Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Галактическое Содружество (№2) - Джек Бестелесный

ModernLib.Net / Фэнтези / Мэй Джулиан / Джек Бестелесный - Чтение (стр. 13)
Автор: Мэй Джулиан
Жанр: Фэнтези
Серия: Галактическое Содружество

 

 


И на его отца.

В одиночестве, раздумывая над противоестественной смертью Бретта, стараясь подавить овладевший им настоящий страх, Марк вернулся к тому, что интриговало и тревожило его вот уже одиннадцать лет, — к моменту смерти Виктора Ремиларда. Он помнил события того Страстного Четверга 2040 года с полной четкостью. Не по возрасту развитой, он живо заинтересовался семейным ритуалом, на который его не допустили, и потому, сосредоточив свои ультрачувства на спальне по ту сторону коридора, воспринял сцену смерти почти с той же полнотой, как и взрослые ее свидетели. Хотя то, что увидел и почувствовал двухлетний Марк, было недоступно младенческому пониманию. Даже и теперь он не мог в этом полностью разобраться. Но случившееся все больше прояснялось для него, по мере того как он продолжал познавать скрытые стороны собственного сознания и сознаний других высших метапсихологов.

Однако главный вопрос все еще оставался без ответа: могла ли умирающая личность, почерпнув энергию из приверженности злу, найти убежище в сознании и теле кого-то еще? Психология и богословие, насколько знал Марк, отрицали что-либо подобное. Тем не менее в момент смерти Виктора что-то произошло… Догадка, что в странной смерти Бретта повинен Виктор или какое-то его орудие, осенила Марка, как сфокусированная вспышка, вне всякой логики, а потому еще более удручающе…

Тетя Анн смотрела на него светлыми холодными глазами, в которых он неожиданно прочел дурное предзнаменование.

— Так ты согласен помогать мне, Марк?

Мальчик отвел взгляд и, как мог искуснее, спроецировал неохотное согласие, легкую трещинку в экранах, которые прежде казались ей непробиваемыми. Он проецировал подростковую неуверенность и отчаянную потребность довериться какому-нибудь надежному взрослому, тончайший намек на свое былое восхищение ею.

— Я… я постараюсь, тетя Анн.

Она протянула руку и с легкой улыбкой погладила его по плечу.

— Отлично. И я тоже постараюсь помочь тебе, Марк.

Тут принесли их заказ, и французская официантка по-матерински ласково выслушала извинения Марка за его капризы в выборе меню. При этом он виновато признался ей, что как гурман никуда не годится. Однако он надеется побывать во всех этнических анклавах человечества, пока он тут, и воспитать свои вкусовые сосочки. Она весело засмеялась.

— Познакомься и с кухней экзотиков! Только, естественно, не с крондакской: их пища содержит слишком много нефтехимикатов и вредных алкалоидов. Кухня гии по-настоящему восхитительна — сплошные душистые десерты и салаты, а полтроянцы творят чудеса с продуктами моря, но и мясные их блюда стоит попробовать. Симбиари — великие мастера кондитерских изделий. Зеленые же, как ты, наверное, знаешь, лишь частично питаются солнечным светом, а в основном приготовляют замечательные лакомства из разных видов сахара. Ну, и остаются лилмики… Ты ведь можешь встретить тут одного из этих редких существ. Говорят, впечатление незабываемое. Есть они, правда, не едят. Некоторые утверждают, будто они питаются музыкой сфер, но, думаю, это чепуха.

— Я очень рад, что поживу здесь, — сказал Марк. — Утверждают, будто посетить экзотические анклавы Консилиума Орба — значит как бы совершить быстрый круиз по всей обитаемой Галактике. Когда я вернусь на Землю, мои однокурсники будут мне жутко завидовать. Все наслушались самых удивительных историй и мечтают побывать здесь. Но, конечно,. планета закрыта для туристов — даже оперантных.

— А на какой срок подписывает контракт обслуживающий персонал? — с интересом спросила Анн.

Официантка вздохнула.

— Всего на триста дней. То есть в большинстве случаев. Надеюсь, это правило отменят. Я бы с радостью осталась подольше, хотя мой муж спит и видит, как бы поскорее вернуться в Париж. Но жизнь тут куда увлекательнее, особенно теперь, когда человечество готовится занять место в Консилиуме. — Она понизила голос. — А платят в Орбе втрое больше, чем в мирах Конфедерации Землян, ну и нам, нормалям, предоставляются те же привилегии при покупках, что и оперантным бюрократам. И мы можем пользоваться теми же художественными, культурными и развлекательными учреждениями, что и Магнаты и их оперантные помощники… если захотим.

— А вы хотите? — спросил Марк.

Она внимательно на него посмотрела.

— Не всегда. И нам нравится жить в наших собственных неоперантных кварталах внутри этнических анклавов. Приятнее жить среди себе подобных, n'est-ce pas? note 32

— Mais naturellement, madame. Vous moen direz tant note 33, — ответил Марк.

— Да ты и правда говоришь по-французски! — радостно воскликнула она. — Маленький мой франко-американец! Epatant! note 34

— Совсем немного. Меня научил прадедушка.

— И он здесь? — спросила она, улыбаясь.

— Нет, — ответил Марк, отводя глаза, и его лицо утратило всякое выражение.

Официантка взяла под мышку большой поднос и отошла со словами:

— En bien. Bon appetit note 35. Желаю вам хорошо провести день.

Довольно долго Марк и Анн ели молча. Потом Анн сказала:

— Если на то будет веская причина, ты можешь вызвать своего деда по подпространственному коммуникатору и договориться о прямой связи на персональной волне. Он легко дальнирует через четыре тысячи световых лет, отделяющих нас от Земли.

— Зачем мне понадобится говорить с Grandpere? — Марк допил горячий шоколад и слизнул пену с губ. Подали его в непомерно большой чашке из тонкого фарфора. Шоколад был отлично взбит, приправлен медом, ванилью и корицей.

— Я знаю, ты не так уж близок с Дени. Но если бы тебе понадобилось обсудить… какое-нибудь серьезное семейное дело на Земле, уладить что-то, то обратиться следует к нему.

— Учту. — Марк отодвинул чашку и положил вилку с ножом параллельно тарелке. — Начнем работать сразу же?

Анн улыбнулась.

— Нет. Хотя мне хотелось бы заглянуть сегодня в наши канцелярии. А что планируешь ты? Осматривать достопримечательности?

— Просто побродить. Познакомиться с этим местом. Двадцать три дня в серой пустоте не пошли на пользу моим нервам.

— Я заметила. — Анн взглянула на свой наручный комп. — Сегодня в девятнадцать тридцать мы приглашены на ужин к Кайлу Макдональду и его жене Мэри Гаврыс в анклав Ломонд. Ты их помнишь?

Марк кивнул:

— Конечно, он пишет научную фантастику, а она Европейский Соинтендант. Дядюшка Роги рассказывал, как он их познакомил. Я пытался читать диски Макдональда, но это какой-то неправдоподобный бред.

— Надеюсь, за ужином ты воздержишься от литературной критики. Так вот: если я отпущу тебя сегодня побегать на воле, ты обещаешь завтра заняться поисками жилья в Паиули? Найти что-нибудь приличное на берегу будет не просто. Я слышала, что русские пытались прибрать к рукам все лучшие места.

Серые глаза Марка радостно заблестели.

— Разреши мне сегодня самому найти, чем заняться, а завтра я в полном твоем распоряжении.

— Ну так отправляйся! — Анн засмеялась. — Только не впутывайся во что-нибудь, из чего не выпутаешься!

Он бросил салфетку на стол, вскочил, чуть не опрокинув ажурный чугунный стул, и пробежал по террасе к выходу. Метрах в ста оттуда, рядом с булочной, находился вход в метро. Марк заставил себя пойти шагом и свернул туда, оглянувшись через плечо и помахав Анн, которая налила себе еще кофе и смотрела ему вслед с выражением, выдававшим большую тревогу. А Марк уже сбежал по ступенькам в светящуюся стеклоподобную глубину, которая совершенно не вязалась с уютной старомодностью французского анклава. Он почти сразу же поймал безынерционную капсулу и отправился на самый верхний ярус гигантского керамического планетоида — в космопорт Орба.

Четыре часа Марк смирно просидел на скамье в человеческом зале ожидания и, пустив в ход дальневидение и прочие ультрачувства, вбирал все формальности, предваряющие отлет, чтобы потом не допустить ни малейшей ошибки. Он изучил процедуру выдачи билетов, прохождение карантина, относительно малоконтролируемую посадку на небольшие суперлюминальные частные космолеты и даже то, как бригады наземного обслуживания; состоявшие из экзотиков, готовили к отлету корабли Конфедерации Землян на стартовых платформах.

Он был готов нарушить любые законы, лишь бы вернуться на Землю. Но как это устроить?

Можно прибегнуть к принуждению, пройти на борт большого пассажирского корабля, заблокировав память всех, кого придется принуждать, — при условии, что никто из них не принадлежит к классу Магистров. Но если он исчезнет, Анн наверняка отправит субпространственный запрос о нем, а потому этот вариант отпадает. Можно использовать созидательный потенциал, чтобы изменить свою внешность или стать невидимым, и пробраться на космолет зайцем, но она все равно предупредит Магистрат, и на Земле все прибывающие с Орба будут подвергаться проверке, а любой экзотический полицейский в категории Великого Магистра увидит его, настоящего, сквозь любой психокамуфляж.

Так что остается?

Использовать принуждение, чтобы захватить самый маленький корабль. Административный челночок с командой из трех человек. На платформе 638 стоял как раз такой каледонский «кузнечик». Выведи из строя его коммуникаторы и маячки. Метаоглоуши команду почти до полного идиотизма, едва они направят корабль по курсу с прыжком в гиперпространство и из него. Спи только, пока корабль будет пересекать серую пустоту. И на этот раз никаких заячьих прыжков с фактором смещения 180. Сам он без труда выдержит боль при перемещении по ипсилон-полю. А если команда обалдеет от перегрузки? Что ж! Тем легче будет с ней справиться. Если повезет, он доберется домой за две недели. Наберет припасов, отправится в Британскую Колумбию и затаится там с мамой и дядюшкой Роги.

Если он проделает все это достаточно ловко, не исключено даже, что семья и дальше будет его покрывать. Конечно, чтобы откупиться от владельца похищенного «кузнечика» и команды, придется пожертвовать кругленькой суммой, но для семейной корпорации это пустяк. При условии, что он никого не убьет.

Марк встал со скамьи и купил себе в буфете большую пепси-колу. Потягивая ее через соломинку, он небрежно направился к туннелю, ведущему на платформу 638. Зал ожидания для малых кораблей был далеко не таким многолюдным, как общий, и люди (кроме членов команды), торопливо шагавшие по туннелю, были главным образом озабоченные бизнесмены в солидных костюмах и с «дипломатами» в руках или неряшливо одетые ученые, которые медленно шли зигзагами, обдумывая великие идеи на общей волне. Все тут были пожилыми, и кое-кто с любопытством оглядывал его, когда он остановился у обзорного окна, выходившего на платформу 638, и остался стоять там, посасывая пепси-колу.

Табло над дверью сообщило ему, что перед ним «Родри Ду», двенадцатиместный «Де Хэвиленд» — С-211 из Грампьян-Тауна, вылетающий в Каледонию, — он принадлежал компании «Гиннес». До отлета оставалось около часа.

Идеально! И ведь это прямой потомок антикварного гидроплана, который доставил его с матерью и дядюшкой Роги в заповедник мегаподов!

— Ну, просто судьба, верно? — произнес взрослый голос.

Марк стремительно обернулся. Сердце у него бешено заколотилось. Он не почувствовал, что к нему кто-то приближается, не ощутил никакой ауры. Однако он уже был не один. Почти прямо у него за спиной стоял высокий — очень высокий — пожилой человек с аккуратно подстриженной седой бородкой и патриаршим ореолом белоснежных волос. На нем были голубые одежды, которые не ассоциировались у Марка ни с одной этнической группой. Глаза, глубоко сидящие в темных глазницах, казались сверхъестественно яркими.

Марк тут же заподозрил, что перед ним не человек: метаподпись полностью отсутствовала; даже сканирование третьего уровня ничего не обнаружило. Экзотик — но какой? Крондаки иной раз облекались в иллюзорные тела, особенно когда занимались социологическими исследованиями людей и старались придать своему присутствию естественность и безобидность. Крондакский Великий Магистр, вероятно, способен скрыть свою ауру от человеческого зондирования… а в штате Магистрата состоит непропорционально большое число существ с жутким сверхсознанием.

Стакан пепси в руке Марка дрожал, когда мальчик повернулся, усиливая свои психоэкраны до максимума.

— Извините, что вы сказали?

— Да ничего особенного. А вот подразумевал многое.

Марк заставил себя улыбнуться и пожал плечами:

— Извините. Я ничего не понимаю. Я же просто смотрел на космолетик.

— Гадая, пройдет ли его команда через эту дверь или по ту сторону площадки. Не через ту и не через эту. Им только что сообщили, что сегодня им вылететь в Каледонию не удастся. Небольшие неполадки с системой жизнеобеспечения. Но не трудись намечать другой корабль.

— О… — простонал Марк. О Господи, экзотики, оказывается, все о нем знают. А он-то был так уверен, что им не добраться до его тайных мыслей, так уверен, что сумел их провести во время допроса. А они только выжидали время! Какой-то гигантский мозг зондировал его сознание — вероятно, с той самой минуты, когда он прибыл в Орб, и знает все о…

— …твоем плане увести кораблик. И не исключено, что он осуществился бы, если бы тебе удалось применить принуждение настолько точно, чтобы не причинить членам команды необратимого психического вреда. Не уверен, что пока это тебе по силам. Впрочем, это чисто академический вопрос. На Землю тебе возвращаться не надо. Они останутся живы и без твоей помощи.

— Кто — они? — прошептал Марк.

— Идем, — коротко скомандовал замаскированный экзотик. — Не будем тратить время зря.

Титаническое принуждение подчинило Марка. Он никогда еще не испытывал ничего подобного. Он сейчас был не просто ребенком, которого волочет за собой взрослый, — он был комариком во власти урагана. Беспомощно шагая рядом со своим поработителем, Марк все-таки сумел посмотреть внимательно на его лицо.

— Я… я вас знаю?

Высокий засмеялся, но ничего не ответил.

— Чего вы хотите? — спросил Марк.

— Хочу, чтобы твоего духа тут не было, детка. Катись к черту из космопорта и не возвращайся, пока не соберешься домой законным образом.

— Я арестован?

— Нет. При условии, что ты уберешь отсюда свою юную жопу и ничего подобного больше затевать не станешь. А попробуешь, я позабочусь, чтобы ты свалился с галопирующим поносом и все время до дня церемонии провалялся в больнице. В детской больнице. Тебе там понравится — пижамки все с Микки-Маусом или другими диснеевскими героями.

Марк онемел. Он — крондак? Те так не выражаются, черт подери! Но в любом случае он не блюститель Магистрата. Он кто-то другой и ведет свою игру! Кто-то, кто, очевидно, знает все про маму и дядюшку Роги…

Марк почувствовал, как пылавшая в нем ярость вдруг угасла. Его сердце сжалось от страшного подозрения.

— Вы — он? Вик…

— Я не имею ничего общего с Виктором Ремилардом или его приспешниками, — перебил неизвестный. — Но ты прав, что учитываешь такую возможность. Они представляют довольно серьезную угрозу для мира и благополучия Галактического Содружества. Почти так же опасны, как ты сам.

Они вошли в заполненный людьми главный зал. Мысли Марка неслись вихрем, когда он вынужден был повернуть прямо к входу в метро. Его сознание кричало: «Кто ты кто ты кто ты?» Но он знал, что этот телепатический крик не вырвался за пределы его черепа.

Совсем растерявшийся мальчик и высокий мужчина стояли рядом и ждали капсулы. В последней бесплодной попытке вырваться из тисков принуждения Марк выронил почти пустой стакан из-под пепси, и осколки льда разлетелись по всей платформе.

— Со временем ты узнаешь, кто я такой, — сказал его поработитель. — И не забудь моего предупреждения. Я не шутил, что обезврежу тебя, если ты начнешь брыкаться… Вот твоя капсула. Было очень интересно поболтать с тобой; но теперь проваливай!

Крупная рука больно стиснула плечо Марка и бесцеремонно запихнула его в открытый люк.

— Я отправлю тебя в анклав Кариока. Живописное местечко! Не забывай о времени и не опаздывай к ужину, не то твоя тетя Анн сильно рассердится. Ну, пока, детка.

Люк захлопнулся, и капсула вместе с Марком унеслась по мерцающему ро-полю со скоростью шести тысяч километров в час. Улыбка сошла с губ Координатора. Затем легким движением руки он убрал с платформы ледяные осколки и вернулся в космовокзал. Он решил перед дематериализацией выпить стакан пепси.

17

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА


Я ничего не сказал Терезе про этот телепатический гром с ясного неба, про это свирепое дальнирование на моей персональной волне, которым разразился Дени по всей планете Земля и, только Богу известно, на сколько парсеков в космос, проецируя мое имя. Меня словно кулаком ударили в солнечное сплетение, и я отозвался непроизвольным телепатическим оханьем. Правда, затем я сразу же экранировался и был уверен, что запеленговать мое местонахождение Дени не сумел… пока. Сколько раз в течение последующих недель у Обезьяньего озера, лежа ночью в полудреме, я ждал, что вот-вот мое психоухо услышит точно направленную речь моего приемного сына — он скажет мне, что его поисковое чувство наконец-то обнаружило наше убежище. Но этого не произошло, и мне удалось убедить себя, что Дени нас не разыщет — ни он и никто другой, — пока не родится маленький Джек и семья Ремилардов не будет благополучно введена в Консилиум, так что когти закона перестанут угрожать нам с Терезой, и мы заживем счастливо и без забот.

На то, чтобы отремонтировать наше лесное убежище и подготовить его к зиме, у нас ушло два месяца. Рубка деревьев и разделка их на доски превратились почти в удовольствие благодаря чудо-машине, за которую я чуть не ежедневно возносил хвалу Богу (и «Мацусита индастриз»), плотничая и столярничая. Совсем мальчишкой я пользовался инструментом под названием ленточная пила — рубить или пилить дерево вручную было гораздо труднее. Но даже небольшие ленточные пилы были не слишком удобны в обращении и опасны. Работали они на бензине, их приходилось постоянно затачивать. По сравнению с ними древорез был легким как пушинка. Завершался он серповидной выемкой, похожей на рамку ножовки, но без ножовочного полотна. При включении выемку пересекал узкий золотистый луч. Этот фотонный пучок, заверяла меня инструкция, «рассекает самую твердую древесину как соевый пирог». Так оно и оказалось. Клетки свежей древесины взрывались, взметывалось облако пара, и оставалась гладкая поверхность, словно обработанная наждачной бумагой. Поверхность сухой древесины после распилки выглядела слегка обожженной, но мне редко приходилось ее использовать.

Этот милый маленький древорез валил деревья, как ураган, а распилить бревна на доски — одна из самых трудоемких и нудных работ при постройке деревянной хижины — стало теперь не труднее, чем нарезать хлеб. Стволы он ошкуривал, точно чистил морковь, а чурки для печки напиливал с той быстротой, с какой взмахиваешь рукой. Единственное, что требовалось от тебя, — не забыть надеть защитную маску и перчатки да не подставлять голую кожу под облако почти раскаленных опилок. Энергию он получал от одной из этих вездесущих ядерных батареек Д-типа, которыми Галактическое Содружество удовлетворило значительную часть энергетического голода Земли. Одна такая батарейка гарантировала двести часов работы. Я просто влюбился в свой древорез, и он работал безотказно до рокового 19 октября, когда я отправился ужинать и спать, забыв нажать кнопку отключения. Ночью температура опустилась заметно ниже нуля, и тяжелая вода в батарейке древореза, который я оставил на крыльце, замерзла; он полностью вышел из строя. К счастью, ремонт был почти завершен, но вот дрова с этого дня мне пришлось колоть топором.

В начале октября начался осенний перелет птиц, и по ночам, особенно когда ярко светила луна, мы слышали, как они перекликаются, уносясь по своей воздушной дороге на юг. Гуси и тундровые лебеди кричали, гоготали, покрякивали, но лебеди-трубачи услаждали нас чудесной музыкой, словно над нами проносился оркестр из одних валторн, и Тереза приходила в неистовый восторг. Она сумела воспроизвести их клич на своей электронной клавиатуре и сочинила «Лебединую сонату» — на мой слух отличную, хотя она осталась недовольна — по ее словам, слишком чувствовалось влияние Сибелиуса и Рахманинова.

Двадцать первого октября посыпались первые снежные хлопья, выбелив высоты гор Матт и Джефф по ту сторону медленно замерзающего озера. Но вокруг нашей хижины снежный покров образовался небольшой — не больше двух сантиметров. Вскоре выглянуло солнце и превратило окрестности в сверкающую сказочную страну, но затем почти весь снег стаял. Однако в отличие от Терезы я вовсе не радовался этой красоте: я вспомнил, что забыл взять лыжи, и, значит, мы не сможем никуда отойти от хижины, когда начнутся настоящие снегопады. Пришлось смастерить лыжи самому.

Для начала я разыскал в микросправочниках наиболее удобный вариант индейских лыж, приспособленных для того, чтобы ходить по снегу, а не скользить по нему. Дома в Новой Англии я пользовался классическими лыжами штата Мэн — широкими, очень большими, с длинными сужающимися концами. Рамы изготавливались из ясеня и переплетались сыромятными ремнями. (До изобретения декамоля оставалось еще пятьдесят лет.) Но они были чертовски неудобны на крутизне и среди густых зарослей, которых более чем хватало вокруг Обезьяньего озера, а потому я остановил свой выбор на более компактных и круглых «медвежьих лапах». Достаточно гибкие ветки тут были только у ив, но я опасался, что более толстые, высохнув, когда я согну их в раму, не выдержат моего веса, а потому скрепил проволокой четыре прута, чтобы придать раме и поперечинам больше упругости, а затем переплел их крепким шнуром, не очень удачной заменой ремней, которые на редкость прочны и не растягиваются. Но пока мы не видели в окрестностях никаких следов лосей или карибу, а нарезать надежные ремни можно лишь из шкур этих крупных животных.

Я предполагал пользоваться этими «лыжами» только возле хижины, откапывая нас после буранов и занимаясь необходимыми хозяйственными работами. Мне и в голову не приходило, что эти грубо сделанные снегоступы в один прекрасный день по-своему распорядятся нашей судьбой.


В первые недели казалось, что припасов у нас хоть отбавляй; правда, единственными животными, которых Тереза считала честной дичью, были зайцы-беляки. Когда мы только обосновались у Обезьяньего озера, эти зверьки были буровато-коричневыми, но затем с приближением холодов стали абсолютно белыми, если не считать черных кончиков ушей. Вначале их водилось очень много в редколесье, по горным склонам, и они легко попадались в силки. Тереза не только ловила их и превращала в жаркое, но еще и выделывала шкурки для особой цели.

Когда я настелил новый пол в нашем жилище, Тереза сделала несколько ковриков, использовав часть белой шерстяной фланели, которой мы купили десять метров. Еще два метра она отложила для маленького, а оставшегося хватило на два узких матраса. Но она опасалась, что мы будем мерзнуть, когда температура опустится много ниже нуля, что нас не спасут ни спальники, ни пуховый плед, ни матрасы. И тут она прочла в одном из описаний жизни в лесной глуши, что индейцы сплетают плащи из полосок заячьих шкурок. Почему бы не изготовить тем ж способом меховые одеяла? И она принялась безжалостно ловить злополучных беляков, расставляя силки повсюду, где могла. В результате мы обзавелись двумя вполне приличных размеров одеялами (не очень прочными, но удивительно пушистыми) и меховым одеяльцем, чтобы заворачивать новорожденного.

С сентября и почти до ноября мы ели на обед тушеную зайчатину, жареную зайчатину, котлеты из зайчатины, зайчатину в винном соусе, пироги с зайчатиной, жаркое из зайчатины по-южному, зайчатину под белым соусом, рагу из зайчатины, фрикадельки из зайчатины, фрикасе из зайчатины, рагу из заячьих потрохов, макароны с заячьим фаршем и суп из зайца с гренками из пресного теста. В конце концов заметное уменьшение заячьей популяции и развитие беременности положили предел ее трапперским подвигам. И сегодня, спустя столько лет, даже упоминание о блюдах из кролика заставляет меня зеленеть.

Когда ремонт завершился, общая площадь нашей хижины составила двадцать с небольшим метров. Тереза плотно законопатила щели между бревнами мхом с глиной. Новую крышу я настлал на каркас из стропил, который установил с помощью «Ну-ка, ну-ка!», подвешенного на треноге. К стропилам я прибил жерди, расположив их как можно теснее, покрыл полотнищами пласса для водонепроницаемости, а потом уложил еще стропила, набил на них жерди и проконопатил мхом. Поверх всего мы с Терезой наложили старую дранку, а также новую, которую я нарезал. Меня преисполняла уверенность, что уж эта-то крыша не провалится, сколько бы снега на нее ни намело. Крыша козырьком нависала над крыльцом-верандочкой, выходившим на восток. Я нарубил шестов и огородил крыльцо от ветра, чтобы в хижину не наметало снега всякий раз, как мы будем открывать дверь.

Нары представляли собой деревянные рамы с веревочной сеткой. Свои я сделал подлиннее. Они располагались высоко ради тепла, и мы убрали под них часть вещей, а остальные рассовали по полкам, которые прибили над ними.

Тереза аккуратно счистила с печки значительную часть ржавчины, и мы установили ее на невысоком фундаменте из гальки, скрепленной «цементом» из ледниковых глинистых осадков. К счастью, колена дымохода были все целы, так же как вьюшки и дверцы. Прекрасно зная, как опасен угарный газ (мой троюродный брат погиб от отравления им в рыбачьей хижине, занимаясь подледной рыбной ловлей на озере Винниресоки), я тщательно заклеил все сочленения дымохода асбестовой изоляционной лентой.

Нашу первую наспех сколоченную мебель мы пустили на дрова, и я изготовил довольно изящные предметы с помощью древореза, пока его не постигла безвременная кончина, — набив руку, с ним можно было выполнять очень тонкие операции. Обеденный стол и кухонный поменьше я прибил к стене и сделал над ними полки. Под большим столом хранилось музыкальное оборудование, привезенное Терезой, а также очень сложный миниатюрный источник ядерной энергии (увы, он не подходил для древореза!) для стереонабора, тридивизора, двух ламп и микроволновки.

Я соорудил два не слишком «покойных» кресла, которые Тереза снабдила набитыми мхом сиденьями, мягкими подлокотниками и подушкой под спину.

Табуреты у нар служили тумбочками. Из ящиков (мы перенесли все наши припасы в хижину) я соорудил еще полки, умывальник, большой ящик под дрова и детскую кроватку, которая представляла собой тоже ящик, но на высоких ножках. Ванной нам служила небольшая загородка у входной двери, где я повесил мой старенький туристический душ. Тереза сшила для него занавески из остатков белой фланели. Единственное выходящее на озеро окно я снабдил ставней на петлях, которой мы закрывали стекло по ночам и когда задувал сильный ветер. Я очень гордился этими петлями, потому что вырезал их сам перочинным ножом. А вполне пригодные железные петли для входной двери и металлический засов мы нашли, когда разбирали старый сгнивший пол.

Не успели мы перетащить припасы в хижину, как в ней поселилось семейство лесных мышей. Негодяйки устроились под новыми половицами и очень нас допекали мародерством, а к тому же даже изгрызли мой шерстяной носок, потаскав нитки из него на подстилку для гнезда… Но явился красавец горностай и в два счета с ними расправился. Маленький зверек оказался почти ручным и вскоре уже считал нашу хижину своим владением. Меня удивило его дружелюбие, поскольку я привык считать всех членов семейства куньих злобными и кровожадными. Тереза назвала его Германом и награждала кусочками консервированной ветчины. Когда поздно вечером она играла на своей клавиатуре и тихонько пела для нерожденного Джека, горностай выглядывал из-за дровяного ящика и слушал, а его глазки-бусины блестели в свете ламп.

Хижина была закончена 23 октября. Лыжи, топоры, пилу и ружье я повесил на стене снаружи, что придало ей просто щегольской вид, а на колышек над дверью повесил в качестве тотема медвежий череп, на который наткнулся в лесу. Мы предвкушали, как покажем хижину Марку, когда он прилетит с дополнительными припасами. Обезьянье озеро уже затягивалось льдом, но я объяснил Терезе, что старенький «Бобр» просто сменит поплавки на лыжи.

В эту последнюю неделю октября мы в первый раз могли позволить себе отдохнуть как следует. Теперь, когда стук молотка и другие рабочие шумы смолкли, хижину вновь окутала благостная тишина. Нам выпало коротенькое индейское лето — стояла такая теплынь, что можно было не надевать верхней одежды, наслаждаясь полным отсутствием жалящих насекомых, которые все погибли от первых заморозков — увы, как и древорез.

А двадцать девятого мы отправились на прогулку по местам, которые особенно нравились Терезе, — на запад вдоль южного берега озера до поперечной морены Обезьяньего ледника, где шумный поток клубился на крутом склоне горы Джекобсен. Ручей, стекавший с морены, заметно иссяк по сравнению с тем, каким он был полмесяца назад, когда мы видели его в последний раз. Питающий его ледник замерзал, и скоро зимние морозы прихватят наш маленький ручей Мегапод и все остальные ручьи, сбегающие по склонам к озеру, из которого нам предстоит брать воду.

Во время этой прогулки мы видели только веселых соек, несколько воротничковых рябчиков и следы крупного волка на нерастаявшем снегу под купой корявых деревьев. Мы все высматривали неуловимых большеногов, но не увидели ни одного следа, кроме того, на который я наткнулся еще в сентябре. Единственным напоминанием об этих приматах был легкий неприятный запах, который иногда доносился до нас с нижнего берега озера. Мне вспомнилось благоухание сасквочей, с которыми я познакомился, когда наблюдал их в тот раз, и я объяснил Терезе, что означает этот запах, однако ни один большеног так и не показался.

Когда я проснулся утром 30 октября, в хижине было очень холодно.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32