Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мир Волкодава (№2) - Путь Эвриха

ModernLib.Net / Фэнтези / Молитвин Павел / Путь Эвриха - Чтение (стр. 25)
Автор: Молитвин Павел
Жанр: Фэнтези
Серия: Мир Волкодава

 

 


— Прощай. Спасибо, что предупредила. И будь счастлива.

— Буду, — послушно пообещала Ньяра. Прислушалась к звуку удаляющихся шагов и опустилась на подушки. Прикрыла лицо ладонями, но слез не было. Плохо, когда слез нет, а душа похожа на голую и мерзлую, бесснежную степь, по которой гуляет стылый ветер.

Беседы с наями и тысячниками, прибывшими на совет со всех концов Вечной Степи, произвели на Энеруги тягостное впечатление: люди были возбуждены и горели желанием вести свои отряды на Саккарем. Они, казалось, ничуть не сомневались, что Хозяин Степи созвал их, дабы огласить приказ о выступлении в поход, и не желали слушать никаких доводов в пользу сохранения мира. Они вели себя, как нищие бродяги, которые, оказавшись на пороге сокровищницы, потеряли разум при виде сундуков с золотыми монетами и драгоценными камнями.

Малый Тронный зал, в котором Энеруги принимала их, не произвел на ее сподвижников должного впечатления и не заставил проникнуться благоговением и трепетом перед Хозяином Степи. Едва взглянув на отделанные бело-красными мраморами стены, на величественные золоченые скульптуры и бесценные фризы, они, вручив Хурманчаку традиционные дары, с горящими глазами начинали излагать свои планы одоления Саккарема и речи их были столь схожи, что не требовалось особой проницательности, дабы понять: единодушие это не является случайным. Кто-то уже успел поговорить с ними и соответствующим образом настроить их, так что Энеруги не раз в это утро вспоминались слова Имаэро о назревающем недовольстве, грозящем обернуться кровавым мятежом.

Справедливости ради следовало признать, что ни один из наев, накаров и сотников не позволил себе разговаривать с Хурманчаком непочтительно, и если он решится вести войска на юг, все они с радостью последуют за ним, как стая волков за вожаком, и растерзают всякого, кто позволит себе усомниться в его праве носить титул Хозяина Степи. Но, поскольку делать этого Энеруги не собиралась, исход грядущего совета внушал ей серьезнейшие опасения.

На предыдущих, далеко не столь многочисленных советах ей и ее сторонникам удавалось смирять страсти, отправляя наиболее нетерпеливых наев приводить к покорности племена, кочующие на окраинах Вечной Степи, и усмирять горцев, не желавших мириться с потерей рудников. Однако после покорения Вечной Степи, после того как горцы укрылись в неприступных долинах, а все приморские города были захвачены, разросшееся войско Хурманчака осталось не у дел. Предвидевший это Имаэро давно уже силился убедить взявшихся за оружие степняков вернуться к своим табунам и стадам, но сделать это оказалось не так-то просто. Точнее говоря, сделать этого до сих пор не удавалось вовсе, ибо несколько расформированных тысяч, вместо того чтобы вернуться к шатрам и юртам своих соплеменников, превратились в действующие на свой страх и риск шайки головорезов, занявшихся грабежом и разбоем. Причина происходящего заключалась в том, что наи, тысячники и сотники Хурманчакова войска, вернувшись в родное племя, неизбежно должны были попасть под власть нангов и совета старейшин и, естественно, никакие доводы не могли убедить их, будто при этом они ровным счетом ничего не потеряют.

Несколько иным было положение тех, кто, сделавшись наем, оставался в то же время и нангом или командовал гарнизонами в захваченных приморских городах, и на их-то содействие Энеруги с Имаэро и рассчитывали больше всего. Однако и с ними, как выяснилось, все обстояло не так просто, как надеялись 'сторонники превращения империи степняков в мирное государство. Что касается наев, все еще остававшихся нангами, то они, при первой же возможности, постарались бы вывести свои племена из-под власти Хурманчака. Жили, дескать, без него прежде, проживут без Хозяина Степи и впредь. Вынужденные некогда присоединиться к нему, они не нуждались в империи и, дай им волю, охотно растащили бы ее на части.

Наям, поставленным Хурманчаком правителями приморских городов, незачем было идти на Саккарем — от добра добра не ищут. Но они, оказывается, опасались, что соратники, не получившие столь завидных постов, не успокоятся, пока не сместят их или не получат иной жирный кус, урвать который можно было лишь на землях Благословенного Саккарема. Командирам гарнизонов, оставленных в Дризе, Фухэе и прочих городах, было решительно все равно, чем кончится поход на юг: в случае победы никто не станет посягать на их место под солнцем, а в случае поражения посягать на него будет некому. Словом, как бы ни развивались события, они предпочитали видеть Хозяина Степи подальше от вверенных им городов, хотя и уверяли, что пекутся лишь о процветании империи. Таким образом получалось, что государство, которое Энеруги мечтала превратить в оплот мира и спокойствия, на поверку не могло существовать без войны, как не может гореть костер, если в него постоянно не подкладывают сухие дрова.

Сидя в высоком, стоящем в торце зала кресле, помещенном на невысоком подиуме, Энеруги терпеливо слушала своих соратников, все больше и больше убеждаясь в том, что на Зимнем совете наев им с Имаэро в лучшем случае удастся отложить поход на Саккарем до весны, но и это представлялось ей весьма маловероятным. Впрочем, если дела пойдут уж очень скверно, Имаэро введет во дворец «беспощадных», и те силой убедят наев исполнять ее приказы. О том, какие последствия это вызовет, ей даже думать не хотелось, и все же девушка продолжала придерживаться принятого некогда решения, что заваренная ее братцем вместе с Зачахаром кровавая каша не должна выплеснуться за границы Вечной Степи…

Стоявшая перед ведущей на возвышение лестницей группа наев и тысячников с поклонами отошла к левой стене зала, а пока новая дюжина удостоенных беседы с Хозяином Степи командиров занимала место перед троном, приблизившийся к нему сзади чиновник прошептал на ухо Хурманчаку:

— Косторез пришел во дворец и заявляет, что ему необходимо немедленно повидать Хозяина Степи. Он говорит, что речь идет о жизни и смерти, и умоляет принять его до того, как начнется совет наев.

— Этого только не хватало! — процедила девушка сквозь зубы. Она собиралась встретиться с Батаром вечером, но никак не сейчас! Что он себе позволяет! И чего ради она должна верить разговорам о неотложном деле? Все, кто желает ее видеть, считают почему-то, что именно их дела не терпят отлагательств! Терпят, да еще как терпят, и Батару придется в этом убедиться на собственном опыте… — Проводи его в Яшмовые покои, пусть подождет меня там. Быть может, у меня найдется время побеседовать с ним после совета, но никак не раньше.

«Вечно бодрствующий» бесшумно скрылся в находящемся за троном дверном проеме, а Энеруги устремила взор на группу тысячников, накаров и сотников, прибывших в Матибу-Тагал с северных отрогов Самоцветных гор. Всех их она знала в лицо, но имена помнила только двоих: маленького юркого Баппац-ная и верзилу Кабукэна. Приведенная ими с собой высокая стройная девушка с закрытым полупрозрачной накидкой лицом была, конечно же, рабыней или очередной невестой…

— Удачи и многих лет славного владычества Хозяину Степи! Да пребудет с ним милость Великого Духа! — басовито прогудел Кабукэн.

Товарищи его преклонили колена и вразнобой принялись выкрикивать слова приветствия:

— Слава Энеруги Хурманчаку! Кодай —Хурманчи! Урагча Хурманчи! Кодай! Кодай!..

Хурманчак благосклонно кивнул, дозволяя наям подняться с красного ковра.

— Соизволит ли Хозяин Степи принять заверения в нашей верности и вечной любви? Дозволит ли он поднести ему скромные наши дары?

Хурманчак вновь склонил голову, покосившись на сложенные подле трона подношения своих военачальников, подумав, что блещут они чем угодно, кроме разнообразия.

По знаку Кабукэна двенадцать воинов, огибая спутников его справа и слева, медленно двинулись к трону. Первые двое несли на парчовых подушках изогнутые мечи в сверкающих ножнах, украшенных драгоценными каменьями. За ними следовали двое с копьями, потом со щитами, кувшинами, луками и шкатулками. В кувшинах была арха, которую Энеруги отдавала обычно телохранителям-уттарам, в шкатулках — специи, которые шли прямиком на дворцовую кухню. Дареным же оружием она в конце концов награждала отличившихся наев и тысячников.

Подождав, пока воины разложат дары справа и слева от трона, Энеруги, поднявшись на ноги, произнесла несколько благодарственных слов, удивляясь, почему ее подданным не придет в голову порадовать ее, например, красивой одеждой или статуэтками, изящной посудой, чем-нибудь, представлявшим для нее лично хоть какой-то интерес? Впрочем, девушка, приведенная ими, предназначена, без сомнения, лично Хурманчаку, и это был, пожалуй, самый бесполезный дар, требовавший к тому же наибольшего внимания.

Для поддержания легенды о несравненной мужской мощи Хозяина Степи во дворце держали трех бездельников, которые в полной темноте совершали за него ту самую работу, которую он, по понятным причинам, исполнить никоим образом не мог. Сложностей с рабынями не возникало — еженощно посещаемые тремя отобранными за свою неутомимость и умение держать язык за зубами юношами, они получали все, о чем только могли мечтать, и исправно разносили по Матибу-Тагалу слухи об удивительной ненасытности своего господина. Значительно больше хлопот доставляли красивые дочери накаров, сотников и полусотников, которых те желали уложить в постель с Хозяином Степи. Дев этих, ежели Хурманчак не захочет назвать их своими женами, чего он, разумеется, делать не собирался, следовало после недолгого пребывания во дворце выдать замуж за достойного человека и снабдить соответствующим приданым. Поначалу подыскивать мужей для редкостных красавиц — только такие и допускались пред светлые очи Энеруги — доставляло ей истинное удовольствие, но со временем она стала тяготиться этой обязанностью — угодить взыскательным женихам и уж тем более самим девицам и отцам их было весьма затруднительно…

Когда дары были разложены на затянутом темно-рыжим сукном подиуме, а принесшие их воины удалились, Кабукэн, дождавшись тишины в заполненном людьми зале, подтолкнул Баппац-ная вперед, и тот скрипучим голосом возвестил:

— Сотник Акаруй приготовил Хозяину Степи бесценный подарок — несравненную Мититай, старшую из трех прекраснейших своих дочерей. Достойнейшая дева пылает неподдельной страстью к Энеруги Хур-манчаку и умоляет его не пренебречь ее достоинствами, воспеть которые могут лишь лучшие из лучших ули-гэрчи.

— Чтоб тебе попасть Кутихорьгу в лапы! — беззвучно прошипела Энеруги, глядя, как сотник Акаруй — бритый квадратноголовый детина с мордой отъявленного насильника и убийцы — подводит к подножию лестницы высокую, под стать ему самому, девушку, закутанную в бледно-фиолетовые шелка.

— С охотой и благодарностью принимаю твой щедрый дар, сотник Акаруй! — изрекла Энеруги и, покинув трон, подошла к низкой широкой лестнице, ведущей с подиума в зал.

В душе она проклинала все эти измысленные Цуй-ганом церемонии, хотя не могла не признать, что определенный смысл в них был — нельзя ломать старые обычаи, не давая людям что-либо взамен. Старик был горазд на выдумки, и-идея выдавать дочерей военачальников замуж с помощью Хурманчака была весьма разумна, как и большинство других его советов. Жаль, что он покинул этот мир, сегодня мудрость его очень и очень бы им пригодилась…

Остановившись перед нижней ступенькой лестницы, Мититай освободила лицо от невесомой накидки и повернулась к залу, позволяя людям получше разглядеть ее. Наи, тысячники, чиновники, накары и сотники подались вперед и даже стоявшие у дальних дверей «беспощадные», забыв, что должны походить на каменные изваяния, сделали несколько шагов к подиуму и вытянули шеи.

Энеруги вздрогнула и, совершив героическое усилие, не только не попятилась, но даже и не изменилась в лице. Причина, по которой она перестала радоваться, устраивая свадьбы подаренных Хурманчаку девушек, заключалась, конечно же, не в том, что дело это ей дадоело или было слишком уж неблагодарным. О нет, все было значительно проще! Глядя на этих красавиц, она столь остро ощущала собственную заурядность, что настроение у нее портилось на очень и очень продолжительное время. А у кого бы оно, спрашивается, не испортилось? — подумала Энеруги. Интересно, стал бы Батар признаваться ей в любви, хотя бы одним глазком взглянув на Мититай? Черноокая красотка с пунцовым ртом, золотистой кожей и бесчисленным множеством рассыпавшихся по покатым плечам тонких косичек — это ж какие густые волосы надо иметь, чтобы столько их получилось? — вот уж действительно идеал так идеал! Ежели б он ее портрет из слоновой кости вырезал, тогда бы это ни у кого удивления не вызвало и славу бы ему снискало немалую… Ах, как несправедливы боги, награждая одних такой непомерной красотой, а других…

— Снизойдет ли Хозяин Степи до любящей его всем сердцем рабыни? Позволит ли взойти ей на свое ложе? — ласково вопросила Мититай, поднимаясь на три ступеньки и опускаясь перед Энеруги на колени.

— Встань, дитя мое! Я рад буду взять тебя на свое ложе. — Энеруги сделала вид, что помогает девушке подняться с колен, мысленно возблагодарив мудрого Цуйгана за то, что во время этой церемонии ей надлежит стоять на ступеньку выше Мититай. Неужели эти недоумки не могли сообразить, что рядом со столь крупной девицей Хозяин Степи будет выглядеть смешным? Ладно, мечи делают в расчете на великанов, все равно всем ведомо, что они ей без нужды, но тут-то уж могли бы ее рост учесть! Хотя ей и надо-то всего лишь поцеловать Мититай и усадить на подиум, а потом они только на ее свадьбе и увидятся.

Приблизив' губы к очаровательному лицу девушки, Энеруги уже хотела запечатлеть на ее щеке целомудренный сестринский поцелуй — целоваться по-другому она не соглашалась, вопреки уговорам и настояниям Цуйгана, — и тут Мититай качнулась к ней, словно охваченная порывом необоримой страсти. Мгновенная боль обожгла губы, слезы брызнули из глаз Энеруги, она отпрянула от девушки, а та, вскинув руку над головой, крикнула неожиданно сильным и звучным голосом:

— Глядите, усы! Усы-то накладные! Хозяина Степи подменили! Это же девка! Де-ев-ка!

Плохо соображая, что делает, Энеруги кинулась на голосистую тварь, размахивавшую над головой сорванными с ее лица усами. Их надо отнять! А девку предать лютой смерти!

Она ударила коротко и точно — пониже ребер, в правый бок повернувшейся к ней спиной Мититай, однако удар, сваливший бы и папашу этой гадины, не достиг цели. Почувствовав, что против разъяренного Хурманчака ей не устоять, девушка бросилась на помост и с молниеносной быстротой рванула вниз шелковые алые штаны Хозяина Степи. Она проделала это столь стремительно и неожиданно, что Энеруги не успела ей помешать и, лишь ощутив себя полуобнаженной перед заполнившими зал мужчинами, пронзительно взвизгнув, попыталась пнуть Мититай ногой. Дернула штаны, дабы водворить их на бедра, но из этого ничего не вышло. Цепкая стерва повисла на ногах Хурманчака, точно присосавшаяся к жертве пиявка, и, не обращая внимания на сыпавшиеся на нее удары, вопила что есть мочи:

— Девка! Девка! Девка подменная!..

Зал отвечал ей улюлюканьем, возмущенным ревом и яростным рыком, ибо даже если кто-то и не разглядел из-за развевавшегося халата Энеруги темный треугольник курчавых волос на месте прославленного улигэрчи мужеского богатства Хозяина Степи, то истошный женский визг слышали все и только глухой мог принять его за крик разъяренного мужчины.

Колотя свою противницу кулаками — тоже по-женски, будто враз позабыв воинскую выучку, — Энеруги уже понимала, что совершилось непоправимое. Изобличив ее, негодяи, подославшие Мититай, достигли большего, чем ежели нанесли бы ей удар ножом в сердце. Они одним махом приговорили Имаэро, Энкая и еще десятка два наев, выступавших против похода на юг. Они перевернули все с ног на голову и из заговорщиков превратились в продолжателей дела Великого Энеруги Хурманчака, подло убитого бабскими приспешниками! Кое-кто из близкого окружения знал наверняка, и многие, безусловно, догадывались, что она — всего лишь сестра-близнец Хурманчака, но подозревать втихомолку и признать Хозяина Степи женщиной прилюдно, перед лицом нескольких сотен командиров — это совсем разные вещи. От нее отступятся все, кто только сможет, и смерть ее будет ужасна. Но еще ужаснее будет то, что последует за ней, ибо теперь уже никто не помешает ордам вооруженных Огненным зельем Зачахара степняков обрушиться на Саккарем и, опустошив его, двинуться на Нардар и Халисун…

Один из ударов припечатал-таки Мититай к темно-оранжевому сукну. Энеруги вздернула злополучные штаны на бедра и, рванувшись из тянущихся к ней рук лезущих на подиум озверелых мужчин, ринулась к расположенной за троном двери. Распахнула ее и, миновав короткий коридор, ввалившись в каморку караульщиков, рявкнула изумленно воззрившимся на нее уттарам: .


— Никого не впускать! Рубить каждого, кто сунется!

Все было кончено! Никто и ничто не спасет ее, но при мысли о том, что сделают с ней бывшие соратники, если поймают, за спиной девушки словно выросли крылья и она со всех ног помчалась к Яшмовым покоям. Однако весть о подмене Хурманчака девкой уже распространилась по дворцу, опережая ее по крайней мере на добрую сотню шагов…

Чиновники шелестели свитками, сверяя какие-то имена и цифры, тихо переругивались и время от времени бросали на Батара недружелюбные взгляды. Слуги и рабы шастали по коридорам, занятые подготовкой к совету наев и последующему за ним пиршеству. Побуждаемый любопытством, косторез узнал, где будет происходить совет наев, и заглянул в зал Вечного Неба, рассказы о котором достигли даже Фухэя. Убранство его действительно способно было поразить воображение степняков, а потолочный плафон, расписанный под небесный свод великим умельцем, создавал убедительную иллюзию бескрайнего простора в сравнительно небольшом и не слишком высоком помещении.

Пользуясь тем, что дворец заполнен наями, воинами и чиновниками и никто не обращает на него ни малейшего внимания, косторез зашел в Трапезную, где уже накрывали низкие столы и, неприятно пораженный обилием пурпура и золота, использованных при ее отделке, двинулся к Малому Тронному залу. Сидеть в одиночестве и безмолвии перед Яшмовыми покоями он решительно не мог, тем более что чиновник, докладывавший о нем Энеруги, ясно дал ему понять, что до окончания совета Хурманчак будет безмерно занят и в лучшем случае уделит Батару несколько мгновений своего драгоценного времени перед тем, как отправиться на пир. Говоря это, «вечно бодрствующий» поглядывал на костореза с неодобрением, всем своим видом показывая, что момент для разговора с Хозяином Степи тот выбрал крайне неудачно и поступил бы мудро, убравшись отсюда немедленно подобру-г здорову.

Так бы Батар, безусловно, и поступил, ежели бы не предупреждение Ньяры, в справедливости которого он перестал сомневаться, как только переступил порог дворца. Никогда прежде не видел он здесь такого обилия вооруженных людей, готовых к тому же, судя по шумным спорам и налитым кровью лицам, в любой момент затеять ссору, грозящую перейти в жестокую драку. Прислушиваясь к голосам сотников и простых воинов, сопровождавших своих командиров во дворец и оставленных ими около Тронного зала, он пришел к выводу, что Энеруги не зря опасалась совета наев, который обещал быть на редкость бурным, но по-настоящему встревожило его отсутствие Имаэро, Номи-ги-ная, Раказана и прочих советников и военачальников, возражавших против похода на Саккарем.

Намерение их посетить Совиную пустошь, где Зачахар собирался продемонстрировать новый способ использования Огненного Волшебства, озадачило костореза — зачем противникам похода на юг усовершенствовать вооружение, коли не желают они покорять соседние племена и народы? Единственным разумным объяснением этому было стремление сторонников Энеруги выяснить, нельзя ли использовать новое оружие придворного мага против недовольных в самой империи. Подобная мысль никогда бы не посетила Батара, если бы он случайно не увидел выглядывавшую из-за кушака стражника бронзовую «куколку» Зачахара. О смертоносном действии их он был уже достаточно наслышан, и то, что Имаэро вооружил ими «беспощадных», укрепило его уверенность в приближении грозных событий.

И все же донесшийся из Малого Тронного зала рев множества разъяренных мужчин застал его врасплох. Подобно толпящимся в просторной приемной воинам и чиновникам, он застыл на месте, пытаясь определить по крикам, что же происходит за высокими дверями зала, а когда оцепенение прошло, во весь дух кинулся к Яшмовым покоям. В отличие от большинства воинов, бросившихся крушить двери Тронного зала, дабы прийти на помощь своим командирам, он, разобрав среди прочих криков возгласы: «Девка! Девка подменная!» — сразу же понял, что привело в неистовство Хурман-чаковых наев и тысячников. Каким-то образом тайна Энеруги была раскрыта, и теперь ее ожидала страшная смерть, ежели не сумеет она каким-нибудь образом улизнуть от возмущенных до глубины души соратников и сподвижников.

Первым побуждением костореза было прорываться в Тронный зал на подмогу изобличенной девушке, но, бросив взгляд на ринувшихся к дверям вояк, он сообразил: если Энеруги еще не покинула зал, помочь ей не сможет даже сам Промыслитель. Если же она успела сбежать от негодующих, оскорбленных в лучших своих чувствах мужчин — а хитроумный Имаэро своевременно позаботился о том, чтобы во дворце были тайные ходы, позволявшие появляться в нужных местах, не тревожа стражу и не вызывая лишних пересудов, — то искать ее следовало в Яшмовых покоях. Во-первых, потому, что обложенный охотниками зверь всегда спешит укрыться в своем логове; во-вторых, охранявшие Яшмовые покои уттары испокон веку свято блюли принесенные ими клятвы, за что и были набраны в телохранители Хурманчака и, стало быть, будут защищать своего господина, окажись он даже самим Кутихорьгом, до последнего вздоха; в-третьих, из личных апартаментов Хозяина Степи наверняка был ход, по которому можно было незаметно покинуть дворец. Вопрос лишь в том, успеет ли воспользоваться им Энеруги до того, как заговорщики перережут глотку последнему из ее телохранителей?

Последнее представлялось Батару сомнительным — пробираясь по запутанным дворцовым коридорам, он несколько раз сталкивался с «драконоголовыми» и «медногрудыми», окровавленные мечи которых неопровержимо свидетельствовали, что они принялись очищать дворец от сторонников Энеруги прежде, чем в Малом Тронном зале разразился скандал и началас охота на выдававшую себя за Хозяина Степи девушку. Жизнь костореза висела на волоске, однако скромные одеяния его, отсутствие оружия и нарочито перепуганный вид удерживали до времени руку убийц, не успевших еще войти в раж и опьянеть от вида пролитой ими крови настолько, чтобы резать всех без разбору. К счастью, они, перекрыв центральные коридоры, не успели еще добраться до узких и низких переходов, предназначенных для слуг и рабов, по которым Батару не раз случалось покидать дворец и которыми он не преминул воспользоваться, видя, что здание кишит заговорщиками, как гнилое мясо опары-шами.

Он был уже совсем недалеко от Яшмовых покоев, когда внимание его привлекли доносящиеся из внутреннего двора крики, и, выглянув в окно, убедился, что самые скверные его опасения подтвердились в полной мере. Всадники, гарцевавшие посреди заполнивших просторный квадратный двор воинов, вздымали насаженные на копья головы Имаэро, Номиги-ная и еще полдюжины сторонников Энеруги. Значит, они так и не доехали до Совиной пустоши. Заговорщики позаботились о том, чтобы никто не пришел на помощь Энеруги! Создатели великой империи пали от руки своих же товарищей, и теперь поход на юг — дело решенное… Батар зажмурился, представив, как лавина конников вытаптывает поля Благословенного Саккарема, вырезает землепашцев, врывается на улицы городов, но тут стены дворца содрогнулись, подобно старцу, подавляющему приступ кашля.

— Эге! В ход пошли Зачахаровы «куколки»! — пробормотал он, ныряя в сводчатый переход и моля Про-мыслителя, чтобы дверь в его конце оказалась незапертой. С уттарами, охранявшими ее, он уж как-нибудь договорится…

Но договариваться ни с кем не пришлось — обнаруженный им за дверью телохранитель Энеруги лежал в луже крови, а из Серебряной— гостиной доносились яростный рев и болезненные крики, которые Батар воспринял со смешанным чувством досады и облегчения. Досадовал он на то, что заговорщики слишком. скоро ворвались в Яшмовые покои, облегчение же было вызвано тем, что сам он появился здесь не слишком поздно. Высвободив из коченеющих пальцев уттара тяжелый меч, он ворвался в Серебряную гостиную, где двое израненных телохранителей с трудом сдерживали натиск пятерых «драконоголовых».

Не раздумывая, косторез кинулся вперед и ударил в спину ближайшего к нему заговорщика. Сплеча рубанул другого по левой руке и, еще до того как та ударилась об пол, вонзил меч под нагрудник третьего. Как любой житель приморских городов, он неплохо управлялся с луком, мечом и копьем, хотя в данном случае особого умения и не требовалось — «драконоголовые» не ожидали атаки с тыла и последние из них были зарублены уттарами прежде, чем успели перейти от нападения к защите.

— Где Энеруги? — спросил Батар, оглядывая заваленную трупами гостиную и страшась увидеть среди них Хозяина Степи.

— В Овальном зале. Эти пожиратели собственных нечистот перекрыли все входы и выходы из Яшмовых палат. Что происходит во дворце? — смахивая с лица кровь и пот, просипел один из телохранителей.

— Заговорщики стремятся убить Хозяина Степи. Поспешим в Овальный зал, там мы нужнее, чем здесь. Надобно только запереть двери… — дивясь своей наглости, распорядился Батар, устремляясь в Овальный зал.

Недовольно ворча и с подозрением поглядывая на костореза, уттары направились к дверям, расположенным в противоположных концах Серебряной гостиной, но запереть их не успели. Навстречу им повалили «медногрудые», и Батар едва успел выскочить в Овальный зал, когда волна их погребла под собой обоих телохранителей. Прежде всего необходимо было запереть массивные двери и хотя бы временно преградить путь следовавшим по пятам убийцам, однако зрелище, открывшееся глазам костореза, было столь безнадежным, что он даже не стал искать засов.

Отгородившись перевернутым овальным столом от толпы вооруженных до зубов заговорщиков, стоя спиной к пылающему камину, десятка полтора уттаров тщились защитить Хозяина Степи, выглядевшего не менее измученным и окровавленным, чем они сами. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы Батар навсегда запечатлел в своей памяти раскрасневшееся лицо Энеруги с перекошенной щелью рта, слипшиеся от пота волосы, смятый золоченый нагрудник и изорванную желтую рубаху, испятнанную бурыми пятнами крови. В правой руке девушка сжимала меч, в левой — длинный узкий кинжал с обломанным острием.

В следующее мгновение, издав ужасающий вопль, косторез ринулся на помощь телохранителям Энеруги, собравшимся сюда, по-видимому, со всех Яшмовых покоев. Перепрыгивая через тела убитых, поскальзываясь в лужах крови, он врубился в толпу «медногрудых» и «драконоголовых», пытавшихся обойти стол слева, рассыпая удары с нерасчетливостью бойца, вступившего в последнюю гибельную схватку, конец которой заведомо предрешен. Так оно и было, ибо из всех трех дверей в небольшой зал лезли и лезли заговорщики и единственное, что оставалось защитникам Энеруги, — это подороже продать свои жизни.

Батар, впрочем, не стремился убивать. Он хотел только одного — прорваться к уттарам и, прежде чем пасть под мечами убийц, успеть подарить легкую смерть той, которую любил и которая ни в коем случае не должна была попасть живой в руки головорезов. Рассеча ряды заговорщиков, как раскаленный нож масло, он уже почти добрался до Энеруги, но в последний момент клинок его, с лязгом чиркнув по мечу «медногрудого», переломился у самого эфеса. Это едва не стоило косторезу жизни — телохранитель Хозяина Степи наверняка развалил бы его надвое, если бы девушка с криком: «Батар!» — не отпихнула дюжего воина в сторону. Серо-зеленые глаза ее вспыхнули торжеством и, прикрывая спину обезоруженного костореза, она с яростным криком кинулась на заговорщиков. А чуть позже, подхватив бронзовый светиль-.ник на высокой витой ножке, Батар уже орудовал им бок о бок со своей возлюбленной, совершенно забыв о своих первоначальных намерениях подарить ей быструю смерть.

Азарт боя так захватил его, что, уворачиваясь от брошенного в него заговорщиками кресла, молотя светильником по плечам и головам, он упустил из виду Энеруги, целиком отдавшись праведному гневу на степняков, копившемуся в нем еще со времен возвращения в разоренный Фухэй. Между тем ему было бы приятно узнать, что готовившаяся к смерти девушка при его появлении ощутила чудесный прилив сил, неодолимое желание жить и во что бы то ни стало спасти костореза из западни, в которую тот угодил по ее вине. Видя, что соратники ее падают один за другим, она, отшвырнув меч, кинулась к камину и всем телом навалилась на мраморную колонну, наполовину выступавшую из украшенной пестрым гобеленом стены.

Никто, кроме Энеруги и ее дядюшки, не знал, что одна из обрамлявших камин пилястр является дверью потайного хода. Дверью, к которой девушка, сама того не сознавая, стремилась, покинув Малый Тронный зал, но воспользоваться которой решила, лишь увидев Батара, прорвавшегося к ней сквозь толпу «медногру-дых». Вероятно, она не заслуживала ничего лучшего, чем принять смерть от рук собственных подданных, однако Батар не смел, не мог, не должен был погибнуть из-за нее!

Мраморная пилястра со скрипом двинулась и, поддаваясь усилиям девушки, отъехала в сторону, открывая узкий темный лаз и исчезавшие в нем крутые ступени, сохранившиеся еще с тех пор, когда на месте дворца Хозяина Степи стоял храм Богини — Матери Всего Сущего, а на месте Матибу-Тагала шумел славный город Месинагара.

? Батар! Храбрые мои уттары, сюда! Сюда, во имя Промыслителя, Великого Духа и всех прочих Небожителей!

— Поздно! — прохрипел Батар, чувствуя, как по груди его течет кровь, а очертания «медногрудых» заволакивает розовая дымка.

— Огня! — взревел один из полудюжины уцелевших телохранителей Энеруги и швырнул в атакующих выхваченное из камина пылающее полено. Следом за ним полетели рассыпающие искры плащ и кресло, от которого совсем недавно Батару едва удалось увернуться.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28