Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

Генеральская рука все еще держала смолкнувший телефон возле уха.

– Отменили? – спросил я тихо.

– Что?

– Садоградскую операцию?

– Скорей, Денис, наоборот.

Генерал убрал мобильник и пристально уставился в бесстрастный объектив.

– Вампиранья заговорила.

– Кто же умудрился ее так жестоко трахнуть?

– Она утверждает – Повар.

– Повар?

– Да, тот самый кулинар-кондитер, с замашками профессионального изувера.

– Детали, подробности?

– Она помнит лишь, как он приближался, и больше ничего.

– Ну хоть какие-то зацепки.

– Да, в темноте она разобрала только его не совсем естественный размер.

– В каком смысле?

– Гигантский рост и неимоверная полнота. Особенно ее поразил белый поварский колпак на фоне черного неба и вилка с ложкой.

– Как у трупа, насаженного на сук?

– Да.

– Где изнасиловали Вампиранью?

– Она говорит, в саду.

– В чьем?

– Она не знает.

– И зачем ее ночью понесло в чужой сад?

– Она не помнит.

– Плохо.

– Да, Вампиранья не назвала ни одного имени, кроме Повара.

– Алексей Николаевич, а вдруг у несчастной крыша поехала?

– Сомнительно.

– Значит, о Поваре сообщил кто-то еще.

– Денис, ты бы поверил в возвращение маньяка?

– Алексей Николаевич, а за последние три года по стране не зафиксировано преступления с почерком кондитера?

– Нет.

– А может, на сук насадили не Повара? Брата-близнеца или двойника.

– Исключено. Тем более что вернулся не сам Повар, а как бы его увеличенная копия.

– Такого прецедента в истории криминалистики я что-то не припомню.

– Тогда берем показания Вампираньи за рабочую гипотезу.

– Повар с потусторонним стажем в качестве главного садоградского оплодотворителя! Чистая шиза.

Но генерал, видно, устал от невменяемой Вампираньи, от меня, оккультно и мистически непробиваемого, и от инфернального Повара.

Шеф просто врубил колонки.

– Приказы не обсуждаются!

Шеф добавил громкости.

– Приказы не обсуждаются.

– Приказы не обсуждаются!

Мне стало жалко барабанные перепонки гаранта Конституции, но, разумеется, и свои.

Генерал не возражал, когда я вернулся из иномарки в молочнокислый фургон, вернулся, напевая:

– Присяга превыше всего!

– Присяга превыше всего!

– Присяга превыше всего!

Глава 9

Банановый рейс

В аэропорт на банановый рейс я успел.

Конечно, предпочтительней был бы обыкновенный купейный вариант.

Отоспаться как следует.

Попить вдоволь пивка.

Окунуться в пассажирские чаянья и проблемы.

Потискать дородных проводниц.

Освежить запас анекдотов.

Порезаться в подкидного дурака с погонами.

Снова ощутить себя истинным россиянином.

Но мне достался большегрузный лайнер, набитый бананами.

В отличие от яблок, бананы я трескал за обе щеки.

Наверное, мои пращуры произошли от обезьян, подсевших на бананы всем первобытным коллективом.

На банановый рейс меня провел за хорошую взятку тип в плаще без знаков различия, но в летчицкой гражданской фуражке.

Я бывалым путешественником разместился среди ящиков, упакованных в тусклую мутную пленку.

Угрюмый экспедитор, измученный круглогодичными тропическими дарами, сунул мне на колени связку ярко-желтых бананов.

Наверное, это заменяло бортовое питание.

Вязковатые, рыхлые, приятного аромата и отменного вкуса плоды определенно происходили из прошлого груза.

Незамедлительно занявшись делом, более привычным орангутангу, чем левому пассажиру, я приступил к жевательному медитированию.

Надеюсь, мое псевдообезьянье чавканье не смутило ни Президента, ни генерала.

Четырехсопловая махина порулила на старт.

Банан.

Натужно разогналась.

Банан.

Взмыла.

Банан.

Легла на курс.

Еще банан.

На шесть долгих-предолгих часов я превратился в пленника бананонесущего чрева.

Банан.

В заложника человеческого фактора.

Банан.

В игрока, испытывающего фортуну на черноящичной рулетке.

Откажет – не откажет.

Дотянет – не дотянет.

Сядет – не сядет.

Еще банан.

Впрочем, я прибег к неоднократно проверенному средству, когда-то подсказанному Леонидычем, моим первым командиром, загнувшимся в позапрошлом високосном году от цирроза печени.

В полетном состоянии надо думать исключительно о бабах, которых поимел. Смаковать малейшие подробности – от загрубевшего соска до упругого клитора. Пофазно разбирать сношения. Анализировать этапы совокуплений. Думать только о бабах, и не в коем случае не о любви, особенно неразделенной, только о бабах…

Банан.

Нет, хорошо, что фотоаппарат не передает в Кремль мои трусовато-панические мысли.

Банан.

Мигнуло аварийное освещение.

Банан.

Самолет накренился.

Потемневшие скукожившиеся шкурки дружно и повально дублировали каждый лайнерный маневр.

Смена эшелона.

Банан.

Грозовой фронт.

Банан.

Сильный боковой ветер.

Я съел последний банан.

Самолет пробивался через ночь к рассвету.

Я посмотрел на часы и перевел стрелки на пять часов вперед.

Жизнь укоротилась на триста минут.

Часть третья

Утреннее внедрение

Глава 1

Умеющий шагать

Аэропорт я покинул не совсем обычным способом.

Экспедитор провел меня через технический лабиринт к бетонному забору, вернее, к замаскированной досками узкой дырине.

Не прощаясь и не сказав даже спасибо за спасительные бананы, я протиснулся в дыру.

За мной сомкнулись доски.

Не знаю, успел ли фотоаппарат просигнализировать в Кремль о нарушении всех правил аэропортовской бдительности…

По крайней мере, я не тратил кадры на провинциальную ограду с избытком колючей проволоки, но с вполне комфортной прорехой.

Кажется, что-то прошлось по левой брючине…

Но было не до экипировочных потерь.

Прямо за дырой в заборе меня ждал неприметный кисло-молочный фургон, той же марки, что и столичный.

Водила оказался таким же молчаливым, как и его московский коллега.

Фургон, преодолевая тряскость грунтовки, выбрался на асфальтированную трассу и помчался в сторону флагмана продуктовой безопасности.

Значит, прибудем в район Садограда, и я вылезу еще до моста, чтобы пообмяться в лесу и принять натуральный вид метеоритного поисковика.

Молчали всю дорогу.

При двойном обгоне.

При дурацком маневре колесного трактора.

При крутых поворотах.

При ожидании на железнодорожном переезде.

Молчали.

Даже когда прибыли в нужную точку.

Даже когда освобождали мочевые пузыри.

Водила – у переднего бампера.

Я – у заднего.

Северо-западный ветер срывал начинавшую потихоньку желтеть листву.

Кроны обменивались шифрованными мнениями о предстоящей слякотной осени и морозной зиме, а может быть, – о кремлевской операции «Ступор».

Я застегнул ширинку.

Нет, скорей всего, делились впечатлениями о прошедшем лете.

Водила, опередивший меня в застегивании ширинки, вытащил откуда-то пакет с сухим пайком.

– Хорошо-то как на природе…

Я постарался изобразить тонко чувствующего лирика.

Из сумеречной чащи, цинично ухая, ответил филин, безответственно занесенный в Красную книгу.

– Прогуляться этак километров пятьдесят по смешанной хвойно-березовой дремучести для бодрости…

Филин издевательски передразнил.

Водила молча сунул мне пакет и отправился в кабину.

Я поправил фотоаппарат, чтобы щелкнуть расставание, обошедшееся без сантиментов и фальшивых слов.

– Извини, друже, ты в каком звании будешь?

Но шофер сделал вид, что не услышал вопроса, хлопнув дверцей, резко сдал назад и стремительно умчался в обратном направлении.

Лишь закатные лучи отразились в обзорных зеркалах.

– Ну что ж, провинциальные кадры растут, – сказал я всесильному фотоаппарату. – Про садоградские чудеса – ни гу-гу. О Поваре – тоже. Парень вполне заслуживает очередных звездочек, скажем, штуки четыре.

Так как фотоаппарат не ответил, я приободрил сознание, напряг подсознание, скорректировал надсознание.

Чуточку прозрачный шеф явился под вопли филина.

– Просили передать: если ты сумеешь нарыть хоть что-то серьезное по гигантскому Повару – представят к ордену.

– Лучше внеочередной отпуск в Антарктиду. Отдохну наедине с пингвинами.

– Ну, а если решишь задачку про однобокую беременность…

– Получишь Героя России, – закончил я фразу

– Угу! – глумливо подтвердил неугомонный филин.

Не сказав больше ничего ободряющего, шеф обратился в клок мрачного тумана.

Видно, на таком гигантском расстоянии даже генеральские призраки устают.

– Угу!

Я подхватил с земли увесистый сук и швырнул в чащобу.

Филин заткнулся.

Я начал проверку сухого пайка.

Горький шоколад – три плитки, литровая бутылка минеральной воды, пара яблок и банка моей любимой сгущенки.

С шоколадом, минералкой и сгущенкой – козырный расклад, а вот с яблоками…

Впрочем, откуда было знать водиле, что у меня на этот райский фрукт, поспособствовавший библейскому грехопадению, образовалась устойчивая идиосинкразия, которую я скрывал не менее тщательно, чем единственный свой провал, который так и не вылез наружу благодаря трагическому стечению обстоятельств и прихоти судьбы.

Закат был напрочь испоганен кучевой облачностью.

Я направился тренированным шагом бывалого искателя небесных камней туда, где вновь прогугукал филин.

Пройдя километра полтора, я зашвырнул яблоки подальше: одно на север, другое – на юг, а сам двинулся на восток.

Вспоминать о яблочном позоре не хотелось, но тот кирпичный забор с шипами упорно проглядывал сквозь реальный мрак забытья.

Третий раз в ту чересчур урожайную осень мы чистили сад жлобистого директора лакокрасочного рынка.

Директор представлял собой расово-национальное недоразумение, возможное только на российских просторах.

В общем, я попался, и за пазухой у меня лежало не менее трех килограмм отборных яблок.

Владелец лакокрасочных рядов без малейшего нацменского акцента, без нацменской заторможенности, без нацменской заносчивости и нацменской вредности заявил, что не будет отрезать мне уши, нос и прочие выступающие органы. Гуманисту не хотелось получить репутацию скинхедофоба, и он предложил мне скушать украденные яблочки.

Пара откормленных ротвейлеров и три помповых ружья заставили согласиться на поздний десерт.

Не знаю, установил ли я мировой рекорд по количеству съеденных единовременно яблок, но европейский – точно.

Впрочем, я по-прежнему люблю сказки малых народов России.

А вот яблоки пришлось исключить из рациона питания на всю оставшуюся жизнь.

Вскоре директора лакокрасочного рынка застрелили из автомата.

Директор, так и не закончивший утренний обход, корчился в луже пентафениловой эмали, и его нерусская кровь нехотя смешивалась с белым колером.

– Какого хрена!..

Подскользнувшись на чьем-то диком свежем дерьме, я окончательно расстался с прошлым.

Я простил давно убиенного за яблочный рекорд.

Не надо штудировать труды даосов, чтобы понять раз и навсегда: жизнь сама мстит нашим обидчикам – даже самым недоступным и защищенным.

Я сконцентрировался на звериной тропе, которая углублялась в заповедную чащобу.

Красотень, да и только.

Условия ночного траверса по взгорьям были идеальны для профессионала.

Луна и звезды – за тучами.

Накрапывающий дождь, который смоет все следы.

Горький шоколад.

И сгущенка.

Этот продукт, в отличие от яблок, не вызывал даже кратковременной оскомины.

С ходячего возраста изничтожал банками – и пятипроцентную, и восьмипроцентную, и вареную, и никак не мог насытиться.

Вымахал до ста восьмидесяти двух сантиметров, а страсть к сгущенке не убавилась ни на йоту.

Как-то с ребятами отсиживались в одной немного, совсем чуть-чуть, горячей точке, и я добивал банку за банкой, а остальные терпеливо ждали, когда я устану от приторной липкости.

Увы, не дождались.

Хотя, впрочем, там еще осталась невскрытой четверть ящика.

Но возвращаться туда я больше не намерен.

Дождь не дал помянуть любивших что-то покрепче цельного просахаренного молока.

В общем, еще до рассвета я уговорил сгущенку за один присест и вогнал банку каблуком в мох, прикрыв заранее сорванной веткой.

Умеющий шагать следов не оставляет…

Глава 2

Банный вечер

Дождь моросил, моросил и моросил.

В полдень я, учуяв запах свежего навоза и горького дымка, решил чуть-чуть изменить маршрут.

Почти не хоженная тропа уперлась в покосившиеся прясла.

С буйным лаем выскочили псы.

А за ними – хозяин с вилами наперевес.

Но не успел я изготовиться к собачьей атаке, как малый отозвал свистом псов назад и опустил вилы.

– Ты мужик? – спросил верзила.

– А что – разве не видно? – пошутил я.

– Не злись!

Малый воткнул вилы.

– Думал, на хрен, опять баба пожаловала.

– Какая баба?

– Да из науки, какая еще! Повадились, сучки ученые – то по одной, то парами.

– Зачем?

– Трахаться!

– Значит, правду в газетах пишут – о бомбе, от которой не стоит?

– Какая, на хер, бомба? Слишком много ребята думают, вот и не срабатывает конец как требуется.

– Думать вредно, – уточнил я. – Особенно на голодный желудок.

– Ну тады давай познакомимся, что ли.

– Денис Денисович, собиратель метеоритов.

– Федотыч, егерь местный.

Обменялись рукопожатием.

– Слышал я про болид, слышал по нашенскому радио. Три раза трепанули.

– Гость из глубин Вселенной.

Я для проформы сунул под нос егерю академические корочки.

– Уникальный случай.

– Наверное, премию дадут?

– Разбежались. Ага, догонят и еще добавят.

– Может, в баньку? Тока поспела.

– Не откажусь.

– Никуда от тебя эта самая болидина не денется.

– Слушай, Федотыч, а что, ученые бабенки хороши?

– Я своей Груне с кем попало не изменяю.

– Правильно. А чего им бабам – Повара, что ли, мало?

– Да брешут про энтого Повара, брешут!

– Уточни, Федотыч.

– Мертвый он, как есть мертвый. Я же тогда его нашел. Сидит, мудачина, на суку и кукует. Ох, и ярились мои псы на трупака, ох, и ярились!

– Значит, вернуться Повар не мог в любом случае?

– А ты боишься, да, Повара-то?..

– Есть немного.

– Так вот, послушай совета. Поменьше шляйся по яблоневым садам и не показывай носа за мост, что через ихнюю речку.

– А что за мостом?

– Ох, нехорошее место. Я же там Повара надыбал. Если бы не собаки, прошел бы, не заметил. Ох, и ярились псы на трупака…

– А до Повара за мостом что-нибудь происходило?

Я незаметно поправил фотоаппарат.

– Пещера там жуткая имеется. Стены в кровище.

– Чьей?

– Ну, этого я не знаю. Может, медведь пещерный оставил, может, – снежный человек.

– Учтем.

– Ладно, дуй в баню.

Егерь свистнул псам и направился к избе.

– Сейчас полотенце принесу.

Я перепрыгнул через пряслины.

До бани, крытой почерневшей корой, было шагов десять.

Фотоаппарат – противоударный и пылеводонепроницаемый – я взял с собой на помывку.

Раздеваясь, вспомнил снимки жертв с изнохраченными ликами.

Так почему Повар перестал уродовать мужчин?

Кипяточек в деревянную шайку.

А стал трахать женщин?

Веник в кипяток.

Наверное, на том свете маньяку переменили половую ориентацию.

А теперь – полный ковшик на камни.

Только вот зачем?

Необыкновенно сладостно лежать на полке и охаживать продрогшую сущность березовым веником.

Если только весь этот спектакль с чокнутым Поваром, вернувшимся с того света, не творится для отвода глаз.

Я разок прошелся мягонько по кремлевскому объективу.

Для колорита…

Глава 3

Исходный рубеж

Минула вторая ночь, тоже безлунная, но без моросящего дождя.

Запас воды на кучевых складах иссяк, и новое поступление ожидалось только через неделю.

Впрочем, скопившейся в кронах дождевой влаги и так хватало с достатком.

Ветер тоже не скромничал.

Но я дотащился, добрел, доковылял.

И ранним-ранним утром наконец-то вышел на окраину Садограда.

Особой рекогносцировки не потребовалось.

Я сразу признал Кронино, почти скрытое плотным, но рваным туманом.

Поправил насыщенную влагой куртку.

Сейчас бы принять горячий душ…

Поддернул брюки, отяжелевшие от налипшей глины.

Уговорить пузырь водки…

Оформил в бантик развязавшийся шнурок.

Залезть под одеяло к готовой на все доцентше…

Пролетавшая мимо ранняя птаха совершила высший пилотаж и наделала мне на макушку – пусть чуть-чуть, но до чего же липко и пахуче!

– Отыщу в определителе птиц, – сказал я вслед. – И, если ты гадина съедобная, зажарю во фритюре.

Сорвал с осины пучок листьев.

– А если гадина ты певчая, то навсегда запакую в клетку.

Утерся, как мог, и наконец толком огляделся.

Вышел почти к заранее намеченному штурмовому рубежу.

Справа – коттедж директора ветеринарного института (жена, трое детей, последний – естественно, мальчик – родился полгода назад).

Хозяин коллекционирует марки на тему «Флора».

Пока не замечен, не привлечен, не уличен.

Слева – коттедж доцентши: согласно характеристике в досье, – зловредной мымры, возглавляющей лабораторию анализа влияния компьютерных игр на сознание подростков.

Одиночно проживающая, и к тому же аллергик.

Идеальный объект для проявления внедренческого мастерства.

Прежде чем кидаться в научный омут, как всегда, решил мысленно побеседовать с шефом.

Затаился в кустах и, не обращая внимания на капель, попадающую за шиворот, – майку с колобком хоть выжимай, трусы тем более – сосредоточился на вызывании Алексея Николаевича Яранцева.

Представил стол, кресло и то, что в нем должно пребывать.

Швыркающий нос.

Морщины, неопровержимые улики трудной карьеры.

Глаза…

Еще усилие.

Глаза…

Дальнозоркие генеральские очи никак не желали материализоваться, ну ни в какую.

Наверное, из-за сырости атмосферы.

Пришлось вести диалог с шефом, лишенным органов зрения.

Впрочем, Алексей Николаевич все равно зрил в корень, и даже глубже.

– Слопал сгущенку?

– Так точно.

– Шоколад умял?

– Не сомневайтесь.

– Минералку вылакал?

– Разумеется.

– А зачем яблоки выкинул?

– У меня и без них гемоглобин зашкаливает.

– Хреноглобин… Зачем вызвал-то, умник?

– Да вот хотел варианты обсудить.

– Хреноглобин, – повторил шеф невпопад. – Чистый хреноглобин.

– Алексей Николаевич, я прикидываю три коттеджных варианта.

– Маловато.

– Пока сойдет.

– Хреноглобин…

Призрачного генерала немного клинило на умных словах.

– Значит, Алексей Николаевич, меня могут просто-напросто не пустить в коттедж. Вдруг характер ученой хозяйки окажется слишком вредным…

– Да, от высоколобковых неизвестно чего ждать.

Призрачный шеф чуть ошибся в грамматике.

– Денис, ученые женщины, как и дрессированные пантеры, требуют весьма деликатного обращения и не терпят, когда их принуждают к доносительству, стукачеству и предательству демократических идеалов.

Дав генералу высказаться по максимуму, я продолжил о вариантах.

– Второй – литературно-киношный…

– С бездыханным и максимально изуродованным телом.

Призрачный генерал отличался особой проницательностью в сравнении с реальным.

– Ну, и меня хватают как убийцу, извращенца и доцентоненавистника.

– А третий?

Деловитость в постановке вопросов объединяла обоих начальников, призрачного и реального.

Но до реального было, как до луны.

Пришлось обходиться виртуальным.

– Увы, самый маловероятный. Застукать оплодотворителя на месте сношения. Да взять его за член и вывести на чистую воду.

Но генерал не позволил размечтаться.

– Хреногло…

Быстрорастворимый шеф исчез в тумане.

Птаха заложила очередной вираж для гуанометания, но я, уже покинув кусты, вырвался на оперативный простор.

До асфальтированной гладкости оставалось десять задернованных шагов, и я добавил их к преодоленным ночным километрам.

Оставив на бордюрине почти всю глину с подошв, я двинулся походкой усталого мачо в сторону апартаментов ученой дамы.

Фотоппаратина упивалась садоградскими видами.

Я же прикидывал: впустит или не впустит.

Одинокая женщина, утратившая всякую надежду на замужество и переведенная из оптимального репродуктивного возраста в группу риска, – находка для нелегала, заблудившегося путника и охотника за метеоритами.

Тротуар.

Если он, конечно, понравится ей как самодостаточная личность.

Лужа.

Если он обворожит ее как рефлексирующий, тонко чувствующий субъект.

Выбоина.

Если он, будучи разбуженным посреди ночи, ответит без шпаргалки, чем отличается макраме от мимикрии.

Лужа.

Если он читывал последний роман апеннинского семиотика и перечитывал дебютное эссе иберийского медиевиста.

Лужа.

Если, преодолевая отвращение к анапесту и анжамбеману, он хотя бы раз в год просматривает хотя бы пол-строфы из модных пиитов новой волны.

Газон.

Если новейшие постконцептуальные инсталляции, основанные на контрацептивах, вызывают у него длинную ассоциативную цепь.

Лужа.

Если…

Недоперешагнув лужу, я впечатал подошву чавкающей от сырости обувки в содержимое, отражающее хмурую затуманенность.

Перечисление достоинств, способствующих покорению самых зачерствевших доцентш, отсекло визуальной тревогой.

Боковое зрение не подвело.

В тумане обозначилась гигантская тень раздобревшего на адовых, с горчинкой, харчах Повара и канула, исчезла, пропала.

Глава 4

Мордобойная оказия

Жуткое оптическое явление маньяка не повторилось.

Но я же четко разглядел признаки мифического Повара.

Обмундировка, колпак, вилка с ложкой, – только все гигантского размера.

Значит, в аду кормят как на убой.

Подождав еще немного, я зашагал поскорей к намеченному коттеджу.

Может это проделки родимого мозга, привыкшего к вызовам начальствующих призраков?.. Подсознание, напичканное информацией об инфернальном кулинаре, услужливо выдало визуальную гиперболу, сотканную из обрывков тумана.

Или физика в очередной раз подшутила – ведь рассеянная в утреннем воздухе аш-два-о дает увеличение объекта и искажение пропорций.

Хватит мусолить оккультную тематику.

Лучше подготовиться к встрече с хозяйкой коттеджа.

Я пригладил обеими ладонями вихры.

Чугунная калитка с коваными розами дразнилась приоткрытостью.

Но я не успел незаметно вторгнуться в сад.

По асфальту зачастили, зашлепали кроссовки.

У ботинок, пересекающих лужу, а тем более, сапожищ – иное звучание.

Оглянулся.

На этот раз не призраки.

Меня догоняла реальная бегущая пара в спортивном прикиде.

На том, что повыше, болталось красное трико в зеленых плоских яблоках.

А коротыша обтягивало зеленое спортобмундирование с красными яблоками.

Оба субтильных недомерка старательно работали как локтями, так и коленями, не жалея энергию.

Как вежливый и соблюдающий правила хорошего тона пешеход, я посторонился, давая проход интеллигентным марафонцам, изобретающим на ходу новые формулы и нерешаемые теоремы.

Но, поравнявшись с калиткой, чудики затормозили, глянули друг на друга с презрительной близорукостью и вдруг принялись изображать драку.

Я ненароком превратился в бесплатного рефери.

Один принял стойку трижды нокаутированного боксера и нанес вялый, неакцентированный удар противнику в область еще пустого желудка, мечтающего о завтраке.

Другой ответил пинком из арсенала кикбоксинга – неловко и неточно.

Пришлось из объективного судьи превратиться в разнимальщика.

Сгреб за шиворот и псевдобоксера и эрзац-ногомаха.

– Чего не поделили, господа ученые? – спросил я ментовским издевательским голосом. – Вас что, не устраивает сегодняшняя парадигма?

– Эта какашкина субстанция… – загундосил не владеющий ни хуком, ни свингом хиляк. – Эта мерзопакостная гадость написала в чашку Петри сорок девятой серии!

– Буду я на твои некондиционные опыты мочу тратить! – огрызнулся партнер по утреннему бегу. – И кала для тебя жалко!

– Господа, рекомендую для продолжения спора покушать глазунью с ветчинкой, – посоветовал я миролюбиво – И выпить крепкого черного кофе!

Но псевдо-боксеры не унимались.

Пришлось развести противников по разным сторонам горизонта.

Отработанными пинками я задал каждому противоположное направление.

Одному на юг.

Другому на север.

Первый галопировал, оглядываясь ежесекундно, пока не стыканулся с фонарным столбом.

Второй улепетывал противоснайперским зигзагом.

– Браво! Браво! – произнес ироничный голос. – Усмирили немотивированную агрессию!

Кто-то незаметно подкрался сзади.

Стараясь не делать резких убойных движений, выдающих профессионала, я повернул корпус и нарочно по-клоунски поддернул испорченные влагой, глиной и растительностью брюки.

У кованых роз стоял человек в непромокаемом плаще.

– Доброе утро! – сказал я почти нежно.

Тип держался ко мне боком.

– И вам того же.

Накинутый капюшон скрывал профиль.

Судя по тембру, это был мужчина.

– Зря вы влезли в лабораторную разборку, – сказал неизвестный, убавив ироничности. – Получить сломанной пробиркой в печень не очень-то приятно.

– Да я как-то по привычке – не люблю, когда люди выясняют отношения рукоприкладством.

– Вы что, подосиновики собирали? – незнакомец сменил иронию на сарказм.

– Мухоморы искал для шаманского зелья. Глоточек – и ты уже на обратной стороне Луны, еще глоточек – и на краю Галактики.

– Но вы совсем не похожи на токсикомана.

Непрошеный собеседник, видно, любил посудачить о чем угодно.

– Внешность обманчива.

– И где таких молодцов выращивают?

Снова неприкрытый сарказм.

Еще десяток таких вопросцев, и лежать излишне любопытному на газоне, раскинув плащ.

– Понимаю, государственная тайна.

– Почти. О комитете по метеоритам при Академии наук, надеюсь, слышали.

– Учтем, – неизвестный убрал иронию, погасил сарказм. – Всего хорошего.

– До свиданья, – сказал я чересчур грубовато.

Иронист нехотя повернулся в сторону тротуара.

– До свиданья, – повторил я более вежливо в спину, надежно скрытую плащом.

Незнакомец остановился.

Неторопливый полуоборот, и из непромокаемых складок высунулась жилистая рука, не чурающаяся физических усилий: на широкой ладони алело спелое яблоко.

– Угощайтесь.

– Спасибо.

– Всего хорошего.

– Спасибо, – повторил я вслед удаляющемуся плащу. – Огромное спасибо!

Преподнесенное яблоко неимоверно благоухало сладостным ароматом.

Неизвестный свернул в сторону коттеджа филателиста.

Кирзовые, разношенные, с усиленным носком сапоги чиркали о фигурную плитку соединительной аллеи.

А ведь подошел совсем неслышно.

Я незаметно уронил яблоко в траву газона и тронул калитку.

Но тут вдруг из тумана выскочили бегуны.

Я передвинул фотоаппарат за спину.

С ними был третий, не похожий на ученого шибздика, мускулистый амбал, к тому же вооруженный бейсбольной битой.

Я обезопасил тыл кованой оградой.

Трое на одного…

Хорошо еще, тип в плаще успел свалить.

Но как не хотелось раньше времени раскрывать свои ударные возможности!

Утреннее побоище – это не совсем то, что надо для полноценного внедрения.

Но я подозревал, что никакие дипломатические изыски здесь и сейчас не сработают.

Ученый амбал явно желал поэкспериментировать на тему соприкосновения биты с мои черепом.

Ну не улепетывать же мне обратно в лес?

Впрочем, диспозиция просчитывалась сходу.

Вырубить амбала первым же ударом, а марафонцы сами отвалят.

Но трепу, трепу будет про бесстрашного собирателя небесных камней!..

– Это он имеет наших женщин! – заявило с апломбом зеленое трико и ткнуло в меня пальцем, как в подопытный экспонат.

– Это он нарушает незыблемые законы правильного осеменения! – заявило не менее авторитетно красное трико.

– Сейчас он забудет!

Амбал размахнулся битой,

– С какой стороны надо вставлять член!

Но схватки – ни короткой, ни длинной – не получилось.

И не потому, что амбал промазал битой мимо кандидата в сексуальные монстры.

И не потому, что я опередил битоносца резким ударом в область паха.

Просто из туманного сада вышла, кутаясь в шаль, доцентша с повелительным голосом, отработанным на трудных подростках:

– А ну-ка, уважаемые, прекратите драку.

Чудики в разномастных трико попятились.

Амбал опустил неиспользованную биту.

– Попрошу не трогать моего любимого племянника.

– Ах, негодяи!

Амбал оглянулся на лживых марафонцев.

– Хотели мне фуфлового монстра подсунуть!

Чудики не стали вступать в пререкания и синхронно ускорились.

Амбал смачно плюнул в след ученым провокаторам.

Когда бегуны скрылись обиженной трусцой в тумане, а оставшийся без основательного битоприкладства хмурый амбал убрался восвояси, я обратился к спасительнице и тетушке: