Беренис закрыла ладонями уши и бросилась из дома Джульетт – всхлипывающая, дрожащая, ослепленная слезами, не понимающая, почему она оказалась здесь и куда бежит. Она рванулась в лес, продираясь сквозь кусты, не обращая внимания на колючки, которые больно царапали ее и рвали юбку. Она неслась так, словно за ней гнался сам дьявол – почти обезумев от горя и отчаяния.
      Наконец, она прибежала на то место, где ручей впадал в неглубокое озеро. Сердце ее неистово колотилось, и острая боль вонзалась между ребер при каждом вздохе. Она опустилась на траву и разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Снова и снова слышала она издевающийся голос Джульетт: «Разве он говорил, что любит тебя?» И сразу же звучал ответ, словно скорбный звон погребального колокола: «Нет! Нет! Нет!». И снова зловещее эхо: «Он собирается убить тебя!»
      Ее била дрожь. Каждое слово, произнесенное креолкой, врезалось в ее память, а при мысли о мальчике Беренис хотелось кричать. Сердце ее, казалось, готово было разорваться от мучительной боли. Слушая ночью трагическую историю жизни Себастьяна, ей так хотелось сказать ему об их ребенке, подарить радость после неутешного горя – смерти Лизетт, но теперь было слишком поздно: другая уже сделала это.
      Все утро она мечтала о прекрасной жизни, о тепле и уюте дома, где их будут окружать любимые вещи, о взаимопонимании и любви, все больше сближающей их. Она даже представила на мгновение, как Себастьян на цыпочках входит в комнату, чтобы посмотреть на их первенца: она лежит бледная и слабая после родов, а он берет на руки младенца, и глаза его сияют, когда он смотрит на нее с любовью и восхищением. И рядом их ребенок – крошечный, теплый, живой…
      Почувствовав тошноту и слабость, она вытерла ладонью слезы. Джульетт права. Нужно бежать. Теперь, после всего, что она узнала, ей следует опасаться за свою жизнь. Беренис была невыносима даже сама мысль, что он снова может коснуться ее. Она лихорадочно шарила глазами по живой стене деревьев, изнывающих под полуденным зноем. Ей необходимо все обдумать, четко спланировать, не позволяя эмоциям взять верх, и постоянно подогревать, подстегивать свою ярость, которая даст силы, необходимые для побега. Этот бессердечный негодяй с самого начала задумывал убить ее, даже когда добивался расположения ее отца и брата. Лживый, жестокий интриган!
      Если бы она не знала, что он намерен причинить ей столь страшное зло, то, возможно, смогла бы смириться с тем, что его любовница и сын живут с ней почти под одной крышей. Среди лондонских знакомых Беренис это считалось обычным делом: жены традиционно ограничивались ролью почтенных домохозяек, чьей основной обязанностью было рожать и воспитывать подобающим образом законных наследников, в то время как мужья получали удовольствие на стороне. Возможно, со временем она бы стала такой же холодной и безразличной, как многие замужние дамы, которых она знала в Лондоне. Нарожав достаточное количество наследников, они сами начинали прелюбодействовать за спиной у надоевших, равнодушных мужей, закрывающих глаза на поздних отпрысков, которые не имели с ними ни малейшего сходства. Но теперь, когда она знала, что Себастьян хочет избавиться от нее, невозможно было провести даже одну ночь в его доме.
      – Никогда! – крикнула она вслух. Лучше убежать, найти Модифорда и подкупить его, получив помощь даже такой ценой, чем рисковать собственной жизнью и жизнью своего ребенка.
      Она с горечью представила, в какую ярость придет Себастьян, когда обнаружит, что она сбежала, но гнев этот будет еще страшнее, потому что она попросит помощи у его злейшего врага. «Я сделаю это», – твердо решила она. Модифорд, конечно, мерзавец, но деньги есть деньги, а в Чарльстоне их у нее достаточно. Он был ее единственной надеждой, потому что она знала, что никогда не найдет дорогу в город без опытного проводника. Когда-то она посчитала это возможным, но теперь понимала, как глупа была подобная затея. Сейчас, хорошо зная предстоящие трудности, она убедилась, что нужны провожатые, которые могли бы обеспечить ей безопасный путь.
      Наступало самое подходящее для побега время, и, приведя себя в порядок, насколько это было возможно, она направилась к дому. Чувства ее притупились, мысли же были ясны. Никакой суеты, никакой спешки. Ей понадобится лошадь, ружье, одежда, карта и деньги. Приближался полдень, а она слышала, как Грег и Дэмиан говорили, что форт, в котором расположился лагерем Модифорд, находился меньше, чем в часе пути. Таким образом, она сможет добраться до него до наступления темноты. Она решительно выбросила из головы мысль, что может случайно наткнуться на враждебно настроенных индейцев или что Модифорд при встрече поведет себя не по-джентльменски. У нее не хватало духу даже предположить, что тогда может произойти.
      Двор был пуст – так же, как и кухня. Беренис наполнила плетеную корзину хлебом, сыром, положила туда немного фруктов и бутылку воды. Она не забыла и о трутнице: если не удастся найти форт Модифорда до темноты, ей придется развести огонь, чтобы отпугнуть диких животных. С корзинкой в руке она постояла у двери, ведущей в холл, напряженно прислушиваясь. Следующий этап осуществления ее плана требовал ловкости и находчивости: нужно было незаметно взять ключи Себастьяна. Беренис действовала спокойно и расчетливо, исполненная отчаянной решимости, которая толкает человека на самые невероятные поступки. Со стороны веранды она услышала мужские голоса. В это время дня веранда была в тени, и иногда мужчины располагались здесь, на воздухе, потягивая кофе и куря сигареты. Она узнала голос Себастьяна. Значит, ему уже настолько лучше, что он смог подняться? Подобно призраку, она проскользнула в спальню. Слова извинения готовы были сорваться с губ в случае, если она ошиблась и он все-таки остался в постели. Комната была пуста. Теперь предстояло выяснить, оставил ли он здесь свой сюртук. Оставил. Она обнаружила его висящим на спинке стула. Ее рука скользнула в карман. Пальцы сжали холодную связку железных ключей.
      Беренис вздохнула с облегчением, слишком взволнованная, чтобы испытывать какие-то другие чувства. Путь назад был отрезан, и она бесшумно вышла и направилась к его кабинету, бросая по сторонам опасливые взгляды. Она заходила туда только однажды и обнаружила, что в комнате, которая использовалась как канцелярия, царил относительный порядок, дух строгости и деловитости. Там располагались шкафы с бухгалтерскими книгами, полки, заставленные томами в кожаных переплетах, рабочий стол с конторкой на резных ножках, покрытый зеленым сукном. Окна выходили на конюшню. На столе были разбросаны бумаги, и Беренис стала лихорадочно рыться в них. Она помнила, что кто-то, кажется, Грег, упоминал о карте местности, на которой был обозначен форт. Расписки, квитанции, адреса, купчие – некоторые написаны крупным, размашистым почерком Себастьяна. Схема побережья, набросанная от руки, путеводитель по улицам Чарльстона… И, наконец, потрепанный, сложенный вчетверо лист бумаги, который оказался тем, что она искала. Беренис сунула его в корзину. С каждой стороны конторки были ряды маленьких выдвижных ящиков, и, осторожно держа ключи, чтобы они не бряцали, она начала открывать их один за другим. Где-то должны быть спрятаны деньги… Чтобы подкупить Модифорда, ей понадобится больше, чем она имела.
      Первый ящик оказался пуст, но во втором, у самой стенки, стояла небольшая металлическая коробка. С бьющимся от страха сердцем Беренис вытащила оттуда кошелек с золотыми монетами. Неожиданно кошелек выпал из ее рук, и монеты рассыпались по столу, мелодично зазвенев, словно колокольчики. Теперь оставалось последнее, что она должна сделать, прежде чем уйти.
      Она вытащила лист бумаги, дрожащими пальцами взяла гусиное перо с медной подставки и, помедлив лишь мгновение, опустила его в чернильницу, затем начала писать:
      «Монсеньор граф!
      Сегодня Джульетт Паскаль призналась мне, что она ваша любовница и что вы – отец ее маленького сына. Она также сообщила мне о вашем дьявольском намерении убить меня. Мне ничего не остается, как покинуть этот дом. Не преследуйте меня и не препятствуйте мне тем или иным способом. Если вы сделаете это, то, Бог свидетель, я отдам вас под суд, чтобы вы были повешены как пират и убийца.
      Беренис, графиня Лажуниссе».
      Она оставила записку рядом с ключами и яростным жестом пригвоздила ее к столу ножом для разрезания бумаги. Это будет первое, что он увидит, войдя в кабинет. Затем, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, сунула в корзину кошелек, с полки, где хранилось оружие, взяла пистолет вместе с рожком для пороха и несколькими пулями, и покинула кабинет.
      К счастью, Далси была где-то с Квико, и Беренис радовалась, что эти двое влюблены друг в друга и не замечают никого и ничего вокруг, иначе бы они насторожились. Далси обычно спала по соседству с хозяйской спальней, в гардеробной, где хранились ее собственная одежда и одежда ее госпожи. Беренис оказалась права, предположив, что сейчас гардеробная пуста. У служанки было немного одежды, да и выглядели эти вещи не столь изысканно по сравнению с туалетами Беренис, поэтому она взяла одно из лучших платьев Далси и переоделась.
      Так как они были одинаково сложены, платье хорошо сидело на ней. Это было коричневое ситцевое платье с лифом, застегивающимся до самого воротника, и длинными рукавами. Теперь у нее был скромный и строгий вид, идеально соответствующий задуманному. Она уложила волосы в пучок на затылке, надела простенькую шляпку от солнца и свои сапожки для верховой езды. Шерстяная шаль пригодится, когда вечером станет прохладно, поэтому она добавила и ее. В последний момент она вспомнила о своем дневнике, старом друге, которому поведала так много секретов. Его она тоже должна взять.
      «Пока все идет хорошо», – подумала она и прошла через Кухню. Часовые спали во дворе, прикрыв лица шляпами. Лишь один полосатый кот, сидящий у стены, наблюдал за ней светящимися желтыми глазами. Но войдя в конюшню, Беренис встретила Дэмиана, который несколько удивился, увидев ее там.
      – Я еду к Мартинам, – пояснила она, сама поразившись тому, как быстро пришла ей на ум эта ложь. – Анни Мартин этой ночью родила, и я хочу ей кое-что отвезти. – Она указала на корзинку, надеясь, что он не заглянет внутрь.
      – Мне поехать с тобой? – спросил он, помогая оседлать Сэнди.
      – Не стоит! – ответила она как можно беззаботнее. – Оставайся и проследи, чтобы Себастьян не вставал с постели. Нужно, чтобы рана зажила, а он совсем не выносит бездействия.
      – Я знаю, мы только что завтракали вместе, и он чертовски нетерпелив, – грустно сказал Дэмиан. – Пожалуйста, не задерживайся слишком долго, – добавил он, – иначе я буду волноваться.
      – О, Дэмиан, мой дорогой брат! – Беренис бросилась в его объятия; нервное напряжение чуть не выдало ее.
      Он был удивлен и растроган этим проявлением чувств.
      – Ну, ну, что ты, – успокаивал Дэмиан, нежно гладя ее по спине. – Вчера на твою долю выпало суровое испытание, я знаю, ты вела себя храбро. Себастьян рассказал мне.
      При упоминании о Себастьяне она резко отстранилась, привязала корзинку к седлу, сунула ногу в стремя и вскочила на лошадь.
      – До свидания, Дэмиан! – крикнула она, выезжая из конюшни и пуская лошадь рысью. Она не оглянулась, но знала, что он стоит и смотрит ей вслед с озадаченным выражением лица.
      Миновав открытое пространство, прилегающее к дому, Беренис въехала в лес, который обступил ее, словно темная зеленая завеса, протянувшаяся между небом и землей. Беренис на минуту остановилась, прислушиваясь, нет ли погони, но вокруг стояла тишина. Она тронулась дальше, используя карту и солнце в качестве ориентиров.
      – Давай, девочка, вперед, – сказала она кобыле, и та запрядала в ответ ушами. Приятно было разговаривать с живым существом, и Беренис запустила пальцы в густую гриву, чтобы немного успокоиться.
      Она по-настоящему испугалась. Холодный страх только усиливался мрачностью леса, который, казалось, дышал враждебностью, хруст веток выдавал присутствие прячущихся птиц и животных. Беренис сжала поводья до боли в запястьях, что-то шептала Сэнди, пытаясь быть как можно спокойнее, но даже звук задевшей ее ветки казался раскатом грома. Напрасно она говорила себе, что побег удался, что у нее достаточно денег, чтобы заплатить кому угодно за дорогу до Чарльстона. Все бесполезно. Она была одинока, охвачена ужасом, и сердце ее было разбито.
      Она остановилась у ручья, спешилась и умыла заплаканное лицо. Слезами горю не поможешь, твердо решила она. Ей нужно явиться спокойной, уверенной, красивой – но не слишком. Модифорд не тронет ее. Ни один мужчина больше никогда не прикоснется к ней. Она станет святой, отгородившейся от мира своей чистотой, равнодушной и надменной, посвятив жизнь ребенку.
      «Модифорд доставит меня в какое-нибудь место неподалеку от города, – убеждала она себя, чтобы придать храбрости. – Оттуда я доберусь одна, пойду к британскому послу и объясню мое положение, а затем отправлюсь в банк. Сниму номер в респектабельном отеле и буду ждать корабль, отплывающий в сторону дома. И очень скоро я снова окажусь в Англии…»
      Ручей, больше напоминавший речушку, был отмечен на карте, и Беренис двинулась вдоль него до того места, где русло становилось шире, и увидела тонкую голубую струйку дыма, поднимающуюся за стеной деревьев на другом берегу. В этом месте было глубоко, но у Беренис не было выбора, кроме как заставить Сэнди плыть. Сняв сапожки, связав их вместе и повесив на шею, Беренис рискнула войти в быстрые воды. Кобыла благополучно переплыла речушку и ждала хозяйку на противоположном берегу.
      Сразу же Беренис услышала шуршание в кустах, откуда появился мужчина и направил на нее ружье.
      – Кто идет?
      – Друг, – ответила она твердо.
      Он ухмыльнулся, обнажив ряд пожелтевших от табака зубов.
      – Чего тебе надо?
      Несмотря на то, что одежда на Беренис была мокрая, она держалась уверенно и надменно.
      – Отведи меня к капитану Модифорду, – сказала она и, вытерев ноги о траву, обулась.
      Приказав одному из напарников охранять лагерь, он повел ее по грязной тропинке, ведущей к вырубке, огороженной грубо сколоченным частоколом. В центре стояла большая бревенчатая хижина. Стоявшие вокруг мужчины разговаривали, лениво опираясь на ружья, другие, сидя на коленях, играли в кости. При виде Беренис они подняли головы и уставились на нее. Вздрогнув от ужаса, она заметила Медного Волоса и группу буйных пьяных индейцев, размахивающих копьями в каком-то воинственном танце.
      Мгновенно разнесся слух, что прибыла женщина Лажуниссе. Беренис слышала разговоры и непристойные шутки, но все это не заслуживало внимания, словно шелест листьев. Она хотела поскорее встретиться с Модифордом и решить дело раз и навсегда. Она спешилась, привязала Сэнди к изгороди, затем, высоко держа голову, поднялась на крыльцо и вошла.
      Модифорд, с тонкой сигарой во рту, развалился в гамаке, подвешенном между двумя деревянными столбами, поддерживающими крышу. Увидев ее, появившуюся в дверях, он широко раскрыл глаза, словно грезил наяву. Ее юбка была мокрой и прилипала к ногам, она была запыхавшаяся и уставшая, но держалась, словно королева. Одним прыжком он вскочил на ноги и грубым жестом прогнал индейскую девушку, которая обмахивала его опахалом из пальмовых листьев.
      – Госпожа графиня! – воскликнул он с улыбкой, склонившись в преувеличенно глубоком поклоне. – Какая честь для меня!
      Теперь, когда она, наконец, оказалась в этом опасном месте, Беренис неожиданно осознала, что же она сделала. Ее решительность несколько поубавилась, но она холодно ответила:
      – Я пришла просить вас о помощи, капитан Модифорд. Помнится, вы предлагали ее мне…
      – Стул для леди! – рявкнул Модифорд, и один из его людей выдвинул вперед плетеное кресло. Беренис опустилась в него. Колени ее дрожали, и она была рада, что не упала в обморок. Да, понадобятся все ее силы, чтобы сговориться с этим бандитом.
      – Вы поможете мне, капитан? – спросила она. Модифорд грыз ноготь, уставившись на нее.
      Она оказалась даже красивее, чем в его воспоминаниях, и он испытал доселе незнакомое чувство благоговения. Конечно же, у него не было недостатка в шлюхах, чтобы удовлетворять свою похоть, но эта женщина была совсем другой – утонченной городской леди. Как она поведет себя, когда он возьмет ее, гадал он, трепеща от возбуждения. Будет визжать и сопротивляться? Или разочарует его и просто отдастся по собственной воле? Он надеялся, что нет, так как предпочел бы унизить ее. Он знал, что у него репутация подлеца и негодяя даже среди пиратов, и гордился этим.
      Мать бросила его сразу после рождения, воспитанием занимался скупщик краденого, который учил его очищать карманы, и Модифорд с детства усвоил истину, что единственный способ выжить – быть самым безжалостным из всех. Природное коварство привело его через мошенничество, убийства, разбой и пиратство к тому, чтобы возглавить банду головорезов.
      Он никогда не знал любви и презирал ее, используя женщин лишь для удовлетворения своих низменных потребностей. Однако он всегда жаждал невозможного – чтобы в его руках оказалась благородная, образованная девушка. Но ему хотелось не только попирать тело Беренис. Он хотел бы терзать ее разум, опустошить ее душу.
      Он самодовольно улыбнулся, приглаживая жирные волосы. Его весьма вульгарное одеяние состояло из бархатных бриджей, золотой цепи на волосатой груди, виднеющейся из-под шелковой рубашки, расстегнутой до пояса. Ноги были обуты в красные ботфорты из козлиной кожи.
      – Дражайшая леди, – промурлыкал он, – разве я не обещал служить вам? Вы можете положиться на меня. Я тоже лондонец, появился на свет в работном доме Уайтчепела. Покинул родину десять лет назад из-за несправедливости закона. Меня хотели повесить за убийство. Все, видите ли, потому, что я случайно застрелил парня в одной потасовке в пивной. Но судья проявил милосердие и вместо этого отослал меня в колонию в качестве раба. Я, естественно, сбежал.
      Заискивающая улыбка Модифорда нисколько не успокоила Беренис; во взгляде его светилось откровенное восхищение. Ясное осознание своего положения нахлынуло на нее, а вместе с ним и нескрываемый ужас. Она видела, как индианка вздрагивала при каждом его движении. Силы окончательно покинули ее. Какое безумие заставило отдаться ее во власть этого человека? Джульетт, должно быть, хорошо знала, что делает, когда советовала ей так поступить. Быть может, в этот самый момент она упивается сладостью мести, нашептывая коварную ложь на ухо Себастьяну, убеждая, что Беренис оставила его ради одного из самых отвратительных мерзавцев во всей Америке.
      – Капитан Модифорд, мне нужен кто-то, чтобы сопроводить меня в Чарльстон. У вас есть корабль, и вы легко можете это сделать, или, если это слишком опасно, дайте проводника из своих людей, чтобы добраться по суше.
      Перед глазами Беренис стоял сейчас образ отца, бывшего члена городского магистрата, который отправлял в тюрьму преступников за гораздо меньшие злодеяния, чем те, которые совершил Модифорд. Ее отец уничтожил бы этого негодяя несколькими умело произнесенными фразами.
      Пират сказал:
      – А-а, хорошенькое предложение, моя дорогая! – Он задумчиво потер рукой свой грубый подбородок. – А какую оплату вы можете предложить?
      – У меня есть деньги. Часть я даю сейчас, остальные – когда достигну места назначения. – Таким твердым был ее взор, встретившийся с его взглядом, таким надменным и устрашающим…
      Испытывать благоговейный трепет перед кем-то, тем более перед женщиной, было новым ощущением для Модифорда, и оно ему даже понравилось. Она была редкостная женщина – такая, которую он хотел бы задержать у себя дольше, чем обычно, и вдобавок ко всему, она принадлежала Лажуниссе.
      – Почему вы покинули Бакхорн-Хаус, мадам? – спросил он, держась на расстоянии, хотя и с трудом.
      – У меня есть на это свои причина, капитан, которые вас не касаются, – ответила она, все еще проверяя на нем воздействие своего сверкающего синего взгляда. – Я предлагаю вам сделку, не более. Вы можете исполнить то, что я прошу?
      – Ну, что ж, надо подумать. – Он сделал вид, что размышляет, затем продолжил: – Почему бы нам не обсудить это за ужином? Окажите мне такую любезность! Не помню, когда в последний раз я сидел за столом с прекрасной дамой.
      Покопавшись в своей памяти, он понял, что никогда за всю свою весьма пеструю жизнь не обедал с истинной леди.