Империя страсти - Искусство порока

– Я никогда не был в Шотландии. Мне бы хотелось там побывать.

– О, вам понравился бы Тай-на-Койлл. Это означает «Дом лесов». Это был красивый дом, вокруг которого, насколько хватает глаз, простирались поля и луга. Через лес протекает река, и по воскресеньям мы обычно ходили… – Она хотела было сказать «на рыбалку» – но, увидев выражение лица герцогини, на мгновение остановилась. «Настоящая леди никогда не участвует в развлечениях мужчин. Охота, рыбалка, стрельба из лука, бега, бокс и прочее должны оставаться исключительно прерогативой мужчин. Считается совершенно неприличным поведением для леди принимать участие в разговорах об этих развлечениях, не говоря уже о том, чтобы в них участвовать». – …гулять по лесу и наслаждаться пением птиц.

– Звучит просто замечательно. Думаю, мы скоро предпримем туда поездку. Если, конечно, ее светлость сможет к нам присоединиться.

– Это место уже давно нам не принадлежит, – сказала Атина. – Мой отец потерял его незадолго до смерти.

– О, простите. Мне очень жаль. Значит, в Шотландии не осталось места, которое вы могли бы назвать своим домом?

– Мой отец приобрел небольшой участок земли в качестве моего приданого. Мне хотелось бы, чтобы я могла похвалиться этим местом, но оно небольшое. Всего тридцать акров скалистой земли в горной части Шотландии недалеко от моря.

Он улыбнулся, и на щеке у него появилась ямочка.

– Все равно мне хотелось бы его увидеть. Может быть, когда-нибудь вы меня туда отвезете?

Атина робко пожала плечами:

– Если вы пожелаете.

– Возможно, мы можем устроить там пикник… после того, как мы будем помолвлены.

Атина была поражена.

– Вы сказали «помолвлены»?

– Я, разумеется, поговорю с вашим дедушкой, чтобы получить разрешение, если вы не возражаете стать моей женой.

Герцогиня повернулась к Атине с торжествующим видом.

Атина не верила своим ушам. Выйти замуж за Кельвина Бредертона – самого красивого, потрясающего, богатого и желанного мужчину в Англии. Не будь она так крепко закована в корсет, ее сердце разорвалось бы от счастья.

– Нет, лорд Стокдейл. Я не возражаю, – сказала она с улыбкой.

Он улыбнулся в ответ.

– В таком случае вы сделали меня самым счастливым человеком на свете.

– Лорд Стокдейл, – спросила герцогиня, отвлекая его от Атины, лицо которой уже просто горело, – вы еще долго пробудете в Лондоне?

– Думаю, недели две. Я обещал своим друзьям в Корнуолле навестить их.

– Может, вы соблаговолите присоединиться к нам в «Олмаке» в следующую среду? В мою честь там будет устроен бал. Это будет мой последний бал в Лондоне, поскольку в субботу я уезжаю за границу и не вернусь до конца сезона. Приглашаю вас присоединиться к нам на этом балу.

Теплый взгляд его голубых глаз остановился на Атине.

– Боюсь, что мне придется отклонить ваше предложение… если только мисс Макаллистер не пообещает мне один танец.

Атина с трудом сдерживала радость. Сбылась ее мечта. Более того. Она перестанет быть объектом насмешек, списанной со счетов старой девой. Теперь она достаточно желанна, чтобы стать графиней. Графиня Кавендиш права. «Когда леди ведет себя правильно, это замечают все мужчины».

– Если танец со мной заставит лорда Стокдейла почтить нас своим присутствием на балу, тогда я почту за честь согласиться с его предложением.

– Значит, все согласны, – сказала герцогиня. – Лорд Стокдейл, мы с нетерпением будем ждать вас на балу.

Кельвин протянул руку Атине.

– Я не буду танцевать ни с кем, кроме вас.

Атина взглянула на склонившуюся над ее рукой голову Кельвина и почувствовала прикосновение его теплых губ к своей руке, затянутой перчаткой. Его губы на мгновение задержались, и ей захотелось запомнить это приятное ощущение.

Он поднял глаза, их взгляды встретились, и она выдохнула. Его улыбка сулила райское наслаждение. Но он – слишком быстро – обратил свой взор на герцогиню, а потом запечатлел небрежный поцелуй на ее руке.

– Леди, adieu.

Атина следила за ним взглядом, пока он не растворился в толпе гуляющих.

– Ты была очень любезна, – похвалила ее герцогиня. – Должна сказать, что твое сдержанное поведение превзошло все мои ожидания.

Ничто не могло стереть улыбку с лица Атины.

– Я наконец-то обручена.

– Золото становится еще более ценным после того, как его отполировали. Такой незаурядный человек, каким является Бредертон, желает получить от жизни самое лучшее – самые элегантные экипажи, самые старинные замки, самых высокопоставленных друзей и самых знатных женщин. Чем выше твой успех в обществе, тем притягательнее ты становишься для мужчин, подобных Бредертону.

Атина кивнула, переваривая слова герцогини. Она знала, что слишком неопытна, чтобы понять, что в действительности нужно мужчине. Ритуал ухаживания был весьма странной игрой. Не будь она в таком восторге от того, что подцепила Кельвина, она с презрением отмела бы все это явное притворство.

Им подали обед – безвкусного цыпленка, тонко нарезанную ветчину и отварной картофель. Хотя все было совершенно пресно, обед не испортил ее ощущения позолоченного счастья. Подняв взгляд от тарелки, она увидела в толпе знакомое лицо.

– Эстер! – воскликнула Атина и, приподнявшись, стала энергично махать рукой.

– Немедленно сядь, – приказала герцогиня. – Не привлекай к себе внимания!

– Извините, – ответила Атина, радуясь, однако, тому, что Эстер уже направляется к их ложе.

Несмотря на то что Атину в Эстер привлекали ее царственная скромность и безмятежная мудрость, она завидовала всему, что в ней было помимо этого. Эстер была эфемерной черноволосой красавицей, высокой и стройной, а Атина – нет. Эстер была благопристойна и изысканна, воплощенная леди. И хотя семья Эстер не купалась в роскоши, все джентльмены, как сельские, так и столичные, все еще сделали бы ей предложение. Три года тому назад Эстер влюбилась в ученого джентльмена по имени Томас Уиллетт и вышла за него замуж.

Мать Эстер, миссис Бермондси, приветствовала герцогиню:

– Ваша светлость, разрешите представить вам мою дочь, баронессу Уиллетт.

Герцогиня протянула затянутую в перчатку руку.

– Как поживаете, леди Уиллетт? Разве с вами нет вашего супруга?

Эстер опустила глаза.

– Нет, ваша светлость. К сожалению, дела поместья не позволяют ему сопровождать меня.

– Я уже давно не встречала его на приемах. Как он себя чувствует?

– Благодарю, ваша светлость, он в добром здравии. Его обязанности отнимают у него много времени. Я передам ему, что вы о нем спрашивали.

– Спасибо. Расскажите, миссис Бермондси, как вам понравилась Греция?

Пока пожилые леди вели беседу, Атина нагнулась к Эстер и шепнула:

– У меня потрясающая новость!

– Какая? – В голубых глазах Эстер вспыхнуло любопытство.

– Не здесь. – Подождав, когда в беседе обеих леди наступила пауза, Атина спросила: – Ваша светлость, вы не возражаете, если мы с Эстер прогуляемся по парку?

Герцогиня выпрямилась.

– Если не возражает миссис Бермондси, то и я разрешаю.

– Но обещайте вернуться до того, как начнут зажигать фонари. И, Эстер, избегайте темных дорожек.

Эстер послушно кивнула, и девушки, взявшись за руки, исчезли среди цветущей зелени.

– Господи, Атина! – воскликнула Эстер. – Ты что – похудела?

– Нет. На мне этот проклятый корсет. Но я еще никогда не была так счастлива, как в этой ужасной броне. Ты не поверишь, что сегодня случилось.

Атина рассказала обо всем, что произошло, о Кельвине Бредертоне и помолвке.

– Ах, Атина! Как замечательно! Я так тебе завидую, просто кричать хочется!

– Что за глупости, Эстер! Ты ведь уже замужем. Это я тебе завидую!

Эстер, будто извиняясь, пожала плечами.

– Просто я счастлива, что это наконец-то случилось с тобой. Надо же, кто бы мог подумать, что ты станешь графиней? Вы будете замечательной парой!

Атина улыбнулась, представив себя и Кельвина на свадебном парадном портрете. Она увидела себя сидящей в саду, похожем на этот, а Кельвина у себя за спиной с гордо поднятой головой. Это будет автопортрет, потому что она хотела написать его сама. Он на этой картине получится идеальным красавцем, а она – ну, себя она изобразит более худой. Краски фона будут яркими, а лица – более бледными, чтобы усилить романтический эффект. Она завтра же начнет делать наброски. Рисовать Кельвина по памяти не составит труда. Она была уверена, что ей удастся передать особенный изгиб его губ, мужественную линию подбородка, копну его волос. Единственной трудностью, с которой она может столкнуться, это его глаза…

Они зашли довольно далеко, так что музыка была уже почти не слышна. Смеркалось, и дорожка стала еле видна.

– Уже темнеет, – заметила Эстер. – Почему не зажигают фонари?

Атине очень хотелось увидеть этот процесс. Тысячи фонарей в парке были каким-то образом связаны между собой, и перед наступлением темноты слуги стояли в стратегических местах и одновременно зажигали фонари с помощью факелов, казалось, что все вокруг вспыхнуло светом от одной искры. Это было фантастическое зрелище, которое необходимо описать, и Атина хотела его увидеть собственными глазами.

– Теперь уже скоро. Пойдем дальше, я хочу увидеть весь парк, прежде чем нам придется вернуться в эту тесную ложу.

Они поплутали еще немного по извилистым тропинкам, но когда дошли до большой садовой арки, Эстер остановилась.

– Нам нельзя туда входить.

– Почему? – удивилась Атина.

– Потому что это вход в аллею Любовников.

Эта аллея вела к месту, где парочки уединялись и тайно занимались любовью. Лицо Атины озарила ликующая улыбка.

– Я слышала об этом месте. Давай пойдем.

– Нет. Мама не разрешает мне туда ходить.

– Не будь трусихой. Мы только войдем и сразу выйдем.

– Нас могут увидеть. Я не хочу, чтобы муж узнал, что я там была.

– В такой темноте никто нас не увидит. Пошли. Я знаю, ты тоже сгораешь от любопытства.

Атина потянула Эстер за собой в гущу довольно запущенного леса.

Там вообще ничего не было видно. Они осторожно продвигались, отводя в сторону цепкие ветки кустов. Ковер из опавших листьев заглушал все звуки. За исключением одного.

– Что это? – всполошилась Эстер.

Атина остановилась, прислушиваясь.

– Похоже, это стонет раненый зверь.

Любопытство заставило ее сделать несколько шагов.

Эстер даже не пошевелилась.

– Зверь? Какой зверь?

Не обращая внимания на Эстер, Атина двигалась вперед. Чем ближе она подходила, тем явственнее становился звук. Это стонала женщина.

Тропинка выводила на небольшую полянку, но Атина остановилась, спрятавшись за кустом. С этого места она разглядела, что на поляне происходило какое-то движение. Потом она различила большого мужчину – главным образом потому, что был виден светлый галстук. Именно из-под его фигуры неслись всхлипывания и тихие стоны удовольствия. Когда глаза Атины привыкли к темноте, она увидела женщину, перегнувшуюся через садовую скамейку, и стоявшего над ней мужчину, который ритмично двигал бедрами.

Кровь прилила к лицу Атины. Быть свидетелем такой сцены было грешно и дурно, но отвернуться было выше ее сил. Хотя фигуры были размыты, воображение дополняло то, чего она не могла видеть. Атина представила себе, как соприкасаются тела, как жар порочного удовольствия передается от одного к другому. Ее тоже бросило в жар.

Мужчина приказал что-то женщине свистящим шепотом, но Атина не могла разобрать слов. Однако его движения стали более энергичными, он издавал какие-то странные гортанные звуки, а женщина уже почти кричала. Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, Атина наблюдала за тем, как страсть все больше овладевала этими людьми.

Неожиданно тишину разорвали какие-то хлопки, словно одна за другой вылетали пробки из бутылок с шампанским. Атина решила, что это начался фейерверк, но звуки все приближались. Она обернулась и увидела, что это зажигаются фонари по всем аллеям парка. Свет вспыхнул, и стала видна занимавшаяся любовью пара.

Женщина вскрикнула и подняла голову.

Атина ахнула. Леди Понсонби!

От того, что подол ее ярко-синего платья был поднят до талии, ее поза была еще более постыдной и шокирующей. Позади нее, погруженный в ее лоно, мужчина был одет в коричневый камзол.

– Остановись! – крикнула леди Понсонби, глядя на кусты, за которыми пряталась Атина. – Там кто-то есть!

Мужчина поднял голову и обернулся. Кровь отлила от лица Атины.

Черты его лица были искажены маской похоти. Такого выражения она никогда не видела. Зато она очень хорошо знала это лицо. Эти голубые глаза, в которые она смотрела с такой любовью. Эти волосы, до которых ей хотелось дотронуться. Этот рот… Сколько раз она мечтала прикоснуться к нему своими губами.

Кельвин.

Монумент счастья, который она уже воздвигла в своем воображении, начал рушиться. Глядя в это лицо, лицо мужчины, который менее часа назад поклялся ей в верности, она думала лишь об одном.

Бежать.

У нее подгибались колени, но она не останавливалась. Сейчас тропинка был освещена, но из-за слез она почти ничего не видела. Выбежав на широкую аллею, она уже рыдала в полный голос.

Эстер поймала ее в объятия.

– Что случилось? Атина, что ты там увидела?

Образ увиденного был выжжен в ее мозгу словно каленым железом. Она могла описать его в тысяче тошнотворных деталей. Но не хотела. Она хотела похоронить его навсегда.

– Увези меня отсюда, – захлебываясь от слез, попросила она. – Пожалуйста.

Она позволила Эстер повести себя по другой дороге. Тугой корсет мешал Атине дышать. Они присели на садовую скамейку напротив какого-то фонтана. Атина не переставала рыдать.

Прошла, как ей казалось, целая вечность, когда она немного отдышалась и нашла в себе силы говорить. Вытирая слезы перчатками, она описала Эстер то, что видела.

– О, Атина, – сказала Эстер, поглаживая спину Атины. – Я даже не знаю, что тебе сказать.

Атина покачала головой.

– Я думала, что он меня любит. Я думала, что он любит меня. Я чувствую себя такой дурой. – В кустах вдруг запел соловей, но для Атины это скорее напомнило пение сирен, заманивающих простодушных моряков. – Почему он связался с этой… этой ужасной женщиной? Почему он променял меня на нее?

Атина чувствовала себя полной дурой. Почему она подумала, что достойна замужества? У нее нет ни богатства, ни титула, ни перспектив. Годы цветущей юности прошли – и никакой корсет не изменит этой реальности. До чего она самонадеянная! Решила, что смогла завоевать сердце и восхищение такого человека, как Кельвин. Ей хотелось ненавидеть его, но вместо этого она ненавидела себя.

– Атина, то, что случилось, не изменит его намерения жениться. Он все равно на тебе женится.

– Я не хочу выходить за него замуж! – воскликнула Атина – слишком громко, что было неблагоразумно. – Он только что доказал меру своей любви ко мне. Неужели ты действительно думаешь, что я свяжу себя узами брака с человеком, который готов прыгнуть из моей кровати в кровать другой женщины? Сидеть дома и ждать, когда он вернется, и от него будет пахнуть так, как от женщин, подобных этой Понсонби?

Эстер ласково гладила плечо Атины.

– Ты расстроена, я понимаю, но подумай, о чем ты говоришь. Кельвин Бредертон – граф и завидная партия для любой женщины. У тебя и у твоего дедушки будет прочное положение. Не забывай об этом.

– Эстер, ты говоришь так же, как герцогиня Твиллингем. А как насчет того, чтобы выйти замуж по любви и жить в состоянии взаимного восхищения? Как насчет того, чтобы связать свою жизнь с человеком, который намерен уважать тебя и пожертвовать всем ради твоего счастья? Разве не это важнее всего?

Эстер неуверенно пожала плечами.

– Моя мама говорит, что самую большую радость, на которую может надеяться женщина, – это быть замужем и стать матерью. Если мужчина относится к женщине с уважением к ее предназначению в жизни, он выполнил свой долг. Ты не можешь ждать от мужчины, что он будет верен только одной женщине. Они устроены по-другому. Поэтому у них есть любовницы.

Атина хорошо понимала истину этих слов. Но применительно к себе решительно отказывалась ее принять.

– Почему я должна довольствоваться лишь половиной страсти мужчины?

– Не знаю. Некоторые женщины – те, которым повезло, – становятся женами. Остальные должны смириться с долей проституток. Так уж устроен мир.

Атина огляделась. В свете фонарей каждая дорожка, каждое дерево и все беседки сверкали так, будто были сотканы из звезд. Поистине захватывающее зрелище… но все казалось каким-то нереальным. Настоящая красота парка была спрятана за обманчивой маской тщеславия.

Компромисс. Она попробовала это слово на вкус, будто это был какой-то заморский фрукт. Неужели это правда, что ползамужества лучше, чем его отсутствие? Неужели большинство женщин соглашаются на брак потому, что им нужны защита и содержание? Неужели даже королевы выходят замуж за мужчин не по любви, а руководствуясь долгом – потому что это может увеличить их владения? Неужели она считает себя лучше их?

Атина вскочила со скамьи, вытерла остатки слез и быстро направилась в сторону выхода из парка.

– Это не мой путь. Хватит разыгрывать из себя леди. Зачем ломать комедию? Ради красивой свадебной церемонии, за которой последует холодная супружеская постель? Это не для меня. Подумать только, я старалась переделать себя ради вот этой… этой кучи дерьма. Будто всем мужчинам нужно, чтобы женщина была строгой и приличной. Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала. Спросите у леди Понсонби. Она вам ответит.

– Куда ты идешь? – крикнула ей вдогонку Эстер.

– Домой. Устрою небольшой костерчик из книжки графини Кавендиш под названием «Совершенная женщина. Как вести себя в обществе. Руководство для молодой женщины».

Глава 4

– Маленький французский мальчик бежит домой и кричит: «Мама, мама, папа стоит на крыше и грозится спрыгнуть вниз!» А мать отвечает: «Скажи своему папе, что я наградила его рогами, а не крыльями». – Адмирал громко рассмеялся собственной шутке. Маршалл Хоксуорт тоже хихикнул, отчего золотые эполеты у него на плечах слегка задрожали.

Дымок от адмиральской сигары вызвал у Маршалла воспоминания о той Англии, которую он покинул, чтобы уйти в море. Жареная утка, отличный портвейн, сигары – это все были знакомые вкусы и запахи дома. Что-то, конечно, изменилось – отражавшееся в зеркале во время бритья лицо немного задубело от морского ветра, светлые волосы выцвели от яркого солнца, а многочисленные сражения, в которых ему довелось участвовать, оставили неизгладимый след в виде глубоких морщин. Все остальное было прежним – особенно шутки.

Адмирал вытер выступившие от смеха слезы и спросил:

– Как тебе портвейн, мой мальчик?

Маршалл поставил на стол пустой стакан.

– Первоклассный. Он намного лучше того пойла, которое мы пьем на корабле, однако эффект тот же самый.

– В таком случае выпьем еще, – сказал адмирал, наполняя стакан Маршалла янтарной жидкостью. – Ты послушай еще один анекдот, – добавил он, откинувшись в кресле. – Маленький французский мальчик приходит из школы домой и рассказывает матери, что получил роль в школьном спектакле. «Замечательно, – говорит мать. – И что это за роль?» Мальчик отвечает: «Я буду играть роль французского героя войны». Мать нахмурила брови и говорит: «Возвращайся в школу и скажи своему учителю, что ты хочешь играть настоящую роль, а не выдуманного героя». – Челюсти адмирала задрожали от сдерживаемого смеха. – Как тебе нравятся эти французы, а?

Маршалл отозвался коротким смешком.

Перестав смеяться, адмирал сказал:

– Прости, старина, я просто старался тебя немного развеселить.

– Со всем к вам уважением, сэр… меня не надо веселить. Мне нужны ответы. Почему вы приказали, чтобы мой корабль вернулся в порт? Мы были на пути встречи со «Святым Георгием», когда я получил приказ возвращаться в Англию. Признаться, я обеспокоен безопасностью этого корабля и всей его команды.

– С кораблем и командой все в порядке, мой мальчик. Вместо тебя я отправил «Триумф». Я уже получил донесение о том, что они захватили два французских судна с грузом оружия и боеприпасов и потопили третье.

– Но почему вы отстранили меня от операции? – Маршалл проследил за взглядом адмирала, смотревшего на черную повязку на своем рукаве. – Это не из-за моего отца, сэр?

Адмирал помрачнел.

– Твой отец был хорошим человеком и моим близким другом. И я хочу, чтобы у тебя было время пережить его уход из жизни, мой мальчик.

– Я любил своего отца, сэр. И еще долго буду его оплакивать. Но не сейчас. Я должен выполнить свой долг.

– Твой корабль активно участвовал в боевых действиях целых пятнадцать месяцев. Команда нуждается в отдыхе.

– Они все бодры и здоровы.

– Они все люди, которым необходимо заботиться о своих телах и душах. Им нужен отпуск, чтобы подправить свое моральное состояние и взбодрить боевой дух. Поскольку ты не просил отпуск от их имени, я решил предоставить его тебе.

– Но мы уже заставили Наполеона отступить. Мы уже перекрыли пути, по которым он получает оружие. Мы были готовы продолжать в том же духе, сэр.

Адмирал внимательно посмотрел на Маршалла:

– Ты уверен, что не хочешь просто заглушить боль утраты?

– Нет, сэр. Я хочу почтить его память победой в этой войне.

Адмирал поджал губы.

– Именно этого я и боялся. Мне не нужен капитан корабля, который хочет, чтобы им гордился его покойный отец. Мне нужен лидер, способный оценивать реальность и сохранять ясность мышления во время сражений. – Тон адмирала немного смягчился. – Маршалл… ты уже выиграл достаточно сражений во славу Короны. Ты первоклассный офицер, лучший капитан флота его величества. Ты уже отдал долг памяти своему отцу. Но ты стал забывать, что сейчас в тебе больше всего нуждается твоя семья, и самой лучшей данью памяти твоего отца – это если ты возьмешь на себя заботу о его делах. Ты об этом не задумывался, мой мальчик?

Маршалл стиснул зубы. Он всегда восхищался адмиралом Роуландом. Во многих отношениях он был для него в большей степени отцом, чем его собственный отец. А поскольку у адмирала никогда не было своих детей, Маршалл был как бы его сыном, который его понимал и шел по его стопам.

– Я нужен там, на море, сэр.

– Твоей матери и сестре ты тоже нужен. Я не прошу тебя отказаться от карьеры морского офицера. Я просто хочу предоставить тебе шанс отвлечься на короткое время, с тем чтобы ты мог привести в порядок дела отца. И я совсем не прочь почувствовать от тебя хоть немного благодарности за это. Не каждому я сделал бы такую скидку. Но ты не такой, как большинство моих офицеров. Многие из них вторые и третьи сыновья и не являются наследниками. И ни один из них не стал только что маркизом и пэром Англии, милорд.

Маршалл покачал головой. Он сомневался, что сможет когда-либо привыкнуть, что его будут называть маркизом Уорриджем. Он никогда не придавал значения титулам. Считал их незаслуженными. Он был знаком со многими аристократами, которые вели распутный образ жизни, но тем не менее требовали, чтобы к ним относились так, будто их титулы каким-то образом предполагают достоинства. Обращение «капитан» значило для него гораздо больше, чем «маркиз».

– Как твоя матушка переносит горе?

– Она справляется, сэр, – ответил Маршалл, сожалея о том, что говорит неправду, поскольку подозревал, что его мать более чем счастлива освободиться от второй половины своего неудачного брака. – Я передам ей, что вы спрашивали о ней.

– А твоя сестра?

Маршалл снова покачал головой:

– Жюстина была очень привязана к отцу. Это она ухаживала за ним во время его продолжительной болезни.

– Бедная девочка. Ей пришлось отказаться от многих предложений выйти замуж, не так ли?

– Да, вроде того. По правде говоря, она не слишком пыталась поощрять претендентов.

– Понимаю. Поскольку у вашего отца не было возможности позаботиться о том, чтобы найти ей достойного мужа, эта обязанность ляжет на тебя. И пока ты будешь этим заниматься, как знать, может, ты найдешь себе жену до того, как снова отправишься в плавание.

Маршалл сомневался, что он будет слишком этим озабочен. Его друзья часто подтрунивали над ним, говоря, что он женат на своем корабле. И в этом была большая доля правды. Все женщины его круга были бесцветными и предсказуемыми. Похожими друг на друга. А все вместе казались ему чем-то расплывчатым – только жеманные улыбки, притворные слабости и неинтересные светские сплетни. Они одевались одинаково, говорили одинаково и вели себя тоже одинаково. Казалось, что все они участницы в какой-то безымянной гонке на звание Леди Совершенство. Получить в жены такой приз – Боже избавь.

Его гораздо больше интересовали простые женщины, работавшие в трактирах и в портовых борделях. Они не притворялись леди. Их заботы были о том, чтобы в доме была еда для семьи, их не интересовало, какой оттенок желтого цвета считается в этом сезоне немодным. Его больше привлекала настоящая женщина, чем та, которая была настоящей леди.

Адмирал потушил сигару и встал.

– Я о тебе самого высокого мнения, мой мальчик. Поэтому приказываю тебе жить собственной жизнью. Оплакивай своего отца. Заботься о матери. Выдай замуж сестру. Женись. А через несколько месяцев вернешься ко мне для дальнейшего прохождения службы.

Маршалл тоже поднялся.

– А мой корабль, сэр?

– До твоего возвращения командовать «Возмездием» будет капитан Хедуэй.

Голова Маршалла поникла. Теперь он почувствовал себя так, будто в его семье произошли две смерти.

Ему показалось, что адмирал это понял.

– Послушай, мой мальчик. Ты же не ждешь, что я оставлю наш корабль на привязи в сухом доке до твоего возвращения?

– Нет, сэр, – пробормотал Маршалл. – Спасибо за обед и ваше общество, сэр. И за отпуск. Я признателен вам за вашу заботу о моей семье и сочувствие к нашей трагедии. Доброй ночи.

Маршалл отдал честь и направился к двери.

– Хоксуорт! – окликнул его адмирал.

– Да, сэр?

– Не задерживайся слишком долго. Мы не можем позволить, чтобы маленькие французские мальчики разыгрывали героев в школьных спектаклях, не так ли?

Как это похоже на адмирала Роуланда – сказать именно то, что хотел услышать Маршалл.

День выдался великолепный – на небе ни облачка. Как обычно бывает в самый разгар весны.

Эстер обменялась несколькими любезными фразами с Мейсоном Ройсом, прежде чем подняться наверх в комнату Атины.

Она тихо постучала в дверь.

– Атина?

Эстер заглянула в полутемную спальню. Хотя было уже больше одиннадцати часов утра, занавески все еще были задернуты. Воздух в комнате был спертым. Атина лежала в постели, уставившись в догорающее в камине пламя.

– Как ты себя чувствуешь?

Атина взглянула на Эстер, но как будто не узнала ее.

– Я приезжала к тебе вчера, но ты даже не спустилась, чтобы увидеться со мной.

– Уходи, Эстер, пожалуйста. У меня и сегодня нет настроения тебя видеть.

– Вот еще. Я не собираюсь позволить тебе предаваться мрачным мыслям ни секунды дольше. – Она отдернула занавески и открыла окно. – Давай вставай.

Атина прикрыла глаза ладонью.

– Если ты сейчас же не уйдешь, я позову дедушку.

– А кто, по-твоему, послал меня сюда? Вставай. День уже давно начался.

Атина села и взглянула на Эстер с нескрываемым раздражением. Ее подруга была в полном порядке в своем розовом платье, белой шали и таких же туфельках. Ленты в ее волосах тоже были розовые и белые. Даже румянец на светлой коже соответствовал ее наряду.

– Я посмотрю, какой ты будешь веселой, когда я вылью на твою голову содержимое моего ночного горшка.

– Это может даже улучшить запах в этой комнате. Сколько дней ты уже не мылась?

– Не знаю, – не скрывая сарказма, ответила Атина. – А какой сегодня день недели?

Эстер поджала губы.

– Я скажу, какой сегодня день. Сегодня мы с тобой отправляемся на прогулку в Гайд-парк.

– Отправляйся одна, а я останусь дома.

– Ничего подобного, – решительно заявила Эстер. – Давно пора забыть то, чему мы были свидетелями в Воксхолле.

Атина бросила на Эстер предостерегающий взгляд:

– Эстер Уиллетт, если только ты посмеешь назвать имя сама-знаешь-кого, я засуну свой зонтик сама-знаешь-куда.

– Договорились. А теперь иди и прими ванну. Я приготовлю тебе что-нибудь необыкновенное из одежды. И повезу тебя на охоту на свежую дичь.

* * *

Атина с наслаждением вдыхала свежий весенний воздух, пока открытое ландо Эстер катилось по улицам Лондона. Она подставляла лицо теплому солнцу, чувствуя себя увядшим цветком, который медленно возвращается к жизни.

К тому времени как они достигли Гайд-парка, Атина уже почти чувствовала себя прежней. Эстер останавливала ландо, чтобы поздороваться со всеми встречавшимися в парке на их пути, и Атина оказалась вовлеченной в светские разговоры – легкомысленные, а порой даже фривольные, – но это были именно такого сорта банальности, в которых она нуждалась. Надо отдать должное дамским бессмысленным разговорам – они по крайней мере отвлекают от размышлений о более неприятных сторонах жизни.

День выдался солнечный, и они решили прогуляться вдоль озера. Им попадались молодые влюбленные парочки, которые шли, взявшись за руки, и группки людей, явно наслаждавшихся погодой и прекрасными видами. Эстер болтала без умолку, комментируя то какую-то группу, то чье-то платье, и Атина постепенно приходила в себя.

Атина разглядывала пологие холмы, но неожиданно ее взгляд за что-то зацепился, от чего у нее сразу испортилось настроение. Это было что-то ускользающее, эфемерное, но оно повлияло на нее так же, как если бы она окунулась в холодную воду Темзы. Она посмотрела еще раз, желая понять, что же так ее расстроило. Ничего. Она тряхнула головой. Что за глупость!

А потом она это увидела. Ярко-синее пятно. Этот цвет с некоторых пор вызывал у Атины неконтролируемые приступы раздражения. На большом расстоянии от них на дорожке среди деревьев женщина в ярко-синем платье садилась в карету. Атина прищурилась. Она узнала платье… и женщину.