Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Спутник "Шаг вперед"

ModernLib.Net / Научная фантастика / Михайлов Владимир Дмитриевич / Спутник "Шаг вперед" - Чтение (стр. 4)
Автор: Михайлов Владимир Дмитриевич
Жанр: Научная фантастика

 

 


— Как же мы не сделаем?

— Сделали бы, если бы не запах. Такого запаха не было даже в Экспериментальной зоне.

— В Экспериментальной не было.

— Слушай, — сказал Кристап, и даже попытался приподняться на локте, и открыл вдруг заблестевшие глаза. — А ты помнишь, чем пахло на Экспериментальной?

— Арбузами пахло.

— Арбузами… — сказал Кристап и засмеялся. — Вот именно, что арбузами. Так мне тогда хотелось арбуза!.. А сейчас не хочется.

Наступило молчание. Кедрин почти решился открыть рот, как Седов негромко сказал:

— Ну, давай, что ли, рассказывай…

— Понимаешь, — сказал лежащкй, — главное — неожиданность. Ни тебе солнечный патруль, никто и ничто не могут предупредить. Вдруг наплывает этот запах. Дышать становится нечем, чувствуешь — сейчас задохнешься, конец. Начинает мерещиться всякая ерунда — литиевые озера… В общем страшное. Ну, и не хочешь, а задерживаешь дыхание, чтобы избавиться от этого запаха. Теряешь сознание… А уж на что я потом налетел, этого я не знаю. Спроси что-нибудь полегче…

Он говорил все медленнее и на последних словах как будто совсем задремал. Шеф мрачно взглянул в потолок и негромко. свазал:

— Разбился он крепко. Вы бы его в гипотермический, что ли? Пусть отлежится, отоспится…

— Его на Землю надо, — ответил кто-то сверху, где никого не было.

— На Землю! — сердито сказал Седов. — Лечите здесь. Монтажники в таком виде на Землю не уходят. Подумайте, может, гравитацию снять? Думайте, через полсмены я загляну. И чтобы к нему — никого…

Он медленно поднялся, обернулся, взгляд его тяжело уперся в Кедрина, наполовину заслонявшего собою небольшого Герна.

— Что такое? Я же сказал…

— Вы сказали привести…

— Сюда? А если бы я сидел…

Он не сказал, где он сидел бы.

— Ну ладно. Как вас зовут-то? Ага, Кедрин. Вот что, Кедрин. Попали вы сюда, может, случайно, может, не случайно — не имеет значения. Пространство любите?

— Нет, — сказал Кедрин. — Не люблю.

— Значит, все лучшее у вас впереди. Еще полюбите… И страх пройдет. Каюту вам Герн покажет, раз он дежурный, хотя он и скверный дежурный.

— Но послушай, Николай…

— А что? Хороший дежурный, да?

— Нет, при чем тут… Нельзя же так, шеф. Может быть, он не хочет. А потом к нам просятся — мы не берем, а тут…

— Не хочет — захочет. А что просятся, пока их привезут, люди нужны сегодня, и он сегодня здесь. Я бы и того пилота не выпустил, но корабль кому-то надо увести. А Кедрина мы сегодня же и обучать начнем…

— Да слушайте же! — вспылил Кедрин. — Я совершенно…

— Стоп, — сказал Седов. — Сбросьте ускорение. Слушайте меня. Кому суждено быть монтажником — он им будет. А вам суждено, это я вам говорю. Короче, здесь каждый комплект рук ценится больше, чем на Эвридике. Речь идет о спасении людей. Честно говорю, что ста процентов гарантии у нас нет. Но у тех, о ком идет речь, нет и десяти процентов. Решайте.

«Что за черт! — подумал Кедрин. — Это насилие — так ставить вопрос». Но он вспомнил, как не прыгнул с обрыва. Тогда это было бессмыслицей. Теперь — нет. И она здесь…

— Я согласен, — сказал он.

— Герн! Покажите ему каюту и швырните его в пространство. Мне пора.

Они постояли на месте, провожая шеф-монтера взглядом, пока он не скрылся за выпуклостью потолка, поднявшись, казалось, по отвесной стене, и Кедрин почти готов был поверить в его способность ходить по вертикальным стенам. Герн тронул его за локоть:

— У нас мало времени…

— Покажите мне каюту.

На перекрестках коридоров виднелись небольшие, видно, самодельные таблички. На одной было написано: «Проспект переменных масс», на другой — «Переулок отсутствующего звена».

Герн сказал:

— Здесь живет Гур, с которым вы прилетели. Названо в его честь.

Кедрин не уловил связи между Гуром и отсутствующим звеном, но спрашивать не стал. Как и проспект, переулок был тих и залит светом. Пол слегка пружинил под ногами, иногда шедшие вдруг высоко подскакивали — колебалось напряжение гравитации, видимо, барахлили гравигены. Впрочем, напряжение колебалось только в переулке.

Потом был еще один проспект — не салатный, а цвета слоновой кости. Герн сказал:

— Вот это ваша…

Это было просторное помещение с закругленными углами Потолок ярко светился теплым, розоватым светом.

— Вечерняя заря, — сказал Герн. — У вашей смены кончается день.

В каюте почти не было мебели, только два низких шкафчика, такой же низкий столик, микрофильмотека — и все.

— У нас каждый живет, как ему нравится, — сказал Герн. — Здесь жил Тагава. Он перешел в смену Кристапа и в его каюту.

— А как же с мебелью?

— Закажите, — равнодушно сказал Герн. — Стереотипов полно… — Он прошелся по каюте, отворил одну дверь. — Здесь — помещение для работы. Тагава — микробиолог, но свои склянки он заберет. Вы связист? Закажите оборудование… — Он сдела еше несколько шагов, распахнул маленькую дверцу в углу. Здесь все прочее…

Кедрин осмотрел и все прочее.

— Нет, — сказал Герн. — Это несложно — не вакуумное устройство. У нас только частично экоцикл… Ну, осмотрели? Теперь пошли.

— Куда? — спросил Кедрин, чувствуя, как дыхание выходит из-под контроля.

— Вы что, не слышали, что сказал шеф-монтер? Очень просто, сейчас я вышвырну вас в пространство..

VIII

В пространстве, на орбите Трансцербера, стало несколько спокойнее, чем раньше: споры о сущности некоего небесного тела, именуемого Трансцербером, понемногу утихают — тем быстрее, чем меньше становится расстояние, разделяющее небесное тело и тело земного происхождения. Разумеется, спор утихает лишь потому, что с приближением небесного тела увеличиваются возможности разобраться в его природе, а не по какой-либо иной причине.

Капитан Лобов доволен порядком и не замечает того, что теперь два прибора постоянно ориентированы на Землю. Ведь если бы он заметил это, ему пришлось бы указать исследователям на нарушение программы работ, и он не замечает.

Инженер Риекст недоволен тем, что ему, по существу, нечего делать. Единственное, что ему осталось, — вести контроль за расходом энергии, и он ведет контроль так, что капитан Лобов одобрительно кивает головой, замечая все новые и новые источники экономии.

Пилоты, завершив дискуссию по поводу Трансцербера, возобновляют шахматный турнир. Турнир идет с переменным успехом. Они не думают о том, что без деигателя, по сути дела, они просто брошены в пространстве. Не в первый раз они в пространстве…

* * *

Герн швырнул его в пространство. Оказалось, что это очень просто и даже не так страшно. Герн провел и провез его по проходам и переходам и радиальным. проходили мимо многих помещений, тихих и оживленных, больших и маленьких. В одном месте до них донеслась музыка, потом она умолкла, кто-то стал читать стихи. Герн разъяснил: отдыхает вторая смена, кто хочет — собирается в кают-компании, где можно развлекаться, и, между прочим, поговорить обо всем, о чем следует, и сделать выводы. Потом они оказались перед массивной дверью. Она медленно растворилась, и по ее толщине и медленному, величественному движению Кедрин понял, что за нею и должно находиться грозное пространство.

Он хотел бесстрашно шагнуть вперед, но на миг отказали ноги.

— Вперед, вперед! — закричал Герн и подтолкнул Кедрина в спину.

— Ну чего, — сказал Кедрин, — я и сам иду, не видите что ли?

Но за этой дверью с первого взгляда не обнаружилось ничего странного. Кедрин зашагал по узкому коридору. Потом Герн ухватил его за рукав и толкнул дверь.

— Вот, — сказал он.

Здесь была каюта, только потеснее, и не такая веселая, и не такая уютная — просто четыре стены, койка и столик. Голый пластик и немного металла.

— Живите, — милостиво сказал Герн. — Живите здесь.

— А там? — спросил Кедрин.

— Туда вы вернетесь через недельку. Во-первых, — сказал Герн и выставил один палец, — здесь вы пройдете медицинское исследование, раз уж вы . Во-вторых, — он выставил два пальца, — во-вторых, освоите скваммер. В-третьих, освоите пространство. В четвертых, приемы работы. И, в-пятых, — он выставил кулак, — все это будут вам не прогулочки на глайнере и не ваше коптение там, на Земле, или пусть я буду не Герн, а кто-нибудь. Вот поэтому вы с недельку поживете здесь. Побудете без спутника.

— А это не спутник?

— А, — сказал Герн, — это старый корабль. Он уже не может летать, но воздух он держит, и вообще все на нем в лучшем порядке. Мы пришвартовали его к спутнику, нельзя же, чтобы пропадал герметический объем.

— Все равно, — сказал Кедрин, — я буду ходить на спутник в свободное время.

— Он думает, у него будет свободное время, — сказал Герн. — Вы слышали? — он поднял плечи до ушей. — Нет, а? Пойдемте к скваммерам.

— Что такое скваммер?

— Почему это, — трагически спросил Герн, — новичков всегда привозят в мое дежурство?

Скваммер оказался довольно внушительным сооружением — именно сооружением и уж никак не костюмом. Вообще-то это был скафандр, каким пользовались при монтаже кораблей и искусственных спутников непосредственно в пространстве. Он напоминал грубо высеченную человеческую фигуру, у которой не было резкой грани между головой и туловищем. Вернее, скваммер напоминал бы человеческую фигуру, если бы у него было две руки,но у него было четыре. Небольшая.дверца была на той стороне, которая, как и следовало ожидать, оказалась спиной.

Скваммер стоял в позе великого магистра древнего рыцарского ордена. Герн похлопал магистра по крутому бедру, и тот ответил гулким, низким звоном.

— Управлять скваммером, — сказал Герн, — может новорожденный. Мог бы, если бы были скваммеры такого размера. Учтите: я не педагог, а астроном. Запоминайте сразу или спрашивайте, но не фантазируйте.

Он извлек из скваммера шлем, напоминавший шлем Элмо, привычный шлем электронного «мозга», и четыре широкие манжеты, от которых тянулись провода, как объяснил Герн, к сервоустройствам. Без их помощи человеку («будь он даже силен, как Дуглас», — сказал Герн) нечего и думать сделать в этих доспехах хотя бы одно движение.

— Это надевают на руки, — сказал Герн, — а это — на ноги. Если вы перепутаете, вам придется ходить на руках. А это — на голову.

— А у меня только пара рук. А здесь — две.

— А зачем у вас голова? Второй парой управляют головой. Голова у вас есть?

Потом он влез в скваммер и показал, как надо в нем устраиваться, где и что находится. Затем он захлопнул за собой дверцу, и вдруг скваммер тяжело шагнул вперед. Кедрин невольно отпрянул. Грузно переваливаясь с ноги на ногу, скваммер сделал несколько шагов по камере, повернулся и возвратился на место. Остановившись, он трагически воздел все четыре руки и опустил их.

— Теперь вы, — сказал Герн, вылезая, — забудьте, что вы умеете ходить, и учитесь заново. Как говорит наш Гур, делайте шаг вперед!

— Все-таки зачем столько рук?

— Вам еще придется пожалеть, что их не вдвое больше.

— Еще вдвое больше — это было бы чересчур, — пробормотал Кедрин.

Он влез в скваммер и в два счета убедился в том, что ходить он действительно не умеет. На коленях, наверное, будут основательные синяки. Потом он целый час кружил по камере и сквозь прозрачный изнутри фонарь без особого дружелюбия разглядывал Герна, который в это время пил кофе с лимоном. Потом Герн сделал ему знак остановиться и спросил: «Ну, а связь вы уже умеете включать? А как вторые руки?»

Со вторыми руками было хуже, от попытки привести их в действие начинала болеть голова. Кедрин старался приспособиться к скваммеру, автоподстройка скваммера приноравливалась к Кедрину. В конце концов руки стали шевелиться.

— Устали? — спросил Герн.

Кедрин вздохнул и сказал:

— Нет.

— Тогда идите в пространство, — сказал Герн. Пришлось лезть в другой скваммер, уже не тренировочный. Герн довел его до выхода, зацепил за скваммер длинный тонкий тросик и посоветовал не своротить спутник и не наматываться на корабль.

— Трос — это пока, — сказал он, — чтобы вы сразу не улетели к звездам. Есть такие — сразу хотят лететь к звездам.

Потом он хлопнул Кедрина по железной спине и сказал: «По могутной спинушке». Но Кедрин его уже не услышал, потому что у Герна не было связи.

Кедрин подождал вакуума. Потом он, как учил его Герн, встал на люк, и люк тотчас же провалился под ним. У Кедрина закружилась голова, и центробежная сила вышвырнула его в пустоту.

Он летел и ждал, когда его остановит трос, а трос все не останавливал, и Кедрин сообразил, что, верно, карабин тросика отцепился и скваммер все-таки летит к звездам. Надо было остановиться, и это можно было сделать только с помощью ранца-ракеты.

Монтажники, по уверениям Герна, владели этими ранцами в такой степени, что им ничего не стоило передвигаться с точностью до полуметра и еще точнее, если даже пролететь надо было сотни метров. Они будто бы делали это с первого импульса, не расходуя ни грамма массы на коррекцию пути. Они владели ранцем с такой же непринужденностью, с какой рыбы владеют плавниками. Но Кедрину сейчас надо было просто остановиться, и он вдруг потерял уверенность в том, что сумеет этс сделать.

Стараясь включать гирорули горизонтали и вертикали лишь на едва уловимые промежутки времени, Кедрин начал поворачиваться в пространстве, нацеливаясь на корабль. Корабль все убегал куда-то вверх. Теперь Кедрин летел спиной вперед. Пока он справился с гирорулями, корабль оказался уже так далеко, что Кедрину стало холодно и страшно захотелось обратно.

Он нащупал стартер и хотел нажать его, но пришла мысль, заставившая его поспешно убрать ногу в самый угол просторного башмака и тяжело перевести дыхание. Если сейчас из-за неумения импульс получится слишком сильным, то удар о корабль будет означать только конец и ничего больше. Он злобно посмотрел на корабль и на идиотские тороиды спутника. Все-таки надо целиться не в корабль, а чуть выше.

Кедрин снова подвинул коробочку прицела до фиксатора и при помощи гирорулей, наконец, привел себя в нужное положение. Потом начал нажимать правой ногой на стартер, и это нехитрое движение вдруг показалось ему необычайно опасным.

Он нажимал очень осторожно, и ранец-ракета, как ему показалось, не включался страшно долго. Это было не шуточное дело — выстрелить самим собой. Дыхание Кедрина гулко отдавалось в скваммере, других звуков не было, и вообще ничего не было — звезды были далеко, и корабль — тоже. «Странно, — подумал Кедрин, — я думал, что Приземелье населено куда гуще».

Ракета не включалась, и Кедрин, наконец, нажал изо все сил. Корабль из глубины пространства стремительно понесся на него, и Кедрин еще не успел испугаться, как корабль пронесся под ним и стал удаляться еще быстрее, чем в первый раз, только в другую сторону. Кедрин судорожно схватился за гирорули, пальцы его дрожали.

Еше несколько раз он качнулся, как маятник, оказываясь то по одну, то по другую сторону корабля и всего спутника, видимого в общем с ребра. Наконец Кедрин затормозился, и корабль перестал удаляться. Он неподвижно висел в нескольких километрах. Это было так хорошо, что Кедрину не хотелось трогаться с места, хотя еще больше хотелось покинуть пространство раз и навсегда. Он отдыхал, нервная дрожь постепенно проходила. Он включил связь — наугад, на чью-то частоту. Кто-то негромко сказал: «Убери ригель». Кедрин удивился, потом вспомнил, что это не ему. «Теперь хорошо, — сказал голос, — вари». Кедрин сменил канал. «Отойди на метр левее, -сказал бас, — переведи на вторую дорожку». Странно было что так спокойно можно говорить в пространстве. Как будто людям не было страшно. Кедрин вспомнил о страхе, и страх охватил его.

Кедрин понял, что висит сейчас в пустоте, практически ни чем не защищенный, лишенный спасительной оболочки спутника, и в любую секунду, из любой точки мироздания может примчаться тот метеор, который без особых усилий пронижет оболочку скваммера, и тело Кедрина, и снова скваммер и полетит дальше, лишь немного потеряв скорость. Ощущение надвигающейся гибели стало вдруг настолько реальным, что Кедрин втянул голову в плечи и сжался внутри скваммера, насколько мог, а скваммер послушно повторил его движени; и тоже поджал ноги и прижал локти к бокам.

Так он провисел сколько-то времени, закрыв глаза, но метеора все не было, он мог и совсем не прилететь или промчаться мимо на расстоянии сантиметра, и Кедрин его даже и не заметил бы. Он висел, и не было сил даже удивиться тому, что же заставляет его быть здесь и ради чего люди вообще выходят в пространство, когда есть чудесная, безопасная Земля.

— Ничего, — сказал он. — Я сейчас соберусь. Отдохну немного. Ничего…

Он пошевелился в скваммере, пытаясь устроиться поудобнее хотя при невесомости на него ничто не давило и ничто его не стесняло. Но все же он устроился поудобнее, чтобы доказать себе, что он еще хозяин своего тела — пусть не скваммера, пусть не пространства.

Он взглянул в пространство. Это было очень страшно, гораздо лучше было смотреть внутрь скваммера, на рычажки, провода, на собственные колени… Но все же он взглянул в пространство, а оно словно только и ждало этого.

Звезды начали наступать на него медленно, но неумолимо, Угрожающе уставив на него свои прямые и твердые лучи, они наступали, со всех сторон. Вселенная неумолимо сжималась, и Кедрин чуть не закричал при мысли, что она сейчас сожмется окончательно и раздавит его в своих твердых ладонях, против которых не устоит, конечно, никакая броня.

Мироздание испугалось его немого крика — звезды бесшумно отпрянули назад. Вселенная распахнулась, и звезды убежали так длеко, что их совсем не стало видно. Потом снова вынырнули из мрака, Вселенная стала сжиматься, мир стал тесен и тверд и Кедрин удивился, почему он раньше не знал, что пространство твердо. Никто не придет ему на помощь, и та женщина не придет ему на помощь. Ну что ж, пусть его раздавит Вселенная. Когда-нибудь они найдут его. Пусть… Он закрыл глаза.

Он открыл их, ощутив слабый толчок. За ним последовал частый настойчивый стук. Стучали в прозрачный фонарь. Он нехотя открыл глаза. Герн стоял перед ним и нелепо жестикулировал. «Связь», — прочел Кедрин по его губам и включил связь.

— Вы думаете выйти из скваммера? — спросил Герн. — Или вы уже так привыкли к нему, что будете в нем ночевать? Нет? Так откройте люк. Отодвиньте два предохранителя сзади. Так. И открывайте.

Это была та же камера, которую он покинул в скваммере неопределенное время тому назад. Как он попал сюда, было непонятно. Вообще ничего больше не было понятного. Кедрин вылез из скваммера, запутался в проводах, сорвал манжеты и шлем и кинул их в люк. Ему захотелось лечь и лежать, больше ничего.

— Ну, — сказал Герн, — в первый раз бывает еще и не так.

— Бывает, — сердито сказал Кедрин, не поднимая глаз. — Бывает, если тебя уносит за десяток километров…

— Интересно, — сказал Герн, — о каком это десятке километров вы говорите, если длина троса — пятьсот метров и вы его даже не использовали до конца?

— Он отцепился, ваш трос.

— Интересно, за что мы тогда втянули вас в корабль… Учитесь определять расстояния в пространстве. Это нелегко — перспективы нет. Хотя, — он взглянул на Кедрина из-под нависаюшего лба, — хотя вы, может быть, вообще не захотите больше выходить в пространство?

Кедрин зажмурился, он вспомнил, что «спрыгнул с обрыва», летит, но до дна далеко. Далеко — он только начал падать.

— Почему же это не захочу? Только, сейчас спать.

— Сначала — обед.

— Есть и спать.

Кедрин съел обед. Потом он спал. Когда он проснулся, все тело ломило, хотя он всегда занимался спортом. Но здесь был не спорт, а работа, и это было не одно и то же.

Настало время выходить в пространство. Все его существо протестовало против этого. Сердце стучало бешено.

"Она выходит каждый день, — подумал он, — и я «спрыгнул с обрыва», — сжал кулаки и пошел в камеру.

Снова было страшно. После тренировки он даже не пообедал как следует. Герна не было, был другой дежурный, он не удивился и не взволновался, просто отвел Кедрина спать. Пришлось долго устраиваться в постели, чтобы не болело тело.

На третий день он начал знакомиться с работой. Теперь его уже не втягивали в люк на тросе. Скваммер почти повиновался ему, хотя грудные дети, которые, если верить Герну, запросто могли бы управлять скваммером, были бы, наверное, невыносимо гениальными детьми. Его волновало, какую работу он должен будет выполнять ежедневно, чтобы доказать хоть себе самому, что он «спрыгнул с обрыва» не с желанием размозжить себе голову и поэтому достоин самой горячей любви самой чудесной женщины. Кстати, он так еще ни разу и не встретил ее на спутнике.

Он вышел и внезапно стал замечать всю конкретность окружающего мира. Он удивился тому, как велик этот мир и как не похож он на Землю. Земля была видна вся. Она заслоняла лишь небольшую часть вселенной.

Его проводили в тот куб пространства, который назывался рабочим пространством и где монтировались корабли. Там спешно достраивался пузатый планетолет, который, как оказалось, монтажники даже не называли кораблем, настолько он не был похож на это стройное слово, а именовали «пузырем» — и никак больше. Для его небольших скоростей такая форма была выгодна, и такие шары строились один за другим, но за пределы ближних орбит они не выходили, потому что тот, кто думает, что обводы корабля не играют роли в пространстве, пусть-ка сам попробует выйти на пузыре хотя бы в район Пояса астероидов. Кедрин уже знал, что пузырь теперь понадобится самому поясу, чтобы возить металл с Луны. Обычные транспорты не смогли бы справиться с обеспечением пояса металлом по новому строительному графику, по которому будет строиться звездолет — длинный корабль.

Шар висел в пустоте и вместе со спутником образовывал единую систему. Она медленно обращалась вокруг общего центра тяжести, который, в свою очередь, исправно вращался вокру Земли. Кедрин смотрел и представлял. Если бы здесь работали автоматы, можно было бы сидеть в спутнике и думать хотя бы о том, как улучшить направленную связь с автоматами. Вслух Кедрин этого не сказал. Все равно монтажники вряд ли согласились бы с этим.

Они сновали вокруг шара. Монтажники — бронированные муравьи, как подумал Кедрин. Они что-то тащили, устанавливали, варили, стремительно пролетали или медленно обращались вокруг планетолета по каким-то своим орбитам. Чем больше смотрел на них Кедрин, тем менее подходящим казалось ему сравнение с муравьями, точность орбит подсказывала другое — это были люди-планеты, чьи пути пролегали в мироздании на равных правах с бесконечной спиралью Земли, трассой Солнца, дорогой Галактики, по тем же законам обращались они плюс еще один — закон человеческой воли, которая позволяла им менять свои орбиты, а когда-нибудь, возможно, позволит менять и орбиты планеты. Да, наверное, надо было обладать всеми видами силы, чтобы не пугаться такой планетной судьбы, а монтажники ее не пугались, они работали. Совсем так же, как работали люди на Земле; и если чего-то не хватало этой аналогии, то свиста или песни, потому что люди на Земле насвистывали за работой, а скваммеры молчали, во всяком случае, пока ты не включался на их частоту.

Молчал и Кедрин. Ему предложили облететь корабль, не торопясь, рассмотреть его со всех сторон. Он полетел. Конечно, прямо на корабль. Его поправили, догнав и самым грубым образом перевернув за ногу. Тргда он все-таки облетел корабль. Кое-где не хватало здоровенных кусков оболочки, и, наверно, еще много чего не хватало. Хотя, как разъяснили Кедрину, внутри все было на месте: корабли в пространстве начинали монтировать изнутри, механизмы постепенно обрастали разными помещениями и оболочкой.

Потом понадобилось перегнать одну из массивных деталей в нужное место. Кедрин выжал педаль стартера с такой силой, как будто давил каблуком змею. У него покраснело в глазах: это был предел перегрузок… Он очнулся. Ему кричали: «Тормози!» — кричали на общей волне. Он слышал. Он забыл, как тормозят. Вместо этого он еще прибавил ходу. Стало ясно, что плохо придется монтажнику, летящему впереди в том же направлении, но куда медленнее. Вокруг него были захлестнуты тросы от какой-то сложной и, судя по виду, особо массивной детали, которую он толкал перед собой, а в четырех руках он нес еще какие-то штуки поменьше. Кедринская деталь — гамма-отражатель — уже хищно нацелилась острым углом между лопаток скваммера, чуть повыше дверцы. Стало ужасающе ясно, что в точку встречи они придут одновременно… В пору было закрывать глаза.

Затем Кедрин почувствовал удар. Из глаз посыпались искры бенгальского огня. Кто-то сидел на его вытянутых, все еще сжимающих край отражателя руках, ухитрившись на полном ходу протиснуться между деталью и Кедриным. Металлический живот упирался в фонарь кедринского скваммера. Налетевший тормозил — тоже на пределе ускорений.

Кедрин не удержал деталь, но ее скорость была уже сбита. Она прошла точку встречи через две секунды после перегруженного монтажника, и за нею сразу устремились двое других. Кедрин тяжело дышал.

— Надо спокойнее, — безучастно сказал стеклянный голос Холодовского.

— Значит, это был ты, ученый друг мой? — донеслось откуда-то. — Благодарю тебя, о предотвративший смертоубийство. Ты шел с запасом в миллиметры, как мне сказали…

— Запас вообще не нужен, — сказал Холодовский. — Нужна уверенность.

Он отцепился от Кедрина, железная рука похлопала его по косому плечу скваммера.

— Спокойней, — еще раз сказал он. — Скорости нужны, особенно сейчас. Благодаря скоростям мы уже выиграли для тех, у Транса, день жизни. Но прежде всего уверенность…

Ее не хватало Кедрину. Вечером, ворочаясь в постели, которая, казалось, была набита метеоритами, он страдал. Стыд не давал заснуть, и еще одна мысль: вот так когда-нибудь новичок налетит на него, острым углом детали вскроет скваммер, как банку консервов… Если бы можно было не выходить!.. «Ты человек?» — спросил он себя.

Он выходил каждый день, и с каждым днем что-то менялось. Управление скваммером становилось проще. Детали тоже начинали повиноваться. Теперь он успевал переместить и поставить на позиции три детали за то время, что в первые дни — одну. Темп работы был стремителен, и он немного пугался лишь вечером, перед сном, вспоминая события дня. Впрочем, целые часы куда-то исчезали. Его тело в конце концов стало перемалывать острые метеориты в постели, и сон приходил сразу.

Наконец ему сказали, что обучение закончено. Это было, когда Кедрин еще не перестал уставать. Усталость сама по себе была удивительна: ведь мускулы не воспринимали тяжести деталей. Работали сервомоторы, он лишь управлял ими. Но для того, чтобы управлять, надо было представить себе, что ты делаешь все сам — и, очевидно, уставала прежде всего нервная система: она-то работала в полную силу… Значит, понял Кедрин, не мышцы, а нервы определяют меру силы человека, и по-этому монтажники не имели холеной мускулатуры — были тоньше, стройнее и сильнее. «Интересно, — подумал Кедрин, — стану ли я таким. Возможно». Ему кажется, что он делается сильнее.

Теперь он мог возвратиться на спутник, в свою каюту. Его сменой остается четвертая, с которой он тренировался. По этой смене идут часы в каюте: ведь у смен свое время. Есть ли у него пожелания?

У него было одно пожелание, но он его не высказал. Он и так был уверен, что та женщина работает именно в этой смене. Именно в этой и ни в какой другой.

IX

На орбите Трансцербера все росли и росли рулоны записей, катушки лент, заполненные дневниками исследователей. Обрабатывать полученные материалы было некогда, сейчас шла пора накопления. Окончательные выводы можно будет сделать потом. А если нет, то их сделают другие. Ориентированный на Землю разведчик, набитый материалами, уйдет в тот момент, когда приборы покажут нарастание поля тяготения Транса до критического. После этого, конечно, будут сделаны еще какие-то наблюдения, но нельзя утверждать с полной определенностью, что они дойдут до Герна и других ученых.

У людей просто не хватало времени для работы с приборами. Даже капитан Лобов включился в дело. Тем более что инженер Риекст, проводя предписанную ему программу, предложил капитану бриться один раз в сутки, не чаще одного раза, как сказал инженер, потому что бритва потребляла энергию, а второе бритье не входило в понятие минимума. Капитан Лобов вздохнул, погладил щеку и согласился.

Гравитация была выключена, к невесомости привыкали недолго — новичков в полете не было. Борода у капитана Лобова, при невесомости росла еще быстрее, но если он и переживал то про себя. Бытовой агрегат был тоже отключен, и заниматься стиркой приходилось самим. Они занимались стиркой, варкой обеда и приборами и все реже поглядывали в сторону Земли: они знали — пока оттуда ждать нечего. Время шло, и с каждым днем Трансцербер придвигался чуть ближе. Но у них еще оставалось четыре с половиной месяца — по общему счету и три с половиной — по счету капитана Лобова, который он держал про себя.

Он держал этот счет про себя, и никто не знал об этом — абсолютно никто, исключая разве что инженера Риекста, который должен был знать. И еще двух пилотов, которые тоже должны были знать, на то они и пилоты. Итак, получается, что знала ровно половина. Да, но риск — профессия летящих и пу-тешествующих.

* * *

Он отдыхал в каюте почти целый день. После мужественной, даже чересчур мужественной простоты корабля, здесь было очень хорошо. Он отдыхал на уже установленном мягком диване, ни о чем не думая. Чтобы стало возможным ни о чем не думать, он начал рассчитывать в уме возможные параметры установки скользящего поля. Голова была удивительно ясна, и считалось хорошо, только не было машинной памяти и нумертаксора для записи данных, так что довести расчеты до конца он не смог.

Тогда снова на первый план выдвинулся Андрей. Отчего он погиб? Медики говорили, что он не разбился. Медикам можно верить. Не разбился, не задохнулся, не… Ничего «не». Единственное, что он повредил, был медифор. Но и медифор продолжал работать. Так в чем же дело?

Ты тоже подвергался опасности в пространстве. Но с тобой ничего не случилось. Он не подвергался опасности, и с ним случилось… Вся разница в том, что ты ожидал чего-то, а он не ожидал ничего. Ну и что? Что от этого меняется?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13