Нулапейрон, 3404 год н.э.

 
      – Том?
      Том притворился, что не слышит.
      Когда он натыкался на знакомых, они старались не встречаться с Томом взглядами.
      Так продолжалось целых десять дней.
      Том сильно переживал. Он постоянно чувствовал себя виноватым за то, что подслушивал с помощью инфора, но слова Труды слишком прочно засели у него в голове.
      – Не казни себя, Деврейг! – В голосе Труды прозвучало раздражение. – Тебе следовало бы, спросить: что такого нашел в ней Оракул, помимо ее достоинств, очевидных для всех.
      Отец был подавлен, но в душе Тома воспоминания о случившемся вызывали лишь гнев.
      – Она вернется, ты увидишь! – выдержав паузу, Труда добавила: – Кстати, я могла бы сделать запрос о ней. У меня есть некоторые… м-м-м… партнеры, оказывающие мне покровительство.
      – Я смогу поговорить с нею?
      – Можем попробовать. На подготовку мне понадобится дней десять.
      Это были десять дней сплошного отчаяния.
 

* * *

 
      В Аква-холле оказалось слишком много народа – Тому надо было бы прийти пораньше. Но он все-таки взял жетон и, поставив контейнеры на пол, сел на красную керамическую скамью, ожидая своей очереди.
      «Где же мама? – думал он. – На другой страте? В другом владении? Куда Оракул забрал ее?»
      – С тобой все хорошо, сынок? – обратился к мальчику седой человек, выглядевший крайне обеспокоенным.
      Том покачал головой и разжал кулаки:
      – Просто болит голова. Скоро пройдет.
      – Ты уверен?..
      – Спасибо. Все нормально.
      Том смотрел, как старик пробирается сквозь толпу, согнувшись под тяжестью взваленной на плечи канистры с водой. У входа в туннель старик оглянулся, кивнул помахавшему рукой Тому и растворился в толпе.
      Мальчик откинулся на спинку скамьи, наблюдая, как три струйки воды, выгнувшись дугой, падают в водоем. Встроенный в стену аквариум был заполнен рыбками: пурпурными, красными, черно-желтыми, с невероятно длинными, развевающимися в воде плавниками. Том любил смотреть на них…
      – Гамма девять? Ваша очередь. Долго надо ждать?!
      Том проверил керамический жетон: это был его номер.
      Дежурные заполнили контейнеры, выдали ему талон, необходимый для получения отцовского рациона, и помогли накинуть лямки канистры на плечи.
      Неловко, пытаясь не поскользнуться, Том отправился в долгий путь домой.
 

* * *

 
      – Ранверу Коркориган, если можно.
      Том никогда не слышал, чтобы Труда говорила подобным голосом. С таким изяществом и так четко выговаривая слова.
      – Минутку…
      На голограмме, висевшей над столом, лицо-пиктограмма со смазанными чертами сменилось человеческим: белобородый мужчина с темно-красными шрамами, пересекающими одну щеку.
      – Главный управляющий Вэлнир к вашим услугам.
      Том застыл в дверном проеме – всего лишь третий раз в жизни он присутствовал при вызове другой страты. Он медленно поставил контейнеры с водой на пол. Ни Труда, ни отец даже не посмотрели в его сторону.
      – Я обращаюсь к вам от имени торговца Коркоригана. – Труда кивком указала на отца.
      Его застывшее лицо напоминало маску. Он остался безучастным к тому, что Труда явно завысила его общественное положение.
      – Жена торговца Коркоригана – гость Его Мудрейшества, насколько нам известно.
      После долгой паузы управляющий ответил:
      – Мы ждали этого запроса. Меня просили заверить вас, что мадам Коркориган здесь хорошо.
      Отец молча наблюдал за происходящим.
      – Она… – старик Вэлнир прочистил горло. – Она вольна находиться там, где пожелает.
      – Но она моя жена! – наконец выдавил из себя отец.
      – Мне очень жаль, – глаза Вэлнира выражали неподдельное сочувствие.
      – Такого объяснения мало! – объявила Труда, и Тому показалось, что внутри у него все перевернулось от этого крика.
      – М’дам, я… – голос старика исчез.
      А затем его изображение завибрировало, раскололось на тысячу вращающихся фрагментов, которые тут же снова срослись.
      Рядом с Вэлниром был теперь Оракул Жерар д’Оврезон.
      – Извини, старина, – обратился он к управляющему. – Это – моя забота. – Взгляд его красивых глаз скользнул по лицу Труды, потом Оракул слегка поклонился отцу: – Мои наилучшие пожелания!
      Лицо отца стало пепельно-серым.
      – Ран действительно прекрасная женщина, – улыбка тронула губы Оракула. – Но я обещал ей… гармонию… Ее нельзя тревожить.
      – Она – моя жена.
      – Нет… Вот ведь проклятие! – Оракул пожал широкими плечами. – Есть одна вещь, о которой я не хотел говорить вам. – Странная улыбка мелькнула у него на губах и тут же исчезла. – Но, кажется, придется сказать…
      – Ранвера – моя жена.
      – Боюсь, уже нет. – Голос Оракула зазвучал неожиданно громко, усиленный эхом, подобного которому Том никогда не слышал. – И я не сказал Ран… – Оракул помедлил. И словно отрезал: – О вашей приближающейся смерти.
      Том обратил внимание на руки Труды, вцепившиеся в край стола, бескровно-белые от напряжения, и гнев захлестнул его.
      – Нет! – закричал он.
      – Это ее сын? – бездонные холодные серые глаза уставились на Тома. Оракул готов был встретить волну ярости Тома и поглотить ее. – Кажется, мы встречаемся впервые, если быть хронологически точным.
      – Ранвера для вас ничего не значит, – вновь начала Труда.
      – Я могу втянуть в поток времени больше, чем… Впрочем, ладно… Скажем, она имеет качества, которые могу оценить только я один. – Оракул нахмурился. – Примите мои сожаления! – Он отвесил учтивый поклон всем, кто находился в комнате. – И вот что еще. – Глаза Оракула остановились на отце. – Деврейг… если мне, конечно, будет позволено называть вас так… С вашей стороны было бы очень мудро привести свои дела в порядок.
      Странный звук вырвался из груди Труды.
      – Пять декад. – Оракул перевел пристальный взгляд на нее. – Именно столько отпущено вашему другу Деврейгу.
      Изображение померкло.
 

* * *

 
      Минус тридцать дней. Осталось три декады.
      Кто-то коснулся рукава. Том обернулся. Бритоголовая прислужница жрицы, девочка-подросток немногим старше его, отодвинула Тома в сторону, чтобы Антистита, старшая жрица, шурша тяжелым лиловым шелком, смогла еще раз пройти мимо кровати отца.
      – Я не… верю… – голос отца был слабым. Бритоголовая прервала свою молитву:
      – Вы привыкнете.
      Юная прислужница следила за дисплеями. Они стояли возле Тома: голографический медсканер слева, процессор для молитв – справа. Затем она снова качнула кадилом, и Том закашлялся, вдохнув фиолетовый дым.
      Моргая и смахивая слезы, он наблюдал, как Антистита водит руками над отцовскими чакрами, нараспев произнося молитвы. Многообразие фазовых пространств множилось и разворачивалось на дисплеях.
      Когда Антистита наклонилась к отцу, тот слабо кивнул ей, лицо его было безучастно.
      – Благословляю вас.
      Юная прислужница жестом свернула голографические дисплеи и убрала процессоры. Закончив, обе жрицы, одетые в лиловые одежды, ушли. Их поспешность удивила Тома. Но потом он понял, в чем дело, и вышел вслед за ними.
      – Мне очень жаль, – глаза Антиститы блестели в полумраке.
      – Вы же не нашли у моего отца никакой болезни!
      Том и сам пытался поставить диагноз с помощью дешевой диагностической полоски. Когда он прилепил ее на лоб отца, полоска осталась красной, а графа «прогноз лечения» осталась абсолютно белой, что не предвещало ничего плохого.
      – Да, мы не знаем, что с Деврейгом, – жрица протянула руку и коснулась скрюченным пальцем лба мальчика. – Но ты должен приготовиться к худшему.
      Том смотрел вдаль, моргая: дым от ладана все еще щипал его глаза.
      – Я не могу.
 

* * *

 
      Луч гразера испепелил половину лица, и один глаз уставился на него, навсегда остекленев…
      – Эй, Том!
      Мальчик вздрогнул и стряхнул с себя промелькнувшее видение.
      – Том? – Голос доносился снаружи. Минус девять дней…
      Мальчик встал, прошлепал босыми ногами по холодному камню, взглянул на отца. Затем подошел к занавесу и отдернул его. Он не видел Труды в течение нескольких дней, но вот она, наконец-то вновь появилась. И на этот раз не одна за ее спиной стоял смуглый человек с желтой татуировкой на коже.
      – Труда, ты знаешь, – пробормотал Том, – отец внешне очень сильно изменился за последнее время.
      Он скорее почувствовал, чем услышал, как она ахнула, когда вошла внутрь. Лампочка тускло освещала комнату, но она смогла разглядеть все, что осталось от Коркоригана-старшего. Серая сморщенная оболочка, свернувшаяся в позе зародыша…
      – Это доктор Сухрам. – Труда указала на своего спутника, который уже размещал крошечные диски на коже отца.
      Кривые, пульсируя, заскользили по дисплеям.
      – Никаких травм, – пробормотал себе под нос Сухрам.
      – Он – мой друг.
      – Код доступа… – Сухрам взглянул наверх, затем повернулся обратно к своим диагностическим приборам. – Неважно.
      Смена цветов, расплывающиеся очертания…
      – Святая Судьба, парень! – сильные руки схватили его. – Когда ты в последний раз спал?
      Том ощутил прохладное прикосновение к затылку, а затем провалился в темноту.
 

* * *

 
      – Есть прошедшее событие и есть будущее…
      «Богатая у него одежда, – подумал Том. – Наверно, он явился с верхней страты».
      – Вот прошедшее событие, – доктор Сухрам указал на дисплей, где зажглась золотистая точка. – А здесь будущее событие. – Доктор указал на другую точку. – Каждое событие испускает две волны: одну, направленную в будущее, другую – в прошлое.
      Все происходило словно во сне. Труда спрашивала о чем-то. Том мотнул головой, сконцентрировал все свое внимание и постарался уразуметь суть объяснений доктора.
      – Волны, идущие от разных событий, накладываются и усиливают друг друга. Перед событием, происшедшим в прошлом, и после события, которое должно состояться в будущем, волны гасят друг друга из-за сдвига по фазе…
      «Волны, застывшие во времени», – тупо подумал Том.
      – Квантовое предопределение, Труда. Неужели вы никогда не посещаете лекции?
      – Я…
      Серый туман, затем сон…
      Когда он окончательно проснулся, он спросил:
      – С моим отцом все в порядке?
      Доктор Сухрам медленно покачал головой:
      – Нет, я тут бессилен. У него нет никаких органических нарушений, это – психологический шок. Медицинские сканеры и диагностические полосы не ошиблись.
      – Так вы сможете… – Том замолчал.
      Глаза доктора были темными и влажными. В них читалось только горе и никакой надежды.
 

* * *

 
      Минус пять…
      Невероятно хрупкая фигура, шатаясь, стояла на полусогнутых ногах.
      – Пап… – Том попытался быть нежным. – Ложись обратно в кровать.
      – Лавка… – Сухой шепот отца едва можно было разобрать.
      – Мы закрыли лавку. Продали весь товар. Теперь можно отдохнуть.
      – Лавка… Отдых…
      Диск из слоновой кости – единственное, что оставил после себя доктор Сухрам, – мягко жужжал, впрыскивая запрещенные наркоциты в кровь отца.
      Прошуршала занавеска, вошла Труда.
      – Ран… ве… ра… – Отец попытался облизать губы. – Знал… ты должна… прийти.
      В молчании Труда села на табурет возле кровати и взяла отца за руку. Слезы, оставляя дорожки на ее морщинистых щеках, блестели в свете лампы.
 

* * *

 
      Ноль.
      – Прочь.
      Час перед началом дня.
      Зажегся дисплей диска из слоновой кости.
      Статус:
      – Прочь, прочь, прочь.
      Какие дьяволы, явившись к отцу во сне, так сильно испугали его? Задрожав, Том отодвинулся, чтобы отец не увидел его.
      Переход в фазу агонии.
      Дыхание изменилось.
      Труда держала его за одну иссохшую руку, Том – за другую.
      Отец начал задыхаться. Как бегун на длинной дистанции, борющийся за дыхание, за жизнь…
      Это продолжалось недолго.
      Фаза заканчивается.
      – Мы любим тебя! – закричал Том.
      Ритм дыхания становился все чаще. Спринтер перед финишем…
      Вероятность смерти…
      – Мы… – Том подавился. Вздох, хрип.
      …100 процентов. Пациент умер. И тишина.
 

* * *

 
      Послышалось шуршание.
      Том подошел и отодвинул занавес. Медленно и равнодушно…
      Перед Томом стояла юная жрица.
      – Меня послала Антистита. Она сказала… – Бритоголовая замолчала, глаза ее стали круглыми от страха. – Она сказала, что время Деврейга наступило.

Нулапейрон, 3404 год н.э.

 
      «Не оборачивайся», – сказал себе Том.
      Все кружилось в едком зловонии: поверхность Водоворота Смерти переливалась всеми цветами радуги. Юная бритоголовая жрица покачивала кадилом, над которым курился фиолетовый дым с запахами трав. Она пыталась перебить запах испарений, поднимающихся над кислотой.
      «Смотри, – Том вцепился руками в перила балкона, наблюдая, как кадило скользит вслед за жрицей. И помни».
      Было слышно, как Антистита читает молитвы. Труда в этот день надела черный головной обруч. Маленькие флажки висели на плечах у плакальщиков. Том видел все очень ясно. Ему все время казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны: воспринимая и время, и место действия с некоторой отстраненностью.
      «Всегда помни».
      Кислота в воронке кружилась все быстрее.
      – …в сияние света бесконечности…
      Том шевелил губами, повторяя слова молитвы, но разум его оцепенел.
      – …предаем Деврейга Коркоригана…
      Мембрана медленно, медленно вытягивалась, опуская тело – оболочку, которая когда-то вмещала дух отца, его жизненную основу, – в бурлящий бассейн.
      – Деврейг! – зарыдала Труда.
      Тело опустили. Мгновение оно кружилось, держась на поверхности, затем, продолжая описывать круги, начало погружаться в кислоту: уже частично обугленное и разложившееся на неорганические элементы.
      Сжатые руки на безжизненной груди…
      – Пора идти, – один из тех, кто решил проводить отца в последний путь, положил руку на плечо Тома.
      Но Том продолжал смотреть, как потоки кислоты снова вытолкнули тело на поверхность.
      Сжатые руки, указательные пальцы, сложенные в застывшем благословении. Кости, добела отмытые кислотой…
      Кончик пальца отломился и упал во вспенившуюся жидкость…
      – Идем! – Тома дернули за плечо.
      Тело медленно растворялось в пузырящейся кислоте…
      «Отец!» – мысленно крикнул Том. Тело пропало.
 

* * *

 
      Потом была панихида.
      – Прими мои соболезнования. Пронзительный странный звук волынки…
      – Спасибо, – вежливо поблагодарил Том, но сделал это автоматически.
      Его сознание, казалось, освободилось от телесной оболочки, он словно находился в иной реальности. На похороны пришло около тридцати человек, теперь они заняли свои места за спиральным столом.
      Слово взял здоровяк с квадратной челюстью и рыжими, как у матери Тома, волосами. Он носил все зеленое.
      – Это – Дервлин, – объяснила Труда. – Мой старый друг.
      Здоровяк заморгал. Он хотел пошутить, объявив, что не такой уж он и старый, но потом решил, что в присутствии Тома шутка неуместна. Мальчик оценил его тактичность.
      – Приятно с вами познакомиться, сэр.
      – Нет нужды звать меня сэром, парень, – здоровяк провел короткими пальцами по медным волосам.
      «Мама», – вспомнил Том. И тут же отогнал все мысли о ней.
      Дервлин повернулся. На его спине – у здоровяка были широкие плечи и узкая талия – наискось был прикреплен футляр с двумя тонкими черными барабанными палочками.
      Оказывается, он музыкант.
      Одна из женщин за столом, Хелека, носила на спине черную перевязь-колыбельку. Внутри спал крошечный краснолицый младенец. Его маленький кулачок был сжат, а большой палец засунут в рот.
      «Неужели и отец когда-то был таким? И вся жизнь была у него впереди?»
      В одном из углов Дервлин устанавливал парящие в воздухе литавры, а молодая женщина пела:
 
В пещеры юности моей
Я возвращаюсь вновь,
Осталась там печаль друзей,
И вся твоя любовь.
 
      Пока исполнялась поминальная песня, Антистита стояла возле центра спирального стола, бормоча благословение на староэльдраическом языке.
      – Бенех и благое нех репас…
      – Замечательно поет, – пробормотал Том, обращаясь к Труде, и вновь принялся отвешивать гостям поклоны, отвечая на их благословения.
      На столе стояли поминальные пироги и тарелки с ароматными шариками риса. Были и другие блюда, названия которых Том не знал. Все хлопоты по организации поминок взяла на себя Труда.
 
И там, где смерть вершит свой суд,
Уж нет добра и зла.
Утихнут там и лорд, и шут
И завершат дела.
 
      Дервлин вынул тонкие черные барабанные палочки и замер перед висящими в воздухе литаврами, ожидая своей очереди. Негромкий гул беседы, возникший сразу, как только люди приступили к еде, создавал звуковой фон песне.
 
Но детский крик опять живет,
И радует отца.
Одна игла пеленки шьет
И саван мертвеца.
 
      Во время трапезы Том оставался спокойным: вежливый со всеми, кто желал ему добра, и обаятельный даже с теми немногими, у кого когда-то имелся зуб на отца. Однако все собравшиеся были искренне потрясены смертью Деврейга Коркоригана: она напомнила им о том, что и они вовсе не вечны.
      Том еще раз поклонился им, абсолютно спокойный, как будто в мире ничего не произошло.
      «Помни», – сказал он себе.
 

* * *

 
      Дервлин играл, его барабанные палочки мелькали в воздухе. А женщина пела, и металлические искорки кружились, образуя вокруг нее сияющее облако.
      «Помни, – сказал себе Том. – И не только смерть отца, но и то, что мать не пришла…»
      – С тобой все хорошо, парень?
      Музыка стихла, и Дервлин склонился над Томом. Невесомые барабанные палочки зажаты в сильных руках.
      – Извините, э-э… Дервлин.
      – Скорее это я должен извиниться. – Дервлин легонько прикоснулся палочкой к кончику носа Тома. – Мелодия была переделана сообразно моменту.
      – Я понимаю, – Том отвел глаза. И подумал: «Он что-то не договаривает».
      Дервлин отошел. А Том увидел, что Труда разговаривает со стройной женщиной спортивного вида, одетой в серую рубаху и красные клетчатые штаны. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы узнать ее: та самая женщина-офицер, только без формы. Как напарник называл ее? И вспомнил: Эльва.
      Женщины явно говорили о нем, и по губам Эльвы он прочитал фразу: «…ему четырнадцать стандартных лет».
      Слишком молод для того, чтобы получить разрешение на жилище.
      – Пора забрать тебя, парень, – сказала она, приближаясь.
 

* * *

 
      Гости расходились.
      – Такова Судьба, – быстро пробормотал Дервлин. – Мне жаль, Том.
      Теперь Тому стало негде жить.
      – Не волнуйтесь, – спокойно проговорил Том. – Я ждал этого.
      Пятнадцать или шестнадцать мужчин и женщин в потертых рубахах и платках образовали в коридоре небольшую очередь.
      – …все, что вам должны, – говорила Труда сутулому человеку во главе очереди.
      Это были кредиторы отца.
      Занавески сняли, и они комком лежали на каменном полу. Младший и старший Эличи, соседи из комнаты слева, протягивали свои занавески, отделяя свою часть бывшей комнаты семейства Коркориган. Глаза их были влажны от слез. С другой стороны занавеси тянула молодая пара. Они прожили тут всего гектодень, если не меньше, и поэтому не обращали на Тома никакого внимания.
      – А вот это не трогайте, – резко крикнула Труда. Согнутая старуха, собравшаяся взять маленькую керамическую коробочку, замерла.
      – Она моя! – Труда протянула старухе другую коробочку, украшенную резьбой: три переплетенные змеи-нарлы. – Возьмите это.
      «Я помню, как отец делал эту шкатулку», – подумал Том.
      Старуха взяла коробочку и протерла ее грязным платком, что-то ворча себе под нос. Потом повернулась и зашаркала прочь.
      – Извини, Том! – Труда глубоко вздохнула.
      – Я должен идти, – Дервлин похлопал Тома по плечу. – Береги себя, парень.
      Скоро перед Томом и Трудой оказался последний кредитор, сутулый, просто одетый мужчина. Принимая кредит-ленты, он остановился, посмотрел на Тома и вернул часть медных мелких кредиток:
      – Оставьте мальчику. Потом и он ушел. Том оглянулся.
      Там, где раньше была комната, принадлежащая их семье, теперь висели занавески странных расцветок: блекло-желтого и непривычного зеленого оттенка.
 

* * *

 
      Диск вращался со скрипом. Он был покрыт патиной, но край его, отполированный благодаря трению до блеска, сверкал серебром.
      Скрипучие звуки шли и снизу. Ячейки, вставали на свои места и образовывали переход, ведущий на другую страту.
      – Не бойся, Том!
      Но и у самой Труды дрогнул голос, когда ее клипса-идентификатор зажглась рубиновым светом.
      Люк в полу был приблизительно двух метров в диаметре. Сегмент крышки отодвинулся в сторону, и под ним открылась винтовая лестница.
      «Не думал, что все произойдет именно так», – подумал Том.
      – Возьми у меня это?
      Том забрал у Труды маленький, обернутый тканью пакет. Все, что ему теперь принадлежало.
      Начав спускаться, Труда на мгновение потеряла равновесие. Том чуть-чуть замешкался, нервно глотая воздух, затем последовал за нею. В мечтах о путешествии на другую страту он всегда представлял себе восхождение, а не спуск.
      Стены здесь были в пятнах. Слева стекала струйка грязной воды. Вдали чуть слышно разговаривали люди.
      Над головами заскрипело. Ступени лестницы, складываясь, втянулись наверх, в люк, который, вращаясь, закрылся.
 

* * *

 
      Потом все повторилось.
      Они спустились уже на две страты.
      Небольшое серое существо, напоминающее простейших реснитчатых, поспешило прочь, едва Труда и Том вскарабкались на гребень скалы. Потом они спустились вниз, в сырой коридор, который заканчивался маленькой пещерой.
      Подойдя, они увидели в углу двоящееся нечеткое изображение. В воздухе висела большая Ярандианская пиктограмма, на которой светилась надпись скрипт-кодом, принятым для тридцати языков.
       ШКОЛА ДЛЯ НЕИМУЩИХ
      – Внутри она лучше, чем снаружи, – сказала Труда. И повела Тома внутрь.

Нулапейрон, 3404 год н.э.

 
      – Ты проснулся, мальчик?
      – Угу… – Том прищурился. – Да, сэр.
      Он находился в рабочем кабинете обермагистра. Вокруг висели полки, доверху нагруженные кристаллами. Том покачивался на кушетке.
      – Гм-м-м… – Длинные седые волосы, перевязанные сзади белым шнуром. – Я позволил тебе поспать, так как ты приехал очень поздно. Но это в последний раз.
      – Да, сэр.
       LLENHZAH NEDLOW.gmO
      Это была не триконка, а древняя плоская голографическая надпись. Она парила возле дверного проема, завешенного черной портьерой. Ее трудно было расшифровать, даже если читать наоборот.
      От чашки с травяным чаем поднимался пар. Чай был приготовлен не для Тома: чашка стояла на черном столе обермагистра.
       Omg. WOLDEN HAZHNELL
      В перевернутом виде эта надпись стала более понятной.
      – Твоя благодетельница, мадам Малгрейв, ушла. – Обермагистр Уолден Хазнелл повернулся, совершив движение, похожее на управляющий жест. – Все утро в твоем распоряжении. На занятия отправишься после ленча.
      Снаружи послышался хлопок в ладоши.
      – Войдите, – сказал обермагистр. Вошел высокий юноша.
      – Дежурный Бруан, – сказал ему обермагистр. – Это – Коркориган. Проводите его в общую спальню Бета-Семь.
      – Да, сэр.
 

* * *

 
      – Думаешь, старый Уолли хороший парень? – Бруан усмехнулся.
      В спальне царила чистота. Тридцать две кровати выстроились в четыре ровных ряда, а возле одной из стен было свободно. Вот только потолок был низкий.
      – Выглядит неплохо.
      – В самом деле? – Тон Бруана сделался серьезным. – Не делай глупостей, и все будет в порядке. Возможности здесь имеются большие, если захочешь ими воспользоваться. Понимаешь, что я имею в виду?
      – Да, конечно, – солгал Том.
      – Хорошо. – Бруан остановился на ступеньках короткой лестницы, ведущей из спальни в коридор. – И еще…
      – Да?
      – Постарайся избавиться от акцента.
 

* * *

 
      В спальне было пусто и тихо. Том сел на кровать, которая должна была стать его собственной, достал из маленького свертка свой инфор.
      Запустив руку под рубашку, он на мгновение замер, судорожно оглянулся. Нет, никто не подсматривает. С колотящимся сердцем он достал жеребенка и тут же вспомнил отца.
      «Отец…»
      Странная, похожая на ведьму женщина-Пилот каким-то образом превратила его талисман в нечто большее, чем простой символ потерянного детства. Но именно руки отца, в совершенстве владевшие гамма-лазерным инструментом, превратили простой металлический брусок в Красоту.
      Жеребенок распался на две половины: Том правильно запомнил управляющий жест.
      Дисплей инфора развернулся без какой-либо дополнительной команды:
      Крупное изображение Аква-холла. Люди с отсутствующим выражением на лицах стоят в очереди с пустыми контейнерами в руках. Около одной фигуры висит текстовая триконка:
       ЭТО ТОМ.
      – Что?.. – Том почувствовал себя сбитым с толку. Фигуры движутся вперед.
       ТОМ ПРИНОСИТ ВОДУ НА РЫНОК ДЛЯ ВСЕХ, КТО НЕ НОСИТ ЕЕ САМ.
      У Тома запершило в горле. Этот фрагмент загружался не с кристалла – он находился в черной оболочке нуль-геля. Либо был передан только что, с помощью иглы, укрепленной вдоль капсулы. Либо Пилот передала его на инфор как раз перед тем, как она…
      – Ты новенький? – донеслось от двери.
      Тому хватило времени только на то, чтобы разглядеть последнюю триконку, окрашенную в розовый цвет:
       ВОПРОС: КТО ПРИНОСИТ ВОДУ ТОМУ?
      А потом ему пришлось выключить дисплей.
      – Я… – Том отключил и инфор. – Меня зовут Том. Том Коркориган.