Семья (№4) - Ход черной королевы

— Нет, нет, — взвыла певица. — Мальчики, только спокойно! Хорошо, я заплачУ! Сколько вы хотите?

— Это другой разговор, — успокоились те. — Ну, для начала, так и быть, возьмём с тебя немного — полтинник.

— Господи, — облегчённо вздохнула Мила, — из-за пятидесяти долларов устроили целый балаган!

Она полезла в сумочку, не замечая презрительных взглядов, которые на неё кидали азербайджанцы.

— Пятьдесят тысяч баксов, овца! Полтинник можешь заплатить тому, кто тебя дрючит! — грубо выразился всё тот-же коротышка. — Ты что, думаешь, мы с тобой тут шутим?

Миле показалось, что она ослышалась. Потом, когда она пришла в себя, то взорвалась:

— Сколько? Пятьдесят штук? Да на пятьдесят штук можно купить новый джип, вы что плетёте? Я сейчас вызываю ГАИ, всё, вы мне насточертели!

Она демонстративно откинула крышечку мобильного и принялась набирать цифры.

Один из четвёрки выхватил у неё телефон и зашвырнул в траву на обочине.

— Нам тебя здесь грохнуть, или подождать, пока одумаешься? — с издёвкой поинтересовался он.

Мила растерянно оглянулась. Мимо них проносились машины, в которых сидели люди, которые наверняка могли бы ей помочь и спасти от беспредельщиков, но никто не останавливался.

— Да вы специально всё подстроили, — ахнула она. — Я знаю про этот автолохотрон. Вы намеренно подставляетесь, а потом требуете с водителей деньги! Только со мной у вас вышел облом: у меня нет таких денег. Говорите нормальную сумму, и мы спокойно разойдётся.

Коротышка снова очутился возле неё, и уже занёс руку для очередной пощёчины, как внезапно его остановил другой, самый молчаливый из всей четвёрки.

— Тише ты, Камиль, не видишь, у девочки шок. Она просто ещё ничего не поняла. Давай я ей объясню!

Он сделал пару шагов и оказался лицом к лицу с Милой.

— Детка, — ласково начал он, — ты круто попала. Эта тачка, — он указал на джип, — эксклюзив, ручная сборка. Второй такой больше нет. Это тебе понятно?

Мила, как заворожённая, кивнула. Этот чурка её словно гипнотизировал, она не могла оторвать от него глаз.

— После твоего столкновения с моим авто мне придётся менять дверь полностью. Можно, конечно, поменять на обычную дверь от джипа. А ты знаешь, что это значит?

Мила отрицательно покачала головой. Она даже говорить не могла от волнения.

— Это значит, что произойдёт разбалансировка, вот что это значит, — сплюнул он себе под ноги. — То есть машина, конечно, ездить сможет, вот только будет очень неустойчивой, и от неё в любой момент можно ожидать сюрпризов. А мне бы этого очень не хотелось. Поэтому мне придётся везти джип туда, где мне его собирали. И собирать заново. А ты знаешь, сколько за это возьмёт мастер? Пятьдесят тысяч. Ну вот, теперь ты всё знаешь. Знаешь, что мы тебя не обманываем и не ставим на бабки, мы просто хотим получить назад свою новенькую и целую машину, которой она была до встречи с тобой. Понятно?

— Да… А откуда вы знаете русский язык так хорошо? — вырвалось у неё.

Азера заржали. Тот, который с ней разговаривал, улыбнулся.

— А это уже не твоё дело. Так когда будут деньги?

— Боюсь, что никогда, — пискнула певица. — У меня их просто нет.

— У меня тоже нет, — вздохнул её собеседник. — И у ребят нет. Камиль, у тебя есть деньги?

Волосатый коротышка отрицательно покачал головой.

— Вот видишь, дорогая, ни у кого нынче нет денег. Но ты же где-то живёшь, да? Продай своё жильё, и дай мне деньги!

— С ума сошёл? — от удивления Мила начала приходить в себя. Чёрт, они же просто пытаются её запугать, банально разводят на деньги. — Нет у меня ничего, я живу в доме мужа, но дом записан на свекровь.

— Она продаст дом, попроси денег у неё, — миролюбиво предложил хозяин эксклюзивного авто.

— Она и так продаёт дом, а, может, уже продала, — пожала плечами Мила. — Но она мне ничего не даст, ей надо сына на операцию везти!

— Если она не даст денег, то на операцию придётся везти и тебя, — хохотнул Камиль.

Мила побледнела. У неё закружилась голова и вообще она почувствовала себя нехорошо.

— Слушайте, возьмите мою машину, а? — заныла она. — Может быть, она компенсирует вам стоимость ремонта джипа?

— Запихни свою машину себе в жопу, — грубо ответил коротышка. — Слушай, ты мне уже надоела. Вези нас к своей свекрови, давай.

Миле ничего не оставалось, как усесться за руль старушки «ауди», и направиться к Любови Андреевне. Машину, которую подарил ей Павел, Мила разбила в прошлом месяце, и никак не могла удосужиться отвезти её в ремонт.

Джип следовал за ней на небольшом расстоянии. Мила смутно понимала, что они вообще могли её обмануть, что это вовсе не автомобиль ручной сборки, а обыкновенная машина, каких полно ездит по московским дорогам.

Но как и, главное, кому, она могла это доказать? Если бы у неё хотя бы был телефон, она всё-же позвонила бы в ГАИ. Или ГИБДД, как оно теперь правильно называется, а то она уже совсем запуталась. Мила чертыхнулась про себя: у неё такие проблемы, а она думает, как правильно называется автоинспекция! Руки у неё дрожали, она с трудом удерживала руль. Чёрт, чёрт, чёрт, ну почему ей так не повезло? И что она будет делать? Любовь Андреевна может не дать ей этих денег, и что потом? Действительно продать квартиру? А самой с чем остаться? Конечно, хорошая трёхкомнатная родительская квартира стоит дороже, чем пятьдесят тысяч. И всё-же на оставшиеся деньги Мила могла бы купить себе «двушку» в спальном районе. Как же она будет жить? И вообще, ей совсем не хотелось отдавать эти деньги, что за блажь, в конце концов!

Миле пришла в голову новая идея, и она блаженно улыбнулась: когда они подъедут к дому свекрови, она заедет во двор, и скажет охранникам прогнать азеров! Проще простого!

Улыбаясь, певица увеличила скорость. Руки её больше не тряслись. А из головы совсем выветрилось, что Любовь Андреевна рассчитала охрану ещё несколько дней назад, памятуя о своём скором отъезде.

Жанна сидела в неудобном кресле Боинга, и всё время смотрела в иллюминатор. На самом деле она даже ничего толком не видела, просто ей не хотелось разговаривать ни с матерью, забавляющейся с Полинкой, ни с бабушкой, рассказывающей про какую-то потрясающую сумку от Луи Виттон. Жанна подозревала, что бабуля в очередной раз поживилась на распродаже, и теперь подготавливает внучку к своей обновке, но ей не хотелось ругаться и в тысячный раз запрещать бабуле потакать своей мании таскать всё, что плохо лежит. У Жанны была самая настоящая апатия. Ей не хотелось абсолютно ничего, ни есть, ни пить, ни спать, ни выходить из этого самолёта, как, впрочем, и лететь в Грецию. Она потеряла свою любовь навсегда, и от этого её охватило полное равнодушие ко всему происходящему с ней. Ей не хотелось плакать или кричать, биться головой о спинку впереди стоящего кресла, не хотелось броситься в иллюминатор. Но то, что она ощущала, было даже хуже: у неё не было никаких эмоций, словно внутри что-то умерло вместе с потерей Резника. И даже не одного, а двух: Павел погиб, спасая ей жизнь. Он продолжал любить её, несмотря на прошедшее время, несмотря на женитьбу на Миле. Пожалуй, в тот день он был по-настоящему счастлив. Он успел увидеть свою дочь и узнать, что Жанна жива. Она грустно улыбнулась, продолжая смотреть в иллюминатор. Вокруг самолёта со всех сторон громоздились пышные облака. У Жанны возникло ощущение, что эта огромная пушистая белая подушка несёт самолёт, словно на ковре. Ковёр — самолёт, вот откуда могло пойти такое выражение. Жанна смотрела, как клубятся облака возле большого крыла авиалайнера, и вдруг ей показалось, что на небе, словно на большом листе бумаги, начинает вырисовываться образ. Она присмотрелась внимательнее, не веря собственным глазам, но и вправду увидела, что изображение стало чётче, и приобрело знакомые черты. Жанна затаила дыхание, глядя, как невидимая кисточка выписывает на небе черты лица. Очень знакомого, до боли знакомого и любимого лица. У неё сжалось сердце: на неё, с другой стороны иллюминатора, глядели добрые глаза Резника. У Жанны сжалось сердце. Неужели он умер и попал в рай, и теперь вот она его видит? Она испуганно зажмурила глаза. А, когда открыла, в иллюминаторе отражались только кудрявые шапки облаков.

Она с облегчением вздохнула и повернулась к бабушке, которая что-то прятала в свою новую сумку. Присмотревшись, Жанна заметила знакомый логотип Луи Виттона.

Камилла Аскеровна неловко повернулась, закрывая от внучки вещь, которую прятала, и случайно уронила сумку себе на колени. Жанна немедленно её вырвала и высыпала содержимое на свой столик. Из сумки выпала

маленькая картонная коробочка с наушниками, которые раздали, чтобы регулировать громкость транслируемого по телевизору, подвешенному к потолку, фильма. Также перед Жанной предстала пилотка стюардессы, и связка ключей с очень пошлым брелком, которого отродясь у бабушки не наблюдалось: парочка резиновых любовников неистово совокуплялась всякий раз, как Жанна дотрагивалась до брелка.

Ей стало смешно. Бабушка не так давно прогуливалась до туалета, видимо, попутно ещё куда-то заглянула.

— Нет, это просто невозможно, — назидательно начала она, — откуда у тебя эти ключи? А пилотка? Я уж не спрашиваю про сумку, которую ты успела умыкнуть всего за неделю пребывания в Москве!

Камилла Аскеровна, глядя на внучку невинными глазами, поправила шарфик, благоухающий духами Жанны.

— Дорогая, — начала она, — всё не так, как ты думаешь! Это…

По проходу промчалась взволнованная стюардесса.

— Уважаемые пассажиры! — обратилась она к сидящим в их крыле. — Я где-то обронила ключи от пищевого блока. Пожалуйста, если найдёте их, верните, иначе мы с вами не сможем пообедать!

Разозлившаяся Жанна открыла рот, чтобы подозвать стюардессу, как вдруг её взгляд натолкнулся на большой пакет, стоящий у ног Камиллы Аскеровны. Из него выглядывал плед, один из тех, которые выдавали особо мёрзнущим пассажирам на время полёта, и кончик пакета со спасательным жилетом.

Чаяниям Милы не суждено было сбыться. Любовь Андреевна наотрез отказалась давать ей деньги.

— Мила, ты в своём уме? — заявила она. — Ты же прекрасно знаешь, что Антону предстоят тяжелейшие операции, которые стоят сумасшедшие деньги. И я не могу вот так вот запросто выделить тебе эту сумму. Пятьдесят тысяч долларов — это очень много. Если бы тебе понадобилась одна или две тысячи, я бы их тебе одолжила, но пятьдесят!

— Любовь Андреевна, миленькая, — взмолилась Мила, — ну прошу вас, умоляю вас! Я же была женой вашего сына, и чуть не стала женой другого вашего сына! Я вам не чужая, не говорите со мной так!

Свекровь смягчилась. Она присела рядом с Милой на диван. Почти вся мебель была уже вывезена из дома, Любовь Андреевна продала её за треть от настоящей стоимости скупщикам. Остались лишь некоторые предметы, которые посредники приобрести не захотели.

— Дорогая, мне очень жаль, — вздохнула свекровь. — Ты же знаешь, я всегда к тебе хорошо относилась, и помогала по первой же твоей просьбе. Но эту просьбу, увы, я выполнить не могу. Мне предстоит лететь в Америку, везти с собой бедного мальчика, обустраиваться там, платить за его операции, консультации, за пребывание в лучших клиниках. Дорогая, ты знаешь, что один день пребывания там обойдётся мне в тысячу долларов? А я не знаю, сколько Антоше придётся лечиться. Может быть, год, а, может, все пять! И каково мне будет, когда окажется, что мальчику надо остаться в больнице ещё на пятьдесят дней, а у меня не хватит этих пятидесяти тысяч?

— Но это же копейки, — сделала Мила последнюю попытку. — Это настоящие копейки для вас! У вас есть вилла в Майами и много чего ещё. Да и дом этот стоит несколько миллионов!

— Я не успела найти покупателя, — вздохнула Любовь Андреевна, — поэтому мне придётся обойтись тем, что есть. Милочка, а что случилось, почему тебе нужна эта сумма, да ещё так срочно?

— Это уже неважно, — обречённо покачала головой певица. — Меня просто убьют, если я не отдам деньги.

— Может быть, всё не так страшно? — пожала плечами свекровь. — Во всяком случае, ты жива и отлично себя чувствуешь, а мой сын — на грани жизни и смерти. Как будущая мать, ты должна понять меня!

Мила поднялась с дивана.

— Счастливо, — бросила она свекрови и вышла из комнаты. Остановилась в холле и задумалась. Там, за дверями дома, её ожидали четверо уродов, готовых пойти на убийство из-за этих денег. Миле хотелось ещё потянуть время, и она задумчиво прошла к лифту, и поднялась на пятый этаж. Прогуливаясь по дорожкам оранжереи, она разглядывала растения, вдыхала их причудливые, смешанные ароматы и отстранённо вспоминала свою жизнь в этом доме. Кто же знал, что всё так обернётся? Жаль, конечно, Анатолия Максимовича, тот бы обязательно дал ей денег. А с другой стороны, поделом этой твари Жанне! Мила мстительно улыбнулась и тут вдруг увидела цветок, тот самый, который Резник подарил им с Павлом на свадьбу. Кажется, Анатолий Максимович говорил, что цветок этот очень редкий, растёт в Тибете, и цветёт один раз в восемнадцать лет…

Мила взглянула на невзрачное растение, и вдруг, поддавшись яростному порыву, в исступлении вырвала его из земли и стала топтать ногами.

— Восемнадцать лет! — кричала она. — Восемнадцать лет! Да меня не будет через восемнадцать лет! Меня не будет уже очень скоро, очень, очень…

Она почувствовала, что выдохлась, и остановилась. Её туфли были перепачканы землёй, её муж умер, мужчина, которого она любила, парализован. И вдобавок ей необходимо найти пятьдесят тысяч, чтобы откупиться от проклятых азеров.

Мила села прямо на дорожку, как была, в белой юбке, и заплакала. Она услышала шаги у себя за спиной и зажмурилась, втянув голову в плечи. Это наверняка они! Устали ждать её и сами поднялись за ней. Интересно, кто там сзади, симпатичный хозяин джипа, или волосатый ублюдок Камиль?

— Ты плакаль? — внезапно услышала она голос Джонни, и обернулась.

Так и есть, этот рыжий простофиля стоит за её спиной и сочувственно на неё смотрит.

— Отвали, — беззлобно бросила она, отворачиваясь.

Этот рыжий кретин уже достал её, смотрит так, словно хочет на неё наброситься прямо здесь.

— Ты плакаль, — упрямо повторил Джонни. — Зачем?

— Слушай, а у тебя есть пятьдесят тысяч долларов? — равнодушно спросила Мила, даже не поворачиваясь к нему. Ей хотелось, чтобы этот придурочный ветеринар убрался отсюда. Мила по себе знала, что, когда заводишь разговор о деньгах, люди предпочитают немедленно испариться. Но Джонни внезапно повёл себя совсем не так.

— Есть, — спокойно ответил он. — У моя есть сисьдесят тысяч доллар.

— Сисьдесят, — передразнила его певица. — Джонни, ну что ты как китаец: моя, сисьдесят, плакаль…

Она осеклась.

— Что? — подскочила она с места. — У тебя и вправду есть эти деньги?

Джонни кивнул кудлатой рыжей головой.

— Джонни, миленький, — засюсюкала Мила, — а ты можешь мне их дать? Если я не отдам пятьдесят тысяч долларов, меня убьют!

— Я дать, дать, — успокоил её Джонни, и хитро посмотрел на Милу. — А ты стать моя женщина?

В тот момент Мила готова была пообещать ему всё, что угодно, лишь бы остаться в живых и больше никогда не видеть проклятых кидал — азеров.

Анатолий Максимович Резник сидел в частном самолёте, уносящем его в Грецию. Он смотрел в иллюминатор, зная, что вряд ли когда-нибудь вернётся в Россию, и не мог понять, огорчает ли его это. Он всегда был патриотом своей страны, но она сама отказалась от него, отторгнула его, как лишний элемент. Никакие его заслуги в расчёт не брались. Резник вздохнул, но тут же очнулся от мучительных раздумий. В конце концов, у него — новая жизнь. Он уже не Анатолий Максимович Резник, сбежавший из-под ареста генеральный директор и хозяин холдинга «Теллурика — нефть», а Максимилиан Штайнберг, бизнесмен из Германии.

Резник улыбнулся, вспомнив, как Ирина называла его Максом. Теперь она сможет называть его так с полными на то основаниями. Он забеспокоился. А вдруг она его не примет, вдруг он её настолько обидел, что она не сможет его простить? Но он отогнал от себя подобные предположения. Ирина — самая чудесная женщина на свете, она обязательно простит его. Так же, как он простил и понял её. Любовь не может кончиться просто так, это возможно лишь если её и не было. Иллюзия любви случается слишком часто. Но Резник знал, что без Ирины жить не сможет. Без неё ему не нужна эта его свобода, которую он купил себе при помощи миллионов.

Он хмыкнул, вспоминая, как всё прошло. На следующий день после разговора с Юрием Вагановичем, тот появился у него с утра и сообщил, что к вечеру будет всё приготовлено для освобождения Резника. Адвокату также пришлось заплатить доктору приличную сумму, чтобы тот ещё денёк подержал Резника в больнице, прежде чем отправить его в камеру.

— У меня к тебе осталась ещё одна просьба, последняя, — улыбнулся Резник адвокату. — Дай-ка мне мобильный телефон…

Вечером Анатолий Максимович не отрывал взгляда от входной двери. Время тянулось очень медленно, словно густая патока. Он уже весь извёлся. А что, если Юрию Вагановичу не удалось оформить его побег? Что, если он так и останется в этой больнице, а затем под конвоем будет отправлен в тюрьму? В принципе, это его не пугало. Резник больше всего сожалел о том, что Ирина, вернее, Жанна (он никак не мог привыкнуть к её настоящему имени) так никогда и не узнает, что он её простил, и что он любит её. Она будет жить, растить его внучку, единственную, потому что больше никогда он уже не станет дедом, может быть, найдёт себе парня, который окажется куда более благородным, чем он, Резник. Анатолий Максимович от всего сердца желал Ирине счастья, но ещё больше он хотел разделить с ней это счастье. Он чуть слышно застонал, представив, что больше никогда не увидит эту женщину, которая рисковала собой ради его внучки, и тут дверь в палату распахнулась. В помещении появились три человека, одетые в чёрную форму. Их лица скрывались трикотажными масками, а в руках они держали автоматы.

— Нам пора, Анатолий Максимович, — произнёс один голос, и Резник возликовал, узнав его. Это же Василий, бывший шеф его охраны. Макаров нашёл его, и смог уговорить пойти на такой риск. Ведь, если его побег не удастся, и этих людей поймают, простым штрафом им не отделаться. Они прекрасно знали, на что шли! Резник вскочил с кровати, необычайный душевный подъём и надежда на свободу придали ему сил. Сопровождаемый своими спасителями, он выбежал в коридор, и увидел ещё двух человек в масках. Они держали на прицеле охраняющих его палату милиционеров.

— Прямо по коридору, быстрее, — подтолкнул его в спину Василий, и Резник послушно поспешил вперёд, по узкой ленте коридора, ведущей к лестнице.

— Наверх, — снова раздался голос Василия, когда Анатолий Максимович достиг выхода.

Он побежал по ступенькам вверх, на крышу. Чердак оказался открытым, об этом позаботились ранее.

Резник чуть в ладоши не захлопал, когда увидел на крыше больницы вертолёт. Тот только что опустился, лопасти шумно разбивали воздух, образуя около себя затягивающую воронку. Пригибаясь к крыше, Резник рванулся к вертолёту. Бежать было очень тяжело, воздушная воронка не давала быстро двигаться и отбрасывала его назад. Всё-же Анатолий Максимович из последних сил ухватился за дверцу, и тут его сзади окликнули.

Он обернулся. Возле него стоял Василий и протягивал ему конверт.

— Это просил передать Макаров, — сообщил он, и, пожимая руку Резнику, добавил:

— Счастливого пути вам, Анатолий Максимович, и удачи!

Они обнялись, и Резник наконец-то попал в кабину вертолёта. За штурвалом сидел незнакомый пилот.

Он кивнул в знак приветствия, и стал поднимать вертолёт в воздух.

Резник смотрел, как удаляется крыша больницы, как вертолёт поворачивает и летит всё выше и выше над домами. Он опустил глаза вниз, и увидел в руках конверт. В нём оказались деньги, десять тысяч долларов.

Резник улыбнулся. Макаров ничего не забыл. Да, у бывшего главы нефтяного холдинга ещё имелись кое-какие активы, но пока он до них доберётся, на первое время ему понадобится наличность.

Через полчаса они приземлились на частном аэродроме. Там Резника уже ожидал самолёт.

— Куда летим? — молодой симпатичный пилот доброжелательно улыбнулся Резнику, и тот улыбнулся ему в ответ.

— В Салоники, — ответствовал он.

Взяв у Макарова сотовый телефон, Резник позвонил Ирине, но её номер оказался заблокированным. Он тут же перезвонил Насте, и вот от неё-то и узнал, что Ира-Жанна уехала в Грецию. Настя продиктовала ему номер телефона своей подруги, и пожелала удачи. Резник не сомневался, что удача ему ещё понадобится…

— Собирайся живее, — кричал Тофик. — Бери только самые нужные вещи, слышишь?

Настя, обхватив живот, с испугом посмотрела не него.

— Это из-за Мальчика, да? Это из-за него мы должны уехать?

— Какая разница, — отмахнулся Тофик. — Из-за него, не из-за него…

— Большая разница, — вспылила Настя. — Почему я должна уезжать из Москвы, где мне уже всё знакомо, где я привыкла, где мне нравится?

— Хватит болтать, — оборвал её Тофик, — собирайся, быстро! Ты же не хочешь, чтобы он вернулся и убил нас?

— Если бы он хотел нас убить, то сделал бы это, — возразила Настя. — Зачем ему нас трогать?

— Потому что Мальчик — убийца, — запальчиво выкрикнул Тофик. — Он же настоящий ублюдок, и не убил нас только потому, что хотел найти Жанну. Ты ещё не поняла этого? Если он не найдёт её, то вернётся сюда, и заставит нас помогать ему. Вот зачем мы ему пока нужны!

— А если найдёт? — затаив дыхание, спросила Настя.

— А если найдёт, то всё равно убьёт нас. Чтобы мы не могли никому рассказать, кто это сделал, кто её убил. Ты понимаешь, что мы в любом случае обречены?

Настя пожала плечами. Она вовсе не была уверена в словах Тофика. Мальчик, может, и убийца, но не маньяк же, заваливающий всех подряд. Ему нужна Жанна…

Настя схватилась руками за своё лицо. Она только что поняла смысл слов мужа.

— Подожди… А зачем он хочет найти Жанну? Чтобы её убить?

— А как ты думаешь? — упёр руки в бока Тофик. — Уж наверняка!

— Но нам надо её предупредить! — ахнула Настя. — Она в опасности!

— Вот поэтому я и хочу уехать, — вздохнул Тофик. — Мальчик сказал, что если Жанне станет известно о его приближении к ней, то он не даст нам с тобой жизни. Ни нам, ни нашему ребёнку.

— Значит, ты готов пожертвовать сестрой? — поразилась Настя.

— Только ради нас, нашей семьи и нашего будущего ребёнка, — разозлился Тофик. — Мне жаль Жанну, но почему ради неё я должен подставлять себя? Это их дело, её и Мальчика. Вот пусть они сами и разбираются! А мы с тобой должны исчезнуть отсюда, чтобы Мальчик нас не нашёл.

Настя медленно села на диван. Она не собиралась никуда уезжать, и хотела предупредить Жанну об опасности. Трус Тофик сообщил Мальчику, что Жанна уехала в Салоники, буквально несколько дней назад. Конечно, Настя понимала, что он вынужден был это сделать, но вот не могла ему простить того, что он даже не собирался предупредить сестру о появлении Мальчика. Неужели он так запуган? Впервые Насте пришло в голову, что её Тофик не так идеален, как она себе это представляла. Ну что-же, если он боится, то она сделает это за него. Жанна — умная, сильная и хваткая. Если её не застать врасплох, то она сумеет справиться с Мальчиком. Пользуясь тем, что Тофик вышел в другую комнату, Настя схватила записную книжку и телефонную трубку, и закрылась в ванной. Пустила воду, чтобы Тофик не услышал и не помешал ей, и набрала номер греческого телефона Жанны.

ЭПИЛОГ

Свадьба Жанны и Максимилиана Штайнберга была очень скромной. Жанна, в простом белом платье, выдержанном в классическом греческом стиле, и её первый настоящий муж, в рубашке с короткими рукавами и светлых отглаженных брюках, обвенчались в маленькой церквушке. На венчании присутствовала мать Жанны, её бабушка, и Полинка, которую няня держала на руках. Беременность Жанны была практически незаметна, но всё-же Резник периодически любовно поглаживал округлившийся животик жены.

После обряда они направились в небольшой греческий ресторанчик, который любили посещать. Лёгкая, но довольно острая греческая кухня пришлась по вкусу Жанне. Многие блюда по рецептуре были сходными с азербайджанской кухней, которую Жанна очень любила. Она с удовольствием поглощала сыр, овощные салаты, уплетала баранину с грецкими орехами, пила альян, кисло-молочный напиток, который на Кавказе называют айраном, и до сих пор не верила, что это она выходит замуж, это возле неё находится любимый человек, и что всё тяжёлое, страшное и неприятное, выпавшее на её долю, осталось позади. И теперь, после стольких закатов, их ожидает только рассвет. Жанна подумала, что со временем она превратится в упитанную даму, окружённую выводком детей, а поседевший Макс будет выводить всю свою семью в этот же ресторан. Возможно, их дочери тоже будут выходить замуж, используя этот банкетный зал. И это было так ново, так мило и так трогательно, что она счастливо рассмеялась.

Жанна, с букетом цветов в руках, и венком на голове, сидела возле свежеиспечённого мужа, и таяла от счастья. Да, на её долю выпало немало трудностей, лишений и тягот, но они с Максом вместе смогли их преодолеть.

Они жили все вместе в доме Тамары, доставшемся ей от родителей. Домик был двухэтажным, но небольшим, однако ни Жанна, ни Резник, не хотели подыскивать новое жильё, хотя могли себе это позволить. Жанна, которой Резник вернул дарственную на скважину, собиралась её продать, и купить на эти деньги рощу оливковых деревьев, заводик по переработке масла, а оставшуюся сумму положить в швейцарский банк, туда, где лежал капитал её матери. У Резника тоже оставалась крупная сумма на тайном счёте, о котором никто не узнал. Конечно, миллионером он уже не был, однако же и нищим — тоже. Вдобавок Тамара оказалась очень обеспеченной женщиной. Так что за своё будущее и будущее своих детей они могли не волноваться.

Жанна вспомнила, как месяц назад Макс появился в её доме. Она чуть с ума не сошла от счастья, сначала даже решила, что он ей мерещится.

— Прости меня, — тихо попросил он, подойдя к ней вплотную. — Я был не прав.

Жанна знала, как тяжело такому человеку признавать свои ошибки. И не стала выдерживать характер, заставлять его ползать перед ней на коленях и молить о прощении. Она просто бросилась ему на шею.

А следующий вопрос, который он ей задал, поверг её в изумление.

— Почему ты бросила моего сына? — тревожно глядя на неё, спросил он. — Почему, если у вас всё было хорошо? Скажи мне правду: ты его тоже пыталась использовать?

Жанна задумчиво вгляделась в его лицо. Ей стало ясно, почему он так тревожится. Ведь, если она сначала использовала его сына, а потом и его самого, он уже не сможет доверять ей. И ничего у них не получится.

Она взяла Макса за руку и рассказала ему всё. Начиная от знакомства с Павлом, страшной смерти её отца, предательства и вероломства Мальчика, и заканчивая своим возрождением. Они проговорили несколько часов, и, когда Жанна закончила, то почувствовала себя значительно легче. Она ещё никому не рассказывала всё, что с ней произошло. Теперь, когда она переложила груз своих воспоминаний на Макса, то ощутила волнение человека, в очередной раз начинающего новую жизнь. Она действительно очистилась от прошлого, и почувствовала в себе силы забыть его. Забыть то, что часто не давало ей спать, забыть свой страх, свою ненависть, свою злость, отравляющую душу и сердце. Жанне вдруг захотелось стать обычной женщиной, живущей рядом с любимым человеком и воспитывающей детей. Захотелось больше никогда не брать в руки оружия, и навсегда забыть о всех своих навыках, которые в мирной жизни ей не пригодятся. Она даже не стала спрашивать Резника, каким образом он нашёл её, и каким образом ему удалось сбежать. Ей это знать было вовсе не обязательное. Главное — что он рядом с ней, а всё остальное — неважно. Макс целыми днями занимался рисованием, он купил большой мольберт, запасся красками, карандашами, бумагой. Часто они с Жанной ездили в живописные места, коих в Греции не сосчитать, и она ему порой позировала на развалинах древних храмов либо на фоне греческих скульптур. Они любили друг друга, они ждали ещё одного ребёнка, у них была семья, и всё было просто чудесно.

Её воспоминания прервала Камилла Аскеровна. В сумасшедшем платье от Вивьен Вествуд, синем, аляповатом, с ярко-розовыми огромными цветками и огромным жабо, и в той самой эксклюзивной шляпе с фруктами, которую Жанна всё-же была вынуждена купить, чтобы уладить скандал, она походила на эксцентричную миллионершу.

— Я сотку вам ковёр, — с довольным видом сообщила она внучке. — Хотела сделать это ещё к той свадьбе, но…

— Бабушка, — укоризненно произнесла Жанна. Она не хотела портить себе настроение воспоминаниями. — Тебе уже 85 лет, должна понимать, что в такой день просто некорректно говорить о другой свадьбе, которой так и не было!

— Яйца курицу не учат, — назидательно подняла палец старушка. — Вот мой подарок, только он ещё пока не оформлен как следует!

Она показала на большую сумку с мотками разноцветных ниток.

— Ну, может, к свадьбе Полины ты его и соткёшь, — засмеялась Жанна, обнимая Камиллу Аскеровну. — Ну и зачем ты собралась дарить мне ковёр? Куда удобнее было бы что-нибудь спереть в дорогом магазине, да, бабуля?

— А, по-твоему, откуда я взяла эти нитки? — обиделась Камилла Аскеровна. Но тут же, сообразив, что проговорилась, замахала руками.

— Шучу, шучу! Молодые, горько! — задорно крикнула она, стараясь отвлечь внучку от собственного прокола. Жанна махнула на неё рукой и прильнула к Резнику. В этот день она не собиралась ни на кого ругаться, в конце концов, не так уж часто выходишь замуж!

Жанна научилась ни о чём не жалеть, но вот одного момента ей избежать не удалось: она всё ещё жалела о том, что не наказала Мальчика. Она уже приучила себя жить мирной жизнью, но забыть совершённое Мальчиком Жанна всё-таки не могла. В последние несколько дней она думала о нём всё чаще и чаще, и сердце её тревожно билось, не давая покоя.

Звонок Насти обрадовал её. Вот почему она думает о Мальчике — она чувствует его приближение, словно зверь, чующий другого зверя. Жанна точно знала, что именно она должна сделать, чтобы избавиться от своего звериного чутья, и готовилась к этому.