Чувство вины

С братом Джейка, Лоренцо, ей было полегче. Лоренцо был не таким рослым, как остальные члены семьи, и вел себя несколько застенчиво, отчасти походя в этом на Лючию, — Лауре он понравился. Жена его была непринужденна, приветлива и, подобно большинству итальянцев, с которыми познакомилась Лаура, прекрасно говорила по-английски.

Лаура похвалила себя за то, что додумалась позаботиться о своей внешности. Несмотря на то что руки ее, когда она подкрашивалась, еще дрожали, результат получился вполне сносным. Расшитая блестками блузка, которую Лаура, к ужасу Джесс, купила на прошлой неделе и к которой она надела брюки и простой жилет из черного шелка, определенно пришлась кстати. Лаура и без хорошо взвешенного одобрения Джейка знала, что выглядит неплохо. Едва ли не впервые за всю свою жизнь она была уверена в этом.

И тем не менее вечер отнял у нее много сил. О, все были с нею очень милы, все давали почувствовать ей, что она желанная гостья. Но, может быть, как раз из-за этого Лауре казалось, что она ступает по краю пропасти, более, чем кто-либо, сознавая ложность своего положения.

Разве что знакомство с Лючией оставило у нее радостное впечатление. Девочке — в отличие от любого английского ребенка ее лет — разрешили остаться с гостями вплоть до обеда, и Лючия, естественно, радовалась каждому, кто был способен отвлечь от нее внимание отца. Это вполне понятно, полагала Лаура, особенно если учесть, что Лючия растет без матери, жаль только, она не может объяснить девочке, что она не та, за кого Лючия ее принимает. Хотя Джейк, знакомя их, не сказал ничего, что могло бы пробудить интерес Лючии, Лаура чувствовала, что девочка ощутила существующую между ними связь. Это ненадолго, хотелось Лауре объяснить ей. Всего на один уик-энд… Няня Лючии увела ее спать, когда еще не было и десяти часов. Прием закончился около полуночи. Лаура жалела, что уйти пораньше пришлось не ей, а протестующей Лючии, однако благовоспитанность требовала, чтобы она дождалась, пока закончится этот нескончаемый вечер.

Не то чтобы он был таким уж неприятным, призналась себе Лаура. Обед, сервированный в сводчатой столовой, был великолепен, и, не испытывай Лаура такого напряжения, еда доставила бы ей огромное удовольствие. Копченый окорок, поданный с нежнейшим грейпфрутовым муссом, спагетти с мясом и сыром и сладкий фруктовый десерт под занавес — все это в нормальных обстоятельствах пробудило бы в ней аппетит. Но в этот раз она ела очень мало и лишь пила вино, надеясь, что оно не даст ее горлу окончательно пересохнуть.

Постель, до которой она наконец добралась, не принесла ей успокоения. Атласное покрывало, такое гладкое теперь, аккуратно откинутое, неотвратимо напоминало о том, что произошло на нем перед самым обедом. Невозможно было глядеть на гладкий матрас и не вспоминать о предательстве собственного тела. И все же, как ни ненавистна была ей мысль о Джейке, воспоминания странно и сладостно волновали ее. Она могла твердить себе, что охвачена ужасом, но разве это имело какой-то смысл?

Конечно, она отчасти опасалась, что Джейк придет к ней, когда его родители улягутся спать. Долгое время после того, как в доме все стихло, Лаура лежала без сна, прислушиваясь к каждому звуку. Она не могла не вспоминать сказанного им перед тем, как выйти отсюда, и была совершенно уверена, что он вернется, чтобы довершить начатое. Лаура даже подперла спинкой кресла ручку двери, ведущей в гостиную. Однако Джейк не пришел. В спальню вообще никто не попытался войти. В конце концов Лаура уснула — усталость взяла свое. Одни только сновидения и тревожили ее ночью, но тут уж она сама была виновата.

И вот теперь, на этом поросшем кипарисами холме, с солнцем, сверкавшим над гребнями гор и заставлявшим деревья отбрасывать густые тени, она ощущала инстинктивный отклик тела, вызванный ее размышлениями. Разумом она могла противиться Джейку, стараться выбросить его из своей жизни, но управлять чувствами было куда труднее. Даже сейчас горячая, сладостная волна прокатывалась по ее ногам — похоже, забыть о том, что Джейк заставил ее ощутить тогда, будет совсем не просто. Гнедой негромко всхрапнул, тряхнул головой, и внимание Лауры вновь обратилось к тому, насколько ненадежно она сидит в седле. Рядом с ней зияла пропасть, и от мысли, что лишь добродушие мерина ограждает ее от серьезных увечий, на лбу Лауры выступила испарина.

— Лючия считает, что вы слишком туго натягиваете поводья, — негромко сказал, подъезжая к ней, Джейк, и его колени ударились о ее, отчего мерин недовольно переступил.

— Не… не делайте этого! — ахнула Лаура, почти не слыша того, что он сказал. Джейк потянулся и умелой рукой сгреб ее поводья.

— Эй, — сказал он, и по выражению его лица Лаура поняла, что он точно знает, о чем она думает. — Не бойтесь, — прибавил он. — Цезарь не причинит вам вреда.

— Вам легко говорить, — выпалила Лаура, у которой перехватывало дыхание — и от страха, и от того, что его затянутая в перчатку рука сжимала ее колено. — Похоже, чтобы спуститься в долину, придется проделать долгий путь. И… и…

— И вам это не нравится?

— Я этого не говорила.

Вообще-то прогулка начинала доставлять Лауре наслаждение, она знала, что, вернувшись в Бернфут, будет нередко вспоминать о красоте долины.

— Вот и хорошо.

Джейк заглянул ей в глаза, и, хотя он ничего больше не сказал, Лаура знала, что он вспомнил, как она выглядела, когда они последний раз оставались наедине. В ночной глубине его глаз мерцали искорки этого воспоминания, и Лаура вдруг поняла смысл выражения «утонуть в чьих-то глазах». Ей хотелось утонуть в глазах Джейка, и сознавать в себе это желание было ужасно. — Papa! Papa! Cosa stai faeendo[9]? Люси дергала его за рукав, желая узнать, что они делают, и Джейк, оторвав взгляд от Лауры, повернулся к дочери.

— Niente, сага, ничего, — успокаивающе сказал он, жестом показывая, что ей предстоит возглавить спуск по извилистой тропе. — Мы любовались видом, вот и все, — продолжал он — по-английски, но медленно, чтобы Люси поняла, что он говорит. — Avante, сага[10]. Мы за тобой.

Люси, казалось, поверила ему не до конца, но тем не менее послала своего пони вперед, а Джейк, потянув гнедого за поводья, которые он так и держал в руке, принудил его отойти от обрыва. Затем он хлопнул мерина по крупу, чтобы тот прошел мимо жеребца, и, когда Лаура поравнялась с ним, вернул ей поводья.

— Все в порядке? — спросил он, глядя на рот Лауры, отчего ее губы невольно приоткрылись.

— Полагаю, да, — с некоторым усилием ответила она и, не отводя глаз от шеи Цезаря, направила его к каменистому спуску.

Террасы с виноградниками покрывали склоны холмов, тут витал резкий запах цветущих цитрусовых деревьев. Лаура знала, что отныне этот запах всегда будет связан для нее со здешними местами. Между тем спуск стал более пологим, и вспотевшие ладони Лауры немного остыли.

Теперь они ехали по свежим зеленым лугам, лежащим вдоль реки. Люси скакала бок о бок с отцом.

Это означало, что Лауре вряд ли представится возможность поговорить с Джейком, однако, понимая, что, когда они вернутся домой, остаться с ним наедине будет еще труднее, она натянутым тоном спросила:

— Когда приезжает Джулия?

Вопрос явно вывел Джейка из равновесия, ибо, прежде чем деревянным взором уставиться на Лауру, он бросил быстрый взгляд на дочь, как бы оценивая ее реакцию.

— Джулия? — наконец откликнулся он. — Я не знаю.

Лаура сразу заподозрила неладное.

— Но она ведь приедет, не так ли?

Джейк вздохнул и равнодушно пожал плечами.

— Джулии не нравится моя страна — разве что города, — ответил он, направляя жеребца к воде. Затем он спешился и взглянул на руки Лауры, по — прежнему сжимавшие поводья. — Вы все еще слишком сильно натягиваете поводья, — сказал он. — Разве вы не замечаете, что Цезарь пытается их прикусить?

— Черт с ним с Цезарем! — Взгляд Лауры скользнул по ошеломленному лицу Люси, прежде чем остановиться на застывшем рядом с нею мужчине. — Это не ответ, Джейк, и вы это знаете!

— Возможно, это единственный ответ, который вам удастся получить, — спокойно парировал он. — Помочь вам спуститься?

— Нет! — Лаура потрясла головой. — Я… я хочу вернуться.

— Вернуться? — Черты Джейка затвердели. — В castello[11]?

— Нет. В Англию, — не очень уверенно объявила Лаура. — Не нужно мне было сюда приезжать.

Джейк сжал губы.

— Не начинайте все заново, Лаура. Так что — вы спешитесь или мне самому снять вас с седла?

Лаура потрясла головой, натягивая поводья так, что Цезарь закинул голову и протестующе прижал уши. Мерин отступил назад, однако Лаура не сознавала, что причиняет животному боль. Ей слишком не терпелось показать Джейку, что, хоть он и обладает опасной властью над ее телом, разуму ее он не хозяин.

— Я возвращаюсь, — оглянувшись через плечо, снова сказала она. Стены замка едва виднелись над верхушками деревьев, и, понимая, что до дома отсюда неблизко, Лаура все же питала решимость доказать Джейку, что он напрасно полагает, будто он вправе диктовать ей, как она может, а как не может поступать. Сюда она доскакала, так? Значит, и обратно доскачет.

Однако она не подумала о животном, на котором сидела. Ей не пришло в голову, что у него могут иметься свои соображения. Конечно, на вершине ей было немного не по себе, но она уже научилась доверять гнедому. А поскольку он доставил ее на дно долины целой и невредимой, она решила, что сможет им править.

Между тем ее поведение взволновало Цезаря. Мерин ощущал ее гнев, ее отчаяние, не понимая, что все эти чувства обращены вовсе не на него. То, как она тянула за узду, ее нервные колени, впивавшиеся ему в бока, — все это тревожило Цезаря. Особой нервозностью он обычно не отличался, но постоянные рывки Лауры вывели его из себя, и, когда она попыталась развернуть его головою назад, он громко заржал.

Все дальнейшее происходило как бы в замедленной съемке. Джейк, по-видимому, почувствовал, что мерин вот-вот выйдет из повиновения, во всяком случае, когда Цезарь отпрянул назад, Джейк прыгнул к нему, пытаясь поймать поводья. Но хоть ему и удалось схватить уздечку, Цезарь уже слишком разошелся, чтобы его можно было удержать. Он бешено вздыбился, едва не повалив Джейка, и Лаура со сдавленным негодующим вскриком соскользнула с его спины.

Джейк отпустил Цезаря, и тот, почувствовав свободу, галопом унесся прочь. Однако Лаура этого не заметила. Она слишком была погружена в мысли о том, как она в очередной раз сглупила, снова повела себя как дура.

Она едва успела заметить, что рукав ее новой блузки покрыт грязью, как Джейк уже упал рядом с ней на колени. Не обращая внимания на дочь, так и сидевшую на пони и глядевшую на взрослых широко раскрытыми, встревоженными глазами, он пробежался по телу Лауры любящими руками, ощупывая руки, ноги, тонкий изгиб ее талии.

— Come si sense? — хрипло спросил он и, тут же заметив, что она непонимающе глядит на него, сказал уже по английски: — Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке? — Он стиснул пальцами ее лицо. — Если Цезарь сделал тебе больно, я избавлюсь от него.

Лаура провела языком по губам, что в данных обстоятельствах было не самым благоразумным ответом. По внезапно потемневпшм глазам Джейка она поняла, что он вспомнил, как этот язык вторгся в его рот, и догадалась, что, если бы не присутствие Люси, Джейк постарался бы вернуть себе это ощущение.

— Я… все хорошо, — заверила она не очень твердо, надеясь, впрочем, что он не поймет, что в ее нерешительности виноват он сам, а вовсе не Цезарь.

Трудно думать о ком-то, кроме него, когда он глядит на тебя с такой страстью и участием, когда его руки касаются тебя, уничтожая всякую способность сопротивляться. — Честное слово, — добавила она, понимая, что ей грозит опасность: Джейк того и гляди поймет, как она отзывается на его прикосновения. — Немного испугалась, только и всего. — Испугалась!

Губы Джейка искривились, но, прежде чем он успел что-то сказать, из-за его локтя выглянула Люси.

— Синьора — она поранила голову, папа? — спросила девочка на замечательно чистом для ее возраста английском, и Джейк, неохотно выпустив Лауру из рук, поднялся на ноги.

— Синьора Фокс немного ушиблась, bambina, — ответил он, протягивая руку Лауре, которая, хоть и предпочла бы встать самостоятельно, приняла его помощь с благодарностью. Она не питала полной уверенности, что ноги послушаются ее, и почувствовала облегчение, обнаружив, что способна стоять без посторонней поддержки.

— Dov'e Caesar[12]? — Люси вновь перешла на родной язык, и Джейк, оторвав взгляд от бледного лица Лауры, ответил, что мерин, скорее всего, уже вернулся на конюшню.

— С ним ведь все будет в порядке, правда? — осмелилась спросить Лаура, проводя по волосам дрожащей рукой. Глаза Джейка потемнели.

— Конечно, — ответил он. — До тех пор, пока все будет в порядке с вами.

— О… о, со мной все нормально. — Лаура решительно покивала и сморщилась, потому что в голове ее внезапно запульсировала боль. — Вернее — почти, — признала она, сокрушенно улыбнувшись Люси. — Простите, что я испортила вам прогулку.

Люси, не вполне понимая, что ей в таком положении делать, пожала плечами. События явно приняли неожиданный для нее оборот, и нерешительность, которую она испытывала, отразилась на ее лице.

Однако резкое возражение отца заставило ее вскинуть голову.

— Вы ничего не испортили! — заявил он, награждая дочь суровым взглядом. — Люси, садись на пони. Мы возвращаемся.

На это Лауре сказать было нечего. Она сознавала, что не сможет пешком дойти до замка, и надеялась лишь, что Люси не слишком будет винить ее за неудавшуюся прогулку.

И все же до тех пор, пока Джейк не взял своего жеребца за поводья и не подвел его к Лауре, она не понимала, что он намерен сделать. До этой минуты она полагала, что Джейк и Люси поскачут домой и, вероятно, вернутся за ней с какой-нибудь повозкой. Теперь же, при мысли, что придется ехать на жеребце, ее охватила паника.

— Вы… вы же не думаете, что… что я поеду на нем? — ахнула она, и лицо Джейка смягчилось.

— Вы и я, мы оба, — нежно успокоил он ее. Лаура сглотнула образовавшийся в горле комок.

— А не могла бы я просто… просто поехать на пони Люси? — пролепетала она, и Джейк тяжело вздохнул.

— Нет, — сказал он, перебросил поводья через плечо и нагнулся, сцепив вместе руки. — Давайте. Поставьте ногу сюда, я вам помогу. Так вы не запутаетесь в стременах, и я смогу сесть сзади вас.

Посадка получилась не самая изящная, но, когда Джейк вскочил в седло, все страхи покинули Лауру, уступив место наслаждению, с которым она ощущала, как его мускулистые бедра смыкаются вокруг ее.

А после того, как руки Джейка легли ей на талию и взялись за поводья, ей показалось, будто вся она растворяется в успокоительной мощи его тела. Что пользы отрицать? Никому еще не удавалось заставить ее с такой силой ощутить себя женщиной.

И хотя поначалу мысль о том, что придется ехать на гнедом жеребце, встревожила ее, Лаура испытала едва ли не сожаление, когда они примерно через двадцать минут въехали на конный двор. Ибо в последние пятнадцать минут она отбросила любые попытки противиться наслаждению, которое доставляла ей поездка, и лишь после того, как Джейк спешился и протянул руку, чтобы помочь спешиться ей, она увидела его застывшее лицо. Только тут до нее дошло, как могла повлиять на него податливость ее тела, тем более что причины, по которым он дорогой становился все более скованным, откровенным образом бросались в глаза.

— Я сама, — едва слышно сказала она, но Джейк не обратил на ее протест никакого внимания. Он подождал, пока она перебросит ногу через луку, и снял Лауру с седла. Он опускал ее медленно, так что она, скользя, проехалась по всему его телу и, достигнув земли, уже испытывала не меньшее возбуждение, чем он.

— Ты хочешь!, — сказал он, проведя губами по ее приоткрытым губам, и ушел, едва из конюшни показалась Люси.

Родители Джейка очень встревожились, узнав, что Лаура упала с лошади, и хоть она старалась уверить их, что все это пустяки, София настояла, чтобы Лаура до конца дня отдыхала.

— Мы иногда не сразу замечаем, что перенесли сотрясение мозга, — сказала она, когда все сидели завторым завтраком в чудесной оранжерее, из которой открывался вид на сады за домом. — Ведь так, Нико? Лауре следует проявить осторожность.

— Думаю, что можно оставить при ней Джакомо, София, он позаботится, чтобы Лаура не слишком утомлялась, — спокойно ответил граф Ломбарда, и Лауру вновь охватило ощущение некой двумыслен — ности ее положения.

— Ваш… ваш сын… был очень добр, — начала она, не обращая внимания на напряженный взгляд Джейка. — Но… но право же… мне кажется, моя дочь…

— Ах, да, — мать Джейка прервала эту слабую попытку исповедаться, — мы знакомы с вашей дочерью, Лаура. Вы, наверное, очень ею гордитесь. Она ведь чрезвычайно преуспевающая фотомодель, не так ли?

— Я… нуда.

Лаура была ошеломлена, но, взглянув на Джейка в надежде отыскать на его лице какую-либо подсказку, на сей раз не смогла ничего на нем прочесть.

— Да, мы с ней встречались в Риме, — продолжала София Ломбарди. Она посмотрела на сына. — Нас познакомил Джакомо.

Лаура поперхнулась. Она вдруг сообразила, как мало она знает о знакомстве дочери с этой семьей. Как мало она вообще знает об этих людях. Откуда ей знать, может быть, они потворствуют поведению сына? И если хотя бы половина того, что пишется в бульварной прессе, правда, то сексуальные отношения того или иного рода для людей их круга — вещь вполне обычная.

Вошла, чтобы убрать тарелки, служанка, и Лаура решила ничего больше не говорить. Раз Ломбарди знают, что она мать Джулии, значит, дочь, может быть, и впрямь приедет сегодня вечером. Она не забыла, что Джейк уклонился от прямого ответа на этот вопрос, хотя последующие события отчасти заслонили его важность. Подождем — увидим, ничего другого ей не оставалось. Она обнаружила, что ей не хватает стойкости, чтобы и дальше развивать эту тему. После завтрака Лаура ушла в свою комнату, благодарная судьбе за то, что та дала ей подходящий предлог. Но от каждого звука, который она слышала, от каждого шага за дверью сердце ее принималось бурно биться, так что в конце концов она отказалась от попыток поспать и вышла на балкон.

Здесь все казалось таким мирным. Слышалось лишь жужжание насекомых да пение птиц и изредка — гудение самолета, напоминавшее Лауре, что она все еще в двадцатом веке. Все остальное, похоже, застыло во времени, включая сам замок, так что Лауре трудно было поверить, что она и вправду находится здесь, гостит в столь удивительном месте. Казалось, мечтательно размышляла она, отсюда до Бернфута далеко-далеко и расстояние это измеряется не только в милях.

Лаура вздохнула. Разумеется, завтра она уедет домой. Что бы ни случилось — включая приезд Джулии, — она не намерена оставаться здесь надолго. Это напомнило ей о сегодняшнем споре между нею и Джейком. Она задумалась, хватило бы ей храбрости уехать сегодня, если б она не повела себя глупо и не свалилась с лошади? Приятно, конечно, верить, что хватило бы, однако она не была уверена, что смогла бы пройти через все это. В конце концов, если б она и сумела доскакать до замка, нужно было бы еще отыскать способ добраться до Пизы. И как бы она объяснилась с родителями Джейка? Они же не виноваты, что их сын так волнует ее.

Губы Лауры сжались. Под горячую-то руку храбриться легко. Другое дело — исполнять свои хвастливые посулы. Помимо всего прочего, у нее нет даже обратного билета до Лондона. А вот не езди в гости к тем, у кого имеется собственный самолет, скорбно подумала она. Только после семи Лаура ушла с балкона, чтобы одеться к обеду. Наступал вечер, солнце уходило, оставляя за собою провалы, полные тьмы. Долина засыпала, между деревьями появились крохотные огоньки. Над несколькими стоявшими в долине крестьянскими домами вились дымки, в деревенской церкви одиноко бил колокол.

Но кроме этих свидетельств того, что здесь обитают люди, в самом замке, казалось, жизнь замерла. И хотя Лаура до самого вечера ждала звука мотора, возвещающего о том, что приехала Джулия, ее ждало разочарование. Дочь не приехала, спокойно сказала себе Лаура. Да и верила ли она когда-либо, что та приедет?

Продолжать эту мысль она себе запретила. Если она признает, что у нее были определенные сомнения насчет приглашения Джейка приехать в Италию, разве она когда-нибудь простит себе, что поступила так легкомысленно? А уж если она сознается, что в глубине души мечтала о том, чтобы Джулия не приезжала сюда вовсе, — все, она пропала. Ради собственного душевного спокойствия она не должна думать об этом. Иначе это сведет ее с ума…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Прежде чем отправиться спать, Лаура уложила чемодан. Отчасти это ее утешило. Уложенный чемодан доказывал — по крайней мере ей, — что она говорила всерьез, и говорила о том, что для нее важно.

Перед тем как подняться в спальню, она поблагодарила членов семьи Ломбарда за гостеприимство, и если ее решение и вызвало какие-либо возражения, они оказались достаточно вежливы, чтобы промолчать. Кроме того, говорила себе Лаура, ложась на простыню из настоящего шелка и накрываясь другой такой же — простыни, как она заметила, меняли каждый день, — она ведь приехала только на уикэнд, а завтра понедельник.

Что касается Джейка, о нем она предпочитала не думать. Несмотря на то что Джейк, когда она спустилась вниз, поджидал ее, желая удостовериться, что падение с лошади не привело к каким-либо нежелательным последствиям, Лаура постаралась не оставить в нем никаких сомнений относительно испытываемых ею чувств. Хотя поговорить с ним в открытую в присутствии его родителей было невозможно, ее обвиняющий взгляд и то, как она решительно стряхнула его руку, когда он попытался проводить ее к обеденному столу, были достаточно красноречивы, и Джейк, при его сообразительности, наверняка все понял. Он прекрасно знал, что с нею происходит, и, пока тянулся обед, все больше уходил в себя. Лаура, встретившись с ним глазами, отчасти уловила раздирающие его чувства, но не пожелала обращать внимание на его хмурую задумчивость. Сам виноват. Заманил ее сюда обманом, пусть теперь и отвечает за последствия.

И все-таки полностью снять с себя вину она не могла. Лежа в постели и глядя на занавеси, колеблемые ветерком, проникающим сюда сквозь оставленную ею чуть приоткрытой балконную дверь, она призналась себе, что не очень-то и противилась, когда Джейк сказал ей, что Джулия с ними не поедет. Она могла бы настоять на том, что проведет ночь в Лондоне и подождет, пока дочь сможет составить ей компанию, но не настояла. А если быть совсем уж честной, то следует признать, что причины ее уступчивости в не меньшей мере объясняются ее собственной, обремененной чувством вины тягой к Джейку, чем убедительностью его доводов.

Она пошмыгала носом и повернулась на бок, позволив крупной слезе скатиться из ее глаза на подушку. Такая прекрасная ночь, лунный свет пробивается сквозь щелку в занавесях, наполняя спальню жемчужным сиянием. Ночь, созданная для любви, грустно подумала она. И разве не горе, что единственный мужчина, которого она способна любить, слишком молод, слишком богат, да еще и связан с ее дочерью?..

Поначалу ей казалось, будто она видит сон. Ощутив, как промялся матрас и теплое тело опустилось рядом с ней, она инстинктивно потянулась к нему. Джейк не шел из ее головы, уже не впервые ей снились подобные сны. Собственно говоря, в последнее время Джейк редко когда не снился ей, и, хоть при дневном свете все это представлялось ей жалостно-трогательным, ночами она была неспособна не предаваться фантазиям.

Однако этот сон не походил на другие. Повернувшись в руках Джейка и ощутив жар, исходящий от его тела, Лаура была несколько озадачена. Сила, с которой он сжимал ее, была слишком реальной, слишком осязаемой, она и вправду ощущала напряженные мышцы его живота, мускусный аромат кожи. Прежние сны были бесплотными — стоило ей потянуться к Джейку, как он таял; стоило попытаться удержать его, как он исчезал. Вот почему она всякий раз просыпалась, распаленная и подавленная, раздираемая чувствами, воплотить которые не было никакой надежды.

На этот раз все было иначе. На этот раз она могла обвить его руками. Она могла прижаться к нему и ощутить мгновенный ответный отклик его тела. О Боже, с ума она сходит, что ли? — мелькнула у нее дикая мысль. Или в этой новизне ощущений повинно буйное волнение, испытанное ею вчера?

Впрочем, когда его губы отыскали ее, все предшествующие ощущения смело прочь. Это не сон, сообразила она, между тем как ее рот раскрывался под жадным натиском его губ. Все происходит на самом деле. Джейк находится в ее постели, совершенно обнаженный, и она обвивает его так, словно намерена никогда не отпускать.

Способность соображать возвращалась медленно, но, когда Лаура наконец пришла в себя, она попыталась высвободиться из его объятий. Даже при том, что секунду назад она позволила его влажному языку проникнуть в ее рот, теперь она принялась молотить кулаками по груди Джейка, в конце концов заставив его поднять голову, чтобы взглянуть на нее.

— Отпусти меня! — придушенно воскликнула она, извиваясь и стараясь вырваться. — Ты не имеешь права так поступать!

— Нет? — Джейк без особых усилий удерживал ее рядом с собой. — А я думал, что ты мне обрадовалась.

— Я? — задохнулась Лаура. — Ты с ума сошел!

— Ну, несколько мгновений назад…

— Несколько мгновений назад я спала, — выпалила она, заметив вдруг, что ее ночная рубашка задралась во время борьбы выше бедер. — Джейк, отпусти меня. Пожалуйста.

Джейк пошевелился, но не разжал рук. Он лишь притиснул ее к себе и, раздвинув ноги, крепко сжал ими Лауру. Это позволило ему освободить одну руку, чтобы убрать с ее виска спутанные волосы и коснуться большим пальцем ее дрожащих губ.

— Лежи спокойно, — сказал он, и Лаура увидела, как чувственно изгибаются в лунном свете его губы, пока он без малейшего стеснения ласкает ее тело. Не обращая внимания на ее бесплодные попытки освободиться, он провел ладонью по груди Лауры, и ее неуправляемый отклик заставил его улыбнуться.

— Это… это непростительно, — пролепетала Лаура, пытаясь хоть как-то увещевать его. Но она понимала, что чем дольше он будет удерживать ее, тем меньше у нее останется надежд на победу в этой неравной борьбе. Обхватив ее рукой за талию, Джейк еще сильнее притиснул Лауру к себе, и жар, исходящий от его тела, изгнал из головы Лауры все сколько-нибудь связные мысли.

— Ты хочешь меня, — сказал он, стаскивая с нее ночную рубашку.

— Нет…

— Да. — Он довольно вздохнул, когда служившая ненужной помехой ткань скользнула вверх, открыв его жадному взгляду грудь Лауры. Обеими руками он взял тугую, уже налившуюся томлением грудь и сладостно стиснул ее. — Ну, скажи же, скажи, — выдохнул он. — Ah, cara, sono belli, vero?[13]

— Я не знаю… не понимаю, что ты говоришь, — запротестовала Лаура, но властные прикосновения рук Джейка быстро заставляли забыть обо всем на свете. Он уже снял с нее рубашку, и теперь курчавые волосы, покрывающие его грудь, возбуждающе щекотали ей кожу. Когда Джейк шевельнулся, Лаура невольно изогнулась, приникая к нему.

— Я говорю лишь, что ты прекрасна, — хрипло прошептал Джейк. Взяв ее руку, он прижал ее к низу живота. — Molta bella[14] — застонал он. — Я хочу слиться с тобой.

— О, Джейк, — судорожно выдохнула она, но протеста в этих словах уже не было. Ощущаемое ладонью шелковистое тепло его возбуждения смело все еще задержавшиеся в голове мысли о необходимости сопротивляться. Когда рука Джейка скользнула меж ее ног, она не попыталась остановить его. Страсть Лауры стремилась к судорожному освобождению, которое он даровал ей днем раньше. Но как только его губы прижались к ее губам, а язык яростно ворвался в ее рот, она поняла, что хочет большего. Она ощущала его запах, вкус, мускусный мужской аромат его тела сводил ее с ума. Отдавшись во власть всепобеждающего инстинкта, она ощутила готовность принять его.

— Не спеши, amorissima, — сказал он, хотя его собственный голос казался далеко не управляемым. — Позволь мне любить тебя, — хрипло прибавил он и, не способный долее сдерживаться, мощным порывом соединился с ней.

Лаура против собственной воли вскрикнула. Прошло так много времени с тех пор, как Кит Мак-Фэрлейн лишил ее девственности. Сейчас для нее все было опять как в первый раз.

— Лаура! Сага! — воскликнул он, покрывая ее лицо поцелуями. — Mi displace, прости! Я причинил тебе боль?

Но Лаура уже обнаружила, что боль исчезает, утопая в ошеломляющем наслаждении.

— О нет, — выдохнула она, даже не сознавая, что произносит какие-то слова. — О нет, мне не больно, — прибавила она, обхватывая длинными ногами его бедра. — Боже, как хорошо! Джейк… прошу тебя! Не останавливайся.

Казалось, до этой минуты она спала, казалось, каждый сонный нерв Лауры пробуждается, ощущая изумляющую уверенность в ее чувственности. Ничего подобного она еще не испытывала, она даже не представляла, что способна испытать такой взрыв чувств.

Разумеется, через какое-то время к ней вернулась способность соображать. Какой бы драматической ни была полнота ее чувств, рано или поздно реальность должна была поднять свою уродливую голову. Да, уродливую, тускло думала Лаура, опускаясь с буйных колдовских высот, на которые вознес ее Джейк, назад, в пропасть отчаяния.

О да, легко быть умной задним числом, легко осуждать себя за то, что ты позволила этому случиться, позволила Джейку сделать то, по поводу чего ты клялась, будто никогда этого не допустишь. Но если сказать правду, она была слишком не защищена во всем, что оказалось связано с ним, и он знал это и воспользовался ее слабостью.

И пока зыбь наслаждения стихала, сменяясь все нарастающими волнами раскаяния, ледяное самоуничижение сеяло семена разочарования. Что она натворила? — горько спрашивала себя Лаура. Что она за женщина? Что за мать — мать, которая спит с любовником дочери?