Глава шестнадцатая

— Я согласен, — повторил Орлов. — Вы получите эту сумму. Сейчас.

Он сделал попытку подняться; это далось ему с большим трудом. Свирский бросился ему на помощь, однако Орлов, собравшись с силами, внезапно выпрямился и властным жестом остановил его.

— Я сам!

Он выбрался из-за стола и, пошатываясь, нетвердой походкой направился к книжному стеллажу в глубине кабинета. Нажал на какую-то скрытую кнопку в стене — и стеллаж вдруг начал поворачиваться вокруг оси, открывая взорам собравшихся проход в едва освещенное помещение.

Сергей зорко следил за его перемещениями.

— Вы держите дома такую сумму? — не без удивления спросил он.

Орлов выдавил из своего нутра утробный звук, походивший на скрип рассохшегося колеса от телеги и означавший, по-видимому, какую-то разновидность смеха.

— Это для вас, Ростовский, и для вашего Алексеева подобная сумма кажется баснословной, а для меня это — не более как мелочь на карманные расходы.

— Видать, глубокие у вас карманы, не в пример нашим, — язвительно заметил Сергей. Потом шепнул доктору: — Николай, иди с ним. От этого типа всего можно ожидать.

Доктор кивнул и сорвался было с места, однако Орлов, прежде чем пройти в свои тайные апартаменты, полуобернулся и, ни на кого не глядя, сказал:

— Ростовский, со мной пойдете вы. Ни один из живущих ныне людей не вхож в святая святых моего обиталища. Даже ваш приятель Свирский. А вам можно.

Сергей криво усмехнулся.

— Орлов, у вас юмор висельника. Я ведь пока еще жив.

— Пока, — заметил тот.

— В дешевых американских боевиках матерый преступник, как правило, имеет обыкновение откровенничать перед главным героем, которому вот-вот собирается пустить кровь: открывает ему свои тайные намерения, сокровенные мысли, коварные планы — а потом вдруг оказывается, что герой остается жив, да еще и с пакетом признаний своего врага. Словом, все заканчивается традиционным американским хэппи-эндом. Вы не боитесь, Орлов, подобной развязки?

— Здесь вам не Америка, — веско заметил Орлов. — К счастью. И никаких хэппи-эндов у нас не бывает. У нас жизнь, Ростовский, а не западная кинематографическая банальщина… Вы идете?

Сергей кивнул, затем наклонился к самому уху доктора.

— Не упускай Свирского из виду.

— Будь спокоен, — заверил его тот, — этот фрукт у меня на крючке.

— О'кей. — Сергей выпрямился. — Идемте, Орлов. Я готов.

Доктор остался со Свирским один на один. Искоса наблюдая за «этим фруктом», он принялся прокручивать в мозгу все перипетии текущих переговоров. Пока что все шло по плану, да и Сергей был явно в ударе. Ситуация им полностью контролировалась, и шансы выиграть эту партию у них были весьма велики. Однако победу торжествовать было еще рано: многое зависело от Абрека. Как он там? Сопутствует ли ему успех? Ведь его миссия намного сложнее и опаснее, чем у них: если они ведут исключительно словесные баталии, разрешая конфликт, так сказать, дипломатическими методами, то ему наверняка приходится пускать в ход оружие, рисковать жизнью, в одиночку противостоять многочисленному, прекрасно подготовленному противнику. А все ради чего? Ради спасения жизни ребенка, которого он никогда в глаза не видел. И тем благороднее его миссия…

Как он устал от всего этого! Плюнуть бы на все и как следует выспаться. Да, здоровый освежающий сон ему сейчас бы пошел на пользу. Спать… о, как он хотел спать!..

Что-то чужое, холодное, скользкое, подобное гадюке, медленно, но настойчиво вползало в его мозг, оттесняя на задний план мысли об Абреке и его миссии, обволакивая волю, лишая способности сопротивляться. Он чувствовал, что засыпает, но никак не мог справиться с внезапной сонливостью. Чувства притупились, сознание меркло, апатия овладевала всем его существом — он засыпал…

Нет, только не это! Только не сейчас!

С огромным трудом, словно находился в густом, вязком масле, он поднял голову и сфокусировался на своем «собрате по профессии». Свирский, прямой и неподвижный, словно в глотку ему загнали шпагу или кол, сидел за столом в трех метрах от него и буквально сверлил его взглядом — стеклянным, немигающим, агрессивно-пронизывающим, подавляющим.

Сбросить это наваждение… сбросить, пока не поздно… проснуться… проснуться… проснуться… он в опасности… опасность… опасность рядом… Свирский!..

А Свирский уже не сидел. Крадучись, он бесшумно передвигался вдоль стола в направлении своего противника, продолжая удерживать того в оцепенении невидимыми гипнотическими щупальцами. Расстояние между ними быстро сокращалось.

Доктор собрал остатки воли в единой точке, где-то чуть выше переносицы, до боли стиснул челюсти, с силой тряхнул головой. Потом грохнул кулаком по столу и резко повернулся к Свирскому.

Тот был уже в двух шагах. Рука его настойчиво тянулась к мобильному телефону, который лежал на столе возле левой ладони доктора.

— Назад!! — рявкнул доктор, окончательно приходя в себя и разрывая гипнотический обруч, стягивающий его разум. — Назад, собака!

Свирский отшатнулся, на крысином его лице изобразились удивление и испуг. Доктор вскочил и сильным ударом в челюсть отбросил мерзавца к окну. Потом сорвал со стены один из коллекционных клинков Орлова и угрожающе занес его над противником.

— Еще одна такая выходка, и я снесу твою паршивую башку! Понял, пес?

— Что здесь происходит? — проскрипел голос Орлова.

Доктор оглянулся. В дверях секретной комнаты стоял сам хозяин кабинета и изумленно пялился на своего поверженного помощника, ощупывающего ушибленную челюсть.

— Что здесь происходит, черт побери? — повторил вопрос Орлов, с трудом вплывая в кабинет и нацеливаясь на свое кресло во главе стола: сейчас его больше волновал вопрос, сумеет ли он до него добраться?

Следом вошел Сергей, волоча за собой два больших мешка, доверху набитых чем-то тяжелым.

— Уймите своего змееныша, Орлов, — горячась, сказал доктор. — Если он еще раз попытается ставить на мне свои псевдо-медицинские опыты, я ему шею сверну, а заодно и вам.

— Что он сделал? — спросил Сергей.

— Пытался меня усыпить. Гад!

Сергей нахмурился и перевел взгляд на Свирского, уже успевшего подняться с пола и затравленно озиравшегося на вооруженного саблей доктора.

— Мне хорошо известны ваши экстрасенсорные способности, Свирский, — растягивая слова, официально произнес он. — Как и то, что моя амнезия была вызвана именно ими. Ваша выходка позволяет мне расценивать ее как попытку нарушить достигнутое нами согласие. Меня такой поворот событий нисколько не устраивает. А посему я полностью присоединяюсь к заявлению моего друга доктора и с великим удовольствием приму участие в экзекуции, которую он намерен предпринять в случае вашего повторного использования упомянутых способностей.

— Довольно, Ростовский, — вмешался Орлов, — вы слишком многословны. Обещаю, этого больше не повторится. Считаю инцидент исчерпанным. Давайте к делу.

— Хорошо, к делу так к делу, — согласился Сергей. — Но сначала я пересчитаю деньги.

— Вы с ума сошли! — возразил Орлов. — Да эдак мы и до утра не управимся. Вы и так уже задержали меня сверх всякой меры. — Он взглянул на часы. — Проклятье! Уже полночь!

— А в полночь, как известно, пробуждаются духи, — усмехнулся Сергей. — Не стоит так волноваться, Орлов, я вас долго не задержу. Вы правы, в наших общих интересах закончить это дело побыстрей. И все же содержимое мешков я проверю. Дружище, — обратился он к доктору, все еще стоявшему в воинственной позе с саблей наголо, — разреши мне подержать этот великолепный дамасский клинок, — ведь он родом из Дамаска, не так ли, господин Орлов? — а ты тем временем пошуруй в тех мешочках. Не ровен час, фальшивая банкнота попадется — тогда нашему гостеприимному хозяину придется все заново пересчитывать.

Доктор с готовностью передал клинок своему другу, а сам принялся «шуровать» в мешках с долларами. Наугад вынимал одну пачку, наскоро просматривал ее, кидал обратно и брал другую. Сергей тем временем с интересом рассматривал старинное оружие.

— Орлов, во сколько вам обошелся этот ножичек? Если не секрет, конечно.

— Положите саблю на место, — потребовал Орлов, с опаской поглядывая на своего «гостя». — Это вам не игрушка.

— До тех пор, пока мы не решим всех наших проблем, эта вещица останется у меня. Не хотелось бы, знаете, новых неожиданностей, тем более, что прецедент уже был. — Он кивнул в сторону Свирского. — При этом замечу, что владею ею в совершенстве.

Сергей не кривил душой: знание восточных боевых искусств и обладание «черным поясом» по тэквон-до предусматривало владение многочисленными видами рукопашного боя, в том числе и с использованием различного холодного оружия.

Орлов махнул рукой: делайте, мол, что хотите, только побыстрее. От Сергея не укрылся этот жест. Он вообще старался держать в поле зрения все, что происходило в комнате в последние два часа. Несмотря на внешнюю беззаботность, он контролировал каждое движение, каждый взгляд своих противников, улавливал малейшее изменение интонации в их голосе, нутром чуял, какую линию поведения выбрать для достижения своих целей. Они пришли сюда без оружия — если не считать, конечно, того миниатюрного брелка с передатчиком, который Сергей не выпускал из рук ни на секунду, — и теперь, когда назревали наиболее ответственные события, когда словесный треп практически исчерпал себя и пришло время переходить к более активным действиям, возможно, с применением силы и кулаков, этот дамасский клинок очень мог пригодиться. Спасибо доктору, что он навел его на мысль воспользоваться им. Держа в руках этот великолепный кусок булатной стали, он чувствовал себя намного увереннее.

Сергей украдкой взглянул на часы. 00.12. Пора. Час "Х" наступил. Поймав взгляд доктора, он чуть заметно кивнул. Тот мгновенно понял, что от него требовалось. Бросив в мешок очередную пачку со стодолларовыми банкнотами, он вытер руки о пиджак, словно пытаясь стереть с ладоней налипшую на денежные знаки грязь человеческих страстей, и подвел итог своей ревизии:

— Все в порядке.

Сергей круто повернулся к Орлову и в упор посмотрел в ненавистное лицо.

— Поставим последнюю точку, господин Орлов. Распорядитесь привести мою дочь.

Глава семнадцатая

Орлов полуобернулся к Свирскому.

— Действуй, — распорядился он.

— Пусть вернут мне мой телефон, — потребовал тот.

Орлов перевел взгляд на Сергея.

— Отдай ему трубку, — сказал Сергей, обращаясь к своему другу. Доктор, хотя и с явной неохотой, кинул аппарат Свирскому. Тот ловко поймал его на лету. — А вас, Свирский, я хочу предупредить: одно неосторожное слово — и я разрисую вашу мерзкую физиономию вот этой сабелькой. Смею вас заверить: в случае необходимости я проведу хирургическую операцию ничуть не хуже, чем вы своим скальпелем.

Свирский зло посмотрел на Сергея, но в ответ ничего не сказал. Затем набрал нужный номер.

— Приведите девчонку в кабинет босса, — отдал он распоряжение. — Да, именно сейчас. — Он с опаской покосился на стальной клинок, угрожающе покачивающийся в метре от его носа — и дал отбой.

— О'кей, — кивнул Сергей. — А теперь верните трубку моему другу. Живее, Свирский, не испытывайте моего терпения.

Трубка вновь перекочевала к доктору.

Потянулись томительные минуты ожидания. Напряжение, царившее в комнате и владевшее Сергеем вот уже в течение двух часов, достигло предела. Он едва мог скрыть дрожь в руках. Сердце его бешено колотилось в груди — он прекрасно понимал, что сейчас, в эти самые минуты, решается не только его судьба — решается судьба его единственной дочери, его маленькой Катюши, за которую, если нужно, он будет драться со всем миром, до последнего вздоха, до последней капли крови.

Чуткое ухо Абрека уловило гул приближающихся шагов. Кто-то торопливо спускался по лестнице. Он взглянул на часы. Четверть первого. Все правильно: тюремщики идут за своей пленницей. А в карманах у них наверняка лежат заветные ключи.

Он не ошибся. Шаги звучали уже совсем близко и совершенно отчетливо. Абрек прислушался: посланец Свирского был один. Что ж, тем легче будет справиться с ним. Он укрылся за небольшим выступом в стене, куда свет от единственной лампочки практически не проникал, и приготовился достойно встретить этого типа. Правая ладонь его крепко сжимала верный нож.

Охранник сошел с лестницы, неторопливо вошел в коридор и, громко сопя, прямиком направился к железной двери, где содержалась маленькая пленница. Это был здоровенный битюг под два метра ростом, с кулаками, которыми, без сомнения, можно запросто прошибить кирпичную стену, и с мускулистой бычьей шеей, заканчивающейся маленькой, стриженой под бобрик головой, на фоне всей этой горы мускулов казавшейся рудиментарным отростком, каким-то ненужным дополнением, которое оказалось здесь явно по ошибке.

Абрек усмехнулся. С этим неповоротливым громилой он справится в два счета. Приставит нож к горлу, потребует ключи — и дело в шляпе. Он знал: такие битюги, как правило, панически боятся смерти и слишком трясутся за свою шкуру.

Он вышел из своего укрытия и начал осторожно приближаться к охраннику. А тот тем временем не спеша достал из кармана внушительную связку ключей и с минуту перебирал их в поисках нужного. Абрек был уже в двух шагах от него, когда охранник неожиданно уронил связку на бетонный пол. Кряхтя и отдуваясь, он нагнулся за ними и…

Абрек и сам не мог понять, что произошло следом. Полтора центнера живого мяса внезапно обрели удивительную гибкость и быстроту. Чеченец сумел лишь уловить, как эта громада резко развернулась — и мощный кулак, со свистом рассекая воздух и увеличиваясь в размерах с умопомрачительной скоростью, понесся прямо на него. Инстинкт самосохранения принял решение прежде, чем это сделал разум. Быстро пригнувшись и выпростав вперед руку с ножом, он скорее почувствовал, чем увидел, как кулак просвистел в каком-нибудь сантиметре над его головой, а острое лезвие ножа мягко прошлось по чему-то упругому, легко поддающемуся, рвущемуся. Еще не успев оценить всего происходящего, он услышал что-то вроде хриплого клекота, затем раздался булькающий, свистящий звук, переходящий в утробное урчание, напоминающее урчание домашней батареи, из которой с целью профилактики отсасывают воздух накануне отопительного сезона. Абрек отпрянул назад — и вовремя: грузный охранник, с искаженным от страха и боли лицом, выпучив глаза и ловя ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина, тяжело рухнул на колени; руки его судорожно хватались за широкую рваную рану, пересекавшую трахею слева направо; по запястьям его струилась густая багровая кровь. Еще секунда, две — и могучее тело с гулким стуком грохнулось на бетонный пол.

Черт возьми, еще один труп! На его счету была не одна человеческая жизнь, однако убивал он лишь тогда, когда его вынуждали обстоятельства; убивать он не любил и всегда испытывал какое-то гадливое чувство во время этой процедуры.

Абрек перешагнул через тело, под которым росло, расползаясь, вязкое багрово-черное пятно, подобрал ключи и открыл массивную железную дверь. Сидевшая на койке девочка вздрогнула и испуганно уставилась на чеченца.

— Пошли! — сказал он. — Быстрее!

— Кто ты? — недоверчиво прошептала она, с опаской отодвигаясь назад, к стене.

— Меня прислал твой папа.

— Папа! — радостно воскликнула девочка и вскочила с кровати. — Где он?

— Ты скоро увидишься с ним, Катюша — тебя ведь Катей зовут, правда?

— Катей.

— Тогда поторопись. Нам нужно поскорее отсюда уходить.

Детское сердечко подсказывало, что этому смуглому взрослому незнакомцу можно верить.

— Идем, — решилась она. — Только обязательно отведи меня к папе. Ладно?

— Обещаю.

Она подбежала к нему, и он даже не заметил, как девочка оказалась у него на руках. Катюша обхватила ручонками его шею и заглянула в глаза.

— Ну что же ты? — нетерпеливо спросила она. — Меня ведь папа ждет.

— Ждет. И очень тебя любит. Пошли!

Он выскочил в коридор и, прикрывая девочке глаза своей широкой ладонью, чтобы она невзначай не увидела лежащий у порога труп охранника, побежал к лестнице.

Она была худенькой и совсем легкой, он почти не чувствовал ее веса. Теплое ее тельце доверчиво прижималось к нему, и сердце его сжималось от этой детской доверчивости, той непосредственности и безотчетного испуга, свойственных только детям. На бледных щечках были видны грязные разводы от уже успевших высохнуть слез. Он до боли стиснул зубы и для себя твердо решил: «Глотку перегрызу любому, кто хоть пальцем до нее дотронется». Теперь, когда эта маленькая девочка оказалась под его защитой, он чувствовал, как вливается в него новая порция уверенности в правоте его дела — он словно получил индульгенцию на все те действия, которые ему еще придется предпринять по ее освобождению, даже если он снова вынужден будет пролить кровь.

Левой рукой крепко прижимая девочку к груди, а в правой стискивая трофейный пистолет, он стремительно преодолел несколько лестничных пролетов и снова оказался на той самой площадке, откуда начал свой «незаконный» поход по служебной зоне особняка. Следуя полученной от охранников информации, он свернул в левый коридор и побежал в дальний его конец — именно там должна была находиться вторая лестница, ведущая на крышу дома, где ждал его Владлен.

Коридор был пуст, и у него уже появился шанс проскочить его без помех, как вдруг наперерез ему выскочил человек и громко крикнул:

— Стоять!!

В руке его блеснул пистолет.

Черт побери, он обнаружен! А это значит, что вся служба безопасности здания поставлена на ноги. Придется прокладывать себе путь с боем.

Помня о драгоценной ноше, Абрек выстрелил почти не целясь. Человек впереди упал, не издав ни единого звука. Абрек продолжал бежать, не сбавляя скорости, и когда до спасительной лестницы было уже не более пяти метров, он внезапно уловил сзади какое-то движение. Одна из дверей в коридоре распахнулась, кто-то выскочил из нее, совсем рядом, в каких-нибудь десяти шагах от него, потом грохнул выстрел, и просвистевшей пулей срезало локон с головы Катюши. Она вскрикнула и еще плотнее прижалась к своему спасителю.

Следующий выстрел может быть более метким. Риск слишком велик.

Он остановился, как вкопанный. Голос сзади потребовал:

— Не двигаться! Оружие на пол!

Абрек медленно, чтобы не провоцировать преследователей, опустил девочку на пол и так же медленно повернулся. Теперь он стоял к ним лицом к лицу.

Их было двое, оба были вооружены.

— Оружие на пол!! — повторил один из них и выругался. — Ну, живо!

Абрек сделал вид, что готов подчиниться, и начал осторожно, не спуская с охранников глаз, нагибаться, держа пистолет в вытянутой руке. Видя покладистость «террориста», те несколько расслабились — и в этот самый момент Абрек предпринял отчаянную попытку исправить положение. Оттолкнув девочку к стене, он метнулся в противоположную сторону и, еще падая, дважды выстрелил. Выстрелы, прозвучавшие почти одновременно, гулко отдались под сводами длинного коридора. Грохнувшись на пол, он тут же вскочил на ноги, готовый дать отпор двум мерзавцам. Однако это оказалось лишним: те лежали на полу, не подавая признаков жизни. Значит, оба выстрела достигли цели.

— Скорее! — крикнул он, хватая девочку за руку и волоча за собой.

Катюша испуганно таращила глазенки, ее била крупная дрожь. Все, что она увидела за эти несколько минут, смутно напоминало один из ее детских кошмарных снов — с той лишь разницей, что действительность была намного страшней. Она впервые видела смерть, и это отвратительное, ужасное зрелище ввергло ее в состояние какого-то шока, своего рода душевного паралича. Может быть, именно это состояние и спасало ее от срыва, давало Абреку возможность управлять ею, вести за собой.

Беглецы выскочили на лестницу и бежали теперь вверх, к спасительному вертолету — туда, где ждал их Владлен. Они миновали уже три лестничных пролета, когда Абрек вдруг почувствовал острую боль, пронзившую его правое плечо.

— Это еще что такое, черт побери? — нахмурился Свирский, прислушиваясь к какому-то отдаленному шуму.

Сергей побледнел. Теперь и он услышал глухие, едва различимые хлопки далеких выстрелов. Там, за стенами кабинета, что-то происходило; он знал: это что-то имело непосредственное отношение к его дочери Катюше. Она, его маленькая девочка, сейчас, в эту самую минуту находится в эпицентре опасных событий, а он сидит здесь, в тепле и безопасности, и ничего не предпринимает, чтобы помочь ей. Нет, так нельзя!.. Он рванулся было с места, но твердая рука доктора вовремя остановила его. Сергей встретился с ним взглядом; тот, не мигая, смотрел ему прямо в глаза и медленно покачивал головой. «Не ходи, ты все испортишь, — читал он в глазах друга. — Абрек все сделает сам, как бы тяжело ему не пришлось».

Да-да, конечно, его место здесь, рядом с главным противником.

Он с трудом переборол себя.

— Что там у вас происходит, Свирский? — резко спросил он, стараясь держать себя в руках.

Свирский, белый, как мел, растерянно косился на своего босса, исподволь изучая его реакцию на доносившийся из-за двери шум беспорядочных выстрелов. Однако Орлов настолько погрузился в свои мысли, что, похоже, ничего вокруг не замечал.

Совсем близко, в двух шагах от кабинета кто-то торопливо пробежал. Дверь вдруг распахнулась, и в кабинет влетел перепуганный охранник.

— Что? Что случилось?! — брызжа слюной, свирепо крикнул Свирский.

— Девчонка исчезла! — выпалил тот. — Какой-то тип уволок ее из подвала и теперь тащит на крышу. Наши ребята преследуют его. Кажется, он ранен.

— Кретины!! Если через пять минут оба — и девчонка, и этот похититель — не будут доставлены сюда, я вам всем головы поотрываю! Живо найти обоих!

Охранник тут же бросился вон из кабинета.

Смертельно бледный, с трясущимися щеками, Орлов поднял глаза на своего помощника.

— Свирский, я тебя уничтожу, — глухо произнес он, громко хрустя суставами пальцев.

— Владимир Анатольевич, клянусь, мои ребята все сделают в лучшем виде!

— Как получилось, что какой-то тип проник на территорию моего дома, да еще в такой ответственный момент? — загремел Орлов, тяжело поднимаясь с места. — Я тебя спрашиваю! Отвечай!

Свирского всего трясло, он съежился, сжался, стал как будто меньше ростом.

— Я выясню, Владимир Анатольевич, я все выясню… Можете на меня положиться…

— Доставь девчонку немедленно! — рявкнул Орлов.

— Где моя дочь? — вмешался в перепалку босса со своим подчиненным Сергей. — Куда вы ее дели?

Свирский резко повернулся к нему.

— Ростовский, это ваша работа! Это ваш человек орудует там, наверху! Вот почему вы так нагло ведете себя! Вы заранее спланировали это похищение!

— Это правда, Ростовский? — прохрипел Орлов с искаженным то ли от боли, то ли от ярости лицом. — Это ваших рук дело?

Роль была трудной, и играть ее было очень тяжело, однако раскрывать свои карты Сергей считал преждевременным: пока Катюша не покинула здания, он не имеет права лезть на рожон, не имеет права рисковать. На кон поставлена ее жизнь, и этим сказано все.

— Вы все с ума посходили! — воскликнул он, переводя недоуменный взгляд с одного на другого. — Да что у вас тут происходит, черт побери? Что вы сделали с моей дочерью? Отвечайте, Орлов!

— Перестаньте, Ростовский! — наступал на него Свирский, осмелев вдруг настолько, что не замечал уже угрожающе покачивающегося дамасского клинка в руках Сергея: так трус, доведенный до отчаяния, начинает неожиданно проявлять чудеса храбрости. — Вы все прекрасно знаете!

Внезапно он сделал немыслимый скачок и оказался возле двери, с явным намерением выскользнуть из кабинета. Однако Сергей опередил его и сумел собственным телом перекрыть выход. Выпучив глаза, Свирский шарахнулся в сторону.