Жанна сочувственно взглянула на эту женщину. Если она знает, каков Шахид на самом деле, но при этом продолжает его любить, то ей, должно быть, тяжело приходится!

Впрочем, не тяжелее, чем Жанне. Почему она должна кого-то жалеть?

— Я благодарна тебе, что ты присматриваешь за моей дочерью, — вздохнула Жанна. — Но теперь я дома, и хотела бы остаться с Полиной вдвоём.

Она смотрела, как Тамара кладёт игрушку, которую держала в руках, на одеяльце девочки, и осторожно прикрывает за собой дверь.

— Ну, вот мы и вдвоём, — Жанна наклонилась, чтобы взять дочь на руки. — Иди ко мне, любимая моя девочка, и я расскажу тебе о твоём папе…

Полина заулыбалась во весь редкозубый ротик, стала что-то лопотать, и замахала руками, когда Жанна вытаскивала её из кроватки.

— Только ты у меня и осталась, — прошептала Жанна. — Только ради тебя я пошла на всё это…

Ковалёв, посвистывая, ехал домой по вечерней Москве. Водителя он уже отпустил, когда вдруг спохватился, что Мариночку завтра надо с утра везти в аэропорт, а потом он уже не успеет заехать к Резнику, ведь лидер фракции, с которым он вёл переговоры насчёт одобрения нужного другу проекта, назначил ему встречу на десять утра. Толик предлагал ему либо с утра заехать в банк и обналичить чек, либо заехать за кейсом с деньгами к нему на работу также утром, чтобы сразу же отвезти их по назначению. Но Ковалёв, во-первых, не любил обналичивать чеки, ведь такую сумму надо заказывать заранее, а во-вторых, предпочитал минимум проблем. Для него было проще взять кейс у Резника. Конечно, есть небольшой риск в том, что деньги будут находиться всю ночь у него дома, но ведь в его кабинете есть сейф. А, кроме Марины, в квартире больше никого нет. А она никогда не суёт нос в его дела и его вещи. И вообще, завтра с утра она улетает к морю. Ковалёв сегодня с утра дал ей денег на тур в Турцию, в пятизвёздочный отель, на две недели, потому что она неожиданно очень захотела отдохнуть и куда-нибудь поехать в одиночестве. Как назло, дата этой так называемой «горящей» путёвки совпадала с днём, когда Ковалёв договорился о встрече с лидером фракции. Сам он никак не мог пока что вырваться из Москвы. Пусть хоть девочка загорит и проведёт отличные две недели на средиземном море!

Он и так виноват перед ней: в последние месяцы так загружен работой, что не имеет возможности выводить её в свет, так сказать. А она совсем молоденькая, ей хочется и в кино, и в ресторан, и в модный ночной клуб. В конце концов Ковалёв милостиво дал согласие на то, чтобы Марина ходила во все эти злачные места с подругами. Правда, девочка не усердствовала и уходила веселиться лишь изредка.

— Мне с ними скучно, — жаловалась она, поджав губки. — Я хотела пойти с тобой, понимаешь?

Ковалёв понимал. Но поделать ничего не мог. Партия независимых депутатов, в которой он состоял, должна была влиться в крупную фракцию, чтобы увеличить количество голосов на тот момент, когда будет читаться законопроект о невмешательстве государства в крупный бизнес. И для этого кратковременного вливания требовалось подготовить плацдарм, чем он так усердно и занимался в последнее время. Но наконец, всё готово, и Резник очень скоро сможет вздохнуть спокойно. Государство решило устроить над ним и Теллурикой показательный процесс, так пусть же оно захлебнётся, поперхнётся принятым законопроектом. Ковалёв не сомневался, что лоббирование пройдёт успешно. Слишком уж серьёзные люди взялись за дело. И деньги тоже были слишком серьёзными.

Он снова переключился на Марину, с тоской подумав, что целых две недели не увидит её. Он сам решил отвезти девушку с утра в аэропорт, чтобы побыть с ней подольше. А оттуда поедет передавать деньги по назначению.

Вроде бы всё было отлично, но какая-то мысль не давала Ковалёву покоя. Вот оно что: Мариночка уже неделю не заговаривает о женитьбе. Сначала он оправдывался трауром по погибшей жене, но несмотря на это Мариша продолжала клянчить у него обручальное колечко каждый день. А потом вдруг перестала. Неужели она его разлюбила? Ковалёв тревожно выехал на шоссе, ведущее к дому. Да нет, успокоил он себя, быть того не может! И прошлая ночь как нельзя лучше свидетельствует о том, что Мариночкина страсть к нему не угасла!

Он самодовольно улыбнулся и припарковался у подъезда. Вышел из машины, прихватив с собой драгоценный кейс, и поднял голову. Марина стояла на балконе, и улыбалась ему. С такой высоты он не мог чётко разглядеть её лица, однако же видел её улыбку. И она ему махала. Он в ответ поднял руку и тоже помахал. Все тревожные мысли испарились из его головы.

Ковалёв, проснувшись, обнаружил, что до отлёта самолёта Марины остаётся около полутора часов.

— Боже мой, — вскричал он, вскакивая с постели, — Марина, почему ты меня не разбудила раньше? Мы же опаздываем! Или ты решила не лететь? — смягчился он.

Марина, уже накрашенная и при полном параде, сделала удивлённое лицо.

— Как это — не лететь, ты что, Вовчик? Я как раз собиралась тебя будить. Просто ты так сладко спал, дорогой… Всё равно ты меня отправишь без очереди на регистрацию и без таможенного досмотра, правильно? Мы же с тобой уже проходили так, через депутатский зал, или как там это называется?

Марина вопросительно смотрела на него, а Ковалёв только раздражённо хлопал ресницами.

— До аэропорта ехать всего сорок минут, — снова начала Марина, — ну не расстраивайся, дорогой! Ты вчера себя плохо чувствовал, и я беспокоилась, вот и всё. Как тебе сегодня, лучше?

Ковалёв укоризненно покачал головой. Вчера он и в самом деле что-то притомился и моментально уснул. Но всё равно она не должна была так рисковать, ведь самолёт не будет ждать её одну!

— Ты сейчас быстренько выпьешь кофе, — ворковала Марина, — и мы поедем, да, сладенький?

Владимир Ильич одним махом выпил маленькую чашку кофе с молоком и, сердясь на подружку за то, что он даже не успел выкурить трубку, стал поспешно обуваться. Ему очень хотелось проверить кейс с деньгами, но ведь тот находился в сейфе, значит, с ним ничего не случилось. К тому же совсем не оставалось времени. Чертыхаясь, Ковалёв подождал, пока Марина вышла из квартиры, взял обе её сумки и снёс вниз, к машине. Очень скоро подъедут ребята из охраны Резника, ему надо поторопиться.

Они действительно добрались до аэропорта за сорок пять минут. Ковалёв всю дорогу нервничал, а Марина его утешала. Она даже обиделась на него, кажется. Под конец пути депутат успокоился, и расслабился. Чего он хочет от девушки, ведь она ещё совсем ребёнок, милый и непосредственный!

Он крепко поцеловал подругу на дорожку.

— Я привезу тебе твою любимую золотую текилу, хочешь? — улыбалась Марина. — В дьюти —фри она дешевле, чем в наших магазинах!

— Ты хочешь на мне сэкономить? — шутя нахмурился Ковалёв.

Марина неожиданно снова бросилась к нему на шею, и расцеловала его. А потом, схватив вещи, быстро удалилась от него, цокая каблучками.

Владимир Ильич смотрел ей вслед с улыбкой, затем повернулся и направился к машине. У него были свои дела. Он едва успевает на встречу с представителем нужной ему фракции. Наверняка ребята, присланные Резником для охраны, уже ждут его и томятся в своей машине.

Ковалёв, ловко лавируя среди потока машин, быстро добрался до дома, и действительно увидел знакомый автомобиль, ещё вчера сопровождавший его. Помахав ребятам, он поднялся в свою квартиру, открыл дверь и прошёл в свой кабинет. Открыл сейф, увидел знакомый кейс и, прикрывая дверцу сейфа, бросился было обратно к двери, как вдруг остановился. Он даже не понял, что именно его насторожило, и насторожило ли вообще. Может быть, он просто ещё раз хотел полюбоваться на такие деньги, которые наверняка уже никогда больше не будет держать в руках?

Словом, как бы там ни было, Ковалёв открыл кейс. Тот даже на кодовый замок не закрывался, самый обычный старый дипломат. Резник не счёл нужным дополнительные предохранения, ведь для воров кодовый замок ни в коем разе не станет помехой. А чтобы чемоданчик с деньгами доехал до места назначения, он специально выделил охрану, которая сопровождала Ковалёва и вчера.

Ковалёв поднял дверцу чемоданчика и замер, увидев не строго сложенные пачки купюр, а комом лежавшие в нём газеты. Да, ещё в кейсе лежало несколько глянцевых журналов. Глупо улыбаясь, словно на передаче «Розыгрыш», Ковалёв приподнял газеты с журналами, но не обнаружил ни одной купюры. Всё так же улыбаясь — одними губами, глаза в этой гримасе не участвовали, депутат присел на краешек стула и принялся смотреть на содержимое чемоданчика, словно гипнотизируя его. Как будто от его взгляда деньги снова могли появиться в нём.

Минут через десять Ковалёв, наконец, осознал, что произошло. Он спокойно закрыл кейс со старыми газетами, и вышел на кухню. Включил электрический чайник в сеть, и принялся набивать табаком трубку, ту самую, которую не успел выкурить утром. Голова его работала ясно и чётко.

Итак, деньги пропали. Те самые деньги, на которые его друг Резник хотел купить себе покой на какое-то время. Толик, возможно, поверит, что денег нет. И что это не Ковалёв спрятал их на тайных счетах в западных банках с расчётом самому уехать туда через пару лет. Но, даже если Резник именно так и подумает, ему уже ни за что не успеть снять такую же крупную сумму, чтобы приготовить её ко встрече, которая должна состояться через… — Ковалёв взглянул на часы, — через пятьдесят пять минут. Ни за что не успеть… А никого и ни о чём просить он, Резник не будет. Вот Ковалёв просить будет, да. Чтобы нужные ему люди сделали то, о чём они договаривались ранее, но пока без денег. А деньги, мол, будут чуть позже. Только вот никто Ковалёва не послушает. Это несерьёзно, утром стулья, вечером деньги. Так дела не делаются. Утром деньги, вечером стулья, вот как всё происходит в реальной жизни. Наверное, Резника бы послушали. И, возможно, всё у них, у Ковалёва с Резником, получилось бы. Но Резник просить не станет. А Ковалёва не послушают, даже на смех поднимать не станут. Глянут презрительно и уйдут. И никаких дел с ним в дальнейшем иметь не будут. Это круг, это замкнутый круг, из которого нет выхода, напряжённо думал Ковалёв. Разве после ТАКОГО он сможет продолжать свои отношения с Резником? Разве после ТАКОГО вообще можно жить? Смотреть другу в глаза, улыбаться ему, человеку, который из Вовки Ковалёва, из пустяка, из ничего, сделал депутата, человека, к которому прислушиваются, сделал Владимира Ильича Ковалёва, уважаемого члена независимой партии?

Как же он сможет жить после этого, общаться с Резником, и постоянно и мучительно думать, как же так получилось, почему так получилось, что случилось, что так получилось…

И Ковалёв понял, что после этого никогда в жизни он не осмелится приблизиться к Резнику даже на сотню шагов. Он снова доказал своему другу, какое же он, Ковалёв, полное ничтожество. Нечто, не сумевшее сберечь не просто деньги, а глубокое доверие, оказанное ему. Он просто плюнул и растоптал этого человека, который вот так вот запросто, ничего не беря взамен, указал ему верную дорогу и вдобавок ещё и осветил её ярким факелом, чтобы Ковалёву не было страшно идти по этой дороге, и чтобы он ни разу не споткнулся.

И это ещё не всё. Как ему жить дальше с мыслью, что его дочь — воровка? Что Мила, которую он вырастил, стала настоящим исчадием ада? Она живёт в доме у Резника, она его невестка, она должна знать, как трудно в данный момент приходится Резнику. И к тому же она знает про эти деньги, раз неожиданно появилась у отца, которого не навещала очень долгое время. Не случайно же она пришла вчера вечером, когда Ковалёв уже спал!

Марина сегодня с утра упомянула об этом. Сказала, что Мила брала какие-то вещи и какие-то книги в его кабинете. Марина в это время складывала свои шмотки перед отъездом, и не следила за его дочерью.

Ковалёв знал, что этих денег Мила уже не вернёт. Она ни за что не признается, что взяла их. Возможно, даже будет отрицать, что появлялась у него. Но Ковалёв знал точно, что это была она. Не могли же деньги исчезнуть сами по себе, или видоизмениться в старые газеты и журналы?

Он выпил кофе с наслаждением, так, словно пил его либо первый, либо последний раз в своей жизни. С таким же удовольствием выкурил ещё одну трубку, а потом направился в свой кабинет. Ещё раз посмотрел на чемоданчик, но теперь не стал его открывать, и подумал, что принял единственное верное решение. В любом случае на нём теперь стоит клеймо — вор, вне зависимости, брал ли он эти деньги, или нет. Ему было оказано доверие, которого он не оправдал. Ему незачем жить, он этого не достоин. Так зачем же тянуть время?

Самое удивительное, ему ни на секунду не пришло в голову, что деньги могла взять его драгоценная Марина…

— Что с тобой, Макс? — испугалась Жанна, увидев, как ввалившийся в дверь Резник держится за стену в прихожей, не в силах удерживаться на ногах.

Не дожидаясь ответа, она мигом подскочила к любовнику, обхватила его одной рукой за талию, и, опираясь на стену, потому что Резник обмяк, и грузно повис на ней, повела его в комнату. Жанна усадила его в кресло, ослабила галстук и расстегнула несколько верхних пуговиц рубашки. Затем, подумав, направилась к бару, достала оттуда бутылку коньяка, плеснула немного в чистый пузатый бокал и заставила Резника выпить содержимое бокала. Впрочем, с таким же успехом она могла бы подсунуть ему всё, что угодно — вплоть до детской микстуры от кашля и рыбьего жира. Анатолий Максимович послушно выпил жидкость, даже не задаваясь вопросом, что же она представляет собой. Руки его дрожали, лицо посерело, на лбу выступили мелкие бисеринки пота, глаза ввалились. Жанна, видевшая его только сегодня утром, совсем недавно, буквально три — четыре часа назад, не могла поверить, что видит перед собой всё того же Резника. И как хорошо, что она не успела уйти, что решила прибрать в квартире и провозилась три часа. Иначе что было бы с Максом, когда он, появившись в квартире, не застал бы её? Он в таком состоянии, что ему, возможно, потребуется даже медицинская помощь. Он просто шокирован. Но чем?

— Макс, — тихо позвала Жанна, и подождала, пока он сфокусирует на ней взгляд помутневших глаз. —Расскажи мне, что произошло?

— Мой друг повесился, — послушно, совершенно спокойно, не повышая тона, даже как-то равнодушно, сообщил Резник и требовательно посмотрел на пустой бокал.

Жанна вернулась к бару, снова достала бутылку коньяка и на сей раз прихватила ещё один бокал, для себя.

— Сам повесился, просто так? — спросила она. — Или обстоятельства заставили?

— Точно не знаю, — пожал плечами Резник, явно начинающий приходить в себя, — но если исчезнувшие три миллиона долларов можно считать обстоятельствами, то это они и есть.

— Погоди, — поразилась Жанна, — у него исчезли три миллиона, и он из-за этого повесился?

— Да не у него, а у меня, — туманно ответил Резник и зевнул.

Кажется, напряжение, в котором он находился какое-то время, начинало спадать, и теперь его потянуло в сон. Либо его зевота была признаком сердечной недостаточности.

Жанна тревожно, во все глаза смотрела на него. Она отставила бутылку в сторону. Резнику не надо пить, если у него больное сердце.

— Ты не хочешь рассказать подробнее, что же случилось?

— Я дал своему другу, он депутат, эти деньги. У меня сейчас неприятности, очень большие неприятности, я тебе о них говорил, — Резник смотрел внутрь бокала с остатками коньяка, не поднимая глаз на Жанну, — и я дал эти деньги Вовке Ковалёву, чтобы он проплатил аванс за нужное мне голосование партии. Извини, ты, наверное, ничего не помнишь, женщины совсем не интересуются политикой.

— Почему же, — вздохнула Жанна, — всё я прекрасно помню и понимаю. Даже лучше, чем ты думаешь. Чтобы депутаты пролоббировали нужный тебе закон, ты решил изрядно потратиться, так?

Резник с удивлением взглянул на неё, а потом, подумав, кивнул.

— Да, я дал ему эти деньги — вчера вечером. Я сам обналичил эту сумму, потому что надо было сделать это срочно, а Вовку бы заставили ждать в банке, ведь это большие деньги. Он заехал, взял их и… Я говорил ему, чтобы он взял деньги утром, но с утра у него были какие-то дела, и он забрал их поздно вечером. Сказал, что с самого утра поедет в Думу… Мы должны были созвониться после того, как операция по оплате будет произведена, но прошли все сроки, а он не звонил. Его мобильный не отвечал. Я позвонил лидеру его фракции, оказалось, что сегодня в Думе Ковалёва не видели. А закон, тот самый, за который я должен был заплатить, проходит уже какое-то там чтение. И не в мою пользу. Тогда я стал звонить своим ребятам, они ждали Ковалёва внизу, у подъезда, чтобы сопровождать его…

Он посмотрел на Жанну, а она, в свою очередь, опустила глаза. Ей тоже было плохо — потому что было плохо Максу.

— Они поднялись в его квартиру, взломали дверь, и увидели его в кабинете. Он висел на люстре…Я тоже приехал туда. Ребята вызвали милицию, но не стали снимать его, вдруг это убийство? Он выглядел таким беззащитным, — бормотал Резник.

Жанна закрыла глаза. Она страдала, понимая, ЧТО пришлось пережить Максу.

— Самое страшное, что я видел однажды нечто подобное. Мой сын… также висел…

— Павел повесился? — Жанна подскочила с места и во все глаза уставилась на Резника.

— Нет, нет, он жив, — поспешил тот её успокоить, даже не замечая, что его Ирина чересчур встревожена. Конечно, смерть сына любовника кого угодно потрясёт, но не до такой же степени!

— Просто однажды Павлик решил, что не хочет больше жить, и задумал положить всему этому конец. Это произошло после трагедии в его личной жизни, его любимая девушка трагически погибла в собственной машине. Но мы тогда успели, откачали его. А сейчас… сейчас я уже ничего не смог сделать. Вовка был мёртв, наверняка уже несколько часов, это было видно невооружённым глазом. А в том самом дипломате, в котором были деньги, лежала записка, о том, что деньги исчезли, и что он меня не обокрал и не обманул…И что он не может жить после этого…

Жанна молчала. Теперь её больше волновал Павел. Неужели он мог бы прервать собственную жизнь ради неё самой? Почему он пошёл на это? Неужели и вправду не хотел жить без неё? И какое счастье, что он всё-таки жив. Он — отец её дочери, и, кто знает, может быть, когда-нибудь они увидятся, Павел и Полина. Потом, когда ей уже нечего будет опасаться, и когда Павел привыкнет жить без неё…

Тут же Жанна взглянула на Резника-старшего. Сколько же пришлось ему пережить!

Она обняла его и прижалась лицом к его щеке.

— Бедный мой, бедный мой Макс, — прошептала она.

— Бедный Йорик, — вдруг произнёс Резник и нервно хихикнул. — А я не бедный, Ира, совсем не бедный. Я могу сделать для тебя всё, что угодно. Теперь, когда моя компания рушится у меня на глазах, и её крах неизбежен, мне уже не надо работать, как проклятому. Всё равно Теллурика идёт ко дну. И я вместе с ней…

Жанна ещё крепче прижалась к любовнику. Она искренне ему сопереживала и страдала вместе с ним.

Внезапно Анатолий Максимович оторвал её руки от себя, схватил Жанну в охапку и усадил себе на колени.

— Ирина, родная моя, давай уедем, — горячо зашептал он. — Давай уедем отсюда, бросим всё, начнём новую жизнь, на другой родине!

— Но я не могу бросить дочь, — вырвалось у Жанны.

— Я не говорю про твою дочь, — с досадой покачал головой Резник, — бери всё, что хочешь, и кого хочешь. Я говорю про то, чтобы покинуть эту страну! Страну, которую я любил, за которую был готов сражаться, которой я платил, наконец! Страну, которая так и не признала меня и мои заслуги перед ней, страну, которая выживает меня из созданной мною компании, страну, которая хочет видеть меня на коленях… Я больше не патриот, Ирочка. Мне больше незачем здесь оставаться. У меня тут никого не осталось, после того, как Павел уехал в Англию.

— Я согласна, — ни секунды не сомневаясь, произнесла Жанна. — Давай уедем! Всё равно куда, главное, чтобы вместе!

Лицо Резника просветлело. Он немного успокоился.

— Может быть, мы тоже поедем в Англию? Там сейчас живёт мой сын, он станет жить вместе с нами…

— Нет, — истерически выкрикнула Жанна, сама испугавшись своего крика.

Резник испуганно дёрнулся.

— Нет, — уже спокойно повторила она, — Макс, я не против твоего сына. Но пусть он лучше живёт в другом месте, хорошо?

— Хорошо, — немного обиделся Резник, — но почему?

— Я не могу тебе сейчас этого объяснить, как-нибудь потом, ладно?

Резник кивнул. Жанна уважала его за то, что, когда она просила его с чем-либо повременить либо обещала объяснить что-то в другой раз, он никогда не цеплялся к ней, не допытывался, не пытался влезть в душу и узнать всё немедленно.

— Нет, так нет, — выдохнул он, гладя Жанну по волосам. — Собирайся, хорошо? Мы должны выехать в начале следующей недели. У тебя есть загранпаспорт? Ах, ну да, что же я спрашиваю, ведь мы недавно летали на Багамы! — хлопнул он себя по лбу. — Дорогая, не бери много вещей, только самое необходимое. Всё, что нам будет надо, мы купим на месте. Договорились?

— Да, конечно, — пробормотала Жанна. — Я возьму только Полину и вещи, которые понадобятся ей на первое время.

Резник улыбнулся.

— Знаешь, я очень люблю детей. Когда они маленькие, то… такие беззащитные. И ты понимаешь, что можешь вырастить настоящего мужчину, или прелестную девушку. И от этого становится так хорошо…

Он прикрыл глаза.

На щеке Жанны показалась слеза, но она её быстренько смахнула. Ещё не хватало разреветься перед Максом, как последняя дура! Она и так стала слишком сентиментальна, словно любительница мексиканских сериалов, того и гляди, в любой момент пустит слезу!

Ей очень жаль друга Резника, потому что из-за его смерти так сильно страдает он сам. А его страдания — это её страдания. Жанна уже давно поняла, и не собиралась больше скрывать от себя, что влюблена. Она действительно любит Резника. Не так, как Павла, когда весь мир для неё сосредоточился в том белокуром юноше, и когда кроме Павла она и думать ни о чём и ни о ком не могла. Теперь в её новой любви не было желания всё успеть, не было горячности, не было такой испепеляющей страсти. Её новая любовь была исполнена нежности и теплоты. И пусть в ней было больше рассудочности, чем горячности, больше терпения, чем невыдержанности, больше тёплых чувств, чем безоглядной страсти. Но, наверное, именно эта любовь и станет для неё последней, что бы ни произошло.

И в этот момент она поняла, что больше не может предавать человека, который стал для неё и отцом, мудрым и добрым, и любовником, нежным и деликатным, и другом, рассудительным и всегда готовым прийти на помощь. Она больше не может наносить ему удары в спину, лгать ему и передавать всё услышанное от него Шахиду. Жанна расскажет ему всё, сейчас же, немедленно! Она уверена, что он всё поймёт, если услышит эту историю в её исполнении. Она знает, что вдвоём они что-нибудь придумают, и обведут Шахида вокруг пальца! И она уже не боялась ничего…

— Макс, я должна тебе кое-что сказать, — серьёзно сообщила она, намереваясь честно рассказать весь тот ужас, в котором жила так долго.

— Не сейчас, любимая, — попросил Резник, потирая грудь. — Знаешь, что-то сердце прихватило… Нет, не волнуйся, ничего страшного. Я просто немножко посижу с закрытыми глазами, хорошо? А ты будь рядом, я стану держать тебя за руку…

Антон ликовал. Всё получилось! У него всё получилось! Кто бы мог подумать, что стать обладателем полутора миллионов долларов так просто! Конечно, в основном всё сделала Марина, но и ей не пришлось особенно трудиться! И почему люди, у которых в руках такие огромные деньги, не приняли дополнительных мер предосторожности? Впрочем, ему ведь это на руку. Теперь он — богат! И, кроме этого, у него в общей сумме — тридцать процентов акций холдинга «Теллурика-нефть». За одну ночь, ту тяжёлую и такую длинную ночь, в которую он нетерпеливо курил на лестничной клетке Ковалёва, он стал миллионером! Теперь осталось только дождаться ареста Резника, и тогда Антон быстренько выплывет на этой волне, войдёт в совет директоров и — прощай, кабинет начальника юридического отдела, и — да здравствуй, свобода и высший административный состав холдинга! Кто бы мог подумать, что всё в жизни Антона, обычного детдомовского мальчишки, сложится настолько удачно? Да и в личной жизни у него полный порядок: Нина Николаевна отдала в его распоряжение свои акции, его мать совершила точно такой же шаг уже давно. И ещё в ближайшее время Антону предстояло освободиться от надоевшей Милы. Павел должен вот-вот приехать, и подписать все документы. И тогда — свобода, и физическая, и финансовая, и моральная!

Деньги Антон держал в своём рабочем сейфе. Он сначала собирался положить их на счёт в западный банк, но потом передумал. Когда начнётся неразбериха с Теллурикой, акции начнут падать в цене, и он может прикупить себе ещё несколько процентов. Для этого потребуется наличность.

Он решил прогуляться по зимнему саду, и поднялся на лифте наверх. Вошёл в сад и направился по дорожке по направлению к эвкалиптам. Ему хотелось посмотреть на коал. Скоро, очень скоро он станет полноправным хозяином в этом доме — после того, как Резник официально разведётся со своей супругой. Тогда и Антон станет хозяином уже официально.

Антон остановился неподалёку, наблюдая за повисшим на ветке медвежонком. Да, жаль, конечно, что с одним из животных тогда случилась неприятность по его вине, но это случайность. И, потом, коалы — всего лишь звери.

Сумасшедшего ветеринара нигде не было видно. Это называется, он исправно выполняет свои обязанности? Надо будет сделать ему выговор.

Антон услышал сзади какие-то звуки, и обернулся. Но никого не было. Он пожал плечами и снова стал наблюдать за коалами. Ему снова захотелось рассмотреть кого-нибудь из них поближе, и он направился к окну, за стремянкой, которой пользовался Джонни.

Сзади снова послышался шум, но Антон уже не стал поворачиваться. Наверняка это шумят листья деревьев или кустарников, ведь здесь, в зимнем саду, установлена целая система дорогущих приспособлений, позволяющих ощущать себя как в настоящем садике, с климат-контролем, порывами ветра и прочими атрибутами сладкой мещанской жизни.

Внезапно Антон почувствовал сильный толчок в спину. Он едва удержался на ногах, и, оборачиваясь, с негодованием увидел Джонни.

— Смотри, куда прёшь, придурок рыжий, — недовольно рявкнул Антон.

Но вместо того, чтобы извиниться, Джонни упорно наступал на него. Антон пятился назад, пока не оказался прижатым к стеклянной стене.

— Ты чего? —забормотал он, сообразив, что ветеринар сегодня выглядит иначе.

В его глазах плескалась откровенная ненависть, такая сильная, что Антону стало не по себе.

— Джонни, в чём дело? — сделал он ещё одну попытку освободиться. — Что за шутки?

— Ты убить коала, — тихо произнёс Джонни, — ты убить…

— Да я же нечаянно, — оправдывался Антон, — ну-ка, отпусти меня, идиот! — он вытянул вперёд руки, намереваясь оттолкнуть ветеринара, как вдруг тот с силой толкнул Антона куда —то вправо, и навалился на него всем своим тщедушным, но оказавшимся таким сильным, телом.

Антон почувствовал пустоту сзади себя. Он полулежал, прогнувшись назад в позвоночнике, голова его была откинута назад, и он вдруг увидел аккуратные клумбы и дорожки, присыпанные гравием. Только тогда он сообразил, что в зимнем саду оказалось открытым окно, а он этого не заметил, решил, что это климат-контроль с искусственным ветерком…

— Джонни, — взвизгнул он, — отпусти, придурок, я же могу упасть! Ну, пошутили, и хватит! Да я тебя уволю, мерзавец!

Джонни, тяжело дыша, молча продолжал толкать его вперёд. Антон, наклоняясь всё ниже и ниже, почувствовал панический страх. Он попытался за что-нибудь ухватиться, но в конце концов вцепился в Джонни.

— Мы упадём вместе, — пообещал он, немного успокоившись. — Клянусь, я потащу тебя за собой!

И в эту секунду Джонни с силой укусил его за руку. Антон взвизгнул и отпустил руку. И полетел с двенадцатиметровой высоты вниз головой, аккурат на альпийскую горку…

Резник дрожащими руками отложил бумагу в сторону. Он перечитал её несколько раз, пока осознал, что же на самом деле происходит. У него не закралось ни тени сомнения, каким-то шестым чувством он понял, что всё написанное — правда. Перед ним лежал черновик газетной статьи. Вот что в нём было написано:

« Хорошо быть олигархом! Деньги решают всё, и наша олигархическая верхушка успешно внушает массам данный принцип. Для примера возьмём генерального директора нефтяного холдинга „Теллурика — нефть“ Резника А. М. Этот, с позволения сказать, трудяга, а на самом деле прожигатель жизни, недавно оставил любящую жену, с которой прожил тридцать лет. И ради чего он это сделал, вернее, ради кого? Ради азербайджанской женщины, годящейся ему в дочери. Он немедленно подарил своей молодой любовнице огромную квартиру в центре Москвы, заваливает её эксклюзивными украшениями, возит её по фешенебельным курортам, совершая экскурс по собственным шикарным виллам. Деньги, украденные у народа, у правительства, неоплаченные налоги, он с лёгкостью тратит на свою очередную пассию. Через несколько месяцев, а то и раньше, он её бросит, чтобы переключиться на новую игрушку, которая получит новые украшения и новую квартиру. А почему бы и нет? Почему бы Резнику и не швыряться огромными деньгами на временные развлечения, ведь он — миллиардер! Вместо того, чтобы хоть как-то помочь народу, чтобы помогать сиротам и инвалидам, чтобы потребовать увеличить пенсии (поверьте, это в его силах, с его политическим влиянием), он тратит эти деньги на молодых хищниц, готовых раздвигать ноги за увесистые подачки. Возможно, он просто не знает, что с этими деньгами делать, ведь суммы, поверьте, немаленькие. Один браслет, подаренный любовнице, мог бы помочь большой семье ветерана Чечни, оставшегося без рук, безбедно прожить два года. Но зачем владельцу Теллурики помогать обездоленным, если он увлечён молоденькой свистушкой? Это ведь она радует его каждый день в постели, а не молодой парень, отдавший здоровье за нашу Родину. Ту самую, которая также является и родиной Резника. Очень жаль, что он об этом забыл!

Наши олигархи уже не люди, в их глазах вместо зрачков — баксы. В их волчьей стае очень опасно находится, и Анатолий Максимович — живой тому пример. Не так давно он финансировал левую политическую партию, вступившую в оппозицию с правительством России и президентом.