XX

— Каковы результаты допроса?

— У него полная блокада. Если копнуть хоть немного глубже, мозги превратятся в кисель. Не хотели рисковать, особенно учитывая, что с ним явно поработали военные. Поэтому мы его отпустили под предлогом того, что лечение завершено. И еще: конфиденциальное сообщение о результатах детоксификации направлено в Министерство обороны.

— О результатах детоксификации? — переспросила директор.

— Мы не смогли распознать препарат, использованный Уэйлером. Образец крови был взят, как только он попал к нам, но все равно остался только какой-то бульон из молекул. Мы предполагаем, что имеем дело с недолговечным синтетическим вирусом, временно парализующим нервную систему.

— Как может существовать синтетический вирус временного действия? Тем более — не смертельный?

— Понятия не имею, провалиться мне на этом месте. — Начальник исследовательской группы покачал головой.

Директор повернулась на своем вращающемся стуле.

— Мы бы за такое оружие отдали дюжину агентов, а Уэйлер пользуется им без малейшего промедления. Отсюда следуют три вещи. Во-первых, они не боятся раскрыть его наличие. Во-вторых, переговоры по торговле — или чем там на самом деле занимается Уэйлер — для Аккорда более чем важны. А в-третьих — Минобороны не понимает, с чем мы столкнулись. — Она фыркнула. — А адмирал Ку-Смайт думает, что мы можем выиграть войну против Аккорда.

Начальник исследовательской группы кивнул и добавил:

— Есть еще одно обстоятельство. Их агент — его данные совпадают с данными Иделя, но кто может знать, — говорит, что попал в Уэйлера из станнера. Не критично, но достаточно, чтобы у того омертвела кисть руки и, возможно, часть предплечья.

— И?..

— У Иделя был военный станнер, настроенный на мощность, близкую к смертельной. А Уэйлер после попадания сбил его с ног, вероятно — оглушил, а потом еще позвонил Сильвии, не выдавая никакого дискомфорта.

— Его способность преодолевать боль развита до невероятного уровня. Или наши станнеры на него просто не действуют...

— Это единственные два объяснения, которые я смог придумать. У вас есть еще какое-нибудь?

— Идель мог промахнуться.

— Когда в последний раз спецагент Минобороны полностью промахивался по цели, движущейся прямо на него?

Директор покачала головой. Если бы только Министерство обороны поняло ситуацию!.. Впрочем, с таким же успехом можно было желать, чтобы землеройка перестала рыть землю.

XXI

Помещения Имперского Сената занимали отдельную башню. За сенатором Хельмсуортом числилась половина 203-го уровня.

Когда Натаниэль вышел из лифта, до назначенного времени оставалось еще пятнадцать минут. Изучив план этажа, он понял, что находится всего в пятидесяти метрах от кабинета Корвин-Сматерс.

Молодой человек, сидевший в приемной за конторкой с надписью «сотрудник Комитета по внешним сношениям», радостно его приветствовал:

— Лорд Уэйлер! Как хорошо! Мисс Корвин-Сматерс сейчас занята, но скоро освободится. Знаете, очень приятно встретиться с таким человеком, как вы. Наверно, здорово происходить из-за пределов Империи, с отдаленной планеты вроде Аккорда, и работать посланником по торговым делам. — Он мило улыбнулся.

— Хватит, Чарльз, — прервала его темноволосая женщина, появившаяся на пороге боковой двери, — а то ты выудишь из лорда Уэйлера все секреты его успеха, уйдешь на повышение, и кем я тогда тебя заменю?

Эколитарий решил приветствовать ее прикосновением пальца — он видел этот жест в городе и счел, что он употребляется между равными.

— Это мне следует оказывать вам такой знак почета, — заметила женщина, — однако я ценю лесть.

— Я лишь отдаю вам должное, — сказал Натаниэль, чуть не покраснев от сделанной ошибки.

Она пригласила его пройти в другую боковую дверь и пропустила вперед. Исходя из того, что успел эколитарий узнать об обычаях имперских бюрократов, кабинет можно было счесть скромным, хотя площади он занимал ненамного меньше, чем его собственный.

Тон здесь задавали сдержанные коричневые оттенки, кое-где тронутые контрастными яркими мазками. Пульт, кресла и переговорный стол отличались четкими линиями в стиле функционализма сорокового столетия, однако их темный цвет, напоминавший мореное дерево лоркин, выдавал принадлежность к более позднему периоду.

Натаниэль выбрал кресло без откидывающейся спинки, предпочтя его другим, более мягким и якобы комфортабельным, но сел не сразу, а сперва несколько мгновений рассматривал Кортни. Судя по ее осанке, женщина ждала его.

— Благодарю вас за любезность принять меня в столь краткие строки и за понимание специфической ситуации.

— Специфической?

— Специфической для нас. Это первые за семьдесят лет торговые переговоры с Империей и лишь вторые — за более чем четыре столетия. Конечно же, я забываю, что в самой Империи подобное происходит каждодневно.

— Отнюдь нет; тем более — со столь, скажем так, авторитетной внешней системой, как Аккорд.

— Вы переоцениваете наш престиж, — возразил эколитарий.

— Не думаю. То, что система, обычно держащая здесь лишь трех своих граждан, присылает для ведения переговоров такого высококвалифицированного специалиста, большая честь для нас. Факт же, что вы решили вступить в контакт с одним из наиболее заинтересованных в этом деле сенаторов, показывает, что вы держите руку на пульсе событий.

— Мы лишь пытаемся нанести на карту все существующие орбиты.

Вместо ответа Кортни улыбнулась. По кабинету разлилась тишина.

— Я полагаю, вы имели веские причины, чтобы просить меня о встрече.

— Увы, — заговорил Натаниэль, — не являюсь речистым очарователем, подобно большинству посланников. Не умею, говоря все, ничего при этом не сказать.

— Хорошее начало.

Он пожал плечами.

— Желания Аккорда ясны и были ясны сразу. Посему непонятно: отчего никто не хочет вести переговоры? Вопрос в тарифах? В торговой политике? В общем балансе? Не знаю.

— Речь идет о видимости или о реальности? О политике или о торговле?

— Не осведомлен о вашей политике. Не живя в Нью-Августе, откуда мог знать? И почему фокус внимания Империи — на бедном Аккорде? После семидесяти лет тишины — вдруг недовольны условиями договора именно с нами, а не с Эврикой, не с Фуарданским Конгломератом, не с Халстоном, не с другими независимыми государствами. Что до экономики — производим немного микрокомпонентов на экспорт, но как могли вызвать такую суматоху — не понимаю.

— В действительности, лорд Уэйлер, иметь дело с Империей не так сложно.

— О том можете спросить бывшего посланника с Хаверзоля. Переговоры его кончились без успеха, и прецедент сей Аккорд беспокоит.

— Если вы обеспокоены, почему тогда Аккорд не хочет просто принять сделанные Империей предложения?

— Сколь помню, любезная леди, Империя ничего не предлагала. Ничего, кроме лишь заявления, что нынешние условия неудовлетворительны весьма. Для нас тоже, потому прибыл.

— Это ставит меня в тупик. Вы — полноправный посланник. Сначала приглашаете на обед одну из моих подчиненных, потом просите о встрече со мной прежде начала собственно переговоров. Почему не с сенатором? Почему не с членами правительства?

— Просил о встрече с сенатором, однако сказали, что возможность появится лишь через какое-то время. Какого-то времени нет ни у кого, знают или нет. Имел также некоторые контакты в правительстве — пока что бесполезно.

— Почему вы здесь? Почему — на самом деле?

— Чтобы повидать вас. — Она была так настойчива, что Натаниэль не мог не ответить честно.

— Лорд Уэйлер, хотя я ценю лесть, вы так и не сказали мне, чего хотите, почему этого хотите и почему я должна вам помочь, если вам действительно нужна помощь.

Ее резкий тон застал эколитария врасплох. Он оценивающим взглядом посмотрел на женщину.

Темные глаза, скрытые под тяжелыми черными бровями и ресницами, господствовали над гладким белым лицом и бледными губами. Тугая кожа, тонкие морщинки, лучиками разбегавшиеся от век, — все это подчеркивало внутреннюю силу. В черных волосах, остриженных куда выше стандартного воротника, блестели серебряные нити. Обычные лечебно-косметические процедуры позволяли любому желающему, вне зависимости от возраста, восстановить изначальный цвет волос. Значит, Кортни либо не придавала этому значения, либо не имела достаточно свободного времени.

— Как вы знаете, — продолжил Натаниэль, — Хаверзоль отказался от имперских предложений, и результат всем известен. Мы желаем вести переговоры — в рамках разумного, естественно. Правительство Империи заявляет о том же самом, а на деле лишь строит военные флоты. Хотя дипломатия — не самая сильная сторона Аккорда, надеемся ею воспользоваться, даже если некоторые члены Палаты Уполномоченных против. Рассудили, что сенатор Хельмсуорт может сыграть важную роль, создать импульс. Вы же — главный помощник сенатора.

Он сделал паузу, чтобы дождаться ответа.

— Лорд Уэйлер, совершенно ясно одно: вы бежите наперегонки со временем. Почему?

— Любезная леди, вероятно, я по-прежнему вас недооцениваю. Вы ничего не сказали, ничего не сделали, а требуете всего.

— Вы говорите мне незаслуженные комплименты.

— Вполне заслуженные.

— Возможно также, — продолжила она, — я вела себя с вами недостаточно учтиво, однако при поверхностном взгляде не были заметны никакие проблемы, а вы, я надеюсь, понимаете, что в последнее время, особенно учитывая вопросы, связанные с Партанианской туманностью, изменения в пошлинах на стоимость и новые налоговые инициативы, работа у нас идет несколько лихорадочно.

— Понимаю. Но многое скрыто под поверхностью. И все стараются избегать того, что там находится.

— Что именно вы имеете в виду? — На лбу у Кортни появились вертикальные складки морщин.

— Едва ли Империя хочет повторения экологической войны. Война приведет к гибели Аккорда, однако и сама Империя в нынешнем виде, как показывает история, не переживет второго подобного конфликта. Я ни к чему не призываю, только указываю, чем чревата неудача в достижении компромисса.

— Что вы предлагаете?

Вместо ответа Натаниэль протянул ей одну из своих папок. Кортни просмотрела бумаги и отложила их в сторону.

— На первый взгляд выглядит довольно великодушно. Значит, в них есть что-то недоступное глазу.

— В настоящее время мы можем пойти на уступки; через два года, когда в должность вступят новые уполномоченные, избираемые на годовой срок, сделать это будет значительно сложнее. С экономической точки зрения разница невелика, но... — Обрывок фразы повис в воздухе.

— Вы предполагаете, что после следующих выборов политическая ситуация на Аккорде изменится к худшему с имперской точки зрения... Какова вероятность этого?

— Очевидно, что предсказывать результаты любых выборов более чем за год до них значит лишь строить догадки, но в последнее время радикальные ортодоксисты вновь усиливаются. Если более умеренная партия нормистов не сумеет добиться урегулирования торговых вопросов, популярность оппозиции возрастет еще больше.

— Вы не находите, что оказываете неприкрытое давление на нас?

Натаниэль кашлянул.

— Мисс Корвин-Сматерс, несомненно, что подходим к переговорам с совершенно разных позиций. Для вас торговля с мелкими системами — не самое главное. Рассматриваете Аккорд как планету пятого сорта, не имеющую никакого права спорить со всемогущей Империей и лишенную реального оборонного потенциала.

В первый раз за весь разговор Кортни подалась вперед, как делают, будучи заинтересованными.

— Позвольте уверить вас, мадам, что хотя Аккорд более всех желает избежать использования военных средств, как экологических, так и неэкологических, и как этичных, так и неэтичных, мы имеем возможность не позволить Империи вновь сделать нас своей колонией. Нас не запугать, и, будучи приперты к стенке, мы не помедлим с ударом. Империя однажды уже совершила подобную ошибку. Я искренне надеюсь ради нашего и вашего блага, что она не повторится. Мы предпочитаем вести переговоры и будем их вести, если вы проявите аналогичное желание. — Он указал на лежащую на столе папку. — Так выглядят факты с точки зрения Аккорда. Если Империя не согласна, то, я уверен, вы и сенатор дадите нам знать.

В конце Натаниэль придал своему тону почти военную жесткость.

— Аккорду повезло, что у него есть вы, лорд Уэйлер, — холодно улыбнулась Кортни. — Желаю вам удачи во всех контактах. Полагаю, с остальными вы будете столь же откровенны. Каковы ваши дальнейшие планы?

— Свяжусь с Министерством коммерции. Потом — с Министерством внешних сношений.

— Очевидно, вы будете встречаться с Марселлой Ку-Смайт. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Прежде чем уйду, — сказал Натаниэль уже куда мягче, — хочу спросить: нет ли у вас или ваших подчиненных каких-нибудь предложений, которые Аккорд мог бы обдумать?

— Видите ли, вопрос зависит не от нас. Мисс Ку-Смайт может поддержать ваши условия, а Министерство коммерции одобрит ее рекомендации.

— Я предпочел бы непредвзятую оценку с вашей стороны, — ответил эколитарий. — В данный момент мы не полагаем, что кого-либо следует исключить, поскольку при наличии консенсуса договор вызовет меньше возражений. Например, если бы мы не стали вступать в контакт с вами и сенатором, вы вполне могли бы предложить проведение тщательного исследования вопроса и продолжительных слушаний, что полностью заблокировало бы подписание любого соглашения. А затягивание дела не пошло бы на пользу никому, кроме Федеративной Гегемонии, Халстона или Фуардов. Благосклонные же рекомендации поспособствовали бы урегулированию вопроса.

— Подождите минуту, — попросила она, взяла со стола папку и встала.

Стоило Кортни выйти из кабинета, как Натаниэль позволил станнеру скользнуть из широкого рукава к левому запястью. Мисс Корвин-Сматерс нужно было поговорить с представителями имперской разведки или «Норам микроникс», или и с теми, и с другими.

Сев так, чтобы видеть краем глаза вход, он подробно осмотрел все помещение — от циферблата «вечных» часов до натуральной кожаной обшивки на сиденьях кресел и стола из настоящего дерева. Кроме того, эколитарий позволил себе слегка наклониться вперед и запомнить два номера частной линии связи, выведенной на пульт.

Снова перед ним выстраивалась пирамида вопросов... а за ними маячило что-то очень понятное, настолько очевидное, что он его не замечал, настолько знакомое, что он не видел леса за деревьями.

Дело не в оборудовании кабинета. И не в самой Кортни Корвин-Сматерс, воплощении заносчивости.

Кортни отсутствовала пятнадцать стандартных минут. К концу пятнадцатой Натаниэль уж собирался уйти.

Когда она вернулась, на губах у нее играла улыбка.

— Мне удалось пробиться к сенатору. В общих чертах ваши предложения — если предполагать, что факты таковы, как нам представляется, — вероятно, будут приемлемы для него и для Комитета по внешним сношениям в качестве отправной точки. Детали еще проработают наши сотрудники, но к завтрашнему дню я должна все знать точнее. Сможете мне перезвонить?

— Никаких проблем. Не возражаете, если я сообщу то же самое в Минкоммерции?

— С чего бы мне возражать? Когда речь заходит о Минкоммерции, мы скромно и невинно стоим на обочине.

Натаниэль встал и слегка поклонился.

— Ценю вашу искренность и желание трудиться ради достижения взаимоприемлемой договоренности.

— Лорд Уэйлер, вы были весьма откровенны и весьма любезны в очень нелегких, как я знаю, обстоятельствах. Отношения внутри различных бюро и министерств, а тем более — между ними, могут быть чрезвычайно сложны и обманчивы.

Уже во второй раз в ее фразе крылся двойной смысл.

— Я постепенно это понимаю, — со смехом ответил он и боком, чтобы не поворачиваться к Кортни спиной, двинулся к дверям. — Надеюсь, у нас вскоре будет возможность снова поговорить.

— Будем с нетерпением ждать вашего визита, лорд Уэйлер, — прозвенел секретарь Чарльз, едва не столкнувшийся с ним в приемной.

По какой-то причине эколитарию было неспокойно. Так же, как во время тренировочных прыжков или как когда он участвовал в полицейской операции в Трезении. Там ему однажды с трудом удалось не завести свой отряд в засаду.

Это Империя, сказал он себе. Империя.

Выйдя в коридор, Натаниэль стал по привычке рассматривать прохожих. По пути к лифтам ему повстречались всего несколько человек.

Перейдя в скоростную секцию, эколитарий со свистом рухнул на вестибюльный этаж, туда, где сходились тоннели. Спусковые шахты оставались одной из немногих вещей в Нью-Августе, пришедшихся ему по сердцу.

Внизу он решил не пользоваться подземкой — больно уж ее поезда напоминали десантные катера Института, — а принялся искать мигающие огоньки тоннельных такси.

Таксомоторная станция представляла собой тонкий образчик организованного хаоса. Пассажиры совали универсальные кредитные карточки в специальные прорези, после чего из ворот в почти случайном порядке появлялись машины. Как эта система работала, Натаниэль не понимал, но ведь работала все-таки! Правда, красочная и запутанная схема движения, висевшая на стене, играла скорее декоративную, чем функциональную роль.

Натаниэль вставил в щель автомата кредитку легатуры, ткнул пальцем в пункт назначения — помещения Министерства коммерции — и стал ждать.

Вскоре из ворот с номером три бесшумно выскользнул серебристый электромобиль и остановился прямо перед ним. За рулем сидела женщина с короткой стрижкой. Натаниэль втиснулся на заднее сиденье.

— В Минкоммерции?

— Да. Главная башня.

Машина нырнула в тоннель. Натаниэль смотрел женщине-шоферу в затылок. Голова ее сзади казалась квадратной (такая прическа), темно-коричневый воротник напоминал деталь униформы. Женщина была почти с него самого ростом, куда выше всех таксистов, до сих пор ему встречавшихся.

Что-то не так. Натаниэль уже не сомневался в этом. И это «что-то» было связано с нарастающим чувством, будто он проглядел некое обстоятельство, настолько фундаментальное, что все в Нью-Августе, и в том числе — он сам, принимают его за данность.

Пока такси летело мимо фресок на стенах тоннеля, эколитарий решил попробовать разложить все по полочкам.

И Марселла Ку-Смайт, и Кортни Корвин-Сматерс обладают намного большей властью, нежели можно судить по их должностному положению. С мнением Натаниэля как посланника все до какой-то степени считаются, но ничего особенного от него не ожидают.

Размышления прервал замигавший огонек.

— Приближаемся к пункту назначения. Пожалуйста, вставьте кредитную карточку в прорезь.

Натаниэль сделал как велено. Через несколько секунд автомат выплюнул кредитку обратно ему в ладонь, и он сунул ее в поясной кармашек. Машина резко остановилась.

Натаниэль, заранее к этому готовый, распахнул дверь и вышел прежде, чем понял — он находится не в вестибюле Министерства коммерции, а на площадке в тоннеле, в доброй сотне метров от ярко освещенного портала, куда въезжали другие электромобили. Площадку пересекали, полосы тени.

Он быстро обернулся, но женщина-шофер оказалась быстрей. Такси сорвалось с места с наполовину открытой дверцей и исчезло. Натаниэль остался стоять с «дипломатом» в руке.

Услышав негромкий скрип, он присел и развернулся вокруг своей оси. Чемоданчик упал на пол. Включились рефлексы, вколоченные годами тренировок. Бездумным движением Натаниэль отбил пинком ноги силовой нож, одной рукой перехватил противника чуть выше локтя, зажав особую точку, парализующую нервы, другой хлестнул по запястью. Оружие зазвенело по пластикаменным плитам.

Завершая прием, Натаниэль подсек неудавшемуся грабителю ноги, и тот рухнул. Только после этого эколитарий понял, что нападала на него женщина, хотя и почти не уступавшая ему ростом и мощью мускулатуры.

Нагнувшись, он сорвал с нее поясную сумочку. Потом еще раз сбил с ног — она пыталась встать — и принялся исследовать содержимое трофея.

Миниатюрный ножик, портативный станнер, несколько разменных монет. В общем, пусто.

— Есть какая-нибудь причина, по которой мне не следует ломать вам ногу?

— Все вы, мужчины, одинаковы. Собираетесь это сделать — делайте. Не собираетесь — не говорите.

Как же он раньше не догадался? В этом свихнувшемся имперском обществе всю реальную власть держали в своих руках женщины. Теперь понятно.

Натаниэль скрипнул зубами, рывком поднял грабительницу, оставаясь все время готовым к любым фокусам, и, как только она оперлась всем весом на ноги, отпустил и плавным пинком раздробил ей левое колено.

Женщина упада на пол, не проронив ни звука.

Решив, что умение вовремя отступить — главная составляющая доблести, эколитарий протер все, до чего дотрагивался, подобрал свой «дипломат» и поспешно зашагал к выходу из тоннеля.

Кортни хочет его убрать? Или пытается предупредить, что ситуация выходит за пределы ее контроля?

Едва не попав под несущийся на полной скорости электромобиль (водитель-коротышка уставился на него, разинув рот), Натаниэль выбрался в вестибюль. Интересно, сколько людей в Нью-Августе желают его смерти?

Под удивленными взглядами нескольких человек, ждавших такси, он перескочил через барьер. Несомненно, кто-нибудь из них сообщит об этом происшествии куда следует, но так или иначе его миссия придет к завершению прежде, чем «органы» успеют провести расследование.

XXII

Меньше всего на свете Натаниэлю хотелось крутиться вокруг и ждать, пока какой-нибудь активист-общественник свяжет между собою найденную без сознания женщину в тоннеле и человека в черном, перелезшего через заграждение в вестибюле. Рано или поздно это все равно произойдет, но лучше поздно, чем рано.

Осторожность — важнейший компонент доблести. Так что эколитарий двинулся к лифтам.

К Марселле идти еще рано — только поддень по имперскому, — к тому же хотелось есть. С урчанием в желудке Натаниэль вошел в круглое помещение, где располагались шахты, и стал искать справочный автомат. Таковой нашелся на дальней стороне; он блестел приглушенным каштановым оттенком — вездесущим фирменным цветом Министерства коммерции.