Отсек, заставленный множеством разномастных контейнеров, представился ему наиболее удобным укрытием для внезапной, кинжальной стрельбы по врагу, должному понести уже в течение первых секунд боя непоправимые для успеха первой атаки потери. В случае наката второй волны атакующих отсюда открывался дискретный путь отступления в дальнейшие пространства трюма, подразумевавший уничтожение первых, наиболее активных рядов преследования. По израсходовании боезапаса стратегия и тактика боя исчерпывались, но, как полагал Прозоров, нагромождение трупов создаст если не моральный перевес, то благоприятную атмосферу для торговли с арабом относительно установленной в одном из отсеков мины, хотя условия такого торга он представлял себе покуда смутно, полагаясь на импровизацию по обстоятельствам.
      Местом своего первоначального укрытия он выбрал затененную, отороченную высокими металлическими бортами крышу одного из контейнеров, над которым помимо всего нависал короб вентиляционной трубы. Каменцев, вооруженный автоматом, находился поодаль, должный открыть огонь исключительно в случае активного массированного наступления врага или угрожающей контратаки на притаившегося в засаде Прозорова. Забелин - хранитель пульта, главной и спасительной козырной карты, - страховал судового медика, оставаясь на третьем рубеже обороны.
      Ворочаясь в колкой, в войлок сбитой пыли за вентиляционной трубой, сваренной из проржавевшего листового железа, Прозоров всматривался в зыбко покачивающийся полумрак, размытый тусклыми клубами света, вспоминая мокрую заснеженную Москву, себя - неутомимого искателя приключений, сидящего в удобной машине, глядящего на мирные городские огни и не чающего побыстрее оказаться в ослепительных океанских просторах, в очередной щекочущей нервы схватке... Вспомнилась попутно жена, накануне очередного прощания бросившая в него, сидящего на диване и вещавшего о недолгой разлуке, отглаженную рубашку и заявившая, что бесконечные командировки мужа заставляют ее подумать о целесообразности совместной жизни с вечным скитальцем. Жена считала Ивана военным строителем, разыскивающим в разнообразной глуши площадки для военных полигонов.
      Шумок осторожных шагов заставил Прозорова крепче сжать рукоять пистолета. Звяк железа, глухое ругательство... И наконец - неясные очертания фигур, приближающихся к контейнеру.
      Их было шестеро. Четыре матроса - два с пистолетами, два с автоматами, а впереди, словно под конвоем, безоружные Сенчук и Крохин.
      Пройдя контейнер, на верху которого затаился Прозоров, группа остановилась.
      Невозмутимый, как обычно, старпом, вглядываясь в нагромождения железных коробов, пробормотал:
      - Будь я сейчас на месте моего коллеги Ивана, перехлопал бы нас, олухов, как выводок цыплят. Эх, тяжела подневольная доля!
      - Вперед! - приказал ему один из матросов, предусмотрительно держась за спиной Крохина.
      Прозоров перевел взгляд в сторону, откуда явились опасные гости. По всей видимости, их никто не страховал. Итак, только шестеро... А вернее, четверо старпом и "шестерка" араба - всего лишь живой заслон... Значит, пробные шары... Ну-с, теперь главное, чтобы не сдали нервы у Каменцева...
      Два раза упруго дернулся в руке пистолет. Не обращая внимания на оседающие фигуры автоматчиков, Прозоров переместил мушку на очередного матроса, но узрел лишь его изумленно разверстый рот и чью-то руку, обхватившую шею руку старпома, - он уяснил это мгновенно; поспешно повел стволом в сторону другого матроса, поймал цель, нажал спуск, в ту же секунду ослепленный пламенем встречного выстрела, а далее, услышав тюкнувшую в металл в метре от головы пулю, осознал, что жив, что уделал и третьего, а другого взял на себя Сенчук, кто в настоящий момент уже деловито вытирал о брючину убитого им недруга клинок и всматривался при этом поверх контейнера в его, Прозорова, сторону.
      Куда-то исчез лишь один персонаж - Крохин... Нет, вот и он, на карачках выползающий из тени...
      - Ну, старпом, докладывай обстановочку, - донесся издалека язвительный голос Каменцева.
      - О, да тут вся теплая компания! - откликнулся Сснчук. - А я уж думал, партизаны ушли в лес и заблудились...
      - Что там происходит? - подал голос Прозоров, выползая из-под навеса трубы.
      - А ты, сверчок, палишь как ковбой, молоток! - приветственно помахал ему ладонью отставной опер. - Слезай, чего словно Емеля на печке?
      - Мне тут сподручнее... Хотя... - Прозоров упруго спрыгнул с верхотуры, встав напротив старпома.
      - Ну, если интересует обстановочка, то она - хуже некуда, - поведал старпом. Обернулся на Крохина, все еще продолжавшего стоять на четвереньках и, помаргивая, трясти головой. - Вова, ты чего как примат, с баобаба упавший? Вставай, милый, соберись с духом, страшное еще впереди. Мы, - обернулся на подошедших Каменцева и Забелина, - вроде как уверили араба в личной лояльности, а вот с вашей командой он намерен разобраться без зазрения своей басурманской совести...
      - У нас есть предмет для мирной беседы с ним, - сказал Забелин, доставая из кармана пульт и демонстрируя его присутствующим.
      Старпом, вздохнув, произнес сокрушенно:
      - Вы - благородные люди, но дураки. И привыкли лезть напролом, как медведи в буераке... Вы о чем думаете? Постреляете десяток придурков, а потом торги начнете? Да ваше счастье, что ни они, ни араб никакой особенной воинской тактикой не владеют и решили по растерянности своей первоначальной лобовым клином вас раскурочить... Не будет с вами разговора! Они пенятся, что дурная моча, и, пойди я к этим олухам как парламентер, да еще с заковыристым предложением, буду разодран как вобла в пивной день. Задача наша - выбраться отсюда и захватить яхту. Как - я знаю.
      - И как? - спросил Прозоров.
      - На сей случай припрятан в трюме кислородный дыхательный аппарат. И знаю я, где есть люк, предназначенный в прошлом для вылазки наших тружеников-разведчиков. А потому слушайте разумного человека, божий дар жизни в себе сохраняющего благодарно и трепетно.
      - Очень часто - за счет других, - буркнул Забелин, не отрывая взгляда от лежащего на ладони пульта.
      - Так у вас есть план? - спросил Каменцев, вынимая из кармана убитого матроса пистолет.
      - Еще какой! - с воодушевлением вскинул на него глаза Сенчук.
      И в ту же секунду трюм наполнился глухим, стремительно приближающимся гулом десятков матросских башмаков, и Прозоров, подняв пистолет, открыл беспорядочный огонь в безудержно накатывающуюся на него лавину матросских роб, оглушенный яростным победным воем врага...
      В искаженных неукротимой ненавистью лицах этого решительного вала не было ни намека на замешательство или страх, и в дымном алеющем полумраке казалось, что на него устремлено полчище вырвавшихся из преисподней вурдалаков...
      И, запоздало соглашаясь с доводами старпома, он жал и жал на спуск, слыша попутное хлопанье "Макарова" в руках Каменцева, с удивлением постигая, что отчего-то молчит автомат Забелина, а когда раму пистолета заклинил край второй опустевшей обоймы, полетел навзничь, опрокинутый натиском толпы, и уже на полу, изворачиваясь под ударами ног и рук, увидел пальцы поверженного рядом с ним кавторанга, вдавливающие кнопку на пульте...
      И - полетел во тьму, ощутив напоследок взрыв, потрясший недра уже неразличимого трюма, застланного плавающей в глазах кровавой поволокой.
      АУТОДАФЕ
      Очнуться его заставила боль. Он сам стал болью - дребезжащей, вибрирующей, ломящей, острой, нудной, надсадной, и даже смутные первые мысли являлись частью этой боли-муки, выплеснувшейся словно бы в некое никуда из блаженного мрака забвения. А потом в эту боль плеснуло холодом воды, вылитой на него из ведра, и чей-то злорадный голос изрек:
      - И этот очухался...
      Разлепились глаза, хлынул свет, и в нем, золотисто и сирене-во дробящемся, возник долговязый матрос с озлобленным лицом.
      Отставив в сторону порожнее ведро, матрос ухватил Каменцева за волосы и резко приподнял, уместив спиной к лееру. Связанные за спиной онемевшие руки едва почувствовали холод упершейся в них металлической стойки.
      Невольно постанывая, Каменцев скосил глаза, увидев сидевших плечо к плечу рядом с ним Прозорова и Забелина - с изуродованными, вспухшими от побоев лицами в коросте застывшей крови.
      Издалека донеслись деловитые крики:
      - Еще минимум пять людей в трюм!
      - Вода сошла?
      - У пробоины еще по пояс! Пять людей, слышите, боцман!
      Сознание постепенно прояснялось. Взрыв, пробоина... Значит, все напрасно, значит...
      Превозмогая боль, встряхнул головой, оглядевшись наконец по сторонам. Он находился в юте, среди мелькания белых роб, безразлично снующих мимо него и избитых, связанных товарищей, а неподалеку, на шканцах, располагались Сенчук и Крохин.
      Вид старпома, мечтательно глядевшего в спокойное зеркало океанской шири, устланной золотом полуденного солнца, отличала столь безмятежная отрешенность от всего происходящего, будто он находился в прогулочной лодочке, дрейфовавшей на каком-нибудь пригородном озерце средней российской полосы. Ему не хватало лишь удилища и панамы.
      Вместо панамы на голове старпома красовалась фуражка с белым верхом и военно-морской кокардой. Одет он был, несмотря на жару, в просторную брезентовую робу, плотные темно-синие брюки и тяжелые ботинки на толстой подошве.
      Составлявший ему компанию Крохин, в отличие от старшего товарища, был, напротив, взъерошен, взволнован, на потном лице его проступили, неровно чередуясь, красные и белые пятна, выдающие немалое смятение чувств и чудовищное напряжение вегетативной нервной системы.
      - Привет, доктор, - констатировал Сенчук, равнодушно подмигнув Каменцеву. - Рад, что пришли в себя, а то мне померещилось, что вы отбыли, несмотря на мое заступничество, в светлые райские дали... Извините, что не приглашаю присесть рядом. Хотя в теории бы и мог... Вообще-то, - поведал, - на шканцах боевых кораблей нежат задницы лишь капитан и флагман. Но поскольку в случае кончины капитана его заменяет старпом, он же - ваш покорный слуга, не очень-то возвеличивающий над бытом разные там высокопарные формальности,.. Но, увы, сейчас у вас не тот статус, и меня превратно поймут.
      - Выходит, вы все-таки... - промямлил Каменцев разбитыми губами, но закончить обличительную фразу ему не удалось: раздалась гортанная команда на арабском, видимо, языке, кучковавшиеся на юте матросы мигом рассыпались, образуя строй, и тут же под крылом кормового мостика появились Ассафар и второй помощник.
      Сенчук с появлением начальства с места не двинулся, более того - удержал судорожно привставшего со шканцев Крохина, не без опаски озиравшего возникшую поодаль грозную матросскую шеренгу.
      Почтения к официальному построению не выказали и хозяева пришвартовавшейся яхты, сидевшие на низких складных стульчиках у платформы шпиля - с банками пива в руках и с дымящимися сигарами.
      У ног толстяка с физиономией киношного гангстера стоял пластиковый кейс-холодильник, содержавший, вероятно, прохладительный алкогольный напиток.
      Каменцев посмотрел на Ассафара. Лицо его, с заострившимися чеканно чертами, светилось угрюмой решимостью, сузились пылающие яростью глаза, нервно кривился тонкий бескровный рот.
      Оглядев орлиным взором строй, араб отрывисто произнес:
      - Братья! Вы уже знаете, что среди нас есть враги! И вот для них наступила минута расплаты! Среди нас не должно быть никакой нечисти! - Он замолчал, обернувшись на шум раздавшихся за спиной шагов: со шкафута, в сопровождении двух вооруженных автоматами охранников, брел Филиппов съежившийся, с сиреневым лицом мертвеца, только вытащенного из холодильной камеры. Кисти его рук перехватывала удавка из прочного капронового каната.
      Глаза пленника бессмысленно пялились на настил палубы, по которому он ступал дергающейся неверной походкой паралитика. Его охранники, напротив, озлобленно и яро крутили головами по сторонам, выразительно потрясая оружием.
      - Туда его! - махнул рукой араб, и арестанта подвели к огораживающим корму леерам, под алюминиевый шест флагштока.
      Филиппов тут же опустился на колени и замер с понуро опущенной головой.
      "А он-то чем отличился? - мелькнуло у Каменцева. - Значит, тоже пытался пойти поперек..."
      Араб, презрительно покосившись на Филиппова, перевел взгляд на сидевшую с независимым видом на шканцах парочку. Дернул щекой в саркастической ухмылке. Вежливо, на выдохе произнес:
      - Вам, господа, придется тоже присоединиться к этим... - указал на томящихся под стволами узников.
      - А как же наш договор, господин Ассафар? - поднимаясь, вопросил Сенчук. - Неужели я подло обманут?
      - Я пришел к мысли, что довериться вам - слишком большой и неоправданный риск, - небрежно объяснил араб.
      - Минуту! Сейчас вы совершаете непоправимую ошибку! - Сенчук торопливо, бочком, засеменил к хозяину экспедиции.
      Вслед за ним, отставив под катушку лебедки недопитое пиво, поспешил, дыша в затылок старпома, прибывший на яхте толстяк, выдав этаким проявлением бдительности свою безусловную заинтересованность и причастность к происходящим событиям.
      - Назад! - ткнув подошедшего к боссу Сенчука в грудь стволом автомата, выкрикнул Еременко.
      Дрогнул, колыхнувшись, и строй матросов, но, повинуясь жесту араба, остался на месте.
      Каменцев потерянно всмотрелся в лица стоявших на юте людей. Пустые мрачные глаза были везде.
      - Так вот я хочу разъяснить вам вашу ошибочку, господин хороший, - не принимая во внимание настырные тычки автоматного дула, обратился Сенчук к арабу. - Она состоит в том...
      - Назад, мразь! - уже в голос заорал второй помощник, а жирная ручища хозяина яхты упреждающе легла на плечо старпома.
      - Она состоит в том, что вы не подумали о контрразведывательном обеспечении своей дури, - спокойно продолжил Сенчук. - А ты чего с ружьем, друг? - обратился он ко второму помощнику. - Здесь, между прочим, лето, а летом охотиться нельзя!
      Терпение второго помощника иссякло, и он нажал на спуск.
      Раздался тихий сухой щелчок.
      Помощник, растерянно уставившись на автомат, вновь передернул затвор, снова дернул крючок, и в этот момент пудовый башмак старпома, как чугунное ядро, погрузился в его промежность.
      У помощника закатились под лоб глаза.
      В следующее мгновение, не сопроводив ни малейшим вниманием падение извивающегося от боли тела у его ног, Сенчук отпихнул стоящего за его спиной толстяка и коротко въехал мечом плотно сложенных пальцев в солнечное сплетение охнувшего араба. После - круто развернулся к толпе двинувшихся на него матросов, в чьем арьергарде шли, наставив на него стволы, охранники Филиппова, спешившие на помощь боссу и оставившие без присмотра своего, впрочем, беспомощного пленника.
      Охранники столь же растерянно и глупо, как выведенный из строя помощник капитана, без толку щелкали спусковыми крючками.
      Из-под просторной робы старпома, в свою очередь, внезапно вынырнул "Калашников" со складным прикладом. Щелк! - примкнулись к оружию сдвоенные лентой рожки и лязгнул затвор.
      Раздался выстрел, подобный удару хлыстом. Передние ряды атакующих отпрянули и замерли, подобравшись, оставив на рубеже несостоявшейся рукопашной атаки убитого наповал боцмана.
      - Хорошая штука "Калашников", да? - спросил Сенчук Крохина, многозначительно указывая ему в сторону Каменцева и связанных офицеров. Верная, как супруга арабского шейха! Жми на спуск и радуйся жизни! - Он выдержал паузу, а затем, угрожающе тряхнув стволом в сторону матросов и побросавших бесполезное оружие охранников, взревел: - Всем лечь! - И - для пущей убедительности, вероятно, - бестрепетно прошелся длинной очередью по скоплению белых роб, тут же окрасившихся кровью.
      Вой ужаса и боли повис над ютом. Палубу устлали тела - живых и покойников.
      Рывком приподняв согбенное тело задыхающегося араба, Сенчук поставил его на колени, достал неуловимым движением из-под полы широкий кинжал, косо вдавив лезвие в шею противника. Сокрушенно поделился как бы с самим собой:
      - Сегодня, кстати, понедельник. Тяжело начинается неделя!
      Араб, обретший подобие дыхания, прохрипел, улыбаясь зловеще и криво:
      - Все равно мы добьемся своего... Вас ничто не спасет... Нас много...
      - Вова, люки задраены? - спросил старпом Крохина, лихорадочно перерезавшего путы на руках Каменцева.
      Тот угрюмо кивнул.
      Дотянувшись левой рукой до запорного рычага клепаной металлической дверцы, закрывавшей запасной вход в трюм, Сенчук, не отрывая взгляда от лежавших ничком на юте тел, воздел его вверх. В этот момент несколько матросов нерешительно принялись подниматься, исподлобья глядя на старпома источающими затравленную ненависть взорами.
      Сенчук плотнее уместил клинок на шее араба. Произнес строго:
      - Дай своим псам команду "Лежать!", гнида, иначе будешь улыбаться горлом.
      - Вы украли часть моей души... - прошептал тот. - Как же я ненавижу...
      - Давай команду!
      Матросы с окаменевшими лицами, словно сомнамбулы, двинулись в сторону своего плененного повелителя.
      - Стойте! - просипел Ассафар. - Назад!
      - Лечь на живот! - добавил старпом. Матросы повиновались.
      - Итак, господин Ассафар, мы находимся в паритетных условиях, - сказал Сенчук. - Мы сохраняем жизнь вам, а ваши псы облизывают слюну с клыков. Мы также дарим вам замечательный "Скрябин". А сами уходим на яхте... Подходящие условия?
      В следующую секунду возмущенно заходила ходуном запертая им стальная дверь под ударами многочисленных кулаков.
      - Вова, - ровным голосом приказал старпом Крохину, - дай Ивану Васильевичу пистолетик, мне нравится, как наш друг умеет стрелять. Надеюсь, приобретенные увечья не повлияют на его испытанный практикой талант. И свяжи-ка этого снайпера, - указал на содрогающееся в муках тело второго помощника.
      - У него, по-моему, уже не будет детей, - предположил Крохин без тени сочувствия.
      - Может, это и к лучшему, - отозвался Сенчук, не отнимая кинжал от шеи араба. Затем, порывшись свободной рукой в кармане кителя, извлек короткий узкий напильник. Отшвырнув слесарный инструмент в сторону, пояснил подошедшему к нему Прозорову: - Вот, кстати, почему молчат орудия врага...
      - Потому не сработал и его автомат? - Тот кивнул на Каменцева, принимая из рук Крохина оружие и косясь заплывшим глазом на содрогающуюся от яростного напора дверь.
      - Того и гляди, они вышибут своими пустыми башками настил, - озабоченно заметил Сенчук, глядя, как Прозоров посылает патрон в ствол пистолета. - Ну, убедились в упертости этих чертей? Спасибо вам, что с помощью божьей загнали эту бешеную свору в трюм. На ремонтные работы. А ведь зря вы грешили на добропорядочного Георгия Романовича. Кстати, пропал ваш "узи", Иван... А жаль, хорошая была стрелялка. И название правильное, вполне медицинское. То есть конкретно связанное с диагностикой потрохов. Итак, ребятки... - Отстегнув карабин-чик, он выдернул из-под робы автомат и передал его Крохину. - Несите службу исправно, следите за этой шпаной в оба... - Выразительно кивнул на толстяка и тощего типа, боязливо жавшихся на стульчиках возле своего пивного холодильника. - А я отлучусь. Скоро буду.
      - Но вы смотрите, Георгий Романович, осторожнее... - пробормотал, преданно глядя на своего нынешнего наставника, бывший поэт.
      Усмехнувшись в ответ, старпом отправился в сторону шкафута. Прозоров осмотрел недвижные тела, заполонившие пространство юта.
      Филиппов, находящийся в ступоре, застывшей колодой высился на фоне перечеркнутой леерами океанской глади.
      - Развяжи его, - кивнул Забелину Прозоров. Вскоре на юте вновь появился Сенчук, державший в руке запыленный, в паутине чемодан, обладавший, судя по всему, изрядным весом.
      - Любопытная вещица, - проговорил Прозоров, с подозрением щуря заплывшие в лиловых лепешках глаза на его кожаные потрескавшиеся бока.
      - Этот багаж... - любовно провел старпом по торцу чемодана, - давно мечтал позагорать под теплым солнышком... И вот наконец его время настало. Опустив груз на палубу, он подошел к холодильнику-кейсу и вытащил из него банку пива. Бросил ее Крохину, тут же жадно приникшему к запотевшей жестянке.
      Когда Сенчук полез в кейс за следующей банкой, то вдруг смиренно сидевший на стульчике напарник толстяка подскочил с места и в руке его мелькнуло лезвие ножа.
      Почуяв опасное движение над своей головой, старпом неловко повернулся, подставив противнику бок; замешкавшийся Прозоров, вскидывая пистолет, тут же с мгновенной и отчетливой досадой уяснил, что категорически не успевает с выстрелом, но неожиданно и слепо бухнул автомат Крохина, и нападавший, отброшенный пулей, повалился навзничь, взбрыкнув ободранными коленями.
      Владимир, раскрыв рот, вперился съехавшими к переносице глазами во вьющийся из дула дымок.
      - Ого! - воскликнул Сенчук, озаряясь нервной ухмылкой. - А ну-ка, еще одно пиво смельчаку Вове!
      Крохин с ужасом наблюдал за агонией слабо дергавшегося тела.
      - Не переживай, дружок, - утешил его старпом. - Этот парень умер естественной смертью бандита. От пули. Лучше выпей за его пропащую душу, да пощадят ее, грешную, все святители и последующие инстанции...
      - Мы будем хлестать пиво или... что-то делать? - раздраженно осведомился Забелин.
      Поглядев на дверь, содрогающуюся от усилий запертых в трюме пленников, Сенчук, протянув руку в сторону Прозорова, задумчиво произнес:
      - Ну-ка, дай-ка сюда пистолет...
      - Зачем?
      - Давай, говорю!
      Тот, недоуменно хмыкнув, протянул старпому "Макаров". Отступив в сторону от Прозорова, Сенчук, неторопливо прицелившись, выстрелил в охнувшего изумленно толстяка, повалившегося на кейс с пивом.
      - Ты что делаешь?! - вскричал Забелин, но тут же осекся, наткнувшись на ледяной взгляд Сенчука, шустро направившего оружие в его сторону.
      - Живой собственник яхты нам нужен как хрен на ужин, - изрек старпом. Посему я просто завершил приборку. А теперь нам пора разобраться в своем высшем обществе. - Он отступил в сторону. Указал Крохину на чемодан. - Спускай, Вова, этот груз на яхту. Она мне сразу приглянулась. Надеюсь, ты тоже не разочаруешься в ней.
      - Я что-то не понял... - болезненно сморщился, глядя на Сенчука, Забелин. - Вы куда-то торопитесь?
      - А я все объясню, - вкрадчиво продолжил старпом. Обернувшись на нескольких приподнявшихся на локтях матросов, рявкнул: - Лежать, суки! И слушать сюда! Господин Ассафар проводит нас до трапа. Шалить не надо, вы на линии огня! Кто пошевелится, не возрадуется. В первую очередь - ваш босс! - И двинулся спиной к леерам.
      Вслед за ним потянулись и остальные.
      - Дело в том, - негромко пояснял старпом, волоча за ворот араба, - что наш боевой коллектив вынужденно разделяется. Я и Вова отчаливаем на яхте. Парень мне определенно подходит. К тому же, как говорил мой бывший шеф, чекисту нужны не только холодная голова, горячее сердце и прочая анатомия, но и прислуга. Научу его управляться с парусами и дизелем, и через годик, на худой конец, если не станет яхтсменом, то уж заправским шкипером - точно!
      - А мы? - растерянно проговорил Прозоров, прикладывая холодную пивную банку к фиолетовой вздутости под щелкой глаза.
      - Хороший вопрос, - вдумчиво ответил Сенчук, с усмешкой глядя в его разбитое лицо. - Отвечаю. Вы, - обернулся к Забелину и Каменцеву, - дуйте к кран-балкам и спускайте дежурную шлюпку. Там ваши документы, компас, вода со жратвой и карта... Я даже звезды вам на ней нарисовал... Мало ли что! Бензина для движка - в обрез, но в случае чего до островов дотянете на веслах, по прогнозу еще три дня будет штиль. Родная мать бы так о вас не позаботилась, как Георгий Романович! Хотя на доброе слово от вас даже и не рассчитываю! обреченно махнул рукой.
      - Наша компания, значит, вас не устраивает? - уточнил Забелин.
      - Почему? Мое сердце разрывается от того, что я покидаю столь почтенное общество господ офицеров и авантюристов! - приложил руку к груди старпом. - Но я трезво смотрю на наши совместные перспективы, и они мне не по душе. Увы! Примем со смирением неизбежность разлуки.
      - Не ожидал от вас такого сальто-мортале, - произнес кав-торанг.
      - На войне, - поведал Сенчук, - одни ценности: это взаимовыручка, честь и порядочность. А в мирной жизни, к сожалению, прямо противоположные. Кроме того, мне не по пути и с вами, и с этой кодлой, в которой меня временно прописали. Я - вольный разбойник, хотя всю жизнь был в личине холопа-опричника. Однако теперь хочу дожить все мне положенное по собственному разумению, радуясь божьему миру, в котором мне столько пришлось нагрешить. Уточню: вне коллектива и бухгалтерии. Это только слабаки думают, что жить в обществе и быть свободным от бухгалтерии нельзя. Устал я от разного рода коллективов. Мышление коллективов, да и труды их, всегда угловаты, как хрущевские пятиэтажки, а божьи - приятно округлы... Вообще, все, что от Него, - хорошо, вечно и - бесплатно. А вот все, что от рода людского...
      - И вы еще рассуждаете о боге?! - сжимая кулаки, воскликнул Забелин.
      - Да, - кивнул Сенчук. - Эта гипотеза, от которой я, вероятно, в дальнейшем серьезно пострадаю, представляется мне, несмотря ни на что, наиболее перспективной.
      - По-моему, я понимаю, откуда взялся этот чемодан, - напряженным голосом произнес Прозоров.
      - О, если бы кто знал его доподлинную историю! - с чувством произнес Сенчук. - Но похоже, она прояснится в подробностях только на Страшном суде. Озабоченно надув щеки, он посмотрел на часы. - Итак, настала пора прощальных рукопожатий. Вновь огорчен: их придется избежать. А то вдруг кому-то взбредет вывернуть кисть старому доброму простофиле... К сожалению, люди, как убеждаюсь, куда опаснее любых ядерных материалов. Да, советую поторопиться... - Он с силой пнул Ассафара башмаком под дых, наступил на обмякшее тело, а затем пальцем поманил к себе Каменцева. Прошептал ему на ухо: - Напоследок, как человек благодарный и не любящий оставаться в долгу, я устроил ответный сюрприз нашему другу арабу... Сюрприз приводится в действие обычным кипятильником, и когда вода превратится в пар...
      - Как?.. - Тот оторопело взглянул на содрогавшуюся от яростного напора дверь.
      - Ты хочешь отпустить на волю этих придурков? - устало покачал головой Сенчук. - Что же... Иди открывай запор, они тебя вмиг вздернут под ребро на гаке! Или насадят задницей на гюйсшток, как свадебную куклу на капот! Впрочем, хватит вести беседы. Вова! - Требовательно зыркнул на Крохина. - Самая пора отдать швартовы! Бери чемодан - и меняй борт!
      Крохин, несмотря на тяжесть груза, буквально растворился в пространстве вместе с командой, которую отдал ему новый начальник.
      - Моя песенка спета. Извольте выплатить гонорар! - Сенчук в прощальном полупоклоне приподнял над головой фуражку. - Гонорар будет скромен: от вас требуется всего лишь молчание, господа! Молчание о персоне, сохранившей то, что от вас осталось. - И, двигаясь боком вдоль лееров, с нацеленным на Прозорова пистолетом, добавил: - Советую вам в различных инстанциях рассказать легенду о страстном поцелуе борта с заплутавшим айсбергом. Или что-нибудь в этом роде. Поскольку в любой правде мало кто заинтересован. А у араба, подозреваю, есть много дурных приятелей... Не удивлюсь в этой связи, если вскоре заполыхают министерско-морфлотовские архивы. О, а вот и ваша лодчонка спущена... И если, донеслось уже из-за планширя, - в ближайшие полчаса вы не преодолеете тройку-четверку кабельтовых, я не смогу поручиться за встречу вами счастливого Нового года!
      АССАФАР
      Ассафар с яростью смотрел на скрывавшуюся вдалеке яхту. Оснащенная мощным подвесным движком шлюпка тоже бойко уходила от "Скрябина".
      Кто-то осторожно тронул его за плечо. Он увидел искривленное от боли лицо Еременко. Второй помощник стоял на подгибающихся ногах, судорожно прижимая скрещенные ладони к паху.
      - Мы разгадали их фокус, - с натугой прохрипел он. - Этот... Сенчук оставил в трюме бомбу. Еще несколько минут, и она бы рванула... Я так и знал! Хитрая, скользкая гадина...
      - Где Кальянраман? - спросил Ассафар затравленно.
      - Он готовит батисферу, правда, эти уроды повредили один из основных тросов...
      - Плевать! Это нас уже не остановит! - сказал Ассафар. - Судно далеко отнесло от подлодки?
      - Нет, дрейф контролирует компьютер, сбивов нет, сейчас штиль... Через три часа мы уже сможем начинать... - Внезапно, поднявшись на цыпочках, он замер, вглядываясь в безоблачное небо.
      В синеве появилась, снижаясь над плоскостью океана, серебристая точка.
      Ассафар как завороженный уставился на нее.
      С каждой секундой точка укрупнялась в размерах, словно раздвигая изнутри саму себя.
      - Самолет? - неуверенно спросил неизвестно кого Еременко. И в следующий момент сдавленно охнул, оторопев.
      И тут же страшная, ослепляющая мысль огненным ежом разорвалась в мозгу Ассафара: "Что-о? Неужели... Неужели меня предали старшие? Неужели их приказ был..."
      Ракета летела прямо в глаза. Неотвратимо и страшно. Она была похожа на яростно устремленную к добыче матерую акулу, и причудливый зигзаг тени, отбрасываемый солнечной водой на ее подбрюшье, действительно был похож на какой-то жуткий глубокий оскал.
      Дальнейшие действия диктовались уже подсознанием, опаленным горячкой страха.
      Он закрылтлаза и присел, невольно обхватив голову руками, и сжался, дрожа.
      Горячая властная волна, которую он так боялся, нежно и невесомо подхватила его и стала вечностью, его поглотившей.
      Эпилог
      С тугим ревом разверзшейся штилевой воды ядерная субмарина с белой звездой выплыла под слепящее солнце ясного тропического дня.
      Тяжелый округленный нос на миг вздыбился и тут же пропал в кружевной пене, выпятив над разбегающейся рябью волн скользкие, плавно сбегающие в глубину обрезиненные бока.
      Китообразная туша, омываемая прозрачной водой, утвердилась, покачиваясь, на поверхности в благолепной тишине, через считанные мгновения нарушенной глухим звяком раздраиваемых люков.
      Вышедший на палубу вахтенный офицер в белоснежной робе, с чепчиком, с завернутыми кверху бортами, оглядев расстилавшееся вокруг пространство, крикнул в зев отсека: