Глава 14

В университете ее знали как доктора Лоренс, но после пяти она становилась Клер и возвращалась в свой дом возле университетского городка в Вествуде, где она проживала с мужем Джоном и перекормленной собакой, спаниелем по кличке Луиз. Высокая, хорошо сложенная молодая женщина с красивыми длинными ногами и венчиком черных волос на голове. Прическа была старомодной и не очень ей шла, зато позволяла быть ни на кого не похожей, чего она и старалась добиться, не прибегая к экстравагантным нарядам и украшениям.

Умная, простая в обращении и с открытым характером, она пользовалась популярностью у студентов, и у нее была куча друзей, в основном среди преподавателей университета. Однако ближайшая ее подруга с наукой ничего общего не имела.

Она повстречалась с Эвелин Меррик месяцев восемь назад на дне рождения у одного из коллег Джона. На пути домой спросила мужа:

– Ну как, она тебе нравится?

– Кто?

– Эвелин Меррик.

– С ней все в порядке, – сказал Джон.

– Ты, конечно, в восторге от нее.

– Слава Богу, хоть один из нас не судит о людях скоропалительно.

– Скоропалительные суждения – самые верные.

– Почему это?

– Потому что в противном случае люди начинают нравиться не благодаря своим внутренним качествам, а из-за того, что отвечают каким-то твоим запросам.

– А тебе не кажется, что это из тебя выпирает степень доктора философских наук?

– И пусть себе выпирает, – сказала Клер. – Я готова держать пари, что она пережила какое-то горе. И не спрашивай снова – кто. Ты знаешь, о ком я говорю.

– Большинство из нас время от времени переживает какое-нибудь горе.

– Я думаю, у Эвелин это было не время от времени. Мне кажется, она когда-то испытала страшное потрясение.

– Может быть, ее лечили шоковой терапией.

– Ты, видно, считаешь, что это смешно.

– Самую малость смешно.

– Собственно говоря, я встречала людей, прошедших лечение шоковой терапией, и все они одинаково осмотрительны, не более. Если им задают вопрос, они предпочитают, чтобы его повторили. И прочее в таком же духе.

– Так ты думаешь, что твою новоиспеченную подругу выпустили под честное слово из желтого дома?

– Ничего подобного, – живо ответила Клер. – Я считаю, что она испытала потрясение в жизни. Интересно, какое.

– Ну, насколько я тебя знаю, ангел мой, ты вытянешь из нее всю ее историю при вашей следующей встрече.

Джон ошибся. В последующие месяцы эти две женщины встречались довольно часто, иногда даже случайно, так как жили в нескольких кварталах друг от друга, а иногда сговаривались встретиться за ленчем, вместе пообедать или пойти в кино; но каково бы ни было пережитое Эвелин потрясение, она о нем не упоминала, а на намеки или прямые вопросы Клер отвечала молчанием или мягким протестом. Поначалу такая способность Эвелин хранить свою тайну мучила Клер, вызывала ее досаду, но со временем она стала уважать это качество своей подруги.

Когда Джону, преподавателю биологического факультета, требовалось выехать в учебную экспедицию на лоно природы, Эвелин часто приходила в их дом ночевать, так как Клер боялась оставаться одна.

Джон подтрунивал над женой по этому поводу:

– В твоем-то возрасте и при твоей комплекции бояться темноты?

– Я ничего не могу с этим поделать.

– А как же ты жила до замужества?

– До замужества я жила в многоквартирном доме. Подо мной, надо мной, справа и слева жили люди. А переборки такие тонкие, что слышно, как упадет булавка, так что опасность быть убитой в собственной постели совсем невелика. Иное дело – жить в доме вроде нашего. Здесь мы отрезаны от людей.

– Подъездной дорожкой и парой цветочных клумб.

– Нет; ты знаешь, что я хочу сказать.

Он действительно хорошо знал, что имела в виду Клер. Она выросла в большой семье, жила в дортуарах школы-интерната. Всегда кругом были люди: братья и сестры, подруги и дальние родственники. Оставаясь одна в отдельном доме, Клер чувствовала себя неуверенно, и Джон был благодарен Эвелин за то, что она составляет компанию его жене, когда он уезжает. Он давно утратил первоначальное недоверие к Эвелин и теперь считал ее спокойной и уравновешенной девушкой, лучшей подруги для жены не придумаешь.

Во вторник утром Джон выехал с группой студентов первого курса на полевые исследования в Национальный парк возле Лос-Падрес, а к вечеру пришла Эвелин, чтобы пообедать вместе с Клер и заночевать у нее. Они планировали пойти посмотреть спектакль в театре "Билтмор Боул", но это мероприятие пришлось отменить, так как Клер вернулась из университета с сильной простудой. Наглоталась антигистаминов и кодеина, в восемь часов легла в постель и проспала полсуток.

Проснувшись на следующее утро, услышала звяканье тарелок и запах подгоревшей ветчины. Завернувшись в мягкий купальный халат мужа, пошла на кухню и увидела, что Эвелин готовит завтрак.

Клер зевнула и сказала:

– Я бы съела лошадь.

– Возможно, тебе и придется это сделать. А испортила остатки ветчины.

– Мне нравится, когда она прожаренная.

– Она не прожаренная, она обугленная.

– Что ж, Джонни всегда говорит, что каждый должен съедать какое-то количество угля. Он обладает очищающими свойствами.

– У тебя есть шанс пополнить его запасы.

– Это очень приятно, не правда ли?

– Я вижу, сегодня тебе получше.

– О да, конечно. А как ты?

Эвелин обернулась, лицо ее было бледным и отсутствующим.

– Я? Я никогда ничем не болела.

– А вид у тебя нездоровый. Если бы я не знала тебя так хорошо, то подумала бы, что ты вернулась с попойки.

– Попойки – это не по моей части.

– Я пошутила. Ни в коем случае не хотела тебя обидеть.

– В последнее время я легко обижаюсь.

– Я знаю. Мы с Джоном это заметили и не могли не удивиться.

– Чему?

– Отчего бы тебе не выйти замуж?

Эвелин молчала.

– Я хочу сказать, – заявила Клер с какой-то застенчивой серьезностью, – что замужество – чудесная вещь для женщины.

– О-о!

– В самом деле. Не знаю, что тебя так веселит. Что тут смешного?

– Боюсь, ты меня не поймешь, – улыбаясь, сказала Эвелин.

В четверг днем Клер вернулась с занятий немного раньше обычного, около половины пятого. Уже темнело, и она не заметила стоявшую у тротуара машину, пока не вышла погулять с собакой. Та бросилась через лужайку к автомобилю и начала скрестись лапами в переднюю дверцу.

Мужчина в серой фетровой шляпе высунулся из окна и сказал:

– Это не очень хорошо для окраски автомобиля.

– Понимаю.

Клер подхватила и прижала к себе извивавшуюся собаку.

– Вы – миссис Лоренс?

– Совершенно верно.

– Я – Пол Блэкшир. Я звонил вам в университет сегодня днем.

– Ах да.

– Мисс Меррик у вас?

– Сейчас нет. Но скоро придет. Если хотите зайти и подождать...

– Спасибо, с удовольствием.

Она провела его через лужайку, немного побаиваясь, что впускает в дом незнакомца, но она не могла придумать, как бы вежливо отделаться от него.

В гостиной она зажгла все четыре лампы и оставила занавески незадернутыми, а когда Блэкшир уселся на тахту, она села на стул с прямой спинкой в другом конце комнаты.

– Мой муж, – твердо сказала она, – вернется с минуты на минуту.

Блэкшир бросил на нее лукавый взгляд:

– Очень хорошо. Мне, возможно, понадобится и его помощь.

– В чем?

– Я пытаюсь найти некую женщину. И у меня есть основания полагать, что Эвелин Меррик знает, где она.

– Вы хотите сказать, что Эвелин помогла ей исчезнуть?

– Да, но не совсем в том смысле, какой вы имеете в виду.

– Не понимаю.

– Исчезновение этой женщины не было добровольным.

Клер, упершись кулаками в бедра, обратила к нему бледное удивленное лицо:

– Что вы под этим подразумеваете?

– Но это же очевидно, миссис Лоренс.

– Вовсе не очевидно. Никакой ясности. Вы меня смутили. Я ничего не понимаю.

– Я тоже не понимаю, но стараюсь понять. Вот почему я здесь. Женщина, которая исчезла, – Элен Кларво, мой друг. В свое время она также была подругой Эвелин Меррик.

– В свое время. Значит ли это, что они поссорились?

– Скажем, они утратили контакт. До этого понедельника. Вечером мисс Меррик позвонила Элен Кларво в гостиницу, где та проживает. Не буду вдаваться в подробности, но уверяю вас, это был совсем не обычный звонок подруге. В результате разговора мисс Кларво попросила меня отыскать Эвелин Меррик.

– Зачем?

– Она была взволнована и испугана тем, что сказала ей мисс Меррик. В последующие дни я обнаружил, что необычные телефонные звонки, можно сказать, специальность Эвелин Меррик. Некоторые люди, когда испытывают огорчение, взрываются, другие уходят в себя, третьи пишут странные письма. Эвелин Меррик звонит по телефону.

– Вздор, – резко сказала Клер. – Я не верю этому. Эв не любит телефонных разговоров. Кому это знать, как не мне: я ее ближайшая подруга.

– Послушайте, миссис Лоренс, у этой женщины могут быть особенности, о которых не знает не только ближайшая подруга, но и сама мисс Меррик.

– Это невозможно. Если только она не... вы пытаетесь уверить меня, что она психически нездорова?

– Это разновидность психического недомогания.

– Какая именно?

– Раздвоение личности.

Клер вскочила со стула и заходила по комнате.

– Эв – моя лучшая подруга. Вы – незнакомый мне человек. И вот вы приходите и говорите мне ужасные вещи, надеясь, что я вам поверю. Так вот, я не могу этому поверить. Не могу. Да и какое право вы имеете направо и налево ставить диагнозы вроде раздвоения личности?

– Я не придумал эту версию. Мне подсказал ее как возможную врач мисс Меррик. Я говорил с ним сегодня днем. Мисс Меррик пережила два эмоциональных потрясения, одно – когда развелись ее родители, другое – когда ее брак был расторгнут в прошлом году.

– Брак! – повторила Клер. – Эв никогда не была замужем.

– Это зарегистрировано в актах гражданского состояния.

– Она никогда не говорила мне о своем браке. Я... да вот сегодня утром мы заговорили о том, какое благо для женщины замужество, и она... ну, теперь это неважно.

– Продолжайте, миссис Лоренс. И что же она?

– Ничего. Только улыбнулась, будто нашла в этом нечто смешное.

– Вы действительно ее насмешили.

– Значит, брак был неудачным?

– Да.

– Кто же ее бывший муж?

– Брат Элен Кларво, Дуглас. – Блэкшир поколебался, внезапно почувствовав, как неприятна ему его миссия. – Сегодня утром этот молодой человек умер.

– Почему вы говорите это каким-то особым тоном?

– Я не обратил внимания на тон.

– А я обратила. Ваши слова прозвучали так, будто Эвелин имеет какое-то отношение к смерти этого человека.

– В этом я не сомневаюсь. К тому же была и еще одна смерть.

Клер была потрясена, но не сдавалась:

– Здесь какая-то ужасная ошибка. Эв – добрейшее в мире существо.

– Возможно, та, которую вы знаете. А другая...

– Нет никакой другой! – Но силы покинули Клер. Она опустилась на стул и прижала тыльную сторону ладони к дрожащим губам. – Как... как умер ее муж?

– Он покончил с собой.

– А другой человек?

– Был заколот ножницами, которые воткнули ему в горло сегодня в первой половине дня.

– О Господи! – воскликнула Клер. – Господи! – И рука ее потянулась к горлу, словно для того, чтобы остановить невидимый поток крови. – Она вот-вот должна прийти. Что мне теперь делать?

– Ничего. Ведите себя так, будто ничего не случилось.

– Смогу ли я?

– Вы должны. На карту поставлена жизнь Элен Кларво.

– А не может быть, что вы... что вы ошиблись?

– Такая возможность всегда есть, миссис Лоренс, но она ничтожно мала. Когда Эвелин сегодня днем позвонила миссис Кларво насчет Элен, она не скрывала свое имя; она даже вроде бы гордилась собой.

И Блэкшир передал Клер содержание телефонного разговора; та слушала в напряженном молчании, все время потирая шею под кадыком. Снаружи донесся лай коккер-спаниеля. Блэкшир обернулся и посмотрел в окно. По дорожке шла молодая женщина и смеялась, а собака в восторге прыгала вокруг нее. Дойдя до ступеней крыльца, женщина наклонилась, протянула руки, и собака прыгнула в ее объятия. Обе казались очень довольными этим примечательным событием.

Такой Блэкшир впервые увидел Эвелин Меррик и подумал, какая ирония судьбы, что это случилось в ту минуту, когда она смеялась, играя с собакой, – он увидел добрейшее в мире существо, как выразилась Клер Лоренс.

Отвернувшись от окна, он посмотрел на Клер. У той в глазах стояли слезы. Она отерла их тыльной стороной ладони и пошла отворять дверь.

– Ты видала, Клер? Наконец-то она сама прыгнула мне на руки! Джон сказал, что ему для этого понадобились годы. Ну, как твоя простуда?

– Спасибо, мне гораздо лучше, – сказала Клер. – У нас гость.

– Гость? Очень хорошо.

– Входи и познакомься с мистером Блэкширом.

– Одну минутку, сниму пальто.

Когда Эвелин вошла в гостиную, она улыбалась, но это была настороженная улыбка, как будто девушка уже подозревала, что такому гостю она не обрадуется. У нее были коротко остриженные темные волосы и серые глаза, чуть голубоватые из-за голубой блузки. Когда Блэкшир смотрел, как она играла с коккер-спаниелем, Эвелин показалась ему впечатляюще хорошенькой. Но теперь ее возбуждение прошло, и она представилась ему обыкновенной девушкой, каких много. Она вяло и равнодушно пожала ему руку. Блэкшир сказал:

– Я слышал, как миссис Лоренс назвала меня гостем. Это не совсем точное слово.

Эвелин подняла темные стрельчатые брови:

– Да?

– Если можно, я хотел бы задать вам несколько вопросов, мисс Меррик.

– Пожалуйста. Возможно, я сумею на них ответить.

– Мистер Блэкшир разыскивает исчезнувшую женщину, – сказала Клер. – Я уже ему говорила, что ты вряд ли что-нибудь знаешь о ней. – Тут она поймала на себе предостерегающий взгляд Блэкшира и добавила: – Пойду приготовлю кофе.

Когда хозяйка дома ушла, Эвелин спокойно сказала:

– Это звучит интригующе. Расскажите подробнее. Это кто-нибудь, кого я знаю?

– Элен Кларво.

– Элен! Господи Боже, вот уж о ком я могла бы подумать в последнюю очередь. Вы сказали, она исчезла?

– Да.

– Это странно. Элен не склонна к подобным вещам. Она, скажем так, немного консервативна.

– Да.

– Однако она достаточно взрослая, чтобы поступать, как ей захочется, и если она пожелала исчезнуть, зачем ее разыскивать?

– Я не уверен, что она хотела исчезнуть.

– В самом деле? – Девушку это вроде бы позабавило. – Вы знаете, Элен не из тех, кем можно управлять, как куклой. Должно быть, в этом замешан мужчина.

– В этом я сомневаюсь.

– Во всяком случае, я не вижу, чем могу помочь вам, мистер Блэкшир. Но попытаюсь.

– Благодарю вас.

– Продолжайте.

– Вам знакома Саут-Флауэр-стрит, мисс Меррик?

– Саут-Флауэр? Это на окраине, да?

– Да.

– По-моему, я как-то проезжала по ней. Но этот район я плохо знаю.

– Как давно вы виделись с Элен Кларво?

– Больше года тому назад.

– А по телефону говорили?

– Нет, конечно. Да и зачем? Нам нечего обсуждать.

– Между вами нет недобрых чувств?

– Вообще никаких. Во всяком случае, у меня.

– Вы когда-то были подругами.

– Да, в школе. Но это было, – добавила она, пожав плечами, – давным-давно.

– Вы вышли замуж за брата Элен, Дугласа.

– Не то чтобы вышла замуж. Мы прошли через церемонию бракосочетания. Вы не возражаете, если теперь я задам вам вопрос?

– Нет, конечно.

– Где вы добыли все эти сведения обо мне?

– У вашей матери.

Ее это как будто позабавило.

– Я должна была догадаться. Мать любит поговорить. Изливает свою душу молочнику или посыльному из магазина. К сожалению, и мою душу тоже.

– Вы виделись с Дугласом в последнее время?

– Нет, я его не видела. Но я говорила с ним.

– Когда?

– Он позвонил мне вчера вечером.

– Сюда?

– Да. После того как Клер Легла в постель.

– Как он узнал, что вы здесь?

– Думаю, позвонил сначала к нам и мама дала ему этот номер.

– Вы полагаете, это возможно, если учесть, что она держит зло на него?

– Он мог и не назвать себя, – добавила Эвелин чуточку презрительно. – Уверяю вас, я не поддерживала контакта с ним. С семейством Кларво покончено. От них лучше держаться подальше.

– Почему Дуглас позвонил вам, мисс Меррик?

– Не знаю. Я впервые услышала его голос после расторжения брака. Мне показалось, что Дуглас одинок и в растрепанных чувствах. У меня тоже было немножко того и другого, вот мы и поговорили. В основном о былых временах, когда мы с Элен вместе учились в школе и я приезжала к ним на уик-энд или на каникулы. Дуги – так мы его звали тогда – всегда тянулся к нам, хоть мы его и дразнили. Даже Элен была счастлива в те дни. Забавно, как потом все обернулось.

Однако она говорила совершенно непринужденно, как будто Эвелин тех лет не имела к ней никакого отношения. Блэкшир гадал, когда у нее началось раздвоение личности. Возможно, с детства, только никто этого не замечал. Или же оно началось в раннем девичестве, в те самые времена, о которых она вспоминала с Дугласом и которые называла "счастливыми". Может, они и были "счастливыми", потому что она уже начала свой полет за пределы реальности.

Блэкшир был уверен лишь в одном: что теперь это раздвоение стало полным. Женщина, с которой он говорил, не знала о существовании уродливой двойняшки. Она помнила, что говорила с Дугласом накануне вечером, но если он скажет ей, что она говорила также и с миссис Кларво, причем совсем в другом тоне, она ему не поверит и, чего доброго, рассердится. Ничего он не добьется, настраивая ее против себя. Его дело ждать, пока не произойдет переключение и не появится на свет двойняшка. Только та знает, что случилось с Элен Кларво и где она теперь. До Саут-Флауэр-стрит много миль, и на этой улице больше публичных домов, чем ресторанов.

Кроме того, что это было небезопасно, он не знал способа переключить Эвелин Меррик на другую ее ипостась, потому что никто не знал, чем это переключение вызывается. Возможно, каким-нибудь внешним воздействием – словом, звуком, запахом, обрывком музыки или же внутренней причиной – внезапным химическим изменением в ее организме.

– Забавно было, – сказала она, – услышать Дугласа снова. Мне казалось, я держу на него зло, но оказалось, это не так. Странная вещь: люди думают, что они скажут в определенной ситуации то-то и то-то, а когда такая ситуация наступает, они не говорят ничего из того, что задумали.

– А что собирались сказать ему вы?

– Сказать такое, чтобы он почувствовал себя червяком. Но как только я услышала его голос, я поняла, что ничего такого говорить не нужно. Он и без того чувствует себя хуже последнего червяка.

– Мисс Меррик, как вы провели первую половину дня?

– Искала работу.

– Какую-нибудь определенную работу, скажем, работу натурщицы?

– Натурщицы! Господи, как это вам пришло в голову?

– Вы очень хорошенькая девушка.

– Ерунда. Спасибо, конечно, но это ерунда. Я ищу работу с будущим.

– Значит, вы весь день не были дома?

– Нет.

– И не виделись с вашей матерью?

– Нет. Днем я позвонила ей на работу, но мне сказали, что она отпросилась до конца рабочего дня.

– Она ездила к миссис Кларво.

– К Верне? За каким чертом ей это понадобилось?

– Сегодня утром умер Дуглас.

Эвелин осталась сидеть спокойно, опустив глаза и положив руки на колени. Когда наконец она заговорила, голос ее был ясным и внятным:

– Кофе, должно быть, уже готов. Пойду принесу вам чашечку.

– Мисс Меррик...

– А что вы хотите от меня услышать? Что мне очень жаль? Так мне не жаль. Не жаль, что он умер. Так лучше для него. Я сожалею только о том, что он не был счастливее, пока был жив.

Это были самые добрые слова, которые Блэкшир слышал о Дугласе после его смерти. Эвелин спросила:

– Как это случилось?

Блэкшир рассказал про обстоятельства кончины Дугласа, она слушала, слегка отвернув голову, выглядела задумчивой, почти безмятежной, как ребенок, слушающий сказку, которую уже слышал десятки раз.

Когда он кончил, Эвелин сказала со вздохом:

– Бедный Дуглас. В известном смысле он был лучшим из их компании, я имею в виду семейство Кларво. В нем по крайней мере была душевная теплота. Правда, он проявлял ее не к тем людям, но все равно она была.

– Она есть и в Элен.

– Элен холодна до мозга костей.

Предчувствие беды пронзило Блэкшира, как острая боль. Ему показалось, что слова Эвелин надо понимать в буквальном смысле, что она таким образом намекает, будто Элен нет в живых.

– Мисс Меррик, позвольте еще спросить.

– Спрашивайте.

– Вы сегодня видели Элен Кларво?

– Нет.

– Вы знаете, где она?

– Нет.

– Вам известно, что она жива?

– Нет.

– Вы помните, что звонили ей в гостиницу в понедельник около десяти вечера?

– Я не могу помнить о том, чего не было, – мягко сказала Эвелин. – Мне хотелось бы помочь вам, мистер Блэкшир, но боюсь, у меня нет ответов на ваши вопросы.

"Это бесполезно", – подумал он и направился к двери.

– Во всяком случае, спасибо за то, что вы попытались ответить.

– Не за что. Когда найдете Элен, дайте мне знать.

– Зачем?

– Память о добрых старых временах или любопытство – называйте это как хотите.

Злость поднялась в нем, точно поток желчи, оставив зеленую горечь на языке и сухость в горле. Он не решился ничего сказать.

Блэкшир открыл дверь и вышел на улицу. Несмотря на огни в окнах домов и уличные фонари, темнота казалась непроницаемой, как в лесной чаще.

Глава 15

Она открыла глаза и тотчас снова закрыла, свет был слишком яркий, но за это мгновение Элен успела увидеть, что она в маленькой белой комнате вроде больничного бокса, а над ней склонилась огромная женщина тоже в белом, как сестра милосердия.

Женщина сказала сиплым усталым голосом:

– Она как будто продрала глаза. Дай ей еще глоток виски.

– Если она уже надрызгалась, зачем ты хочешь добавить ей еще, Белла?

– Заткнись и делай, что я сказала. Ничто не поднимет перебравшего, кроме запаха выпивки. Дай сюда бутылку, Молли.

– О'кей.

– Теперь подержи ее голову, пока я налью. Ха-ха-ха, это как будто чай на приеме в обществе, а? Мадам Белла налила.

Мисс Кларво пыталась протестовать. Она не хотела виски, оно обжигало рот, как кислота. Она отвернула голову и начала кричать, но чья-то рука зажала ей рот.

– Ты же не хочешь скандала, милая, – мягко сказала женщина по имени Белла. – Может, тебе что-то кажется? Может, вокруг тебя снуют маленькие зверьки, а? Выпей глоток-другой, и они уйдут.

– Нет, нет! Я не хочу...

– В чем дело, милочка? Скажи Белле. Белле все рассказывают о своих горестях. Может, у тебя на горбу сидит обезьяна, а, милочка?

Мисс Кларво покачала головой. Она не понимала, о чем говорит эта женщина. Не было обезьяны у нее на плечах, и маленькие зверьки вокруг не бегали.

– Скажи Белле, дорогая.

– Мне не о чем рассказывать, – сказала мисс Кларво глухим голосом в мясистую ладонь женщины. – Я ничего не знаю. Отпустите меня.

– Конечно, дорогая, если только ты не будешь орать. Приходит к нам мужчина после тяжелой работы в конторе, и ему нужен приятный легкий массаж, а на кой черт ему женский крик, он действует на нервы.

Клиенты. Массаж. Значит, это не больница и эта женщина – не сестра милосердия.

– Ты будешь хорошо себя вести? Обещай Белле.

– Да, обещаю.

Мисс Кларво открыла глаза. Она лежала на топчане, а в ногах возле него стояла очень хорошенькая светловолосая девушка, немного прыщавая, с бутылкой виски в руке. Другая женщина, Белла, была неимоверно толстой; телеса ее тряслись при малейшем движении, подбородок тонул в жировых складках смуглой шеи. Только глаза ее казались нормальными, отчаянные глаза, которые видели так много, а поняли так мало.

Даже от простого разговора у нее возникала одышка, и, отняв руку от губ мисс Кларво, она прижала ее к сердцу, как бы желая удостовериться, что оно все еще бьется.

– Из хорошего материала у нее пальто, – сказала молодая блондинка. – Тут написано, что оно из Шотландии, посмотри на ярлык.

– Ты можешь вернуться к работе, Молли.

– У меня на сегодня нет больше вызовов.

– Тогда ступай домой.

– А если она снова начнет брыкаться?

– Я с ней справлюсь, – сказала женщина. – Белла с кем хочешь поладит. Белла знает, кому чего надо. Белла все понимает.

– Ах вон оно что, – сказала девушка, с презрительной улыбкой. – Что ж, получай ее. Я-то люблю нормальных.

– Заткнись, милочка.

– Я все думаю: а что особенного в материале, привезенном из Шотландии?

– Уваливай, дорогая, и закрой дверь с той стороны.

Блондинка ушла и закрыла за собой дверь. Мисс Кларво прижала подушечки пальцев к глазам. Она никак не могла понять, о чем эти две женщины говорили, их слова казались ей бессмысленными. У нее кружилась голова, ее мутило, а в голове пульсировала боль за левым ухом, будто кто-то ударил ее в это место.

– Голова, – сказала она. – Голова болит.

– У нее все еще болит голова. Вы только послушайте. Конечно, у тебя болит голова, милая. Ты прикончила бутылку.

– Нет. Я не пью... никогда.

– От тебя несло спиртным, когда я нашла тебя, окоченевшую, у моего порога. Я провожала одного из наших постоянных клиентов, который зашел подлечиться, и, когда открыла дверь, увидела, что ты лежишь у порога. Замерзшая. Совсем окоченевшая.

– Это невозможно. Я не пью.

– А только время от времени прополаскиваешь рот, да? – Толстуха засмеялась, затряслось все ее тело: подбородок, губы, живот, груди. Кончив смеяться, отерла пот с лица и шеи носовым платком. – Это моя беда. Я слишком веселая. Слишком много смеюсь. И от смеха потею. О, как я потею, милочка, просто не по-человечески потеет бедная Белла. Как насчет еще глоточка виски, дорогая?

– Нет. Нет! – Мисс Кларво попыталась встать, потеряла равновесие и рухнула на пол. – Я должна... должна попасть домой... Они ждут меня.

Толстуха взяла мисс Кларво под мышки и помогла ей встать на ноги:

– Кто тебя ждет, дорогуша?

– Я... я не знаю.

– Ну, если ты не знаешь, значит, спешить незачем, верно? Приляг на минутку, Белла сделает так, что тебе будет получше.

– Нет, нет. – Толстая женщина горячо дышала ей в шею анисовым перегаром. – Я должна... Они ждут меня. – Кто-то ждет ее, она это знала, но не могла вспомнить кто. Лица смазывались, расплывались в ее памяти, люди были как тени, места тоже все перемешались. Она прислонилась к стене и сказала слабым голосом: – Можно немного воды?

– Конечно, милочка.

Женщина принесла воды в бумажном стаканчике и стала смотреть, как мисс Кларво пьет.

– Тебе получше, дорогая?

– Да.

– У тебя пальто запачкано. Давай я его почищу.

– Нет. Нет. – Она плотно запахнула полы пальто.

– Ах, ты из стеснительных. Белла знает. Белла много-много лет занимается своим ремеслом. Со мной не надо стесняться. Сюда приходят многие дамы. Все, что им нужно, – это чуточку тепла. В этом нет ничего плохого, верно?

– Я не понимаю.

– От кого ты узнала мое имя?

– Я не узнавала. Я не знаю вашего имени.

Толстуха стояла очень спокойно. Ее заплывшие жиром глаза были безжизненные и красные, как виноградины.

– Как ты нашла мой дом?

– Я не искала. Не искала никакого...

– Не рассказывай мне сказки, милочка. Белла не любит сказок, она может и рассердиться. Кто назвал тебе мое имя?

– Никто.

– Значит, тебя привел сюда счастливый случай, так? Это верно, дорогуша?

– Я не помню, – прошептала мисс Кларво. – Не могу вспомнить... Эвелин...

– Это так тебя зовут, милая? Эвелин?

– Нет. Нет! Я была... была с Эвелин. Она привела меня сюда. – Мисс Кларво помедлила, прикрывая руками дрожащие губы.

– Что она тебе сказала, дорогая?

– Она сказала, что здесь мое место.

Толстуха кивнула, улыбнулась и потерла подбородок.

– Разумная девица эта самая Эвелин, сообразительная.

– Я не понимаю, что она хотела этим сказать.

– И не надо, милочка. Ну, ложись и отдохни немного, а Белла кое-что тебе покажет.