Прошло около получаса, когда появилась Якоба, несшая зажженную свечу и выглядевшая так официально, словно в доме готовились не к свадьбе, а к похоронам.

— Нору уже нашли?

— Она со своей непутевой обезьянкой изволила явиться пять минут назад, — на ходу отвечала шотландка. — Эта тварь оказалась в полном порядке, а вот Норе, похоже, предстоит получить от вашего жениха такую взбучку, которую она будет вспоминать и через сто лет, когда успеет стать ангелом на небесах!

Шарлотта вздохнула. Ей было жаль Нору — ведь она прекрасно знала, что значит испытать на себе гнев Патрика. И если уж для нее этот опыт был весьма болезненным, то у юной девицы от такого внушения наверняка глаза еще неделю будут на мокром месте.

Когда они с Якобой вошли в главную гостиную, гам уже повсюду горели свечи, бросавшие на лица присутствующих мягкие мерцающие блики. Нора тоже была здесь. Она стояла, всхлипывая, у фортепиано, до смешного напоминая взъерошенную миленькую птичку. Дебора, Джейн и Стелла держались к ней поближе, словно оказывая тем самым безмолвную поддержку. Однако они тоже были согласны с тем, что Нора совершила глупость, выскочив в ураган ради спасения обезьяньей души.

Что же касается жениха, то вид его был еще более грозен, чем обычно. Он уставился на Шарлотту, словно ожидая упреков с ее стороны в жестком обращении с подопечной, но не услышал ни слова.

Наказание он назначил не столь уж страшное, а остров был в его подчинении. И в качестве лица, отвечающего за благополучие своих подопечных, он имел право отдавать распоряжения и требовать их исполнения.

Гидеон стоял, слегка взволнованный, возле камина. Надетый на него костюм был ему заметно велик, так как свой он утратил во время кораблекрушения, а в доме ничего не нашлось ему по росту. В руках он сжимал маленький молитвенник — его дала Якоба вскоре после того, как он пришел в сознание и попросил ее об этом.

Шарлотта и Патрик заняли места перед священником. Шарлотта ужасно волновалась, как и положено новобрачной, тогда как Патрик выглядел совершенно непроницаемым. Краем глаза Шарлотта заметила, что его губы сжаты в суровую прямую линию.

Гидеон посмотрел на Патрика, а потом, почему-то довольно мрачно, на Шарлотту.

— Вы уверены, что это именно то, чего вы хотите? — спросил он ее негромко, но звучно. — Не забывайте, есть и другие варианты.

— Разве что начинать церемонию поскорее, — вставил Патрик, соединив руки за спиной, словно солдат королевской гвардии на параде.

— Шарлотта? — не отступал Гидеон, игнорируя выходку капитана.

Она глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь успокоиться и рассуждать здраво. На секунду она представила себя в Австралии, сподвижничающей на почве обращения заблудших душ аборигенов. Вывод был таков, что она все же не сможет стать настоящей миссионершей, так как слишком ценит такие предметы роскоши, как, например, красивые платья или купание в ванне.

И все же Гидеон вовсе не был отталкивающей личностью, и наверняка он стал бы если и не страстным, то терпеливым и ласковым супругом и чудесным, внимательным отцом. За ним Шарлотта будет как за каменной стеной.

Шарлотта перевела взгляд на Патрика. Она любила мистера Треваррена всей душой, как бы невозможен он иногда mi был. Вокруг него атмосфера такой загадочности, которую она хотела наконец развеять, в его характере столько препятствий, которые она готова преодолеть, и при этом жизнь с ним словно вечное путешествие по самым отдаленным закоулкам человеческих отношений, и Шарлотта горела желанием разведать их все до одного.

— Это то, чего я хочу, — наконец произнесла она, и уха ее коснулся едва слышимый вздох Патрика.

— Что ж, очень хорошо, — почему-то осипшим голосом сказал Гидеон. Он прокашлялся и приступил к церемонии. — Дети мои, — начал он торжественным тоном, — мы собрались, здесь, перед лицом Господа нашего…

Большая часть церемонии для Шарлотты в нескончаемом гуле разыгравшегося урагана. Как раз в тот момент, когда Гидеон провозгласил Шарлотту и Патрика мужем и женой, что-то огромное с грохотом влетело в комнату в дальней части лома и пробило все кирпичи и ставни, оглушительным крешендо заменив музыку церковного органа, обычно сопутствующую бракосочетанию.

Шарлотта не рассчитывала на такую роскошь, как поцелуй жениха в конце обряда, так ужасно он торопился покончить поскорее с этим делом. Поэтому она весьма удивилась, когда ее босые ступни оторвались от пола, а губы Патрика прижались к ее губам. Перед тем как снова опустить ее на пол, он языком раздвинул ее зубы и без слов дал понять, что предстоящее им наслаждение не идет ни в какое сравнение со всем тем, что она испытала до того. В ней тут же возник ответный трепет желания и злость, что обстоятельства так неблагоприятны. Как легко и спокойно было бы ей любить Гидеона, в каком благополучии и взаимопонимании жили бы они! Но нет, это не для Шарлотты. Ее преданность и верность раз и навсегда отданы мужчине, однажды препроводившему ее в гарем своего друга и во всеуслышание утверждавшему, что никогда не опустится до единственного дома и единственной женщины.

— Якоба, проводи женщин в винный погреб, — прервал ее размышления приказ Патрика, отданный непререкаемым тоном. Он остановился, чтобы поставить Шарлотту на пол, и направил предостерегающий взгляд в сторону Норы. — Вы будете оставаться там, все до единой, пока не кончится ураган.

Даже у Шарлотты, при всем ее своенравии, не возникло желания перечить Патрику после того, как она услыхала тон, каким был отдан приказ. Он относился ко всем в равной степени строго, и целая армия ангелов не спасла бы сейчас женщину, у которой хватило бы глупости ослушаться.

Шарлотта кивнула Норе и остальным, чтобы они шли вперед, и покорно последовала за Якобой вниз по лестнице с высокими каменными ступенями, ведущей в темное помещение, почему-то напоминавшее ей казематы во дворце Халифа. Возникшее в ее памяти мрачное место совсем не вязалось с тем настроением, которое она предполагала соответствующим дню ее свадьбы.

— Ты была прелестна, — сказала Дебора, когда в погребе зажгли дополнительные свечи и они разместились кто как мог по разным углам этого склепа.

Нора всхлипнула, ее лицо все еще было пунцовым от унижения и злости. Обезьянка, ради которой она рисковала жизнью, с визгом выскочила откуда-то из темноты и плюхнулась ей в руки, словно нежное и преданное дитя.

— Я желаю Патрику Треваррену до конца дней своих мучиться несварением желудка, вот что! — не удержалась Нора. — Он не только кричал на меня так, что чуть не обвалился потолок, — он сказал, что я должна до вторника переписать весь первый акт из «Юлия Цезаря»! А когда я спросила, что будет, если я откажусь, он завопил, что с моей стороны было бы умнее не пытаться выяснить, что мне за это будет!

Стелла вздохнула, а более практичная Джейн отвела с лица непослушные рыжие пряди и сказала;

— Прекрати нытье, Нора. Ты сама знаешь, что заслужила взбучку. Бог мой, да ведь тебя запросто могло пришпилить к земле каким-нибудь обломком дерева, как бабочку булавкой!

Якоба отчитала обеих девушек.

— Джейн, я была бы благодарна тебе, если бы ты прекратила божиться. А что до тебя, Нора, на твоем месте надо бы радоваться, что за тобой присматривает не кто иной, как сам капитан. С твоим легкомыслием ты имела сегодня великолепную возможность покончить с земным существованием. А кроме того, мне и так хватает беспокойства о том, как бы этот несчастный дом не рухнул и не придавил бы всех нас от этого ветра, что так и грохочет весь день в ушах. У меня нет ни времени, ни желания ломать голову над причудами проказливых школьниц.

— Вы считаете, что мы все погибнем? — еле выговорила Дебора дрожащим голоском. В этот момент она казалась намного моложе своих лет. — Дом действительно разрушится?

— Нет, любовь моя, — вмешалась Шарлотта, беря девушку за руку. — Нас не задавит. Якоба просто слегка преувеличила опасность — ведь стены этого дома так же крепки, как сам остров.

— Я думаю, нам лучше что-нибудь спеть, — предложила Стелла.

— О Боже! — фыркнула Джейн. — Мало того, что нам приходится пережидать ураган в темном подземелье в компании с обезьянкой, так теперь еще прикажешь слушать твои завывания.

— Но ведь надо как-то себя занять, — с улыбкой возразила Шарлотта.

Через минуту все они пели своими нежными голосками какую-то бесшабашную песенку, конечно кроме Якобы, но зато вместе с Матильдой.

Немного погодя пришли все мужчины — не было только Патрика. Они принесли одеяла, новый запас свечей, провизию и свежую воду в молочных бидонах.

Прошло нимало времени, пока ветер утих и лом перестал сотрясаться до самого фундамента. Шарлотта лежала без сил на огромном сундуке, завернувшись в одеяло, когда раздался скрип открываемой двери.

— Ураган кончился, — услышала она усталый голос Патрика.

Шарлотта вскочила и подбежала к нему.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Он отвел глаза, и Шарлотта увидела, как на его виске бьется жилка.

— Да, — хрипло ответил он, — а вот плантации уничтожило полностью, как и все постройки кроме этого здания.

Шарлотта положила ему на плечи руки и ощутила бугры могучих мускулов под тонкой тканью нарядной рубашки, надетой по случаю свадьбы. Ее преданные, доверчивые золотистые глаза без слов сказали ему о том, что сегодня ночью она изо всех сил постарается помочь ему, хотя бы на время забыть и потерю урожая, и полную разруху, воцарившуюся на его острове.

«Ты нужна мне!», — так же откровенно горело в его взоре.

— Все желающие, — дипломатично вмешался мистер Кохран, — могут возвращаться в свои мягкие постельки. Худшее позади.

Патрик долго стоял, завороженный взглядом Шарлотты, а потом взял ее руку и нежно поцеловал. Они остались совсем одни — из погреба поспешили выбраться все обитатели усадьбы, включая и обезьянку, когда он наконец прошептал:

— О миссис Треваррен! Ну почему вы так дьявольски прекрасны?

— А я опять не обута! — прошептала Шарлотта, крепко обнимая его и игнорируя последний вопрос, так как вряд ли смогла бы найти на него достойный ответ.

Он со смехом приподнял край ее подола и увидел крохотную, ступню, белевшую в умиравшем свете свечей как алебастр.

— Напомни мне хорошенько отшлепать тебя за непослушание, — сказал он, взял ее на руки и понес к выходу.

— Кстати, по этому поводу… — нахмурилась Шарлотта и почувствовала, как он вздохнул, неся ее по разоренному ураганом огромному дому.

— Если ты собираешься донимать меня по поводу давешнею выговора, полученного Норой, то лучше, жена, побереги свое дыхание. Если бы я спустил ей с рук столь глупое самоуправство, то что удержало бы остальных от подобных выходок, смертельно опасных в такой ураган? Бывают в жизни моменты, любовь моя, когда целесообразность берет верх.

У Шарлотты на сей раз не было возражении. В дни кризисов и опасностей жить каждого из них зависела от взаимовыручки и дисциплины. В такие моменты, безусловно, надо подчиняться одному авторитету, которым, несомненно, являлся Патрик. Она лишь доверчиво ткнулась лицом ему в грудь, когда он нес ее по темным комнатам.

— Ты не жалеешь, что женился на мне? — полушутя, полусерьезно спросила она.

— Именно теперь, — отвечал Патрик, нетерпеливо взбегая по пролетам широкой лестницы, — я наконец-то счастлив, что ты моя жена. Сейчас, как никогда. Шарлотта, я хотел бы до самозабвения раствориться в тебе, и тем большее наслаждение я получу от этого теперь. Когда ты по праву зовешься миссис Треваррен.

— Именно так, — прошептала она, покусывая ему ухо.

— Не дразни меня, — предупредил он, грубым пинком растворяя дверь в кабинет. — У меня и без того все уже стоит торчком, как грот-мачта. Я ведь могу наброситься на тебя, не успев даже донести до кровати.

Шарлотта вздрогнула от возмущения. Это совсем не та область их отношений, в которой она собиралась проявлять покорность.

— Ну так и насладись мною сию же минуту. Ведь ваше время, капитан, слишком высоко ценится, чтобы тратить его на ухаживания за мной.

— Ты, наверное, колдунья, — сказал он, опустив Шарлотту на пол и взяв ее за подбородок. Голос его заметно дрожал от еле сдерживаемого желания сильного, жизнелюбивого мужчины. — Стоит мне лишь прикоснуться к тебе или прижаться — вот так, как сейчас, — и кровь во мне закипает. Что ты сделала со мною, Шарлотта Треваррен?

Она принялась расстегивать его бриджи, не спеша, петля за петлей, то и дело останавливаясь, чтобы приласкать рукой его давно ожившее естество, и сама наслаждаясь от протяжных сладостных стонов, невольно вырывавшихся у него. Потом она повернулась к нему спиной, без слов приказав расстегнуть ей платье, и он с восторгом повиновался.

Когда платье оказалось на полу, Шарлотта сняла нижние юбки, лиф и панталоны. Патрик стоял, голодным взором пожирая ее налившиеся груди, позабыв, что он сам еще одет.

Шарлотта тихонько стянула с него бриджи и, оставив во всем остальном, усадила в широкое кресло. Его мужественная мачта высоко вздымалась над мускулистыми, сухощавыми бедрами, поджидая ее.

Шарлотта настроилась на игривый лад. Она широко раздвинула ноги и уселась ему на колени, а потом придвинулась и стала опускаться на его член, поглощая дюйм за дюймом его трепещущее, ждущее ее естество.

Патрик застонал и откинул голову на спинку кресла, когда она наконец оседлала его полностью. Но стоило ему начать двигаться, как она соскочила. Он обиженно замычал, и она вернулась, но была настороже.

— О Боже, Шарлотта! — наконец не выдержал он, когда она возбудила его до исступления. — Дай же мне то, что я хочу, пожалуйста…

Она сделала вид, что не понимает, и подставила ему свой напрягшийся розовый сосок. Он жадно припал к нему губами и принялся гладить его языком, и от этой ласки природные инстинкты взяли наконец верх над ее игривостью. Она всхлипнула от наслаждения, подставляя ему другой сосок, а он заставил ее отклониться назад и начал ласкать ее нежное, шелковистое лоно кончиками пальцев. Потом он ввел их немного глубже, а ласки его стали более сильными и ритмичными. Шарлотта окончательно утратила самообладание.

Подразнив ее так еще несколько мгновений, он оторвался от ее груди, приподнял ее за бедра своими сильными, властными руками и опустил на свое копье, пронзившее ее насквозь.

Шарлотта была не в силах бороться с накатившей на нее волной блаженства. Она захватила ее, словно жадное пламя, и вырвала из ее груди хриплую мольбу об удовлетворении страсти, а потом долгий пронзительный крик, который она не хотела, да и не смогла бы сдержать, так как в эти мгновения все ее тело сотрясалось вновь и вновь от испытываемого блаженства.

Когда она в полном изнеможении упала на грудь Патрику, он с прежней неистовостью еще несколько раз приподнялся под ней, но на эти более слабые толчки она отвечала стоном, выражавшим удивленную неохоту продолжать сейчас еще.

Какое-то время они сидели, припав друг к другу, нес еще не разъединяясь. Затем передохнувший Патрик снова уложил ее на колени, по прежнему не выходя из нее. Она выгнулась у него на руках, а он стал губами и языком ласкать ей соски.

Вскоре Шарлотта вновь загорелась желанием, и Патрик овладел ею во второй раз, проникая своим копьем во все удаленные и потайные ее уголки и шепча бессмысленные нежные слова, пока она содрогалась под его атаками.

Это была бесконечная, восхитительная ночь, и, когда поздно утром Шарлотта проснулась, солнце ярко освещало комнату сквозь щели в ставнях. Место Патрика на кровати было пустым.

Ни о чем не беспокоясь, Шарлотта медленно, с чувством потянулась, ощущая, как каждая клеточка се тела все еще трепещет от влитого в нее Патриком пламени страсти. Отныне их брак оформлен по закону и капитан не сможет отказаться от нее по своей прихоти. У зачатого ими ребенка будет незапятнанное имя, и хотя бы эти несколько дней Шарлотта будет чувствовать себя полностью счастливой.

Она не обманывала себя: Патрик не откажется от своего решения отправить ее в Гавань Куад. Но ведь могут пройти еще многие месяцы, пока они покинут остров, доберутся на далекий Север, в штат Вашингтон, и построят приличный дом. Шарлотта пыталась утешить себя тем, что у нее еще довольно много времени на то, чтобы заняться обработкой Треваррена.

От души позволив себе понежиться в кровати, она поднялась, накинула пеньюар и направилась в ванную. Когда она оделась и сошла вниз, то обнаружила, что не только Мери стала относиться к ней с подчеркнутым почтением, но даже и своенравная Якоба. Произносимое имя «миссис Треваррен» звучало с неподдельным уважением, и обе забавно суетились, накрывая ей завтрак на веранде, где она могла наслаждаться солнечным теплом и светом после урагана.

Остров был весь в поваленных, вывороченных с корнями пальмах, обломках стддаов и веток, и Шарлотта подумала, что так же, наверное, выглядела земля после всемирного потопа. Был разрушен и угол веранды, и ей едва хватило места, чтобы устроиться завтракать за легким металлическим столиком.

— Где сегодня утром капитан? — спросила Шарлотта.

Она потянулась было, чтобы убрать со стола, но Мери не позволила ей этого сделать, почтительно отведя в сторону ее руки.

— Они гуляй-гуляй остров, смотри поля, — отвечала горничная, — Мери так думай, надо сахарный тростник снова сажай.

Шарлотта покраснела, когда вдруг поняла, что за все время, пока бушевала стихия, она ни разу не вспомнила об опасности, угрожавшей туземцам, даже в самый разгар урагана.

— Мери, а твой народ… что с ними?

— Она прятай пещера, когда ходи большой ветер, — кивая, с лучезарной улыбкой отвечала Мери. — Она всегда так делай, много-много лет назад тоже. Она будет совсем хорошо.

— А их дома?

— Она делай новые, — с еще более лучезарной улыбкой сообщила девушка и пошла в дом с подносом так невозмутимо, словно и не было никакого урагана.