь Ила, имя которого тоже значит бог и однозвучно с Юлианом.

Вслед за ним налево следует Клавдий со своей распутной женой Мессалиной, а его двойником направо является Валентиниан, о жене которого мне ничего неизвестно, но если мы обратимся к Евангелию, то увидим, что около этого времени Иоанн, креститель Иисуса, обличал царя Ирода (Валента) за то, что он отбил жену своего брата (Валентиниана), конечно, не без ее согласия.

И вот мы переходим, наконец, во Второй империи, к самому враждебному христианам царю Нерону (Черному), а в Третьей империи находим его двойника Валента (363 — 378 гг.), о котором церковные историки говорят как о жестоком гонителе христиан. И именно в его царствование понтийский эпарх осуждает на смерть основателя христианского богослужения Василия Великого, а по вычисленному нами времени неудачной попытки столбования евангельского Христа, оно и приходится на царствование Валента (21 марта 368 г.), при чем евангельский «Христос» оказывается лишь мифически гигантским отражением вышеупомянутого Василия Великого (т.е. по-русски: «Великого царя»). В библейской истории мы видим даже и тройника для Валента-Нерона в виде грешнейшего из всех царей Ахава с его распутной женой «Изабеллой», а тройником Иисуса-Василия является в Библии вознесшийся живым на небо величайший пророк Илия.

Я не буду продолжать далее этого детального качественного сравнения правой части моей диаграммы с левой и укажу только, что на границе между царствованием Феодосия Великого, отразившегося в императоре Тите Домициане, и воцарением Аркадия (он же Траян Второй империи) приходится страшное землетрясение, разрушившее Геркуланум и Помпею, и оно же, с этой точки зрения дало повод к некоторым местам Апокалипсиса, написанного 30 сентября 395 г., где художественно описывается страшное землетрясение, «разрушившее языческие города». Читатель видит сам, как, с нашей точки зрения, все, казавшееся беспорядочно разбросанным по векам истории, приходит в стройный логический порядок вплоть до введения в обиход Каракаллой (который отожествляется у нас с Теодорихом Готским), галльской, т.е. французской одежды и дарования всему свободному «варварскому» населению права римского гражданства.

Но как же, — скажут мне, — возникла история Второй, не существовавшей, империи? Отчасти, — отвечу я, — под влиянием православной теологии, которой понадобилось, по дипломатическим соображениям, отодвинуть рождение Иисуса на 333 года назад, чтобы оторвать легенды о Христе от сказаний о жизни Василия Великого, после того, как Христос был призван уже не сыном человеческим, а сыном самого бога-Громовержца. Отчасти же это могло быть и по недоразумению: была найдена греческая рукопись, по которой Сократ-Схоластик, пли его предшественник, составил свою церковную историю, начиная с Константина I, и была найдена другая, может-быть латинская, рукопись о том же самом предмете, по которой Евсевий Памфил или его предшественник сочинил свою историю Второю царства, связав ее и с апокрифированным христианством.

Здесь не мое дело разбираться, кто в чем был виноват, но факт налицо: Вторая латино-эллино-сирийско-египетская империя списана с Третьей.

Что же касается до возникновения мифа о Первой империи, начиная с Ромула и Рема и кончая Тарквинием, то он появился, несомненно из еврейско-арабских вариантов истории той же Третьей империи, так как имена всех царей, начиная с Ромула и Рема, тут еврейско-арабского корня, да и самое имя Рим (Roma) — еврейское и происходит от корня РАМ (иначе РОМ) — возвышаться и от РАМ, РИМ и РАИМ — носорог.

Обо всем этим я подробно поговорю в одном из следующих томов.

Глава IV.

Я не могу оставить этих эскизных хронологических абрисов (детальная разработка которых сделана в последующих томах), не дав здесь также легкой схемы и для истории царства иудейского (по-еврейски: богославного), сравнительно с царством византийским — православным. И здесь оба царства оказываются — одно. Схема их представлена на диаграмме, составленной по образцу предыдущих (таблица XXIII).

Налево даны последовательные «цари иудейские», направо отмечены эллино-египетско-сирийские соправители романских императоров до разделения всей империи на Восточную и Западную, а после этого сопоставлены с иудейскими только эллино-сирийско-египетские (т.е. восточные) цари, повидимому, единственно считавшиеся богославными.

Первому «богославному» царю Ровоаму соответствует Лициний, соправитель Константина I, отразившийся во Второй империи в Антонии, влюбившемся в Клеопатру, которую, по нашей теории, тоже надо переместить в начало IV века. Лициний, Антоний и Ровоам оказываются лишь тремя прозвищами одного и того же лица.

У Ровоама, по Библии, был сын Аб-Ия, т.е. Отец бога-Громовержца (Иеве), а у Клеопатры, по словам историков, был сын Цезарион, хотя будто бы и не от Антония, а от Юлия Цезаря (по-нашему, Констанция Хлора). Я не хочу вдаваться здесь в разбор этих исторических сплетен и пересудов и потому прямо считаю, что сын Клеопатры был от Антония, так как и у его двойника Лициния был от египетской принцессы тоже сын, имя которого, к сожалению, не приводится в моих первоисточниках, но которого Константин I, убив Лициния, поставил на некоторое время на египетский престол после него. Это и должен быть Аб-Ия, отец бога — Громовержца (также пророка Илии).

Но кто же был его сын — бог? Мы видим на нашей таблице Асу, и имя это есть лишь особое произношение имени Иисус:

И-исус значит бого-спаситель, а Исус (Аса) просто — спаситель. По своему времени этот Аса-Исус как раз соответствует Василию Великому (по-русски «Великому царю»), и годы их жизни, или, если хотите, «духовного царствования на Востоке» почти совпадают, когда мы примем во внимание, что сын Лициния был тоже вскоре убит Константином, когда его сыну Асе-Исусу — «Великому царю» — было лишь несколько лет.

Но это совпадение, — скажут мне, — только количественное, по годам, а каково качественное совпадение? И оно есть, — отвечу я, — если выбросим все чудесное, т.е. небылицы, и все тенденциозное из жизни евангельского Христа и из жизни четьи-минейского «Великого царя».

«Аса, — говорит библейская книга „Цари“ (1, 15, 13), — угождал богу, как его предок Давид. Он отверг изображения, которые делали его отцы, и даже «Мэку» (притеснительницу) лишил звания царицы (государственной церкви) за то, что она сделала истукан для дубравы. Он сжег истукан, но не уничтожил высот» (вероятно, курганов — пирамид, как мест обожания предков).

«На него напал богоборческий царь Васа (повидимому, это имя есть просто греческое василевс — царь, и в нем мы должны видеть не Васу, а Валента) и начал строить Рому, чтоб не ходили к Асе в город Святого Примиренья, но Аса заключил против него союз с Бен-Ададом, жившим в Дар-Мешке, и Васа остался в «Турце». Во время своей старости Аса был слаб ногами».

Вот и все, что говорится о нем в книге «Цари» (1, 15).

А более поздняя и потому менее достоверная компиляция,, называемая книгой «Паралипоменон», прибавляет к этому, что, в его распоряжении было 300 тысяч вооруженных большими щитами и копьями, 280 тысяч стрелков из лука, снабженных малыми щитами, все люди храбрые. В начале его жизни против его земли выступили кушиты (КУШИ), но он воззвал к своему богу, и побежали кушиты. Воины Асы преследовали их до Герара (ГРР), разграбили города вокруг него, разорили пастушеские шалаши и возвратились в «Иерусалим». Тогда навстречу Асе вышел пророк Азария, на которого сошел божий Дух, и провозгласил: «Послушай меня, Аса и все богославные и сыны смерти: с вами бог, пока вы с ним»… «Будьте крепки, и да не ослабевают ваши руки, потому что есть возмездие за ваши дела».

«Множество народа собралось к Асе после этого в тринадцатом году его царствования в третьем месяце» (мае).

… «И клялись (быть верными) богу при звуке труб и рогов, и было сердце Асы предано богу во все его дни. Он умер на 41 году своего царствования, его положили на ложе, наполненном благовониями и разными искусственными мастями и устроили великое жертвоприношение» (11, 16).

Взявши I книгу «Цари» (гл. XX) на еврейском языке, мы видим, что Бен-Адад воевал с Ахавом, т.е. с Валентом, который, очевидно, и назван здесь Васой (царем или василевсом), а подсчет лет в книге «Цари» является вставкой позднейшего редактора, сопоставлявшего по своему крайнему разумению записи о тех и других царях и корректировавшего их, не принимая во внимание соправительств, отчего и вышла у него хронологическая ошибка.

Отметим, что поход «Тита» (т.е. Грациана или Феодосия) на взбунтовавшихся сирийских христиан и был, по нашему сопоставлению, около этого времени.

Что же выходит? Евангельский Христос, если его считать во Второй империи, был внуком Антония и Клеопатры, а если считать его в Третьей, то внуком Лициния, двойника Антония, и, вероятно, той же египетской царицы или царевны. Все это сходится с преданием, что он происходил из дома Давида (т.е. Диоклетиана, как я показывал выше) и был царского рода, как была надпись на его «столбе», по Евангелиям, даже на трех языках «царь иудейский» (т.е. богославный).

После Асы-Исуса в списке царей богославных приводится его преемник Иосафат, т.е. «Пьедестал бога», и, с нашей точки Зрения, он соответствует Феодосию Великому, вступившему на престол тоже тотчас после смерти Василия Великого, как-будто его преемник. При нем, — говорит книга «Цари» (1, 22, 48), — не было особого царя в Эдоме (т.е. в Западной империи), как не было и при Феодосии. Он был благочестив и по христианским источникам.

«С третьего года его царствования (т.е. с 381 г.) два посвященника, Эли-Шама и Иорам и девять левитов: Симеон, Натания, Заведей, Ешеал, Шимрамот, Ионатан, Адония, Товия и Тов-Адония, и с ними пять сановников: Бен-Хил, Абадия, Захария, Натанал и Михей — ходили по земле богославия, «проповедуя книгу закона 6ожия» (т.е. первичное Евангелие) и «учили народ», соответствуя апостолам Иисуса. «И был в то время Ужас (ФХД) бога-Громовержца, — прибавляет автор (Парал. II, 17, 10), — на всех царствах земли, и они не воевали с Иосафатом».

Под этим «Ужасом бога-Громовержца», повидимому, надо подразумевать огромную комету, которая, по китайским летописям Ше-Ке и Ма-Туань-Линь, появилась на утреннем небе в созвездии Близнецов 22 августа 390 года, когда Солнце было во Льве. Она прошла затем через голову Девы в Большую Медведицу, достигнув перед этим «100 локтей» длины, и исчезла в сентябре, сильно перепугав все народы северного полушария Земли.

Все это как раз соответствует царствованию Феодосия I, с его «великими столпами христианства». Мы видим здесь двух посвященников и девять левитов — всего одиннадцать человек, соответственно одиннадцати апостолам без Иуды-Предателя.

Преемник Феодосия, Аркадий, отразился в Иораме. И здесь все соответствует тогдашней эллино-сирийско-египетской империи. При нем, — говорит II книга «Царей» (8, 22), — отделился окончательно Эдом (т.е. Западная империя) от эллино-сирийско— египетского Востока, как и было при Аркадии, а женат он был на дочери грешника Ахава, как и Аркадий на грешнице Евдоксии.

В это время на Востоке, повидимому, происходила сильная религиозная смута с рядом восстаний на религиозной почве, так как наши первоисточники начинают тут сильно разноречить.

После Иорама, по родословной Евангелия Матвея, как показано и на нашей таблице XXIII, следует Озия (Феодосии II). То же самое и в предках Рамзеса на Абидосском списке тут нет никакого перерыва, что соответствует и нашим вычислениям. Но если вы взглянете в библейскую книгу «Цари», то увидите вставленных тут царей: Охозию (1 год), его вдову, узурпаторшу Эталию (6 лет), сына Охозии, благочестивого Иоаса (40 лет), и его опекуна — первосвященника Иодая. Затем Амасию (29 лет) и, наконец, Азарию, без всякого предупреждения превращающегося в Озию в XV главе той же библейской книги («Цари» 15, 13).

В этой вставной компании не трудно узнать, как и по хронологическому совпадению, так и по качественным особенностям, последних царей Западно-Римской империи, как это я и показываю здесь на дополнительной диаграмме (табл. XXIV).

Вы видите из нее, что «израильский» (т.е. богоборческий) царь Охозия соответствует Константину III (422 г.), а Иоас — которого хотела убить еще ребенком узурпаторша Эталия (ЕТЛИЕ), повидимому, тогдашняя итальянская церковь, и который был спасен Иесаветой, женой священника Иодая, и находился долго под их общей опекой, — соответствует хронологически и качественно Валентиниану III, которого с детства до зрелого возраста опекали Аэций и его жена Плацидия. Значит, и его наследника, богославного Амасию, неизбежно приходится отожествить с наследником Валентиниана III — Рецимером. А следующего за ним Азарию — с Ромулом Августулом (табл. XXIV).

После него автор библейской книги «Цари» делает вдруг возвратный скачок к византийско-сирийско-египетским царям, как продолжателям этих погибших римских царей, хотя такой его поступок и выходит скачком не вперед, а вспять. Однако, скачок этот объясняет нам то, почему в Евангелии Луки, — написанном, как я покажу далее, Лукой Греческим уже в IX веке нашей эры, — никакой западной династии нет в числе предков Иисуса, а также и то, что она отсутствует в египетских иероглифических надписях (табл. XXVIII). Эта династия вставлена уже потом в книгу «Цари», а из нее и в «Паралипоменон».

Эта же вставка объясняет и хронологический сдвиг вспять, сделанный компилятором той же библейской книги «Цари», отодвинувшим назад годы царствования всех «царей иудейских» между Иоасом и Ровоамом, чтобы выделить время для этих вставных царей, что ему, однако, плохо удалось, так как благодаря такой вставке в книге «Цари» вышел ряд хронологических противоречий, отмеченных гебраистами и до меня.

Из этого исторического болота, возникшего от ряда религиозных смут, сопровождавших смерть Василия Великого, считавшегося в конце своей жизни бессмертным Христом, и последующей гибели Западно-Римской империи, мы вновь выбираемся на твердую почву только при Озии, так как время его жизни допускает астрономическую проверку посредством пророчества Сильного (Амоса), жившего, как говорится в нем, при этом царе. Само собой понятно, что если солнечное затмение, описанное у «Сильного», было 19 июля 418 года, то, очевидно, и «Озия» царствовал около этого же времени и потому хронологически налегает на Феодосия II. Действительно, как бы в подтверждение такого вывода, его преемники, Иотам, Амасия и Езекия, прекрасно отожествляются хронологически со Львом I.

Пропущен почему-то только Маркиан (450 — 457 гг.).

Затем, в царстве богославных восстает исключительно долговечный царь Манасия, сидевший на троне целых 55 лет, и параллельно ему мы находим в эллино-сирийско-египетской истории исключительно долговечного Юстиниана, который при том же слипается для еврейского уха с двумя Юстинами, один из которых был его недолголетний предшественник и соправитель, а другой недолголетний наследник, а значение имени у всех одно и то же: правосудный.

Можно думать, что автор, писавший книгу «Цари», не обладал достаточными историческими знаниями по греческой истории, так как объединил затем Тиверия и Маврикия в одном и том же странном имени Амон, которое по-еврейски значит «они». Кроме того, он ошибочно дал этим «они», по каким-то соображениям, только два года царствования. Он пропустил Затем и «узурпатора Фоку», убившего последнего из «них» (т.е. Маврикия), и прямо перешел к Иосии, отожествляемому нами с Гераклием, где аналогия восстановляется и качественно, так как Иосию разбил «Навуходоносор», а Гераклия — халиф Омар, при чем Гераклий тогда фактически «умер» для Египта и Палестины, отошедших к магометанам.

Дальнейшую агонию эллино-сирийско-египетского царства мы видим на нашей таблице вплоть до Седекии, окончательно подчиненного тем же «Навуходоносором». Он соответствует, как видим, Константину Паганату, с которого взял дань Моавий-Халиф в 679 г. Этих царей уже нет на в родословии Иисуса у Луки, ни в родословии Ра-Мессу Великого.

Уже одно это обстоятельство показывает нам, что первичная книга «Царей иудейских» (вставленная позднейшим редактором клочьями в книгу «Царей израильских» и пополненная в книге «Паралипоменон» позднейшим компилятором) была написана не ранее, как в конце VIII века, когда Сирия и Египет были уже отделены магометанами от Европы. Поэтому автор ее и обладал о Греции во многих случаях лишь неполными и недостаточно точными сведениями. Эти неточности наглядно и отразились несколькими авариями левой кривой на нашей диаграмме. Однако же, хотя симметрия деталей у обеих кривых и заставляет здесь в нескольких случаях желать лучшего совершенства, это нимало не убавляет правильности нашего отнесения всего приведенного на ней ряда «богославных исторических деятелей» к периоду между вступлением на восточный престол Лициния и между подчинением восточных прибрежий Средиземного моря магометанам при халифах. Ведь мое отожествление зиждется не на одних вышеприведенных диаграммах, а и на астрономических вычислениях, приведших меня и к ним.

Мне остается здесь сделать лишь такую заключительную Заметку. Все приведенные на моей диаграмме цари, кроме четырех последних, уже плененных, приведены в родословной Иисуса у Матвея под теми же прозвищами, как и в книге «Цари», а у Луки под другими (табл. XXV), за исключением только Иорама, которого мы отожествляем с Аркадием.

В некоторых случаях эта разница прозвищ сразу объяснима. Так, основатель царства Иудейского (Лициний), вместо Ровоама (Расширителя Народа), назван прямо Иудеем (Иуда), и Аса-Исус (Спаситель) назван просто священником (левитом). В других случаях эта разница прозвищ менее ясна, и возможно, что одна из этих вариаций представляет перевод Значений, употреблявшихся на каком-нибудь из иностранных языков.

Точно то же мы можем сказать и о предшественниках этого списка царей, из которых обозначены у Матвея только два, а у Луки целых восемь (табл. XXIV).

Почему здесь сохранено неизменным только имя Давида (которого мы отожествили уже с Диоклетианом божественным), а все остальные прозвища новые? Почему вместо двух лиц Матвея здесь приведено восемь, как-будто Соломон, подобно ракете, рассыпался на семь разноцветных огней (табл. XXVI)?

С нашей точки зрения, здесь нет никакого затруднения при объяснении. Мы видели уже из предыдущего, как соправители после-константиновской истории Сократа-Схоластика превратились в до-константиновской истории Евсевия Памфила в наследников друг друга; так, очевидно, произошло и здесь. Матвей считал по методу Сократа-Схоластика, а Лука по методу Евсевия Памфила. Мы знаем, что у Диоклетиана (Давида) были соправители: Максимиан, Валерий и Констанций Хлор, а у Констанция Хлора были соправители и потом преемники: Максенций, Лициний и Константин I, давшие повод к возникновению сказания о триумвиратах Помпея и Цезаря. Лука и внес их всех, за неимением ничего лучшего, в свою родословную Иисуса, и загадочным здесь остается только последний царь Иосиф.

Само собой понятно, что, с новой точки зрения, Евсевий Памфил писал свою историю позднее Сократа-Схоластика, и оба никак не ранее X века нашей эры.

Предки «евангельского Христа» (в которые попал и он сам в виде Асы) после Ровоама-Лициния.

Библейские цари перед Ровоамом-иудеем.

Глава V.

Остановимся здесь на минуту и раньше, чем идти далее, сосредоточимся немного на сказанном выше. Что мы сделали во всем предыдущем?

1) Я вычислил время Апокалипсиса по гороскопу для него, данному в VI главе этой же самой книги, и оказалось, что он написан по поводу «вещего сочетания планет», имевшего место на небе только в ночь с 30 сентября на 1 октября 395 юлианского года. Сомнения здесь не могло быть, так как основное вычисление подтвердилось, по данным той же книги, тремя независимыми друг от друга астрономическими способами, и оказалось, что автор этой книги «Иоанн Богослов» отожествляется с великим сирийским учителем того времени Иоанном Златоустом, умершим в 408 году. Существование этого последнего Иоанна как раз в вычисленное мною для Апокалипсиса время подтвердило справедливость моего вычисления и исторически.

2) Я вычислил время столбования евангельского Христа (что в переводе с греческого значит: священник), и оказалось, 418 года в царствование Гонория в Западной (Римской) империи и Феодосия II в Восточной (Ром ейской) империи и, таким образом, наложил хронологически первых царей на вторых, но еще не счел их по одному этому совпадению отожествленными.

3) Я вычислил времена «пророков» — Исаии, Иеремии, Иезекиила, Даниила и Захарии — по описанным в одних из них гороскопическим соединениям планет и созвездий, а в других по путям комет, и получил точные года и месяцы всех их небесных наблюдений только в V и VI веках нашей эры, так что из пророчеств о Мессии они обратились в полулегендаризированные воспоминания об основателе богослужения Василии Великом, как и видно по их собственным выражениям. Я вычислил затем, что полуденное полное солнечное затмение на линии культурных центров древнего мира, соединенное с большой кометой и датированное царствованием Иеровоама II у богоборцев (израильтян) и Озии у богославных (иудеев), имело место только 19 июля (Restitutor'oм Orbis), а в библейском варианте с Саулом (тоже Сулла), действительным основателем израильско — иудейского царства. А Каракалла, введший галльскую (французскую) одежду и даровавший права гражданства всем провинциям, хронологически налег на Теодориха Готского, сделавшего то же самое. Не сдвинутым пока со своего хронологического места остался только период между 218 и 270 годами, начинающийся с Гелиогабала, «Высшего жреца непобедимого Солнца» (218 — 222 гг.) и его преемника Александра Севера (222 — 235 гг.), победоносно воевавшего с персидским завоевателем Артаксерксом (Ардаширом) и убитого мятежниками, говорят, на Рейне, аналогично тому, как Александр Македонский победил персидского завоевателя Дария и умер от ран, говорят, на Евфрате.

В каком соотношении друг к другу находятся оба эти Александра, я покажу в следующих томах, а теперь отмечу только, что сдвиг «рождества Христова» на 333 года вперед к году рождества Василия Великого передвигает и Александра Македонского и всех его преемников тоже на 333 года вперед, и при этом оказывается, что Александр Македонский строил свою Александрию как раз около первого года нашей эры. Значит, «наша эра» должна бы, вместо «христианской», называться Александрийской эрой (а астрономически это эра Овна).

4) Желая затем проследить, как хронологически налягут остальные богоборческие и богославные цари на романских (латинских) и ромейских (эллино-сирийско-египетских), я отметил, что годы их царствования соответственно почти совпадают, и составил две вышеприведенные диаграммы, где обнаружился такой полный параллелизм от начала и до конца обоих, что даже и помимо моих вышеприведенных астрономических вычислений, а по одной только теории вероятностей, пришлось бы заключить, что богоборческое и богославное царство не только параллельны романским и ромейским, но и тожественны с ними.

5) Я сделал качественную оценку наиболее выдающихся событий в обоих своих отожествлениях, и все важнейшие события оказались такие же от начала и до конца, даже до того, что «вознесшийся живым на небо» пророк-громовержец Илия хронологически и качественно отожествился с «вознесшимся живым на небо» евангельским учителем, и оба оказались лишь двумя мифами о Василии Великом, основателе христианского богослужения. И все остальные библейские пророки по временам их жизни передвинулись на этой диаграмме как раз на вычисленные для них мною еще ранее места.

6) Я взял затем за основу евангельское сказание, что «Христос» родился при Октавиане Августе и, отожествив его по описанному в начале этой книги лунному затмению 21 марта 368 года с основателем христианского богослужения «Великим царем» (Василием Великим), родившимся около 333 г. нашей эры, пришел к заключению, что Гай Октавиан Август есть двойник Гая Константина Августа. Уже догадываясь, что аналогия продолжится и далее, я стал хронологически налагать империю Гая Октавиана на империю Гая Константина тем же диаграмматическим способом, как и предыдущие, по продолжительности царствования последовательных царей и, получив диаграмму ХХIIа, (стр. 402 — 403), пришел к выводу, что империя Гая Октавиана списана с империи Гая Константина, начиная от ее основателя Суллы (Restitutor'a Urbis), отожествившегося с Аврелианом, что лунное затмение, описанное при неудачной попытке столбовать его, имело место на нашем полушарии земли лишь один раз на протяжении нескольких веков до и после начала нашей эры (так называемого «рождества Христова»): оно было 21 марта 368 года. Я начал искать около этого времени в Сирии «великого святого», соответствующего «Царю иудейскому», и тотчас нашел Василия Великого (333 — 378 гг.), имя которого в переводе значит «Великий царь». Я исследовал его жизнь по «Житиям святых», и увидел, что он был сыном тоще «Царя» (Василия по-гречески), и все в ней до попытки столбования оказалось однородным с евангельским сказанием об Иисусе, а этот последний эпизод заменен простым смертным приговором, будто бы не приведенным в исполнение, потому что при подписании его императором произошло землетрясение, описанное и в Евангелиях при издевательстве над евангельским учителем.

Автор Апокалипсиса — Иоанн — оказался и здесь его молодым учеником, и остальные «апостолы» нашлись в избытке в учителях этого времени, получивших названия «великих». Ранее их от начала нашей эры не было ни одного «великого святого», а только аллегорические мифические личности в виде Святой Мудрости (Софии) с ее тремя святыми дочерьми, Верою, Надеждою и Любовью, или в виде религиозных деятелей, пересаженных из более позднего времени вследствие смешения употреблявшейся в начале средних веков эры Диоклетиана с нашей современной, псевдо-христианской (а на деле Александрийской) эрой.

7) Я показал здесь, кроме того, на сопоставлении родословных Рамзеса и Иисуса, что обе их генеалогии есть одна и та же компилятивная генеалогия, написанная на двух разных языках. В первом ее варианте в родословие внесены иудейские цари, начиная с Ровоама-Иуды и кончая Иосией-Мелхием. Но Ровоама-Иуду мы уже отожествили с египетским Лицинием (307 — 324гг.), а Иосию-Мелхия с Гераклием (610 — 641 гг.), у которого Халиф Омар (он же Навуходоносор) отнял Египет в 632 г. нашей эры после его двадцатидвухлетнего царствования в нем. Во втором же варианте этой общей генеалогии те же самые цари внесены под названием 8 — 10-й династии под именем царей Неф-Ерков. Значит, египетские Неф-Ерки царствовали между 307 и 641 годами нашей эры, а, следовательно, и Абидосская иероглифическая таблица составлена не ранее, как в VII веке нашей эры, под влиянием византийской культуры и уже при господстве магометанской религии над остальными религиями Востока.

Выходит, что Гераклеополитанская (т.е. из города Геркулеса) династия была Константинопольская династия, и в ней:

С-Неф-Ерк = Озия = Феодосий II (408 — 450 гг.), Неф-Ре = Иотам = Лев I (457 — 474 гг.), Неф-Ерк-Ре = Тереру = Ахаз = Зенон (474 — 491 гг.), Неф-Ерк Гор = Езекия — Анастасий (491 — 518 гг.). Неф-Ерк-Ре-Папа-Сениб = Манасия = Юстиниан (518 — 565 гг.) и так далее.

Я прекрасно понимаю, что это ошеломляющий результат для египтологов, но в одном из дальнейших томов, специально посвященных Египту, я покажу, что астрономические вычисления гороскопов, найденных в разных египетских гробницах, приводят единогласно к тем же результатам. Так, круглый гороскоп на потолке Дендерского храма дает 15 марта 540 г., время эллино-сирийско-египетского императора Юстиниана, а четырехугольный — 6 мая 568 г., т.е. окончен при его преемнике Юстине II. К такому же сдвигу приводят и мои вычисления времени всех имеющихся в моем распоряжении месопотамских клинописных эфемерид.

Этот удар по старой хронологии несколько смягчается сдвигом на 333 года, который мы сделали наложением «Второй» Римской империи на «Третью». Действительно, если иероглифами, как нам говорят, писали и при Октавиане Августе, а Октавиан Август отожествился с Константином Августом, то и иероглифическая письменность сдвигается к IV веку. Значит, я придвигаю к нам ее конец только на четыре века, но и этот сдвиг поразителен, хотя, как увидит далее читатель, я приближаю к нашему же времени, не ранее как в VIII век, и евангелистов Марка, Иоанна, Матвея и Луку, допуская в предыдущих веках лишь апокалиптическое и мессианское христианство. Иного выхода здесь нет.

Допустить, что все приведенные здесь (и далее) многочисленные астрономические определения и все указанные здесь аналогии императорских родословных являются лишь «случайными совпадениями», значит возвращаться к мистике средних веков и приняться за восстановление древней кабалистики.

Здесь нам не остается другого выхода, как построить следующую теорию происхождения нашей современной «истории древнего мира» (потому что теории необходимы и в области исторических изысканий, как в области естественных наук).

Вот эта теория.

Латино-эллино-сирийско-египетские властелины со времени Аврелиана короновались четырьмя коронами: латинской в Риме (или в Помпее, или в Равенне), эллинской в Константинополе (или в Никее) сирийской в Антиохии (или в Кесарии) и египетской в Каире (или в Мемфисе, или в Александрии). При каждом короновании они получали особое официальное прозвище на языке этой страны и выбивали его на медалях, раздававшихся именитым присутствующим и отсутствующим должностным людям. (Мы теперь напрасно принимаем их за монеты в нашем смысле слова, потому что тогда не могло еще быть денежного хозяйства). Таким образом, у всех тех, кто единолично царствовал во всей тетрархии, было четыре имени. Когда в каждом из этих четырех, соединенных династически королевств, развилась своя национальная письменность, были написаны четыре истории той же самой империи, но властелины в них вошли под местными официальными прозвищами, и сами истории были написаны с местных точек зрения, т.е. перспективно.

Потом греки, как любознательные мореходы по Средиземному морю, привезли к себе книги италийского, сирийского и египетского вариантов и перевели их в средние века на свой язык, оставив не переведенными собственные имена действующих лиц и даже имена упоминаемых местностей и городов, которые тоже на разных языках имеют разные прозвища. Благодаря этому, а также местному перспективному колориту каждого варианта, они были приняты за отдельные истории и отнесены к отдельному времени.

В результате всего этого и возникло то, что мы называем теперь историей древнего мира.

С новой точки зрения, период времени, о котором мы имеем письменные сообщения, сокращается до 1700 лет, т.е. до второго века нашей эры в самых культурных странах прибрежий Средиземного моря, а в Китае максимум до 2000 лет, т.е. до последнего века перед нашей эрой. Далее в глубь веков идет везде уже не история, а археология, но зато средневековый период обогащается массой новых материалов, так как с новой точки зрения даже классический пантеон приходится считать апокрифическим, не говоря уже об изящных литературных произведениях, начиная с Одиссеи и Илиады и кончая Овидием и комедиями Аристофана, в которых действие переносится в древнюю Грецию только по обычной для эпохи Возрождения или, вернее, Эпохи фантазерства и апокрифирования, интернациональной манере, благодаря которой считалось неинтересным художественное описание своего собственного национального быта, а непременно нужно было отнести действие в далекую Грецию, как это мы часто видим даже и у писателей XVIII века.

Ну, а как же с этой точки зрения, — спросит меня читатель, — отнестись к индусской троице — Тримурти, состоящей из бога Слова (Брамы), творца вселенной, из бога Сивы, как олицетворения всеуничтожающего и всеочищающего огня (Агни, созвучного с Агнцем — Овном), языки которого, как знамения «святого духа», сошли и на христианских апостолов, и из бога Вишну, источника существования всего живого? Как отнестись к индусскому Кришне — Христу, этому восьмому воплощению бога Вишну, история юности которого почти та же самая, как и у евангельского Христа, но который, говорят нам, воплотился в этот свой восьмой раз еще за 2000 лет до начала нашей эры?

Отнестись к этому, — отвечу я, — надо совершенно так же, как нам пришлось отнестись и к легендам о библейском первом человеке Адаме и о египетском первом царе Мене. Ни одного из этих восьми воплощений бога Вишну, конечно, не было в действительности, а миф о них возник тоже в средние века.

Не индусская Тримурти вместе с младенцем Кришной приехала на белом слоне на берега Средиземного моря из девственных лесов Индии, а совершенно наоборот, она перекочевала в Индию из культурных городов эллино-сирийско-египетской теократической империи Феодосия II на верблюдах вместе с торговыми караванами, не ранее конца IV века нашей эры. Это и была в Индии первая и притом достоверная «благая весть» о приходившем на землю Кришне, в виде «Великого царя», основавшего христианское богослужение, а все предыдущие перевоплощения Кришны становились в Индии известными уже позднее. Ведь мы же знаем теперь, что и в христианский мир Европы «Христос» в воображении приходил не один раз. Мы уже пошли в прежних главах этой книги его предшествовавший приход на берега Средиземного моря в легенде об евангельском Христе, явившемся спасти классический мир в начале нашей эры при Октавиане Августе, этом мифическом двойнике Константина I. Потом мы видели того же Кришну-Христа в летописи царей иудейских в образе царя Асы, истребившего языческих богов будто бы еще за 961. год до начала нашей эры; потом мы видели его же вознесшимся на небо, около 950 г. до начала нашей эры, в лице величайшего из пророков — Илии; потом мы видели его уже несколько раз в родословной Великого Рамзеса, а в будущем увидим в образе Иисуса Навина, жившего будто бы за полторы тысячи лет до пашей эры, но тогда Моисей сольется у нас, с одной стороны, с Диоклетианом, а с другой — со своим бледным остаточным отростком на правильном хронологическом месте — Николаем Чудотворцем. Его же мы найдем и в легенде об Иосифе прекрасном и в Енохе.

Вот уже и семь перевоплощений того же самого вседержителя Вишну на Западе. И все они последовательно, по мере своего мифического развития, перекочевывали на Восток, последний раз, может-быть, даже и морем, кругом мыса Доброй Надежды, вместе с португальскими мореплавателями в начале XVI века пашей эры…

И вся эта перемена пути восьмикратного воплощения бога-вседержителя Вишну в обратном направлении из греческой Сирии в Индию находится в полном согласии с лингвистикой, где слово Кришна есть видоизменение национального греческого слова Христос, т.е. посвященный путем помазания маслом, и с естественным способом распространения культуры, подобно течению воды, из ее высших центров в низшие, из городов в деревни, из столиц в провинции, а никак не наоборот. Индия по отношению к прибрежьям Средиземного моря всегда должна была оставаться провинцией, как потому, что роскошь ее природы не возбуждала трудолюбия населения, так и потому, что ее неизвилистое побережье не давало возможности развития первичного мореплавания, этого главного стимула к прогрессу древней техники, и к возбуждению древней любознательности, а вместе с ней и фантазии.

Индия страна чудес не в своей собственной, а только в нашей европейской фантазии, воспитанной на полуроманах в духе Жакольо и на теософических измышлениях в духе Елены Блаватской и ее приятеля, англо-индийского полковника Олькота. Индусские мудрецы, хранящие в тайниках своих храмов от поколения к поколению свою скрываемою от непосвященных мудрость и полумистические произведения своих предков, представляют интерес для современного серьезного исследователя только с психиатрической точки зрения, а никак не для восстановления древней истории этой страны, не имеющей в действительности никакой своей хронологии ранее XVI века нашей эры.

Глава I.

Рис. 91. Северо-западный угол храма «Небесной Девы» (Партенона)

Его небесный символ — созвездие Тельца.

Имя Лука происходит или от Левкос (белый), или от местности Лукании.

Посмотрим сначала, что нам говорит церковная традиция об Луке Элладском, а также и об «евангелисте Луке».

По «Житиям святых», евангелист Лука родился 18 сентября в Сирийской Антиохии и был «смолоду научен всем эллинским наукам и врачебной хитрости». Ему были хорошо известны греческий и египетский языки. Он считается в числе 70 второстепенных апостолов, посланных попарно Иисусом по городам для проповеди его учения.

Он проповедывал, — говорят «Жития», — в Фивах, в Беотии, и будто бы написал свое Евангелие через 50 лет после «вознесения на небо» Иисуса. Он, — говорят нам, — трудился вместе с Павлом, проповедуя христианство язычникам, и о нем упоминает последний в своем послании к колоссянам (4, 14), говоря, что их «приветствует врач возлюбленный Лука».

Он путешествовал в «Иерусалим», прошел Ливию и жил некоторое время в Египте. Потом построил себе церковь в Беотийских Фивах и врачевал там болящих телом и душой. Затем умер в глубокой старости, более 80 лет от роду, и от его гроба исцелялись многие болезни, «особенно глазные».

Он «первый написал на деревянной доске изображение богородицы с младенцем на руках» и еще два ее «портрета», а также «портреты» Петра и Павла, и был таким образом установителем церковных изображений в византийском стиле. Значит, дело было как-будто уже при императрице Ирине, а не в I и даже не в IV веке нашей эры. Между тем нам говорят, что Констанций I, сын Константина I, уже перенес его мощи в Царь-град, где они и были положены в церкви св. апостолов вместе с Андреем и Тимофеем…

Вот и все, что сообщают о нем «Жития святых». Материал очень не велик, но почти весь правдоподобен, за исключением чудес, происходивших уже после его смерти от прикосновения к его гробу, и подлинности его мощей, которых Константин II не мог никуда переносить, так как умер ранее вычисленного нами времени столбования Иисуса 21 марта 368 г.

Мы уже видели, как первообразом автора Апокалипсиса — Иоанна Богослова — оказался Иоанн Златоуст и как первообразом евангельского царя иудейского оказался «Великий царь» Василий Великий Четьи-Миней. Посмотрим, не найдем ли мы в них и первообраза евангелиста Луки.

Из различных Лук мы имеем и «Житиях святых»:

1) Под датой 29 января: Упоминание «о трех святых мучениках: епископе Сильване, диаконе Луке и чтеце Мокии, отданных Христа ради на съедение зверям в царство Нумерианово в Елисе, Финикийском городе».

Этот диакон Лука, конечно, мало подходит к врачу и евангелисту Луке.

2) Под датой 22 января: апостолы: Нафанаил, Лука, Климент.

Хотя Лука здесь и тот самый, но без биографии, как и остальные два.

3) Под датой 30 июля: «Кончина диаконов Луки и Муко, при епископе вавилонском Полихронии в царствование Декия», без подробностей.

Это дает промежуток между 248 — 252 гг. Если мы примем, что такой год дан по эре Диоклетиана (286 г. нашей эры), то получим для времени кончины Луки и Муко 534 — 538 гг. Но тогда еще памятны были библейские пророчества, как недавние, а потому и этот Лука, цитирующий их, как старину, явно не подходит для евангелиста.

4) Под датой 7 сентября: преподобный Лука, третий игумен Спасовой обители, называемой «Глубокие Реки», от Ликанской епархии. Тоже явно не подходит для евангелиста.

5) Под датой 6 ноября: преподобный Лука от сикалийского города Тавромении, который, оставив родителей и обрученную ему невесту, тайно ушел из дома ночью в пустыню, облекся в иноческий образ и много пострадал, благоугождая богу.

Тоже мало подходит для литературной знаменитости.

6) Под датой 11 декабря: Столпник Лука. Уже по самому своему столпничеству он мало подходит для писателя: стоя 45 лет на столбе, едва ли можно было написать что-нибудь путное. Да он ничего такого и не делал.

7) Теперь у пас остается, наконец, во всех «Житиях святых» только один Лука Элладский (Греческий), которому под датой 7 февраля посвящено значительное внимание и который один годится для первообраза очерченного нами выше врача-евангелиста, несмотря на то, что это было лишь в X веке. Но из предыдущих глав этой книги мы уже привыкли к хронологическим сюрпризам, а из дальнейших глав привыкнем еще больше.

Рассмотрим же его биографию в «Житиях святых».

Лука Греческий, — говорят нам они, — родился около 860 года в местечке Кастории в Элладе. Отцом его был Венец (Стефан), а матерью Радостная (Евфросиния), выходцы с острова Егины, страдавшего тогда от набегов мусульман. Его отец был скотовладелец и землевладелец, и Лука в детстве будто бы помогал ему. Он был так добр, что, уходя из дому, часто раздавал всю свою одежду неимущим и возвращался домой совсем голым, за что был много раз бит родителями. Все это показывает, что он был из зажиточной семьи, так как иначе после первой же раздачи своей одежды неимущим ему было бы не в чем ходить, да и «книжным учением» было бы трудно заниматься голому.

А между тем после смерти отца, когда ему было еще лет 15, он, предоставивши управление домом своей матери, всецело посвятил себя наукам. «Он до того устремлял свой дух к небу, — говорят нам „Жития“, — что даже и телом поднимался от земли, что видала не раз и его мать: много раз она подсматривала в щелку двери, как он молился в своей комнате в воздухе, на целый локоть поднятый своей молитвой от земли».

Раз он, «никому не сказавши ни слова, ушел из дому, чтобы поступить в монастырь», так как монастыри того времени служили единственными хранителями науки.

Но по дороге он попался отряд воинов, искавших беглых рабов, и они, приняв его за такого, избили и заточили в темницу, говоря, что не выпустят, пока не скажет, чей он раб. Однако, через несколько времени его увидали знавшие его люди, и он возвратился в свой дом.

В его село пришла два инока, шедшие в «Иерусалим». Он обманул их, сказавши, что он сирота, и пошел вместе с ними в Афины, где иноки и оставили его в монастыре, не взяв с собою далее, так как ему был только 17-й год.

Его мать тем временем «везде разыскивала его, много плакала и долго молилась богу». И вот «бог услышал, наконец, ее мольбы». Он «устроил сонное видение игумену того монастыря, и из своего сна игумен узнал о Луке все». Он «стал гневно упрекать Луку за обман и велел немедленно итти домой».

Однажды к нему «пришли два старца и постригли его в монахи», а когда он их провожал в довел до берега моря, огорченный, что не может дать им никакой пищи, тотчас же из моря выскочили к его ногам две большие рыбы, предлагая себя в пищу странникам.

Они вняли их желанию и насытились ими.

Скоро слава о Луке, как мудреце и ученом, для которого «нет тайн в природе», который исцеляет мертвых и повелевает зверям и рыбам, разнеслась по всем окрестностям, и к нему стали стекаться не только звери, но и всевозможные люди за советами в жизни и за помощью от болезней. Так, «раз к нему пришли два брата, которые не знали, где их отец зарыл свое серебро и золото перед своею смертью. Лука тотчас же показал им место, где надо рыть землю, и они нашли тут отцовский клад, пораженные глубиной премудрости Луки».

Другой раз, по наущению дьявола, пришли к нему три женщины, которые исповедали ему все свои грехи, прося, чтоб исцелил их. Их исповедь была такого рода, что и на него самого, после их признаний, напали нецеломудренные помышления, и он три дня должен был молиться, не сходя с места, «чтоб угасить пламень возникших в нем страстей». И вот, «когда он, наконец, заснул в изнеможении, он увидел ангела, который, прилетев, закинул удочку на нитке в его горло и вытащил ею из него какую-то безобразную часть его тела».

Ангел бросил ее от него и сказал Луке:

— Теперь дерзай выслушивать всякие исповеди и не бойся!

Проснувшись, Лука, действительно, почувствовал, что совсем избавился от греховных вожделений.

У него была сестра «Кали», такого же образа жизни, и приходила иногда к нему из своего монастыря помогать в хозяйстве. Раз Лука сказал ей:

— К нам идет человек, несущий на себе великую тяжесть.

И вот тотчас пришел к ним путник, не несущий на себе ровно ничего. Однако же, когда Лука увидел его, он сильно взволновался.

— Зачем ты пришел сюда? — сказал он. — Доколе ты молчишь и не каешься в сотворенном тобою убийстве?

Пришелец признался с плачем и рыданьем, что на дороге он убил своего друга, и молил Луку:

— Не дай мне погибнуть в дьявольских сетях! Лука отослал его на покаяние к священнику.

Точно также и в других случаях он проявляет всезнание.

Один человек, по имени Дмитрий, часто пристававший на своем корабле к этому месту, захотел посетить Луку. Чтоб не явиться к нему с пустыми руками, он целый день ловил удочкой рыбу, по ничего не поймал.

— Закину-ка еще раз на имя Луки! — сказал он и тотчас вытащил огромную рыбу. Он закинул с этим же словами второй раз и вытащил рыбу поменьше.

Он пожалел отдать большую рыбу и принес меньшую, а Лука, поблагодаривши, сказал ему притчу о том, как Анания утаил от апостолов часть цены, взятой им за проданную землю (что приведено и в «Деянии апостолов», приписываемых Луке), и как худо ему пришлось из-за этого. Дмитрий в ужасе увидел, что Луке все известно и, бросившись к его ногам, умолял о прощении. После этого и первая рыба была принесена им и скормлена Лукою на общей трапезе.

Семь лет Лука жил на своей горе. — говорят «Жития», — пока не совершилось предсказанное им болгарское нашествие на эту страну. После него он переправился на корабле в Коринф и жил там, в Патрах, десять лет.

Один пресвитер оклеветал там одного столпника, и когда «Лука стал, отложив свою обычную кротость, обличать его ложь, пресвитер ударил его в щеку, но тотчас же упал и умер в конвульсиях».

После этого Лука снова возвратился на Иоаннову гору. Когда весной он шел с крестом на ее вершину, «гадюка ухватила его за большой палец ноги. Но он с кротостью сказал змее:

— Мы оба созданья одного создателя. Будем же ходить каждый своим путем, не делая того, чего нам не повелено делать».

Гадюка сконфуженно уползла от него, и он остался невредим.

Само собой понятно, что при описанной выше прозорливости Луки, он мог быть и прекрасным сыщиком. Это и оправдалось на деле.

Один граф (комит), несший царские дары, был обворован в Коринфе по дороге в Африку, и никто не мог открыть вора. Испуганный предстоящей немилостью царя, граф, по совету местных жителей, обратился к Луке. Тот пришел к нему в Коринф, где граф прежде всего пригласил его к себе на общий обед.

Другой раз у одного из знатнейших фивских граждан заболел сын, и когда он уже лежал полумертвый и бессловесный, родители призвали Луку как врача (вспомните, что и евангелист был врач!) для его исцеления. Лука лишь помолился за умирающего и пошел к себе домой. А когда на следующее утро его игумен послал слугу узнать, в каком положении юноша, то слуга к своему удивлению увидел его «сидящим верхом на копе, чтобы ехать в баню».

Когда у Луки не хватило сил тут жить из-за множества посетителей, искавших у него исцеления души и тела, он послал своего ученика Германа в Коринф к одному боговдохновенному мужу Феофилакту спросить его совета. Тот ему сказал:

— Избегай людей, и ты спасешься!

«Лука ушел со своим учеником и поселился, неведомый никому, у Калавийского моря и, бросив медицину, занялся земледелием. Там, в его отсутствие, один из мимо проезжавших моряков украл у него жернов». Лука поспешил к кораблю, прося отдать необходимую ему вещь, но моряки запирались.

— Если вы не взяли, — сказал им, наконец, Лука, — то плывите с миром, а если кто из вас взял, то пусть воздаст ему за это бог. И тотчас же взявший жернов упал мертвым, а остальные корабельщики стали просить у него прощения и возвратили камень. Но Лука все же не захотел воскресить укравшего, как сделал это с оленем.

Он пробыл здесь у моря три года, а потом вследствие нашествия мусульман «бежал на пустынный остров Ампиль, с которого переселился в Сатирию, где и жил до своей смерти в небольшом монастыре». Там он опять занялся медициной и семь лет врачевал болезни окружающих. Он исцелил, между прочим, инока Бодрствующего (Григория) «от долгого желудочного недуга» и «одну знатную фивскую даму, страдавшую тяжкой болезнью, от которой отказались все врачи, сделал совсем здоровой путем помазания маслом».

Однажды некий «наездник» (Филипп), брат «Богоданного» (Феодосия), ученика Луки, захотел посетить их. «Предузнав духом о его приезде», Лука «велел изготовить для гостя особенно хорошую трапезу, на которой и сам ел более обычного из гостеприимства».

Благодаря этому, «Наездник» неосторожно подумал, что Лука только притворяется постником, но, когда он заснул после обеда, предстали перед ним два юноши. Они гневно взирали на него и говорили: «Зачем неправильно мыслишь ты о Луке? Возведи вверх твои очи!»

И вот он увидел вдруг «преславное место, устланное порфирой, и на нем Луку, снявшего как Солнце».

Проснувшись в испуге, он покаялся перед всеми в своих помышлениях и выпросил себе прощение у Луки.

Все это место является, мне кажется, не простыми выдумками праздного воображения, а отражением того, что Лука, действительно, любил поесть в компании.

Предчувствуя свою смерть, он посетил всех окрестных пресвитеров и просил их помолиться о нем богу. Три месяца готовился он к кончине. Потом на закате Солнца сказал:

— В руки твои, господь, предаю мой дух, — и умер 7 февраля 946 года, в глубокой старости.

Утром все собравшиеся плакали о нем и погребли на том месте, где он жил. Но и после смерти он остался врачом. «Из его мощей потекло благовонное масло, от помазания которым исцелялись хромые, прозревали слепые, очищались прокаженные, и с испугом выскакивали из животов людей бесы».

Мы видим, что это жизнеописание есть единственное подходящее к евангелисту в «Житиях святых».

Подобно тому, как евангелист Лука был врач, так и этот был врач. Оба построили для себя церкви, только взамен греческих Фив назван соседний с ними Коринф, что, в сущности, приводит к тому же самому месту жительства. Другого подходящего Луки мы не находим в церковной истории и потому должны остановиться на нем.

Значит, Евангелие Луки написано не ранее начала последнего десятилетия девятого века (890 г.). И это вполне соответствует тому, что библейские пророки, написанные, как мы видели, в пятом веке нашей эры, цитируются им как древние документы, не вспоминавшие о «Христе», а пророчествовавшие о нем.

Я чувствую уже, как все сторонники старой хронологии с высокомерной усмешкой предлагают мне тот же вопрос, какой предлагали пятнадцать лет назад, когда вышла в свет моя книга «Откровение в грозе и буре» (изд. 1907 г.), где я астрономически доказал, что Апокалипсис был начерно написан 30 сентября 395 года Иоанном Златоустом.

— А как же о нем говорит еще в III веке целый ряд церковных писателей? — спрашивали они меня.

Но я должен сознаться, что этот вопрос всегда напоминал мне слова одного престарелого священника студенту конца XIX века, сказавшего ему, что, по его мнению, бога нет.

— Ах, молодой человек, молодой человек! — говорил он снисходительно ему. — Если бога нет, то скажите мне, кого же денно и нощно восхваляют святые херувимы?

Само собой понятно, что, решившись публично высказать такую вещь, как мысль, что Евангелие Луки писано в конце IX века, в противоречие всем привитым нам с детства представлениям о раннем времени возникновения Евангелий, в противоречие всей современной теологии, я не раз не только серьезно подумал, но навел обстоятельные справки и о херувимах.

Начну несколько издалека.

Когда я написал, еще в конце XIX века, в Шлиссельбургской крепости мое исследование об Апокалипсисе, часть моих товарищей по заключению, во главе с покойным Германом Лопатиным, вместо серьезных возражений, только осмеяла меня.

— Как может это быть, — заявлял последний, — когда в архивах Ватикана хранятся подлинные летописи всех римских царствований с самого основания юрода Рима и протоколы всемирных соборов, канонизировавших Апокалипсис? Как не подумать об этом раньше, чем говорить подобные несообразности!

Мне не было тогда известно ничего о летописных сокровищах Ватикана и о протоколах вселенских соборов, и потому я только отвечал: у меня свой метод исследования — метод математический, и теория вероятностей говорит мне: больше шансов за то, что все эти летописи и протоколы подложны, чем неправильны основания, из которых я исхожу при своем астрономическом вычислении времени Апокалипсиса. Однако, понимая, что я пишу не для одного себя, а и для других, которые менее меня полагаются на математику, я, по выходе из заточения осенью 1905 года, постарался, печатая мою книгу, снабдить ее и историческими объяснениями относительно подложности этих «херувимов Апокалипсиса».

С тех пор моя книга была переведена на немецкий и некоторые другие языки: относительно ее был большой обмен мнений в ученом мире, но до сих пор я не встретил ни одного возражения, которое заставило бы меня изменить хоть одну строку в «Откровении в грозе и буре», если понадобится его четвертое издание.

Почти все херувимы оказались уже падшими с небес и заподозренными еще до меня, а остальные немногие не свалились только потому, что до сих пор никто еще их не толкал.

— Но тогда, — скажут мне теперь новые оппоненты, — вы говорили об ошибочности обычной истории христианской церкви только до конца IV века, а теперь вы уже доводите это до конца IX века! Ведь последний вселенский собор, Никейский II, был в 783 — 787 гг. всего лишь на сто лет раньше этого времени, а разделение церкви на восточную и западную произошло лишь немного после этого, в 1054 году! Неужели Евангелие Луки писано после всех вселенских соборов, и лишь за полтораста лет до разделения церквей? Когда же было оно канонизировано и введено в богослужение?

Позвольте мне ответить на этот вопрос сообщением о моих дальнейших розысках по палеографии.

Еще до напечатания моего «Откровения в грозе и буре» в 1907 г. я полюбопытствовал узнать: что же содержат знаменитые ватиканские архивы, о которых говорил мой товарищ Лопатин? Где хранятся подлинники протоколов вселенских соборов за собственноручными подписями их президента, секретаря и всех членов? Где хранится архив древней Римской империи?

Уже 17 лет прошло со времени моего освобождения, и за эти годы я справлялся об этом предмете не только у наших светских академиков и у профессоров духовной академии, но и лично просматривал каталоги важнейших книгохранилищ Европы. И что же оказалось? Все эти архивные древности были, как я и ранее был уверен, простая фантазия Лопатина! Ни в Ватикане, ни в каком другом книгохранилище земного шара нет никаких официальных записей, ведомых из года в год и сложенных в особые шкафы пачками под номерами, как это делается в наших судебных и нотариальных архивах, и нигде нет никаких протоколов вселенских соборов! Нигде нет даже и отдельных подлинных записей о делах тех или других императоров не только древнего, но даже и средневекового периода. Все, что мы имеем там, это рукописи кануна книгопечатного периода, т.е. уже значительно позже 890 года, предполагаемого здесь мною для Евангелия Луки. Оказалось, что все херувимы этого Евангелия, как и других, и даже самой старозаветной Библии, поют им славу лишь в печатных изданиях после 1450 года нашей эры, при чем большею частью даже неизвестно, откуда взяты и куда потом делись рукописи, с которых напечатаны эти сборники творений ниже во святых» отца нашего Василия Великого, Иоанна Златоустого, блаженного Иеронима и т. д., и т. д.

Все это явные апокрифы. Но как они произошли? Я не думаю, что тут были предумышленные подлоги с корыстной целью получить побольше денег от издателей, хотя и не исключаю подобных случаев. И они много раз были, но я думаю, что в большинстве имеющихся у нас апокрифов, к которым я отношу все вообще сложные исторические повествования от имени древних авторов, мы имеем дело с простым недоразумением.

Я исхожу прежде всего из психологических соображений.

У всякого много читающего в юности человека появляется побуждение и самому писать, но у него нет еще уверенности в себе.

«А вдруг то, что я написал, во что вложил свою душу, окажется совсем негодным и будет только осмеяно слушателями?»

Так и я сам прочел друзьям свое первое стихотворение посредством апокрифического приема.

— Устроим у себя сегодня литературный вечер, — сказал я им однажды. — Пусть каждый из нас прочтет стихотворение, которое ему нравится, а мы будем его оценивать, чтоб посмотреть, насколько сходятся наши мнения.

И вот один прочел стихотворение Лермонтова, другой Некрасова и т. д., а я прочел свое, выдав его за стихотворение Огарева. К моей величайшей радости, все начали его хвалить и даже попросили дать списать. Только тогда я и признался, что автором был я, но вслед за тем был очень огорчен, когда мне не захотели верить…

Таково душевное настроение, я думаю, всех впервые выступающих авторов, и особенно относится это к началу «Эпохи Возрождения», или, вернее, «Эпохи зарождения художественной литературы», когда высоко ценили только то, что было провозглашено древним, а относительно современных, особенно начинающих, даже и талантливых авторов всегда боялись высказывать публичную похвалу из опасения быть обвиненными в недостатке вкуса со стороны презиравших все новое авторитетных знатоков псевдо-древности.

Что же было делать тогдашнему автору после того, как никто не обратил внимания на его первое произведение от своего имени, и многие даже высмеяли его за желание конкурировать со «старыми писателями»? А между тем талантливые ученики всегда шли дальше своих учителей, и развитие литературы совершалось эволюционно.

Так было не с одной светской литературой.

С давних времен, кроме обычных ритуальных чтений, возгласов и молитв, составлявших церковную службу, в церквах читались и поучения. Они читались, а не произносились, так как средневековой священник или монах не обладали еще ораторским искусством. Ораторствовали тогда много и притом бессвязно на духовные темы только в полубессознательном состоянии истерические люди, называемые пророками, если они хвалили бога, или бесноватыми, если они изрыгали на него хулу. Да и в светском мире было то же самое: речи Демосфена и Цицерона — это такие же апокрифы. Ораторское искусство, как и все остальное, тоже развивалось эволюционно, а не возникло каким-то чудом сразу но велению Зевса, а потом стало ослабевать: это было бы так же неправдоподобно, как и рождение какой-нибудь матерью взрослого сына, который стал потом постепенно превращаться в ребенка.

В средневековых христианских храмах могли, как и теперь, читаться по окончании службы моральные поучения как прежних столпов церкви, так и самих священнослужителей.

Но у начинающего священнослужителя, опасающегося, что где-нибудь он скажет необдуманно нечто несогласное со священным писанием или просто что-нибудь неудачное, за что ухватятся его соперники, всегда являлся соблазн прочесть свое произведение публично в церкви от имени кого-нибудь из общепризнанных, отцов церкви: Оригена, Иоанна Златоуста и т. д., и потом услышать его оценку, независимо от отношения к самому себе. И особенно сильно было это желание, если первое произведение от своего имени было уже осмеяно завистниками.

Но в этом случае положение автора осложнялось. После публичного прочтения от чужого имени было уже невозможно признаваться перед паствой в собственном авторстве, чему притом же никто бы уже не поверил.

И вот стало накопляться, таким образом, огромное количество церковных апокрифов, которые и были потом собраны издателями в первые десятилетия печатного периода под именем произведений различных отцов церкви.

Так произошли все херувимы, воспевающие на восьмой сфере апокрифического неба — и Евангелие Луки, и все остальные Евангелия.

Но, кроме этих херувимов, нам надо рассмотреть и самих богов, которых они восхваляют, т.е. древность Евангелий. Само собой понятно, что и их подлинников, за собственноручной подписью евангелистов Марка, Луки, Матвея и Иоанна, тоже нигде нет.

И они сохранились лишь в изданиях печатного периода да еще в нескольких манускриптах, хранящихся теперь в рукописных отделениях различных национальных библиотек Европы. Откуда и когда они попали в эти книгохранилища, никто не знает, и вплоть до второй половины XIX века им не приписывали никакого значения.

Но вот, в половине XIX века появился теолог Тишендорф (1815 — 1874 гг.)

Отправившись сначала, в 1840 г., во Францию, в Париж, еще молодым человеком, 25 лет, он попал во Французскую национальную библиотеку, где хранитель рукописей Гозе химическими средствами восстановил на пергаментных листах, на которых кем-то были написаны «Сочинения Ефрема Сирина», прежний выцветший текст первоначально написанных тут глав из Библии. Тишендорф издал этот текст, отнеся его к V веку нашей эры. На каком основании? Потому что текст писан крупными заглавными буквами, тогда как уже с IX века, по его мнению, начали писать строчными. Но в таком случае, почему же не приписать этого текста именно IX веку? Тишендорф не приводит по этому предмету никаких убедительных доказательств.1 Кроме того, это даже и доказать невозможно. На каких основаниях можно было бы подумать, что переход от первоначального крупного письма к мелкому совершился почти одновременно во всех странах, и в столицах Западной Европы, и в глухих местностях Греции и Египта, совершенно отрезанных тогда от центров культурного мира мусульманским завоеванием и не знавших, как стали писать в Риме и Париже или Константинополе по-новому?

Ясно, что раньше, чем скоропись культурных центров могла добраться до отдельных и изолированных захолустных бассейнов тогдашнего Востока и быть усвоенной ими, должно было пройти не один, не два, и даже не три века. Рутина всегда слишком сильна, чтобы поддаться сразу нововведению, и потому в то время, когда во Флоренции и Риме писали уже скорописными буквами, традиция Востока могла сохранять старое письмо вплоть до самого начала книгопечатания и даже долго после него.

Да и в самом книгопечатании разве не произошло разнообразия? Разве до последних времен готический шрифт в Германии, несмотря на то, что все буквы его те же самые, что и в латинском шрифте, и несмотря на то, что они очень уступают им в отчетливости, не господствует и теперь в немецких газетах и беллетристических книгах? Ведь только научные книги, да и то не так давно, перешли в Германии к латинскому шрифту.

Разве церковные книги евреев не пишутся и до сих пор по старому способу, без пунктуации?

Значит, способ писания по старому начертанию не доказывает еще, что данная рукопись написана ранее IX века, а только то, что она попала в культурный центр из какого-то захолустья, где, может быть, писали этим способом и вплоть до XVIII века. Это то же самое, как если бы какой-нибудь геолог, увидев в лесу Южной Америки двуутробку, счел ее привидением на том основании, что этот подкласс млекопитающихся животных характерен для триасовой эпохи. Все рукописи Тишендорфа такие же двуутробки, если даже и не простые чучелы.

Для того, чтоб ухватиться обеими руками за этот способ определения времени, нужно было не столько серьезное научное отношение к делу, сколько страстное желание найти точку опоры для существующих уже исторических и особенно теократических представлений. Спрос родил предложение, и Тишендорф стяжал себе сначала славу основателя палеографии, а потом и дворянское звание, подарив императору Александру II одну из своих двуутробок, называемую Синайским кодексом Библии. Пергамент ее я лично исследовал в нашей Публичной библиотеке и по гибкости листов пришел к полному убеждению, что он никак не мог лежать в сухом климате Синая не только полторы тысячи лет, но даже и 500 лет. А по той чистоте, которую обнаруживают внутренние листы этого кодекса, ясно, что он никак не читался десятки тысяч раз, что было неизбежно при таком долгом времени его существования и при редкости книг в средние века. Предположите только, что этот список читался хоть четыре раза в год (а не каждую неделю, как все служебные книги в наших церквах), и вот уже 6000 чтений! Какая книга выдержала бы это невредимо?

К большому сожалению, я не мог исследовать под микроскопом ниток, которыми сшиты эти мощи, но это необходимо рано или поздно сделать кому-нибудь, так как материал, да и вся история открытия здесь очень подозрительна.

Наука не должна ждать такого момента, когда с рукописями Тишендорфа случится то же, что произошло с монастырскими мощами.

Сотни лет лежали в монастырях тела различных «святых», объявляемые нетленными, как и манускрипты Тишендорфа, будто бы издевающиеся над действием кислорода и всегда присутствующего в воздухе водяного газа, разъедающих даже и гранит. Но вот церковные мощи освидетельствовала посторонняя сила — революционное правительство — и что же оказалось? Все старинные уже сгнили, а от позднейших вот что осталось (таблица XXVII).

Мы видим здесь, как старинное заблуждение превратилось в прямой подлог.

Ученым надо самим сделать освидетельствование манускриптов Тишендорфа, пригласив к нему не только палеографов, но и химиков и технологов, чтобы посмотреть под микроскопом состав ниток, определить химический состав клея и сравнить пергамент с уже известными образцами конца средних веков.

Выписка из обследования нескольких из «нетленных мощей».

Палеография здесь наименее надежное средство, не только по вышеприведенным причинам неодновременности перехода к новой транскрипции в разных местностях, но и по легкости подделки. Конечно, трудно подделать почерк какого-либо определенного человека, Петра или Ивана, но ничего не стоит научиться писать (по какому-либо образчику) почерком определенной эпохи, включающим в себя тысячи индивидуальных почерков, в том числе и почерк подражателя. Ведь если, например, в IV веке каждый мальчик в несколько недель мог научиться писать по прописям своего времени, то почему не мог бы сделать это же и мальчик XIX века, не говоря уже о взрослом человеке? Это чистый пустяк, и думать, что кто-нибудь тут может определить по простому стилю букв подлинность документа, очень наивно.

Таким образом, я не вижу ни одного серьезного факта против допущения, что Евангелие Луки, хотя бы оно и заключалось в Синайском кодексе Тишендорфа, было писано Лукой Элладским в конце IX века нашей эры и введено в канон не вселенскими соборами, а, как и все другие церковные книги, богослужебной практикой или простым декретом общепризнанного до 1054 года нашей эры наместника Христа — римского папы.

По своему слогу это Евангелие носит отпечаток уже развитого литературного языка. Начинается оно не как другие, а посвящением, подобно книгам эпохи Возрождения, или, вернее сказать, «Эпохи апокрифической литературы»:

Затем автор начинает рассказ о благовещении, которого нет в других Евангелиях; рассказывает о рождении Иисуса в яслях на пути в «Иерусалим» и об Иоанне Крестителе, вышедшем крестить людей в Иордане «во дни Тиверия-царя, когда Понтийский Пилат был начальником в Иудее», об искушении Иисуса дьяволом в пустыне, а после этого почти вся средина и конец переписаны буквально из Евангелия Марка со сравнительно незначительными дополнениями и вариациями и с прибавлением различных явно апокрифических речей Иисуса.

Таким же обращением начинаются и «Деяния апостолов», не без основания приписываемые поэтому тому же Луке.

Здесь опять мы видим обращение автора к тому же «достопочтенному Теофилу», как и в Евангелии Луки, и невольно хочется видеть здесь не только общее представление о «боголюбце», но того же Теофилакта, который, как мы видели, фигурирует и в жизнеописании Луки Элладского.

Общее объективное описание деятельности апостолов после суда над Иисусом продолжается здесь только до 9 строки XVI главы и тут резко обрывается словами «Миновавши Мизию, Павел и Тимофей пошли в Троаду» (16, 9).

До этого места изложение ведется в третьем лице, как у всякого автора, описывающего посторонние ему события, а тут совершенно неожиданно для читателя начинается субъективный рассказ с употреблением слова «мы».

Получается такое впечатление, как-будто вы взяли для чтения, например, «Всемирную Историю» Шлоссера и, прочитав на двенадцати листах изложение мировых событий, на тринадцатом и далее вдруг находите описание путешествия Ливингстона по центральной Африке. Вы неизбежно думаете, что переплетчик здесь ошибся и к началу «Всемирной Истории» Шлоссера присоединил конец путешествия Ливингстона, благодаря одинаковому шрифту и Формату обеих данных ему книг.

«Было ночью видение Павлу, — неожиданно говорится в XVI главе (стр. 9). — Предстал некий муж, македонянин, говоря: „Приди и помоги нам!“ После этого сновидения мы тотчас положили отправиться в Македонию, мы прямо прибыли в Самофракию, а на другой день в Неаполь, оттуда в Филиппы» и т. д.

Везде мы до самого конца, а до этого не было ни одного мы, да и вместо Павла был Савел.

Читатель остается пораженный этим неожиданным переходом объективного тона рассказа в субъективный и приключениями каких-то их двоих на суше и на море, совсем в другом роде вплоть до главы XXVIII, на которой кончается рассказ тоже обрывом, без заключительных слов: «После этих слов иудеи ушли, много споря между собою, а Павел жил (в Риме) два года на своем иждивении и принимал всех приходивших к нему, проповедуя царство божие и уча о господе Иисусе Христе со всяким дерзновением без препятствий».

Ни о какой его казни «в Риме при Нероне» будто бы в 65 году нашей эры не говорится в «Деяниях апостолов».

Мне кажется, что объяснить это можно только одним способом: «Деяния апостолов» продолжались у Луки много далее, чем допускали это установившиеся в руководящем центре теологической жизни того времени представления о развитии христианства. Конец книга впал в противоречие с тогдашней римской теологической софистикой, в нем может-быть упоминались личности, явно принадлежащие к концу IV и к началу V веков. Этот конец был отброшен и взамен его приставлен рассказ о сухопутных и морских приключениях некоего Павла, рассказанный его спутником, имя которого осталось и до сих пор неизвестным.

Этим же может быть объяснено и то, что вплоть до XIII главы мы видим в «Деяниях», как я уже сказал, только Савла среди других апостолов, а с 9 строки XIII главы Савел вдруг превращается в Павла, без всяких объяснений, а остальные апостолы исчезают, неизвестно куда.

«Савел, — говорят „Деяния“, — исполнившись духа святого, устремил взор на волхва Элоима (возражавшею ему) и сказал: „О ты, исполненный всякого коварства и злодейства, сын дьявола, враг всякой правды! Перестанешь ли ты совращать с прямых путей господних?“

Но в это самое мгновение Савел, как-будто по мановению волшебного жезла этого «волхва», вдруг превращается в Павла и исчезает вместе со всеми другими апостолами из дальнейшего рассказа.

Но: действительно ли здесь мы имеем чудо волхва Элоима, «сына дьявола, врага всякой правды», хотя Элоим и есть, по Библии, творец небес и земли и всего существующего?

Мне кажется, что превращение сделано — и не без хитрости — более поздним «врагом правды». В первоначальных «Деяниях апостолов», вероятно, не фигурировало совсем никакого Павла, а только Савел и Варнава, его спутник. Но когда предумышленно приставили к первой части «Деяний апостолов» путешествие какого-то средневекового Павла вместе с его неподписавшимся спутником, автором этого рассказа, то, чтобы затушевать хотя бы по внешности зияющую разницу обоих рассказов, соединенных воедино, имя Савла было заменено Павлом не тут, а за полторы главы от этого.

Таким образом произошла спайка в двух местах, что для неопытного в литературном творчестве человека могло показаться достаточной скрепой. Возможно, что спайка произведена не в средине (ст. 10) главы XVI, а в самом ее начале, но в таком случае ее первые слова: «дошел он (Савел) до Дервии и Листры» надо читать: «дошли мы до Дервии и Листры».

Относительно Савла мы имеем в «Житиях святых» указание только на одного, и притом не Саула, а Савла, память которого празднуется 17 июня и который относится ко времени Юлиана, т.е. как раз ко времени, когда по нашему вычислению проповедывал евангельский Христос. Но там Савел Фигурирует не один, а с двумя братьями, Мануилом и Измаилом. Впрочем, эти последние называются его братьями только по матери, но от разных отцов. Его отец был перс и держался персидского учения, а мать была, — говорят «Жития», — христианка. Они были «окрещены пресвитером Евпоиком» и поступили в войско персидского царя «Аламундара», который послал их к Юлиану для скрепления мира. Но как раз «в это время Юлиан отправился на корабле из Царьграда в Вифанию к Халкедону», в место, называемое Оргия Тригон, где наступал всескверный бесовский праздник. Юлиан «начал со всем множеством эллинского народа, собравшегося там, кланяться статуям и приносить бесчисленные жертвы бесам», при звуках тимпанов и «всяких музикейских родов художества». Не желая в них участвовать, Савел и его братья «встали вдали, рыдая о прельщении в заблуждении толикого множества народа».

Юлиан, не видя при себе персидских посланников, велел их искать и привести к себе, чтоб веселились вместе с ним.

«За Савлом и его братьями пришел Кувикуларий, царский постельник, но они сказали ему: „Не для того мы предприняли такой трудный путь, чтобы отречься от своей веры, и если даже царь и предаст нас огню и мукам, все же не убедит нас в своем несчастии“.

Вот все, что написано о Савле в «Житиях святых».

Реального здесь ровно ничего пет, все обращение Юлиана с тремя этими братьями есть явная нелепость, так как Юлиан был самый веротерпимый из императоров. Уже одно то обстоятельство, что при нем был еще жив и невредим «Великий царь» Евангелий и Четьи-Миней, показывает, что это сказка. Но эта сказка несомненно о каком-то Савле, и его жизнь при Юлиане в 363 году делает его современником и единомышленником евангельского Христа. Однако, в приведенной легенде мы не находим ничего пригодного для серьезной попытки биографии, в нем одна дикая фантазия. В Евангелиях о Савле нет ни слова, в «Деяниях» же он представлен сначала неверующим, а потом обратившимся к Христу, вследствие того, что по дороге в Дамаск услышал голос Иисуса собственными ушами и был ослеплен на три дня его появлением перед ним, а после пошел проповедывать христианство в Сирии. Тут, как мы видели, обрывается рассказ о его дальнейших приключениях, и он, в момент своего несчастного спора с волхвом Элоимом, внезапно заменяется каким-то Павлом, о путешествии которого рассказывает его анонимный спутник от своего, неизвестного, имени.

Глава II.

Кто же мог быть этот Павел, подменивший в христианской традиции первоначального Савла? Попробуем выяснить себе такого рода превращения одного лица в другое по аналогии теологического «Рассадника святых» (Четьи-Миней) с современными фруктовыми садами.

В современных помологических садах практикуются четыре способа выращивания деревьев:

1) Прямо из семян без пересадки.

2) Прямо из семян с пересадкой подросшего растения в другое место.

3) Отрезывают от какого-либо деревца ветку и сажают ее в новое место в теплую влажную почву, где она пускает корешки и развивается потом, как двойник прежнего дерева, остающегося лишь отчасти обрезанным. Это способ отводков.

4) Культивированная ветка приращивается к срезу вершины маленького дичка. Это способ прививки, который совершается или косым срезом, или глазком, или расщепом. В первом случае косо-срезанная ветка приращиваемого культурного растения прикладывается к настолько же косо срезанной вершине дичка, привязывается к ней тесемками, и все замазывается специальной замазкой, пока не срастется; во втором случае к вырезанному четырехугольнику коры дичка прикладывается такой же четырехугольник коры приращиваемого растения с почкой, а в третьем случае дичок срезывается перпендикулярно, и в нем делается расщеп, в который вставляется язычок такого же среза культивируемого растения, и после того все связывается, как в первом случае.

Все эти четыре способа прививки мы видим и при искусственном выращивании и размножении святых в теологическом вертограде.

1) Выращиванием из семян без пересадки является здесь составление ветвистой легенды кругом небольшого исторического зерна, без перемещения подрастающего святого в другой век и в другое место. Таковы легенды о всех поздних христианских святых, начиная со средних веков.

2) Выращивание с пересадкой представляет собою такое же образование мифа из первоначального исторического зерна, но с перенесением времени, а иногда и места выращенного из него святого на более отдаленную гряду веков и часто в другую местность, без оставления на прежнем месте каких-либо следов. Это редкий случай. Такие святые выросли, повидимому, исключительно из семян, созревших до средины IV века нашей эры.

3) Выращивание отводками и черенками мы наблюдаем почти на всех святых, относимых к первым векам нашей эры до IV века. Так, Иоанн Богослов I века есть отводок от Иоанна Златоуста IV века, оставшегося на прежнем месте, но без своей вершины: авторства Апокалипсиса в 395 году. Так, евангельский «Царь иудейский» I века, в том виде, как его нам представляют Евангелия, есть отводок от «Великого царя» (Василия Великого) IV века, тоже оставшегося на своем месте, но без одной из главных своих ветвей — эпизода со столбованием за предсказание им лунного затмения на 21 марта 368 г. Эта ветвь была отрезана от него, воткнута в болотистую почву теологических фантазий древности и, когда пустила в ней свои корешки, была перенесена в I век нашей эры, вместе с кусками окружающей ее почвы и, тщательно удобренная, дала из себя величественное мифологическое растение с вершиной до небес.

Так, и евангелист Лука есть отводок от Луки Элладского IX века, оставшегося тоже без вершинной своей заслуги — Евангелия Луки.

4) Выращивание прививкой мы прежде всего видим на Николае Чудотворце IV века, дичком которого является родоначальник апокалиптических николаитов, действительно живший в начале IV века, а привитой вершиной является Николай Пинарский.

Эта прививка была указана и до меня, и я считаю такой способ довольно распространенным в средние века для выращивания культурных вершин на святых дичках IV и V веков.

Отсюда понятна и моя идея. Считая всех святых от начала нашей эры до половины IV века транспортированными от средневековых на исторические пустыри того времени или на оставшиеся там дички (если дело идет о действительных деятелях IV и V веков), я ищу одноименных с ними святых в промежуток между VI и X веками нашей эры и делаю сопоставление их как со святыми IV века, так и с их отводками в I веке нашей эры.

И нередко выходит, что привитые вершины оказываются совсем другого характера, чем первоначальные дички, как бывает и у садоводов, когда они хотят сделать что-нибудь эффектное: видишь пред собой дерево и удивляешься: снизу яблоня, сверху груша; внизу растут лимоны, а наверху апельсины…

От кого же могла бы быть взята культурная вершинка для насаждения ее на первоначального дичка — Савла, чтобы из нее мог вырасти путем прививки апостол Павел?

К сожалению, вопрос этот получил у меня несколько возможных решений.

В православных «Четьи-Минеях» мы находим 20 Павлов, но все они показывают лишь то, что имя Павел было очень распространено у христиан в средние века, и это не потому, чтоб оно давалось в честь какой-либо знаменитости, а по своему смыслу.

Слово Павел значит малый, и потому в период христианской игры в самоуничижение, которое часто кажется даже особого рода лицемерием, такого рода имя могло быть особенно выбираемо отшельниками, чтобы афишировать свою скромность перед богом и людьми и легче получить возвеличенье на небесах.

Однако, ни одного сколько-нибудь прославившегося своими долами или чудесами мы не находим среди этих псевдо-скромников. Даже и после смерти они не обнаружили ничего необыкновенного, и в «Житиях святых» в конце страниц, отданных другим более выдающимся христианским деятелям и чудотворцам средних веков, о большинстве из них имеются только коротенькие примечания в роде следующего:

Кроме апокрифического жития «Петра и Павла» (29 июня), уже трансплантированных в I век нашей эры, мы имеем самостоятельные рассказы только:

1) Января 15 (о Павле Фивейском), отнесенном ко времени римского царя Валериана (т.е. к 260 г., а если этот год считать по эре «Великого царя», то около 607 г.).

«И не думай, — говорит автор, — что это неверно, так как при царе Констанции (IV век) такой же зверь был приведен в Александрию на всеобщее удивление, а потом, чтоб не сгнило его тело после смерти, был посолен и отправлен к цезарю в Антиохию».

Антоний шел два дня по указанию сатира и вот «увидал воющую волчицу, идущую по краю горы (как бы зовя его итти за собою).

Она его привела на рассвете третьего дня к пещере, где жил святой угодник Павел, но тот затворил перед ним дверь и не хотел пустить.

Пусть читатель судит сам, есть ли что историческое в этой «биографии»?

2) Более исторического мы имеем в константинопольском патриархе Павле, память которого празднуется 30 августа. Он умер при Ирине, около 780 г. нашей эры.

«Он был родом с Кипра и принял свой престол при Копронимовом сыне Льве». Он был боязлив и потому, утаивши свое благочестие, имел, как и апостол Павел, общение с еретиками. Но после смерти царя, «когда торжествовало иконоборство и в городах и в селах», он принял схиму в монастыре св. Флора, оставив после четырехлетнего пребывания патриарший престол.

«С этого времени, — говорят „Жития“, — почитатели икон стали безбоязненно препираться с еретиками».

Мы видим, что и этот Павел плох для установления исторической личности апостола Павла. А других подходящих Павлов нет, за исключением основателя Павликианской секты гностиков, просуществовавшей в Армении от VII до XII века. Но основатель ее был не Павел, а Константин из Самосаты. У него, действительно, есть целый ряд положений, имеющихся и в «Посланиях» Павла: в них отвергалось учение о богородице, которого нет и у Павла, отвергались Ветхий Завет, таинства и крестное знамение. Кроме того, павликиане, повидимому, отвергали церковную иерархию, а в божестве признавали не тройственность, а двойственность.

Послания, приписываемые «апостолу Павлу», явно принадлежат к тому времени, когда уже кончилось иконоборчество и властители Европы сами были христианами того же религиозного юлка, как и их автор, так что он без впадения в полное противоречие с действительностью мог сказать не только «бога бойтесь», но и «царя чтите».

Курьезное сопоставление само собой навязывается уму, когда читаешь по-гречески «апостол Павел», что значит «малый посланник», а вслед за ним находишь «Максима исповедника», что значит «величайший проповедник».

Не являются ли оба эти эпитета антитезными названиями того же самого деятеля?

В биографии «Великого царя» (Василия Великого) есть место, в котором говорится, что он получил крещение в Иордане от величайшего первосвященника (епископа Максима), при чем с небес спустился дух божий в виде голубя, который улетел, возмутивши воду, обратно на небо, и прогремела своим голосом огненная молния в свидетельство его святости. Но тот величайший епископ, он же Иоанн Креститель, жил рано, в VI веке, а великий исповедник действовал в VII, и потому не подходит к «Павлу» (т.е. Малому). Его мы должны отбросить из счета.

Конечно, любая мать могла дать своему ребенку прозвище «Маленький», с которым он и мог остаться на всю свою жизнь, но мы должны припомнить, что внешнее самоуничижение было особенно свойственно как в средние века, так и в новое время большинству поступающих в монашество из высших сословий. Посмотрите только на подписи русских церковных сановников времен хотя бы Николая I. Знаменитый проповедник, выбиравший себе темы преимущественно в защиту самодержавия и крепостного права, петербургский митрополит Никанор,2 особенно любивший ссылаться на «малого апостола», не подписывался иначе, как «Смиренный Никанор, буй (т.е. юродивый) о Христе Иисусе», а слово «смиренный» ведь однозначаще с «малым» в этом случае.

Что же удивительного, если б какой-нибудь, даже «Великий исповедник» назвал себя при посвящении «Малым» (Павлом), как бы отрекаясь от своего величия? А ведь высшая степень величия называлась по-гречески Мегист, а по-латыни Максим.

О величайшем исповеднике и возможном «Малом апостоле» и авторе новозаветных «Посланий» мы читаем в «Житиях» 21 января, когда Солнце начинает подниматься на весну:

«Величайший исповедник» родился в Константинополе в 582 году от благородных родителей, давших ему хорошее образование, и был знаток философии Аристотеля, Платона и неоплатоников».

От имени его написано большое число проповедей, известных, повидимому, лишь в печатных изданиях.

Он прошел все богословие и был «премудрым и славным мужем, почитаемым даже в царских палатах». Царь Ираклий принял его в число своих советников в высоком чине, и он гак прожил до 43-летнего возраста. «В то время признавали в Христе только одну волю и одно хотенье, тогда как у него (по мнению лучших знатоков), на самом деле были две воли и два хотенья, соответственно его двум естествам — божескому и человеческому, и эта мерзкая ересь одновольства распространилась тогда по всему Востоку».

«Величайший исповедник», не будучи в силах убедить даря в негодности такого мнения, ушел далеко от столицы, в Хрисополь, поступил в монахи и вскоре был назначен настоятелем своего монастыря.

«По наущению константинопольского патриарха Сергия, царь издал в 632 году декрет, повелевавший всем быть приверженцами единоволия Иисуса, и это сильно удручало „Величайшего исповедника“. Он тужил и плакал. Услышав, наконец, что на западе Европы папа Северин не принял этого учения, а его преемник Иоанн даже предал его анафеме, он поехал к ним морем в Рим со своим учеником Воскресшим» (по-гречески Анастасием).

По дороге он обходил африканских епископов и, поучая их, рассылал послания и к дальним христианским церквам, как и апостол Павел.

«После смерти патриарха Сергия, царь Ираклий устыдился своей ереси и написал всюду, что одноволие Иисуса было учение Сергия, а не его. Но и он скоро умер».

«Ему наследовал Константин, царствовавший только четыре месяца, после чего его отравила мачеха Мартина, возведшая на престол своего сына Ираклиона. Но и Ираклион царствовал лишь шесть месяцев, так как на него восстал весь синклит, избравшие вместо него Консту, отца Константина Паганата, а его с матерью, ослепив, отправили в ссылку. И вот, когда „Величайший исповедник“ еще оставался в Африке, пришел туда патриарх Пир (Огонь) с проповедью вышеописанной ереси. Был назначен собор в Карфагене, где „Величайший исповедник“ словесно сразился с этим „Огнем“ и так посрамил его, что и он тоже присоединился к двуволию Иисуса и был потом с почетом принят за это папой в Риме».

Царь Конста послал к нему в Рим сановника Олимпия, чтоб убедить его вернуться к одноволию, и «Огонь», вызванный к нему в Равенну из Рима, снова возвратился к идее об одноволии Иисуса, «яко пес, — прибавляют „Жития“, — на свою блевотину».

Царь, наученный Павлом, новым царьградским епископом, написал второй декрет о монофизитстве, под названием «Тип».

«Величайший проповедник» посоветовал папе созвать собор, и, когда он был созван в числе 105 епископов, ересь одноволия вновь была проклята при деятельном участии самого инициатора этого собора.

«Царь велел арестовать за это папу Мартина, и он был взят ночью и отправлен в ссылку в Херсон, где и скончался».

«Величайший проповедник» тоже был взят и, связанный, отправлен в Константинополь вместе со своим учеником «Воскресшим», там его заключили в темницу уже в 70-летнем возрасте».

Затем в «Житиях святых» рассказывается длинное препирательство «Величайшего исповедника» с его оппонентом, одновольцем Газофилаксом, на торжественном суде византийского сената. Но я воздержусь приводить здесь их спор, так как он представляет самое нелепое словопрение, с упреками в том, что, признавая одноволие Иисуса, противники двуволия этим самым признают в боге не «Троицу», а «Четверицу», сливая две воли Иисус в одну и этим создавая у него еще и третью волю — слитную. За такое возражение вывели «Величайшего исповедника» вместе с «Воскресшим» вон из сената с побоями и вновь посадили в темницу, увещевая подчиниться царскому повелению и признавать лишь одну волю в Иисусе. А когда он все-таки не перестал утверждать, «что их у Иисуса было две и два хотенья», то его сослали во Фракию, в Визию, а его ученика «в злую землю Перверис».

Вскоре после этого в Константинополе умер одновольческий патриарх, и был назначен Петр, такой же еретик, который увещевал «Величайшего исповедника» через своих посланников возвратиться к одновольческой вере. Один из них привез ему и царское послание об этом, названное «Тип», чтобы он прочитал и признал его правильность. Но «Величайший исповедник»! решительно отказался признать этот «Тип» и даже убедил в его негодности и царева посланника Феодосия с патрикиями. Однако, потом, возвратившись к царю, Феодосии снова согласился на одноволие.

Царь опять вызвал «Исповедника» в синклит на суд, где Газофилакс обвинил его в том. что он ненавидит царя и изменнически предал много византийских городов сарацинам.

Опять началось длинное словопрение казуистического характера, которое теперь скучно читать, и «Великий проповедник» был отдан «сначала на сечение бичами, а потом отведен в темницу».

Ему и его двум ученикам отрезали языки, чтобы они не могли более проповедывать двуволия и двухотения Иисуса, но, к удивлению присутствовавших при этом, они без языков стали говорить еще лучше, яснее и убедительнее, чем с языками.

«Тогда отрезали „Великому проповеднику“ и одному из „Воскресших“ по руке и влачили их по торжищам, всем показывая их языки и руки. Потом их послали в ссылку в Скифскую страну, в город Схимону». По дороге туда умер ученик; «Великий исповедник» жил еще три года и умер, предупрежденный об этом заранее самим богом, сам предсказав свои час. На его гробе появились неизвестно откуда три горящие свечи.

Это, да еще говорение без языков, единственные чудеса из жизни «Великого исповедника», что крайне удивительно, если отнести его эпоху к VII веку. По всей вероятности, время было много позднее, но искусно апокрифировано введением в его биографию событий, бывших при Ираклии.

Одной антитезы его имени Величайший со значением имени Павла — Малый, который тоже путешествовал морем в Рим, конечно, еще не достаточно, чтобы признать и нем прообраз «Малого апостола», но это, во всяком случае, самая ранняя эпоха для автора посланий к римлянам, коринфянам, галлам, ефесам, евреям и остальным.

Резюмируя все вышеприведенное, можно сказать лишь одно: апостол Павел, т.е. Малый, называемый теологами также и Величайшим (Максимом по-гречески 3) наравне с Петром, есть личность литературная, составленная из двух совершенно различных лиц по способу прививки одного фруктового дерева к другому, родственному ему, но не одновидному с ним, и у него, как у лимонного дерева, к которому привито апельсинное, на нижней части до известной высоты зреют лимоны, а на верхней апельсины.

Таков же и нераздельно соединенный с ним другой «верховный» апостол, который снизу Симон, а сверху Петр.

Вполне возможно, что нижняя языческая часть Павла-Савла является новацинским епископом Павлом, относимым вместо IV века к III, а нижняя часть Петра — Петр, епископ Александрийский в церковной истории Сократа-Схоластика. Впрочем, о Петре в связи с Симоном Волхвом мы уже говорили ранее.

Глава III.

(Ум. 15 января около 725 г.)

Его небесный символ — созвездие Льва.

«Жития святых» относят смерть Марка Афинского к 400 г. «после рождества Христова».

Если мы сочтем этот год за год, отмеченный по нашей гражданской эре, которая, как мы видели, вовсе не от «рождества Христова», то сразу же увидим невозможность появления подобного Марка (как его изображают «Жития святых») в такое раннее время. Точно так же и существование Евангелия Марка немыслимо в это время.

Везде в нем ссылки на пророчества «Исайи», «Захария», на псалмы и т. д. и притом не в виде корректурных вставок на полях от руки какого-нибудь позднейшего редактора, которые с полей рукописи перешли в скобках в текст при последующей переписке, а органические, как, например, в главе VII, где Иисус говорит упрекающим его фарисеям:

Точно также в главе 14, 27 Иисус говорит своим ученикам перед столбованием:

Я не хочу приводить дальнейших мест, показывающих, что по идеологии эпохи, в которой писал Марк, уже установилось мнение, что пришествие Иисуса и история его неоконченного столбования были предсказаны библейскими пророками. А теперь мы знаем из наших астрономических вычислений, что Захария писал свои гороскопические наблюдения в 453 году, а Исайя описал появление и ход кометы Галлея в 451 году.

Значит, это Евангелие не могло бы быть написано ранее такой эпохи, в которую было уже позабыто время появления указанных пророчеств и в которую они были уже отнесены в глубокую древность.

Все это не могло произойти менее, чем в столетие и, следовательно, самая ранняя датировка Евангелия Марка не может быть прежде 550 года нашей эры, а, по всей вероятности, оно появилось много позднее.

Здесь остается у нас только одно предположение, объясняющее притом же и всю вереницу христианских святых, числящихся в до-иисусовские века. В первый период христианства, когда еще господствовали единобожники ариане и когда большинство ученых людей было еще язычниками, время считалось и у христиан от эры Диоклетиана, т.е. на 286 лет позднее нашей современной эры. Это число мы и должны прибавлять ко времени всех христианских святых первых трех веков, а к апостольским временам даже и еще более.

Зная теперь, что евангельский Иисус есть легендарный двойник Василия Великого, родившегося около 333 года нашей эры, мы должны прибавлять к этим временам полуапокалиптический период 333 года, так чтобы рождение «Великого царя» (1 января 333 г.) приходилось как раз на половину числа 666, указанного в Апокалипсисе для конца «царства Зверя».

Когда же в 666 году никакого происшествия не произошло, то начались новые религиозные, а с ними и общественные смуты, которые окончились распадением эллино-сирийско-египетской империи Феодосия II, святого. Южная часть ее перешла в 678 году при Константине-Язычнике к магометанству, а в византийской части началось богоборство и выработка новой теологии, которую мы и видим в современном евангельском учении.

С этой точки зрения ко всем христианским святым II и III веков, которых мы могли бы с некоторой вероятностью счесть за исторических лиц, мы должны прибавлять 286 лет и, делая это, получаем, например:

Год смерти «Доброты» (по-гречески Агафий) был зимой 5 февраля 537 года, вместо 251 года теологов.

Год смерти Веры, Надежды, Любви и матери их Мудрости (Софии по-гречески) был осенью 17 сентября 423 года, вместо 137 года теологов.

Год смерти «Услады» (по-гречески Гликерии) был весной 13 мая 463 года, вместо 177 года теологов.

Я думаю, что читатель уже смеется, узнав, что вера, надежда, любовь, доброта, услада и мудрость умерли, по моим вычислениям, в V и VI веках нашей эры. Но разве серьезнее, спрошу я, становится дело, если мы отнесем их «мученическую смерть», как делают теперь, во II и III века?

Почти то же самое выходит и с мужскими святыми.

Год смерти победоносца (по-гречески Никифора) приходится на 9 февраля 546 года, вместо 260 года теологов.

Год смерти сдерживателя (по-гречески Аверкия) приходится на 22 октября 453 года, вместо 167 года теологов.

Отсюда видно, что мы можем считать значительную часть святых II и III веков не отводками, пересаженными оранжерейным способом из реальных ростков человеческой жизни в средние века, а произведениями чисто литературного творчества, или же дохристианскими философами, переодетыми в христианскую одежду, а то и самими языческими богами.

Совсем другое относительно святых IV и V веков. Там они уже отчасти реальны, а отчасти попали из более поздних эпох посредством смешения господствовавшей в средние века эры Диоклетиана с нашей современной эрой.

Возьмемте хотя бы исследуемого нами теперь Марка Афинского, память которого празднуется 6 апреля и смерть которого относят к «400 году». Считая этот год приведенным по эре Диоклетиана, мы получаем для его смерти 684 год нашей эры, т.е. именно то время, в которое и могло быть написано Евангелие Марка, как по содержащимся в нем извлечениям из Исайи, Захарии и других библейских пророческих авторов V века, так и потому, что это та же эпоха, в которую возникло и Евангелие Иоанна Дамаскина (677 — 777 гг.) и которая завершилась Евангелием Луки (860 — 946 гг.) и «Апостольскими Деяниями».

Эти два века и были веками творчества всех Евангелий, как вошедших в церковный ритуал, так и признанных апокрифическими.

Посмотрим же, что осталось в этот период от Марка Афинского после того, как главная заслуга его — Евангелие — была вырезана из его биографии и пересажена в I век нашей эры.

«В египетской пустыне, — говорит в „Житиях святых“ отец Серапион, — я шел к отцу Иоанну, великому старцу, за благословением. Я заснул и увидал в сонном видении двух отшельников, пришедших тоже благословиться от него и сказавших, что среди всех постников эфиопской пустыни нет равного Марку на Фракийской горе. „Ему, — сказали они, — уже 130 лет, и 95 лет он не видит ни одного человека“.

Таково сказание о кончине Марка, и, мне кажется, трудно отыскать легенду более подходящую к смерти простейшего и первого по времени из всех евангелистов. А в церковную историю евангелист Марк перешел в виде апостола Марка, поминаемого 25 апреля:

«Марк, — говорится под этой датой в „Житиях“, — был еврей из левитов, ученик апостола Петра. Сначала он путешествовал с ним в Рим и при нем же написал свое Евангелие. Потом ушел к Египет, где был первым епископом в Александрии. Он просветил Ливию, Аммоникию, Мармарикию и Пентаполию и научил многих такому добродетельному житию, что хвалили даже неверные».

«Это было, — заканчивают „Жития“, — при царе Нероне».

Возможно ли объединить оба приведенные сказания? — Мне кажется — да. Ведь не может же читатель поверить, что, действительно, почитатели Сераписа влекли Марка по улице с криками: «Тащи быка в бычье стойло!», когда и сам этот Серапис, подобно Зевсу греков, сходил на землю в образе быка и почитался в таком изображении? Куда же его тащили? Не в Серапеум же?

Притом же имя Серапис состоит из греческого сокращения египетских слов Озирис-Апис, что значит Озирис-Судья, и культ его, как бога обновления природы в вечной жизни, во многом сходен с первобытным христианством.

Когда наступили времена средневековой смуты и разгоряченные спорами теологи перестали узнавать под иностранными именами и эпитетами своих собственных богов, древний Озирис-Апис, подобно яркой ракете, распался в вершинной части своего параболического полета по векам истории на целый рой разноцветных звездочек, из которых одни обратились в христианских серафимов, а другие в нескольких «святых Серапионов», главным из которых и является Серапион, описавший вышеприведенную пустынническую жизнь Марка афинского.

Странное совпадение! Оба Марка живут в Египте, один умирает, влекомый из темницы в праздник Сераписа после таинственного прихода к нему туда самого Иисуса Христа, а второй в пещере пустынной горы, после прихода к нему Серапиона!

Наиболее вероятным является здесь то, что Марк, получивший свое образование в Элладе, как обнаруживает греческий текст его Евангелия, был потом епископом в Александрии, откуда после какого-то перепугавшего его землетрясения и солнечного затмения удалился доживать свой век в пещере около отдаленного абиссинского поселка, где и умер в глубокой старости.

Отмечу, что из солнечных затмений указываемого мною времени через Александрию проходило замечательное полное затмение 3 июня 718 года, за семь лет до смерти Марка. Оно шло через Испанию, Сицилию, Крит и окончилось в глубине Аравии. А за 27 лет до его смерти, 8 января 698 г., проходило кольцеобразное через Пелопонес и Смирну, вскоре после полудня. Какое из них так перепугало его, я не решаюсь определить.

Есть указания, что имя евангелиста Марка, значащее увядший, есть только прозвище, а настоящее было Иоанн, что находится в некотором мистическом соответствии и с таинственным путешествием Серапиона на «Превысокую гору», где он видел Марка и чудеса (какие бывают только во сне да под гипнозом) из кельи некоего Иоанна, в которую и привели его обратно ангелы после этого виденья.

В связи с Марком, я пробовал разыскать в саду православных святых 4 и остатки Серапиона в более поздних веках, но нашел там только коротенькие примечания.

1) Января 31 «память св. мучеников: Викторина, Виктора, Никифора, Клавдия, Диодора, Серапиона и Папия, в Коринфе, и царство Декия, за Христа страдавших».

Отнеся это к эре Диоклетиана, получаем 534 — 538 годы. Но о жизни их нет подробностей.

2) Мая 24 «память св. Серапиона Египтянина, принявшего с полководцем Мелетием и с 1280 воинами венец мученичества в царство Антониново».

Считая Антонина Пия и Антонина Марка-Аврелия списанными с Валентиниана III и с его опекуна Аэция, мы приходим к периоду 423 — 455 гг. Да и допуская, что указанное для него время (138 — 180 гг.) дано по эре Диоклетиана, мы получаем тот же промежуток времени 424 — 466 гг. Здесь мы имеем новое доказательство, что Антонин Пий и Антонин Марк — Аврелий представляют собою именно Валентиниана III и Аэция, время которых было помечено сначала по эре Диоклетиана, а эта эра смешана потом с нашей современной.

Значит, гибель 1280 воинов, восставших за веру под предводительством стратега Мелетия (по-гречески Заботливого), является, повидимому, историческим фактом между 424 — 466 годами нашей эры. Вполне возможно существование в это время некоего Серапиона. Это был как раз период библейских пророчеств и христианских смут.

3) Июля 13 «память Серапиона, сожженного огнем в царствование Севера».

Это дает, по старой хронологии, 193 — 211 годы. Считая, что тут хронология дана по эре Диоклетиана, приходим к промежутку 479 — 494 гг., т.е. к царствованию Рецимера, что опять подтверждает мою теорию, что Септимий Север есть отводок от Рецимера, возникший благодаря тому, что первичная эра Диоклетиана, по которой он был отнесен к 193 — 212 гг., была смешана с нашей современной эрой.

4) Под датами 7 апреля, 18 августа и 13 сентября упоминаются только имена Серапионов, пострадавших вместе с другими, без подробностей и без обозначения времени, и, наконец,

5) мая 14 мы находим единственного Серапиона, удостоенного специальной биографии, но и она касается лишь конца его жизни.

Тут все о Серапионах. Имя это, как мы видели, происходит от сокращения Озирис-Апис, и в биографии этого последнего тоже нет ничего реального. Идеология здесь чисто монашеская: возвеличение праздной жизни на чужой счет после раздачи всего своего имущества, вплоть до рубашки и даже самого Евангелия, учащего это делать. Дальше этого идти нельзя!

Если евангелист Марк, учивший этому, ждал в бесплодной пустыне 95 лет некоего ученика, чтобы умереть спокойно, то, соединив это легенду с вышеприведенной, где, даже по нечаянному слову Марка, гора до небес, на которой он жил, двинулась в море, мы получим яркую иллюстрацию для теологического описания последних лет жизни первого из евангелистов.

Вот почему, хотя тут нет ни одного слова, похожего на реальную жизнь, я считаю Марка Элладского, давшего повод к этой легенде, за реальную личность и за того самого, который написал простодушнейшее из всех Евангелий. Фактическим является здесь только его почти столетняя долговечность, его образование в Афинах, последующее мистическое настроение и бегство от людей и особенно от женщин в пустыню Хартума.

Какой повод мог бы быть причиной этого? Скорее всего землетрясение, о котором и рассказывается, как бывшем в день, когда его волочили по улицам Александрии, крича: «Тащи быка в бычье стойло!» Если допустить, что при землетрясении погиб не он сам, а только все его семейство, то его бегство от людей стало бы легко объяснимо.

Глава IV.

(676 — 777 гг.) Его небесный символ — созвездие Орла (вместо Пегаса, по непониманию).

Евангелие Иоанна так высоко стоит над всеми другими по художественности своей отделки, что во многих главах его можно скорее принять за поэму, чем за биографию Василия Великого, или Иисуса. Написать такую книгу мог только один из величайших ученых и писателей средневековья, который не мог быть трансплантирован из своего времени в I век нашей эры, не оставив какого-либо следа на прежнем месте. Это не мог быть автор Апокалипсиса: слог Евангелия другой, и только гипноз детских внушений заставлял меня долго останавливаться на Иоанне Златоусте, как на авторе обеих книг. Я признаюсь, что долго у меня не хватало смелости заглянуть в более поздние века, чем конец IV и начало V века, чтобы поискать там подходящее лицо для автора этого Евангелия.

Но вот были исследованы мною библейские пророки, оказавшиеся подражаниями Апокалипсису, принадлежавшими по обнаруженным в них астрономическим указаниям средине V века. А между тем, они уже известны авторам всех Евангелий, и притом даже в апокрифическом виде, удаленными в глубокую древность!

«Может быть — думал я, — евангельские ссылки на пророков, это вставки последующих редакторов? Но не все могло быть объяснено таким способом».

Особенно влияли на меня вступительные слова Евангелия Иоанна:

Идеология «Слова», как некоей таинственной творческой силы, была началом уже средневекового христианского богословия, и мы видим в ней уже не воспоминание о когда-то виденной автором реальности, а полную глубину средневекового мистицизма.

Этого не мог написать человек, лично знавший Иисуса, как реальную личность, с его утренним вставанием с постели, с его вечерней сонливостью, с ежедневным разжевыванием и глотанием, как и все другие, своей пищи, с удовольствием от красивой новой накидки на своих плечах, с огорчением и досадой, если неожиданно разорвался ее край, зацепившийся за древесный сук, с напряженным изучением какой-нибудь ученой книги, с ухаживанием за знакомыми девушками и т. д., и т. п.

Обращение такой живой и реально виденной человеческой личности в отвлеченное представление о каком-то бестелесном слове психологически невозможно.

Даже и для меньшего превращения хорошо знакомого человека в сына божия необходимы были, по крайней мере, десятилетия.

Возьмем реальный случай.

Когда был убит народовольцами в 1881 году император Александр II, в сановном петербургском духовенстве возникла льстивая мысль причислить его тотчас же к лику святых и этим заслужить щедрые милости его наследника Александра III.

Один генерал, чрезвычайно похожий на погибшего императора, стал по вечерам ходить по галереям петербургских соборов, а его тайные помощники говорили: «Смотрите! Это идет убитый император».

Такие суеверные слухи стали распространяться по России и были доведены до его преемника Александра III, с намеками на причисление его отца к святым и к мученикам, но идея молиться иконе своего отца показалась и самому новому царю и всем его родственникам, лично знавшим покойного императора, такой смешной, что Александр III поручил расследовать тайной полиции это дело и, узнав причину, запретил усердному генералу делать дальнейшие прогулки. Так, по крайней мере, передал мне, уже находившемуся в заточении и ожидавшему суда, допущенный ко мне перед ним защитник Рихтер.

Действительно, мысль увидеть своего собственного брата, отца или дядю, или просто хорошего знакомого, в виде святого чудотворца, и стоять на коленях перед его иконой едва ли у кого-нибудь могла возбудить какое-либо религиозное чувство, кроме тайного смеха и стыда. И вот новый святой царь не удался, и задумавшие его слишком рано сановники были настолько сконфужены и огорчены неудачей, что уже до смерти Александра III не поднимали об этом вопроса.

Но вот на престол вступил Николай II, поспешивший открыть мощи Серафима Саровского, и идея возвеличить новейших русских императоров, приписав им происхождение от святого предка, вновь появилась у петербургских духовных придворных, но они стали уже умнее. Они поняли психологическое неудобство заставлять людей, хорошо знавших близкого им человека, искренне поверить, что он вдруг стал святым, наравне с такими божьими угодниками, о реальной жизни которых они не имели непосредственного представления, и потому заменяли ее продуктами своего благочестивого воображения.

Вследствие этого кандидатом в самодержавные святые был намечен император Павел, современников которого и личных знакомых уже не было в живых. Священники Петропавловского собора начали распространять в суеверной массе слухи, что над его гробницей по ночам появляется таинственный свет и молящиеся Павлу I получают исцеление от недугов и всякую помощь в житейских делах.

Перед началом мировой войны я сам имел в руках две брошюрки, не поступившие в обычную продажу в магазинах, но отпечатанные на церковный счет и раздававшиеся молящимся в этой церкви в большом количестве экземпляров. Там бесстыдно описывались многие вымышленные чудеса от его гробницы, и, между прочим, говорилось, что он очень помогает должникам против заимодавцев. Так, один бедный человек, по имени А. или Б., не помню (обе эти брошюры взяли скоро мои знакомые и не возвратили), помолился императору Павлу о помощи, и тотчас Павел явился заимодавцу во сне и так его усовестил, что на следующее же утро тот побежал к своему должнику и при нем же разорвал в мелкие клочки его расписку.

Демагогический расчет инициаторов здесь был очевиден: возможность занимать деньги без отдачи была, по мнению авторов, особенно приятна их пастве, а потому и иметь специально святого по части устранения заимодавцев было очень желательно. Тут же был представлен и текст соответствующей молитвы Павлу.

Я думаю, что в настоящее время новый святой, Павел I, был бы уже прибавлен к прежним святым в православных святцах, если б не помешала такому замыслу революция 1917 года.

Этим примером я здесь хочу показать только одно: делать святых из реальных людей при жизни их знакомых невозможно без допущения самого бесстыдного и сознательного коллективного шарлатанства. Вот почему с реалистической точки зрения и обращение Иисуса из живой и лично знакомой реальной личности в отвлеченное «слово» могло быть искренно сделано лишь после того, как не только перемерли все его друзья и знакомые, но и сама личность стала казаться мифической.

«Значит, — думал я, размышляя об этом, — автора Евангелия Иоанна мы должны искать не ранее, как в VI веке или еще позднее. И я, действительно, нахожу его в Иоанне Дамасском, умершем по „Житиям святых“ 4 декабря 776 года. Это единственный средневековый писатель, способный написать такую книгу, подобно тому, как и Иоанн Златоуст был единственный человек, способный написать Апокалипсис».

То обстоятельство, что автор Евангелия Иоанна, называя по имени нескольких спутников Иисуса, каковы Симон Петр и Мария Магдалина, нигде не называет Иоанна, а говорит всегда, вместо него, о каком-то «ученике, которого любил Иисус», ни в каком случае не указывает на то, чтобы автор книги сам и был этим любимым учеником Иисуса. Можно только догадываться, что Иоанн Дамаскин считал себя с тем Иоанном в каком-то мистическом родстве, и, может-быть, верил, что душа любимого ученика Иисуса переселилась в него и диктует ему его произведения. Такого рода представления были характерны для средневековых мыслителей, и сам Иисус — по евангелистам — намекал, будто душа Илии «переселилась» в Иоанна Крестителя.

«Если хотите принять, — говорит Иисус в Евангелии Матвея (11, 14), — то примите, что он (Иоанн) и есть Илия, которому должно прийти».

Мистика тут очевидна. А вот последние строки из Евангелия Иоанна:

«Иисус (после своею воскресения) сказал Петру: „Иди за мной!“ Петр же увидел идущего за ним ученика, которого любил Иисус (Иоанна), и спросил: „А он что?“ „Если я хочу, чтобы он пребывал (на земле), когда я приду (вновь), — ответил ему Иисус, — то что тебе до того?“

«И пронеслось между учениками слово, — продолжает автор Евангелия Иоанна, — что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал, что не умрет, а только: „Если я хочу, чтоб он был (очевидно, путем возрождения в другом Иоанне), когда я приду, то что тебе до того?“

«Этот ученик, — оканчивает автор Евангелия Иоанна, — и свидетельствует об этом, и написал это, и мы знаем, что истинно свидетельство его» (21, 24).

Кто же этот мы, который знает, что истинно свидетельство автора этой книги? Ясно, что это и есть сам же автор, который как бы отделяется в этой фразе от самого себя и считает свою книгу за таинственно продиктованную ему самим учеником, «которого любил Иисус» и которого он суеверно боится назвать по имени, так как это в то же время и его собственное имя, и он даже считает себя тожественным с ним и как-будто жившим в его личности несколько веков назад.

Рассмотрим же с этой точки зрения жизнеописание Иоанна Дамасского, насколько оно подходит для автора Евангелия Иоанна?

«Иоанн, — говорят нам „Жития святых“, — родился в Дамаске во время его завоевания сарацинами. Его отец, хотя и христианин, был при них городским судьей и надсмотрщиком над общественными зданиями».

«Сарацины в это время захватили в плен одного ученого итальянского монаха, по имени Кузьму, и продавали на рынке. Он знал риторику, диалектику, философию, геометрию и музицийскую хитрость, и небесное движение, и течение звезд, и римское и греческое богословие».

Отец Иоанна «тотчас выпросил его себе в подарок у сарацинского князя и дал Кузьме всякое успокоение с тем, чтобы он учил его сына Иоанна и его приемыша, сироту Кузьму из Иерусалима».

Оба были очень восприимчивы, и «Иоанн, как орел, парящий по воздуху, постигал все, а Кузьма постигал пучину премудрости, как корабль, плавающий по морю с попутным ветром».

Припомним, что орел и рисуется за плечом евангелиста Иоанна как его символ.

«Вскоре они изучили все тонкости грамматики, диалектики. Философии, арифметики и были, как Пифагор и Диофан». «Также научились они и геометрии, как новые Евклиды. А в музыке оба были таковы, как ими же сложенные гимныи стихи».

«Не преминули они увидеть и тайны астрономии (отражение которой и обнаруживается в нескольких местах Евангелия Иоанна, особенно в скорбном пути Иисуса),5 и тайны богословия. Они были совершенны в премудрости духовной, особенно Иоанн, который превзошел своего учителя и стал таким великим богословом, каким и обнаруживают его написанные им боговдохновенные книги».

Вот вам и Иоанн, и Богослов, и сравнение его с орлом, как на иконах автора соответствующего Евангелия.

Но он не гордился своей премудростью.

Отец Иоанна отпустил Кузьму в Лавру преподобного Саввы и после того умер.

Сарацинский князь, призвав Иоанна, сделал его своим первосоветником, и его положение в Дамаске стало еще выше отца.

Он стал писать книги и статьи. «Он хотел, — говорит автор, — обойти всю вселенную не ногами, а своими боговдохновенными писаниями, разошедшимися по всему греческому царству».

Но вот «злой царь» Лев Исаврянин, восставший на иконы в Элладе и сожигавший их огнем, будто бы услышал о нем, как об иконнике, и уговорил своих сторонников достать какое-либо из его собственноручных писаний и, изучивши его почерк, написать к себе от его имени такое письмо:

«Радуйся, царь! И я радуюсь твоей власти, из-за единства нашей веры. Поклон и честь твоему царскому величеству. Сообщаю тебе, что город Дамаск не имеет сильной стражи. Помилосердствуй об этом городе, молю тебя, пошли твое мужественное воинство, как-будто идущее в другое место, но пусть они неожиданно пойдут на Дамаск. Без труда возьмешь его себе. Я тебе буду способствовать в этом много, так как и город этот, и вся страна под моей рукой».

Это «сочиненное писание» Лев Исаврянин, будто бы, злостно послал к сарацинскому царю с другим письмом от себя, где говорил, что хочет хранить с ним мир и потому отправляет ему письмо Иоанна, чтобы он казнил писавшего.

Князь призвал Иоанна и, хотя тот сказал: «Это не моя рука!», велел отсечь ему правую руку, написавшую такое письмо.

«Рука была повешена на торжище посредине города, а Иоанн был отпущен в его дом. Придя туда, он послал князю просьбу вернуть ему руку для погребения. Князь исполнил его желание, а Иоанн взял левой рукой свою правую руку и, упав на колени перед иконой богоматери с младенцем, приложил свою руку к месту обреза и молился из глубины душевной, чтоб богородица прирастила ее».

Но безграмотный старец не довольствовался этим. Однажды, «желая искусить Иоанна», он собрал много дырявых корзин и послал его в Дамаск продать их по непомерно высокой цене, которая могла вызвать только смех.

Иоанн ничего не возразил и, не стыдясь, пошел в Дамаск, где он был в таком почете. Он ходил по городу в рубище, и все, слыша его непомерную цену, смеялись над ним или ругались. Сначала никто его не узнавал, так как лицо его иссохло от поста. Но вот один из его прежних слуг узнал его и, ничего не говоря, дал требуемую цену. Иоанн возвратился, «как победитель с тяжелой битвы».

В это время умер один черноризец. Его брат так убивался по нем, что Иоанн, позабыв приказ не писать ничего, составил ему духовные песни:

«Какая житейская сладость?» «Что всуе мятешься, человек?» и «Все суета человеческая!», поющиеся до сих пор при погребении умерших.

«Узнав об этом, старец прибежал к нему с гневом и изгнал из их общей кельи». Раскаявшийся Иоанн будто бы «рыдал перед его кельей, как Адам перед вратами рая, но старец даже не отвечал ему, и Иоанн пошел к другим отцам, чтобы они упросили гневливого руководителя принять его снова в келью. Старец, наконец, согласился, но в наказание за писательство велел ему очистить своей голой, впавшей в такой грех, рукой все скверные седалища в лавре и убрать всю грязь, накопившуюся в ней».

«Отцы устыдились этих его словес ученому человеку и ушли, но Иоанн будто бы страшно обрадовался и, „приготовив ушаты, начал вынимать нечистоты теми самыми руками, которые были прежде облиты благоуханными ароматами и писали гимны, и употребляя ту самую руку, которую ему уврачевала пречистая дева“, — с восторгом сообщает автор его жития.

Вполне понятно, что после этого старцу явилась во сне богородица и сказала:

Никаких других чудес, кроме отсеченной руки, нет в его биографии, и это свидетельствует об ее правдивости.

Как понимать это единственное чудо? Нет ни малейшего сомнения, что никакой древний царь, получив предложение помощи для обратного завоевания отнятой у него области, не послал бы такого письма к ее завоевателю. Здесь может быть только одно объяснение такой нелепой легенды. Иоанн был сам иконоборец и имел по этому поводу переписку с Львом Исаврянином. Чтобы замазать этот факт, неприятный для иконопоклонников, и могло быть придумано ими, что переписка Иоанна со Львом была подложная, и для укрепления такого мнения и был сочинен рассказ об отсеченной и приросшей руке. Высокомерное и презрительное обращение безграмотного монаха с отданным в его распоряжение талантливым ученым очень правдоподобно: это всегда так бывает. Основным же фактом биографии является то, что Иоанн Дамаскин был необычно образованным по тому времени и необычно талантливым писателем, единственным на протяжении средних веков, который был бы способен написать такое мистическое и вместе с тем поэтическое повествование, как Евангелие Иоанна.

Глава V.

(759 — 826 гг.) Его небесный символ — созвездие Льва.

В противоположность предыдущим евангелистам, мы не имеем для Евангелия Матвея ни одного одноименного с ним святого за и все время христианства, и это даже совершенно непонятно с теологической точки зрения. Как мог самый обстоятельный и подробный из четырех канонических евангелистов не прославить своего имени хотя бы в одном греческом «святом» подвижнике,6 тогда как его литературный коллега Лука прославляется в 7, Марк в 12, а Иоанн даже в 63 одноименных с ним святых. Неужели он не создал себе ни одного прозелита, достойного рая? Ведь после такой беззаботности евангелиста Матвея о людях, отдаваемых при крещении под его покровительство, странно даже подумать, что некоторые родители и теперь решаются крестить своих детей его именем. 7

Интересно посмотреть по любому перечню тезоименитств в православном календаре, насколько заботились первоначальные святые о своих тезках, т.е. помогли им тоже сделаться святыми.

В этом отношении совершенно беззаботно было большинство святых, и не только малоизвестных, но и хорошо знакомых.

Таковы: первый человек Адам (14 января), пророк Амос (15 июня), пророк Елисей (14 июня), пророк Иезекиил (25 июля), Иисус (1 сентября), Иов (16 мая), Лот (9 октября), апостол Нафанаил (22 апреля), евангелист Матвей (о октября), не говоря уже о множестве других, мало употребляемых, каковы Сатир, Павсикакий, Арий, Горгония, Каздоя и т. д.

Дали лишь одного святого: Авраам, Варнава, Иуда, Кифа (Петр), не говоря ужо о многих других малоупотребительных, каковы: Василиск, Вакх, Голиндуха и т. д.

Лишь сравнительно незначительная часть дала двух и более святых: Акакий 7, Александр 20, Алексей 5, Андрей 11, Афанасий 14, Василий 18, Георгий 16, Давид 11, Илья 7, Иаков 17, Иеремия 4, Иоанн 64, Иосиф 7, Юлиан 14, Михаил 10, Моисей 4, Павел 19, Петр 27, Симеон 11, Фома 5, Александра 3, Анна 10.

Почему такая неравномерность? Она показывает лишь одно: многие знаменитые по Библии и Евангелиям имена все-таки не были популярны в публике, за исключением, конечно, имени Иисус, которое не хотели давать людям христианские священники средневековья.

А с нашей точки зрения, относящей время Иисуса к IV веку и отожествляющей его с основателем христианской литургии Василием Великим, с первого взгляда выходит даже и нечто еще более удивительное.

Выходит, что реальный автор этого Евангелия, возникшего несомненно не ранее жизни Василия-Иисуса и не ранее развития мистического мифа о нем, как о спасителе людей, не был даже и причислен после своей смерти к лику православных святых! Такого святого нет ни в IV, ни в следующих веках, вплоть до XI. Как могло бы это случиться?

Имя Матвей по-еврейски значит «богодарованный». Оно то же самое, что и греческое имя Феодор, и потому должно быть очень приятным для принимающих иноческий сан, когда постригающиеся получали новое «ангельское» имя того святого, которого они выбирали своим покровителем и защитником от окружающих бесов.

А кто же мог их лучше защитить, как не первый евангелист и притом «Божий дар»?

Так отчего же мы не видим в «Саду святых», называемом Четьи-Минеями, ни одного реального христианского подвижника по имени Матвея, тогда как однозначащих с ним Федоров находим целых 30, в четыре раза более, чем Лук, и в 2 1/2 раза более, чем Марков?

Уже одно это обстоятельство, а также и то, что Евангелие Матвея несомненно написано греком, а не представляет перевода с еврейского языка, заставляет нас обратить серьезное внимание на Феодоров, как на возможных кандидатов в авторы этого Евангелия, и выяснить себе, почему бы это имя, одно во всем Евангелии, было переведено с греческого языка на еврейский?

Нам нет нужды перебирать здесь всех 30 святых Матвеев-Феодоров, большею частью незначительных людей, так как в указываемую нам евангелической идеологией эпоху VIII — IX веков мы сразу же находим такого Феодора, по-еврейски Матвея, лучше которого нельзя и придумать.

Это Феодор Студит (по-еврейски Рабби Матвей), родившийся, по церковным авторам, в 759 и умерший в 826 году нашей эры.

Отец его был Светозарный (Фотин) и мать — Богом Созданная (Феоктиста). Оба были константинопольские граждане и дали ему хорошее «книжное наказание».

Его отец, Светозарный, был очень благочестив. Он роздал все свое имущество неимущим, когда Феодор был еще молодым человеком, и после этого принял иноческий чин.

«После смерти „Копронима“ и недолговременного царствования Льва вступила на престол вдова последнего Ирина (Мирная). Она восстановила иконопочитание на VII вселенском соборе в Никее во главе с патриархом Тарасием, где среди 365 епископов, собранных по числу дней в году, был и святой Платон Олимпийский, дядя Феодора по матери. Он взял с собою Феодора и двух его братьев, Иосифа и Евфимия, принявших иноческий сан. Они пришли в очень красивое место „Сакудиан на Горе“ с высокими деревьями и с источниками сладко текущей воды. Тут они поселились и создали монастырь во имя Иоанна Богослова, в котором Феодор принял пострижение в монахи и подвизался больше всех других. Все удивлялись, как человек, получивший такое мягкое и спокойное воспитание, „сам колол дрова, таскал камни, носил воду и был слугою всем“.

Однако, «каждый день он уделял себе несколько часов на размышления. Он прилежно изучал Ветхий и Новый Завет, а более всего жизнь „Великого царя“ (Василия Великого, от которого отделился уже тогда легендарный Иисус Христос).

Константинопольский патриарх Тарасий сделал его иеромонахом и дал ему большую власть. «Многие иноки роптали на него за строгость и неуступчивость, но он не обращал на них никакого внимания и этим всех привел к повиновению себе и к духовным подвигам».

Когда Ирина была низвергнута сыном своим Константином, тот захотел удалить в монастырь свою жену Марию и взять другую, Феодотию. Патриарх Тарасий не хотел разрешить их венчание, но церковный эконом, пресвитер Иосиф, обвенчал их против воли своего начальства. Тогда и все князья и владетели начали разводиться со твоими женами на Босфоре и у готов, отдавая прежних жен в монастыри. Феодор отлучил Константина от церкви, и царь сильно рассердился на него. Новая царица «послала Феодору много злата, чтоб он благословил их брак, но Феодор не принял ее даров».

«Сам царь пошел в его монастырь, но все монахи по приказу Феодора затворились в своих кельях, и никто не отвечал на царский стук».

Тогда царь «послал воинов изгнать всех из монастыря и послать в заточение». Те «ворвались в монастырь, избили Феодора и послали в Солунь» с его 11 главными коллегами. Однако, Феодор и оттуда писал и уговаривал других не поддаваться царю. Он писал об этом и римскому папе, который похвалил его за непоколебимое мужество, и вот «бог отомстил злому царю: его мать и бояре восстали на пего, выкололи ему глаза и умертвили», а воцарившаяся вновь Ирина «вызвала Феодора-Матвея в Царьград и почтила великими почестями, а эконом Иосиф, повенчавший царя, был извержен из пресвитерского звания и отлучен от церкви».

«Божий дар» собрал своих рассеянных овец и «светил всем, как свеча, своими добродетелями».

В это время магометане напали на греческую землю, и, «убоявшись их, Феодор оставил Сакудиан и пришел с монахами в Царь-град, где патриарх и царица с радостью предоставили ему под управление Студийский (т.е. ученый) монастырь, устроенный некиим Студием (ученым). Там было тогда только 12 иноков, но он собрал туда до тысячи братии и, не в силах справиться с ними один, поставил себе помощников: наблюдателя, обучателя, эконома, экклезиарха и несколько других по их званию. Он написал устав, как кому что делать от первейших до последнейших, и установил за проступки различные эпитемьи: иным поклоны, другим пост, а кто оставил ранее конца по какой-либо нужде божественное пение, пли сокрушил сосуд, или сказал лишние словеса от неудержания своего языка, или велегласно засмеялся, или невнимательно слушал чтения во время трапезы, или бесстыдно и дерзновенно метал очами направо и налево, особенно на пришедших женщин, или сделал что иное, такое же непотребное, тот получал назначенную за это по уставу эпитемью по своим делам».

Он ввел полную общину и запретил иметь что-либо собственное. А для того, чтоб «иноки не ходили на городские соблазны, он устроил в самом монастыре нужные ремесла».

«И многие монастыри приняли его устав».

Этот же «Божий дар» «написал немало полезных книг и похвальных словес на праздники богородичные и другие и, как река премудрости, исполненная струями, напоил и увеселил церковь господню своими словесами и писаньями».

«Но вскоре Ирина была злочестиво низвержена Никифором, и умер патриарх „Беспокойный“ (Тарасий). Опять пошел раздор в церкви, царь велел вновь принять в ее лоно отлученного Иосифа и приставить его к священнослужению. Патриарх согласился на это, чтобы не увеличивать раздора, но Феодор восстал на вмешательство царской власти в церковные дела и за это был послан на один из островов Мраморного моря близ Константинополя вместе со своим братом Иосифом».

«В это время варвары вступили в пределы Фракии. Царь Никифор послал к Феодору послов за благословением, но тот вместо благословения велел сказать ему, что он не возвратится с похода, в который идет. И действительно, варвары убили его и его сына Ставрикия, заместившего его. Благочестивый Михаил, избранный после них на царство, с почетом возвратил Феодора и всех с ним бывших на острове», а Иосиф «вновь был отсечен от церкви, как непотребный член». Но Михаила «низверг и постриг в монахи Лев Армянин, его полководец. Пособники его начали снова хулить святые иконы и называть неразумными всех поклоняющихся им».

«На смерть его стеклось множество верующих. Один из скорописцев записал его поучения, — говорят нам „Жития“, — и если кто их хочет знать, пусть прочтет его книгу».

«Вся братия плакала, — продолжают они, — видя его кончину, и когда ученики его запели: „Вовек не забуду, господи, твоих оправданий, в которых оживил ты меня“, ангелы понесли его душу к престолу небесного владыки. Об этом неложно свидетельствует Илларион Далматский, который, работая в это время в винограднике, почувствовал неизреченное благоухание и услышал пречудные голоса. Посмотрев на воздух, он увидел великое множество существ в белых одеждах, с сияющими светлыми лицами, спешащих навстречу некоему честному лицу. Илларион упал на землю и услышал голос с неба:

Много исцеления было и от его гроба. Он изгнал беса из одного, пришедшего к нему. Один отравившийся случайно «глотнул масла из лампады при его гробе и тотчас изблевал весь яд», а «болящие желудком выздоравливают и теперь при одном взгляде на его икону».

Какого лучшего Феодора можно подыскать для автора Евангелия Матвея? Оно носит специально монашеский характер, и в нем одном восхваляются скопцы, т.е. средневековые иноки,9 от имени Иисуса.

Вместил ли автор это сам? — Я не могу, конечно, решить такой вопрос по одним его словам, но в «Житии Феодора» я вижу и причину, почему в заголовке его Евангелия, которое, судя по хорошему греческому языку, написано несомненно по-гречески, лишь одно его имя переведено на еврейский язык (Матвей, как я уже говорил, есть простой перевод на еврейский язык греческого имени Феодор).

Писатель этот был, как мы видим, фанатичен, властолюбив, спорлив с земными царями и с другими христианскими течениями того времени; он был центром религиозных дрязг того времени, и по этой причине Евангелие его было бы неприемлемо для большинства христианского мира. Его сторонникам не оставалось ничего делать, как, переведя его имя на еврейский язык, подсунуть его в коллектив других тогдашних Евангелий, как самое обстоятельное из них и принадлежащее не греческому «Божью дару» (Феодору), а иудейскому «Божью дару» (Матвею), будто бы избранному апостолами взамен изменившего Христу Иуды Искариота.

Смерть этого «греческого Матвея» относят к 11 ноября 826 года. Сравнивая время его жизни с временами остальных евангелистов, как оно обнаруживается по нашей эволюционной теории христианства, мы находим:

Время жизни.

Самый ранний евангелист Марк _________ 625 — 725 гг.

Второй евангелист Иоанн ______________ 676 — 777 »

Третий евангелист Матвей — Феодор _____ 759 — 826 »

Четвертый и последний евангелист Лука _ 850 — 946 »

Вся последовательность четырех Евангелий является той самой, в какой они располагаются как теологами, так и по содержанию. Только временем развития евангельского христианства является, с нашей эволюционной точки зрения, период от начала VIII до конца IX века нашей эры, когда, по еврейской традиции, был установлен и современный текст еврейской Библии. К нему же приходится отнести и все остальные, так называемые апокрифические евангелия, не вошедшие в церковное богослужение. Первые два из четырех вышерассмотренных евангелистов были, повидимому, иконоборческого направления, а последние — иконопоклонческого, хотя оно и не проявляется в них заметным образом.

Этот период творчества евангельской идеологии был также и естественной прелюдией к крестовым походам, начавшимся почти через два века после первого появления Евангелия Луки, когда оно вместе с тремя другими Евангелиями успело распространиться в переводах по всей Европе, и чтение главок из Евангелий вошло в ритуал христианской службы на латинском и славянском языках.

Без этой естественной прелюдии и сами крестовые походы делаются как бы висящими в воздухе и отделенными от своего естественного основания — евангельского учения — тысячелетним пустым промежутком. Действительно, если Евангелия писаны в I веке нашей эры и читались по всем христианским церквам, то как могли они не вызвать еще в VIII веке всеобщего христианского отпора магометанам, будто бы захватившим в предыдущем столетии и самый гроб их бога?

А если христиане молчали более 400 лет, то как могло случиться, что в 1096 году какой-то Вальтер Голяк вместе с юродивым Петром Пустынником достигли своими безграмотными речами на городских улицах того, что «благородные рыцари, побросав своих прекрасных дам», как сумасшедшие, бросились за ними в далекие пустыни, где и погибли почти поголовно? Почему и вслед за этой катастрофой стремление христианских принцев и королей в эти дикие страны не прекращалось почти целых два столетия, разбиваясь, как волны, о географические преграды и о полную невозможность основать на прибрежьях Мертвого моря какое-либо культурное государство, способное защитить себя со стороны Египта или Месопотамии?

Только с нашей точки зрения это повальное сумасшествие всей культурной христианской Европы совершенно понятно. Евангельское учение и евангельская идеология тогда лишь только-что распространились по Европе; впечатление их было как оглушительный удар по человеческим душам XI века, и он отразился в могучем устремлении в Палестину, где, будто бы, происходили описанные евангелистами сказочно-чудесные дела.

Крестовые походы немыслимы психологически, если только мы удалим их евангельский фундамент не только в I век нашей эры, как делают теперь, но даже и в V век.

«Евангелие» в переводе значит «добрая весть», и, конечно, произведения под этим названием могли быть и тотчас после смерти «Иисуса», в 368 году. Но это были не те «добрые вести», которые мы читаем у Марка, Луки, Иоанна, Феодора — Матвея и в однородных с ними апокрифических евангелиях.

Глава VI.

Вот заголовок этого, написанного Терцием, послания:

Малый (или смиренный, по-гречески Павлос) раб Иисуса Христа, призванный пособ (апостол), избранный по божьему Евангелию, обещанному богом о своем сыне, который телесно родился от Давидова семени, а по духу, силе и по воскресенью из мертвых открылся сыном божиим, и через которого мы получили посланничество, — всем находящимся в Риме:

«Благодать вам и мир от „бога-отца“ и от властелина нашего Иисуса Христа!»

Как это начало согласить с подписью Терций и с отсутствием всякого привета от Павла в конце послания?

Рис. 92. Апостол Павел. (Снимок со старинного изображения на слоновой кости (по Фаррару).

Это можно объяснить только тем, что начало писано одним автором, а конец — другим, или что первоначально письмо Терция начиналось прямо последней фразой приведенного мною начала, т.е. словами: «Благодать вам и мир от бога-отца», а все предъидущее есть лишь заголовок переписчика, который принял письмо Терция за письмо «Малого» (Павла).

Это самое вероятное предположение. И в средние века и в древности естественно начинали письмо с обращения к тому, кому пишут, а не с обращения к самому себе: «Я, такой-то, пишу такому-то». Попробуйте сами начать так письмо к кому-либо из ваших знакомых, и вы рассмеетесь.

Простые люди начинают свои письма почти всегда с приветствия: «Здравствуй, такой-то». А старые христиане начинали, конечно, с бога, как и русский крестьянин, входя в дом, сначала крестится на икону в углу. «Благодать тебе и мир, такой-то» писали они, не ставя впереди имя тех, от кого и к кому идет письмо. Это требуется для официальных прошений в современных канцеляриях исключительно для удобства регистрации большого количества входящих и исходящих бумаг, чего не было в древности.

Значит, послание к римлянам было написано просто Терцием. Главная часть его — бесцветная фразеология, типичная для христианских авторов средних веков. Но есть в нем несколько и колоритных строк, как, например:

«Открывается гнев божий с неба на нечестие и несправедливость людей, подавляющих истину неправдою (1, 8). Они, называя себя мудрыми, обезумели и славу нетленного бога изменили и изображение, похожее на тленного человека, похожее на птиц и четвероногих животных и пресмыкающихся» (1, 23).

Здесь мы видим признак иконоборства, а далее находим прямое противодействие обряду обрезания.

«Если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезанье?..» (2, 27).

Не тот иудей (здесь это слово взято в его еврейском смысле: богославный), кто таков по внешности, и не тот обрезанный, кто такой по плоти, но тот иудей (т.е. богославный), кто внутренне таков, и тот обрезанный, кто таков по духу, а не по букве, и тому похвала от бога» (2, 29).

Таким образом, автор этого послания может считаться, если не первым, то одним из главнейших, агитаторов против обрезания, вероятно потому, что эта операция мешала распространению веры.

Когда же это могло быть?

В письме этом много цитат из пророчества «Иса-Ия», например: «кто познал ум властелина нашего и кто был советником ему (Ис. 40, 13)? Если бы властелин наш не оставил нам потомства, то мы сделались бы как Содом, и были бы подобны Гоморре» (Ис. 1, 9). Значит, у «Христа» были и дети, но Исайи.

Есть много отрывков и из псалмов: «Никто не ищет бога, все совратились с пути, до одного негодны! Гортань их — открытый гроб, яд аспидов на их губах» (Ис. 5, 10; 139, 4) и т. д.

Все это показывает, что послание к римлянам писано никак не ранее VI века.

Идеология его уже чисто евангельская, хотя автор нигде не цитирует Евангелий, а лишь упоминает о них.

«Так как божественный закон, ослабленный плотью людей, был бессилен, — говорит он, — то бог послал своего сына в подобии грешной плоти и осудил его плоть, чтобы оправдание закона исполнилось на пас, живущих не по плоти, а по духу» (8, 3).. «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина и никакая другая тварь не может отлучить нас от любви божией в Христе Иисусе» (8, 39).

Читатель видит, что это уже средневековое духовное красноречие. А вот и отношение автора к земным властям, никак не показывающее на период гонений, а скорее на торжество христианства в средние века:

«Нет власти не от бога, а потому противящийся земной власти противится божьему установлению, ибо начальствующие страшны не для добрых дел, а для злых. Хочешь не бояться власти? Так делай добро, и ты получишь от нее только похвалу! Начальник есть божий слуга на добро тебе, он не напрасно носит меч: он отмстителъ делающему злое. Поэтому надобно ему повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для того вы и подати им платите, ибо они служители бога, постоянно занятые этим делом. Отдайте же всякому должное, кому подать — подать; кому оброк — оброк; кому страх — страх, кому честь — честь» (13, 1 — 7).

Понятно, что так мог писать только служитель теократического государства, а никак не представитель гонимой и преследуемой властями церкви!

Отчего автор, постоянно ссылаясь на Библию, нигде не ссылается на Евангелия? Потому ли, что их еще не было или по сознательному нежеланию ?

Возможно, что верно последнее предположение, так как автор и себя называет «евангелистом» и, заканчивая XV главу, говорит:

«Слава могущему утвердить вас по моему Евангелию и по моей, проповеди Иисуса Христа и по „Апокалипсису тайны“ (созвездий), о которой было умолчано от века и которая теперь возвещена всем народам для покорения их вере. Слава единому премудрому богу через Иисуса Христа, слава во-веки! Аминь» (14, 24 — 26).

Но несмотря на этот аминь, автор приписывает еще две главы, последняя из которых вся заключает только приветы разным лицам в Риме. Не приписаны ли они уже впоследствии Терцием, который и подписал все послание?

Как бы то ни было, но послание это является средневековым по всем приведенным мною цитатам.

Я думаю, что автор знал уже Евангелия, но считал ниже своего достоинства ссылаться на них для подтверждения своих мнений, так как это были современные ему произведения, а авторитетными могли в то время быть лишь произведения древних авторов. Ведь и Лука с Матвеем, постоянно ссылаясь на библейских пророков, нигде не указывают на Марка, хотя и явно переписали из него почти всю средину буквально.

Прежде всего, кто были галаты?

Это греческое название кельтов или галлов вообще.

Почему же теологи помещают их в Малую Азию? Я считаю это за недоразумение.

«Возвещаю вам, братцы, — говорит им автор, — что Евангелие, которое я благовествовал вам, не есть человеческое. Я принял его не от человека, но через откровение самого Иисуса Христа» (1, 12).

«Удивляюсь, что вы так скоро переходите к другому Евангелию. Но если бы даже мы сами, или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, — то да будет он анафема!» (1, 6 — 8).

«Вы слышали, — продолжает он, — о прежнем моем образе жизни в иудействе, как я жестоко гнал божию церковь и опустошал ее, но когда бог открыл во мне своего сына(!), я пошел не к апостолам, а в Аравию благовествовать язычникам, а потом снова возвратился в Дамаск и спустя 3 года ходил в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из апостолов я не видел, кроме Иакова, брата господня, и об Этом я, ей богу, не лгу!» «После этого ходил я по Сирии и Киликии, а иудейским (богославским) церквам не был лично известен» (1, 21).

«Через 14 лет я снова ходил по откровению в Иерусалим с „сыном утешения“ (Варнава по-еврейски), захватив и „почтенного“ (по-гречески Тита), и предложил там проповедуемое мною язычникам Евангелие на рассмотрение самым знаменитым учителям, чтоб узнать, не напрасно ли я подвизался. Но они и Тита не принуждали к обрезанию (2, 3), а увидевши, что мне вверено Евангелие для необрезанных, как Петру для обрезанных, и узнавши о данной мне благодати, Иаков, Кифа (по-еврейски Петр) и Иоанн (т.е. Иоанн Богослов, которого автор, по предыдущему, никогда не видал — «ей богу, не лгу!»), почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения» (2, 9).

«Когда же Петр, „почитаемый столпом“, пришел в Царственный город, я лично противостал ему, потому что он до прибытия посланных от Иакова ел вместе с язычниками, а после прибытия стал таиться и устраняться, а вместе с ним стали лицемерить и прочие богославные, так что даже „Сын Утешения“ (Варнава) был увлечен их лицемерием» (2, 13).

Таковы все автобиографические сообщения, которые автор почему-то делает только галлам, а потом вдруг переходит в совершенно новый тон.

Рис. 93. Апостол Павел (ученикам): «Я знаю человека, христианина, который назад тому 14 лет поднят был до третьего неба» (Коринфянам 12, 4).

«О, несмысленные галлы! — говорит он. — Кто прельстил вас не покоряться истине, вас, перед глазами которых, по предначертанию, был столбован у вас (т.е. в Галлии, или Галатии, в Малой Азии!) Иисус Христос? Через закон ли вы получили духа пли через наставления в вере (3, 1)? Я говорю, что (светский) закон, явившийся через четыреста тридцать лет, не отменяет закона Христова, утвержденного богом. Для чего (светский) закон? Он дан по причине преступлений» (3, 19).

«Теперь нет уже (для светского закона) ни иудаиста, ни язычника, ни раба, ни свободного, нет ни мужского, ни женского пола, вы все одно в Иисусе Христе» (3, 28).

«Агарь (жена Авраама из рабынь), — продолжает он, — означает гору Синай в Аравии (!!) и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он в рабстве (у арабов), а вышний Иерусалим (небо) свободен. Он мать всем нам» (4, 25).

«Вот я, Малый, говорю вам: если вы обрезываетесь, то не будет вам никакой пользы от Христа» (5, 2). «Ибо весь закон заключается в одном слове: люби ближнего твоего, как самого себя» (5, 14). «Для Иисуса Христа ничего не значит „ни обрезание, ни необрезание, а только новая тварь“ (6, 15).

О каком светском законе, появившемся через 430 лет после закона Христова, говорит автор? Мне кажется, что он говорит о законе своего времени, и потому, несмотря на его уверение, что он «ей богу, не врет!», — видел Иакова, брата господня, собственными глазами, думаю, что время этого послания было уже в 420 году после рождества Христова. Отнеся его к началу нашей эры, получаем время Гонория и Феодосия II, а отнеся к году рождения «Великого даря» (Василия Великого, родившегося около 333 года), получаем 753 год, т.е. VIII век, период возникновения Евангелий, как это я покажу еще и далее.

Нам остается только рассмотреть остальные апостольские послания, составляющие вместе с Павловыми совершенно особый отдел Нового Завета, считающийся, с обычной точки зрения, более историческим, чем Евангелия. Есть до сих пор односторонне образованные люди, которые считают эти послания не заключительным аккордом евангелического христианства, представляющим его перерождение в современную христианскую церковную мораль, а его началом. Нелепость такого представления я уже указывал в предшествовавших строках. Христианство, с новой точки зрения, началось в IV веке Апокалипсисом и пророками, призывающими людей к отдаче всех своих имуществ неимущим и мечущими громы на земных царей. Отсюда и произошла первичная вражда царей и властей к христианству, смешанная с суеверным страхом, навеянным несколькими полными солнечными затмениями на берегах Средиземного моря, которые тогда умели предсказывать только посвященные в новое учение, сводившееся к астрологии и единобожию. Этому содействовало и оживление сейсмической деятельности на всех берегах Средиземного моря. Страх взял, наконец, верх над ненавистью, и земные цари приняли христианство, вместе со всеми своими служащими.

И вот тотчас обнаружилась для всех христианских учителей житейская непрактичность основ апокалиптического учения, которое было превосходно в момент разрушения старого мира, но никуда негодно при созидании новой гражданской жизни. Взамен его появились сначала умиротворящие Евангелия с их мистикой и, наконец, послания от имени апостолов, Павла, Петра, Иуды — брата Иисуса и множество других, таких же, не введенных в церковные службы. Сюда же относится и вся апокрифическая литература проповедей Василия Великого, Иоанна Златоуста и даже поучения, написанные от имени еретиков, к каким, например, причислялся Ориген, имя которого пользовалось авторитетом даже в эпоху Возрождения, несмотря на анафематизирование его каким-то вселенским собором.

Разберем, с этой же точки зрения, прежде всего, второе послание апостола Петра, будто бы основавшего римскую церковь еще в I веке нашей эры. Считают, что он сотрудничал с Павлом, и оба погибли в тот же самый день 29 июня. Но это совсем неправдоподобно по первоисточникам, т.е. по их собственным письмам.

Мы уже читали выше, как Павел оповещает «несмысленных галлов», что он «противодействовал апостолу Петру в Антиохии» за то, что тот после прибытия послов от Иакова начал скрывать от них, что вместе с Павлом «ел с язычниками», а по его примеру «стали лицемерить и другие, так что даже Варнава (ближайший сотрудник Павла) был увлечен их лицемерием» (Галатам 2, 13).

Так говорил Павел. А вот здесь, во втором «Соборном послании апостола Петра», читаем и ответ на это обвинение.

«Считайте своим спасением, — пишет Петр всем верующим, — долготерпение нашего господа, как говорит вам об этом и возлюбленный брат наш Павел во всех своих посланиях, содержащих нечто неудобовразумительное, которое невежды и нетвердые извращают к собственной своей погибели. Но вы, возлюбленные, будучи предупреждены об этом, берегитесь увлечься заблуждением беззаконников» (II, 3, 16 — 17).

В переводе на вульгарный язык это значит: «не верьте Павлу, что я лицемерил!» И однако же автор не объясняет, почему Павел написал это обвинение. Отсюда два вывода:

1) Послания от имени Петра писаны человеком, который уже знал это послание Павла, разошедшееся повсюду. Вот почему и надо было отменить свое несогласие с ними в соборном, т.е. общем послании ко всем церквам.

2) Писал это не апостол Петр, так как тот не ограничился бы простым замечанием, что такое обвинение лишь нечто «неудобовразумительное в письмах его возлюбленного брата Павла», а привел бы и объяснение этого, крайне неблагоприятного для себя публичного сообщения Павла.

Рис. 94. Петр и Павел в апперцепции старинного художника.

Совершенно ясно, что сделать простое уклонение от прямого ответа мог только человек, посторонний делу, человек, у которого не могло быть личной горести или раздражения за подобную, неприятную даже и для обычного человека, инсинуацию… Не понимая, как Павел мог написать такое сообщение о первенствующем апостоле Христа, и не решаясь сказать «Малому алостолу»: «ей-богу, лжешь!», автор письма от имени Петра назвал это лишь «чем-то неудобовразумительным, что невежды и нетвердые извращают к собственной своей гибели».

Анахронизм послания Петра подтверждается и другими его местами.

«Были и лжепророки в народе, — говорит автор во II главе, — да и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси… и многие последуют их разврату» (2, 2). «Это безводные источники, это облака и мглы, гонимые бурею; им приготовлен мрак вечной тьмы» (2, 17). «Лучше бы им не познать путь правды, нежели, позвавши, возвратиться назад, по верной пословице: „пес возвращается на свою блевотину“, и „вымытая свинья снова валяется в грязи“ (I, 2, 22).

«Знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, говорящие: „где его обетованное пришествие? С тех пор, как стали умирать наши предки, все остается, как от начала творения“. Думающие так, не знают, что вначале земля и небеса были составлены из воды и водою, вот почему допотопный мир и был потоплен водою. А нынешние небеса и земля, поддерживаемые тем же „словом“, сберегаются огню. Но не должно быть скрыто от вас, возлюбленные, что у господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день (Пс. 89, 5). Не медлит он исполнением обетования, как думают некоторые, но желает, чтобы все пришли к покаянию. Придет же этот день, как тать ночью, и тогда небеса упадут с шумом, растают Загоревшиеся стихии, и земля сгорит вместе со всеми своими делами (Матв. 24, 35 — 43). Но мы ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (II, 3, 13).

Что же мы здесь видим? Опять цитату из Евангелия Матвея о характере последнего дня. А перед этим, в ответ ругателям, говорящим: «где же обещанное пришествие?» дается ответ: «у бога тысяча лет, как один день».

Стоя на рационалистической точке зрения, исключающей детализирующий пророческий дар, мы должны прийти к заключению, что это письмо написано, если и не через тысячу же лет после смерти Иисуса, то, по крайней мере, через несколько сот лет его ожидания, когда по данному поводу уже возникли ереси. Так не написал бы первый христианин, ждущий сегодняшнего прихода Иисуса. Вероятнее всего, что тут подразумевается тысячный год нашей эры, как момент второго пришествия Иисуса.

«Мы возвестили вам, — продолжает автор, — пришествие господа нашего Иисуса Христа, не на основании хитро сплетенных басен, но как очевидцы его величия, когда принесся к нему голос от велелепной славы: „сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение!“. И этот голос с небес мы слышали, когда были с ним на святой горе» (II, 1, 18).

А затем, как бы чувствуя, что он говорит уже неправдоподобное, утверждая, что лично слышал голос с неба при крещении Иисуса (да еще на горе!), автор, вместо павловского: ей богу, не лгу! — дополняет более убедительно: «притом же мы имеем об этом вернейшее пророческое слово» (II, 1, 19).

Для того, кто не верит в глас с небес и в вернейшее пророческое слово, одного этого места достаточно, чтобы убедиться, что автор разбираемого нами письма не был сотрудником Иисуса. Это средневековый сочинитель, предумышленно пишущий от имени первого христианского апостола.

Данное письмо уже не апокриф, а настоящий подлог, со ссылкой на Евангелие Марка (9, 7), в котором впервые приведена эта Фраза.

Такой же поздний характер носит и первое соборное послание Петра.

«Как новорожденные младенцы, — обращается он ко всем христианам, — возлюбите мое чистое словесное молоко» (I, 2, 2). «Будьте покорны, ради бога, всякому человеческому начальству, царю ли, как верховной власти, правителям ли, посылаемым от пего для наказания преступников и для поощрения делающих добро, ибо такова воля божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей» (I, 2, 15).

Скажите сами, читатель, возможна ли такая фраза в устах человека, который сам считался преступником, «вместе с Христом и со всем его учением и с товарищами своими», и был, наконец, «распят в Роме», как невежественный, безумный и вредный человек, царем Нероном или даже Валентом? Ведь всякий царь за такие ультра-верноподданнические послания мог бы только осыпать его своими милостями, орденами и высокими званиями, как и поступали всегда земные цари с усердными церковными проповедниками этих самых текстов «апостольских» посланий.

Не могли на него пожаловаться и рабовладельцы, так как он повторяет буквально, или с дополнениями, уже известные нам социальные статуты Павла.

«Слуги, — говорит Петр, — со страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Что вам за похвала, если вас бьют только за проступки? Но если вы терпите за добро, то это приятно богу. В этом ваше призвание, потому что и Христос оставил нам такой пример, и хочет, чтобы мы шли по его следам» (I, 2, 21).

«Жены, повинуйтесь своим мужьям… И вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшими сосудами» (3, 1 — 7).

«Будьте все единомышленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны, смиренномудры; не воздавайте злом за зло и ругательством за ругательство» (3, 8).

Все это то же, что мы уже читали у Павла. Вполне возможно, что этот совет о миролюбии предлагался как моральный образец даже и до начала нашей эры, но тут характеристичен не он, а то, что говорится о взаимоотношениях церкви и государства и о церковной иерархии.

«Младшие (служители церкви), повинуйтесь своим пастырям, и все, подчиняясь друг другу, облекайтесь смиренномудрием, потому что бог противится гордым и дает благодать смиренным. Смиритесь же под крепкую божью руку, да вознесет он вас в свое время. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш, дьявол, ходит как рыкающий лев, ища кого поглотить» (I, 5, 8).

Такие же поздние идеи, свидетельствующие о полном примирении церкви со средневековым государством, мы находим и в послании апостола Иуды, «брата Господня», которому я и посвящаю в заключение несколько строк, в виду его высокого родства.

«Как Содом и Гоморра и окрестные города, блудодействовавшие подобно им, подверглись казни всякого огня, — говорит он, очевидно, о погибели Стабии и Геркуланума, — так будет и с теми мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальство и злословят верховные власти… Таковые бывают соблазном на ваших вечерах любви и, пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром, осенние деревья, дважды умершие, бесплодные, исторгнутые; это свирепые морские волны, пенящиеся своими срамотами, блуждающие звезды, которым приготовлен мрак тьмы навеки» (I, 3, 17). Да! Все это, читатель, типическое средневековье, а не первые века христианства, характеризовавшиеся апокалиптическим гневом первых его пророков на всех земных царей, как погубивших их учителя. Самый слог, это — слог Эпохи Возрождения или ее кануна. Логически развившись в евангельскую соглашательскую идеологию, апокалиптическое христианство v века естественно закончилось в x веке полным переходом теологии на сторону существовавшего тогда общественного строя путем апокрифических апостольских посланий.

Глава VII.

Все, что было сказано до сих пор, и все, что будет сказано в дальнейших томах этого исследования, может быть резюмировано в следующей «лестнице человеческой культуры».

Когда первобытное, бродячее человечество, с зачатками членораздельной речи, распространилось по всей той доле поверхности земного шара, которая была возможна для первобытной жизни, оно стало оседать на постоянное жительство на островах и у берегов рек для рыбной ловли, строя себе шалаши или ютясь в пещерах и разводя фруктовые деревья. Одеждою служили прежде всего шкуры убитых зверей, сдираемые с помощью кремневых ножей, а иглами служили острые шипы или сучки деревьев, способные продевать в проколы волокна гибких растений. Потом из этих волокон научились плести и ткани для одежды.

Наиболее удобными для возникновения значительной первобытной культуры оказались бассейны внутренних морей с архипелагами, которых мы находим четыре: Средиземно-морской бассейн, Желто-морской бассейн, включающий в себя Желтое и Японское моря, Индо-Малайский бассейн и Антильский бассейн в Америке. И в каждом из этих бассейнов образовалась самостоятельная культура, имевшая, несмотря на свою полную изолированность, много общего с остальными и шедшая сначала почти тем же путем.

Но культура Антильского бассейна, включившая Мексику и Перу, была резко ассимилирована европейской культурой XVI века, выросшей из Средиземно-морского бассейна. Культуры Желто-морского и Индо-Малайского бассейнов ассимилируются ею теперь, так как Средиземно-морская культура, благодаря исключительной величине и геофизическим условиям своего бассейна, оказалась самой активной. Давность ее (как и трех других) много меньше, чем это думают теперь, и возникновение главного стимула и основного Фундамента всякого умственного прогресса — письменность — едва ли и в ней уходит далеко за начало нашей эры. Но с этого момента лестница культуры Средиземноморского бассейна представляется такою:

I век.

Уже осуществившееся открытие кремневого топора, колеса, как средства передвижения тяжестей, огня и глиняных сосудов для варки пищи.

Период первобытной отрывочной стенной письменности и предполагаемое начало такой же письменности на глиняных дощечках, на бараньих лопатках и на древесной коре.

II век.

Открытие папирусной бумаги в Библосе, в Египте. Первое зарождение литературы в виде коротких записанных сказок и анекдотов первичной речитативной поэзии и разного рода практических сведений и рецептов.

Открытие способов выплавки в товарном масштабе меди из кипрских рудников и эксплуатация оловянных руд в Испании для приготовления бронзовых предметов хозяйства и военного оружия. Начало геоцентрической астрономии и астрологии.

III век.

Вероятное начало выплавки железа из руд в Богемии. Начало техники и химии.

Бронзовые и железные мечи и наконечники стрел и копий. Каски, наплечники и латы. Основание, благодаря им, латино-эллино-сирийско-египетской империи Диоклетианом.

Развитие берегового плавания в Средиземном море в связи с открытием способов приготовления тесовых досок, немыслимое без пилы и сверл.

IV век.

Юлианский каленцарь.

368 г. «Столбование» (ставрозис) знаменитого восточного ученого Асы (Василия, Иисуса) и его возвращение к жизни после поспешного снятия со столба, благодаря наступившему лунному затмению. Религиозное восстание в Сирии и Палестине по этому поводу. Страшное извержение Везувия, погубившее Геркуланум и Помпею.

395 г. Появление Апокалипсиса, грозящего карами земным царям и возвращением на землю умершего Асы. Начало апокалиптического христианства.

V век.

418 г. Замечательное полное солнечное затмение, прошедшее через Рим и Византию и нагнавшее суеверный страх, в связи с развитием апокалиптического христианства. Начало библейской пророческой литературы. Восточные готы в Испании (с 412 г.).

451 г. Распространение апокалиптического (монофизитского) христианства среди подчиненных германских и славянских народов и, как результат этого, Каталаунская битва гуннов с римлянами около Реймса.

472 г. Страшное извержение Везувия и три года последовавшей за этим анархии в «Западной Римской империи», вызвавшей ее падение.

Развитие астрологии, а также и наблюдательной астрономии в связи с представлением, что земные события предвозвещаются небесными явлениями. Первая систематизация отдельных исторических записей и преданий в форме летописей (консулярии, или книги царств). Прокопий Кессарийский, вероятный автор библейской книги «Цари».

VI век.

Открытие шелководства в южной Европе.

493 — 554 гг. Остготское королевство в Италии, Сицилии. Швейцарии и Далмации, как независимое от Византии. Возвышение римских епископов (пап). Первая кодификация законов при Юстиниане в Византии. Расцвет в ней бюрократии. Борьба за гегемонию между готской Италией и Византией. Временное восстановление латино-эллино-египетской империи в 554 г. Отнятие лангобардами ее северной части в 568 г. (до 774 г.). Страшная чума в Константинополе — 541 г. (до 8000 человек в день).

VII век.

Расцвет горноделия в Богемии — 622 г. Появление первой монотеистической религии на Востоке (магометанство). Разочарование в апокалиптическом христианстве.

VIII век.

Изобретение арабами в Месопотамии хлопковой писчей бумаги. Расцвет первичных отрывочных наук и искусств (астрономии, естествознания, медицины, философии, поэзии, архитектуры) на Востоке при халифах. Основание на магометанском Востоке академий, училищ, библиотек. «Тысяча и одна ночь». То же самое на Западе при дворе Карла Великого. Возникновение евангелического христианства. Возникновение Папской области в 754 г. Завоевание Испании арабами-маврами. Присоединение Италии к монархии Карла Великого в 774 г. Идолоборство (так называемое иконоборчество), или ликвидация классических богов в Византии (717 — 867 гг.).

IX век.

Частичное восстановление классических богов для толпы под видом полубогов (святых) на Константинопольских соборах 869 и 879 гг. Примирение христианской церкви и государства в Европе.

Открытие золотых рудников в Испании. Изобретение стрелочных часов, с колесами, но без маятника. Раздробление Италии на независимые герцогства в 888 г. (до 962 г.). Развитие феодализма в Германии. Македонская династия в Византии (867 — 1057 гг). Развитие торгового мореплавания арабов по Средиземному морю, а также сношения с Индией, Тибетом и Китаем.

X век.

Шерстяные и суконные фабрики во Фландрии. Открытие серебряных рудников в Гарце. Присоединение северной Италии к Германии (так называемое «восстановление» в средней Европе священной Римской империи). Безуспешные походы в южную Италию. Золотой век болгарской письменности. Введение грамотности и христианства в Киевском княжестве.

XI век.

Ветряные мельницы. Нотная система в музыке. Начало образования в северной Италии городских республик (республиканского правления). Вытеснение греков норманнами из южной Италии. Окончательное отделение римской церкви от византийской (1054 г.). Удельный период в России. Составление сборников «Жития святых». Рыцарство и турниры. Развитие духовной литературы и науки в монастырях.

XII век.

Первые окна со стеклами (1147 — 1149гг.). Высшая степень светского могущества пап (Иннокентий III). Процветание рыцарской поэзии на западе Европы. Первый крестовый поход и основание Иерусалимского королевства (1199 — 1241 гг.). Остальные походы до 8-го в 1270 г. и до окончательного изгнания мамелюками христиан из Палестины в 1291 г. Развитие венецианского и генуэзского торгового мореплавания. Возникновение алгебры (Фибоначчи в Пизе, 1199 г.) и ее апокрифирование арабам и индусам. Вероятная систематизация прежних отрывочных геометрических теорем под именем «Элементов» Евклида и вероятная систематизация астрономических сведений под именем «Альмагеста» Птолемея.

XIII век.

Применение каменного угля в Ньюкэстле. Тряпичная бумага в Европе. Сальные свечи. Соляные копи в Европе. Первое мыло. Независимые городские республики в Италии: Флоренция, Пиза, Милан, Верона, Генуя, Венеция. Начало упадка папства. Науки переходят из монастырских школ в университеты на западе Европы (Парижский, Оксфордский, Падуанский и др.). Ереси в католической церкви. Введение инквизиции. Кодексы светских законов («Саксонское зеркало», «Швабское зеркало»). Роджер Бэкон — идеолог алхимии. Путешествия европейцев на Дальний Восток. Введение в Западной Европе от имени арабов в первобытную арифметику с буквенным исчислением десятичной системы международных цифр, но еще без десятичных дробей. Латинская империя 1204 — 1261 гг. Татарская, ордынская власть в России (1238 — 1480 гг.).

XIV век.

1302 г. — изобретение компаса. Порох. Отопление в Европе посредством печей. Постепенное завоевание Византийской империи турками. Возвышение Московского княжества (1328 — 1533 гг.) на востоке Европы. Появление первых университетов в Кракове, Праге, Вене, с теологическим оттенком и экзаменами на ученые степени. Начало лирической рифмованной поэзии, драмы, повести, сказки. Мода писать от имени греческих авторов и возникновение так называемой «классической поэзии, Философии и драмы», а также «древней истории» и «древней науки», систематизированных по прежним отрывочным материалам. Данте, Петрарка, Боккачио в Европе, Саади и Гафис в Персии.

XV век.

Первая аптека в Европе (в Лейпциге). Первое освещение улиц в Лондоне. Изобретение книгопечатания (ок. 1450 г.). Апогей апокрифического творчества. Постоянное войско во Франции. Почта во Франции и Англии. Карманные часы в Нюрнберге и морские часы с пружиной. Живопись масляными красками.

Открытие Бразилии Кабралем. Подчинение Византийской империи туркам. Начало раскола в западной церкви (Гусс). Гугенотские воины во Франции. 1420 г. — открытие о-ва Мадеры. 1450 г. — открытие о-вов Зеленого мыса. 1486 г. — открытие мыса Доброй Надежды. 1492 г. — открытие Америки Колумбом. 1498г. — открытие морского пути в Индию. Падение феодализма.

XVI век.

1519 г. — завоевание Мексики Кортецом и первое кругосветное путешествие Магеллана. Завоевание Перу Пизарром. 1576 г. — открытие Калифорнии Кортецом. Уничтожение уделов в России (1523 г.). Реформация религии в Германии и Англии. Возвышение католической Франции. Начало морского могущества Англии. Европейская культура ассимилирует самостоятельные культуры Караибского и Индо-Малайского бассейнов. Симон Стевин вводит в арифметику (1586 г.) десятичные дроби и этим дает первую возможность для точных астрономических вычислений. Раздробление священной Германо-Римской империи на множество светских и духовных княжеств и вольных городов.

XVII век.

Микроскоп в начале XVII века. Телескоп-рефлектор Ньютона. Рефрактор Кеплера. Термометр 1638 г. Барометр Торичелли 1643 г. Пневматическая машина 1654 г. Появление опытной науки в университетах Европы. Сильное движение вперед математики, а также Физики и астрономии на математических основах. Возвышение Пруссии. Реформы Петра I в России.

XVIII век.

Фортепиано Шредера 1717 г. Электрическая машина 1742 г. Громоотвод 1752 г. Паровая машина Уатта 1765 г. Аэростат Монгольфье 1783 г. Гальванизм 1791 г. Французская революция и ее отголоски среди остальных народов. Возникновение научной химии, систематической зоологии и ботаники, палеонтологии и геологии.

XIX век.

Литография 1806 г. Пароход 1807 г. Локомотив 1814 г. Электромагнетизм 1820 г. Первая (Ливерпульско-Манчестерская) железная дорога 1830 г. Телеграф Морзе 1832 г. Фотография Даггера 1838 г. Телефон 1876 г. Мимолетная Европейская империя Наполеона I. Установление Германской империи. Торжество опытной науки.

XX век.

Беспроволочный телеграф. Аэроплан. Дирижабль. Завоевание атмосферы. Падение монархизма. Торжество марксизма среди остальных социалистических учений. Возникновение научной социологии и вероятное гражданское объединение народов в конце XX века. Падение средневековой теологии.

XXI век.

Вероятное проникновение человечества в заатмосферные пространства.

Эпилог. Свобода и Братство.

1. См. мою книгу «Откровение в грозе и буре». 1907 г.

2. Bulletin de la Societe Astronomique de France. 1908 г., p. 503.

3. В моей книге «Откровение в грозе и буре» я дал осмысленный, толковый перевод, единственный в настоящее время, по которому легко и просто понимается Апокалипсис даже человеком, мало знакомым с астрономией.

4. Moses ha Darsan «Sepher Reamim» (Книга громов). Первое издание в 1560 году.

5. См. подробнее в моей книге «Пророки», изд. 1914 г.

6. Николай Морозов. «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса». Первое и второе изд. 1907 года. Там все это изложено подробно, а здесь привожу лишь резюме.

7. Отметим, что Овен на берегах Средиземного моря восходит прямо над этим «путеводным знаком».

8. По-гречески

9. И ушел туда, по другую сторону огненно-красный конь — «здесь дело, очевидно, идет о планете Марсе, так как только одна она огненно-красного цвета. Слова по другую сторону употреблены лишь по отношению к этому коню и показывают, что только Марс был во время наблюдения Иоанна под горизонтом против всех остальных планет.

10. Относительно того, что здесь дело идет о Меркурии, проходившем по созвездию Весов, не может быть сомнения. Это — самая слабо светящаяся из всех древних планет, в полном смысле слова планета-невидимка. Многие астрономы никогда не видали ее простым глазом, почему Иоанн и считал ее темной, подобно Луне в периоды ее невидимости. Притом же в следующих строках она определена ясно и по своим астрологическим свойствам: Меркурий был планетой торговли.

11. Динарий — римская монета, около 15 коп. Дневная же порция хлеба называлась — хиникс. Здесь отголосок хлебного неурожая, так как указанная цена хлеба и ячменя чрезвычайно велика для того времени. Маслины же и виноградники, очевидно, обещали хороший урожай.

12. Все эти соображения пришли мне в голову в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где все нерелигиозные книги были запрещены во время моего заточения.

13. В 335, 336 и 337 годах мы находим как бы неудавшуюся попытку на такие же сочетания Сатурна, Юпитера и Марса, но и для одних этих трех планет достаточного совпадения, как видим, еще нет. В 333 году Юпитер в сентябре пришел в средину созвездия Стрельца только гелиоцентрически, а геоцентрически был еще в начале его, а Сатурн в это время был еще в Весах, и только в январе 337 года Сатурн дошел до середины Скорпиона. Хотя в 336 году Сатурн мог бы уже считаться в Скорпионе, но Юпитер уже уходил из Стрельца, а Марс, как показывает третья колонка таблицы, был в это время на противоположной от Персея гемисфере неба (см. далее в тексте). А в 337 году Юпитер был уже в Козероге. Однако, я все-таки сделал расчет остаточных планет и для 335 года, когда Сатурн и Марс все-таки были близки от указанных созвездий (в соседних от них). Вычисление осенних новолуний дало здесь две возможные даты: 1) Новолуние под четверг 4 сентября, и тогда апокалиптическая констелляция пришлась бы на воскресенье 7 сентября. Но в этом случае Венера была в противоположной от солнца стороне неба в Раке, и за «Побеждающего» пришлось бы принять разве только Ориона. Однако, Венера через него не проходит никогда и была очень далеко от него и удалялась еще более. Меркурий же был не в Весах, а в Деве, градусов на 7 левее Солнца. Значит, эта дата не годна. 2) Новолуние под пятницу 3 октября 335 года тоже не подходит. При нем Апокалипсис мог быть написан в воскресенье 5 октября 335 г. Однако, Венера в этот день была во Льве, а не под Змиедержцем, а Меркурий—в Деве, а не в Весах. Таким образом при всех усилиях, и даже насилиях, мы не можем установить для времени возникновения Апокалипсиса ни одного срока ранее 30 сентября 395 года, начиная даже от III века за началом нашей эры. Далее вглубь веков я не вычислял по причине бесполезности.

14. По-гречески стоит

15. Подробное истолкование Апокалипсиса и его полный литературный перевод дан мною уже 16 лет назад в книге «Откровение в грозе и буре», I изд. 1907 г.

16. Осеннее и весеннее скрещения небесных эклиптики и экватора. Оно идет теперь перед Овном в ежесуточном вращении неба.

1. См. мою статью «Лингвистические спектры» в «Известиях Академии Наук» 1914 года. Слог различных диалогов так различен, что всякое предположение о писании их тем же самым автором исключается.

2. Об этом см. мою книгу «Пророки».

3. Лишь через много десятков лет после первого напечатания, нередко лишь в XIX веке, стали «открываться» и рукописные списки сомнительной древности. О них я еще поговорю в своем месте.

4. Собственно говоря, Мессия (

5. Я перевел здесь еврейское слово

6. По-русски стоит: крещающемуся, но если обратимся к греческому тексту Евангелий, то там найдем для слова крестить —

7. Иордан по-древнесирийски

8. В I и II веках нашей эры оно было 22 сентября; в I веке до начала. нашей эры оно было 23, а во II веке — 24 сентября, отодвигаясь на сутки в 125 лет назад.

9. С.Бек и М.Бранн. Еврейская история в переработке С. М. Дубнова. Т. I. гл. XI.

10. От начала эры Диоклетиана (284 г.) до 359 года прошло 4 таких цикла.

11. В самом деле, вот как формулируется Саросский цикл: «Лунные затмения повторяются через каждые 18 лет и 101 /3 , дней, если в них 5 (юлианских) високосов, и через 18 лет и 111 /3 дней, если в них только четыре (юлианских) високоса. В этот период бывает в среднем 29 лунных затмений». Значит, знание юлианского счета является фундаментом этого цикла, а никак не его вершиной.

12. В том, что Юлианский календарь принят только при «покровителе наук» императоре Юлиане (когда была определена, конечно, по ряду наблюдений за выхождением Регула, а не Сириуса, из-за Солнца в Египте и по началам разлитий Нила, длина псевдотропического Юлианского года), можно убедиться и по обозначенным в Юлианском календаре числам месяцев для равноденствий и солнцестояний.

13. По-еврейски это то же самое имя

14. Симон (

15. Мифическое имя Аримафей происходит от

16. Это в насмешку, так как христы, или назореи, т.е. посвященные в тайны оккультных знаний того времени, как увидим далее, не имели права пить ни вина, ни уксуса.

17. Я обращаю особенное внимание читателя на правильность моего перевода стоящего здесь греческого слова

18. По-еврейски

19.

20. По-еврейски

21. Вот полные затмения около этого времени:

346, июня 6, через Александрию и Кипр;

в 355, мая 28, через Балканский полуостров выше города Византии;

в 386, апреля 15, через Грецию и Византию;

в 393, ноября 20, через Балканы мимо г. Византии в Малую Азию;

в 418, июля 19, через Балканы в Малую Азию;

в 484, января 14, из Греции через Кипр и Антиохию.

Около Иерусалима от начала нашей эры были лишь:

кольцеобразное в 164 г., сентября 4,

кольцеобразное — в 272, ноября 8,

кольцеобразное в 590, октября 4.

Ни одного в новолуние около весеннего равноденствия не было.

22. Из биографов Иоанна Хрисостома Stilling склоняется к 344 г., Tillemont к 347, по византийским же источникам около 334 г. В среднем, можно сказать, что в момент столбования Иисуса в 368 году Иоанну было не менее 14 и не более 24, в среднем 19 лет, что вполне соответствует возрасту «самого младшего из последователей Иисуса».

23. Ведь до изобретения точных часов нельзя было определить полночь, и потому считали сутки с вечера..

:( Некоторые примечания в электронной версии, увы, отсутствуют.

1.

2.

3. См. мою книгу «Пророки» 1914 г.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

11. Даю этот перевод слова

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18. Я произвожу

19.

20.

21.

22.

23.

24.

25. Здесь

26.

27.

28.

29.

30.

31. От

32. Рыба по-еврейски

33.

34

35. Здесь стоит

36.

37.

38. «John Williams. Observations of Comets from В. С. 611 to A. D. 1640», extracted from the Chinese Annals. 1871.

39.

40.

41. Здесь

42.

43. Например, в Книге Судьи (5, 20) говорится «и звезды сражались с Сисарою». Сисара же значит конь-провидец (

44.

45

46. От

47. Кометы беру исключительно по китайским летописям Ше-Ке и Ма-Туань-Линь, так как в европейских много фантазии и путаницы в годах.

48.

49. Cornill. «Einleitung in das alte Testament», § 25 sub. 2.

50. Амос, 8, 9.

51. Астрономический счет лет на 1 год менее исторического.

52. I. Williams. «Observation of Comets etc.». 1871

53. К. Ginze1. «Specieller Kanon der Sonnen und Mondfinsternisse». 1899 r.

54.

55.

56.

57.

58.

59.

60. По-еврейски здесь стоит

61.

62.

63.

64. Отмечу, что еврейское слово Сион (

65. См. «Симфонию Ветхого и Нового Завета» (синодское издание), или словарь Cruden'а при «Polyglot Bible», изд. S.Bagster'а. Лондон.

66. Две книги «Самуил» и две книги «Вожди» по-гречески и по-славянски названы I, II, III и IV книги Царств. Это совершенно неправильно. По-еврейски обе первые книги называются «Самуил» (т.е. слышащий бога, то же, что и Симеон), а вторые две — «Вожди» (МЛКИМ).

67. Книг Маккавеев нет на еврейском языке. Есть только по-гречески и в латинском переводе с греческого (или наоборот).

68. Приморские повести (ДБРИ Е-ИМИМ) довольно правильно названы по-гречески — Паралипоменон, но неправильно по-латыни — Летописи.

69.

70. Слово

71. См., например, А.И. Томсон «Общее языковедение», 1910 г.

1. О малой ценности палеографических выводов Тишендорфа я уже говорил в своей книге «Пророки», стр. 255...256, и не хочу о них здесь распространяться.

2. См. «Слова и Речи» митрополита Никанора. Издание, кажется, 1858 года.

3. См., например, «Жития святых», под 30 нюня, «Собор 12 апостолов»: «Павел, святой верховный апостол, после всех от господа свыше званый на апостольство… в равном со святым Петром верховничестве от церкви почитается» («Жития», изд. 1829 г.).

4. «Жития святых», издание 1829 года, по-славянски.

5. См. главу «Via Dolorosa» в следующих томах этой книги.

6. Я пропускаю киево-печерского Федора-Бесовидца, как не грека.

7. Заботливость православных святых о людях, отданных под их покровительство. По православной идеологии, каждый крещаемый младенец отдается под покровительство святого, имя которого ему дается. В этом весь смысл празднования дня своего ангела.

8. Неприличное прозвище, значащее г…к.

9. e