Шейх

В ее словах было столько горечи, что Зара поневоле задумалась, сколько же пришлось пережить этой женщине.

— Ты права, моя добрая Нафиса, она действительно прекрасна.

Зара испуганно обернул ась на голос: в дверях купальни стоял Джамал.

— Что ты здесь делаешь? — вскрикнула она, пытаясь закрыться полотенцем.

— Это мой дом, я могу заходить куда хочу и когда пожелаю.

— Так, значит, ты будешь следить за мной, даже когда я моюсь?

— Ты моя рабыня, а я твой хозяин. И мне решать, что можно, а чего нельзя.

Он неторопливо подошел к краю бассейна, опустился на резную деревянную скамью и скрестил ноги.

— Можешь продолжать, Нафиса, мне интересно послушать, что ты скажешь дальше.

Та почему-то сразу замолчала, хотя вовсе не казалась обеспокоенной его появлением, и Зара закусила губу, чтобы сдержатъ резкие слова ответа. Быть может, это в порядке вещей, когда хозяин наблюдает за купанием своих рабынь?

— Господин имеет полное право быть здесь, словно прочитав ее мысли, не громко, так, чтобы слышала только она, заметила Нафиса. — Привыкай, девочка, отныне тебя не должно это смущать.

И снова Заре почудилась в ее голосе какая-то тайная горечь.

Еще какое-то время шейх продолжал смотреть на нее, но постепенно его взгляд становился все более рассеянным, словно он о чем-то задумался. Затем он решительно встал, жестом подозвал к себе Нафису, быстро шепнул ей на ухо пару слов и покинул купальню. Женщина вышла вслед за ним, но тут же вернулась, держа в руках небольшой узелок.

Зара облегченно вздохнула, закуталась в полотенце и вышла из бассейна.

— Вот твоя одежда, — сказала Нафиса, протягивая ей узелок. — Примерь.

Девушка удивленно взглянула на маленький, размером с два кулака, сверток.

— Это шутка?

— Ни в коем случае.

— Но что в нем может поместиться? — недоверчиво спросила Зара.

— Развяжи, увидишь.

Заинтригованная, Зара последовала ее совету и подобно факиру стала доставать оттуда предмет за предметом: алый газовый лиф, шаровары из тончайшего шелка цвета слоновой кости, чисто символическое подобие джеллабы, сшитое из неизвестной ей розоватой ткани, и, наконец, вуаль, больше похожую на бледно-желтую паутинку. Качество материала и высочайшее искусство портных говорили сами за себя, но принцессу сразу насторожили две вещи: во-первых, вся одежда была практически прозрачной, а во— вторых, ее могла бы носить жена шейха, в крайнем случае — его наложница, но никак не рабыня. Это было ясно с первого взгляда.

— Я не стану это надевать, — нахмурилась принцесса.

— Ты боишься, что одежда слишком велика для тебя?

— Нет.

— Значит, тебе не нравятся цвета? Или материя?

— Да нет же, дело не в этом…

— А в чем?

— Я… я просто не могу это надеть!

— Но почему? А-а… мне кажется, я понимаю, — с еле заметной улыбкой кивнула Нафиса. — Во-первых, это не цвета твоего народа, а во-вторых, ты считаешь, что эта одежда… неподходящая для тебя. Вернее, она как бы обязывает тебя делать то, что ты делать не хочешь. Я права?

Зара молча склонила голову в знак согласия.

— Брось, милая, — почти ласково улыбнулась Нафиса. — Это же зависит только от тебя. Я хочу сказать, что никакая одежда все равно не сможет изменить твоих взглядов, твоей веры… так что можно пойти и на маленькие уступки ради того, чтобы облегчить себе жизнь. Поверь мне, Зара, нет ничего зазорного в том, чтобы пойти мужчине навстречу в, мелочах, если это помогает тебе добиться главного… Ой, прости, что-то я разговорилась.

Повисло неловкое молчание. Зара, до глубины души потрясенная доходчивой правдой ее слов, пыталась заглянугь ей в глаза, ожидая продолжения этой своеобразной исповеди, но Нафиса старательно отводила взгляд.

— Но почему именно эта одежда? — робко спросила девушка.

— Так приказал шейх Джамал, — пожала плечами Нафиса. — Я такая же рабыня, как и ты, и просто исполняю то, что мне говорят, хотя… со мною здесь и считаются. Так вот, сегодня вечером тебе предстоит прислуживать нашему господину за ужином. Одевайся, и я покажу тебе твою комнату. Она совсем крохотная, но не каждой рабыне выпадает счастье жить и в такой. У тебя даже будет собственный садик. — Она бросила на Зару быстрый любопытный взгляд и добавила: — А знаешь, Джамал впервые привозит сюда, в Эдем, рабыню. Появлялись и исчезали рабы, сменялись евнухи, но женщин здесь до сих пор было только четверо: я и три наложницы.

— Так, значит, я должна быть благодарна Джамалу за оказанную мне честь? — невесело усмехнулась Зара. — За честь стать его рабыней? Я его об этом не просила. И долго я здесь не задержусь. Скоро явится мой отец со своими воинами, и вот тогда…

— Поживем — увидим, — покачала головой Нафиса. — Ты плохо представляешь себе, где оказалась. Крепость Джамала неприступна, а в ее гарнизоне только отборные солдаты. На твоем месте я бы не стала призывать сюда своего отца, ради его же блага… Ладно, поторопись. До вечера еще есть время, и ты успеешь немного вздремнуть.

— А где моя одежда?

— Забудь о ней, ты ее больше не увидишь. Я здесь ни причем, это тоже приказ нашего господина.

Зара вздохнула и, поскольку выбора у нее все равно не было, быстро оделась в принесенные Нафисой вещи. Та придирчиво оглядела ее и осталась довольна, однако заметила:

— Ты забыла вуаль.

— Женщины моего народа не прячут лицо, — решительно мотнула головой Зара.

— Ты в арабском гареме, — мягко напомнила Нафиса. — Здесь свои законы, и нарушать их опасно. Впрочем, я не буду настаивать. Если господину что-то не понравится, он сам тебе об этом скажет. Пойдем, я покажу тебе комнату.

Помещение, отведенное Заре, действительно оказалось крохотным — чуть больше обычного платяного шкафа: здесь едва хватало места для узкой кровати и низенького столика. Двустворчатая дверь выводила в маленький садик, обнесенный глухой стеной.

Впрочем, девушка была довольна. Теперь у нее появилась возможность хоть немного побыть наедине со своими мыслями. Она действительно полагала, что ей недолго осталось мучиться в гареме Джамала. Даже если Нафиса права, и отец не рискнет идти на штурм Эдема, шейх обещал отпустить ее через четыре недели. Сама не зная почему, девушка не сомневалась, что он сдержит слово. Уверена она была и в другом: соблазнить ее ему не удастся.

— Постарайся отдохнуть, Зара, — сказала на прощание Нафиса. — Когда наступит время идти к господину, я пришлю кого-нибудь за тобой.

— А что я должна буду делать? — с опаской поинтересовалась принцесса.

— Забрать приготовленный ужин на кухне и отнести ему.

— И это все? — обрадовалась девушка.

— А ты хотела бы чего-то еще? — с неожиданным раздражением ответила Нафиса., отводя взгляд.

После ухода Нафисы Зара прилегла на кровать и неожиданно для себя задремала.

Когда в дверь постучали, ей показалось, что прошло не больше минуты, но темное звездное небо в окне свидетельствовало о наступлении вечера.

— Войдите! — крикнула девушка, вставая с кровати.

На пороге возник юноша примерно ее возраста, с тонким печальным лицом и выразительными карими глазами. Разумеется, это был евнух других мужчин в гарем не допускали.

— Меня зовут Хаким. Я принес тебе ужин, — высоким мелодичным голосом сказал он и поставил на столик поднос с дымящимся рисом и фруктами. — Поторопись, скоро пора идти к господину.

— Спасибо, Хаким, — ответила Зара, садясь на услужливо предложенную молодым евнухом подушку. — Запах просто восхитительный.

— Я скоро вернусь за тобой, — сообщил Хаким и ушел.

Рис был перемешан с черносливом, барбарисом и кусочками куриного мяса, щедро сдобрен кумином, кари и другими пряными приправами. Девушка уже заканчивала трапезу, когда дверь внезапно распахнулась и в комнату влетела Саха. Ее глаза пылали, лицо дышало злобой.

— Мне сказали, что ты сегодня будешь прислуживать Джамалу за ужином, — выпалила она. Мерзавка! С тех пор как ты появилась в этом доме, господин совсем перестал обращать на нас внимание. Разве это справедливо? Ведь ты и вполовину не так хороша, как я. Даже Лейла и Амар красивее тебя! Что ты сделала с Джамалом, околдовала его?

— Я не колдунья, и ничего с вашим драгоценным шейхом я не делала, — стараясь держать себя в руках, ответила Зара. — И я не услаждаю его ласками, если ты это имеешь в виду. Так что, если ему чего-то не хватает в вашем обществе, вините в том самих себя.

Ее слова немного утихомирили разгневанную наложницу.

— Послушай, я ведь не дура и не слепая. Я отлично вижу, что Джамал хочет тебя. А он всегда получает то, чего хочет… — Неожиданно она перескочила на другое: — Почему ты работала на конюшне?

— Это длинная история, и рассказывать ее у меня нет ни времени, ни желания. Запомни главное: ваш шейх мне не нужен, так что я тебе не соперница.

— Зара, ты готова?

За спиной Сахи возник Хаким. Та опасливо покосилась на него, но не ушла.

— Да, вполне, — ответила девушка. — Прошу извинить меня, Саха, но, в отличие от тебя, у меня есть обязанности, которыми я не могу пренебрегать.

— Ну конечно, знаем мы эти обязанности, буркнула себе под нос Саха. — Они не так уж трудны: ложись на спину, да раздвигай пошире ноги.

* * *

— Быстрее, Зара, — торопил ее Хаким, когда они шли длинными коридорами на мужскую половину дворца. — И надень вуаль, страже не зачем видеть твое лицо.

— Пусть смотрят, мне не жалко, — рассмеялась она.

Хаким недоуменно пожал плечами, но ничего не сказал. В конце концов, это не его дело. Пусть господин сам разбирается со своей новой рабыней.

* * *

Когда Зара с подносом в руках переступила порог его роскошных апартаментов, Джамал стоил у окна спиной к двери.

Он всматривался в медленно сгущающиеся сумерки, в которых постепенно таяли контуры крепостных башен, а пальмы в парке сливались в единую темную массу. Его мысли были далеко у подножия Рифских гор, где он впервые встретил девушку с лицом ангела и языком скорпиона.

С тех пор прошло всего четыре дня, но каким-то непонятным образом она умудрилась так глубоко забраться в его сердце, что он растерялся. Впервые в жизни. Что делать? Сдержать столь опрометчиво данное слово? Но времени осталось не так уж много, а былая уверенность в победе таяла с каждым днем. С другой стороны; она его рабыня — бесправное существо, вещь, собственность. Господин не обязан блюсти кодекс чести перед рабом. Он вправе поступать с ним как хочет, и никто его за это не осудит. Да, Джамал отлично знал, что может взять Зару силой, может заставить ее сделать то, о чем пока только мечтал, но… Но тогда она будет потеряна для него навсегда.

Самым простым решением было бы просто взять да и отпустить ее на все четыре стороны, а затем начать все сначала — искать ее общества и любви, как равного себе человека. Однако и это не имело будущего: кади Юсуф — враг, и он никогда не позволит своей дочери принимать знаки внимания от правой руки султана Мулая Исмаила.

— Ты позволишь, господин? — раздался сзади тихий голос, и он резко провернулся.

— Ты? Ах да, конечно… Почему так поздно? Я велел Хакиму поторопиться. Кроме того, я голоден. Что ты принесла?

— То, что мне дали на кухне; — пожала плечами Зара, озадаченно глядя на поднос. — Здесь, как ты и сам можешь видеть, плов, зелень и фрукты… Я сделала что-то не так?

— Нет, — рассеянно бросил Джамал, — все в порядке. Поставь на стол.

Зара молча опустила тяжелый поднос на низенький мозаичный столик с витыми ножками и направилась к выходу.

— Ты куда? — остановил ее резкий вопрос шейха.

— Назад, в гарем, — невозмутимо ответила она. — Мне было велено принести тебе ужин, я это сделала, так что же еще? У меня есть и другие обязанности.

— Твоя единственная обязанность — служить мне.

— Господин чем-то недоволен? — с напускным смирением поинтересовалась Зара. — Быть может, пока я шла сюда через весь дворец, плов остыл или подгнили фрукты? О, ты только прикажи, и тебе принесут что-нибудь другое. Так я могу идти?

— Нет, — хмуро ответил Джамал, делая вид, что не замечает ее иронии. — Я не привык есть один. Раздели со мной трапезу.

— Благодарю, господин, но я уже поела.

— Мне все равно. Я приглашаю тебя поужинать со мной, а этой чести в моем доме не удостаивался еще ни один раб.

— Еще раз благодарю, но я сыта, — твердо заявила принцесса. — Что же касается чести, то зачем размениваться? Позови одну из своих наложниц, я полагаю, она будет счастлива.

— Отличная мысль! — не в силах больше сдерживаться, рявкнул Джамал. — Именно так я и поступлю. Ты свободна, Зара, можешь идти. И не забудь прислать сюда Саху!

Девушка быстро кивнула и удалилась. Пока она шла назад по длинным извилистым коридорам дворца, две мысли не давали ей покоя, смущая и тревожа ее: «Почему он решил не настаивать?» И «Почему мне это не безразлично?».

* * *

— Шейх Джамал — потрясающий любовник, томно закатив глаза, заявила Саха Лейле и Амар, когда наложницы расположились у бассейна в саду. — Сегодня ночью он был просто великолепен. Он ласкал меня до самого утра, и, когда, наконец, отпустил, я еле добралась до своей кровати.

Все это было ложью, когда Саха пришла к шейху, тот довольно грубо отослал ее назад, и она, стараясь не попадаться на глаза «подругам», скрылась до утра в своей комнате. Однако Лейла и Амар ничего не зная об этом, едва не позеленели от зависти: каждая из них дорого бы дала, чтобы оказаться на месте Сахи.

— А ты, Зара, что скажешь? — вкрадчиво обратилась та к принцессе, которая готовила для них чай. — Ведь правда в постели Джамал просто великолепен?

— Не знаю, — с легкой улыбкой ответила девушка, — мне это неизвестно.

— Но ведь вы с господином провели немало часов наедине, — удивилась Лейла. — И если он не позволил тебе доставить ему удовольствие, значит, ты просто не в его вкусе.

— Точно, — поддакнула ей Амар, — Зара не так красива, как мы, и к тому же слишком костлява. Возможно, берберские дикари и считали ее привлекательной, но откуда им знать, что такое настоящая женщина?

— Я не люблю мятный чай, Зара, — капризно сказала Саха, отодвигая поставленную перед ней пиалу. — Принеси мне чего-нибудь холодненького, ну хотя бы фруктовый шербет.

— Эти яблоки какие-то невкусные, Зара, подхватила Амар, — принеси другие.

— А мне надо протереть лицо, здесь так жарко! — лениво протянула Лейла. — Принеси-ка мне влажную салфетку да не забудь смочить ее моими любимыми духами!

Зара почувствовала, как в ней поднимается волна глухого раздражения. Ну неужели во всем огромном дворце для нее не нашлось другой работы, кроме как прислуживать этим трем тупым жирным коровам, У которых на уме только постельные утехи.

— У меня и без вас дел хватает, — спокойно ответила Зара. — Если вам что-то нужно, встаньте и возьмите сами.

Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием фонтана в бассейне. Первой опомнилась Саха. Приподнявшись на локте, она грозно сдвинула брови и медленно, с расстановкой повторила: — Я же сказала тебе, чтобы ты убрала этот мерзкий чай и принесла мне шербет. Ты что, оглохла? Пошевеливайся!

Губы Зары тронула едва заметная усмешка.

— Какой чай убрать, этот? — Она подняла пиалу, медленно наклонила ее, и на шаровары Сахи полилась струя горячей зеленоватой жидкости.

Наложница с визгом вскочила на ноги; ее глаза метали молнии.

— Ого, — невозмутимо заметила Зара, — а я и не думала, что ты умеешь быстро двигаться.

— Ах ты, сучка берберская! Да как ты смеешь! Я сейчас же все расскажу Джамалу. И лучшее, что тебя ждет, — это возвращение на конюшню!

Она бросилась к дому и в дверях столкнулась с шейхом.

— О, господин, сам Аллах послал тебя!

Одного взгляда на ее одежду было достаточно, чтобы Джамал понял, в чем дело, но он все же спросил:

— Что так расстроило тебя, Саха?

Та обвиняющим жестом указала на Зару.

— Твоя берберская рабыня оскорбила меня! Посмотри, что сделала со мной эта ведьма! — Саха двумя пальцами оттянула край своих мокрых шаровар. — Она вылила на меня чай!

Джамала разбирал смех, и он с трудом сохранял серьезное выражение лица. Так было надо. Если на проделки Зары смотреть сквозь пальцы, она никогда не научится послушанию.

— Я вижу, Саха, — сказал он. — И какого наказания, на твой взгляд, она достойна?

Губы наложницы скривились в злобной улыбке, и она бросила на девушку исполненный торжества взгляд:

— Бастонады <Бастонада — телесное наказание, распространенное в некоторых странах Востока: битье палками по пяткам.>, мой господин. Десяти ударов будет, пожалуй, довольно… для начала.

Джамал внутренне содрогнулся, пораженный ее жестокостью. После десяти ударов нежные ступни Зары будут изуродованы, и она долго не сможет ходить.

— Не слишком ли это сурово, моя дорогая?

— Что ты, господин, — всплеснула руками Лейла, — пусть получает то, что заработала! Представляешь, она отказалась принести мне салфетку, когда я попросила ее об этом!

— Да-да, — кивнула Амар, — а мне она подсунула гнилые яблоки. Накажи ее, господин, накажи построже, а потом продай. Пусть с ней мучается кто-нибудь другой.

Джамал грозно взглянул на Зару. Лицо берберской принцессы отражало что угодно, кроме раскаяния в содеянном.

* * *

— Ты вызвала неудовольствие моих женщин, прислуживать которым я тебе велел, — сухо сказал он. — Более того, ты оскорбила их. Тебе есть что сказать в свое оправдание?

— А я и не собиралась доставлять им удовольствие, — с вызовом ответила она. — Ты с этим прекрасно справляешься и без моей помощи.

— Такой тон не к лицу рабыне, Зара, — покачал головой Джамал, пряча улыбку. — Твое дело исполнять все то, что тебе говорят, а не спорить.

— Она упряма и своевольна! — встряла Лейла. — Прогони ее! Отправь назад на конюшню!

— В самом деле, — гордо улыбнулась принцесса, — почему бы и нет? Условленный срок скоро истекает, и я все равно буду свободна!

— Что за условленный срок? — насторожилась Саха.

— Все, хватит! — повысил голос Джамал. Еще не хватало, чтобы дурацкая клятва; данная им в минуту ослепления, стала известна всем. Да его просто поднимут на смех!

— Так ты накажешь ее или нет? — капризно надула губки Саха. — Ведь, оскорбив нас, она оскорбила и тебя!

— Не беспокойся, она получит то, что заслужила, — с мрачной решимостью ответил шейх и повернулся к Заре: — иди за мной!

Девушка подумала, что на этот paз, похоже, зашла слишком далеко. Мысль о грядущем наказании страшила ее, но, вспомнив, какую рожу скорчила Саха, когда она вылила на нее чай, невольно улыбнулась.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Был ли Джамал действительно зол на меня?» — думала Зара, идя за ним по длинным коридорам. Зол настолько, чтобы подвергнугь бастонаде? Холодок страха пробежал по ее спине. Да поможет ей Аллах!

— Что ты сделаешь со мной? — дрогнувшим голосом спросила принцесса, когда они оказались на мужской половине дворца.

Джамал обернулся к ней, и выражение его лица лишь усилило ее опасения.

— Десять ударов, как и советовала Саха, пожал плечами шейх. — Впрочем, если ты полагаешь, что этого слишком мало за оскорбление моих женщин, я с тобой охотно соглашусь.

Зара с трудом сглотнула. Ей доводилось видеть людей, искалеченных бастонадой, — зрелище было не для слабонервных.

— Я полагаю, что этого слишком много за… за такую ерундовую оплошность. Трудно удержаться от чего-нибудь подобного, когда имеешь дело с тремя ленивыми, жирными коровами с мозгами между ног.

Джамал откинул голову и громко расхохотался. Он ничего уже не мог с собой поделать: характеристика, данная его наложницам, была слишком точна и остроумна. К сожалению, Зару все-таки придется наказать за своеволие: в гареме, как и в армии, дисциплина и умение беспрекословно повиноваться ценились превыше всего.

— Может, ты и права, — сквозь смех выговорил он, — но сейчас не время и не место критиковать моих женщин. Кроме того, я выбирал их отнюдь не за ум.

— Охотно в это верю, мой господин, — с ужасом услышала Зара собственные слова, но остановиться уже не могла: — Вы ведь так похожи: ты тоже думаешь совсем не тем местом, которое для этого предназначено.

Джамалу сразу почему-то расхотелось смеяться его глаза угрожающе сверкнули.

— Ты забываешься, рабыня! Запомни раз и навсегда: или ты сама укоротишь свой язык, или это придется сделать мне. Тебе нет места ни в моем доме; ни тем более в моем гареме. Убирайся на конюшню! Если при всем твоем уме ты до сих пор не поняла, что жить в тепле и комфорте все же лучше, чем в грязи и навозе, я ничем не могу помочь.

Откуда-то из-под земли, словно дожидаясь приказа хозяина, рядом с Джамалом возник Хамет.

— Подбери для принцессы одежду, подходящую для работы в стойлах, — распорядился шейх. — Свою нынешнюю она не увидит до тех пор, пока не научится смирению. Уведи ее, здесь ей не место.

«Назад на конюшню… Будь проклят мой язык!» — думала бедная девушка, понуро следуя за Хаметом. Что ж, она это заслужила. Но по крайней мере ей удалось избежать бастонады. Она пыталась убедить себя, что даже разгребать навоз более достойная работа, чем сгибаться с тремя пустоголовыми куклами, но звучало это не слишком убедительно.

В конюшне евнух снял с гвоздя балахон из грубого холста и протянул Заре.

— Переоденься в пустом стойле, а я пойду найду Ахмеда и скажу, что ты вернулась. Поторопись!

Девушка едва успела нацепить на себя серое тряпье, когда Хамет вернулся.

— Поговорил с Ахмедом. Ты приступаешь к работе немедленно, у тебя будут те же обязанности, что и раньше… Лично я не считаю, что это занятие достойно женщины, — задумчиво добавил он, — но с хозяином лучше не спорить. Пойми же, наконец, язык твой — враг твой. Будь капельку умнее, и тебя ждет великое будущее. Лейле, Сахе и Амар, вместе взятым, до тебя и сейчас, как до Луны. Они, конечно, тупы, но отлично понимают это, а потому и злобствуют.

С этими словами евнух ушел, оставив принцессу наедине с вилами и невеселыми мыслями.

* * *

Ни в ту, нив последующие ночи никто не потревожил ее. В памяти рабов была еще слишком свежа судьба Мустафы, осмелившегося нарушить приказ господина, и они боялись даже близко подходить к девушке. Это немного облегчало ей жизнь, но изнурительно тяжелая работа поневоле заставляла ее то и дело вздыхать, вспоминая чистую прохладу фонтанов и мягкие перины дворца. Когда же она наконец научится держать язык за зубами? Должно быть, никогда. Да чего там скрывать, она, берберская принцесса Зара, иногда с тоской вспоминала гарем, но была слишком горда, чтобы попроситься назад.

Девушка расчистила пустующее стойло и устроила там себе некое подобие спальни, вымыв начисто пол и натаскав свежей соломы. Здесь она могла уединяться и вдали от посторонних глаз предаваться своим невеселым мыслям. Со временем сюда перекочевал старый колченогий столик, мятый медный тазик и мех с водой, так что теперь она даже ужинала и умывалась, не выходя из «Дворца», как со злой иронией окрестили ее жилище остальные рабы.

Однажды вечером, когда принцесса уже начала засыпать, она почувствовала рядом чье-то молчаливое присутствие. Девушка открыла глаза и увидела Джамала, который стоял, облокотившись на низкую дверцу стойла.

— Готова ли ты признать свою вину, вернуться к нормальной жизни и вести себя как подобает женщине? — вместо приветствия спросил он. В его черных глазах играли отсветы масляной лампы, и они казались еще больше, чем обычно.

— Дочери кади Юсуфа не пристало признавать свою вину перед какими-то безмозглыми тушами, — с презрением ответила она. — И потом, что ты называешь «нормальной жизнью»? Жизнь домашней рабыни? Или, может быть, твоей наложницы? У тебя свои представления о том, что подобает женщине, а у меня свои, и вряд ли мы когда-нибудь поймем друг друга. Тебе ведь все равно, что творится в моей душе, тебе нужно только мое тело, а его ты не получишь. Две недели из назначенного тобою срока уже прошли, мне осталось ждать совсем недолго. Скоро ты увидишь, что проиграл, и вернешь мне свободу.

Джамал даже стиснул кулаки в приступе бессильной ярости. Взять ее прямо здесь, на соломе, не составляло труда, но это означало бы полностью признать свое поражение. О Аллах, но как же она соблазнительна даже в этом сером тряпье! Как блестят ее глаза, как грациозны изгибы тела!

— Зара, — примирительно, почти ласково начал шейх, — со мной творится что-то странное. Я вижу тебя во сне, я не могу выкинуть тебя из головы ни на минуту! Всякий раз, когда я подхожу к своей постели, мне мерещится, что ты ждешь меня там… Я хочу тебя, Зара!

— Тебе мало трех наложниц? Заведи себе четвертую, но со мною ты только зря теряешь время.

— Это все не то… Как тебе объяснить? Да я и сам толком ничего не понимаю. Лейла, Саха и Амар мне больше не интересны. Я… я чувствую себя с ними проклятым евнухом! Я ведь не просто хочу женщину, а именно тебя…

В душе Зары впервые шевельнулось что-то похожее на слабый огонек, родившийся в ответ на его пылкие слова, но она в испуге тут же погасила его.

— Даже не пытайся соблазнить меня, господин, — все еще упрямо, но уже чуть мягче проговорила она, — мне осталось ждать всего две недели, и я не сдамся.

— Послушай, — внезапно охрипшим голосом сказал Джамал, — ну зачем даже эти две… оставшиеся, недели дышать смрадом конюшни и спать на соломе? Скажи только «да», и я одену тебя в шелка и бархат, подарю самые прекрасные драгоценности, какие, у меня только есть. Знаешь, я недавно привез великолепную изумрудную диадему. Она так бы подошла к твоим глазам!

Решимость девушки, хоть и на мгновение, была поколеблена. Нет, дело заключалось вовсе не в обещанных сокровищах, а в том, как он их ей предлагал. Его слова проникали в самую душу, в них ощущалось неподдельное чувство, а последняя фраза звучала уже как откровенная мольба. Зара вдруг поняла, что шейх просто не умеет иначе вести себя с женщинами. Он привыкший сразу получать все, что только пожелает, искренне не понимал, почему она упрямится. Она не пала сразу же жертвой его красоты и обаяния, он дал слово не брать ее силой, так что ему остается только одно — постараться купить ее!

— Так что ты скажешь? — вкрадчиво спросил он, неверно истолковав ее молчание.

— Я скажу «нет», мой господин. А диадему можешь, отдать Сахе, если она, конечно, сообразит, как ее носить.

— Но почему?! Почему ты так изводишь меня? — в сердцах вскричал шейх и так ударил кулаком по деревянной дверце, что она треснула и осела. — Чем твой бандит-любовник был лучше?

— Только одним, — печально улыбнулась Зара, — я любила его.

Он ушел, но его слова еще долго не давали ей покоя. Когда же наконец пришел долгожданный сон, ее стали преследовать эротические видения, и она несколько раз со стоном просыпалась. Впрочем, выспаться в ту ночь ей не было суждено. Под утро, едва горизонта робко коснулись розовые персты зари, в конюшню проникла какая-то серая тень, скользнула мимо ряда стойл и замерла у ее скромного ложа.

Зара внезапно проснулась от тoгo, что ей стало нечем дышать, и обнаружила, что ее рот и нос зажала чья-то ладонь; она в ужасе попыталась вскочить на ноги, но сильная рука прижала ее к полу.

— Тс-с-с! Тихо! — раздался свистящий шепот. — Я принес весточку от твоего отца.

Страх в широко распахнутых глазах Зары сменила надежда.

— Послушай, — продолжал незнакомец, если ты веришь мне и обещаешь не поднимать шум, я уберу руку. Кивни в знак согласия.

Принцесса энергично кивнула и наконец смогла вздохнуть полной грудью.

— Кто ты? — спросила она.

— Меня зовут Рашид, — донесся из темноты едва слышный шепот. — Я торговец верблюдами и доверенное лицо твоего отца. Пронесся слух, что тебя сделали рабыней в конюшнях шейха Джамала, но в это никто не верит.

— Кто распространяет эти слухи?

— Вчера на рынке о тебе болтали наложницы шейха. Я проверил их слова по другим источникам, и все подтвердилось. Тогда я немедленно известил Юсуфа. Теперь его войско стоит лагерем в горах, сразу за этим оазисом. Сегодня он принял решение напасть на дворец Джамала и велел передать, чтобы завтра ночью ты не спала и была готова. Синие Люди придут перед самым рассветом.

— Но что они могут сделать? — печально спросила Зара. — Крепость неприступна, а внутри — целый гарнизон.

— Пусть это тебя не беспокоит, люди Юсуфа перелезут через стены, а потом… Хм-М… подробностей я, честно говоря, и сам не знаю, в общем, будь готова.

— Могу ли я хоть чем-нибудь помочь им? Быть может, надо что-то сделать?

Ее слова остались без ответа. Рашид уже растворился в предрассветной мгле.

* * *

Следующий день тянулся бесконечно долго. Зара старалась с головой уйти в работу, но постоянно ловила себя на том, что с нетерпением смотрит на окружавшие Эдем высокие стены. Где сейчас отец? Что он делает? О чем думает?

Когда в конюшне появился Джамал и приказал оседлать его жеребца, сказав, что они с Гаруном отправляются на охоту в горы, сердце девушки упало. Ее первой мыслью было, что они непременно наткнутся на воинов кади и поднимут по тревоге солдат. Тогда — прощай, долгожданная свобода! Впрочем, довольно скоро она немного успокоилась: ее отец слишком умен и хитер, чтобы дать себя заметить и уж тем более поймать. Он знал горы как свои пять пальцев, постоянно был начеку и не раз обманывал самых искусных преследователей.

Итак, сегодня ночью… Пройдет всего лишь несколько часов, она снова будет со своим народом и никогда больше не увидит Джамала. Как ни странно, эта мысль почему-то не слишком обрадовала ее, и девушка недоуменно нахмурилась.

* * *

Мысли Джамала были далеки от охоты. Вздорная берберская красавица не давала ему ни минуты покоя. Он не просто вожделел ее, было уязвлено его самолюбие. Он, не ведавший до сих пор никаких проблем с женщинами, вел себя теперь, как влюбленный неопытный мальчишка, бросаясь из крайности в крайность и не зная, что предпринять. В нем как будто что-то надломилось: он привык приказывать, требовать, но просить? Неужели он настолько непривлекателен? Быть может, даже отвратителен? Однако его наложницы явно так не считали.