Мы присутствуем на похоронах

Кэб понесся назад к больнице, с трудом пробираясь по запруженным транспортом улицам. День клонился к вечеру. Все молчали, лишь Холмс время от времени поторапливал кучера. Каждый был занят своими мыслями. Посыльный переводил взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит, и только зажмуривался, когда наш экипаж проскакивал под самым носом у конок или заставлял велосипедистов спешиваться и отскакивать на тротуар, давая нам дорогу. Зигмунд Фрейд сосредоточенно хмурил густые брови, Холмс же то сидел, весь подавшись вперед и храня унылое молчание, то вскакивал, чтобы поторопить возчика.

И все же нам пришлось остановиться. Улицу пересекала колонна венгерских гвардейцев, направлявшихся к своим постам вокруг дворца Хофбург. Холмс мрачно оценил препятствие и со вздохом откинулся назад.

— Все, — отрезал он, — она пропала. Мы проиграли. — Он даже скрипнул зубами с досады. В серых глазах затаилась боль.

— Ну почему же? — спросил Фрейд.

— Потому что он убьет ее при первой же возможности. — Холмс достал часы и печально посмотрел на них, я же, взглянув на посыльного, заметил, что он вытаращил глаза от страха. — Между тем им уже представилась такая возможность. Ватсон, — сказал он, обращаясь ко мне, — лучше бы вы позволили кокаину сделать свое дело. Я бы выжил из ума.

— Позвольте мне не согласиться с вами по обоим пунктам, — ответил Фрейд, прежде чем я смог что-либо возразить. — Я далек от мысли, что жизнь этой дамы в опасности. Возчик, пошел! — крикнул он, едва гвардейцы освободили дорогу. Холмс взглянул на него, но промолчал. Кэб тронулся и покатил дальше.

— Теперь попробуем порассуждать, — продолжил Фрейд, решив, что ему не следует дожидаться особого приглашения. — С помощью тех же методов, какие я уже применил по отношению к кайзеру, прихожу к выводу, что, хотя баронесса и попала в ужасный переплет, что пасынок вовсе не собирается разделаться с ней именно теперь, когда она снова в его руках.

— Как так? — изумился Холмс. — Ведь это был бы самый разумный шаг с его стороны.

— Гораздо разумнее было бы отделаться от мачехи еще тогда, когда он подстроил смерть своего отца, вы не находите?

Этот вопрос совершенно сбил Холмса с толку. Фрейд не преминул этим воспользоваться и продолжал:

— Несомненно, это был бы самый простой выход. Стоило сделать так, чтобы оба погибли в результате несчастного случая, — сынуля сразу же и без всяких помех унаследовал бы все состояние. Так сказано в завещании, и, уж конечно, он знает об этом.

Холмс нахмурился.

— Но почему же он этого не сделал? — громко спросил он.

— Вы согласны выслушать меня?

Холмс кивнул. Он сгорал от любопытства, так как доктор подал ему надежду на благоприятный исход дела.

— Чтобы рассказать подробно, как я пришел к такому выводу, потребуется слишком много времени, — начал Фрейд, — суть же в том, что, по моему мнению, молодой человек, который нас интересует, ненавидит мачеху такой лютой ненавистью, что это чувство нельзя целиком связывать с тем обстоятельством, что она стоит на пути его политических или финансовых замыслов.

— Это почему же? — невольно перебил я. — Он едва с ней знаком, а раз так, откуда в нем эта ненависть, о которой вы говорите?

Фрейд повернулся ко мне.

— Вы согласны, что поведение пасынка по отношению к мачехе похоже на ненависть?

— Еще как похоже.

— Он так сильно ее ненавидит... — Тут кэб качнуло, Фрейд запнулся, и все мы напряглись, чтобы не вывалиться.

— Хотя ему и было бы намного проще избавиться от нее раз и навсегда, он все же предпочел сохранить ей жизнь, несмотря на то что это оказалось и небезопасным. Он ненавидит ее так сильно, что не лишил себя удовольствия держать ее в заточении и замучить до потери сознания.

Холмс кивнул и, поджав губы, задумался над только что услышанным.

— Поэтому, — продолжал Фрейд, когда мы уже подъезжали к больнице, — используя ваши же методы, мы должны предположить еще один мотив. А если я скажу вам, что эта фанатичная ненависть подсознательно существовала еще до того, как молодой барон увидел женщину, на которой женился его отец? И существовала бы в любом случае, независимо от того, на кого бы пал выбор?

— Что-что?

— Видите ли, необычное поведение этого молодого человека может иметь лишь одно объяснение, а именно: он настолько верен памяти своей матери, что предложение, сделанное отцом другой женщине, и согласие той привели его в такую ярость, что выпустили на свободу стихийные силы его натуры. Для отца, предавшего первую жену, — немедленная смерть; для мачехи — мучительное существование, хотя это, со всех точек зрения, и может показаться непрактичным. Вот единственное объяснение имеющихся фактов. И, как вы уже однажды позволили себе заметить, герр Холмс, когда отброшены все возможные объяснения, то остаток и есть истина, какой бы невероятной она ни казалась. Я абсолютно точно применил ваш метод, не правда ли? А раз так и мы можем на него полагаться, несчастная все еще жива, хотя и находится в опасности. Вот и все.

Холмс смотрел на него с полсекунды, а затем выпрыгнул из экипажа и бросился к больничным воротам, таща посыльного за собой. Доктор Фрейд и я последовали за ним, приказав кучеру ждать.

Нас немедленно отвели к привратнику, важному и сердитому, который отпустил пациентку доктора Фрейда. Он рассказал о случившемся с предельной точностью, высказав нам свое мнение об отъезде пациентки в нарушение больничных правил.

— Вы только представьте, что будет, если всех начнут отпускать по запискам без надлежащей... — Тут Холмс бесцеремонно перебил его.

— Будьте любезны, опишите людей, которые увезли ее, — сказал он столь нетерпеливо, что тот повернулся и пристально оглядел его. Без сомнения, выражение лица Холмса, а также необычный заграничный костюм заставили привратника заподозрить в нем обитателя психиатрического отделения.

— Пожалуйста, скорее, — взмолился я, увидев, что он и не собирается отвечать. — Это очень важно.

— Описать их? — неторопливо повторил тугодум. — Да что я, обязан помнить всех и каждого? Вы же сами прекрасно знаете, кто они такие, разве нет? — Тут он повернулся к Фрейду.

— Я?! — Доктор был поражен. — Да если б я знал их, разве стал бы спрашивать, как они выглядели?

— Да, но... — забормотал безнадежный тупица, — но они сказали, что их прислали именно вы! — Он посмотрел на Фрейда так, будто и его взял на заметку как потенциального клиента лечебницы.

Какое-то время мы в недоумении смотрели друг на друга, потом Холмс разразился оглушительным смехом.

— Какое остроумие и какая наглость! — воскликнул он, качая головой. — Стоило мне сболтнуть лишнего той дамочке на Валленштайнштрассе, как им тут же пришла в голову спасительная идея. Да я сам еще и сообщил им, где искать беглянку. Ну а теперь, дружище, расскажите-ка нам, как все-таки они выглядели.

— Да как вам сказать, — начал привратник, стараясь вспомнить хоть что-нибудь о внешности тех двоих. По его словам, один из них был шустрым коротышкой с бегающими глазками, другой — важным, надутым верзилой.

— Ясно, это дворецкий, — заметил Холмс. — Доктор, — повернулся он к Фрейду, — вам, видимо, следует оставить здесь записку, чтобы послали за полицией. Она потребуется нам еще до того, как мы закончим это дело. Напишите, что из больницы похитили женщину, и оставьте адрес по Валленштайнштрассе. Сейчас мы едем прямо туда.

Фрейд кивнул и уже совсем было собрался передать поручение привратнику, как вдруг нам улыбнулась судьба в лице спешащего навстречу доктора Шульца.

— А-а, доктор Фрейд, — начал он многозначительно, — я хотел бы переброситься с вами парой слов.

— А я с вами, — перебил его Фрейд и рассказал обо всем, что произошло, умолчав, однако, как и посоветовал Холмс, о некоторых невероятных, но существенных подробностях. Чтобы не усложнять, он скрыл истинную историю баронессы, сказав, что она простая служанка и вот теперь ее похитили.

— Пошлите полицию по этому адресу, и как можно скорее, — присоединился к нашей просьбе озадаченный доктор Шульц, нацарапав адрес фон Лайнсдорфа на полях журнала привратника.

Не дожидаясь ответа, мы кинулись к экипажу и все трое сели в него.

— Гони на Валленштайнштрассе, 76, — крикнул Холмс, — и поторапливайся, если тебе дорога жизнь.

Возница пробормотал что-то вроде того, что если кому-то дорога жизнь, то ездить надо не спеша, но тем не менее встряхнул вожжами, и мы понеслись. Я думаю, если бы позволяло пространство, Холмс начал бы расхаживать внутри кэба. Но, так как в тесноте сделать этого не представлялось возможным, он стал покусывать костяшки пальцев.

— Револьвер с вами, Ватсон? — спросил он. Я заверил его, что сунул оружие в карман плаща при выходе из дома. Холмс одобрительно кивнул. — Ну конечно, негодяй учел все, кроме доводов доктора Фрейда, и именно поэтому считает себя в полной безопасности. Более того, убежден, будто мы уверены в том, что он убьет женщину при первой же возможности и избавится от тела... А может статься, он вовсе и не подозревает, что мы идем по его следу... — В голосе Холмса чувствовалось сомнение, и он снова замолчал, не переставая покусывать костяшки пальцев.

— Неужели он настолько глуп? — удивился я, пытаясь взять нить разговора в свои руки. — Скорее всего, мы не застанем ее на вилле.

— Боюсь, что так, — проворчал Холмс, — но куда, куда он может ее отвезти? — Подумав немного, он продолжал: — Барон знает, что уже поднята тревога, поднята наверняка, независимо от того, пустимся мы за ним в погоню или нет. Его вызовут на допрос в том случае, если он... — Холмс снова замолчал в растерянности, но из предыдущего опыта я знал, что в такие минуты он пытается перевоплотиться в коварного барона и, используя его психологический портрет, так точно нарисованный Фрейдом, решить, что бы делал он сам, окажись волею судьбы на месте этого вельможного маньяка.

Когда мы въехали на дорожку, ведущую к дому 76 по Валленштайнштрассе, наши лошади были в мыле. Первое, что мы увидели, были венские полицейские, бесцельно прохаживающиеся по саду. Сержант — высокий, стройный блондин с голубыми глазами — был за старшего. Пока мы выбирались наружу, он быстро подошел к нам и четким движением отдал честь моему другу.

— Герр Холмс? Мы только что прибыли, но дом оказался закрыт, и, похоже, там никого нет. — Он говорил на вполне приличном английском.

— Так я и думал, — отвечал сыщик, тяжело вздыхая. — Мы опоздали. — Он мрачно огляделся.

— Полагаю, что к нам это не относится, — с беспокойством заметил сержант. — Мы прибыли сюда по первому зову, не мешкая.

— Нет-нет, я ни в чем не виню вас, хотя ваши люди успели порядком наследить, словно здесь прошел эскадрон улан. Тем не менее стоит все хорошенько осмотреть. — Холмс принялся обследовать склон, двигаясь вверх по направлению к дому. Сержант следовал за ним по пятам.

— Герр Холмс, ваша слава так велика, что сам префект приказал поступить в ваше полное распоряжение.

— Неужели? — Холмс приостановился, явно польщенный. — Какая жалость, что Скотленд-Ярд не разделяет мнения вашего префекта, — добавил он и снова двинулся вперед, не отрывая взгляда от влажной грязноватой лужайки. До меня донеслось его ворчание по поводу того, как трудно приходится пророку, которого не принимают в своем отечестве.

Фрейд собрался последовать за Холмсом, но я осторожно остановил его за плечо и объяснил вполголоса, что в таких случаях Холмсу нельзя мешать. Он кивнул, и мы остались на месте.

Осмотр дома свелся к беглому обследованию земли у въездных ворот. Холмс то бегал через них взад-вперед, то принимался кружить на месте, иногда издавая нечленораздельные звуки, означавшие удовлетворение, любопытство или досаду. В такие минуты его сходство с гончей было просто поразительным. Заостренные черты лица, в особенности нос, а также устремленный вперед корпус и своеобразная походка — все в нем напоминало собаку, идущую по следу дичи. Если бы не увеличительное стекло, с помощью которого Холмс разглядывал землю, он ничем бы не отличался от Тоби.

Фрейд, сержант и остальные полицейские с интересом наблюдали эту картину. Доктор был поглощен новым проявлением многогранной личности Холмса, еще не полностью раскрывшейся перед ним; сержант же следил за происходящим с двойным любопытством — как профессионал, стремящийся кое-чему научиться у мастера своего дела, но в то же время, как человек, которого удивляла столь странная манера держать себя, будто сыщик преследовал цель произвести впечатление на почтеннейшую публику. Что же касается подчиненных сержанта, то они усмехались с явным недоверием, думая, что все это происходит от перевозбуждения. Конечно, я мог бы им возразить. Временами Холмс действительно ведет себя довольно странно, но это как раз не тот случай.

Вдруг Холмс замер и чуть ли не в буквальном смысле воспарил над чем-то увиденным под ногами. Затем он распластался на земле и на какое-то время замер в таком положении, после чего вскочил, выпрямился и сбежал с холмика.

— Все свидетельствует о том, что они упрятали женщину в огромный сундук и теперь пытаются вывезти ее из страны.

Сержант онемел — так он был поражен словами Холмса, но я, хорошо знакомый с его методами, не стал подвергать их сомнению.

— Но, Холмс, куда они ее везут?

— Куда? — Он немного подумал, а потом щелкнул пальцами. — Ну конечно же, в Баварию! Стоит барону пересечь границу, как он окажется в такой же безопасности, как и император во дворце Шенбрунн. Ах, черт! — Последнее замечание относилось уже к взмыленным лошадям, стоявшим у нас за спиной.

— Ватсон, за мной! — крикнул он и побежал по дорожке. — Нам надо найти другой транспорт, чтобы добраться до ближайшего железнодорожного вокзала!

Фрейд, сержант и я последовали за сыщиком, а за нами — обескураженные полицейские. Выбежав через главные ворота на совершенно пустынную улицу, мы наткнулись на Холмса, который чуть раньше нас остановился тут же за углом, — полы его плаща трепал ветер. Но вот в дальнем конце улицы мы увидели движущуюся с подобающей случаю скоростью похоронную процессию — катафалк, лошадей, экипажи и множество людей в черном. Причиной этого торжественного шествия, несомненно, была кончина какого-нибудь богатого вельможи или крупного торгового воротилы. Глаза Холмса вдруг засияли от радости, несмотря на вид этого скорбного зрелища, и он бросился вперед.

— Холмс!

Но он не слушал нас. Пришлось констеблям, доктору Фрейду и мне спешить за ним. Тем временем он подбежал к огромной черной карете, катившей сразу за катафалком. В ней, по всей вероятности, ехали убитые горем родичи покойного — все сплошь герцоги да маркизы. Но Холмс действовал без колебаний: он вскочил на козлы, выхватил у изумленного кучера вожжи, развернул экипаж и щелкнул кнутом.

— Ватсон! — он жестом приказал мне садиться. Когда карета с грохотом проносилась мимо, Фрейд, дюжий сержант и я успели ухватиться кто за что сумел.

Невозможно передать выражение испуга на лицах сидящих в карете. Их было четверо, все в черном: тучный господин с багровым лицом и огромными седыми бакенбардами, давно вышедшими из моды, — он что-то беспомощно лопотал; молоденькая девушка лет шестнадцати, чье личико было прикрыто вуалью — сквозь нее на нас глядели огромные глаза, полные удивления; пожилая дама, такая же грузная, как и господин, и столь же старомодно одетая, — она была так убита горем, что вряд ли заметила наше появление и продолжала рыдать в крохотный платочек из черного батиста. Рядом с ней, пытаясь ее успокоить и в то же время должным образом отреагировать на наше вторжение в карету, сидел молодой человек — племянник или сын. Разрываясь между сыновним долгом и страхом, он, подумалось мне, был как никудышный защитник, так и плохой утешитель.

Все это я успел заметить в одно мгновение, хотя на то, чтобы рассказать об этом, ушло гораздо больше времени. Ведь я был занят тем, что одновременно пытался удержаться на карете, открыть дверцу и передать Холмсу свой армейский револьвер, чтобы он в случае чего мог припугнуть кучера, если тот заартачится.

Повисший с другой стороны сержант взял свой пистолет наизготовку, хотя ни один из пассажиров не выказал намерений нам помешать. Никто из них, однако, не издал ни звука, когда сержант попытался официальным тоном заверить их в том, что, хотя случилось нечто чрезвычайное, причин для волнений нет. Заявление это, несомненно, показалось им противоречивым.

Свободного места в экипаже не оказалось, так что доктору Фрейду пришлось стоять на подножке, вцепившись в оконную раму. Волосы его развевались по ветру.

Остальные полицейские и похоронная процессия остались далеко позади.

— Где ближайший вокзал? — крикнул Холмс через люк, обращаясь к сержанту.

— Поезд на Мюнхен отправляется только с...

— К дьяволу поезд на Мюнхен! Где ближайший вокзал, дружок?

Сержант прокричал, как проехать к вокзалу Гайлигенштадт-Банхоф. Холмс щелкнул кнутом, и мы рванули куда-то. Все молчали, слышались лишь цокот копыт, скрип упряжи и рыдания пожилой дамы. Сержант, рассматривавший карету изнутри, вдруг подтолкнул меня и кивнул головой, указывая на что-то. С внутренней стороны на дверце был виден герб.

— Я полагаю, герр Холмс знает, что делает, — сказал он вполголоса.

— Я тоже, — откликнулся Фрейд. Его голова маячила в противоположном окне, и герб на панели также привлек его внимание.

— Не беспокойтесь, — отвечал я, но эта просьба тут же показалась идиотской, и я пожалел, что высказал ее.

После того как мы вновь пересекли канал, карета со скрипом свернула направо; мне даже показалось, что с одной стороны колеса оторвались от земли. Пытаясь сохранить равновесие, я успел увидеть огромный железнодорожный вокзал, и мне показалось, что мы подъезжаем к нему с дальнего конца.

Так оно и было. Несколько минут спустя наш кучер остановил экипаж, и, прежде чем мы успели выскочить, Холмс уже оказался на земле и помчался к зданию. Когда мы последовали за ним, сержант еще раз извинился перед изумленными седоками за неожиданное вторжение, случившееся, когда они в таком горе, и даже молодецки отдал им честь в знак признания их высокого положения в обществе.

Мы догнали Холмса, который о чем-то возбужденно беседовал с начальником вокзала. От него он узнал, что барон фон Лайнсдорф заказал экстренный поезд часа три тому назад.

— Мы тоже закажем экстренный, — заявил Холмс, но начальник ответил, что потребуется несколько часов на то, чтобы дать по телеграфу команду очистить пути и снарядить состав. По-видимому, барон сделал заказ в середине дня — сразу же после того, как мы покинули его дом.

Холмс слушал вполуха, пока образцовый служака растолковывал нам, с какими сложностями все это связано. Глаза сыщика так и рыскали по платформам, пока наконец не загорелись от возбуждения при виде паровоза с тендером и прицепленным к нему вагоном. Локомотив был под парами.

— Так что сами видите, майн герр...

— Боюсь, что пререкаться с вами у меня нет времени, — перебил его Холмс, доставая мое оружие и показывая его начальнику вокзала. — Если вы не возражаете, во-он тот состав нам как раз подойдет. — Он указал револьвером на паровоз.

Начальник вокзала был настолько изумлен, что не нашелся, что ответить, но сержанту, все еще с трудом переводящему дух, показалось, что это уж слишком.

— Послушайте, но ведь нельзя же... — начал было он, но мой друг не был расположен к разговорам.

— Сообщите телеграфом на границу, — приказал он. — Надо задержать поезд барона любой ценой. Пусть под каким угодно предлогом обыщут все чемоданы и сундуки. Сун-ду-ки! Скорее, приятель, каждая секунда на счету. От того, успеете вы или нет, зависит судьба женщины и, может быть, сам ход истории!

Прекрасная выучка не позволяла сержанту ставить под сомнение столь четкие приказы, и он, не рассуждая, побежал исполнять поручение.

— А вы, будьте так любезны, пройдите с нами, — обратился Холмс к начальнику вокзала, и тому ничего не оставалось, как повиноваться.

Машинист, когда мы подошли к нему, был занят регулировкой клапанов, но быстро уяснил положение вещей. Он удивленно поднял брови, услышав, что его состав является теперь экстренным, но тем не менее приготовился подать его назад.

— Куда едем? — спросил он, увидев, что начальник вокзала не собирается покидать поезд.

— В Мюнхен, — ответил Холмс, вытаскивая револьвер. — Доктор, — сказал он, поворачиваясь к Фрейду, прежде чем машинист смог что-либо возразить, — вам нет необходимости ехать с нами. Может быть, останетесь?

Но доктор Фрейд лишь улыбнулся и покачал головой.

— Я слишком далеко зашел, чтобы бросить все именно теперь, — мужественно заявил он. — Кроме того, у меня с бароном свои счеты. И не забывайте, что эта женщина — моя пациентка.

— Отлично. Да, и вот еще что...

— Но нам не хватит угля до Мюнхена! — возразил машинист: только теперь он пришел в себя от вида револьвера и названного ему конечного пункта поездки. — А стрелки? Стрелки ведь тоже не переведены.

— С нехваткой угля мы справимся тогда, когда до этого дойдет очередь, — отвечал я. — А стрелки? Что ж, будем переводить их по дороге.

— Ватсон, вы превосходите самого себя. — Холмс тепло улыбнулся. — Вперед, друзья. Машине ход! Самый полный!

Машинист и начальник вокзала беспомощно переглянулись. В конце концов начальник вокзала решительно кивнул, машинист удрученно вздохнул, не особо веря в успех, повернул свой штурвал, и мы отправились в путь.

Погоня

Конечно, невозможно было двигаться полным ходом, пока мы не выбрались из Вены. Приходилось переводить слишком много стрелок, да и само полотно, тянувшееся по окраинам города к северо-востоку, было непригодно для скоростной езды. Первые полчаса просто сводили нас с ума, ибо доктор Фрейд и я вынуждены были то и дело соскакивать на землю и бежать вперед, чтобы под руководством машиниста переводить бессчетное количество стрелок. Холмс же, не выпуская из рук моего револьвера, следил за тем, чтобы ни машинист, ни начальник вокзала не помешали нашему предприятию.

Быстро темнело, что намного усложняло задачу. Стрелки были плохо видны, и, что еще хуже, соображения безопасности требовали возвращать их в первоначальное положение после прохода поезда, чтобы, упаси Бог, по пути нашего следования не случилось крушения.

Как заметил Холмс, если бы наши усилия спасти одну женщину вызвали гибель сотен людей, худшей насмешки судьбы и не придумать.

Вдобавок стрелки поддавались с трудом, иногда нужны были усилия, по меньшей мере, двоих. Я был благодарен Фрейду, что он согласился поехать с нами. Без него положение было бы просто аховое.

Мы миновали Гермальзер-Парк, когда уже совсем стемнело, так что я ничего не смог разглядеть. Поезд двигался к югу и вышел на путь, который тянулся на запад от того самого вокзала, куда мы с Холмсом прибыли, кажется, целую вечность тому назад.