Он еще пару раз намылился и смыл пену. Ну все, грязь соскоблена и спущена в сток.
Он удовлетворенно вздохнул. Затем, почувствовав невероятную слабость и еле держась на исхудавших, жалких на вид ногах, он протянул руку за занавеску и нащупал бритву.
Надо справиться: когда-то – два года назад – он привык пользоваться только кремом-депилятором.
Дело оказалась сложнее, чем он себе представлял.
Старомодная вибробритва была острой, и он отсек большие пряди от бороды, затем подравнял ее и начал выбривать отдельными проплешинами, пока не сбрил все, постоянно ополаскиваясь в мыльном растворе. Так же трудно было сбрить волосы и с верхней части головы. Он планомерно и медленно водил бритву от висков по направлению к затылку.
В углу душевой уже громоздилась огромная масса мокрых волос. Когда он снова выглянул из-за занавески, на табуретке лежал одноразовый пакет и кусачки для ногтей, а дальше у стены на крюке висели чистые штаны и рубашка. На полу стояли сандалии.
Он выключил душ и принялся сражаться с волосами, засовывая их в пакет. Под ногтями на ногах все еще была глубоко въевшаяся грязь, и он, усевшись на влажный пол, остриг их.
Теперь на очереди была рука. В свое время он привык пользоваться автоматическими щипчиками и защитным лаком, но сейчас… Том думал попросить, чтобы ему остригли ногти, но наконец сообразил, как справиться самому. Надо зажать кусачки под левой мышкой и сжимать их ручки культей.
Когда он в последний раз окатился под душем и снова взял бритву, чтобы напоследок пройтись ею по оставшимся клочкам волос, всю кожу уже саднило. Но он боролся с собой до тех пор, пока голова и подбородок не были выбриты наголо и просто засверкали чистотой.
И наконец, он растер ладонью по груди псевдоразумный гель. Растекшись по коже, гель очистил и продезинфицировал его раны. Потом гель сам отслоился и опять затек в контейнер, оставив после себя шлейф лесных запахов.
И только после этого Том оделся в чистую одежду и направился на кухню.
Мускулистый молодой человек, используя нож с отверстиями, резал овощи. Он молча указал на кипу грязных тарелок, сложенных возле раковины. Том кивнул и принялся за работу.
* * *
У Вози был маленький служебный кабинет. Закрыв все шкафы на дактил-замки, она сказала, что Том может спать здесь, пока она не подыщет место получше.
Постель была сделана из отслуживших свой срок полотенец – потрепанных, но чистых.
Первая декада пролетела, как сладкий сон. Каждый день он работал на кухне, бок о бок с могучим молодым человеком, чье имя, как выяснилось, было Жерар. Он доводился Вози племянником и был достаточно дружелюбен, нисколько не возражая против присутствия Тома.
Если Тому все еще и снились сны о другом Жераре, то, проснувшись, он никогда об этом не помнил.
На четвертый день Вози разрешила ему обслуживать посетителей, если народа будет немного.
Он принес омлет с сыром и зеленью для седого мужчины, того самого, который в самый первый день передумал входить в кафе, столкнувшись с грязным, зловонным привидением, каким в ту пору выглядел Том.
Сейчас мужчина его попросту не узнал.
Том регулярно брился, а голова стала обрастать чистыми короткими волосами. Утром и вечером он сытно ел на кухне. А когда заканчивалась работа, он совершал долгую, неспешную прогулку по берегу тихого вечернего моря. Бригады уборщиков поддерживали на приморском бульваре безупречную чистоту. Все, кто проходил мимо, или кивали ему в знак приветствия, или здоровались за руку.
На девятый день Вози вручила ему оплату, в том числе и «премию новому работнику». Том пытался вернуть ее, но Вози настояла, чтобы он не отказывался.
– Завтра, – сказала она, – твой первый выходной день.
* * *
На доске объявлений были вывешены списки имевшихся в общине свободных жилищ. В маленьком, выкрашенном белой краской коридоре человек с худощавым лицом принял от Тома вступительный взнос и показал ему новое жилье. Ванная оказалась одна на двенадцать комнат, но все было чисто и содержалось в порядке.
Теперь у него была собственная комната. Кровать, стол, табуретка, полка. Класть на нее пока еще было нечего.
Поздним вечером, изучая местность, он свернул в туннель справа от бульвара.
По стенам плясало голографическое пламя. Из прикрытых тонкой загородкой комнаток-таверн доносился смех.
Он остановился у двери ближайшей таверны. Здесь ощущался легкий запах марихуаны, а в баре заманчиво искрились многоцветные бутыли.
Том почувствовал, как внутри него зашевелился дракон, но усилием воли загнал зверя вглубь, в погруженную во мрак пещеру. И развернувшись, пошел к своему дому.
* * *
– Я могу взять их себе?
Жерар пожал плечами:
– Бери, если хочешь.
Эти старые штаны лежали среди половых тряпок в кухонном шкафу. Они были вполне еще пригодны для носки.
– Спасибо! Давай я тебе помогу.
Этим же вечером Том выстирал старые брюки в ванной около своей комнаты.
На следующее утро он проснулся, как всегда, очень рано. Надев старые брюки и ничего больше, босиком, вышел из своего жилища – осторожно, боясь разбудить все еще спящие семейства соседей, – и устремился к берегу моря.
Растяжка, даже самая легкая, вызывала боль.
Том поражался. Каким образом его мускулы могли быть такими слабыми и в то же время такими напряженными и несгибаемыми?
Он особенно долго нагружал икроножные мышцы и ахиллово сухожилие.
И под конец медленно – очень медленно – побежал трусцой.
* * *
В то первое утро он смог пробежать вдоль берега моря только несколько минут. Потом пришлось остановиться и идти до своей комнаты шагом: грудная клетка вздымалась от тяжелой одышки.
Но на следующий день он сделал новую попытку, потом еще одну – на третий день. Он бежал трусцой, шлепая босыми ногами по камням с золотыми вкраплениями – и каждый раз убегал все дальше и дальше.
Через четыре декады, накопив достаточную сумму, Том купил пару хороших брюк. Еще две декады спустя – пару дешевой легкой обуви для тренировок.
В обуви он мог бегать быстрее.
Купить инфор ему было не по средствам, но у содержателя антикварной лавки, старого Нарвана, нашелся видавший виды лаксхишский голотерминал; всего за один миним в неделю Том взял его напрокат. Нарван одолжил ему и кое-что из классики, хотя все было на языке лаксхиш.
Получив рекомендацию от Вози, Том смог записаться в библиотеку. Зал библиотеки в этой крошечной общине был маленький, но обладал впечатляющим набором кристаллов.
Декада шла за декадой. Вскоре минул целый гекто-день.
Когда пошла пятнадцатая декада его работы у Вози, Том в быстром темпе пробегал каждое утро по пять километров. Кроме того, он постоянно занимался растяжками; подтягивался в своей комнате – на прочном брусе для развешивания одежды; отжимался на полу, уперев ноги о край кровати; разрабатывал брюшные мышцы, поднимая ноги. Душ, затем одеться – и на работу. Вошло в привычку приходить на работу пораньше – он теперь открывал кафе и занимался его уборкой перед тем, как приготовить завтрак для себя и Жерара.
Вози обычно ела дома, но не из-за того, что ей не нравилась его стряпня, а по привычке.
– По сравнению с тем, кто пришел сюда полгода назад, – сказала она ему однажды утром, – ты совсем другой человек.
Том остановился, держа в руке швабру:
– Ты дала мне шанс, Вози.
– Ну, что ж, – она посмотрела в зеркало, которое занимало всю стену в кафе, и пригладила свои короткие белые волосы. – Похоже, я сделала хорошее дело, как ты считаешь?
– Не знаю, как я тебя… – Том замолк, внезапно охрипнув от волнения.
– А хочешь, милый, я предложу тебе способ, как отблагодарить меня?
Что он мог ответить? Том кивнул.
– Когда-нибудь, окажи помощь тому, кто будет в ней нуждаться. Договорились?
– Я это сделаю, Вози. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Хороший мальчик… А теперь иди помоги Жерару с пирогами, уже пора. Посмотри, чтобы он их не сжег.
Глава 60
Нулапейрон, 3417 год н.э.
Был день отдыха. Он опирался спиной о ступени лестницы, и, закрыв глаза, прислушивался к легкому плеску волн и детским крикам. Дети играли.
О берег плещется Судьба, Энтропия о скалы бьется, Идут года, идут года, И ничего не остается. И вереницы мыслеформ Чредой бредут, не зная смерти, При шуме волн, при шуме волн Жизнь продолжается, поверьте… Нас не поймает черный мрак В свои безрадостные сети. И будет так, и будет так, Пока вокруг играют дети.
Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз сочинял стихи?..
– Мистер, мистер!
– Здравствуйте! – Он посмотрел на них: девочка и мальчик. Обоим на вид никак не больше семи стандартных лет.
В маленькой ручке у девочки игрушечный белый единорог.
– Что случилось с вашей рукой, мистер?
Он взглянул на свое левое плечо:
– Потерял ее. Нехорошо быть таким растеряхой, правда?
Девчушка рассмеялась, мальчик понимающе ухмыльнулся.
– Я потеряла Фредо… так зовут единорога… но мамуля мне его нашла.
– О, как здорово! – Том попытался не улыбнуться. – Спроси, может, она найдет мою руку, ладно?
– Ладно.
Они опять захихикали.
Сзади них появились стройные мужчина и женщина – у них была одинаковая походка, как у давно живущих вместе супругов, и волосы перехвачены одинаковыми банданами, – а за ними следовала группа детей, человек двадцать.
– Вы что, мешаете джентльмену отдыхать, Линя?
Дети замотали головами.
– Они прекрасно себя вели, мадам, – сказал Том и приветливо кивнул мужчине.
– Это хорошо, – сказал тот, отвечая на кивок.
– Пойдемте с нами, дети, – сказала женщина.
* * *
– Ты, ублюдок!
Том вздрогнул и обернулся, но тут же раздался смех, и двое молодых людей, борясь, повалили друг друга у самой воды. Трое других наблюдали, затем один из них попытался не всерьез, в прыжке ударить ногами другого парня – Том поморщился: опасный прием, в первую очередь представляющий угрозу связкам того, кто его исполняет. А потом все пятеро начали весело тузить друг друга. Том усмехался, покачивая головой.
Один из них явно занимался каким-то видом единоборства, но в конце концов все перешли на традиционную неуклюжую возню, с падениями. Потом это им прискучило, и они побрели дальше.
В этот же вечер, по пути домой, Том купил в лавке Нарвана подержанную холщовую цилиндрическую сумку – по-видимому, из военного снаряжения.
Надо было туго набить сумку мешками – на то, чтобы найти их в достаточном количестве, ушло немало времени. На восьмой день, после утренней пробежки, он принес сумку на берег и подвесил с нижней стороны горбатого пешеходного мостика, который вел к павильону.
Стоя на гладкой каменной площадке под мостом, он начал обрабатывать эту импровизированную грушу: прыгал вокруг, не забывая, чтобы ноги были в постоянном движении, когда он наносил короткие резкие удары. Затем проделал размашистые локтевые удары, резкие взмахи ногой и вращательные движения – а мысленно считал: двести секунд раунд и сорок секунд перерыва – и так снова и снова, до тех пор, пока стоял на ногах.
* * *
– Izvinitye… – В дверях стояла изможденная женщина.
– Мы еще не… – Том остановился, держа в руке швабру.
К ногам женщины жались два худеньких ребенка.
Подмигнув им, он жестами пригласил женщину войти, заставил всех сесть. С трудом извлек из пояса кредо-сливер и вставил его углубление за прилавком, затем принес с кухни булочки и фрукты и положил перед изголодавшейся троицей.
– Бездомные скитальцы? – Вози заполнила своим крупным телом почти весь дверной проем. – Молодец, Том!.. Боюсь, скоро мы увидим немало таких, как они.
Новости поступали медленно, но до Тома уже доходили кое-какие слухи. На далеких верхних стратах шли сражения, и царил хаос. Должно быть, Вози права: когда вокруг беспорядки, где еще прятаться беглецам как не внизу?
Была ли это Первая забастовка? Или с тех давних пор известные Тому планы переменились?
За Вози стояли двое, и Том узнал их по банданам.
Круглое лицо Вози расплылось в улыбке:
– Том? Ты знаешь Рислану и Трилвана, заведующих школой?
– Только в лицо.
Они пожали друг другу руки, успокоили взволнованную женщину и детей и сели обсудить, как тем помочь устроиться.
* * *
Когда он пришел на берег, там опять находились те пятеро. И опять шутливо тузили друг друга. Потом один из них – тот самый, который хоть что-то умел, – поднял с пляжа небольшой камень, развернулся и бросил в воду.
Том тут же подошел к нему:
– Друг мой, тебе не нужны знания?
– Какие знания? – ответил тот вопросом на вопрос.
С молниеносной быстротой нога Тома рассекла воздух, пронеслась над головой юноши и замерла возле виска. Затем, так же стремительно, перелетела к другому виску, опустилась вниз, легко коснулась коленной чашечки, бедра и, когда парень невольно сделал шаг назад, остановилась в миллиметре от его горла.
– Вот такие знания!
Пораженные юноши молчали. Потом кто-то сказал с восхищением:
– Не хотел бы я оказаться на месте Свана, черт возьми!
Юноши, не отрывая глаз, смотрели, как Том опускает ногу.
– Сэр, – произнес тот же голос. – А не могли бы вы и нас обучить этому?
* * *
– До встречи завтра вечером, Том!
– Мы будем здесь.
– Завтра!
– Спасибо, Том!
– Только не опаздывайте! – крикнул им вслед Том. Он повернулся, ухмыляясь, и обнаружил, что за ним наблюдают Рислана и Трилван, управляющие школой.
– Так-так-так, – сказал Трилван – значит, борец и лингвист…
– А также учитель, – добавила его жена.
– Я… – Том пожал плечами. – Думаю, в ваших словах есть доля правды. Он оглянулся на своих новоиспеченных учеников, которые отошли уже довольно далеко. – Похоже, у меня появилось дело.
– А завтра они приведут еще и своих друзей. – Трилван взглянул на Рислану.
Та кивнула:
– Том, сколько языков вы знаете?
Помедлив, Том ответил:
– На семи говорю свободно, еще несколько знаю поверхностно.
Раздался возглас удивления, хотя супруги не выглядели особенно изумленными.
– А что знаете еще?
– Логософию. – Том посмотрел на море, потом перевел взгляд на потолок пещеры. – Все ее дисциплины.
– Да-а-а?! – последовал обмен взглядами. Потом Рислана сказала:
– Только лорды изучают все предметы логософии.
– И тем не менее… – Том не стал продолжать. Некоторое время супруги усиленно переглядывались.
Как люди, долго жившие вместе, они общались почти телепатически.
– Вы слышали, – спросила Рислана, – что Нилтива раньше была поварихой?
Том не сразу понял, что она имела в виду женщину-беженку.
– Нет, не слышал.
– Дело в том, – сказал Трилван, – что ей нужна работа. И место у Вози было бы для нее идеальным.
– Да и вообще, – продолжила Рислана, – пора вам, Том, двигаться дальше.
– Почему? – пробормотал Том. Ему показалось, что у него под ногами провалилась земля. – Кому я мешаю?
– Вы никому не мешаете, – сказала Рислана. – Вы начинаете вместе с нами, с завтрашнего утра.
– Приступите с самого что ни на есть начала. – Трилван усмехнулся. – Вы будете обучать семилетних… Бедняга!..
– Я… – Том не знал, что и сказать.
– Слово, которое вы пытаетесь подобрать, – пришла ему на помощь Рислана, – это «спасибо».
Том судорожно сглотнул:
– Спасибо.
Глава 61
Нулапейрон, 3417-3418 годы н.э.
И он полюбил это дело.
Полюбил быть учителем.
Занятия шли в течение всего дня: сначала младшие дети, затем – постарше, и он с удовольствием выносил часы занятий за пределы расписания. А по вечерам – физическая культура. Сначала обучались борьбе только мальчики. Но вскоре и некоторые девочки, привлеченные обретенным подтянутым внешним видом учителя, тоже стали приходить на занятия.
Поначалу девочки посмеивались, когда им приходилось заниматься вместе с мальчиками, но прошло совсем немного времени, и некоторые из них уже воспринимали занятия всерьез. А у юношей и вовсе скоро стало принято носить паховые раковины и защитные пластинки во рту.
Четыре раза Рислана и Трилван пытались уступить ему свое место, хотя Том и отказывался от заведования школой.
Тем не менее он упорно перерабатывал учебную программу: пройдет всего три года, и свое место в учебном плане займут все основные дисциплины. И одиннадцатилетние дети, начавшие заниматься по ускоренной программе, окончат школу в восемнадцать, не уступая в образованности лорду или леди с Первой страты.
А на то, чтобы прошли полный курс обучения его младшие ученики, уйдет целых десять лет. И ему остается лишь с надеждой ждать этого дня.
Однако Судьба распорядилась по-иному.
Всего лишь год спустя очередной урок оказался прерванным, потому что в класс, влетел запыхавшийся ученик.
– Сэр!.. Сэр!..
– Что случилось, Филгрэйв?
– Там… – Мальчик никак не мог восстановить дыхание. – Солдаты, сэр…
– Покажи где!
Возле кафе Вози стояла охрана из четырех тяжеловооруженных солдат с зеркальными визорами на лицах. Они не предприняли никакой попытки задержать Тома, когда тот прошествовал вовнутрь.
– У тебя все в порядке, Вози?
– Со мной все нормально, – сказала она, перебирая пальцами белый передник.
За одним из столов в глубине зала сидел офицер. Перед ним стоял стакан теплого дейстраля, а шлем лежал на скамье рядом.
– Я – местный учитель, – сказал ему Том. – Могу я вас спросить, что здесь происходит?
– А-а, магистр? – Брови незваного гостя приподнялись, и последовал приглашающий жест. – Пожалуйста, садитесь.
Том сел за стол напротив офицера.
– Я – полковник Рэшидорн, – сказал офицер. – И должен вам признаться, что слышал о вас много хорошего… Дело в школе «Павильон».
Том похолодел:
– А что со школой?
– Она приобрела какую-то… странную репутацию. Разумеется, блестящую. – Полковник неторопливо потягивал свой дейстраль. – Настолько блестящую, что последнее время сюда, вниз, посылают детей с двух более высоких страт.
– Мы стараемся, как можем. – Том следил за тем, чтобы голос его звучал безучастно, внимательно наблюдая за выражением лица полковника, однако при этом лихорадочно обдумывал, как выбраться из ловушки.
«И снова моя вина», – подумал он обреченно.
Полковник сделал какое-то движение, и Том мгновенно вспотел, но оказалось, что Рэшидорн всего лишь полез за чем-то в карман.
– И результат ваших стараний впечатляет. – Если полковник и заметил реакцию Тома, он не подал вида. – Это касается прежде всего обширности программы. В нее включены предметы, весьма неожиданные для столь глубокой страты. – Он вытащил руку из кармана. – Это для вас. Своего рода опознавательный знак. – Он разжал кулак и положил «опознавательный знак» на стол между ними.
Однако Том не шелохнулся: он думал о том, что на этот раз у него перед глазами не появились алые стрелы-целеуказатели. Похоже, за прошедшие годы он утратил свою способность к сверхчувствительности…
– Вы знаете, где находится зал общины, мистер Коркориган?
«Для тебя лорд Коркориган», – подумал Том.
– Конечно!.. В конце концов, я здесь живу.
– Генерал встретится там с вами утром в восемь ноль-ноль.
«Который из генералов?» – мог бы спросить Том. Но не спросил.
Рэшидорн встал и молча вышел из кафе.
Вслед за ним, строем, потопали солдаты. С прибрежного бульвара эхо еще долго доносило звук их удаляющихся шагов.
– Том? – спросила Вози испуганно. – Что случилось? А Том смотрел на «опознавательный знак». Перед ним на столе лежал жеребенок на черном шнурке. Послать ему в качестве опознавательного знака талисман мог только один человек.
«Вот ты и нашел меня, Кордувен», – подумал Том и поднял глаза на Вози.
Глава 62
Земля, 2142 год н.э.
За окном были заснеженные серо-голубые склоны Альп с вершинами такой белизны, что захватывало дыхание.
А в покрытом голубыми татами додзе летали человеческие тела.
Спонтанные атаки производились из любого мыслимого положения. Хорошо сложенные мужчины и женщины в белом производили удары руками и ногами, пытались делать захваты, сталкивались друг с другом, проводили подсечки или взлетали высоко в воздух.
В центре этого вихря двигалась стройная женщина.
Нападающие еще раз возобновили атаку, но их тела опять перемешались друг с другом, а она словно танцевала среди них. Длинные седые волосы развевались у нее за спиной, и солнечный луч отражался от залитых серебром глазниц, где не было глаз.
Наконец, все завершилось.
– Mokosu, – произнесла она.
Класс стройными рядами опустился на колени, и все погрузились в медитацию.
* * *
С унылыми, бескровными лицами, прихрамывая, ученики направлялись в душевые. Никто не произнес ни слова. Всего их было двадцать один человек. Приняв душ, они надели белые комбинезоны УНСА и, до предела уставшие, направились в сторону серебристого автобуса.
– Ну и крута! – сказала молодая женщина.
– Из меня, к черту, все нутро вышибла! – отозвался крупный, широкоплечий наголо стриженный мужчина. – Боже мой! А ведь такая кроха…
Под чьими-то шагами захрустел гравий, и появилась монахиня в черном одеянии. Рядом с нею шел маленький мальчик.
Ученики напряженно застыли.
– Будьте благодарны Богу, – монахиня вознесла перст к небу, – за то, что у вас такой учитель.
– Простите, сестра, – сказал широкоплечий.
– Может быть, вам никто раньше и не говорил, но все выпускники Карин имеют наивысшие шансы стать кандидатами в Пилоты.
Ученики переглянулись: это было для них новостью.
– А теперь можно посмотреть, как тренируется Ро? – Лицо малыша светилось от радостного ожидания.
– Одну минуту. Дело вот в чем, – монахиня чуть улыбнулась. – Когда по вашим задницам бьет слепая седоволосая женщина, это неплохой путь, избранный Господом для того, чтобы внушить вам смирение. Бог благословляет вас!
Она взяла мальчика за руку и повела к зданию.
– Видели? – шепнул один из мужчин. – Крутые!.. Даже самая последняя из них.
Гуськом они погрузились в автобус УНСА и поехали в сторону Летной школы.
* * *
Отполированный деревянный кинжал, который держала в правой руке черноволосая девушка, тускло отсвечивал.
Девушка атаковала.
Безо всяких усилий седая женщина двинулась вперед, примерилась и пригвоздила руку девушки к земле. Затем они снова заняли свои начальные позиции, встав на колени, лицом друг к другу.
Девушке было девятнадцать лет. Обе были одеты в белые хаори и черные широкие хакама.
Они снова и снова отрабатывали формальный ритуал: вставание на колени и с колен, со свободными руками и с оружием в руках, а монахиня и мальчик наблюдали за ними с балкона. Затем двое зрителей ушли.
– Твое шиго наге становится лучше, – сказала седая женщина.
От сенсея такая похвала была большой редкостью.
– Спасибо, мамочка! – Черноволосая девушка улыбнулась. – Я никогда не стану таким мастером, как ты.
Карин коротко кивнула, признавая это. Ее дочь, видимо, права: девятого дана, как Карин Макнамара, ей никогда не достичь. Ну и что? У нее свои сильные стороны!
– До встречи, Дороти! – сказала она. Дочь поклонилась и вышла из зала.
После медитации Карин прошла через боковую дверь, ведущую в монастырь. Она никогда не видела простиравшийся внизу сад, но очень хорошо знала его на ощупь и по запахам; она улыбнулась, вдыхая холодный альпийский воздух, и с наслаждением почувствовала на лице теплые солнечные лучи.
* * *
Раздались гудки, и черноволосая девушка взмахнула рукой: голографический куб в центре ее спальни включился.
– Привет, Ро! – Экран заполнила голова и плечи Чоджуна Аказавы. – Как дела?
– Привет, дядя Чо! – Девушка сложила ноги в позе лотоса. – Мама по-прежнему зовет меня Дороти. И вокруг полным-полно этих чертовых монашек… Я преклоняюсь перед их распорядком жизни, но не перед их верой. И все еще жду результатов экзаменов.
Чоджун рассмеялся.
– А кроме этого, – спросил он, – все в порядке?
– Думаю, да, – усмехнулась Ро.
– А я читаю лекции студентам. – Чоджун шутливо поморщился. – Напрямую, в зале. Ты можешь этому поверить?
– Ты же обожаешь это, дядя Чо. Над чем ты сейчас работаешь?
– А вот над этим.
Изображение его лица уменьшилось и передвину лось в сторону, и все оставшееся пространство голограммы заняла текстовая решетка.
– «Самосознание N-мерного континуума»? – Ро увеличила изображение. – Что это?
Движения ее глаз невозможно было уловить.
– Будешь публиковать? – спросила она.
– Чтобы потерять свою должность? – Чоджун горько усмехнулся. – Пошлю без подписи.
– Все равно это произведет фурор. – Да уж, наверняка.
Чоджун Аказава получил степень доктора философии в Техническом университете, когда Карин возобновила здесь свою преподавательскую деятельность, а Ро исполнилось три года. Четыре года спустя, когда Карин и Ро переехали в Швейцарию, Чоджун уже примкнул к адептам становящейся популярной теории соединения, и его научная карьера определилась окончательно.
Ро убрала текст и увеличила изображение Чоджуна.
– Ты сообщишь мне, – попросил он, – когда тебе станут известны результаты экзаменов?
– Конечно, дядя Чо.
– Ну, я тогда отключаюсь. Передай привет Карин.
– Пока! – Ро послала ему воздушный поцелуй. Экран погас.
* * *
Поглощение.
Последние пылинки, уменьшаясь, очень быстро уходят в небытие. Вспыхивают багряные молнии, и корабль исчезает, испаряется, сливаясь со тканью мю-пространства.
Узор разворачивается, адаптируясь к новым структурам; изменения, повторяясь, происходят постоянно по всем уровням, подтверждаемые в бесконечно малую величину времени.
Нежизнь становится жизнью.
В реальном пространстве жизнь – это парадокс: ДНК производит белки, создавая тела, а также самовоспроизводится, создает собственные копии. Фабрика, которая одновременно является проектантом и создателем фабрик. Это совершенно необъяснимый круговорот – что раньше: курица или яйцо, копия или фабрика? – противоречие разрешается только тем, что запуск всего процесса производит внешний, фактор – РНК.
Но в мю-пространстве условия воспроизводства вполне самодостаточны.
Разворачиваются узоры…
Возникает полностью самодостаточный круговорот с обратной связью: нейронные процессы, которые могут постичь сами себя; саморефлексия в чистом виде.
Осознание.
* * *
Статья Чоджуна завершалась некоторыми наблюдениями:
1) О том, что сфера действия кораблей в мю-пространстве снизилась почти до нуля сразу после кончины пилота Дарта Маллигана и оставалась низкой почти в течение двух декад.
2) Что выживший пилот, Карин Макнамара, докладывая о выполнении своего летного задания, отметила внезапное чувство теплой эйфории, благословения любовью буквально перед выходом в реальное пространство.
3) Что данное, помогающее адаптированию самоизменение, отмечалось также многими другими…
* * *
Послышался стук в дверь.
– Войдите, – сказала Ро.
Вошла монахиня, наблюдавшая за тренировкой.
– Ах, это вы, сестра Фрэнсис Ксавьер.
– Поскольку ты уже вернулась домой из колледжа, Ро, – сказала монахиня, – то не сходить ли тебе на вечерний молебен? Это было бы…
– Вы не сдаетесь, да, сестра?
– В твоих устах это должно звучать как комплимент. – Монахиня взглянула на голографический текст, все еще мерцающий в воздухе, и насторожилась. – «Самосознание N-мерного континуума»… Неужели это действительно означает то, о чем я думаю?
– Полагаю, вы собирались, – вежливо сказала Ро, – помолиться антропоморфному всеприсутствию сверхразума, для существования которого у вас нет прямых доказательств. Я права?
Раздался удар колокола.
– Я опаздываю. Мы еще, – сестра Фрэнсис Ксавьер снова взглянула на голограмму, – поговорим с тобой. – Она стремглав выбежала из комнаты.
Ро посмотрела ей вслед.
– Может быть, твой Бог – одно воображение. – Глаза ее были совершенно черные, лишенные белка вокруг зрачков. Словно черный янтарь-гагат. Ее голос звенел в пустой комнате: – А может быть, и нет. – Внезапно золотой огонь вспыхнул в глазах Ро и осветил всю комнату. – Но мой – совершенно реален, это точно.
Золотой огонь стал затухать, пока не исчез совсем.
Некоторое время спустя черные, как обсидиан, глаза Ро сверкали холодным каменным блеском и были абсолютно непроницаемы. А взгляд ее был твердым и неумолимым, как сама смерть.
Глава 63
Нулапейрон, 3418 год н.э.
Откинувшись на спинку стула, Том, не мигая, смотрел на скрытый в полумраке потолок, и мысли роились в его голове.
«Осознаешь ли ты, Кордувен, что возвращаешь мне?» – думал он.
Вокруг царила сверхъестественная тишина.
Он сидел в классе, сплошь состоящем из прямых линий. Изысканный резной орнамент сейчас едва проступал из полумрака: сотни оттенков серого цвета.
«Странное чувство теплой эйфории, благословения любовью…» – сказала Карин, описывая свой исход из мю-пространства, в то время как корабль ее возлюбленного рассыпался на мириады светящихся осколков… Не было необходимости еще раз просматривать более ранние отрывки из истории Карин: все до сих пор было свежо в его памяти.
