Глава 19

Просматривая список деловых предложений, Карли могла с уверенностью сказать, что жизнь вернулась к тому уровню благосостояния, если не счастья, о котором можно было говорить до похищения туфель. Ночные кошмары канули в прошлое, а «ауди» по имени Силвер снова обрел былую безупречность. Не зря Куинн любил говорить: «Ты идешь вверх. Потом вниз. Потом снова вверх. Бог к этому привык». Привыкла и Карли. Она верила, что где-то впереди непременно ждет новая интересная работа.

Эван тоже оказался прав. Карли признала его правоту неохотно, с грустью, вовсе не желая слишком высоко оценивать проницательность этого человека. Но она относилась к себе честно, а потому не могла отрицать правду. Туфли на самом деле были всего лишь магическим успокоительным лекарством, дублером ее собственных талантов и способностей. Раньше казалось гораздо легче довериться наделенным магической силой красным шпилькам, чем себе самой. Теперь же Карли поняла, что готова к встрече с будущим, каким бы оно ни оказалось: хорошим, плохим или поистине ужасным. Чем стоять пассивно, ожидая выигрыша в жизненной лотерее, куда лучше действовать и идти вперед.

Последний заказ от «Тайм-Код» едва не остался незамеченным. На завтрашний вечер Куинн назначил работу над рекламным роликом какого-то фильма — всего один час. Вполне обычное дело, ничего подозрительного, если не считать, что в заявке не указано ни название фильма, ни имя продюсера. Такое тоже случалось, но на сей раз в голове Карли почему-то прозвучал сигнал тревоги. Несмотря на новое прагматичное мировоззрение, вера в силу предчувствий все-таки сохранилась. Некоторые предзнаменования, в частности найденный на крыльце мертвый голубь, могли оказаться судьбоносными, а потому игнорировать их было просто недопустимо. Несмотря на поздний час, Карли набралась смелости и позвонила агенту.

— Надеюсь, вы с хорошими вестями? — раздраженно поинтересовался Куинн.

— Это Карли.

— О!

— О? — Подозрение росло с каждой секундой. — Что это за рекламная запись завтра вечером?

— И ради этого ты звонишь в одиннадцать часов?

— Что это за заказ, Куинн? — настаивала Карли.

— Переработка твоего бесплатного документального фильма.

— Что?

— Я предупреждал, что идея безнадежная, — пробормотал Куинн в сторону кому-то рядом с собой, пока Карли облегчала душу избранными выражениями, которые, как правило, не употребляла.

— Карли, это Глен. — Тот самый «кто-то», кто находился рядом с Куинном, взял трубку.

— Глен, что же, черт возьми, происходит? С какой стати у меня сессия с Эваном?

— Все произошло так, — вежливо пояснил Глен. — Мистер Маклиш позвонил Куинну…

— Он должен был это сделать еще в первый раз! — закричал Куинн в трубку.

— Заткнись, — любезно успокоил Глен партнера. — Видишь ли, Карли, случилось так, что Эвану потребовалась переработка, и он решил, что это лучший способ ее устроить.

— Да уж, — фыркнула Карли. — А кому принадлежит гениальная идея не указывать в заявке имя режиссера?

— Мне, — виновато признался Глен.

— Бесполезно, — одновременно произнесли Карли и Куинн.

— Мне кажется, он просто скучает по тебе, — предположил Глен.

— Прекрасно! — горячо ответила Карли. — Завтра он сможет продолжить это занятие!

— Вы позвонили Эвану Маклишу. Оставьте, пожалуйста, ваше имя и номер телефона, и я при первой же возможности перезвоню.

Би-и-ип!

— Нет, — произнесла Карли.

— Что значит «нет»? — поинтересовался Эван, взяв трубку.

— «Нет» означает просто «нет». Никогда и ни за что.

— Ты не можешь так говорить.

— Что значит, я не могу так говорить? — возмутилась Карли. — Тебе не дано управлять моей жизнью. Хочу и говорю «нет». Ты не вправе мне запретить. Понял? Нет, нет и еще раз нет!

— Но я подал на тебя заявку!

— Ну и что? Я ее отменяю.

— Но ты должна это сделать, Карли, — попытался убедить Эван. — Иначе я просто не смогу закончить работу.

— Какая страшная трагедия, — спокойно заметила Карли.

— Мне казалось, фильм тебе небезразличен.

— Ты прав. Но однажды я предложила тебе посильную помощь, и ты набросился на меня, как на лютого врага. Я не до такой степени влюблена в Арлин Барлоу, чтобы все забыть.

— Но я прошу не об одолжении. На этот раз работа будет оплачена.

— Вот потому-то я за нее и не возьмусь.

— Подожди секунду! Сначала ты бесилась, потому что я не мог тебе заплатить, а теперь бесишься, потому что я готов платить.

— Точно.

— Ничего не точно. Это полная бессмыслица.

— Ты изволил заявить, что мне не удастся тебя купить. Так вот, тебе меня купить тоже не удастся.

— Сейчас ты занимаешься сведением счетов.

— А ты поступил просто непорядочно! — Карли театральным жестом воздела палец, словно оппонент сидел в кресле напротив. — Устроил все за моей спиной!

Эван презрительно фыркнул:

— Так что же, договор с твоим агентом теперь называется «устроил за моей спиной»? А я-то, дурак, всю жизнь считал, что в этом заключается его работа.

— Эван, почему ты не обратился ко мне? Не к агенту, а ко мне самой?

— Вот сейчас я как раз к тебе и обращаюсь, — почти прорычал режиссер.

— Слишком поздно. — Карли повесила трубку как раз в тот момент, когда в ней раздался душераздирающий вопль.

На следующий день, когда Карли вернулась домой, на автоответчике ее ждали голоса Глена, Даны, Декса и еще нескольких человек. Целый греческий хор, дружно призывавший согласиться на работу с Эваном. Предатели. Все и каждый — просто предатели. Карли мысленно вычеркнула их из списка постоянных претендентов на свежее печенье. Они вполне могут есть согретые солнцем камни — ей плевать!

— Мяу! — Один смотрел на любимую хозяйку с сочувствием и надеждой.

— Если ты тоже о фильме, — Карли наклонилась, чтобы почесать любимца за ухом, — то я даже слышать ничего не хочу!

Она начала со звонка самому злостному из обидчиков.

— Рудольф слушает.

— Пап, ну как ты только мог?

— Мог что? — словно не понимая, о чем идет речь, переспросил Бек. Голос прозвучал, пожалуй, слишком невинно. Было слышно, что в комнате включен телевизор.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. — Карли встала перед камином, на котором хранила отцовскую фотографию. — Как ты мог позволить Эвану впутать себя в эту историю? Ведь этот человек даже не вызвал у тебя симпатии.

— И сейчас не вызывает, — согласился отец. — И все же мне кажется, что ты просто обязана довести работу до конца. Ты видела фильм?

— Больше не имею никакого отношения к его созданию, — отрезала Карли.

— Это очень похоже на официальное заявление, если я правильно понимаю.

— Без комментариев.

— Эван вскользь упомянул, что вы разошлись во мнениях.

— Можно сказать и так. Мое мнение заключается в том, что Эван Маклиш — дурак и болван. Но зато он считает себя почти богом.

В ответ Бек рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, пап.

— Прекрасно понимаю тебя, детка. А смеюсь потому, что сам годами веду подобный спор со своим редактором.

— Тогда ты способен понять ситуацию, — заключила Карли. Наконец-то отец перестал делать вид, что ничего не знает.

— Существенная разница, правда, заключается в том, что мой редактор не снимает трубку, когда звонят мне домой.

— Это случилось лишь однажды.

— Но в будний день и рано утром.

— Это здесь совсем ни при чем, — огрызнулась Карли.

— Совершенно верно. — Где-то в глубине отцовской комнаты запела Арлин Барлоу. — Ты просто обязана совладать с чувствами, Карли. Посмотри фильм. Честное слово, ради него не жалко протопать лишнюю милю!

Карли услышала в трубке собственный голос:

— Ты как раз сейчас его смотришь, так ведь?

— Эван решил, что надо немного укрепить мою уверенность, чтобы я, в свою очередь, смог убедить тебя. Работа просто потрясающая, а ты поистине великолепна. Боюсь, что ты пожалеешь, если откажешься закончить.

— Я уже и так жалею, — почти про себя пробурчала Карли. Комплименты отца немного укротили гнев.

— Ну же, Карли, — ворковал Бек, — постарайся быть выше мелочности и сделай дело. Ведь профессионализм в этом и заключается.

Карли состроила упрямую физиономию.

— А йотом сможешь послать этого сукина сына ко всем чертям.

— Пап!

— Да-да, именно так я всегда отвечаю своему редактору, — пояснил Бек Рудольф с улыбкой в голосе. — Самооценка от этого просто расцветает. Но опять же — мой редактор никогда не снимает трубку, когда звонят мне домой.

— Лишь однажды!

Дорога в адскую студию оказалась вымощена благими намерениями тех, кого Эван постарался любыми средствами переманить на свою сторону и заставить повлиять на Карли. Друзья и знакомые просто осаждали, требуя записать новый материал. В конце концов она сдалась — в какой-то мере от расстройства, а главным образом потому, что хотела поступить «профессионально», как советовал отец. Во всяком случае, прежде чем встать перед микрофоном, она убеждала себя именно в этом. Но сейчас, глядя на Эвана сквозь толстое стекло аппаратной, Карли поняла, что профессиональная этика в общем-то ни при чем. Она оказалась здесь просто потому, что скучала по этому человеку.

Несмотря на все катастрофические события, ее до сих пор тянуло к нему. Влюбленность что-то безвозвратно изменила в душе, и Эван превратился в подобие наркотика. С таким трудом завоеванная независимость оказалась просто фикцией, чем-то эфемерным и неосязаемым. Одного взгляда хватило, чтобы с таким трудом возведенная стена рухнула и погребла ее под своими развалинами.

— Привет. Меня зовут Карли, и я эваноголик, — едва слышно прошептала девушка. — Понимаете, ребята, все началось с пары красных туфель…

— Что это? — удивленно спросил Деке. В наушниках его голос прозвучал, словно сирена.

Карли сморщилась. Барабанные перепонки молили о пощаде.

— Можешь сделать потише?

— Извини. — Деке убавил громкость. — Что ты сказала?

— Ничего. Просто так, разминалась.

Эван поднял голову от экрана своего компьютера и взглянул на Карли холодными, бесстрастными, ничего не говорящими глазами. С момента появления Карли в студии эти двое вели себя сдержанно и вежливо, как общаются разведенные родители, кое-как поддерживающие отношения ради ребенка.

— Готова? — уточнил Эван. Карли кивнула.

— Нам предстоит переписать отмеченные в тексте куски. Чтобы ты смогла подобрать голос, Деке будет включать запись заранее.

Они кропотливо работали целый час, внося изменения по фразе, а то и по слову. Подчиняясь указаниям Эвана, Карли слегка изменяла окраску и ударения. Режиссер же вслушивался в каждый дубль так, как вслушивается в звучание рояля одержимый своей работой настройщик. Дубли перемежались подробными комментариями. Время текло медленно, и терпение Карли постепенно истощалось. На ее взгляд, изменения оказались настолько мелкими, что не играли никакой роли. Оставалось одно из двух: или Эван намеренно издевается, пытаясь вывести ее из себя, или он сам сошел с ума.

— Ну ладно, Маклиш, — не выдержала Карли, едва пытка закончилась и ей позволили выйти из кабины. — Что все это значит?

— Что значит «что все это значит»? — переспросил Эван, выключая компьютер.

— О, ради Бога! — Карли почти в отчаянии воздела руки. — Мы только что провели целый час, переписывая такие мелочи, которые звучат точно так же, как звучали раньше.

— Для тебя, может быть, и мелочи, — спокойно ответил Эван. — Но ведь это мое дело, правда?

— Ничего себе! — воскликнула Карли. — Значит, демонстрация силы, так, что ли? Ты безжалостно меня преследовал и навел страху на всех моих друзей лишь ради нескольких фраз и десятка отдельных слов? Ну и самомнение!

Эван поднял брови:

— Похоже излишним самомнением страдаешь как раз ты. А у меня есть занятия поинтереснее, чем гоняться за тобой.

— Я так разозлилась, что вычеркнула всех из кулинарного списка! Это тебя радует?

— Ненормальная, — любезно заметил Эван.

Оказалось, впрочем, что Деке вовсе не обрадовался.

— Ты хочешь сказать, что больше не дашь мне печенья? — почти с отчаянием закричал он.

— Да, — гордо и решительно заявила Карли. Она повернулась к предателю и торжествующе сложила на груди руки. — Да, потому что ты делишь постель с врагом.

— Прошу прощения? — негодующе вставил Эван.

— Один звонок! — возопил Деке. — Всего лишь один короткий звонок! И вот, смотрите, меня уже лишают такого вкусного, такого привычного печенья! Это слишком жестоко!

— Печенье для друзей, — пояснила Карли. Она сурово взглянула и решила добить несчастного: — Для настоящих друзей.

— Но я настоящий друг! — взмолился Деке. — Самый верный!

— Черт возьми, помолчите минуту! — взревел Эван. — Когда это я успел превратиться во врага?

— Печенья больше не будет! — кричала Карли. Ее голос перекрыл мужские голоса и взорвался, словно целый пучок хлопушек.

В эту минуту дверь студии распахнулась. На пороге стоял доведенный до бешенства звукорежиссер из соседней студии и потрясал кулаками:

— Я пытаюсь работать рядом, но слышу ваш крик лучше, чем собственных актеров. Или заткнитесь, или валите орать на улицу!

Сосед сердито потопал к себе, а троица пристыжено замолчала и уставилась в пол. Крики в аппаратной считались среди профессионалов самым дурным тоном, ведь звукоизоляция там не предусмотрена.

— А как насчет блинчиков? — едва придя в себя, шепотом поинтересовался Деке. — Блинчиков мне тоже больше не испекут?

— К черту блинчики! — снова заорал Эван, но тут же перенес гнев на Карли: — Что это за чушь насчет врага? С какой стати ты все переводишь на личности?

— Это лучше, чем быть таким холодным сукиным сыном, как ты!

— А мне дадут блинчиков?

— Нет! — набросился Эван на Декса. — Больше никаких блинчиков! Даже и не проси! Вернее, даже и не мечтай о блинчиках, которые печет Карли. Просто выкинь их из головы!

— А ты не распоряжайся ее блинчиками! — нахохлился Деке. — Ты им не хозяин!

— Отцепитесь от моих блинчиков оба! — Карли схватила сумочку. — А ты, Эван, и вообще катись к черту!

Эван встал, выпрямился во весь рост, а потом наклонился к самому лицу Карли.

— И что же, вот так разговаривают с человеком, которого любят?

В дальнейшем мысль не участвовала — все естество сосредоточилось в движении, быстром, резком и почти смертельном. Яростный удар носком туфли по ноге оставил на голени Эвана синяк на несколько недель.

Под аккомпанемент теперь уже вполне оправданных необузданных криков снова появился сосед-звукорежиссер. Однако вид с воплями прыгающего на одной ноге мастера документального кино заставил его остановиться. А уже через мгновение коллега отступил, чтобы не оказаться на пути Карли, охваченной острым приступом ярости.

С воинственным кличем она выскочила из студии.

В начале декабря по почте пришло приглашение на премьеру документального фильма об Арлин Барлоу. Карли сидела на крыльце в фуфайке Эвана, которую после истории со спасением Одина так и не вернула. Она долго-долго рассматривала красиво напечатанную открытку, а потом встала и вошла в дом. Изнуряющая летняя жара отступила, оставив о себе воспоминание в виде засохшей жёлтой травы и неопрятных серо-коричневых кустов. Осень, которую принесли порывистые, резкие юго-западные ветры, закончила свое правление несколькими небольшими штормами в Тихом океане, водой на улицах и снежными шапками на вершинах далеких гор. Потом повсюду, даже на пальмах, появились рождественские огни, гирлянды и украшения. Бикини заняли место в ящиках комодов, а на смену доскам для серфинга пришли доски для сноуборда. Жизнь продолжалась, а вместе с ней шла своим путем и Карли.

Ее пульс больше не подскакивал от одного лишь звонка в дверь. Возвращаясь домой, она уже не смотрела на дорожку, надеясь увидеть машину Эвана, — или почти не смотрела. Все друзья, пусть даже и не до конца прощенные, снова исправно получали пакеты с вкусным свежим печеньем. Как чистится и отстраивается после землетрясения город, очистила и отстроила свою душу Карли. Внешне все выглядело так, словно и не произошло эмоциональной катастрофы, но, что ни говори, а земля заколебалась и сдвинулась, а вместе с ней дрогнула и наша маленькая актриса. В глубине сердца залегли глубокие шрамы — трещины, которые не замажешь никакой косметикой.

Прежде чем войти в фойе кинотеатра, Карли старательно нацепила безмятежную любезную улыбочку. Она вступала в вечер, полный иронии. Именно здесь они с Эваном когда-то впервые увидели друг друга. Тогда на ней были туфли, которые перевернули весь мир. Теперь они уже утратили способность приносить удачу, но тем не менее оставались красивыми и любимыми.

Длинное платье из красного бархата при каждом движении струилось и обтекало фигуру, ласкало и радовало, словно цветок. День прошел в салоне красоты, где ни одна, даже самая мелкая, деталь внешности не осталась без внимания. Полного совершенства достигли каждый ноготок, каждый завиток и каждый сантиметр тела. Кожа сияла, улыбка ослепляла жемчужным блеском, и даже брови и мочки ушей рвались к триумфу. К этому вечеру Карли готовилась, словно к последней битве, и определенно собиралась выглядеть на миллион долларов, пусть даже пришлось бы заплатить за вход почти такую же сумму.

— Ну так что же, надумали выйти за меня замуж?

Карли встретила танцующие карие глаза приветливой улыбкой:

— Добрый вечер, Реймонд. Как хорошо, что вам удалось приехать!

— Исключительно ради вас, — любезно заверил старый музыкант, с удовольствием принимая поцелуй. Одет он был по-зимнему: белая водолазка, голубые брюки, кремовый пиджак. — Так что же скажете?

— Скажу, что этот город переполнен женщинами. Так зачем же ограничивать себя одной-единственной?

— Но вы стоите миллиона женщин, — нагнетал давление Реймонд.

— Видите вон ту высокую блондинку в маленьком черном платьице? — Карли показала на Дану. Красавица стояла возле стола с закусками.

— Роскошная женщина! — В глазах Реймонда вспыхнул неподдельный интерес.

— Передайте ей от меня привет. Уверяю, вы именно тот, кого она ждет.

— Ну что же, прекрасно, — пробормотал Реймонд и направился в указанном направлении.

— Ты уверена, что это стоило делать?

В голове Карли прозвучал сигнал тревоги. Хорошо, что Эван стоял за спиной: она успела стереть выражение растерянности и скрыть миллион разнообразных чувств.

— Они созданы друг для друга.

И вот Карли и Эван оказались лицом к липу. Маклиш был в том же костюме, в котором она увидела его в первый раз. а сам казался воплощением красоты и мужественности. Карли провела в подготовке к бою несколько дней, а ему выглядеть шикарно ничего не стоило: всего-навсего принять душ и погладить рубашку. Мужчинам вовсе не обязательно прикладывать особые старания, чтобы усовершенствовать собственную внешность; достаточно всего лишь помыться, побриться и надеть что-нибудь чистое. А женщинам приходится не только доводить себя до стерильной чистоты, но и в полном смысле перевоплощаться.

— Привет, красавица, — поздоровался Эван.

— Привет. — Карли поздравила себя с тем, что даже не поморщилась, услышав до боли знакомое обращение.

— Как жизнь? — Эван внимательно взглянул, явно надеясь найти в лице ответ на свой вопрос.

— Прекрасно, — соврала Карли, изо всех сил стараясь сделать вид, что это действительно так. — А ты как?

— Все в порядке.

Судя по внешнему виду, он говорил правду.

— Пит Силвер здесь?

— Нет, он прячется. Боится, что после фильма некуда будет деваться от любопытных.

К Эвану подошел приятель, чтобы поздороваться и поздравить с премьерой, и Карли попыталась воспользоваться возможностью и улизнуть. Но Маклиш, должно быть, почувствовал движение и крепко сжал ее руку. Цепь замкнулась. В душе Карли мгновенно задули ветры и поднялась буря. Одно прикосновение, и вся сила, вся решимость куда-то улетучились. Одно пожатие руки, и она уже готова реветь, словно потерявшийся в зимней прерии теленок. Выдернув руку и стараясь не слышать окликов Эвана, девушка убежала в единственно надежное пристанище, в дамскую комнату. Надпись «Лайза и Чаки» оказалась зачеркнута и заменена новой — «Кристина и Чаки». За ней последовала еще одна: «Аманда и Чаки». Карли стояла лицом к двери кабинки и размышляла, что сделало этого человека по имени Чаки таким популярным среди дам. Она высморкалась в кусочек туалетной бумаги и, скомкав, бросила его в унитаз. Изделие принадлежало к разряду автоматических, а потому, чтобы смыть, надо было сесть, а потом снова встать. Она села и встала в третий раз, раздумывая о том, что хуже того положения, в котором оказалась, не может быть ничего.

— Карли? — раздался голос Даны. — Я знаю, что это ты. Узнала по туфлям.

Черт!

— С тобой все в порядке? — Под дверью кабинки показались носки туфель подруги. Сегодня она была на шпильках длиной в пять дюймов, и от этого ноги доходили Карли как раз до подмышек. Еще один повод для переживаний. — Нет.