ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лаура открывала дверь, как вдруг, к своему огорчению, услыхала телефонный звонок. Она уже предвкушала, как сбросит туфли, нальет себе более чем заслуженную порцию хереса и напустит полную ванну, чтобы было где этим хересом наслаждаться. Теперь приходилось отложить исполнение своих приятных замыслов по меньшей мере до окончания телефонного разговора. И так как она не могла даже отдаленно представить, зачем кто бы то ни было звонит ей так поздно вечером, звонок ее не порадовал.

Ведь она всего двадцать минут назад вышла из школы — после довольно бурной беседы с родителями ее четырнадцатилетних учеников — и рассчитывала остаток вечера провести в свое удовольствие. Миссис Форрест, два раза в неделю приходившая наводить в доме порядок, по своему обыкновению оставила что-то потихонечку булькать в духовке. Теперь это, скорее всего, переварилось, однако запах, несшийся из кухни, был весьма аппетитным. Но кто-то, быть может родители других учеников или коллеги — хотя это как раз навряд ли, — а то и ее начальник, старший преподаватель английского языка, рассудил насчет ее времени по-своему, и Лаура скрепя сердце прошла в гостиную и сняла трубку.

— Да, — негромко сказала она, ее низкий, приятный голос не утратил благожелательности, несмотря на испытываемое ею недовольство. — Лаура Фокс слушает.

— Мама? — Голос дочери заставил ее немедля забыть о чувстве горестного смирения перед судьбой. — Где ты была? Я до тебя несколько часов дозваниваюсь!

— Джулия! — Облегчение первого момента быстро сменила озабоченность. Как-никак — она взглянула на узкие золотые часики, украшавшие ее запястье, — уже без малого десять. — С тобой что-то не так? Где ты? По-моему, ты говорила, что собираешься на этой неделе в Нью-Йорк?

— Собиралась.

В голосе Джулии никакой нервозной спешки не было, и Лаура, присев на ручку кресла, подобрала под себя одну ногу. Опыт показывал, что телефонные разговоры с дочерью, хоть и нечастые, обыкновенно затягиваются, и Лаура приготовилась к длительным объяснениям.

— Я сказала Гарри, что не смогу приехать.

— Ясно.

Честно говоря, Лауре ничего не было ясно. Однако такой ответ представлялся ей наиболее уместным. Если Джулия имеет намерение рассказать ей, по какой причине она решила отказаться от предположительно очень выгодной работы в Соединенных Штатах, она это сделает. Лаура достаточно хорошо знала свою дочь, чтобы понимать — излишние вопросы только рассердят ее. Едва Джулии исполнилось шестнадцать и она сочла себя достаточно взрослой, чтобы самостоятельно принимать решения, она встречала в штыки любые попытки матери помочь ей советом. Ее ответ на такие попытки был один: Лаура, ухитрившаяся так испортить собственную жизнь, не имеет права критиковать ее, Джулии, планы. И хотя эта колкость была едва ли оправданной, Лаура слишком близко принимала к сердцу совершенные ею ошибки, чтобы ввязываться в споры с дочерью.

Джулия между тем продолжала говорить, и Лаура, сделав над собой усилие, постаралась сосредоточиться на ее словах. Время, чтобы предаваться горестным воспоминаниям, было не самое подходящее, да и отрицать тот факт, что Джулия преуспевает, было нельзя.

— Так что же, — нетерпеливо воскликнула Джулия, — ты разве не хочешь спросить, зачем я пыталась до тебя дозвониться? Тебе не любопытно узнать, почему я отвергла предложение Гарри?

Лаура подавила рвущийся из груди вздох.

— Да, конечно, — сказала она, бросив тоскливый взгляд в сторону стоявшего на комоде — слишком далеко, не дотянуться — графинчика с хересом. — Я лишь полагала, что ты сама мне об этом расскажешь, — ее начинало томить беспокойство. — Что случилось? Ты не заболела?

— Нет, — в голосе Джулии зазвучали язвительные нотки. — Никогда себя лучше не чувствовала. А что, никакой другой причины, по которой я могу захотеть остаться в Лондоне, ты представить не в состоянии?

Лаура устало сгорбилась. У нее затекла спина, шея ныла оттого, что приходилось смотреть на учеников снизу вверх. День выдался длинный, и, сказать по правде, никакого желания отгадывать загадки она не испытывала.

— Ты ушла из агентства? — осторожно спросила она, сознавая, что Джулия способна вскипеть по малейшему поводу, и не желая ее сердить. — Нашла работу получше?

— Можно и так сказать. — По-видимому, предположение оказалось верным, ибо голос Джулии значительно смягчился. — Но из агентства я не ушла. Во всяком случае, пока.

— О! — Лаура старалась уловить наиболее тонкие смысловые оттенки сказанного. — В таком случае речь идет о мужчине. За пять лет, проведенных Джулией в столице, мужчин у нее было множество, но Лауре еще не приходилось слышать, чтобы дочь отказывалась ради кого-то из них от работы фотомодели.

— В самую точку, — Джулии, по-видимому, слишком не терпелось поделиться новостью, чтобы и дальше расходовать время на игру в вопросы и ответы. — Мужчина. И еще какой! Я собираюсь выйти за него замуж, мама. Во всяком случае, приложу для этого все усилия.

У Лауры отвисла челюсть:

— Ты собираешься замуж!

Этого она никак не ожидала. Джулия всегда твердила, что семейная жизнь не для нее. После несчастного опыта матери — нет, увольте.

— Ну в общем, не то чтобы прямо сейчас, — быстро проговорила девушка. — Он еще не сделал мне предложения. Но сделает. Уж об этом я позабочусь. Только он… ну, он хочет познакомиться с тобой. Вот я и думаю, не могли бы мы приехать к тебе на выходные?

— Хочет познакомиться со мной? — Лаура удивилась, тем более что, судя по тону Джулии, эта идея не заслужила ее одобрения.

— Да, — коротко ответила дочь. — Глупо, верно? Но… а, ладно, все равно придется тебе сказать. Он не англичанин. Итальянец. Итальянский граф, представляешь? Правда, он предпочитает обходиться без титула. Во всяком случае, он не из обедневших аристократов. Его семья владеет в северной Италии фабриками и, кажется, еще чем-то. В общем, он очень богат. А как же! — Джулия возбужденно хохотнула. — Иначе я бы и не подумала за него выходить. Каким бы он привлекательным ни был!

Лаура была ошеломлена.

— Но, Джулия… — она облизнула губы и постаралась отыскать правильные слова для передачи нахлынувших на нее чувств. — Я хочу сказать — я-то ему зачем? И приезжать сюда? У меня же крохотный коттеджик, Джулия. Помилуй, здесь всего-навсего две спальни!

— Ну и что? — тон Джулии стал воинственным. — Нам больше одной не потребуется.

— Нет, — Лаура сознавала, что подвергает себя опасности быть обвиненной в ханжестве, но ничего не могла с собой поделать. — То есть… если… если ты приедешь, нам с тобой придется спать в моей спальне.

— Ну хорошо, — нетерпеливо фыркнула Джулия. — Я, собственно, и не думала, что Джейк захочет спать со мной. Как-никак это его идея — непременно с тобой познакомиться. Видать, в его краях принято первым делом знакомиться с родителями. А отца, как я ему объяснила, у меня никогда не имелось.

Презрительные слова Джулии задели Лауру за живое, но она поборола желание сказать что-либо в свое оправдание. То был их давний спор, и Джулия не хуже матери знала, что отец у нее имелся, как и у всех других. Подразумевала же она то, что родители ее не были женаты, и это обстоятельство она всегда ставила матери в вину. Лаура, утверждала она, наверняка сознавала, что мужчина, которому она позволила наградить себя ребенком, уже был женат, и никакие слова матери не смогли заставить ее поверить в обратное. Даже зная, что Лауре было в ту пору шестнадцать лет, а Кит Мак-Фэрлейн был много старше, Джулия все-таки свято верила, что мать могла бы с большей подозрительностью отнестись к человеку, который, работая в Ньюкасле, большую часть выходных проводил в Эдинбурге.

Лаура же в том возрасте ничем не походила на дочь. Единственный ребенок пожилой супружеской четы, она была куда более незрелой и наивной. Мужчина вроде Кита Мак-Фэрлейна, с которым она познакомилась на вечеринке у одного из друзей ее родителей, неизбежно должен был показаться ей искушенным, обладающим житейской мудростью. И что столь уверенный в себе человек находит ее привлекательной, не могло ей не польстить. К тому же ее тщеславию льстило и то, что он заезжает за нею, ученицей шестого класса, в колледж, а для девочки, ведшей до той поры довольно однообразную жизнь. Это было волнующим переживанием.

Разумеется, теперь Лаура сознавала, насколько она была глупа. Ей следовало бы понимать, что человек, которому женщины нравятся так, как они нравились Киту, вряд ли мог дожить до тридцати лет, ни с кем не связав свою жизнь. Но она была юна и беспечна — и горько поплатилась за это.

Оглядываясь на прошлое, она начинала подозревать, что Кит и не собирался завязывать серьезный роман. Подобно ей, он явно наслаждался партнершей, отличной от него по возрасту. К тому же в свои шестнадцать Лаура была, как она теперь понимала, весьма привлекательной. Росту она всегда была не маленького, да и весила в ту пору больше, чем сейчас. Вследствие этого, горестно сознавала Лаура, она казалась старше и, вероятно, опытнее, чем была на самом деле. Настолько, что Кит полагал, будто она знает, как о себе позаботиться, и, обнаружив, что она еще девственна, испытал немалое потрясение.

Именно тогда их отношения и разрушились. Кит сообразил, какая опасность ему грозит, и отступился. Через три недели он сказал ей, что его переводят в Манчестер, и больше она о нем никогда не слышала. Лучший друг Лауриного отца, Том Далтон, в доме которого она и познакомилась с Китом, в конце концов открыл ей глаза. Он работал вместе с Китом и знал, почему тот проводит выходные в Эдинбурге. Лауре оставалось лишь сожалеть, что он не счел нужным рассказать ей обо всем раньше, но к тому времени и сожалеть было уже поздно. Лаура была беременна, и какое-то время казалось, будто вся ее жизнь пошла прахом.

Естественно, она боялась признаться родителям. Мистер и миссис Фокс всегда неодобрительно взирали на ее поколение, и она не сомневалась, что они потребуют, чтобы она избавилась от ребенка. Но в этом она как раз ошиблась. Не желая делать ее жизнь еще более тягостной, отец предложил Лауре простое решение. Она родит ребенка, а после вернется в школу. Прерывать образование нет никакого смысла, а поскольку ей предстоит растить дитя, следует подумать о работе, которая позволит ей это сделать. Так она и поступила: днем оставляла младенца со своей матерью, училась, сдала экзамены на аттестат зрелости и в конце концов поступила в университет.

То была нелегкая жизнь, но Лаура вспоминала о ней без озлобления. С Джулией всегда было не просто, а когда в первый год работы учительницей родители Лауры погибли в автомобильной катастрофе, стало и вовсе трудно. Днем она возилась с учениками в расположенной в старом центре города средней школе, а по ночам приходилось возиться с пятилетней капризницей. Но так или иначе, Лауре удалось справиться со всем этим, хотя временами она ощущала такую усталость, что гадала, откуда возьмет силы, чтобы жить так и дальше.

Много позже, когда Джулия узнала об обстоятельствах своего рождения, возникли, разумеется, и иные проблемы. Девочкой Джулия возмущалась тем, что у нее нет отца, а с возрастом это возмущение стало выливаться в ссоры и вспышки, выходящие за пределы разумного.

Впрочем, одно утешение у Джулии все-таки было. В детстве вполне заурядной внешности, с годами она похорошела до неузнаваемости. Ни обменной полноты, ни юношеских прыщей. Кожа была безупречно гладкой, ни единый лишний дюйм роста не нарушал общего гармонического впечатления. Волосы, унаследованные от матери, были несколько темнее Лауриных — густые, цвета отполированной меди, они привольно спадали на плечи. У себя в классе она была самой популярной из девочек, и хотя Лаура тревожилась, что дочь может наделать тех же ошибок, какие совершила она, Джулия оказалась куда трезвей и практичней, чем когда-либо была ее мать. Лауре неприятно было признаваться себе в этом, но она испытала едва ли не облегчение, когда Джулия незадолго до своего восемнадцатилетия оставила школу и отправилась в Лондон на поиски работы. Усилия, которых требовала совместная жизнь с человеком, столь поглощенным собой и столь эгоистичным, основательно изнуряли Лауру, так что несколько месяцев после отъезда Джулии она наслаждалась новообретенной свободой.

Затем, нельзя сказать, чтобы совсем уж неожиданно, Джулия приобрела известность. Она работала секретаршей в фотоагентстве, и не было ничего удивительного в том, что вскоре кто-то заметил, насколько она фотогенична. Не прошло и нескольких месяцев, как ее лицо стало появляться на обложках каталогов и журналов, и все горькие переживания прошлого оказались похороненными под маской новоявленной умудренности.

Разумеется, Лаура была рада за дочь. Успехи Джулии отчасти умерили никогда не покидавшее Лауру чувство вины за то, что по ее неразумию Джулия появилась на свет незаконнорожденной. Кроме того, можно было больше не тревожиться о финансовом положении дочери и купить себе коттедж в Нортумберленде, о чем она всегда мечтала. Лаура перебралась в деревню, стоявшую в пятнадцати милях от Ньюкасла, куда она каждый день ездила на работу.

Теперь, отогнав воспоминания и проглотив язвительное замечание дочери, Лаура попыталась сосредоточиться на неожиданно возникшей ситуации.

— Насколько я понимаю, ты собираешься приехать завтра вечером? — спросила она, окинув мысленным взором содержимое холодильника и сочтя его слишком скудным. Если Джулия и этот мужчина, кем бы он ни был, намереваются остаться у нее, придется потратить завтрашний обеденный перерыв на покупки.

— Да, если тебя это не очень стеснит, — тут же согласилась Джулия, и Лаура с облегчением подумала, что упоминание о различии в их образах жизни, похоже, не обидело ее. Джулия владела теперь роскошной квартирой в Найтсбридже, а в Бернфут наезжала нечасто.

— Да нет, конечно, вы меня не стесните, — поторопилась заверить ее Лаура, вовсе не желавшая, чтобы в самом начале уик-энда все они испытывали неловкость. — Э-э… так кто он, этот мужчина? Как его имя? То есть, помимо Джейка?

— Я же тебе сказала! — раздраженно воскликнула Джулия. — Он итальянский бизнесмен. Семья Ломбарди. Джейк — старший сын.

— Понятно.

Стало быть, Джейк Ломбарди, расстроено думала Джулия. Это что же, сокращение от Джованни? И, когда они поженятся, Джулия переберется в Италию?

— Как бы там ни было, завтра ты с ним сама познакомишься, — в конце концов заявила Джулия. — Мы, скорее всего, приедем в его «ламборджини». Я предпочла бы самолет, но Джейку хочется увидеть сельскую Англию. Его интересует история — старинные здания и все такое.

— Вот как? Лаура удивилась. То малое, что она знала о прежних приятелях дочери, не позволяло ей прийти к заключению, будто Джулия способна увлечься мужчиной, которого интересует что-либо помимо материальных благ. Впрочем, возможно, она все-таки повзрослела, с надеждой подумала Лаура. Или желать, чтобы Лаура поняла, что жизнь сводится не только к накоплению богатств, значит желать слишком многого?

— Так что мы появимся где-то после пяти, — закруглилась Джулия. — Мам, я больше не могу говорить. Мы идем на вечеринку. Пока!

— Всего доброго, — машинально ответила Лаура, продолжая прижимать к уху мертвую трубку. Затем, покачав головой, она опустила ее и несколько минут просидела, глядя на телефон и ни о чем не думая, пока наконец не встала, чтобы налить себе долгожданного хереса.

После нескольких глотков она собралась с мыслями и прошла на крохотную кухоньку в задней части коттеджа. Как она и ожидала, еда, оставленная миссис Форрест, оказалась совершенно перепревшей. Но, хотя овощи вконец раскисли, курица была еще съедобна, и Лаура, выставив кастрюлечку на дощатый стол, потянулась за тарелкой. Однако двигалась она машинально, хватая то, что подворачивалось под руку. Мысль, что Джулия действительно выйдет замуж и наконец заживет своим домом, застала ее врасплох. Она понимала — потребуется какое-то время, чтобы с ней свыкнуться.

Впрочем, эта новость не возбудила в ней неудовольствия. Напротив, она надеялась, что дочь будет по-настоящему счастлива. И может быть, сама полюбив, Джулия сможет простить матери ее ошибки? Или хотя бы попытается понять мысли и устремления впечатлительной девушки.

Пятница всегда была для Лауры напряженным днем. Свободных часов у нее в пятницу не было, а обеденный перерыв уходил обычно на возню с документами, необходимую при ее должности заместителя старшего преподавателя английского языка. Это позволяло ей всю субботу отдыхать, а уж в воскресенье начинать готовиться к новой неделе.

Поэтому, когда она подошла к автостоянке, чтобы сесть в свой маленький «форд», Марк Лит, исполнявший на математическом отделении те же обязанности, что она на английском, увидев ее, изобразил на лице удивление по случаю столь явного нарушения обычного распорядка.

— На свидание собралась? — спросил он, захлопывая дверцу своей машины и пристраивая извлеченную из нее коробку под мышкой. — Надумала мне изменить?

В ответ Лаура состроила гримаску. Ее отношения с Марком были, что называется, ни то ни се, время от времени они где-нибудь обедали или ходили в театр, но дальше этого дело не заходило. Лаура сама решила, что их дружба не должна превратиться в нечто большее, а Марк, которому едва перевалило за тридцать и который до сих пор жил со своей матерью, судя по всему, мирился с таким положением. Лаура подозревала, что ему, в сущности, нравится оставаться холостяком, хотя время от времени он совершал попытки предъявить определенные права на нее.

— Я за покупками, — сказала она, открывая дверцу машины и усаживаясь за руль. — Джулия приезжает на уик-энд, да к тому же не одна.

— Понятно, — Марк подошел к дверце ее машины, и Лаура, подавив ничем не оправданное раздражение, опустила стекло. — С подругой?

— Что?

Лаура явно его не слушала, отчего уголки губ Марка поползли вниз.

— Ты сказала «не одна», — напомнил он, выделив последние два слова. — Речь идет о подруге?

— А… — Лаура повернула ключ в замке зажигания и подняла на Марка безропотный взгляд. — Нет. Нет, с другом. Ну, то есть с мужчиной. Она мне звонила вчера вечером, когда я вернулась домой.

— Вот как? — Марк удивленно поднял брови, и Лаура почувствовала, что ее досада на него возвращается. — Несколько неожиданно, тебе не кажется?

Лаура вздохнула и сжала руками руль. Дело было даже не в Марке, ее приводило в негодование, что он, по-видимому, считает себя вправе отпускать замечания подобного рода. Наверное, она сама в этом виновата. Она хоть и не поощряла его ухаживания, но, как ей казалось, позволила ему считать, будто он может вмешиваться в ее жизнь.

Она натянуто улыбнулась и пожала хрупкими плечами.

— Ну, ты же знаешь, каковы молодые люди! — без тени осуждения воскликнула она. — Им не нужна неделя, чтобы обдумать поездку. Они просто едут, и все.

— Да, но могли бы и о тебе подумать, не так ли? — настаивал Марк, гневно выпятив подбородок. — Я хочу сказать, у тебя ведь могли быть собственные планы.

Лаура едва не сказала: «У кого? У меня?» — но решила, что иронии ее Марк не воспримет. Его чувство юмора особой тонкостью не отличалось, так что любая попытка Лауры пошутить над своим положением вызвала бы у него только неодобрение. Она лишь покачала головой и нагнулась, чтобы включить зажигание.

— Я хотел тебе предложить — может, мы попробуем добыть билеты в театр, — прибавил Марк, словно пытаясь оправдать свое возмущение. — Я слышал, там идет отличное ревю, а в субботу как раз последнее представление.

Лаура, успешно подавив досаду, наконец справилась и с зажиганием.

— Ничего, — сказала она, — посмотрим его как-нибудь в другой раз. А теперь мне пора, иначе я не успею сделать все, что требуется.

Марк поджал губы.

— И все-таки ты могла бы…

— Нет, не могу, — твердо объявила Лаура и включила сцепление. — До встречи.

Он так и стоял, глядя ей вслед, когда Лаура выехала с автостоянки и небрежно подняла в знак прощания руку. По правде сказать, думала она, стараясь сосредоточиться на движущихся по Уэст-роуд машинах, Марк бывает удивительным занудой. Неужели трудно понять, что при том, как редко Джулия навещает мать, Лаура не может оставить ее, чтобы пойти с ним в театр? Кроме того, на этот раз никак уж не скажешь, будто Джулия пытается обратить к своей выгоде ее доброту. Она привозит будущего мужа, чтобы познакомить его с матерью, и, даже если идея знакомства принадлежит ему, а не ей, их приезд может предвещать большую теплоту в ее отношениях с дочерью.

Впрочем, Марку и Джулии так и не довелось познакомиться поближе. С самого начала он находил ее избалованной и своевольной. В тех редких случаях, когда все трое встречались, Джулия из кожи вон лезла, стараясь ему досадить. С ее точки зрения, Марк был напыщенным ничтожеством, а уж замечания, которые она отпускала насчет его холостяцкой жизни, лучше было и не повторять.

В супермаркете, как обычно перед выходными, толклась тьма народу, и Лауре, обыкновенно покупавшей все необходимое в небольшом магазине в Бернфуте, оставалось лишь заскрежетать зубами, когда путь ей преградила очередная мамаша с едва умеющим ходить карапузом. — Прошу прощения, — сказала Лаура, пытаясь протиснуться мимо нее по проходу, и получила в награду за вежливость хороший кусок мороженого на палочке, размазанный по рукаву ее куртки.

— Ой, извините! — воскликнула улыбчивая мамаша, осматривая мороженое, чтобы выяснить причиненный ему ущерб. — Такие узкие проходы, правда?

Лаура глянула на идущую вдоль рукава липкую красную полосу и смиренно пожала плечами. Сердиться было бессмысленно.

— Да, очень узкие, — согласилась она и, невольно улыбнувшись толстощекому карапузу, двинулась дальше.

Пока она грузила покупки в машину, время перевалило за час, а при въезде на школьную автостоянку часы пробили половину второго. Несколько копуш, еще слонявшихся по спортивной площадке, смерили ее понимающими взглядами и обменялись с подружками негромкими замечаниями. Лаура, почти дословно знавшая, что именно они говорят о ее опоздании, зашагала к зданию школы, стараясь выглядеть не слишком взволнованной.

День казался нескончаемым. Чем ближе подходило время приезда Джулии, тем напряженнее становилась Лаура, а тут еще разбушевался ее четвертый класс. Обычно она ладила с учениками, пользуясь репутацией учительницы строгой, но справедливой. Однако сегодня поддерживать порядок оказалось трудно, и, лишь почувствовав, как она охрипла, Лаура поняла, что ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной.

Но вот наконец пробило три тридцать. Лаура отпустила четвертый класс, запихала в чемоданчик столько тетрадок, сколько туда поместилось, остальные взяла под мышку. По ее прикидкам, оставалось по меньшей мере два часа, чтобы приготовиться к встрече с Джулией, и, судя по тому, как она себя чувствовала, этого времени могло не хватить. Лаура не понимала, как Джулии удавалось приводить ее в столь нервозное состояние, но удавалось ей это неизменно, поэтому Лаура намеревалась принять ванну и сделать прическу, чтобы быть уверенной хотя бы в своей внешности, раз уж ни за что больше ручаться она не могла.

Бернфут расположен в одном из красивейших мест Нортумберленда. Эту деревню с населением примерно в тысячу человек окружают поля, раскинувшиеся на холмах некогда пограничной между Англией и Шотландией земли. Разрушающиеся остатки Адрианова вала[1] ограждают их с севера. В этих фермерских краях множество быстрых ручьев и тенистых лесов. Длинные, прямые дороги ведут к старинным римским фортам Честера и Хаузстеда.

Лауре здесь всегда нравилось. Хотя она родилась и выросла в Ньюкасле, настоящим ее домом ей казались эти места, так что, когда представилась возможность купить здесь коттедж, она ухватилась за нее обеими руками. Лаура знала, что Джулия считает ее сумасшедшей — одинокая женщина вознамерилась переселиться в какую-то «Богом забытую дыру», как выражалась Джулия, где она никого не знает, — однако Лаура ни разу не пожалела о своем решении. Правда, коттедж, когда она в него въехала, нуждался в серьезном ремонте, и потребовалось несколько лет, чтобы он стал таким, как ей хотелось. Он так и остался маленьким, с низковатыми потолками, но зато теперь в нем имелось центральное отопление, а холодными зимними вечерами она разжигала камин в гостиной и могла поджаривать себе пятки в свое удовольствие.

Она вполне довольна своим домом, думала Лаура, кроме, конечно, тех случаев, когда приезжает Джулия, заставляющая ее убеждаться, что у коттеджа все же имеются недостатки. Джулия старательно их перечисляла, ни разу не похвалив садик, который Лаура с таким трудом привела в порядок, и не поздравив мать с тем, что ей удалось создать дом и привлекательный, и своеобразный.

Лаура собиралась приготовить на обед рыбу. Была пятница, и она предполагала, что друг Джулии — итальянец и, несомненно, католик — не обрадуется мясу. Поэтому она купила немного камбалы, чтобы приготовить ее под соусом в белом вине. Первого блюда она решила не готовить, зато купила клубничный слоеный пирог — в дополнение к сыру и крекерам, которые предпочитала сама. Джулия была сладкоежкой, и, хоть она, как правило, сидела на какой-нибудь диете, сомневаться в том, что ей не устоять перед десертом, не приходилось. Все это означало также, что обед можно приготовить заранее, а рыбу оставить доходить на медленном огне, пока Лаура будет плескаться в ванне.

Однако, прежде чем заняться собой, предстояло еще позаботиться о постели и свежих полотенцах в комнате для гостей. Она набросила поверх пухового одеяла миленькое ситцевое покрывало и критически обозрела комнату, пытаясь увидеть ее глазами постороннего. Ей трудно было представить, что может подумать об этой крохотной спальне, явно отдающей женским вкусом, мужчина, да к тому же выросший в богатой семье. Кремовый ковер, нежно-розовые стены и занавески в тон покрывалу. Подобие складчатой накидки, свисавшей с туалетного столика, Лаура сделала своими руками, а чтобы выглянуть в окно, даже ей приходилось нагибаться.

Ну, что же, подумала она, открыв окно и вдохнут» холодный воздух апрельского вечера, по крайней мере окрестный вид заслуживает внимания, пусть даже весна вступает в эти места едва переставляя ноги.

Во всяком случае, ванная комната у меня вполне современная, размышляла она чуть позже, нежась в теплой, ароматной воде. Пока она не смогла позволить себе обновить всю систему водоснабжения, ей приходилось довольствоваться довольно примитивными удобствами — может быть, поэтому Джулия до появления новой ванной комнаты приезжала сюда всего один раз. Однако теперь, хоть все здесь и отвечало скромности остальной обстановки, у нее была достаточно просторная ванна, над которой даже висел душ. Конечно, это не настоящая душевая кабинка, как у Джулии в Лондоне. Но Лауре и такого душа хватало. Обычно только она одна им и пользовалась — тут она с несколько болезненным ощущением сообразила вдруг, что сегодня в ее коттедже впервые появится кто-то еще кроме нее и дочери.

Интересно, думала она, что дочь рассказала этому, как его… Джейку… о матери. Как она ее описала, к примеру? Скорее всего, как чучело средних лет. Она знала, что, по мнению Джулии, мать совсем о себе не заботится: дочь вечно твердила, что Лауре следовало бы уделять больше внимания своей внешности и что мать в свои тридцать восемь выглядит на все пятьдесят. По мнению Джулии, Лауре стоило бы носить юбки покороче, ведь у нее красивые ноги.

Но Лаура до того привыкла жить в одиночестве и поступать, как ей нравится, что, как правило, не задумывалась о том, идет ли ей одежда, которую она покупает. Лучше всего она чувствовала себя в джинсах, в мешковатых рубашках и свитерах — что еще нужно, чтобы копаться в садике или отправляться с Лабрадором миссис Форрест в дальние прогулки по окрестностям. Она и сама завела бы собаку, но считала, что это будет неправильно, потому что ее целыми днями не бывает дома. Вот уж выйдет на пенсию, тогда…

Она улыбнулась, намыливая руки и радуясь ощущению покрывающей их густой пены. О пенсии думать пока глупо. Ей всего тридцать восемь. Но если говорить начистоту, она не видела никаких признаков ожидающих ее в жизни перемен. Конечно, она еще может выйти замуж, однако, кто, кроме Марка, мог бы взять ее в жены, она и вообразить не могла. Во всяком случае, всерьез рассматривать такую возможность не стоило. Прожив столько лет одиночкой, сокрушенно решила Лаура, она, скорее всего, до того привыкла все делать по-своему, что не сможет приноровиться к чьим-то еще привычкам. И к тому же, что уж такого может предложить ей мужчина, чего бы она уже не имела?

Вымыв волосы, она поневоле пришла к заключению, что их не мешает подстричь. Беда в том, что, как правило, она просто собирает их на затылке в привычный узел, а о парикмахерской вспоминает, уже вернувшись домой. Хорошо хоть, что волосы у нее прямые и особых забот не требуют. Она была не из тех, кого волнуют затейливые стрижки и укладки. По крайней мере седых волос у нее пока не много, утешила себя Лаура. Ее волосы еще сохраняют присущий им, не поддающийся описанию оттенок — нечто среднее между каштановым и медово-светлым, а еще они густые и блестящие, но этого Лаура почти не замечала.

Машину она услышала, когда сушила волосы. Она сидела на табуреточке перед зеркалом в спальне, пытаясь составить объективное мнение о собственной внешности, и растерялась, заслышав долетевший из проулка звук мощного двигателя. Похоже, она потратила на туалет больше времени, чем намеревалась. В глазах ее, отраженных в зеркале, мелькнула тревога. Боже, подумала она, я и одеться-то не успела. А входная дверь заперта.

Делать нечего. Придется спуститься вниз в халате, решила она, сбрасывая махровую простыню и хватая купальный халат. Если действовать быстро, можно отпереть дверь и улепетнуть наверх до того, как ее увидят. Джулия вряд ли обрадуется, если мать предстанет перед ее женихом такой распустехой. Хотя волосы уже высохли, стали мягкими и шелковистыми, для женщины ее лет подобный вид подобающим не назовешь. Я похожа на хиппи-переростка, в отчаянии подумала Лаура. И как это она совсем забыла о времени!

Надевать шлепанцы было некогда, она заспешила вниз по узкой лестнице и тут же остановилась, увидев, как задергалась, нетерпеливо пощелкивая, ручка входной двери. Дверь находилась прямо под лестницей, прихожая в коттедже была совсем маленькая, и лестница уходила наверх прямо из нее, вдоль наружной стены. Другая дверь вела из прихожей в жилую комнату, которую Лаура расширила, уничтожив стену между бывшими гостиной и столовой. Получалось, что отпереть дверь и не попасться никому на глаза ей уже не удастся.