Я вздохнула. Возможно, что он был совершенно прав. Вокруг меня постоянно были люди, которые охраняли, наблюдали, слушали, возможно, шпионили для Лхарра или для его врагов. Лхарр упомянул о шпионе в своем доме, когда умер лорд Николас. Я уступлю на этот раз. Я повернулась к Первому Купцу:

— Я надеюсь увидеться с вами скоро, Сэм.

Сэм низко поклонился.

— Господь с вами.

— И в вашем доме, — ответили я и Ороарк, как это принято у Гхарров.

Сэм ждал вежливо, пока мы не дойдем до двери, чтобы выйти из комнаты.

Я ждала очень долго, чтобы остаться одной и прочитать письмо. Но упрямство Ороарка в Гильдхолле напомнило мне, что нарушение обычаев может быть очень опасным в этом мире. Чтобы избежать искажений того, что написано в письме, от моих болтливых подружек, я также попросила Фримена Орконана и Вейсмана присоединиться к нам в моих покоях. Я читала медленно, переводя слова с фруванского на штернланг, потому что только этот язык воспринимал мой транслит. Я опускала абзацы, в которых мои родители рассказывали о шоке и печали, которые они пережили, когда узнали о моем исчезновении. Но вскоре сама прекратила читать, когда я дошла до места, где Мам благодарила лорда Карна за его письмо. Я опустила ослабевшие руки на стол.

Это не было ответом на мое письмо. Мам ни разу не упомянула о моем письме. Лорд Карн написал им, как только он вернулся на Старкер-4, и рассказал им, что случилось со мной, где я нахожусь, что у меня все в порядке и я законно вышла за него замуж. Он уверил их, что меня будут рассматривать как ценное приобретение для их Дома. Капитан Черного Корабля никогда, никогда не проявлял такой доброты! Женщины, захваченные Черными Кораблями, всегда исчезали навечно.

Я не могла согласовать то, что я знала о Черных Кораблях, с тем, что сделал Карн. Зачем похитителю, которому не нужен выкуп, сообщать что-либо родителям жертвы? И почему Лхарр не сказал мне о том, что он написал письмо? Доброта и Черные Корабли. Они не согласуются друг с другом. Письмо Мам показало Карна Халарека в новом свете.

Я неожиданно поняла, что сижу в тишине. Я быстро обобщила то, что я прочитала.

Маленький паж неожиданно ворвался в комнату, его лицо горело от возбуждения.

— Лхарр возвращается! — кричал он. — Он просит одну из леди посетить леди Катрин.

Я сунула письмо в карман, сделала знак Жаклин идти со мной и последовала за пажом. Лхарр ждал рядом с Большим холлом. Жаклин и я сделали реверанс, затем стали ждать, не зная; что ожидать от мужчины и женщины с бледным лицом, стоящей рядом с ней. Лхарр улыбнулся и взял мои руки.

— Спасибо, — сказал он с улыбкой. — Ваше отношение ко мне лучше, чем я ожидал. — Он повернулся к женщине.

— Это моя жена Жанна, Кит. Жанна, это моя сестра, Катрин фон Шусс, и ее сын, Джемми. Она уже знает о смерти Ника. Будь добра с ней. А я возьму Джемми с собой.

Он и худощавая темноволосая женщина, очевидно, были братом и сестрой. У них обоих были слегка курчавые волосы и худощавое тело. Глаза Кит были также золотистыми, как и его, с большим количеством коричневых пятнышек в них. Она прислонилась к колонне, одной рукой заботливо держа руку на голове пятилетнего мальчика, который спал в коляске у ее ног. Лхарр взял ребенка, а Жаклин и я помогли усталой Кит подняться в комнату напротив покоев Ларги. Жаклин помогла Кит приготовить постель. Она заснула еще до того, как мы вышли из комнаты.

Кит оставалась одна несколько дней. Только после Первого Дня она ответила на просьбы рассказать о жизни у Одоннелов или присоединиться к совместной работе. Очень скоро она страстно занялась делами по дому, которым уже леди Агнес отчаялась когда-либо научить меня. Кит сказала, что эта работа отвлечет ее от тяжелых мыслей о Нике и об опасности для Джемми. Ее и моя ненависть к системе, которая убивает детей ради политических мотивов, стали нашей первой точкой взаимопонимания.

Лхарр стал суровее и строже после своего возвращения. Он удвоил мою персональную охрану и приказал, чтобы я (а затем и Кит) никуда не ходили по дому без сопровождения четырех солдат. Он часто пропускал ужин, чтобы работать над некоторыми политическими проблемами, что оставляло меня главной над Большим Залом, в котором было много кузин и кузенов из Семьи Халарека. Когда он приходил кушать, он ставил стул для меня, затем для Кит, потом грациозно садился сам и спрашивал вежливо, как прошел день. После этого он редко говорил.

Кит и я как-то сидели в библиотеке, ожидая, когда будет накрыт стол, когда Кит решила упросить брата отказаться от формального вечернего ужина с остальной семьей и перейти в небольшую комнату рядом с библиотекой.

— Тебе надо отдохнуть, Карн, — потребовала она. — Я уже здесь неделю и не видела, чтобы ты брал какой-нибудь перерыв. Если мы будем есть рядом с соседней дверью, то ты будешь рядом с библиотекой, так что Вейсман сможет принести тебе любую информацию, которая тебе может потребоваться.

Подчинившись взгляду Кит, я тоже добавила:

— Ты будешь находиться прямо напротив зала с три-д комнатой, а не внизу. Это поможет избежать тойошибки.

Лхарр задумался. Я сильно надеялась, что он согласится. В этом случае мне не надо будет сидеть в Большом Зале или есть под многочисленными любопытными взглядами неприкаянных членов Семьи Халарека.

Лхарр устало рассмеялся:

— Хорошо, хорошо. Тогда начнем с сегодняшнего дня?

Я не заметила, как я сильно сжимала свои руки, до тех пор, пока Лхарр не рассмеялся. Когда я разжала их, на ладонях отпечатались следы моих ногтей.

С этой ночи нас трое, мои леди (которые теперь служили также и Кит), Орконан, Ороарк и иногда те, кто срочно требовался Лхарру по делам, кушали в персональной обеденной комнате.

Уговорить Лхарра разрешить нам кататься на лошадях было значительно труднее, чем есть в отдельной комнате. Окончательно убедил его аргумент Кит, что любой враг, приближающийся в поле или в воздухе, был бы виден на значительно большем расстоянии, чем даже в поместье.

Наконец, когда мы выехали из поместья, ярко светило солнце и дул порывистый ветер, в воздухе стоял запах зеленой травы и васильков, растущих у оснований холмов. Я не рассчитывала на то, что потребуют одеть длинный плащ или, хотя бы, воспользоваться широким седлом с бортиками, так как это сильно уменьшило мое удовольствие. Значительно хуже этого, большое количество новых мужчин в нашем сопровождении напоминало Кит и мне постоянно о больших потерях, которые понес Халарек в битве, чтобы освободить Кит.

Я не хотела скакать в широком седле, но с другой стороны, мне наконец-то было позволено выехать из поместья, а я не могла долго сидеть без свежего воздуха. Так с разрешения Лхарра Кит, Жаклин и я вооружились всем для игры в шлэкбол в заброшенном саду. Шлэк — это простая, но энергичная игра через сетку с помощью ракеток и мяча из грубой кожи. Играть можно было только в длинной юбке. Лхарр отказался присоединиться к нам. Он был очень занят работой, слишком много у него было встреч с Фрименами и лордами других Домов в три-д комнате. Так что Жаклин упросила Ороарка выучиться играть, взявшегося за это неохотно. Однако вскоре он стал очень искусным игроком, и по мере того, как его мастерство росло, его неуклюжесть исчезала, и «капитан Ороарк» постепенно превратился в «рядового Томми» для всех нас.

Другие охранники, прикрепленные к нам, в конце концов присоединились к нам, и у нас было много замечательных дней, во время которых мы бегали по площадке, отбивая мячи. Я испытывала почти такую же радость, как когда-то у себя дома, если бы не мой длинный плащ, в котором часто путались мои ноги.

Затем Лхарр попросил леди Агнес вернуться от своей дочери. Он собирался провести несколько дней и ночей на Летнем Совете и подумал, что я, которая пришла из другого мира и о которой Жюстина распускала сплетни, задевающие мою репутацию, нуждаюсь в компаньонке в его отсутствие, которая бы пользовалась безупречной репутацией у всех. Леди Агнес немедленно пожаловалась Лхарру, что Кит и я «потаскушки», потому что мы играем с солдатами, особенно Кит, у которой еще не кончился траур. Она подняла такой шум из-за нашего поведения, что Лхарр заставил нас прекратить играть еще до своего отъезда.

После Совета Лхарр продолжил летать из одного поместья в другое, требуя реформ. Я просила его, чтобы он объяснил, над чем он работает, но Гхарры не любят обсуждать политику с женщинами. Хотя иногда Лхарр беседовал с Кит. Только благодаря этому я немного узнала, над чем он работает. Я видела только, как он готовит какие-то документы в течение долгих часов. Иногда, когда он приходил поздно ночью, я просыпалась и видела, как он сидит на большом кресле рядом с моей кроватью. Иногда он засыпал тут же, с усталым и грустным выражением лица. Он намеренно отослал моих леди в покои Кит, чтобы они не могли ни подсмотреть, ни подслушать. Он никогда не будил меня. Он не касался меня. Много раз я даже не подозревала, что он ночевал у нас в спальне, пока утром не рассказывали об этом мои леди. Когда я знала, что он ночует, я притворялась спящей, в основном из-за страха. Мы не говорили об этом с ним днем. Днем его почти никогда не было рядом. Я пришла к мысли, что он намеренно избегал меня.

К счастью, я с детства была воспитана не обсуждать «постельные» вопросы, иначе я бы испортила ему все планы в первое же утро. Как и должно было быть, мои леди ожидали от меня то, что они называли «избыточной» скромностью, и спокойно относились к моим отказам обсуждать детали «постельных игр». Если бы у меня были какие-нибудь сомнения, почему он так странно ведет себя, то неуместные и непристойные вопросы моих леди заставили бы подозревать его. Но он всегда сдерживал свои обещания и защищал свою и мою репутацию. Никто не мог также спросить меня об отсутствии беременности, потому что все знали, что ему до этого не везло с рождением детей. Его первый ребенок, девочка, умерла сразу после рождения от того, что называли Болезнью. Второй ребенок погиб вместе с его второй женой во время родов.

После запрещения игр в саду, из-за отсутствия обсуждения политики, без возможности проводить исследования я стала страшно скучать, почти так же, как и зимой. Поэтому я попросила своих портных перешить мою одежду для прогулок. Однако они перешивали до тех пор, пока Вейсман не ужаснулся паре женских брюк для меня и не донес Лхарру.

Я обнаружила это лишь, когда портнихи пришли как всегда на работу и обнаружили только вельветовые наряды, которые я готовила к предстоящим праздникам.

Портнихи положили наряды на мою кровать, избегая смотреть в глаза.

— Мы сожалеем, миледи, — сказали они низким и дрожащим голосом. — Другие вещи исчезли. Лхарр приказал уничтожить их.

— Зачем?

— Он сказал, что они ужасно шокирующие и полностью непригодны для вашего положения и что мы не должны помогать шить вам еще что-нибудь подобное.

Я посмотрела с отвращением на мою длинную, тяжелую юбку.

— Вы мне сегодня не нужны. Вы можете идти.

Происшествие с костюмом для прогулки могло бы показаться не таким важным, если бы у меня были другие занятия. Но у меня их не было, поэтому происшествие взволновало меня. Если я не могу заняться своими нарядами, то что еще я могу делать? У меня не было исследовательских проектов, я также не могла их начать, потому что никогда не имела надежды опубликовать их. Кроме того, я была слишком сильно вовлечена в жизнь этого общества, чтобы объективно судить о нем. Я уже просмотрела небольшую коллекцию книг на штернланге в библиотеке. Вейсман очень сочувственно отнесся к этому, но поклялся, что не выдаст книги на фруванском языке без разрешения Лхарра. Три-д была удивительной вещью, но совершенно бесполезной, потому что я не понимала слов. Кит помогала мне изучать романский язык, но дело шло очень медленно из-за отсутствия записывающих устройств и компьютеров, а мои устройства еще не прибыли из Гильдии. И леди Агнес постоянно напоминала мне о чем-либо, например: «Вы должны много сделать до Адвентистских праздников», или «Вы, наверное, беременны? Это объясняет ваше плохое настроение».

Я всегда поворачивалась и уходила, как только Агнес произносила эту фразу, потому что я боялась, что мое лицо выдаст мою тайну, насколько она была неправа. Я не была беременной. Мой народ имеет внутренний контроль за беременностью, как я сказала Лхарру с самого начала. Мое плохое настроение было результатом отсутствия серьезных занятий.

Очевидно, я часто говорила себе, Лхарр пытался превратить меня в тихую домашнюю курочку, заставив меня во всем подчиняться. Если бы он хотя бы немного времени уделял для интересной беседы, хоть немного внимания, или хотя бы давал какую-нибудь работу! Разве могла быть я интересной для него, если я жила как все женщины на Старкере-4? Но Лхарр даже никогда не завел разговора на эту тему.

Однажды вечером после вот таких размышлений я почувствовала себя очень расстроенной и не захотела идти на обед. Но я заставила Донну, Жаклин и Тамару идти кушать. Освободившись от их болтовни и расспросов, я расслабилась и легла на кровать.

Я начала медленно погружаться в дремоту, способ, который наши соотечественники используют, чтобы успокоить себя, когда неожиданно вошел Лхарр. Он уже давно не был в поместье, как я слышала.

— Вы больны, мадам?

— Нет, я только не хочу кушать. Оставьте меня одну. — Его внезапное появление рассердило меня, что он прервал мои жалостливые мысли о себе.

Соответствующая резкость заменила сочувствие в его голосе.

— Мне надоело терпеть. У меня и так много сил уходит на то, чтобы следить за женщиной, которая ведет себя, как испорченный ребенок.

— Испорченный ребенок! Вам надоело терпеть! — я прямо подскочила на кровати. — Мой господин! Я не желаю лечь в гроб в этой земле! Я «эксперимент», я «риск», помните? Отошлите меня домой, если ваше терпение лопнуло. Скорей бы это кончилось!

Он сжал мою руку до посинения.

— Ты моя жена перед Богом и Вселенной! Это обязывает и тебя и меня.

— В основном меня.

— Сарказм не идет вам, мадам.

Я высвободила руку.

— Это ничего не значит. Какие у вас обязательства? Даже в те редкие моменты, что вы бываете здесь, вы игнорируете меня. Я только лишь вещь, которая имеет такую же ценность, как и Онтар и это заброшенное поместье.

— Вы пока еще живы.

— Это не жизнь, лорд Карн, это существование. Как вы могли подумать, что такая жизнь устроит меня? Отошлите меня домой!

Он горько рассмеялся:

— Я надеялся, вы поможете мне, но вы предпочитаете разрушать.

— Это неправда! Я ничего не знаю. Что я могу делать? Я даже не знаю, что происходит.

— Я хотел бы отослать вас домой, но мы женаты. В этом мире это пожизненное обязательство. — Он резко сунул руки в карманы, затем вытащил их снова. — Даже если бы могли разорвать нашу связь, если бы я мог оплатить твою поездку назад, думаешь, ты была бы в безопасности на Фру?

— Почему нет? У моего отца есть возможность держать охрану для меня.

— Даже против таких друзей как Ланс Тиб? — Он подождал, пока воспоминания об этом предательстве снова не всплывут в моей памяти. — Не хочешь ли ты всю жизнь провести под охраной? Здесь я знаю, откуда может прийти опасность. Я знаю образ мыслей Ричарда. Можешь ли ты это сказать о своем отце?

Я уставилась на него с удивлением и злостью за выбранный им момент для объяснений.

— Почему его светлость беспокоится, куда я поеду, если я расстаюсь с ним?

— Неужели ты так глупа?

— Я не глупа! Это ты глупец! Ты установил все эти ограничения. Ты заставил меня бороться с тобой.

Он обернулся и своим взглядом загипнотизировал меня.

— Если бы вы были так умны, как вы думаете, вы бы чувствовали, откуда идет опасность. С начала войны только один человек убивал женщин, несмотря на жесткие военные правила. Неписанные правила не остановили Ричарда от совершения убийства моей матери, моей второй жены и от попыток убить вас. Он не сможет уничтожить Дом Халарека, если вы родите наследника.

— Но мы никогда…

— Нельзя сказать, что никогда.

— Вы не должны напоминать мне. У вас…

— Это было необходимо для того, чтобы защитить нас обоих.

— Это все, что вы хотите сказать! — Не знаю, почему я сказала это, потому что в этот момент я ненавидела себя. Я поняла, что весь разговор надо сохранить в тайне. Я злилась, что он говорит правду.

— Возьмите себя в руки, мадам! Мы женаты. Сколько еще раз я могу приходить ночью в спальню, пока одна из ваших леди не обнаружит, что я только лишь сижу рядом с постелью, пока вы притворяетесь, что не замечаете меня?

— Разве вы были, лорд Карн?

Его рука закрыла мне рот.

— Вы знаете, что был, хотя и притворялись, что спите.

Это была правда тоже. Я бросилась лицом вниз на кровать и заплакала. Это было глупое, бессмысленное отрицание, и он знал это. Зачем я сказала это? Еще никто не провоцировал меня спорить из одного духа противоречия.

— Уходи! — закричала я на него. — Уходи и оставь меня в покое!

Он перевернул меня на спину и рывком поставил на ноги. Его голос был спокойный до ужаса.

— Довольно я наслушался всяких глупостей. Я не люблю силой добиваться того, что можно получить свободно, но я уже четыре месяца жду, когда ты дашь какие-то сигналы о своем согласии. Я не желаю больше упрашивать вас, мадам. У меня будет сын! — Он произносил каждое слово с сильным ударением.

Я свирепо посмотрела на него.

— Ни одна фруванская женщина не зачнет нежелаемого ребенка, милорд. Я уверена, что вы знали об этом, перед тем как жениться на мне. Родить ребенка в этом мире? Лучше умереть!

— Это, может быть, и есть ваш выбор, мадам. — Он резко повернулся и вышел.