Империя страсти - Искусство порока

Мишель Маркос

Искусство порока

Пролог

Ей нет еще и двадцати, а она умирает.

Она лежала на брусчатке лондонской улицы, впитавшей в себя многовековые запахи города, одинокая и покинутая. Холодная ночь эхом отзывалась в ее опустошенной душе.

Вряд ли кто-либо ее хватится. Особенно женщины. И уж разумеется, не жены. И конечно же, не некоторые из вполне респектабельных джентльменов.

Когда-то ее обожали богатые и влиятельные мужчины – благородного происхождения, но безнравственные. А она их любила… За хорошую цену.

В ее заведении, где все дышало ароматами удовольствия. В ее салонах собрались королевы праздной жизни, готовые удовлетворить любые фантазии мужчин. В этот дом приезжали в поисках наслаждения и получали его. Здесь женщины подчиняли себе мужчин.

Но теперь ее время кончилось. Объявление «Продается» было прибито к дверям ее дома.

Последний посетитель покинул «Храм наслаждения».

Покинутый и забытый, бордель напоминал измятую после ночи любви постель. Мебель была покрыта чехлами, окна закрыты ставнями, а некогда открытая дверь – заперта. Все ее куртизанки давно разъехались, клиенты исчезли. Веселые прожигатели жизни куда-то подевались.

Но она отказалась уходить. Как и криво повешенная, качавшаяся на ветру деревянная доска с объявлением о продаже, маятник судьбы еще качнется в ее сторону, и, как это случается в жизни многих униженных и презираемых женщин, «Храм наслаждения» обязательно возродится.

Глава 1

Дважды в своей жизни Атина Макаллистер думала, что встретила мужчину своей мечты.

В первый раз это произошло, когда ей было пятнадцать, а ему – шестнадцать. Светловолосый красивый мальчик, сын виконта, приехавший домой на каникулы из пансиона за границей. Он разговаривал с ней вежливо, как и подобает юному джентльмену, но на балу, как правило, таращился поверх ее рыжеволосой головки на какую-нибудь смазливую молодую женщину.

В девятнадцать лет она познакомилась с настоящим виконтом. Ему было двадцать. Он тоже был красивым блондином, и он восхищался ее рыжими волосами. Он рассказывал о своих поездках в Италию и Америку, а когда заиграла музыка, пригласил танцевать не ее, а хорошенькую женщину постарше.

Именно поэтому она с волнением смотрела на красивого светловолосого Кельвина Бредертона, его фигура и манеры свидетельствовали о богатстве его семьи во многих поколениях. О богатстве, которого у нее сейчас не было. Ей было двадцать восемь, она уже давно перешагнула возраст невесты, и все решили, что она так и проведет свою жизнь в аристократической бедности. Но графу как раз была нужна жена, и Атина надеялась, что это, возможно, ее последний шанс сделать приличную партию, не говоря уже о том, чтобы вообще выйти замуж.

Передавая ей бокал с вином, Эстер взглянула на подругу и сказала:

– У тебя взгляд кошки, которая подстерегает ничего не подозревающую птичку. На кого ты смотришь?

Атина отпила глоток, и сладкое вино обожгло ей рот.

– Ни на кого.

Поджав губы, Эстер бросила взгляд на толпу мужчин по ту сторону зала.

– Там стоят генерал Томасон, лорд Райбрук, епископ… Не может это быть епископ.

Атина с улыбкой заметила:

– Стоит за ним.

Эстер скосила глаза.

– Хм. Лорд Стокдейл. Красив, ничего не скажешь. Я хорошо знаю его семью. Он очень похож на свою мать.

Атина усмехнулась.

– Не сомневаюсь в том, что он пользуется успехом у женщин.

Эстер хихикнула.

– Я всегда была неравнодушна к голубоглазым мужчинам. Давай сядем. Может, он подойдет к нам, чтобы представиться.

Атина и Эстер сели на стулья возле камина. Она называла это место «уголком засохших лепестков» – там обычно собирались вдовы, старые девы и другие, так сказать, перезрелые женщины. Она вполуха прислушивалась к разговору баронессы Бейсингхолл, женщины, похожей на огромную древнюю черепаху, сидевшую рядом со своей последней незамужней дочерью – такой же занудливой особой. Приглашение к баронессе на пятичасовой чай неизменно сводилось к обсуждению полезности чая при головной боли и рецепта приготовления припарок для лечения шишек на стопе.

Однако взгляд Атины все время возвращался к мужчине, который ее заинтересовал. Кельвин в ответ на какое-то замечание генерала рассмеялся, запрокинув голову. И она увидела ряд идеально ровных, белых зубов. На мгновение она вдруг представила себе, как он будет улыбаться ей, и сама не сдержала улыбки. Темно-лиловый фрак облегал его стройную фигуру и длинные мускулистые руки. Какое это будет блаженство, когда эти руки обнимут ее! А его небесно-голубые глаза, такие красивые и харизматичные… вдруг затуманятся от желания.

Взгляд Кельвина неожиданно упал на нее, и у нее замерло сердце. Мечта стала реальностью, когда он отделился от толпы мужчин и двинулся в ее направлении. Она не сводила с него глаз, и ей показалось, что время остановилось.

По мере того как он приближался, его улыбка становилась все шире. Он был совершенно неотразим. Присущая ей уверенность стала растворяться под взглядом его голубых глаз, а ее гордость, которой она всегда похвалялась перед матронами, утверждая, что ей вообще не нужен мужчина, моментально сгорела в пламени предвкушения.

Но не успела она моргнуть, как Кельвин прошел мимо, даже не взглянув на нее, остановился около двух стройных брюнеток-француженок в противоположном конце бальной залы и поклонился им.

Сердце Атины дрогнуло. Будь она подростком и случись с ней нечто подобное, она надолго потеряла бы уверенность в себе. Но сейчас она была женщиной. Ее уверенность уже не зависела от ее внешности. Если бы Кельвин Бредертон заговорил с ней, она смогла бы убедить его, что она начитанная и интеллигентная женщина и достойна его внимания.

– Прошу простить меня, леди, – сказала Атина, поставив бокал и поднимаясь.

– Ты куда? – шепотом спросила Эстер.

– Он не собирается подходить ко мне. Значит, мне придется подойти к нему.

Эстер тоже поднялась, преградив ей дорогу.

– Ты с ума сошла? Ты не можешь подойти к мужчине и представиться! Нельзя быть такой навязчивой.

– Я не могу надеяться на то, что смогу подцепить мужа, если меня будут все время отталкивать к стене, как старую тряпку.

– Атина, прошло уже много времени с тех пор, как ты в последний раз была на балу в Лондоне. Существуют определенные правила поведения, которые ты должна соблюдать. Ты должна держать себя с благопристойностью, подобающей твоему возрасту и стесненным обстоятельствам.

– Тебя послушать, так я уже старая кляча. Но во мне еще осталась жизнь, Эстер.

Эстер нахмурила свои тонкие черные брови и оглянулась с опаской.

– Я просто прошу тебя подумать, что скажут люди. Для таких, как ты, разница между старой девой и девицей легкого поведения в глазах общества минимальна.

Атина вздохнула. Эстер права – репутация не просто важна, она важнее всего. Как старую деву ее по крайней мере будут приглашать на балы. Если она лишится претензии на респектабельность, то станет еще более одинокой. Хорошие манеры означали, что надо сидеть тихо в обществе других старых дев, вдов и одиноких женщин и ждать, когда к ним подойдет джентльмен. Это случалось редко, да к тому же, как правило, к ней подходили не те мужчины, с которыми она хотела бы познакомиться. Это стало ее судьбой – быть приговоренной приличиями к одиночеству.

Она наблюдала за француженками, которые очаровывали Кельвина, хлопая своими густыми черными ресницами и кокетливо хихикая, прикрываясь веерами. А она сидит в курятнике одетых в черное женщин с шишками на стопах.

Девица легкого поведения.

Надо же такое сказать!

Глава 2

– Вы зря хмуритесь, Мейсон.

Ее светлость герцогиня Твиллингем осторожно поставила чашку на блюдце. Взгляд, который она потом бросила на Мейсона Ройса, барона Пенхалигана, был достаточным, чтобы барон, несмотря на свой почтенный возраст, почувствовал себя нашкодившим мальчишкой.

– Я знаю свою внучку, ваша светлость. – Его тонкие пальцы пролистали лежавшую перед ним книгу. – Легче окунуть кошку в бочку с водой, чем заставить ее прочитать это.

Графиня обвела недовольным взглядом комнату – потертый ковер, незажженный камин, книгу, валявшуюся на полу возле кособокого буфета, потрепанное кресло, в котором напротив нее сидел барон.

– Ей больше, чем кому бы то ни было из тех, кого я знаю, будет полезно это чтение.

Мейсон тяжело вздохнул.

– У Атины свои убеждения.

– Тем более важно заставить ее согласиться. Ей необходимо достичь определенного уровня изысканности. Если вы будете все время держать ее в деревне, она и вовсе погибнет. Она, чего доброго, сойдется с каким-либо фермером. Не приведи Господь…

– Атина не такая, Мэгги.

– Позвольте мне поговорить с ней.

– Она ненавидит принуждение, – предупредил барон.

Графиня состроила недовольную гримасу.

– Вы всегда были слишком мягкосердечным, Мейсон. Неудивительно, что ваша внучка ведет себя так, как ей заблагорассудится. Тем, что вы такой снисходительный, вы оказали ей плохую услугу. Посмотрите, к чему это привело. Ей двадцать восемь, и никаких видов на замужество. И в этом виноваты только вы.

– Она не такая, как все, Мэгги. Она… другая.

Графиня вскинула голову, и перья на ее шляпе всколыхнулись.

– Она ничем не отличается от любой другой девушки. Если она желает выйти замуж за аристократа, то должна научиться тому, как надо вести себя в приличном обществе. Ни один мужчина не пожелает соединиться узами брака с желчной и раздражительной женщиной. Но если она захочет, чтобы я помогла ей, то сначала должна приобрести определенные навыки скромности, деликатности и смирения. Приведите ее ко мне. Уверена, что смогу вразумить ее.

Мейсон покачал головой, но все же позвал слугу.

Слуга шепнул что-то Атине, сидевшей в саду за мольбертом с незаконченной картиной. Она коротко кивнула, положила кисть и встала.

Спустя несколько минут она появилась на пороге гостиной в заляпанном красками рабочем халате без рукавов.

– Ты за мной посылал, дедушка?

– Да, Атина, заходи. Разреши представить тебе Маргарет, графиню Твиллингем. Ваша светлость, это моя внучка Атина Макаллистер.

Даже в свои шестьдесят лет ее светлость держалась, как королева. Тронутые сединой тугие завитки волос были видны из-под полей шляпы. Бровей уже почти не было, а высокий лоб весь в морщинах. Но когда взгляд ее темных глаз остановился на Атине, он был таким изумленным, словно у девушки вдруг выросла третья рука или еще одна пара ног.

– Господи, что случилось с твоим платьем?

Атина взглянула на свой халат и застенчиво улыбнулась:

– Простите. Я была в саду… заканчивала картину… сломанное дерево…

– И что? Неужели необходимо было приводить себя в такой ужасный вид?

– Извините. Я не ожидала, что кто-то может нанести нам сегодня визит.

Графиня поправила жесткий плоеный воротник своего розового жакета.

– Полагаю, что я пришла как раз вовремя. Видите, Мейсон, это именно тот фатальный случай небрежности, о котором я вам только что говорила. Мисс Макаллистер, – герцогиня снова обратила свой взор на Атину, – в приличном обществе леди всегда должна быть готова принимать визиты между тремя и пятью часами. А вы, позвольте вам заметить, выглядите как свинарка с фермы.

Атина выпрямилась и стиснула губы.

– Я давно поняла, ваша светлость, что в приличном обществе люди либо очаровательно поверхностны, либо в такой же степени скучны. Я не приемлю ни того, ни другого.

– Я попросила бы вас быть вежливой, мисс Макаллистер. Грязный халат не делает чести леди. Женщина, которая не заботится о своем внешнем виде, может без долгих слов перестать быть леди. Что, очевидно, с вами и случилось.

Мейсон откашлялся.

– Атина, ее светлость мой очень близкий друг. Мы знакомы с самого детства. Именно поэтому ее светлость весьма любезно предложила помочь найти тебе жениха. Она согласилась поддержать тебя в обществе и найти для тебя подходящего мужа. Она готова помочь тебе во всем, что касается нарядов, светских развлечений, приглашений и прочего. А если учесть наши ограниченные возможности, не сомневаюсь в том, что ты будешь так же благодарна ее светлости, как я.

Атина скрестила на груди испачканные краской руки. Такое добровольное великодушие показалось ей подозрительным.

– Разумеется. Благодарю вас за столь сердечное предложение, ваша светлость.

Мейсон взял с чайного стола книгу и протянул ее Атине:

– Ее светлость уже принесла тебе подарок.

Атина взглянула на обложку и, сдвинув брови, прочла: «Совершенная женщина. Как вести себя в обществе. Руководство для молодой женщины».

– Если ты хочешь найти мужа, – сказала графиня, – я настаиваю на том, чтобы ты прочла и выучила все, что написано в этой книге.

Атина вспыхнула.

– Спасибо за подарок, ваша светлость, но полагаю, что эта книга для меня бесполезна. Рискуя показаться нескромной, я все же хочу сказать, что у меня нет необходимости совершенствоваться.

Графиня оперлась обеими руками на трость.

– Это более чем нескромно. Это звучит высокомерно. Особенно потому, что совершенно очевидно, что многие качества твоего характера нуждаются не просто в улучшении. Чтобы произвести на тебя большее впечатление, скажу, что я подарила эту книгу не тебе одной. В этом сезоне всем незамужним девицам рекомендовано изучить принципы, изложенные в этой книге, которую написала графиня Кавендиш. Они одобрены высшим светом. Я понимаю, что у тебя не было настоящего дебюта в обществе и это уже нельзя исправить. Но из огромного уважения, которое я испытываю к твоему дедушке, а также по причине отсутствия в твоей жизни влияния женщины я постараюсь ввести тебя в общество, если, конечно, ты не сделаешь ничего такого, что могло бы унизить меня.

Атине было мучительно сознавать себя объектом благотворительности.

– Мне бы хотелось сказать, как я благодарна, ваша светлость. – Но слова застревали у нее в горле. – Я просто не уверена, что чтение книги, подобной этой, сделает из меня такую женщину, которой я стремлюсь стать.

Графиня стукнула тростью об пол.

– Единственной женщиной, которой ты должна стремиться стать, это замужняя леди. Если позор остаться старой девой для тебя недостаточный стимул, подумай хотя бы о своем дедушке. Ты единственная дочь его единственной дочери. Когда он умрет, фамилия Пенхалиган исчезнет. Неужели ты хочешь, чтобы прервалось и кровное родство?

– Конечно же, не хочу. Я выйду замуж, если и когда встречу мужчину, которого полюблю.

Графиня сверлила Атину своими холодными темными глазами. Атине стало не по себе.

– Мейсон, будь добр, оставь меня наедине с твоей внучкой на несколько минут.

– Разумеется.

Мейсон вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь. Атина остро почувствовала его отсутствие. Это было похоже на то, будто тебя оставили одну в комнате с рычащим львом.

– Мисс Макаллистер, давайте поговорим начистоту. Перспективы стать женой у вас более чем призрачны. Вы уже давно перешагнули возраст желанной невесты. Вы непокорны, полноваты и рыжеволосы. У вас нет титула. О, я знаю, что ваш отец был виконтом, но он был шотландским виконтом, а в этой стране это скорее работает против вас. Более того, финансовое положение вашего дедушки не из лучших, и он не сможет дать за вами приличное приданое. Мисс Макаллистер, давайте посмотрим в лицо фактам. У вас нет абсолютно ничего, что вы могли бы предложить будущему супругу.

Атина уткнулась глазами в пол. Она все это знала и не раз говорила об этом самой себе в тех же болезненных для ее самолюбия выражениях. Но услышать их из уст постороннего человека причиняло ей еще большие страдания.

– А что еще более осложняет дело, – продолжала графиня, – это то, что ваш дедушка признался мне, что вы питаете романтическую надежду выйти замуж только по любви. И хотя я не отрицаю такое желание, но оно, подобно всем идеалам, расплывчато и не прагматично.

Атина хотела было возразить, но графиня ее остановила.

– Тем не менее от моего внимания не ускользнул тот факт, что у вас появились некие чувства по отношению к некоему джентльмену по имени Кельвин Бредертон.

– Как вы?..

Графиня отмела жестом ее вопрос.

– Вы скоро обнаружите, как мало остается незамеченным, когда часто посещаешь балы.

Щеки Атины запылали от унижения. Хотя и было правдой то, что вот уже несколько недель она испытывает тайную страсть к Кельвину, ей было больно услышать, что всем об этом известно. Чем больше она узнавала что-либо о Кельвине, тем больше он ей нравился. Он обладал всеми качествами, которые она желала видеть в мужчине, – ум, остроумие, современные взгляды, красивая внешность. Такого красавца она еще в жизни своей не встречала. Но она не знала, как добиться его внимания. Ее родители умерли, когда ей было десять лет, и она выросла в обществе дедушки, так что не было женщины, которая обучила бы ее искусству обольщения. Если, конечно, этому можно научиться.

– Я знаю, что вы задержались в своем развитии как женщина, – довольно строго продолжала графиня, – но эта книга поможет вам понять, как приобрести те качества, которых вам не хватает. Я поддерживаю вас в вашем стремлении добиться ухаживаний Бредертона. Но должна предупредить, что если вы намерены попытаться превратить свою телячью любовь к Бредертону в предложение руки и сердца, вам придется хорошенько поработать, чтобы повысить свои шансы. Соревнование невест в этом сезоне будет нешуточным. Мне стало известно из достоверных источников, что Бредертон является целью не менее пяти известных мне мамаш, жаждущих завлечь его в качестве мужа для своих дочерей. – Графиня взяла со стола книгу. – Однако при моей личной поддержке его родители, да и сам он, будут к вам благосклонны. Но только в том случае, если вы сможете предложить им перспективу подходящей жены.

Атина взяла книгу из рук графини. Ее уверенность и так уже рассыпалась на мелкие клочки, а эта книга сулила еще больше несбывшихся надежд.

– Если мне будут противостоять эти пять более умелых женщин, почему Кельвин выберет меня?

– Потому что в отличие от этих девиц вашу кандидатуру буду поддерживать я.

Атина вертела в руках книгу и думала о том, что мужчин привлекает нечто гораздо большее, чем остроумная беседа. Она понимала, что виновата в том, что делает то и думает о том, чего не должна делать и думать настоящая леди. То есть она виновата в том, что остается самой собой.

Может быть, и вправду можно что-то почерпнуть из инструкций графини Кавендиш? Возможно, причина в том, что все это не имело для нее смысла, потому что ее никто не научил языку притворства и кокетства?

Она отдаст все на свете, чтобы стать женой Кельвина Бредертона. И если единственной ценой за это будет чтение книги, она, конечно же, готова ее заплатить.

Страница первая.

Глава 3

«Мой дорогой лорд Стокдейл.

После того как у Вас была возможность встретиться несколько раз с Атиной Макаллистер, надеюсь, у Вас сложилось о ней хорошее мнение. Она приятная собеседница и обладает многими достоинствами, которые позволяют мне рекомендовать ее Вам в качестве невесты. Более того, у Вас нет необходимости завоевывать ее сердце – оно уже Ваше.

Что касается Ваших родителей, я выполнила свою часть работы, повлияв на них соответствующим образом. Они готовы принять Вашу помолвку с мисс Макаллистер. Вам остается объявить о ней. Путь для Вас освещен. Вам лишь надо по нему пройти.

Надеюсь, я облегчила Вам задачу. Но не сомневайтесь… Атина Макаллистер именно та, которая вам нужна.

До встречи в Воксхолле.

Ваша

Маргарет, герцогиня Твиллингем».

– Ты помнишь, чему научилась?

В этот момент карета попала в огромную рытвину и Атина едва усидела на месте. Она с трудом удержалась от того, чтобы не выругаться, но вовремя сообразила, почему она здесь находится и с кем.

– Помню, ваша светлость.

– Новый корсет, который я тебе купила, просто сотворил чудо. Ты выглядишь почти нормально. Надеюсь, ты понимаешь, что красота требует жертв, так что не ропщи.

В этом корсете было почти невозможно дышать, но он позволил Атине надеть великолепное платье, которое для нее заказала герцогиня, – длинная юбка из бирюзового шелка, пышные рукава, украшенное крошечными жемчужинками декольте. Вечерние туфельки тоже расшиты жемчужинками. Прическу украшают изысканные белые цветы. Белоснежные перчатки выше локтя придают наряду полную завершенность.

– Полагаю, ничего нельзя было сделать с твоими рыжими волосами. Я советовала тебе не выбирать такие кричащие цвета для платья. Желтые и коричневые цвета подошли бы больше к твоим волосам и немного притушили бы их яркость. Голубые и зеленые цвета наоборот все выпятили.

Атина еле сдержалась, чтобы не нагрубить.

– Дедушка говорит, что мои рыжие волосы – это часть моей естественной красоты.

Герцогиня фыркнула.

– Естественная красота присуща овцам и лошадям. Нам, женщинам, нужно гораздо больше. – Она выглянула в окно. – Может быть, у нас есть еще время остановиться у магазина шляп и купить подходящую к платью шляпу.

– Нет, спасибо, ваша светлость. Полагаю, что для сегодняшнего пикника мои волосы вполне подойдут. Предлагаемый вами аксессуар, по-моему, будет неуместен для вечера на открытом воздухе.

– Хм, – неохотно согласилась герцогиня. – Пожалуй, ты права.

Если вход в Воксхолл – знаменитый увеселительный парк Лондона – был рассчитан на то, чтобы произвести впечатление грандиозности, то он оправдал себя в полной мере. Атина ощутила его магическое воздействие, как только переступила порог. Это был рай на земле. Вдоль широкой аллеи, словно огромные часовые, выстроились цветущие деревья. В наступающих сумерках было слышно пение соловьев. Слева от Атины стояла полукруглая колоннада, где в нишах стояли столики для посетителей. С правой стороны в середине большой лужайки был пышно украшенный аляповатыми фестонами павильон с огромной позолоченной раковиной, где в центре размещался оркестр, только что начавший играть.

Атина шла за герцогиней – «не более чем в пяти футах от старшей особы», как предписывала книга графини Кавендиш, – которая повела ее в свою собственную ложу, откуда открывался великолепный вид на оркестр. Сотни людей – судя по их нарядам, это была знать – прогуливались по Воксхоллу. Атине очень захотелось побродить по парку, где, как она слышала, был красивейший каскад, но она должна была следовать за герцогиней, которая уже заняла свое место в ложе.

Атина села рядом. Легкий ветерок доносил аромат роз и гиацинтов. В глубине ложи висела потрясающая картина, от которой Атина пришла в восторг. Атина едва успела немного осмотреться, как к их ложе потянулась вереница людей, желавших возобновить знакомство с герцогиней. Многие люди раскланивались с герцогиней, и та благосклонно принимала их приветствия. Герцогиня всем представляла Атину, и Атина почувствовала, как ее престиж в обществе неуклоно растет.

Но вежливая беседа очень скоро утомила Атину. Когда еще одна амбициозная леди угодливо попросила замолвить слово перед леди-патронессой «Олмака», Атина подавила зевок. Похоже, что многие в обществе восхищаются людьми за то, сколько у них знакомых, а не за то, что они сами совершили. Чтобы отвлечься, Атина стала осматриваться, надеясь, что эта часть вечера скоро закончится, и она сможет прогуляться по Воксхоллу до того, как окончательно стемнеет.

– Добрый вечер, ваша светлость.

Атина не обратила бы внимания на это приветствие, если бы не тот факт, что герцогиня на него не ответила. Атину это удивило, и она повернула голову. Перед ними стояла высокая сухопарая женщина с темными волосами, одетая в скромное, но элегантное платье ярко-синего цвета, но этот цвет казался на ней вполне уместным. Она была симпатичной, но отнюдь не красивой.

Герцогиня не ответила, даже не взглянула на женщину.

– Вы хорошо выглядите, – продолжала женщина.

Снова никакого ответа. Атине стало не по себе. Со стороны герцогини это было невежливо, но Атина знала, что если такой человек, как герцогиня, кого-либо осадит, то это было равноценно общественной порке.

– Что ж, тогда доброго вам вечера, – обратилась женщина к Атине.

– Доброго вечера.

Женщина хмыкнула.

– По крайней мере одна из вас может претендовать на хорошие манеры.

Женщина повернулась и ушла.

Герцогиня побагровела от ярости.

– Какая наглость! Как она посмела подойти ко мне и заговорить!

Атина удивленно сдвинула брови:

– Кто это был?

Герцогиня в гневе стукнула открытым веером по столу.

– Эта… тварь – чума Лондона. Знай я, что она здесь, ни за что бы не приехала! – Она повернулась к Атине, сверля ее взглядом. – Я хочу, чтобы ты поняла – ты ни при каких условиях не должна общаться с этой женщиной.

– Я поняла.

Герцогиня погрозила Атине пальцем:

– Если я когда-нибудь узнаю, что ты принимала эту женщину, немедленно перестану тебе покровительствовать.

В чем бы эта женщина ни провинилась перед герцогиней, этого было достаточно, чтобы заставить в общем-то вполне благодушную пожилую женщину потерять самообладание.

– Да, ваша светлость, я вас поняла. Но вам не кажется, что мне будет легче отказать ей, если она ко мне явится, если бы я хотя бы знала, как ее зовут?

Герцогиня сделала глубокий вдох, и ее лицо снова приняло выражение, сходное с мраморной статуей.

– Это Вера, леди Понсонби, хотя мне стоит большого труда произносить это имя. Титул она получила, когда вышла замуж. На самом деле она дочь стряпчего. Но поверь мне, ее мать была гораздо хуже. Когда умер ее отец, ее мать купила и стала содержать дом терпимости!

– О нет! – в ужасе воскликнула Атина.

– Ее мать была ужасной женщиной по имени Финч, посвятившей свою жизнь храму греха. Вся семья Финч была в это вовлечена. Не понимаю, о чем только думал Понсонби, связавшись с этой семейкой. – Герцогиня покачала головой. – А сейчас эта женщина является владелицей дома терпимости, доставшегося ей от матери. Но ничего хорошего ей это не принесло. Здание пустует с тех пор, как умерла ее ужасная мать, и я слышала, что они никак не могут его продать. Мне только остается радоваться, что эта мертвая недвижимость опустошила кошелек Понсонби.

Атину удивил тот ядовитый сарказм герцогини, с каким она говорила о женщине по фамилии Понсонби, и она заподозрила, что ее светлость чего-то не договаривает. Ее супруг слыл в обществе распутником, и вполне возможно, герцогиня потеряла его за дверями дома терпимости миссис Финч. Атина огляделась в надежде увидеть ту, которой удалось привести в ярость невозмутимую герцогиню. Именно в этот момент она увидела его. Он стоял в кружке мужчин, провозглашая тост.

Кельвин Бредертон, лорд Стокдейл.

В действительности он был так же красив, как в ее памяти, так и в мечтах. Одетый в коричневый камзол и расшитый золотой нитью жилет, он был воплощением здоровья, богатства и стиля. Он что-то оживленно говорил стоявшим вокруг него мужчинам и выглядел так же ослепительно, как неделю назад, когда герцогиня взяла ее с собой на обед в доме родителей Кельвина. Атина вспомнила, как долго она с ним разговаривала в тот вечер, и ее сердце учащенно забилось.

– Я вижу, в каком направлении работают твои мысли.

– Извините?

– Ты слышала, что я сказала. На твоем лице написаны все твои неподобающие леди мысли. Вспомни предостережения графини Кавендиш.

Атина покраснела до корней волос.

«Настоящая леди никогда не должна думать о плотском. Если она стремится к совершенству, она не должна позволять ни своим мыслям, ни делам быть зараженными порчей. Чистота помыслов – вот отличительная черта настоящей леди».

Коротким кивком герцогиня приветствовала хорошо одетого мужчину.

– Я уговорила герцога Седжвика привести сюда лорда Стокдейла. Прошу тебя, не вздумай хотя бы словом обмолвиться о леди Понсонби и ее заведении.

Атина почувствовала, что краснеет еще больше. Она ненавидела себя за то, что краснеет, потому что от этого ее волосы казались еще более рыжими. Обмахиваясь веером, она попыталась охладить свои пылающие щеки. Потом глубоко вдохнула, готовясь к встрече с ним. На ней прелестное платье, ее волосы уложены в безупречную прическу и у нее манеры настоящей леди. Она уже не та несуразная девица, какой была месяц назад. С тех пор книга графини Кавендиш подняла ее до уровня светского поведения. Сегодня она леди… и Кельвин это обязательно заметит.

Кельвин подошел к ним, широко улыбаясь.

– Ваша светлость, – сказал он, приложив пальцы к шляпе. – Как приятно снова видеть вас. Надеюсь, вы в добром здравии.

– Спасибо, лорд Стокдейл. Вы помните мисс Макаллистер?

– Разумеется, – сказал он, одарив Атину свой ослепительной улыбкой. – Мисс Макаллистер, рад вас видеть снова. Вы выглядите просто потрясающе.

Лицо снова запылало. Единственным утешением было то, что когда она краснела, ее веснушки были менее заметны.

– Благодарю вас, лорд Стокдейл. Не хотите ли присоединиться к нам?

– С большим удовольствием.

Они непринужденно болтали, обсуждая красоты парка Воксхолл и людей, которых они здесь встретили. Уровень несказанного счастья Атины поднимался выше с каждой минутой. Мысли улетали у нее из головы, и до нее дошло, что она все больше улыбается и все меньше говорит. И это было не так уж плохо, потому что, как учит графиня Кавендиш, «ни одному мужчине не нужна жена, болтающая без умолку, как попугай. Женщина, которая слишком много говорит или, во всяком случае, говорит больше, чем мужчина, может в будущем оказаться сварливой мегерой».

Кельвин взглянул на нее, на секунду отвлекшись от того, что говорила герцогиня, и их взгляды встретились. Атина не удержалась от улыбки.

– Должен сказать, что я очарован акцентом мисс Макаллистер, хотя он и малозаметен. Мисс Макаллистер, как давно вы уехали из Шотландии?

– Очень давно. Мне было десять лет, когда мы покинули Шотландию. – Атина запнулась, поняв, что невольно выдала свой не слишком молодой возраст. – В то время умерли мои родители, и я переехала в Англию к своему дедушке.

– Я никогда не был в Шотландии. Мне бы хотелось там побывать.

– О, вам понравился бы Тай-на-Койлл. Это означает «Дом лесов». Это был красивый дом, вокруг которого, насколько хватает глаз, простирались поля и луга. Через лес протекает река, и по воскресеньям мы обычно ходили… – Она хотела было сказать «на рыбалку» – но, увидев выражение лица герцогини, на мгновение остановилась. «Настоящая леди никогда не участвует в развлечениях мужчин. Охота, рыбалка, стрельба из лука, бега, бокс и прочее должны оставаться исключительно прерогативой мужчин. Считается совершенно неприличным поведением для леди принимать участие в разговорах об этих развлечениях, не говоря уже о том, чтобы в них участвовать». – …гулять по лесу и наслаждаться пением птиц.

– Звучит просто замечательно. Думаю, мы скоро предпримем туда поездку. Если, конечно, ее светлость сможет к нам присоединиться.

– Это место уже давно нам не принадлежит, – сказала Атина. – Мой отец потерял его незадолго до смерти.

– О, простите. Мне очень жаль. Значит, в Шотландии не осталось места, которое вы могли бы назвать своим домом?

– Мой отец приобрел небольшой участок земли в качестве моего приданого. Мне хотелось бы, чтобы я могла похвалиться этим местом, но оно небольшое. Всего тридцать акров скалистой земли в горной части Шотландии недалеко от моря.

Он улыбнулся, и на щеке у него появилась ямочка.

– Все равно мне хотелось бы его увидеть. Может быть, когда-нибудь вы меня туда отвезете?

Атина робко пожала плечами:

– Если вы пожелаете.

– Возможно, мы можем устроить там пикник… после того, как мы будем помолвлены.

Атина была поражена.

– Вы сказали «помолвлены»?

– Я, разумеется, поговорю с вашим дедушкой, чтобы получить разрешение, если вы не возражаете стать моей женой.

Герцогиня повернулась к Атине с торжествующим видом.

Атина не верила своим ушам. Выйти замуж за Кельвина Бредертона – самого красивого, потрясающего, богатого и желанного мужчину в Англии. Не будь она так крепко закована в корсет, ее сердце разорвалось бы от счастья.

– Нет, лорд Стокдейл. Я не возражаю, – сказала она с улыбкой.

Он улыбнулся в ответ.

– В таком случае вы сделали меня самым счастливым человеком на свете.

– Лорд Стокдейл, – спросила герцогиня, отвлекая его от Атины, лицо которой уже просто горело, – вы еще долго пробудете в Лондоне?

– Думаю, недели две. Я обещал своим друзьям в Корнуолле навестить их.

– Может, вы соблаговолите присоединиться к нам в «Олмаке» в следующую среду? В мою честь там будет устроен бал. Это будет мой последний бал в Лондоне, поскольку в субботу я уезжаю за границу и не вернусь до конца сезона. Приглашаю вас присоединиться к нам на этом балу.

Теплый взгляд его голубых глаз остановился на Атине.

– Боюсь, что мне придется отклонить ваше предложение… если только мисс Макаллистер не пообещает мне один танец.

Атина с трудом сдерживала радость. Сбылась ее мечта. Более того. Она перестанет быть объектом насмешек, списанной со счетов старой девой. Теперь она достаточно желанна, чтобы стать графиней. Графиня Кавендиш права. «Когда леди ведет себя правильно, это замечают все мужчины».

– Если танец со мной заставит лорда Стокдейла почтить нас своим присутствием на балу, тогда я почту за честь согласиться с его предложением.

– Значит, все согласны, – сказала герцогиня. – Лорд Стокдейл, мы с нетерпением будем ждать вас на балу.

Кельвин протянул руку Атине.

– Я не буду танцевать ни с кем, кроме вас.

Атина взглянула на склонившуюся над ее рукой голову Кельвина и почувствовала прикосновение его теплых губ к своей руке, затянутой перчаткой. Его губы на мгновение задержались, и ей захотелось запомнить это приятное ощущение.

Он поднял глаза, их взгляды встретились, и она выдохнула. Его улыбка сулила райское наслаждение. Но он – слишком быстро – обратил свой взор на герцогиню, а потом запечатлел небрежный поцелуй на ее руке.

– Леди, adieu.

Атина следила за ним взглядом, пока он не растворился в толпе гуляющих.

– Ты была очень любезна, – похвалила ее герцогиня. – Должна сказать, что твое сдержанное поведение превзошло все мои ожидания.

Ничто не могло стереть улыбку с лица Атины.

– Я наконец-то обручена.

– Золото становится еще более ценным после того, как его отполировали. Такой незаурядный человек, каким является Бредертон, желает получить от жизни самое лучшее – самые элегантные экипажи, самые старинные замки, самых высокопоставленных друзей и самых знатных женщин. Чем выше твой успех в обществе, тем притягательнее ты становишься для мужчин, подобных Бредертону.

Атина кивнула, переваривая слова герцогини. Она знала, что слишком неопытна, чтобы понять, что в действительности нужно мужчине. Ритуал ухаживания был весьма странной игрой. Не будь она в таком восторге от того, что подцепила Кельвина, она с презрением отмела бы все это явное притворство.

Им подали обед – безвкусного цыпленка, тонко нарезанную ветчину и отварной картофель. Хотя все было совершенно пресно, обед не испортил ее ощущения позолоченного счастья. Подняв взгляд от тарелки, она увидела в толпе знакомое лицо.

– Эстер! – воскликнула Атина и, приподнявшись, стала энергично махать рукой.

– Немедленно сядь, – приказала герцогиня. – Не привлекай к себе внимания!

– Извините, – ответила Атина, радуясь, однако, тому, что Эстер уже направляется к их ложе.

Несмотря на то что Атину в Эстер привлекали ее царственная скромность и безмятежная мудрость, она завидовала всему, что в ней было помимо этого. Эстер была эфемерной черноволосой красавицей, высокой и стройной, а Атина – нет. Эстер была благопристойна и изысканна, воплощенная леди. И хотя семья Эстер не купалась в роскоши, все джентльмены, как сельские, так и столичные, все еще сделали бы ей предложение. Три года тому назад Эстер влюбилась в ученого джентльмена по имени Томас Уиллетт и вышла за него замуж.

Мать Эстер, миссис Бермондси, приветствовала герцогиню:

– Ваша светлость, разрешите представить вам мою дочь, баронессу Уиллетт.

Герцогиня протянула затянутую в перчатку руку.

– Как поживаете, леди Уиллетт? Разве с вами нет вашего супруга?

Эстер опустила глаза.

– Нет, ваша светлость. К сожалению, дела поместья не позволяют ему сопровождать меня.

– Я уже давно не встречала его на приемах. Как он себя чувствует?

– Благодарю, ваша светлость, он в добром здравии. Его обязанности отнимают у него много времени. Я передам ему, что вы о нем спрашивали.

– Спасибо. Расскажите, миссис Бермондси, как вам понравилась Греция?

Пока пожилые леди вели беседу, Атина нагнулась к Эстер и шепнула:

– У меня потрясающая новость!

– Какая? – В голубых глазах Эстер вспыхнуло любопытство.

– Не здесь. – Подождав, когда в беседе обеих леди наступила пауза, Атина спросила: – Ваша светлость, вы не возражаете, если мы с Эстер прогуляемся по парку?

Герцогиня выпрямилась.

– Если не возражает миссис Бермондси, то и я разрешаю.

– Но обещайте вернуться до того, как начнут зажигать фонари. И, Эстер, избегайте темных дорожек.

Эстер послушно кивнула, и девушки, взявшись за руки, исчезли среди цветущей зелени.

– Господи, Атина! – воскликнула Эстер. – Ты что – похудела?

– Нет. На мне этот проклятый корсет. Но я еще никогда не была так счастлива, как в этой ужасной броне. Ты не поверишь, что сегодня случилось.

Атина рассказала обо всем, что произошло, о Кельвине Бредертоне и помолвке.

– Ах, Атина! Как замечательно! Я так тебе завидую, просто кричать хочется!

– Что за глупости, Эстер! Ты ведь уже замужем. Это я тебе завидую!

Эстер, будто извиняясь, пожала плечами.

– Просто я счастлива, что это наконец-то случилось с тобой. Надо же, кто бы мог подумать, что ты станешь графиней? Вы будете замечательной парой!

Атина улыбнулась, представив себя и Кельвина на свадебном парадном портрете. Она увидела себя сидящей в саду, похожем на этот, а Кельвина у себя за спиной с гордо поднятой головой. Это будет автопортрет, потому что она хотела написать его сама. Он на этой картине получится идеальным красавцем, а она – ну, себя она изобразит более худой. Краски фона будут яркими, а лица – более бледными, чтобы усилить романтический эффект. Она завтра же начнет делать наброски. Рисовать Кельвина по памяти не составит труда. Она была уверена, что ей удастся передать особенный изгиб его губ, мужественную линию подбородка, копну его волос. Единственной трудностью, с которой она может столкнуться, это его глаза…

Они зашли довольно далеко, так что музыка была уже почти не слышна. Смеркалось, и дорожка стала еле видна.

– Уже темнеет, – заметила Эстер. – Почему не зажигают фонари?

Атине очень хотелось увидеть этот процесс. Тысячи фонарей в парке были каким-то образом связаны между собой, и перед наступлением темноты слуги стояли в стратегических местах и одновременно зажигали фонари с помощью факелов, казалось, что все вокруг вспыхнуло светом от одной искры. Это было фантастическое зрелище, которое необходимо описать, и Атина хотела его увидеть собственными глазами.

– Теперь уже скоро. Пойдем дальше, я хочу увидеть весь парк, прежде чем нам придется вернуться в эту тесную ложу.

Они поплутали еще немного по извилистым тропинкам, но когда дошли до большой садовой арки, Эстер остановилась.

– Нам нельзя туда входить.

– Почему? – удивилась Атина.

– Потому что это вход в аллею Любовников.

Эта аллея вела к месту, где парочки уединялись и тайно занимались любовью. Лицо Атины озарила ликующая улыбка.

– Я слышала об этом месте. Давай пойдем.

– Нет. Мама не разрешает мне туда ходить.

– Не будь трусихой. Мы только войдем и сразу выйдем.

– Нас могут увидеть. Я не хочу, чтобы муж узнал, что я там была.

– В такой темноте никто нас не увидит. Пошли. Я знаю, ты тоже сгораешь от любопытства.

Атина потянула Эстер за собой в гущу довольно запущенного леса.

Там вообще ничего не было видно. Они осторожно продвигались, отводя в сторону цепкие ветки кустов. Ковер из опавших листьев заглушал все звуки. За исключением одного.

– Что это? – всполошилась Эстер.

Атина остановилась, прислушиваясь.

– Похоже, это стонет раненый зверь.

Любопытство заставило ее сделать несколько шагов.

Эстер даже не пошевелилась.

– Зверь? Какой зверь?

Не обращая внимания на Эстер, Атина двигалась вперед. Чем ближе она подходила, тем явственнее становился звук. Это стонала женщина.

Тропинка выводила на небольшую полянку, но Атина остановилась, спрятавшись за кустом. С этого места она разглядела, что на поляне происходило какое-то движение. Потом она различила большого мужчину – главным образом потому, что был виден светлый галстук. Именно из-под его фигуры неслись всхлипывания и тихие стоны удовольствия. Когда глаза Атины привыкли к темноте, она увидела женщину, перегнувшуюся через садовую скамейку, и стоявшего над ней мужчину, который ритмично двигал бедрами.

Кровь прилила к лицу Атины. Быть свидетелем такой сцены было грешно и дурно, но отвернуться было выше ее сил. Хотя фигуры были размыты, воображение дополняло то, чего она не могла видеть. Атина представила себе, как соприкасаются тела, как жар порочного удовольствия передается от одного к другому. Ее тоже бросило в жар.

Мужчина приказал что-то женщине свистящим шепотом, но Атина не могла разобрать слов. Однако его движения стали более энергичными, он издавал какие-то странные гортанные звуки, а женщина уже почти кричала. Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, Атина наблюдала за тем, как страсть все больше овладевала этими людьми.

Неожиданно тишину разорвали какие-то хлопки, словно одна за другой вылетали пробки из бутылок с шампанским. Атина решила, что это начался фейерверк, но звуки все приближались. Она обернулась и увидела, что это зажигаются фонари по всем аллеям парка. Свет вспыхнул, и стала видна занимавшаяся любовью пара.

Женщина вскрикнула и подняла голову.

Атина ахнула. Леди Понсонби!

От того, что подол ее ярко-синего платья был поднят до талии, ее поза была еще более постыдной и шокирующей. Позади нее, погруженный в ее лоно, мужчина был одет в коричневый камзол.

– Остановись! – крикнула леди Понсонби, глядя на кусты, за которыми пряталась Атина. – Там кто-то есть!

Мужчина поднял голову и обернулся. Кровь отлила от лица Атины.

Черты его лица были искажены маской похоти. Такого выражения она никогда не видела. Зато она очень хорошо знала это лицо. Эти голубые глаза, в которые она смотрела с такой любовью. Эти волосы, до которых ей хотелось дотронуться. Этот рот… Сколько раз она мечтала прикоснуться к нему своими губами.

Кельвин.

Монумент счастья, который она уже воздвигла в своем воображении, начал рушиться. Глядя в это лицо, лицо мужчины, который менее часа назад поклялся ей в верности, она думала лишь об одном.

Бежать.

У нее подгибались колени, но она не останавливалась. Сейчас тропинка был освещена, но из-за слез она почти ничего не видела. Выбежав на широкую аллею, она уже рыдала в полный голос.

Эстер поймала ее в объятия.

– Что случилось? Атина, что ты там увидела?

Образ увиденного был выжжен в ее мозгу словно каленым железом. Она могла описать его в тысяче тошнотворных деталей. Но не хотела. Она хотела похоронить его навсегда.

– Увези меня отсюда, – захлебываясь от слез, попросила она. – Пожалуйста.

Она позволила Эстер повести себя по другой дороге. Тугой корсет мешал Атине дышать. Они присели на садовую скамейку напротив какого-то фонтана. Атина не переставала рыдать.

Прошла, как ей казалось, целая вечность, когда она немного отдышалась и нашла в себе силы говорить. Вытирая слезы перчатками, она описала Эстер то, что видела.

– О, Атина, – сказала Эстер, поглаживая спину Атины. – Я даже не знаю, что тебе сказать.

Атина покачала головой.

– Я думала, что он меня любит. Я думала, что он любит меня. Я чувствую себя такой дурой. – В кустах вдруг запел соловей, но для Атины это скорее напомнило пение сирен, заманивающих простодушных моряков. – Почему он связался с этой… этой ужасной женщиной? Почему он променял меня на нее?

Атина чувствовала себя полной дурой. Почему она подумала, что достойна замужества? У нее нет ни богатства, ни титула, ни перспектив. Годы цветущей юности прошли – и никакой корсет не изменит этой реальности. До чего она самонадеянная! Решила, что смогла завоевать сердце и восхищение такого человека, как Кельвин. Ей хотелось ненавидеть его, но вместо этого она ненавидела себя.

– Атина, то, что случилось, не изменит его намерения жениться. Он все равно на тебе женится.

– Я не хочу выходить за него замуж! – воскликнула Атина – слишком громко, что было неблагоразумно. – Он только что доказал меру своей любви ко мне. Неужели ты действительно думаешь, что я свяжу себя узами брака с человеком, который готов прыгнуть из моей кровати в кровать другой женщины? Сидеть дома и ждать, когда он вернется, и от него будет пахнуть так, как от женщин, подобных этой Понсонби?

Эстер ласково гладила плечо Атины.

– Ты расстроена, я понимаю, но подумай, о чем ты говоришь. Кельвин Бредертон – граф и завидная партия для любой женщины. У тебя и у твоего дедушки будет прочное положение. Не забывай об этом.

– Эстер, ты говоришь так же, как герцогиня Твиллингем. А как насчет того, чтобы выйти замуж по любви и жить в состоянии взаимного восхищения? Как насчет того, чтобы связать свою жизнь с человеком, который намерен уважать тебя и пожертвовать всем ради твоего счастья? Разве не это важнее всего?

Эстер неуверенно пожала плечами.

– Моя мама говорит, что самую большую радость, на которую может надеяться женщина, – это быть замужем и стать матерью. Если мужчина относится к женщине с уважением к ее предназначению в жизни, он выполнил свой долг. Ты не можешь ждать от мужчины, что он будет верен только одной женщине. Они устроены по-другому. Поэтому у них есть любовницы.

Атина хорошо понимала истину этих слов. Но применительно к себе решительно отказывалась ее принять.

– Почему я должна довольствоваться лишь половиной страсти мужчины?

– Не знаю. Некоторые женщины – те, которым повезло, – становятся женами. Остальные должны смириться с долей проституток. Так уж устроен мир.

Атина огляделась. В свете фонарей каждая дорожка, каждое дерево и все беседки сверкали так, будто были сотканы из звезд. Поистине захватывающее зрелище… но все казалось каким-то нереальным. Настоящая красота парка была спрятана за обманчивой маской тщеславия.

Компромисс. Она попробовала это слово на вкус, будто это был какой-то заморский фрукт. Неужели это правда, что ползамужества лучше, чем его отсутствие? Неужели большинство женщин соглашаются на брак потому, что им нужны защита и содержание? Неужели даже королевы выходят замуж за мужчин не по любви, а руководствуясь долгом – потому что это может увеличить их владения? Неужели она считает себя лучше их?

Атина вскочила со скамьи, вытерла остатки слез и быстро направилась в сторону выхода из парка.

– Это не мой путь. Хватит разыгрывать из себя леди. Зачем ломать комедию? Ради красивой свадебной церемонии, за которой последует холодная супружеская постель? Это не для меня. Подумать только, я старалась переделать себя ради вот этой… этой кучи дерьма. Будто всем мужчинам нужно, чтобы женщина была строгой и приличной. Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала. Спросите у леди Понсонби. Она вам ответит.

– Куда ты идешь? – крикнула ей вдогонку Эстер.

– Домой. Устрою небольшой костерчик из книжки графини Кавендиш под названием «Совершенная женщина. Как вести себя в обществе. Руководство для молодой женщины».

Глава 4

– Маленький французский мальчик бежит домой и кричит: «Мама, мама, папа стоит на крыше и грозится спрыгнуть вниз!» А мать отвечает: «Скажи своему папе, что я наградила его рогами, а не крыльями». – Адмирал громко рассмеялся собственной шутке. Маршалл Хоксуорт тоже хихикнул, отчего золотые эполеты у него на плечах слегка задрожали.

Дымок от адмиральской сигары вызвал у Маршалла воспоминания о той Англии, которую он покинул, чтобы уйти в море. Жареная утка, отличный портвейн, сигары – это все были знакомые вкусы и запахи дома. Что-то, конечно, изменилось – отражавшееся в зеркале во время бритья лицо немного задубело от морского ветра, светлые волосы выцвели от яркого солнца, а многочисленные сражения, в которых ему довелось участвовать, оставили неизгладимый след в виде глубоких морщин. Все остальное было прежним – особенно шутки.

Адмирал вытер выступившие от смеха слезы и спросил:

– Как тебе портвейн, мой мальчик?

Маршалл поставил на стол пустой стакан.

– Первоклассный. Он намного лучше того пойла, которое мы пьем на корабле, однако эффект тот же самый.

– В таком случае выпьем еще, – сказал адмирал, наполняя стакан Маршалла янтарной жидкостью. – Ты послушай еще один анекдот, – добавил он, откинувшись в кресле. – Маленький французский мальчик приходит из школы домой и рассказывает матери, что получил роль в школьном спектакле. «Замечательно, – говорит мать. – И что это за роль?» Мальчик отвечает: «Я буду играть роль французского героя войны». Мать нахмурила брови и говорит: «Возвращайся в школу и скажи своему учителю, что ты хочешь играть настоящую роль, а не выдуманного героя». – Челюсти адмирала задрожали от сдерживаемого смеха. – Как тебе нравятся эти французы, а?

Маршалл отозвался коротким смешком.

Перестав смеяться, адмирал сказал:

– Прости, старина, я просто старался тебя немного развеселить.

– Со всем к вам уважением, сэр… меня не надо веселить. Мне нужны ответы. Почему вы приказали, чтобы мой корабль вернулся в порт? Мы были на пути встречи со «Святым Георгием», когда я получил приказ возвращаться в Англию. Признаться, я обеспокоен безопасностью этого корабля и всей его команды.

– С кораблем и командой все в порядке, мой мальчик. Вместо тебя я отправил «Триумф». Я уже получил донесение о том, что они захватили два французских судна с грузом оружия и боеприпасов и потопили третье.

– Но почему вы отстранили меня от операции? – Маршалл проследил за взглядом адмирала, смотревшего на черную повязку на своем рукаве. – Это не из-за моего отца, сэр?

Адмирал помрачнел.

– Твой отец был хорошим человеком и моим близким другом. И я хочу, чтобы у тебя было время пережить его уход из жизни, мой мальчик.

– Я любил своего отца, сэр. И еще долго буду его оплакивать. Но не сейчас. Я должен выполнить свой долг.

– Твой корабль активно участвовал в боевых действиях целых пятнадцать месяцев. Команда нуждается в отдыхе.

– Они все бодры и здоровы.

– Они все люди, которым необходимо заботиться о своих телах и душах. Им нужен отпуск, чтобы подправить свое моральное состояние и взбодрить боевой дух. Поскольку ты не просил отпуск от их имени, я решил предоставить его тебе.

– Но мы уже заставили Наполеона отступить. Мы уже перекрыли пути, по которым он получает оружие. Мы были готовы продолжать в том же духе, сэр.

Адмирал внимательно посмотрел на Маршалла:

– Ты уверен, что не хочешь просто заглушить боль утраты?

– Нет, сэр. Я хочу почтить его память победой в этой войне.

Адмирал поджал губы.

– Именно этого я и боялся. Мне не нужен капитан корабля, который хочет, чтобы им гордился его покойный отец. Мне нужен лидер, способный оценивать реальность и сохранять ясность мышления во время сражений. – Тон адмирала немного смягчился. – Маршалл… ты уже выиграл достаточно сражений во славу Короны. Ты первоклассный офицер, лучший капитан флота его величества. Ты уже отдал долг памяти своему отцу. Но ты стал забывать, что сейчас в тебе больше всего нуждается твоя семья, и самой лучшей данью памяти твоего отца – это если ты возьмешь на себя заботу о его делах. Ты об этом не задумывался, мой мальчик?

Маршалл стиснул зубы. Он всегда восхищался адмиралом Роуландом. Во многих отношениях он был для него в большей степени отцом, чем его собственный отец. А поскольку у адмирала никогда не было своих детей, Маршалл был как бы его сыном, который его понимал и шел по его стопам.

– Я нужен там, на море, сэр.

– Твоей матери и сестре ты тоже нужен. Я не прошу тебя отказаться от карьеры морского офицера. Я просто хочу предоставить тебе шанс отвлечься на короткое время, с тем чтобы ты мог привести в порядок дела отца. И я совсем не прочь почувствовать от тебя хоть немного благодарности за это. Не каждому я сделал бы такую скидку. Но ты не такой, как большинство моих офицеров. Многие из них вторые и третьи сыновья и не являются наследниками. И ни один из них не стал только что маркизом и пэром Англии, милорд.

Маршалл покачал головой. Он сомневался, что сможет когда-либо привыкнуть, что его будут называть маркизом Уорриджем. Он никогда не придавал значения титулам. Считал их незаслуженными. Он был знаком со многими аристократами, которые вели распутный образ жизни, но тем не менее требовали, чтобы к ним относились так, будто их титулы каким-то образом предполагают достоинства. Обращение «капитан» значило для него гораздо больше, чем «маркиз».

– Как твоя матушка переносит горе?

– Она справляется, сэр, – ответил Маршалл, сожалея о том, что говорит неправду, поскольку подозревал, что его мать более чем счастлива освободиться от второй половины своего неудачного брака. – Я передам ей, что вы спрашивали о ней.

– А твоя сестра?

Маршалл снова покачал головой:

– Жюстина была очень привязана к отцу. Это она ухаживала за ним во время его продолжительной болезни.

– Бедная девочка. Ей пришлось отказаться от многих предложений выйти замуж, не так ли?

– Да, вроде того. По правде говоря, она не слишком пыталась поощрять претендентов.

– Понимаю. Поскольку у вашего отца не было возможности позаботиться о том, чтобы найти ей достойного мужа, эта обязанность ляжет на тебя. И пока ты будешь этим заниматься, как знать, может, ты найдешь себе жену до того, как снова отправишься в плавание.

Маршалл сомневался, что он будет слишком этим озабочен. Его друзья часто подтрунивали над ним, говоря, что он женат на своем корабле. И в этом была большая доля правды. Все женщины его круга были бесцветными и предсказуемыми. Похожими друг на друга. А все вместе казались ему чем-то расплывчатым – только жеманные улыбки, притворные слабости и неинтересные светские сплетни. Они одевались одинаково, говорили одинаково и вели себя тоже одинаково. Казалось, что все они участницы в какой-то безымянной гонке на звание Леди Совершенство. Получить в жены такой приз – Боже избавь.

Его гораздо больше интересовали простые женщины, работавшие в трактирах и в портовых борделях. Они не притворялись леди. Их заботы были о том, чтобы в доме была еда для семьи, их не интересовало, какой оттенок желтого цвета считается в этом сезоне немодным. Его больше привлекала настоящая женщина, чем та, которая была настоящей леди.

Адмирал потушил сигару и встал.

– Я о тебе самого высокого мнения, мой мальчик. Поэтому приказываю тебе жить собственной жизнью. Оплакивай своего отца. Заботься о матери. Выдай замуж сестру. Женись. А через несколько месяцев вернешься ко мне для дальнейшего прохождения службы.

Маршалл тоже поднялся.

– А мой корабль, сэр?

– До твоего возвращения командовать «Возмездием» будет капитан Хедуэй.

Голова Маршалла поникла. Теперь он почувствовал себя так, будто в его семье произошли две смерти.

Ему показалось, что адмирал это понял.

– Послушай, мой мальчик. Ты же не ждешь, что я оставлю наш корабль на привязи в сухом доке до твоего возвращения?

– Нет, сэр, – пробормотал Маршалл. – Спасибо за обед и ваше общество, сэр. И за отпуск. Я признателен вам за вашу заботу о моей семье и сочувствие к нашей трагедии. Доброй ночи.

Маршалл отдал честь и направился к двери.

– Хоксуорт! – окликнул его адмирал.

– Да, сэр?

– Не задерживайся слишком долго. Мы не можем позволить, чтобы маленькие французские мальчики разыгрывали героев в школьных спектаклях, не так ли?

Как это похоже на адмирала Роуланда – сказать именно то, что хотел услышать Маршалл.

День выдался великолепный – на небе ни облачка. Как обычно бывает в самый разгар весны.

Эстер обменялась несколькими любезными фразами с Мейсоном Ройсом, прежде чем подняться наверх в комнату Атины.

Она тихо постучала в дверь.

– Атина?

Эстер заглянула в полутемную спальню. Хотя было уже больше одиннадцати часов утра, занавески все еще были задернуты. Воздух в комнате был спертым. Атина лежала в постели, уставившись в догорающее в камине пламя.

– Как ты себя чувствуешь?

Атина взглянула на Эстер, но как будто не узнала ее.

– Я приезжала к тебе вчера, но ты даже не спустилась, чтобы увидеться со мной.

– Уходи, Эстер, пожалуйста. У меня и сегодня нет настроения тебя видеть.

– Вот еще. Я не собираюсь позволить тебе предаваться мрачным мыслям ни секунды дольше. – Она отдернула занавески и открыла окно. – Давай вставай.

Атина прикрыла глаза ладонью.

– Если ты сейчас же не уйдешь, я позову дедушку.

– А кто, по-твоему, послал меня сюда? Вставай. День уже давно начался.

Атина села и взглянула на Эстер с нескрываемым раздражением. Ее подруга была в полном порядке в своем розовом платье, белой шали и таких же туфельках. Ленты в ее волосах тоже были розовые и белые. Даже румянец на светлой коже соответствовал ее наряду.

– Я посмотрю, какой ты будешь веселой, когда я вылью на твою голову содержимое моего ночного горшка.

– Это может даже улучшить запах в этой комнате. Сколько дней ты уже не мылась?

– Не знаю, – не скрывая сарказма, ответила Атина. – А какой сегодня день недели?

Эстер поджала губы.

– Я скажу, какой сегодня день. Сегодня мы с тобой отправляемся на прогулку в Гайд-парк.

– Отправляйся одна, а я останусь дома.

– Ничего подобного, – решительно заявила Эстер. – Давно пора забыть то, чему мы были свидетелями в Воксхолле.

Атина бросила на Эстер предостерегающий взгляд:

– Эстер Уиллетт, если только ты посмеешь назвать имя сама-знаешь-кого, я засуну свой зонтик сама-знаешь-куда.

– Договорились. А теперь иди и прими ванну. Я приготовлю тебе что-нибудь необыкновенное из одежды. И повезу тебя на охоту на свежую дичь.

* * *

Атина с наслаждением вдыхала свежий весенний воздух, пока открытое ландо Эстер катилось по улицам Лондона. Она подставляла лицо теплому солнцу, чувствуя себя увядшим цветком, который медленно возвращается к жизни.

К тому времени как они достигли Гайд-парка, Атина уже почти чувствовала себя прежней. Эстер останавливала ландо, чтобы поздороваться со всеми встречавшимися в парке на их пути, и Атина оказалась вовлеченной в светские разговоры – легкомысленные, а порой даже фривольные, – но это были именно такого сорта банальности, в которых она нуждалась. Надо отдать должное дамским бессмысленным разговорам – они по крайней мере отвлекают от размышлений о более неприятных сторонах жизни.

День выдался солнечный, и они решили прогуляться вдоль озера. Им попадались молодые влюбленные парочки, которые шли, взявшись за руки, и группки людей, явно наслаждавшихся погодой и прекрасными видами. Эстер болтала без умолку, комментируя то какую-то группу, то чье-то платье, и Атина постепенно приходила в себя.

Атина разглядывала пологие холмы, но неожиданно ее взгляд за что-то зацепился, от чего у нее сразу испортилось настроение. Это было что-то ускользающее, эфемерное, но оно повлияло на нее так же, как если бы она окунулась в холодную воду Темзы. Она посмотрела еще раз, желая понять, что же так ее расстроило. Ничего. Она тряхнула головой. Что за глупость!

А потом она это увидела. Ярко-синее пятно. Этот цвет с некоторых пор вызывал у Атины неконтролируемые приступы раздражения. На большом расстоянии от них на дорожке среди деревьев женщина в ярко-синем платье садилась в карету. Атина прищурилась. Она узнала платье… и женщину.

Атину окатила волна ярости. У нее была в запасе парочка непечатных слов для леди Понсонби, и, видит Бог, она их выскажет.

– Эстер, подожди меня здесь, – сказала Атина. – Я подъеду за тобой на ландо.

Недоуменный вопрос Эстер остался без ответа. Атина уже бежала к воротам у входа в парк, где они оставили ландо. Кучер сладко спал на козлах и испуганно встрепенулся, когда Атина только что не прыгнула в карету.

– Видишь вон тот экипаж? Следуй за ним. Если не отстанешь, получишь соверен.

– Да, мисс, – ответил кучер, кое-как нахлобучил шляпу и дернул за вожжи.

Атина кипела от ярости. У нее найдутся походящие – не слишком приличные – словечки для этой леди Понсонби. Ей хотелось просто отхлестать эту женщину, но она знала, что этим она не достигнет желаемого результата. Эту женщину надо оскорбить гораздо сильнее, чем просто попортить ей физиономию. Атина хотела, чтобы ей было так же невыносимо больно, как и ей самой.

Атина отмела обещание, данное ею герцогине Твиллингем, держаться подальше от леди Понсонби.

Атина неумолимо следовала за этой женщиной по улицам Лондона, пока ее карета не остановилась на Уайтчепел-стрит.

Леди Понсонби вышла из кареты и расплатилась с кучером. Затем подошла к дому из красного кирпича, поднялась по ступеням к выкрашенной в красный цвет двери, открыла ее и скрылась за нею.

Атина выскочила из кареты, взлетела по ступенькам и остановилась перед дверью. На двери висела деревянная дощечка, прибитая гвоздем. На ней было выведено большими буквами «Продается». Рядом, на кирпичной стене, висела тусклая бронзовая табличка, на которой значилось «“Храм наслаждения”, основан в 1795 году». Атина заколебалась. Она собиралась сделать нечто грандиозное и была уверена, что это изменит ее жизнь. Атина редко сожалела о том, что сделала, – чаще о том, чего не сделала. Поэтому она открыла дверь и вошла.

Ее тут же окутала темнота. Правда, постепенно она к ней стала привыкать. Позади холла была гостиная, выходившая окнами на улицу. Сквозь закрытые ставни в комнату все же проникали тонкие лучики света, так что Атина увидела обстановку гостиной.

Диваны и стулья были задрапированы белыми простынями, воздух был затхлым, и чувствовался запах плесени. Казалось, что в доме уже долгое время никто не живет. В воздухе стоял какой-то особый запах – странная смесь сигар, алкоголя и одеколона. На стенах не было ни картин, ни канделябров, но васильково-синий цвет, в который были выкрашены стены, от времени не поблек. В дальнем конце гостиной вдруг открылась дверь.

Атина скрестила на груди руки.

– Неужели это леди Понсонби собственной персоной?

На угловатом лице леди Понсонби отразилось удивление.

– Кто вы, черт побери?

Этот вопрос привел Атину в ярость.

– Кто я? Я та женщина, у которой вы украли ее будущее счастье.

Леди Понсонби посмотрела на Атину повнимательнее:

– Я действительно вас знаю. Вы протеже этой высокомерной коровы, герцогини Твиллингем. Я разговаривала с вами на прошлой неделе в Воксхолле.

– На прошлой неделе это было не единственное, чем вы занимались в Воксхолле. Я видела вас в аллее Любовников с Кельвином.

Леди Понсонби вызывающе вздернула подбородок:

– Значит, это вы прятались за кустами? Разве ваша благодетельница не учила вас, что подсматривать за людьми считается неприличным?

– Кто бы говорил! А как посмотрело бы общество на женщину, которая совокуплялась бы на земле, как свинья в пору случки?

Медленными шагами леди Понсонби начала приближаться к Атине. Взгляд ее темных глаз был одновременно глубоким и пустым, словно скрывал какой-то секрет – притом не слишком счастливый.

– Во-первых, моя маленькая шотландская мисс, мне в высшей степени наплевать на то, что обо мне думает общество. А во-вторых, какое отношение имеет к вам моя личная жизнь?

Хотя леди Понсонби была гораздо выше ростом, Атина не дрогнула.

– А то, что мужчина в вашей «личной жизни» был не ваш. Он был мой.

Взгляд женщины немного смягчился.

– Ах, вот в чем дело. Вы приревновали меня к этому молокососу. Мне он не нужен. Можете его забирать.

Она повернулась, собираясь уйти.

Атину взбесил ее снисходительный тон. Она схватила первую попавшуюся под руку вещь – незажженный подсвечник – и швырнула его в пустой камин. Тяжелое серебро ударилось о кирпичи со страшным грохотом и упало на дно камина.

– Он должен был стать моим женихом! А вы отняли его у меня!

Слезы подступили к глазам Атины, и она отвернулась, чтобы их скрыть.

Леди Понсонби молчала, но она явно не потеряла самообладания.

– Если это может как-то вас утешить, он меня не любит. Мы ничего не значим друг для друга. – Она невесело хмыкнула. – Я даже не помню, как его фамилия.

Но это лишь повернуло острый клинок, засевший в сердце Атины с прошлой недели.

Леди Понсонби наклонилась, чтобы поднять помятый подсвечник.

– Он все еще ваш.

– Он мне больше не нужен.

– Почему? Потому что он захотел заняться любовью с другой женщиной?

– Именно.

Леди Понсонби пожала плечами:

– В таком случае будьте счастливы тем, что я избавила вас от того, что вы вдруг обнаружите правду о его изменах после того, как вы свяжете с ним свою жизнь.

В этом была доля истины. Но краски на палитре ее жизни уже были смешаны так, что ничего нельзя было разобрать.

– Я просто не могу понять, какого черта?..

– Он прыгнул в постель другой женщины? Проснись, крошка. У мужчин бывает лишь два состояния, в котором они пребывают, – смерь и измена.

– Но что он увидел в…

Атине не пришлось заканчивать предложение. Ответ она прочла на лице леди Понсонби.

– О, я поняла, – сказала она. – Дело не в том, что он изменил вам с другой женщиной. Дело в том, что он выбрал меня. – На лице леди Понсонби появилось выражение холодного самодовольства, и Атина почувствовала себя униженной. – И ты удивлена, что твой прекрасный принц предпочел увядшую старую каргу своей рыжеволосой принцессе. – Она не скрывала сарказма. – А это потому, моя лапочка, что я могу предложить ему то, чего ты просто не можешь.

Это был вопрос, который убивал в ней последние остатки гордости, но она должна была его задать.

– И что же это?

Леди Понсонби лучезарно улыбнулась:

– Ты не прочитаешь этого на страницах этого глупейшего справочника, который читают все дебютантки.

Атина почувствовала себя виноватой. И униженной.

– Я не дебютантка.

– Нет. Именно в этом проблема.

– Что вы имеете в виду?

– Сколько тебе лет?

– Вас это не касается.

– Хорошо, не говори. Но я уверена в том, что ты собрала достаточно пыли, сидя у стены на балах столь продолжительное время.

Атина покраснела, несмотря на свой воинственный вид.

– И это имеет отношение к тому, о чем вы говорите?

– Вот что я тебе скажу: ты созрела для того, чтобы тебя сорвали, но почему-то предпочитаешь оставаться не сорванной в ожидании умелого садовника.

– И где же альтернатива? Упасть в объятия первого попавшегося батрака? Я не отношусь к проституткам вашей матери.

Леди Понсонби хихикнула, но как-то невесело.

– Почему же? Ты просто этого не понимаешь. И ты, и все остальные розовые бутончики общества с самого начала воспитаны со специальной целью – подцепить первого подвернувшегося богатого джентльмена независимо от того, нравится он вам или нет. Нет никакой разницы между такими, как вы, и такими, как я. За исключением того, что я наслаждаюсь плодами своего труда, тогда как вы… Вы получаете согласие общества осуждать меня за это.

Атина не могла отрицать, что Понсонби в чем-то права. Если бы она присоединилась к мнению либо одних, либо других, она стала бы или невежей, или лицемеркой.

– Но в любом случае, – продолжала леди Понсонби, – возвращайся к своим сплетням в гостиной и вышиванию на пяльцах. Возвращайся к отличному руководству графини Кавендиш о том, как заполучить и удержать мужа. Прячь голову в песок, чтобы не знать, что на самом деле мужчине нужно от жены. К твоим фантазиям присоединится весь Лондон. Но тогда не удивляйся, что такие женщины, как я, находят дорогу в вашу украшенную кружевами жизнь.

Слова леди Понсонби жгли Атине сердце. Что бы это ни было, но что-то в ней не устраивало Кельвина, и она хотела знать что. Отчаянно хотела.

– Хорошо. Так просветите меня. Чего на самом деле мужчина хочет получить от жены?

Откинув голову, леди Понсонби рассмеялась:

– Спроси у них… если посмеешь. Могу пообещать, что тебе с удовольствием все покажут. Просто знай одно: нельзя заполучить мужчину, ни разу к нему не прикоснувшись. Пока ты будешь изо всех сил стараться быть твердой, другие женщины будут забавляться тем, что твердо у мужчин.

Атина опустилась на один из покрытых простыней стульев. Она ни на йоту не приблизилась к пониманию того, почему она не смогла завоевать сердце Кельвина. Что бы это ни было, она не найдет ничего путного в книге графини Кавендиш. Леди Понсонби была резкой и самоуверенной, даже циничной, но она оказалась права, а руководство графини – просто макулатура.

Атина оглядела комнату, полную призраков искателей удовольствия и тех, кто им эти удовольствия доставлял. Атина могла поспорить, что эти куртизанки знали, что ищет мужчина в женщине, и были полностью готовы дать им это… на короткое время и за приличную цену. Если бы только она могла побывать здесь, когда бордель процветал! В этих стенах была настоящая академия знаний того, как воспитать мужа – независимо от того, чей он. Атина была не дебютанткой, а дилетанткой. Будь она куртизанкой, она бы давно знала секрет, как подцепить мужа.

Атина вздохнула. Однако мужчины не женятся на куртизанках, не так ли? Они женятся на знатных леди. Она покачала головой. Единственное, на что способны жены, – это деторождение. Мужчине нужна жена только для того, чтобы она родила ему детей, а свою любовь и восхищение они отдают ночным бабочкам. Возможно ли сочетать одно с другим? Возможно ли быть той, кого он любит, и той, с кем он занимается любовью? Может ли женщина стать для мужчины одновременно и женой, и любовницей? Возможно ли, чтобы она, Атина, узнала, что такой мужчина, как Кельвин, на самом деле желает, и не покрыть себя при этом позором, а остаться безупречной?

Неожиданно в голову ей пришла мысль, но такая, в которой ей не хотелось признаваться. Но мысль завладела ею настолько, что она уже не могла от нее отделаться. Есть способ стать леди-куртизанкой. Но на это потребуются деньги. И умение. А главное – смелость.

Атина вышла из дома и сняла с гвоздя дощечку с надписью «Продается». Потом снова вошла в дом и распахнула дверь в гостиную леди Понсонби.

– Научите меня.

Глава 5

– Школа для старых дев?

Мейсон Ройс опустил газету и с удивлением посмотрел на Атину. Она села на стул напротив него.

– Пансион благородных девиц, дедушка. Академия для девушек, достигших брачного возраста, где их будут обучать тому, как заполучить, а потом ублажать мужа. Все пользуются рекомендациями графини Кавендиш.

Но существовала некая скрытая программа, о которой у нее не было ни малейшего желания рассказывать дедушке.

Дед сдвинул седые брови.

– Но ты мне говорила, что книга этой графини – это осквернение самого понятия «литература». – Мейсон Ройс снял очки. – К тому же ты понятия не имеешь, как руководить таким пансионом.

– Я не умела писать маслом, пока не попробовала. По-моему, такое обучение просто необходимо. В обществе много таких молодых леди, которые считаются старыми девами, потерявшими надежду выйти замуж, а я хочу предложить им шанс совершенствовать те достоинства, которыми они обладают, и приобрести те, которых у них пока нет. Возьми, например, Джо Айсли. Она умеет играть на рояле и петь, но будет совершенно неспособна вести хозяйство какого-нибудь джентльмена. Или Вайолет Тиздейл, старшая дочь барона Уотсита. Она может рассказать все о Древнем Египте, а за обеденным столом слово боится вымолвить. Книга графини Кавендиш творит чудеса.

– А как насчет Кельвина Бредертона? Разве ты не собираешься за него замуж?

Атина напряглась.

– Кельвину придется подождать. Пансион более важен. Если книга графини Кавендиш так меня изменила, что я сумела добиться предложения красавца графа, я считаю себя должницей тех девушек, которые потеряли всякую надежду. – Она сделала строгое лицо, словно собиралась солгать по-крупному. – Я уже написала графине Кавендиш и попросила у нее благословения, она просто в восторге от моей затеи. Она даже сказала, что сможет время от времени читать у нас лекции, когда начнутся занятия.

Дед провел рукой по редеющим волосам.

– А чему у вас будут учить?

– Только вещам и занятиям, подобающим леди. Искусство, литература, поддержание беседы за столом.

Но она не сказала, что у нее и другие планы. Занятия, например, будут также посвящены искусству обольщения, чтению эротической литературы и тому подобному.

– Это, конечно, благородная цель, – со вздохом произнес дедушка, – но у нас совсем нет денег. Сколько все это может стоить, как, по-твоему?

Атина скрыла улыбку.

– Нам это ничего не будет стоить. У Эстер есть необходимые средства, и она согласилась вложить деньги в пансион. Я уже выбрала район. Он находится в самом центре Лондона, недалеко от Сити. Здание продается, и по тому, как оно выглядит, ремонт не потребуется. А владелец дома горит желанием поскорее его продать. Если все пойдет хорошо – а я думаю, что так и будет, – занятия уже можно начать через пару недель.

– Отлично.

Сказав это, Мейсон Ройс снова скрылся за своей газетой.

Атина встала, поцеловала деда в щеку и собралась уйти, торжествуя победу.

– А что сказала ее светлость герцогиня Твиллингем?

Сладость триумфа сменилась горечью поражения.

– Я… я не знала, что с ней надо было проконсультироваться.

– Как же так? Ведь она теперь твоя благодетельница. Она согласилась помочь в том, чтобы ты обручилась. Пока ты не вышла замуж, ты должна удостовериться в том, что она одобрит все, что бы ты ни предпринимала.

Атина знала, что спрашивать ни к чему. Герцогиня ее планы не одобрит, особенно если выплывет имя леди Понсонби. Настало время для еще одной невинной лжи.

– Перед тем как она отправилась в путешествие по Италии, я упомянула о моем плане. Но ты же знаешь, каковы эти светские матроны. Она просто сморщила нос. Они смотрят с подозрением на любую леди, если она не в гостиной. Но чем больше я объясняла ей, какое это благодеяние – научить других женщин тому, чему она научила меня, тем больше она склонялась одобрить мою идею. Она даже была польщена.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты просто вышла замуж за Бредертона и забыла про все это.

Атина вернулась и села на ручку кресла, в котором сидел дед.

– Ты помнишь сказки, которые ты мне рассказывал, когда я была маленькой? О Золушке и принце и другие?

Мейсон улыбнулся:

– Конечно, помню.

– Ты рассказывал мне, как бедняжку Золушку никто не замечал, когда на ней были лохмотья. Но стоило ей надеть нарядное платье и туфельки, принц, сын короля, влюбился в нее с первого взгляда. – Атина обняла деда. – В обществе полно принцев для таких девушек, как Золушка. Им просто нужна крестная, которая показала бы им, что следует надевать на бал. Понимаешь, дедуля?

Он громко вздохнул и похлопал по обнимавшей его руке.

– Полагаю, что я просто глупый старик, который очень любит тебя. Вот тебе мое благословение!

«Мой дорогой лорд Стокдейл.

Я только что узнала о причине, по которой Вам отказала мисс Макаллистер. Очевидно, она изменила мнение о Вас, потому что застала Вас на месте преступления с известной Вам женщиной в Воксхолле.

Хотя я не берусь осуждать моральную сторону Ваших поступков, не могу не удивиться Вашей неосторожности. Устраивать подобное свидание в публичном месте, да еще в то время, когда в саду находилась ваша невеста, было ошибкой. Вы должны понимать, какие чувства испытывает такая девушка, как мисс Макаллистер. Хотя стесненные обстоятельства, возможно, и подтолкнули ее согласиться на обручение с богатым человеком, но они не имеют ничего общего с тем, что она осталась старой девой. На самом деле будь она богатой, красивой и с положением в обществе, что сделало бы ее привлекательной партией, она все равно вышла бы замуж только по любви.

Она все еще смотрит на Вас телячьими глазами, так что Вы должны это учесть и оценить. Выразите ей свою преданность, иначе она найдет другой предмет для любви. Вы не должны этого допустить.

Пожалуйста, держите меня в курсе Ваших успехов.

Ваша

Маргарет, герцогиня Твиллингем».

Спустя всего месяц Атина и Эстер открыли двери пансиона благородных девиц графини Кавендиш, имевший грандиозный успех.

Атина пригласила нескольких великолепных преподавателей, которые должны были прочесть курс лекций по ряду проблем. Например, управляющий поместьем должен был рассказать о сложностях ведения хозяйства и управления штатом прислуги. Прочесть лекцию о поведении в обществе и высокой моде была приглашена французская графиня. Известный американский автор и бонвиван должен был проиллюстрировать умение вести светскую беседу. Куратора Британского музея попросили научить разбираться в тонкостях прикладного искусства. Этот набор лекций составлял ровно половину курса обучения, который был призван превратить женщину в очаровательную собеседницу, а затем и будущую невесту.

Вторая половина курса, однако, была совсем другой. Она начиналась после того, как солнце заходило за здание бывшего борделя. Атина отправила тайные послания небезызвестным мистеру Гэллинтри и лорду Радерфорду, прославившимся своими успехами в деле обольщения. Это были джентльмены, которых уважающая себя леди никогда не принимала одна, но которых ни одна уважающая себя хозяйка не исключала из списка гостей. Атина пригласила этих «проказников», чтобы они научили ее учениц, как правильно соблазнить мужчину; как возбудить в мужчине желание; как целовать мужчину так, как это делают «плохие» женщины; как прикасаться к мужчине, не заходя при этом слишком далеко.

Начальный месячный курс заинтересовал небольшую группу девушек. Это были не очень молодые гувернантки, а остальные – знакомые Атины и Эстер. Спустя несколько недель после окончания курса шесть из семи старых дев либо обручились, либо имели хорошие перспективы. Молва распространилась, и к началу второго набора абитуриенток оказалось втрое больше.

Мисс Атина Макаллистер стала директрисой школы, где обучают хорошим манерам – и непристойному поведению.

А скоро все станет еще более непристойным. Атина взялась за перо и написала объявление для газеты «Таймс».

Маршалл Хоксуорт смял письмо в своем огромном кулаке и выскочил из кабинета.

– Жюстина! – крикнул он, сбегая по мраморным ступеням лестницы, словно разъяренный лев. – Жюстина!

Из столовой выглянула служанка, но почла за лучшее тут же закрыть дверь, чтобы переждать, пока хозяин не успокоится и не придет в более спокойное расположение духа.

– Жюстина, сейчас же спускайся вниз!

Светловолосая женщина с карими глазами перегнулась через перила второго этажа широкой лестницы.

– Да, Маршалл.

– Хочу поговорить с тобой. У себя в кабинете.

Жюстина плотнее закуталась в шаль и стала осторожно спускаться вниз.

– В чем дело?

Маршалл сунул ей в руку измятый лист бумаги:

– Вот, почитай это. Кажется, твой жених отменил свадьбу.

– Герберт? Но почему?

Маршалл скрестил на груди руки.

– Об этом я хотел тебя спросить.

Она зашла с братом в кабинет и села в обитое кожей кресло.

– Ничего не понимаю. Почему он вдруг решил разорвать помолвку?

– В письме все ясно изложено. Он ставит под сомнение твою нравственность.

– Мою нравственность?

– Хочу пояснить. Это для джентльмена кодовое слово, означающее, что он считает тебя распущенной женщиной.

– Какой ужас! Я вовсе не распущенная.

– Я знаю. Но почему он вдруг решил, что ты распущенная?

Жюстина долго молчала.

– Я была несдержанной.

Маршалл нахмурился:

– Несдержанной? В чем это выражалось?

– Не хочу об этом говорить.

– Нет, черт возьми, я заставлю тебя говорить.

– Маршалл, ты мой брат, а не отец. Я не должна тебе ничего объяснять.

– А теперь послушай меня. После смерти отца я вышел в отставку из Королевского флота – и заметь себе, в самый разгар войны – для того, чтобы присматривать за тобой и поместьем. Мой единственный долг перед тем, как я вернусь на корабль, – это удачно выдать тебя замуж. А теперь, когда я убедил Герберта Стэнтона, владеющего половиной графства Бэкингемшир, сделать тебе предложение, ты со своей «несдержанностью» все испортила. Ты и теперь думаешь, что не должна мне ничего объяснять? Предлагаю все же подумать.

У Жюстины задрожал подбородок.

– Я не какой-то пункт в твоей программе, который ты должен отметить галочкой «выполнил», Маршалл. Отправляйся на свой драгоценный корабль и оставь меня в покое.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу вернуться на флот до тех пор, пока ты не окажешься под защитой мужа.

– Мне не нужен муж. У мисс Макаллистер нет мужа, а ее все равно уважают.

– Кто такая мисс Макаллистер?

– Директриса академии, куда меня определила мама, – Школа искусств для женщин графини Кавендиш. В прошлом месяце я закончила курс.

Маршалл, кажется, начал понимать. Беда с этими образованными женщинами. Какая-то худосочная старая дева притворяется, будто гораздо лучше вообще не выходить замуж, и все восторженные молодые девушки решают, что они тоже не обязательно должны выйти замуж.

– Что еще сказала тебе эта мисс Макаллистер?

– Она учила нас, что леди может быть гораздо больше, чем просто женой. Леди – это женщина, которая играет по своим правилам.

– Так вот что ты делала с Гербертом Стэнтоном? Играла по своим правилам?

– Да, это так. Герберт всегда относился ко мне как… как к живой кукле. Словно я украшение его гостиной. Я хотела показать ему, что я живая женщина, у которой есть свои собственные желания и которая может быть для мужчины партнером и собеседницей, равной с ним по интеллекту.

Маршалл покачал головой:

– У Герберта Стэнтона репутация самого консервативного приверженца традициям в Англии. Ему не нужна равная… ему нужна послушная жена, которая нарожает ему детей.

Жюстина стукнула кулаком по подлокотнику.

– Что ж, в таком случае я не жалею о том, что он отменил свадьбу. Он мне не нравится, Маршалл. Мне нужен человек, который будет меня любить и позволит мне любить его.

– Жюстина, – сказал Маршалл, скрипнув зубами, – ты не можешь позволить себе роскошь ждать выгодный брак по любви. Твой долг – выйти замуж, когда мы найдем тебе идеального мужа.

– И Герберт идеальный муж? Человек, которому от жены нужно только, чтобы она была разодетой по последней моде служанкой или племенной кобылой, которая родит ему чистокровных жеребят?

– Он твой единственный выбор, Жюстина, – уже мягче сказал Маршалл. – Твой единственный шанс.

Глаза Жюстины наполнились слезами.

– Если он мой единственный шанс, я вообще ни за кого не выйду замуж.

Она смяла письмо Герберта Стэнтона, швырнула его в корзину для мусора и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.

Маршалл не привык к такому поведению, тем более собственной сестры. Дисциплина и уважение было его кредо. Он мог бы пойти за Жюстиной и потребовать, чтобы она вела себя более прилично, но бедняжка ушла от него в слезах. А он понятия не имел, как надо обращаться с женщинами, у которых глаза на мокром месте.

Маршалл откинулся в кресле и обвел взглядом свой огромный полированный письменный стол. Потом его взгляд остановился на точной копии его корабля «Возмездие», запаянной в бутылку. Какой бы неудобной и грязной ни была жизнь на корабле, он по ней очень скучал. Он находил, что гостиные в домах высшего света более скучны, чем перекличка на палубе корабля, а выходка его непокорной сестры более утомительной, чем если бы ему не подчинился матрос. Помолвка Жюстины на несколько недель приблизила бы его возвращение на корабль, где его снова будут называть капитан Хоксуорт. Он взял в руки бутылку и посмотрел на макет корабля. Возвращение откладывалось. Исполнение его самого жгучего желания уплывало далеко за горизонт.

Во всем виновата эта академия для девиц. Пансион, как же! Из-за него рухнули его планы. Представьте себе женщину, которая считает, что выходить замуж не обязательно! Возмутительно! Извращение какое-то! Намеренный и вопиющий подрыв устоев. Он не позволит, чтобы это продолжалось. Придется этой директрисе держать ответ. И если ей это не удастся… что ж, его «возмездием» будет не только его корабль.

Глава 6

Маршалл Хоксуорт потянул за поводья, и лошадь остановилась.

Спешившись, он оглядел хмурым взглядом красное кирпичное здание. Дверь была выкрашена в веселенький голубой цвет, за кружевными занавесками окон были видны горшки с геранью. Но он только что узнал об отвратительном прошлом этого дома, и его снова охватило раздражение. В этом месте его сестру даже увидеть не должны были, не говоря уже о том, чтобы она здесь училась.

Он поднялся по ступеням ко входу и стеком постучал в дверь. Ему открыла крохотного роста служанка и, сделав книксен, спросила:

– Чем могу вам помочь, сэр?

– Мне надо видеть директрису, – ответил он, передавая служанке стек, шляпу и перчатки.

– Сюда, пожалуйста.

Маршалл следовал за служанкой, которая ростом напоминала эльфа-переростка, так что он с большим удовольствием перепрыгнул бы через нее, чтобы оказаться впереди. Но поскольку он не знал, где находится кабинет директрисы, счел более разумным умерить свое нетерпение. Но лишь до того момента, как он встретится с женщиной, ответственной за скандальное поведение его сестры, в результате которого его сестра лишилась самого выгодного жениха.

Они подошли к двери в дальнем конце великолепного салона, и служанка постучалась.

– Минутку, сэр. Я доложу о вас.

– В этом нет необходимости, – сказал он и открыл дверь.

Гостиная была залита солнечным светом. Стены были обиты светло-зеленым шелком в розовый и голубой цветочек. Пол был застлан зеленым ковром. В середине комнаты стоял письменный стол вишневого дерева на гнутых ножках, за которым сидела молодая рыжеволосая женщина. Она оторвала глаза от лежавших на столе папок и, нахмурившись, взглянула на вошедшего.

– Вы опоздали, – сказала она, положив перо. – Я принимала соискателей до полудня.

Он покачал головой:

– Я здесь, чтобы увидеть директрису.

– Стало быть, это счастливое совпадение, что вы нашли ее здесь. Я мисс Макаллистер.

– Вы? Вы руководите этой школой? – не скрывая изумления, воскликнул он.

Он ожидал увидеть ученую даму, всю в морщинах, с расплывшейся с годами фигурой. А совсем не такую…

– Да, я. А теперь прошу вас закрыть рот и присесть.

Он вздрогнул от подобной наглости.

– Послушайте! Я здесь по очень важному поводу. На кону ни больше ни меньше как фамильная честь.

Она напряглась.

– Во-первых, вы можете называть меня мисс Макаллистер. Я буду вам благодарна, если вы вспомните, с кем говорите. А во-вторых, я совершенно точно знаю, почему вы здесь.

Гневная отповедь чуть было не сорвалась с его губ.

– Знаете? Вот как? – удивился он.

– Разумеется, – ответила она, вставая. – Вы не первый мужчина, переступивший порог этого дома, который испытывает финансовые затруднения. Вы можете даже сказать, что джентльмены, для которых настали тяжелые времена, пополняют наш штат.

Он взглянул на нее с подозрением:

– Неужели?

– Нет ничего зазорного в том, чтобы зарабатывать деньги честным путем. Один день тяжелого труда не повредит многим джентльменам. Включая вас, осмелюсь сказать.

Выдержать такое оскорбление было выше его сил. Мало того, что эта дерзкая женщина приняла его за кого-то другого. Но смешать с грязью его репутацию, не дав себе труда – хотя бы формально – узнать, кто перед ней, было уже слишком.

– Тем не менее, – продолжала она, скрестив руки, – мы ценим тактичность. А позирование почему-то незаслуженно считается порочной профессией.

Он чуть было не расхохотался. О том, что такое такт, эта девушка не имела ни малейшего представления. Но пока он размышлял о том, как поставить ее на место, какое-то слово зацепилось за его сознание. Позирование…

– В нашей школе вы узнаете, что превыше всего мы ценим откровенность, прямоту. Наших учениц обучают широкому спектру всяких предметов, при этом даже таким, которые считаются неприемлемыми для женщин. Для внешнего мира наши программы могут вызвать неприятие. Ваше участие в программе предполагает тактичность как с нашей, так и с вашей стороны.

Маршалл знал, как обращаться с противником. Недаром он прошел хорошую военную школу и дослужился до капитана Королевского флота. Что-то подсказывало ему, что будет намного эффективнее получить нужную ему информацию, если он скроет свои намерения, а не пойдет напролом.

– Да, я об этом думал.

– Как вас зовут?

– Маршалл.

Она вернулась к письменному столу и достала из ящика чистый лист бумаги.

– Итак, мистер Маршалл, вы раньше работали моделью?

– Пожалуй, нет. Но мне говорили, что у меня наметанный глаз.

– Хм. Полагаю, если в комнате будет достаточно темно.

Она сделала какую-то запись.

– У вас светлые волосы и голубые глаза… Каков ваш рост?

– Три фута, шесть дюймов.

– Хороший рост.

– Я веду свое происхождение из старинного оксфордского рода.

Она подняла глаза от бумаги.

– У меня нет желания обсуждать ваших родственников. Независимо от того, от каких племенных пород они происходят.

Он не удержался и тихо хихикнул. Эта девушка была полнейшим сюрпризом. Приличные молодые леди, с которыми он был знаком, редко осмеливались ему возражать, не говоря уже о том, чтобы оскорблять. А у нее хватило смелости – нет, наглости – обращаться с ним подобным образом. Он оглядел комнату. На стенах были развешаны картины с изображением загадочных сюжетов – идиллического вида деревушка на краю темного леса, женщина с закрытой шкатулкой в руках, двое в масках, очевидно, на балу. Все картины, видимо, были написаны одной и той же рукой.

– Это для вас я должен буду позировать?

– Не только. Я веду уроки искусства, и мне требуется модель для следующего урока. Поскольку вы пока единственный соискатель, придется позировать вам.

Он поджал губы.

– Не льстите мне, пожалуйста. Это может вскружить мне голову.

Она ухмыльнулась, и это придало ее лицу немного порочное выражение. У нее была великолепная кожа – белая и гладкая, и ее прекрасно оттеняли рыжие волосы. Глаза были похожи на ограненные изумруды, и в них светился ум. Рот был словно бутон розы, и он вдруг испытал непреодолимое желание прикоснуться к нему губами и заставить ее стонать, а не ухмыляться. Эта встреча полностью изменила его первоначальное намерение, но его заинтриговала возможность неожиданной авантюры. Эту женщину требовалось узнать получше.

– За такую работу мы платим одну гинею в час. Если я вас найму, хочу, чтобы вы позировали не более двух часов подряд.

Плата была более чем щедрая. Эта женщина явно не знала, что любая девушка с улицы согласилась бы на двадцатую долю такого заработка.

– Когда надо начинать?

– Я сказала, если я вас найму. Вы еще не получили должность натурщика.

Он не удержался от улыбки. Он начал понимать, как работает ее ум. Должен был последовать еще один выстрел мортиры, и ему придется позволить ей продолжить атаку. Она не уступит ни дюйма, прежде чем сама не продвинется на один фут.

– Что же я должен сделать, чтобы вы меня наняли? – поинтересовался он.

– Я должна вас хорошенько рассмотреть. Встаньте.

Ее командный тон возмутил его до глубины души.

– Встаньте вон там, на свету.

Она подошла к нему, чтобы рассмотреть его поближе. Потом обошла его, чтобы рассмотреть с разных ракурсов. Макушка ее головы приходилась ему ниже плеча.

– Так как, адмирал? Я прошел испытание? Я гожусь?

– Я даже еще не начала изучать вас. Раздевайтесь.

Саркастическая усмешка тут же слетела с его лица.

– Простите?

Она посмотрела ему в глаза:

– Снимите одежду, чтобы я могла вас рассмотреть получше. Не могу же я принять вас, руководствуясь только вашей улыбкой.

– Вы хотите, чтобы я позировал обнаженным?

– А почему вы так удивлены? В моем объявлении я написала, что нужен натурщик, который будет позировать a la francaise. Вы решили, что это означает, что я буду угощать вас круассанами?

Маршалл покачал головой в полном недоумении:

– Мисс Макаллистер, вы не опасаетесь, как эта компрометирующая ситуация скажется на вашей репутации? Или на репутации вашего пансиона?

Она подошла к окну и задернула занавески. В комнате стало полутемно.

– Кроме меня, вас никто не увидит.

Здравый смысл начал таять под напором воображения. Какая смелая женщина. Правда, когда он начал развязывать галстук, она опустила глаза.

Глядя на нее в упор, он снял камзол. Она судорожно сглотнула и густо покраснела.

Он стянул через голову полотняную рубашку и бросил на стул вместе с остальными предметами одежды. Он стоял с обнаженным торсом, ожидая, что она начнет его разглядывать, но она упорно смотрела в пол. Когда он хотел расстегнуть брюки, она остановила его.

– На этот раз достаточно, – сказала она, бросив на него взгляд.

Маршалл наблюдал за тем, как ее глаза нервно скользили по его широкой груди. Она слишком сильно нервничала, чтобы как следует его оценить, и он подумал, не является ли все это детским проявлением власти. Но она совершенно очевидно была поражена тем, что увидела, и он решил, что вопреки явной браваде она впервые видит полуобнаженного мужчину.

Сдерживая улыбку, он наблюдал, с какой робостью она его разглядывает с разных сторон. Сбивчивое дыхание свидетельствовало о том, что она нервничает. Ее тело было напряжено, как тугой узел. Это было очевидно, как ясный день. Его вид ее заворожил.

– Вы приняты, – наконец сказала она у него за спиной.

– Благодарю вас.

– При одном условии.

Он обернулся.

– Да?

– Вы должны мне рассказать, откуда у вас эти шрамы.

– Возможно.

Она удивленно посмотрела на него.

– Если вы меня как следует попросите, – добавил он.

К ней вернулось ее высокомерное выражение, и она поджала губы.

– Можете одеваться. Я сейчас раздвину занавески.

Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку выше локтя. Она оступилась и столкнулась с ним.

– Минутку, – сказал он, обняв ее одной рукой за талию.

Она подняла на него глаза. В них одновременно отразились паника и восхищение. Она попыталась вырваться, но повсюду ее руки натыкались на его обнаженное тело. Ее сердце трепетало, как пойманная птица.

Он опустил голову так, что она оказалась в нескольких дюймах от ее лица.

– У меня есть два собственных условия.

– Простите…

– Во-первых, я хочу узнать больше о вашем заведении. Меня очень интересует, какое образование вы предлагаете. Особенно потому, что должен стать его частью.

Она пыталась высвободиться, но его рука держала ее крепко.

– А во-вторых?

– Второе условие я оставлю на потом. Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня слишком самоуверенным.

Он ослабил руку, и она выскользнула. На сей раз она не пустила в ход свой острый язычок.

Она вернулась на свое место за письменным столом, видимо, для того, чтобы собраться с мыслями. Он схватил рубашку и начал ее надевать.

– Я могу начать в понедельник?

Она кивнула.

– В десять утра?

– Нет. – Ее голос дрогнул, и она откашлялась. – В восемь вечера. Вы должны воспользоваться входом для служащих в противоположной стороне дома. Это понятно?

– Разумеется. Мы должны соблюдать правила приличия, не так ли?

– Совершенно верно.

– Говоря о приличии… вы не против?..

– Против чего?

Уголок его рта чуть приподнялся.

– Вы не против отвернуться? Я должен расстегнуть брюки, чтобы заправить рубашку.

Она бросила на него беглый взгляд.

Пока она стояла к нему спиной, Маршалл нагнулся над письменным столом, чтобы взглянуть на папки, над которыми она работала, когда он вошел. Ему удалось увидеть лишь слова «Эротическая литература», и он понял, что должен взять эту папку. Он осторожно вытащил из брюк полу рубашки, спрятал у себя на животе папку и вернул рубашку на место.

– Мисс Макаллистер, – сказал он, застегивая жилет, – очень надеюсь, что окажусь полезным в вашей школе. Мне бы не хотелось разочаровывать ваших учениц… и вас тоже. Вы, конечно, объясните мне, как завоевать ваше доверие.

Она обернулась, и он увидел, что это случилось опять – она покраснела. Это было то же самое, как читать ее мысли, а они были не слишком приличными.

– Возможно, есть кое-что, что вы могли бы сделать, чтобы мы как-то приноровились друг к другу, мистер Маршалл.

Он надел камзол.

– Все, что угодно.

– Не будет ли вам угодно оставить дома свое колоссальное самомнение? Коперник уже доказал, что не вы являетесь центром вселенной.

Несмотря на сарказм этого замечания, он улыбнулся:

– Будь я этим центром, несомненно, получил бы ожоги от жарких лучей вашего солнечного характера.

Маршалл спешился у питейного заведения «Олень и гончая». Хотя его отец уже был давнишним членом элитного клуба, сам Маршалл предпочитал более скромные заведения для пешеходов, считая, что нет ничего лучшего, чем запах опилок и жареной ветчины, пока ты опрокидываешь первую рюмку.

Зайдя в туалет, он извлек украденную папку. Потом зашел в зал, сел за стол и, заказав кружку эля, принялся изучать документ.

Беглым взглядом он прошелся по расписанию, в котором были обозначены все лекции на неделю. Все они должны были происходить в дневное время и включали историю, музыку и ряд обычных общеобразовательных предметов.

Но у него отвисла челюсть, когда он прочел, что планируется проводить вечером. В понедельник – рисование обнаженной мужской фигуры. Во вторник – соотнесение эротической литературы с жизнью. В среду – чувственные поцелуи. В четверг – как использовать руки, чтобы доставить удовольствие своему и его телу. Маршалл вспомнил о своей сестре. Теперь он понял, почему его сестру обвинили в «несдержанности». Мисс Макаллистер учила своих учениц становиться соблазнительницами!

Маршалл отпил большой глоток эля. Ничего себе пансион благородных девиц! Образование, которое Жюстина получила в этом пансионе, стоило ей жениха, а ему – освобождением от утомительных лондонских сезонов. Эти лекции, без всякого сомнения, оказались для Жюстины своего рода открытием. Но даже в ее возрасте было лучше оставаться невинной. Ей уже было двадцать девять, и найти ей потенциального мужа уже само по себе являлось нелегкой задачей, но она станет совершенно неразрешимой, если Жюстина позволит себе выбирать мужа, пользуясь только своей привлекательностью.

Привлекательность. Маршалл отпил еще глоток и, качая головой, перечитал список вечерних занятий. Эта нахальная мисс Макаллистер разбудила в нем все чувства, дремавшие с тех пор, как он покинул корабль. Она была клубком противоречий. Строгой и высокомерной, но далеко не леди. Огненно-рыжие волосы прекрасно сочетались с ее невероятной дерзостью, но то, как она краснела, свидетельствовало о том, что она уязвима, как любая неопытная девушка. Полноватая фигура очень уютно помещалась бы в объятиях мужчины… но он сомневался, что она позволила бы кому-либо из мужчин заключить ее в объятия. У нее было лицо хорошей девочки, а язык – скверной девчонки. Он хихикнул. Этот рот, одновременно дерзкий и влекущий. При одном воспоминании о нем его бросило в жар. Он улыбнулся. Может, рискнуть?

Он вздохнул, сложил бумагу и сунул ее во внутренний карман. Если слух об этом пансионе распространится, пострадает не только мисс Макаллистер. Каждая из учениц, получившая «образование» здесь, будет опозорена, в том числе и его сестра. Общество будет их сторониться, любая приличная семья откажется принимать их у себя дома. Несмотря на приданое Жюстины, ни один стоящий джентльмен никогда на ней не женится. Только какой-нибудь прохвост или хам. Но он ни за что этого не допустит.

Этот пансион должен быть закрыть без лишнего шума. Но каким образом он сумеет убедить в этом необузданную мисс Макаллистер? Он должен найти способ заставить ее сделать это, даже если ему придется сжечь этот пансион дотла.

Глава 7

Весь понедельник Атина посматривала на часы на каминной полке. Она с нетерпением ждала наступления вечера. Мистер Тремейн, лектор по теме управления штатом прислуги, который по расписанию должен был вести занятия в течение двух часов, растянул свою лекцию почти на пять. Все двенадцать учениц героически боролись со сном. Только обещанный урок рисования с живым натурщиком позволял им удерживаться от зевоты.

После того как злосчастный лектор ушел, Атина начала с ужасом ожидать часа, назначенного мистеру Маршаллу. Было достаточно плохо, что она поступилась своей обычной холодной сдержанностью в общении с ним. Хуже было то, что она вообще потеряла самообладание. Вместо того чтобы вести себя как зрелая женщина с солидным положением, она превратилась в слабую девицу. Его объятие полностью лишило ее какой-либо уверенности в себе. Но как она могла остаться официальной в объятиях полуобнаженного мужчины? Однако самым унизительным было то, что он догадался о ее растерянности. Даже сейчас при воспоминании об этом она внутренне содрогнулась.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.