Загнанный зверь

ЖИВАЯ НАТУРА ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЬСКИХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СЪЕМОК

СТУДИИ ДЛЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОМПОЗИЦИЙ

ЗАХОДИТЕ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ

Приемная была в точности такой же, что и накануне, за исключением того, что кто-то недавно истопил старый заброшенный камин. Угли еще дымились, и в помещении стало слишком жарко.

Тепло вызывало к жизни новые запахи: чад убежавшего кофе и острый мускусный запах духов. Кофейный дух исходил из спальни Теролы, скрытой от глаз задернутыми грязными ситцевыми занавесками. Запах духов исходил от девушки, сидевшей за старомодным бюро с крышкой на роликах. Она сидела, откинувшись на вращающемся стуле, как-то странно повернутом, глаза ее были закрыты. Казалось, она спит.

Блэкшир узнал Нолу Рат, молодую девушку, которая накануне позировала Тероле для иллюстрации в журнал. Тогда у нее были мокрые волосы и ненакрашенное лицо. А теперь волосы были собраны на макушке валиком, на лице лежал такой толстый слой косметики, что оно казалось маской. От этого девушка выглядела на несколько лет старше.

Блэкшир подошел к бюро робко и немного смущенно, из-за того что он разглядывает девушку, когда она спит.

– Мисс Рат?

Она медленно открыла глаза, словно движение век причиняло ей боль. Вроде не узнавала ни Блэкшира, ни всю обстановку. Казалась ошеломленной.

– Извините, если я вас разбудил.

– Я не спала... – Голос ее был под стать глазам: ровный, монотонный, ничего не выражающий. Она держала руку у горла, как если бы говорить ей было так же больно, как и открывать глаза.

– Вы хорошо себя чувствуете, мисс Рат?

– Нормально.

– Позвольте мне принести вам стакан воды.

– Нет. Не надо воды. – Она приподнялась, и стул жалобно заскрипел под ней. – Вам лучше уйти отсюда.

– Я только что вошел.

– Все равно. Лучше уйдите.

– Я хотел бы видеть мистера Теролу, если можно. Он здесь?

– Он никого не примет.

– Если он сейчас занят, я зайду попозже.

– Он не занят.

– Заболел или еще что?

– Не заболел. Кое-что еще. Да еще как! – Она начала раскачиваться взад-вперед. – Вот я сижу здесь. Не знаю, что делать. Сижу. Мне бы надо тоже уйти отсюда. Но я не могу сдвинуться с места.

– Скажите, что случилось.

Она не ответила, а лишь указала глазами на занавески, закрывавшие спальню. Блэкшир прошел через комнату, отвел занавески и вошел внутрь.

Терола лежал в постели на спине, а в горле у него торчали парикмахерские ножницы. Грязная простыня и запачканное кровью одеяло закрывали ноги и живот, одет он был в нижнюю рубашку. На столике у изголовья кровати стояла все еще включенная электроплитка, на ней – выкипевший кофейник. Как будто Терола встал, включил плитку, поставил на нее кофейник и снова на минутку прилег. За эту минутку кто-то его навестил.

Кто бы ни был посетитель, Теролу его появление не встревожило. За исключением крови, других признаков насилия в спальне не было, не было и следов борьбы. Даже волосы Теролы не были растрепаны; те же две тонкие параллельные седые прядки пересекали макушку, точно железнодорожные рельсы. То ли Терола хорошо знал посетителя и был захвачен врасплох, то ли был убит во сне.

Удар был точен, ножницы вонзились глубоко. Ножницы – женское оружие, но рука, нанесшая удар, обладала мужской силой.

При жизни внешность у Теролы была невыразительная, после смерти он стал страшен. Выпученные глаза, точно стеклянные шары, обмякший мясистый рот, розово-серый язык высунут между пожелтевших от никотина зубов. Блэкшир подумал о молодости и приятной внешности Дугласа и подивился, какие темные пути привели его к Тероле.

Ни к чему не притрагиваясь, он вернулся к девушке в приемную:

– Вы позвонили в полицию?

Она заморгала:

– В полицию? Нет.

– Это вы убили Теролу?

– Нет. Ей-богу, нет! Он был моим другом, дал мне работу, когда я оказалась на улице без гроша, обращался со мной хорошо, не лапал, как некоторые.

– Вы нашли его в таком виде, в каком он сейчас?

– Да, когда пришла работать.

– Когда это было?

– Наверно, минут пятнадцать – двадцать тому назад. Он сказан: приходи в полдень. Только я пришла чуточку пораньше, чтобы успеть приготовиться.

– Дверь была заперта, когда вы пришли?

– Нет. Джек не запирает... не запирал двери, если только не... не уходил.

– Он всегда спал в ателье?

– Нет. У него, его матери и брата есть маленькое ранчо за городом, в долине, где они выращивают авокадо, только Джек не очень был привязан к ранчо, да и к родным, как я понимаю, так что часто оставался в городе. – Она поднесла платок к глазам. – О Господи, никак не могу поверить, что он умер. Он собирался так много сделать для меня. Говорил, у меня большое будущее, мне нужна только реклама. И обещал устроить такую рекламу, какую надо.

– Что ж, он сдержал обещание, – мрачно сказал Блэкшир.

– Сдержал? Да нет. Что вы хотите этим сказать?

– Вы получите известность, которая вам нужна. Может быть, даже чуточку побольше.

Реакция девушки оказалась такой, какой Блэкшир не ожидал.

– Бог ты мой, вы правы! Ясно, сюда придут фотографы из газет и все такое прочее. Пойдет работа. Как я выгляжу?

– Великолепно.

– Ого-го, может, я даже напишу статью для воскресных газет о том, каким подонком был Джек для всех, кроме меня. Как вам такой ракурс? Вот, дескать, подлец Терола, которого все ненавидят, вдруг проявил доброту к попавшей в беду сироте. Ну как, звучит?

– Вы – сирота, мисс Рат?

– Могла бы быть и сиротой, – сказала она, холодно улыбнувшись. – Если надо, я могу быть чем угодно.

– В том числе и вруньей.

– Ну да, конечно.

– Так вы не звонили в полицию?

Нола пожала плечами:

– Нет. Но позвоню. Как только вы уйдете.

– Почему я должен уйти?

– Потому что вы мне все испортите. Речь идет о моем будущем. Я должна все сделать как следует, понимаете?

– Нет.

– Ну, скажем так. Допустим, на мне не так много надето, и я выбегаю на улицу с криком, что нашла мертвого человека. Представляете картину?

– Очень живо.

– Тогда вы должны понять, что вы мне подпортите дело. – Она встала и наклонилась к нему через бюро. – Я не убивала Джека, и я ни до чего не дотронусь. Обещаю. Только уходите, мистер. Дайте мне шанс. Настоящий шанс.

– Вы думаете, для вас это хороший шанс?

– Он должен быть таким. Другого у меня не будет. Теперь вы уйдете? Ну, пожалуйста, мистер.

– После того как вы позвоните в полицию.

Она сняла трубку и набрала номер. Дожидаясь, когда ей ответят, начала расстегивать платье.

Блэкшир вышел к машине. Ему хотелось посидеть за рулем несколько минут, чтобы посмотреть, какой спектакль устроит Нола Рат, но у него было дело поважней. В какое-то время утром того же дня Верна Кларво вознамерилась повидать Теролу. Может, в противоположность тому, что она рассказала, она все-таки повидалась и поговорила с ним? Может, она отказалась от мысли сразить его словами и предпочла ножницы? Возможно, и у других людей были мотивы убить Теролу, но мотив Верны был поосновательней, ибо в ней любовь и ненависть слились и взорвались, как две критические массы урана. В этом взрыве погиб Дуглас. Не был ли Терола второй жертвой цепной реакции?

Глава 12

Дверь открыла прислуга, у которой глаза покраснели от слез. Блэкшир сказал:

– Будьте любезны, я хотел бы видеть миссис Кларво.

– Она никого не принимает. Случилось несчастье.

– Я знаю. Но мне необходимо сообщить миссис Кларво нечто срочное.

– Хотела бы я знать, что для нее может быть более необходимо, чем остаться наедине со своим горем.

– Как вас зовут?

– Мейбл.

– Так вот, Мейбл, я прошу вас сказать миссис Кларво, что пришел Пол Блэкшир по неотложному делу.

– Хорошо, только предупреждаю вас, с ней творится что-то ужасное. Когда приехал катафалк забрать тело, она закричала таким криком, какого я отродясь не слыхала. Боялась, не лопнули бы у нее кровеносные сосуды. Она позвонила кому-то по телефону и кричала в трубку разные плохие слова про какую-то девушку по имени Эвелин. Мне было страшно.

– Разве врач не дал ей успокоительного?

– Дал какие-то таблетки. Таблетки! Будто они могут заменить сына. – Мейбл открыла дверь пошире, и Блэкшир вошел в прихожую. – Пойду скажу ей. Но не гарантирую, что она спустится. Чего от нее ждать, когда она в таком состоянии?

– Мисс Кларво еще не приехала?

– Мисс Кларво?

– Сестра Дугласа.

– Я даже не знала, что у него есть сестра. Вы только подумайте, не поминать сестру!

– Она должна приехать с минуты на минуту, – сказал Блэкшир. – Кстати, когда она появится, не надо говорить ей, что про нее здесь не упоминали.

– Как будто я могла бы сказать такое. Она останется? То есть будет здесь спать, есть и так далее?

– В этом я не уверен.

– Да, дом странный, не заблуждайтесь на этот счет.

– Я знаю.

– Подождете в гостиной?

– Лучше в кабинете.

– Я провожу вас...

– Спасибо, я знаю дорогу.

В кабинете пахло истопленным вчера камином и утренним дождем. По всей вероятности, прислуга начала здесь прибираться, да что-то ей помешало: у дивана стоял пылесос, на вертушке у пианино – тряпка для вытирания пыли и невытряхнутые пепельницы. Стеклянная дверь, которая вела в мощенный плиткой внутренний дворик, была открыта, и ноябрьский ветер гулял по полу и шевелил золу в камине.

Верна Кларво вошла медленным натруженным шагом, словно шла по довольно глубокой воде против сильного течения. Глаза ее опухли настолько, что оставались узкие щелочки, у рта были царапины, как будто она от ярости и боли терзала свое лицо. Она заговорила первой.

– Только прошу, не надо соболезнований. Все кругом соболезнуют, но для меня это не имеет никакого значения, мне все равно, соболезнуют или нет. – Она тяжело опустилась на стул. – Не смотрите на меня. У меня глаза всегда становятся такими, когда я плачу. Я забыла, где у меня глазные капли. Здесь холодно, здесь так холодно.

Блэкшир встал и закрыл ведущую во внутренний дворик дверь.

– Я поговорил с Элен. Она предложила приехать сюда.

– Предложила?

– Да, предложила. – Это было правдой. Он ничего не подсказывал Элен. – Она должна была приехать сюда полчаса назад.

– Наверно, передумала.

– Едва ли.

– Почему она не приехала с вами?

– Мне надо было выполнить одно ее поручение. Оно касается и вас, миссис Кларво. Если вы чувствуете в себе достаточно сил, я рассказал бы вам об этом деле прямо сейчас.

– У меня хватит сил.

– Терола умер.

– Хорошо.

– Вы расслышали, что я сказал, миссис Кларво?

– Вы сказали, что Терола умер. Я рада. Очень рада. Чему удивляться, если я рада? Надеюсь, он умер в мучениях, в жуткой агонии?

– Нет. Это случилось мгновенно.

– Как именно?

– Кто-то заколол его ножницами.

– Значит, его убили?

– Да.

Верна сидела спокойно, вполне владела собой и даже улыбалась.

– О, это еще лучше, не правда ли?

– Миссис Кларво...

– Должно быть, он испугался, прежде чем умереть, пришел в ужас. Вы сказали, он не страдал. А должен бы страдать. Страх – это тоже страдание. Ножницами. Как я хотела бы видеть это собственными глазами! О, если бы я была в это время там!

– Я надеюсь, – сказал Блэкшир, – вам удастся доказать, что вас там в это время не было.

– Какие глупости.

– Возможно; но я должен был это сказать.

– Я же говорила вам по телефону, что поехала к Тероле, но передумала и вернулась.

– И как далеко вы доехали? До его ателье?

– Да.

– Но вы не входили?

– Нет. Здание показалось мне таким убогим. И мои нервы не выдержали.

– Вы были у двери?

– Нет, я не выходила из машины. Напротив здания как раз желтая полоса на бордюрном камне, там я и постояла некоторое время.

– Как долго?

– Несколько минут.

– Кто-нибудь видел вас там?

– Люди шли мимо, могли меня видеть.

– Какая у вас машина?

– Черный "бьюик", седан. Таких сотни, если вы это имеете в виду.

– Именно это.

– Что ж, я не подкатила в "феррари" огненного цвета. Так что ни у кого не было причин обращать на меня внимание.

– Будем на это надеяться.

– А если бы кто-нибудь запомнил меня?

– Если так, – терпеливо объяснил Блэкшир, – вас, очевидно, будут допрашивать в полиции. У вас было достаточно оснований ненавидеть Теролу.

– Если бы я убивала каждого, кого ненавижу, в городе было бы полно трупов.

– Я в это не верю, миссис Кларво.

– Ах, оставьте. Не говорите со мной как психиатр детской больницы. Вы меня не знаете. Не понимаете. Во мне кипит ненависть. Что я могу с этим поделать? Меня обманули, надули, одурачили, – чего же вы от меня хотите? Каждый по-своему убивал меня, каждый. Харрисон, Дуглас – они ушли из этой дурацкой жизни. А я, как всегда, осталась, одна я осталась.

С подъездной дорожки донесся скрип отсыревших тормозов. Оба услышали его одновременно, Верна со страхом, Блэкшир – с облегчением. Он не признавался самому себе, что его очень беспокоит задержка Элен.

– На этот раз, наверное, Элен, – сказала Верна. – Не знаю, что ей сказать, как себя вести. Мы так долго не встречались, что стали друг для друга посторонними людьми.

– Вот и ведите себя по отношению друг к другу как посторонние люди, которые, во всяком случае, соблюдают правила вежливости.

Блэкшир подошел к застекленной двери и посмотрел на подъездную дорожку. Какая-то женщина рассчитывалась с шофером такси, пухлая седая женщина в черно-белом костюме. Когда такси уехало, женщина остановилась и посмотрела на дом, как будто не была уверена, туда ли она попала. Увидела Блэкшира и вроде бы узнала его. Вместо того чтобы идти к парадной двери, направилась через внутренний дворик решительными быстрыми шагами и подошла к застекленной двери.

Обеспокоившись, Блэкшир вышел ей навстречу и прикрыл за собой дверь.

– Хелло, миссис Меррик.

Лицо ее было неподвижным, враждебным.

– Она дома?

– Да.

Миссис Меррик попыталась обойти его и проникнуть в дом, но он схватил ее за руку и удержал:

– Одну минуту, миссис Меррик.

– Чем скорее я это сделаю, тем лучше. Отпустите мою руку.

– Отпущу, но только после того, как вы скажете мне, что вы задумали.

– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я задушить эту чертову ведьму? Нет. Как бы мне этого ни хотелось.

Блэкшир отпустил ее руку, но миссис Меррик не сразу отошла от него.

– Как бы мне этого ни хотелось, – повторила она. – Эта чертовка говорила об Эвелин такие вещи – немыслимые, ужасные. Я не могу оставить их без ответа и не оставлю. Как всякая мать.

– Когда она с вами говорила?

– Меньше часа тому назад. Она позвонила мне на работу – представляете? Бог знает, может, кто из окружающих ее и слышал, она орала что было мочи. Выдвинула против Эвелин невероятные обвинения. Я не могу даже повторить их, настолько они подлые. Кричала что-то о том, что возвращает Эвелин часть ее собственного яда. Не знаю, что она хотела этим сказать. Эвелин всегда была так добра к ней. Потом сказала, что Эвелин – убийца, что это она убила Дугласа. Я повесила трубку, но она тотчас перезвонила. И мне пришлось ответить ей, кругом были люди. Когда она наконец кончила, я отпросилась у начальника до конца рабочего дня, и вот я здесь. Я должна прояснить это дело до конца.

– Вам не кажется, что время для этого неподходящее?

– Конечно, неподходящее, но и дальше лучше не будет. Я должна выяснить, почему она наговорила таких вещей про Эвелин. Если она тронулась умом после смерти Дугласа, ну, ладно, это я могу понять, сама не раз переживала горе. Но почему она избрала для мести Эвелин, а не кого-нибудь еще? Моя дочь за всю свою жизнь никому не причинила зла. Зачем же так нападать на нее, это несправедливо. Ее здесь нет, чтобы защитить себя, но я-то здесь. Я здесь. И не пытайтесь снова задержать меня. Я намерена поговорить с Верной Кларво.

И Блэкшир увидел, как она вошла в дом.

* * *

Женщины долго смотрели одна на другую, не говоря ни слова.

– Если вы ждете, чтобы я попросила у вас прощения, – сказала наконец Верна, – не дожидайтесь. Никто не обязан просить прощения за то, что сказал правду.

– Мне нужно не извинение, а объяснение.

– Я все вам объяснила.

– Пока что вы не объяснили ничего. Ничего.

– Я вернула Эвелин кое-что из того, что получила от нее. Немного правды. – Верна отвернулась и прижала кончики пальцев к распухшим векам. Они были горячие, словно слезы их обожгли. – Эвелин позвонила мне вчера вечером. Сначала говорила дружеским тоном, сказала, что я всегда была добра к ней, и теперь она хочет отплатить мне тем же. Потом рассказала о Дугласе, о жизни, которую он вел, о его друзьях, – говорила самыми скверными словами о грязных, отвратительных делах. Мне трудно было представить себе, откуда девушка знает такие слова и как осмеливается их произносить. Вот и все объяснение, миссис Меррик.

– Не может быть, чтобы вы говорили об Эвелин. О моей Эвелин.

– Почему же нет? – процедила Верна сквозь зубы. – Она-то говорила о моем сыне.

– Я не верю этому. Эвелин никогда бы так не поступила. Возможно, у нее была жажда мести какое-то время после замужества, но она с этим давно покончила. Сейчас она не держит зла. Вы сами могли в этом убедиться, когда мы повстречались вчера. Она говорила с вами любезно и дружелюбно, разве не так? Разве она не обошлась с вами по-доброму? Вы наверняка сказали себе, что Эвелин злобы на вас не таит.

– Я не собираюсь с вами спорить. Я слишком устала, чтобы препираться. Я сказала вам только о том, что произошло.

– Должно быть, вы ошиблись. – Лицо миссис Меррик пухло, как тесто на дрожжах. – По крайней мере признайте возможность того, что вы могли ошибиться.

– Нет такой возможности.

– В какое время она... в какое время она вам позвонила?

– Около десяти.

– Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр "Билтмор Боул".

– Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?

– А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?

– Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. – Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. – Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить... О Господи, уходите, оставьте меня одну.

– Миссис Кларво, выслушайте меня.

– Нет, нет, нет.

– Я хотела бы помочь вам.

– Уходите. У меня умер сын.

Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, – через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.

– Я отвезу вас на работу, миссис Меррик, – сказал он.

– Спасибо, не нужно. Лучше идите к ней. – Она начала натягивать замшевые перчатки. – Слава Богу, хоть Эвелин жива. Неважно, что она сделала, но она жива. За что я и благодарю Господа.

Миссис Меррик повернулась и быстрыми шагами пошла навстречу ветру, высоко держа голову.

Глава 13

Мокрые пятна на платье, в тех местах, где она отмывала кровь в уборной публичной библиотеки, теперь уже высохли, и можно было осмелиться снова выйти на улицу. Даже если ветер распахнет полы ее пальто, никто не заметит бледных пятен на лифе платья, а если и заметит, то не поймет, что это такое.

Она закрыла книгу, которую якобы читала почти час, и поставила ее обратно на полку открытого доступа. Она никого не знала в библиотеке, и ее никто не знал. Однако опасно было сидеть долго на одном месте, особенно в тишине читального зала, потому что по временам мозг ее довольно громко тикал, как метроном, и по его ритму какой-нибудь шпион мог узнать, о чем она думает.

Таким шпионом был, например, старик, сидевший за столиком неподалеку от справочного отдела и загораживавшийся номером "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт". Он делал вид, что углублен в чтение, точно мальчик, уткнувшийся в книжку с картинками, но угол поворота головы выдавал его. Чтобы старик не мог подслушать ее мысли, она начала довольно громко жужжать. Тот опустил журнал и кисло посмотрел на нее, понимая, что его обнаружили.

Проходя мимо его столика, она немного наклонилась и прошептала: "Бесполезно следовать за мной". Потом направилась к двери, запахнув полы пальто.

Она победила, конечно. Однако тиканье ее мозга становилось назойливым. Оно возникало в самые неподходящие моменты, меняясь в зависимости от интенсивности ее мыслей, и страшно было, как бы тиканье не стало оглушительным и не довело бы ее до сумасшествия.

Сумасшествие. Это слово, которым нельзя бросаться. Терола попробовал.

Она быстро спустилась по ступенькам ведущей в библиотеку лестницы и пошла на север, думая о Тероле. Она держалась с ним обходительно, вежливо. У него не было никаких оснований сказать ей то, что он сказал.

Когда он открыл ей дверь, на нем были полосатые пижамные брюки и нижняя рубашка.

– Хелло, мистер Терола.

– Тебе-то чего надо?

– Я просто подумала, что зайду и...

– Слушай, малютка, мотай отсюда. Я с похмелья.

Он начал закрывать дверь у нее перед носом, но она оказалась проворней.

– Я могла бы сварить вам кофе, мистер Терола.

– Я сто лет варю себе кофе сам.

– Значит, самое время попробовать моего. Где у вас плитка?

Зевая, он провел ее в спальню и сел на край кровати, а она включила плитку и налила воды в кофейник.

– Как это ты стала милосердным ангелом, малютка?

– Я рада время от времени постараться для друга.

– А потом, думаешь, друг постарается для тебя?

– Это было бы чудесно.

– В чем закавыка?

– В тех снимках, что вы с меня сделали, – сказала она. – Сожгите их.

– Почему?

– Я на них плохо получилась.

Его брови зашевелились, как черные волосатые гусеницы.

– Вот как?

– Сожгите их и сфотографируйте меня снова. Сделайте такие снимки, чтобы их показывали в музеях.

– Послушай, Элейн, Эйлин или как тебя там...

– Эвелин.

– Послушай, Эвелин, будь пай-девочкой и шагай домой, а я подумаю над твоим предложением.

– Вы этого не сделаете.

– Что ты, конечно, сделаю.

Он лег на кровать и прикрыл одеялом нижнюю часть тела до пояса.

– Вы обещаете, мистер Терола?

– Что?

– Сделать меня бессмертной?

– Рехнулась ты или что? – сердито сказал он, взбивая подушку. – Услышат люди такие слова и упекут тебя в дурдом.

– Мистер Терола...

– Уматывай, я сказал. Сегодня мне не до тебя. Славно провел ночь.

– Мистер Терола, как вы думаете, я хорошенькая?

– Великолепная, – сказал он, закрывая глаза. – Просто милашка.

– Вы смеетесь надо мной.

– Нет, не смеюсь. Зачем мне это надо? А теперь будь пай-девочкой, исчезни, Эйлин.

– Эвелин, – сказала она. – Э-ве-лин.

– Ну да, конечно.

– Скажите: Эвелин.

Терола открыл глаза и увидел, что она склонилась над ним.

– Да что с тобой, малютка? Ты сумасшедшая?

Сумасшедшая. Такими словами не бросаются.

* * *

Заворачивая за угол, она оглянулась на библиотеку. Шпион, загримированный под старика, стоял на лестнице и наблюдал за ней, держа под мышкой "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт". Она бросилась бежать.

Старик вернулся в библиотеку и остановился у справочного стола, за которым сидела рыжая девица, обложенная телефонными справочниками по всем городам страны.

Девушка улыбнулась и сказала:

– Я уж было подумала, вы опять сбежали с нашим журналом, мистер Хофман.

– На этот раз нет. Вы не обратили внимание на молодую женщину, которая только что вышла? В темном пальто.

– Да нет. А что?

– Последние полчаса я наблюдал за ней. Она показалась мне очень странной.

– У нас здесь бывает немало странных людей, – бодро сказала девушка. – Публичное заведение, сами понимаете.

– Я подумал, что, может быть... В общем, я случайно заметил на груди ее платья пятна.

– Наверно, ела спагетти за ленчем. Знаете, какие они скользкие?

– Все то время, что я за ней наблюдал, она держала перед собой открытую книгу, но не читала. Книга, кажется, о птицах, точно не скажу, глаза уже не те, что прежде. Когда она уходила, то наклонилась ко мне и что-то шепнула. Я не разобрал, что именно. Странно, правда ведь?

– Довольно странно.

– Я и подумал, не позвонить ли в полицию.

– Ну вот, опять вы за свое, мистер Хофман, все выдумываете!

* * *

Из-за тиканья в мозгу и страха перед шпионами она старалась не заходить в один и тот же бар дважды, но было трудно отличить один бар от другого, они были так похожи. Как будто интерьер, неоновые вывески, мебель, завсегдатаи, бармены – все поступило партиями из одного и того же универмага.

Существенным различием было расположение телефонной кабины. В баре "Мекка" она располагалась в дальнем конце зала, рядом с мужской уборной, и была скрыта от взглядов сидящих за стойкой большой кадкой с филодендроном.

Плотно закрыв за собой складывающуюся дверь, она почувствовала себя в безопасности и тепле, вне досягаемости посетителей, как ребенок в игрушечном домике или поэт в башне из слоновой кости.

Она набирала номер, улыбалась, глубоко вдыхая затхлый воздух бара, словно это был чистый кислород. Крествью, 15115. Пока ждала ответа, складывала цифры. Получилось тринадцать. Если, скажем, прибавить один и разделить на два – получится семь. Все должно сводиться к семи. Большинство людей этого не знают, а когда им говоришь, проявляют скептицизм или открытое неверие. После пятого гудка (плюс два) откликнулся женский голос:

– Алло?

– Это дом Кларво?

– Да.

– Миссис Кларво?

– Ее нет дома.

– Но я узнала ваш голос, миссис Кларво.

По проводам донесся резкий звук, будто на пол упал металлический предмет.

– Кто... это вы, Эвелин?

– Вы не ожидали услышать меня так скоро?

– Ожидала. Да, я ожидала.

Короткая пауза на другом конце линии, какая-то суета, звуки шагов, затем низкий мужской голос торопливо, но отчетливо произнес: "Спросите ее об Элен. Спросите, где Элен".

– Кто там с вами? – спросила Эвелин. Как будто она не знала. Бедный старый Блэкшир, неуклюже разыскивающий ее по всему городу, точно слепой, бредущий по лесу. "На днях я выскочу к нему из-за дерева".

– Никого со мной нет, Эвелин. Был, но я его отослала. Подумала, что вам... что нам с вами лучше говорить наедине. Эвелин? Вы слушаете?

Она слушает. В тепле, в безопасности, ребенок в башне из слоновой кости, поэт в игрушечном домике.

Мимо кабины прошел осанистый мужчина, она посмотрела на него сквозь грязное узкое стекло в двери. Но он даже не заметил ее. Думал совсем о другом.

– Эвелин? Отвечайте. Отвечайте.

– Не нужно кричать, – холодно сказала Эвелин. – Знаете, я не глухая. У меня стопроцентный слух.

– Извините, что я... кричала.

– Так-то лучше.

– Послушайте меня, пожалуйста. Вы видели Элен? Говорили с ней?

– Почему... – Она довольно улыбнулась, ибо голос ее звучал серьезно и рассудительно, тогда как ей хотелось прыснуть. Видела ли она Элен? Чудесная игра. Надо ее продолжить. Поддержать. Чтобы она сразу не кончилась. – Почему вы спрашиваете об Элен, миссис Кларво?

– Она должна была приехать сюда много часов тому назад. Сказала, что едет домой.

– Ах вон оно что.

– Что вы хотите этим сказать? Вы ее...

– Она передумала. Во всяком случае, ей по-настоящему домой не хотелось. Она не желала, чтобы вы увидели ее в ее нынешнем положении.

– А в каком она... положении?

– Я обещала ей никому не говорить. В конце концов, мы были когда-то подругами, а слово, данное подруге, надо держать.

– Пожалуйста. Ради Господа Бога...

– Опять вы кричите. Мне это не нравится.

– Хорошо, – прошептала Верна. – Я не буду кричать. Только скажите мне, где Элен и что с ней.

– Ну, это долгая история. – На самом деле это было не так. История была короткая и чудесная. Но надо преподать урок этой миссис Кларво: как грубо с ее стороны кричать в трубку.

– Эвелин, пожалуйста, я прошу вас...

– О правде просить не надо. Я говорю ее по собственной воле. Разве не так?

– Так.

– Что бы там обо мне ни болтали, я не лгунья.

– Нет. Конечно, нет. Вы не лгунья. Так что с Элен? С ней все в порядке?

– Я не знаю.

– Но вы сказали...

– Я не сказана, что у нее все в порядке или все не в порядке. Я сказала, что она передумала возвращаться домой.

– Где она?

Мужчина с богатырской грудью снова прошел мимо кабины, на этот раз в обратном направлении. У него были стеклянные глаза и деревянные губы.

– Она работает в доме для call girls[8], – сказала Эвелин. И заранее задрожала от возбуждения, ожидая реакции Верны, – шок, неверие, протест. Ничего этого не последовало. – Вы слышали, миссис Кларво? Элен работает в доме для call girls. Он – на Саут-Флауэр-стрит. Не место для леди, доложу я вам. Но Элен никогда и не хотела быть леди. Все, что ей требуется, – немного возбуждения. И она его получит. Еще бы! Она его получит.

Снова молчание, трубку не положили. Возбуждение начало выливаться из Эвелин, как кровь из поврежденной артерии. Она затыкала рану словами, чтобы остановить поток.