Дестроер (№65) - Потерянное прошлое

— Среди моих знакомых нет таких, кого бы это волновало, — сказал Римо.

Двое мужчин в белых костюмах были настолько заметны, как если бы на них были таблички. Люди в здании аэропорта шли или бежали, а эти вышагивали. Шаги их были тверже, позвоночники прямее, чем у остальных, а руки все время находились в непосредственной близости к оттопыривающимся карманам. Вопрос был только в том, кого они ищут. Римо знал, что и Чиун их тоже заметил, но Чиун был занят разговором с женщиной, которой понравилось его кимоно.

Те двое что-то искали — так, словно пока не были готовы это что-то найти. Потом — ошибки быть не могло — они вступили в зрительный контакт с кем-то в дальнем конце зала. Они не кивнули — все было сделано более тонко. Они просто дали понять взглядом, что видят друг друга, почти не поворачивая головы, окидывая взором зал аэропорта. Но даже эти малозаметные движения не могли сокрыться от глаз Римо.

В другом конце зала показались еще двое мужчин. Они тоже совершенно явно вышагивали и выискивали кого-то. Один из них пристально смотрел на Дафну Блум.

— У вас есть враги? — поинтересовался Римо.

— Нет. Люди, которые достигают мира в своей душе, не могут иметь врагов.

— Так вот, тут находятся четверо, которые хотят кого-то убить, и они смотрят на вас.

— Не может быть, чтобы они хотели убить меня, — сказала Дафна. — Я лишена отрицательных колебаний и не представляю угрозы ни для кого. Понимаете, раньше проблема заключалась именно в этом. Я излучала энергию, доставшуюся мне от моих прошлых планетарных жизней, и тем сама творила врагов. А теперь я от этого свободна.

Дафна по-прежнему улыбалась, когда просвистела первая пуля, и Римо сунул голову девушки под прилавок. Здание аэропорта заполнили истеричные крики. Люди старались укрыться, а четверо мужчин неспешным шагом направились в сторону прилавка, за которым Римо покупал билеты.

Как всегда бывает в кризисных ситуациях, каждый сконцентрировал свое внимание на спасении своей собственной жизни, а потому всем было не до наблюдений. И когда полиция попыталась свести разрозненные показания воедино, то получилось что-то такое, что можно было объяснить лишь тем, что воображение у людей разыгралось от страха.

Было несколько человек с пистолетами. Они стреляли. Все сошлись на этом. А потом один человек или двадцать человек — тут версии были самые разные — начал двигаться в сторону четверых стрелявших. Кто-то говорил, что он двигался очень быстро — так быстро, что его стало просто не видно. Другие, наоборот, говорили, что он двигался на удивление медленно — так, словно само время замедлило свое движение. А киллеры, казалось, просто разучились целиться и палили то в потолок, то в пол.

Впрочем, некоторые из свидетелей показали, что именно там и находился человек, двигавшийся удивительно быстро (или медленно?).

Как бы то ни было, четверо боевиков наркомафии были подобраны на обычно чистом полу аэропорта после произошедшей перепалки. Один пассажир, вылетавший в Лос-Анджелес вместе со своим отцом-азиатом, был единственным, кто сказал, что ничего не видел и что все это время прятался. И это было еще одним противоречием в самом странном деле, с которым шерифу графства Дейд когда-либо приходилось сталкиваться. Потому что, по показаниям некоторых свидетелей, именно этот человек и напал на киллеров.

— Ты действовал неряшливо, — попрекнул его Чиун. — Ты уже много лет не работал так неряшливо. А говоришь, ты в порядке.

— Они мертвы, а я нет, — ответил Римо.

— И этого достаточно, чтобы считать, что ты “в порядке”? — спросил Чиун.

— На противоположный вариант я не согласен.

— Добиться успеха в деле недостаточно. Надо добиться успеха правильно, — наставительно изрекла Дафна. Чиун улыбнулся.

— Она права. Прислушайся к ней. Даже она понимает, что я имею в виду.

— Это принципы “Братства Сильных”, — сообщила Дафна.

— Это истина, — сказал Чиун.

— Я пойду сяду впереди, — сказал Римо.

— Но у вас билеты совсем на другие места, — заметила Дафна.

— Я попробую кого-нибудь уговорить, — отозвался Римо.

Через несколько мгновений какой-то взъерошенный бизнесмен принялся умолять стюардессу пересадить его на любое место в задней части салона. Он отдал свое место в первом классе какому-то очень неприятному джентльмену.

— Он познакомился с Римо, — догадалась Дафна.

— Мне пришлось общаться с ним в течение долгих и долгих лет, — сообщил Чиун.

— Ах, вы, бедняжка!

— Я не жалуюсь, — скромно заметил Чиун.

— Вы такой милый и чудесный.

— Я делаю только то, что правильно, — продолжал Чиун. — Я учил его долгие и долгие годы, чтобы он делал то, что правильно, но он меня не слушает. Он бросает все свои способности к ногам совершенно невменяемых психов.

— Это ужасно, — вздохнула Дафна.

— Я не жалуюсь, — повторил Чиун.

— Вы — самый чудесный, самый милый, самый замечательный человек, с которым мне когда-либо доводилось встречаться, — сказала Дафна.

— А вы — самое совершенное человеческое существо, которое когда-либо проводило исследование человеческих характеров, — ответил ей Чиун. — Вы так хорошо в них разбираетесь.

В поместье Доломо стали известны хорошие новости и плохие новости. Хорошие новости состояли в том, что отделение в Майами высылало назад миллион долларов. Плохие новости состояли в том, что деньги возвращались назад потому, что они не сработали.

— Они убили четырех лучших людей в городе, Рубин. А теперь они направляются прямиком к вам.

У Рубина Доломо едва хватило сил добраться до пузырька с мотрином. Он опорожнил ее себе в рот и откинулся спиной на стопку учебников для девятого уровня. Называлась книга “К внутреннему миру через овладение силами добра”.

Потом он направился к комнате Беатрис и подождал под дверью, пока утихнут стоны и визги. Беатрис испытывала нового телохранителя. Рубину не нравилось, что жена ему неверна. Но в этом были и свои плюсы. Когда Беатрис пользовалась услугами нового привлекательного мужчины, это означало, что она оставит в покое Рубина.

Беатрис была столь же соблазнительна, как товарный поезд, и столь же поддавалась на уговоры. Все ухаживания для нее сводились к двум словам:

— О’кей. Давай!

Когда молодой человек вышел из комнаты Беатрис, Рубин схватил его за руку и спросил:

— Она всем довольна? Вы ее сполна удовлетворили?

— Вы ее муж. Как вы можете об этом спрашивать?

— Если вы ее не удовлетворили до конца, она захочет использовать меня.

— Она всем довольна, — заверил его телохранитель. Очень и очень осторожно Рубин открыл дверь и вошел в спальню жены. Занятия сексом явно что-то в ней изменили, потому что теперь у нее был абсолютно непробиваемый план, как убить президента Соединенных Штатов и “сбросить их с нашей шеи навсегда”.

Глава восьмая

Ей было восемнадцать. Она не знала, достаточно ли она взрослая для человека столь выдающегося.

— Разумеется, дорогая. Ты вполне взрослая. Дело не в том, что ты слишком молода. Дело в том, что я слишком женат.

Она рассмеялась. Она думала, что это — самое остроумное замечание, какое ей когда-либо доводилось слышать. Она не знала никого, кто бы мог дать такой ответ. Просто так — взять и ответить экспромтом.

Полковник ВВС счел бы эти замечания неуместной ложью, если бы они не исходили от блондинки с соломенными волосами. А тело у нее было как раз такое, о каком он мечтал. Головой она доставала до его плеча, а груди у нее были как дыни. Полковник Дейл Армбрустер помнил, что именно это сравнение он использовал когда-то для описания подобных грудей. Это было тогда, когда он проходил анализ характера в каком-то приюте для умалишенных. Он уже забыл, где именно. Но Армбрустер помнил, что это было бесплатно. И один из вопросов, которые ему задали касался как раз его сексуальных идеалов, как они представляются в его самых диких фантазиях. Он описал, какой должна быть женщина. Очень молодой, ласковой до раболепия... И внешность: соломенные волосы, невысокая — ему по плечо, и с грудями, как дыни.

— А какие отрицательные силы препятствуют осуществлению вашей фантазии? — спросила девушка, проводившая анализ.

— Моя жена и ее адвокат, который может пустить кровь даже дохлой кости.

— Итак, вы боитесь своей жены? А хотели бы вы быть свободным от своего страха?

— Конечно. А вы?

— Я тоже, — ответила та, которая задавала вопросы.

— Ага. Но вам восемнадцать, а мне пятьдесят три.

— Вы чувствуете, что возраст служит вам помехой?

— Нет. Просто есть некоторые ограничения, вот и все.

— Связанные с вашей работой?

— Нет. Я люблю свою работу.

— Какие положительные силы вступают в действие, чтобы заставить вас любить свою работу?

— Правду сказать, я не могу вдаваться в подробности.

— Вас беспокоит ваша работа?

— Нет. Я просто не могу вдаваться в подробности.

— Ощущаете ли вы какие-нибудь отрицательные силы, которые не дают вам возможности рассказать о своей работе. Видите ли, мы, члены “Братства Сильных” знаем, что человек есть то, что он делает. Не то, что он ест, а то, что он делает. Понимаете, что я имею в виду?

— Не говорить о том, что я делаю, входит в мои служебные обязанности. И никаких отрицательных препятствий.

— Давайте вернемся к тем препятствиям, которые стоят на пути осуществления ваших романтических мечтаний. Расскажите нам конкретно, о чем вы мечтаете, потому что вы можете иметь все, о чем только мечтаете. Все, что вам надо сделать, — подумать об этом. Мир создан не для того, чтобы вы в нем потерпели неудачу. Этот мир, эта Вселенная создана для того, чтобы вы могли сполна воспользоваться своими подлинными возможностями.

Полковник в течение двадцати минут описывал, какую бы любовную связь он хотел иметь, и очень удивился, насколько понимающей оказалась девушка, задающая вопросы. Она ему очень понравилась. Он даже подумал, а не вступить ли ему, потому что эти люди обещали так много, что если бы даже они предоставили лишь часть того, что обещали, то он все равно получил бы за свои деньги гораздо больше, чем они стоят.

— Послушайте, простите меня, — сказал он наконец. — Я не могу вступить в ваше Братство или в какую-то подобную организацию, потому что это плохо отразится на моей работе. Я должен быт абсолютно чист. Я даже не имею права говорить вам, чем я занимаюсь, но вы дали мне испытать такие прекрасные положительные ощущения, что я чувствую, что должен объяснить вам, почему, привести свои доводы.

— Любые доводы можно опровергнуть. Доводы — это лишь другое название страха, как сказал один из величайших умов Запада, Рубин Доломо. Вы когда-нибудь читали книги Рубина Доломо?

— Я не читаю. Я вожу самолеты.

— Так почему же вы не можете вступить и освободиться от разочарований, сомнении, несчастья? Позвольте нам снять с вашей души все заботы.

— Причиной тому самолет, на котором я летаю.

— Что может быть такого важного в самолете, что мешало бы вам полностью насладиться собственной жизнью?

— Дело не в самом самолете. Дело в том, что я в нем вожу.

— Если вы возите атомные бомбы, то значит, вы возите самую могучую отрицательную силу. Вы знаете это? Знаете ли вы, что Рубин Доломо сказал, что ядерное оружие — это наилучший пример того, как сила готова разрушить саму себя через свои отрицательные воплощения? Знаете ли вы, что Рубин Доломо был первым, кто понял природу атомной энергии и понял, что она означает для человечества?

— Это не атомная бомба. Это что-то более важное, — сказал тогда полковник Армбрустер. А потом он наклонился к самому уху девушки и прошептал:

— Я летаю на “ВВС-1”.

— Президент?!

— Тс-с-с, — прошептал полковник Армбрустер.

— Я не скажу об этом ни одной живой душе. Я забуду об этом прямо сейчас. Я верю исключительно в добро.

Что девушка не сказала полковнику Армбрустеру, так это то, что суть добра воплощена в “Братстве Сильных”, следовательно, все, что делается во имя “Братства”, делается во имя добра. Поэтому обещание, данное кому-то, кто не является частью “Братства Сильных”, а следовательно, не является частью вселенского добра, перестает быть обещанием. Она также не упомянула о том, что храм “Братства Сильных” в Вашингтоне собирает путем тестов именно такую информацию.

Чего девушка не знала и сама, так это того, что все подобные крупицы информации, если они представляют достаточную ценность, становятся товаром, который местное отделение продает в центральный штаб “Братства” в Калифорнии, где Беатрис заносит их в память компьютера для последующего использования.

А чего не знал полковник Армбрустер, так это того, что через два года эта информация будет использована против него, что его сокровенная мечта, заигрывающая сейчас с ним в его любимом кафе в Вашингтоне, явилась прямиком из его собственных фантазий. Груди как дыни, светлые волосы цвета соломы и нежная до раболепия. Все как надо.

— Мне и в самом деле пора домой к жене, — заметил Армбрустер. В кафе было темно. Выпивка была хорошая, музыка — тихая и мелодичная, и Дейл Армбрустер полной грудью вдохнул запах ее духов.

— Это сирень? — спросил он.

— Специально для вас, — ответила она.

— А как тебя зовут? — спросил он.

— Я никогда не называю своего имени, когда я одета, — ответила она.

Дейл Армбрустер взглянул на дверь. Если он сейчас встанет и убежит из кафе, то тихо-мирно и безопасно доберется до дому и останется верным жене и ее мстительному адвокату. Разумеется, если он сейчас убежит, то никогда потом себе этого не простит. Он всегда будет вспоминать, какое сокровище проплыло мимо него.

— Я бы хотел услышать твое имя, — сказал он, задыхаясь.

— Я бы хотела его назвать.

— Ты и правда думаешь, что я выдающийся и вовсе не старый?

Она кивнула.

— И я хочу услышать твое имя больше всего на свете. Я бы даже хотел завтра не просыпаться.

Дейл Армбрустер услышал ее имя в маленьком номере мотеля, который он снял на ночь. Он увидел все совершенство восемнадцатилетнего тела: груди как дыни и нежную кожу бедер, и такую сладострастную улыбку в обрамлении соломенных волос, о какой он всегда мечтал.

Она сказала, что ее зовут Джоан.

— Какое прекрасное имя, — сказал он, глядя ей прямо в грудь.

Как и всегда бывает с самыми лучшими фантазиями, реальность оказалась не столь хороша. Но будь она хуже даже в семь раз — все равно это было лучшее, что полковнику Армбрустеру довелось испытать когда-либо в жизни. Уже через полчаса он точно знал, что не хочет, чтобы Джоан ушла из его жизни, знал, что сделает почти все, лишь бы она была рядом.

Но — к его полному удивлению — ей не было нужно ничего из ряда вон выходящего.

— Я всегда мечтала о таком мужчине, как ты. Я мечтала о таком мужчине, который будет относиться ко мне по-особенному, Дейл.

— Ты — особенная, Джоан, — сказал он.

— Мне бы хотелось так думать, — произнесла она. — Мне бы хотелось думать, что ты думаешь обо мне в особенные моменты. Не просто в постели. Не только о моем теле.

— Нет, не только тело, — солгал он, — мне нужна ты вся.

— Нет, правда?

— Правда, — ответил полковник Армбрустер, чувствуя себя как изголодавшийся человек, которого оставили без присмотра в лавке с экзотическими фруктами.

— Тогда, может быть, ты прочитаешь любовное письмо, которое я написала в особенное мгновение моей жизни?

— Конечно, — сказал он. — Вне всякого сомнения. Девушка по имени Джоан выскользнула из постели, а полковник Армбрустер потянулся за ней.

— Я скоро вернусь, глупый, — улыбнулась она. Она сунула руку под юбку, лежавшую поверх стопки одежды на стуле номера в мотеле, и вытащила розовое письмо, держа его за уголок. Письмо было упаковано в пластиковый пакет, застегнутый на “молнию”.

— Что это такое? Зачем пакет?

— Понимаешь, Дейл, я хочу, чтобы ты прочитал письмо там, где ты работаешь. Письмо надушено моими духами, теми же, которые ты нюхал, прикасаясь к самым нежным местам моего тела. Письмо тоже там побывало, Дейл.

— Мы встретились только сегодня. Когда же ты успела написать письмо?

— Оно адресовано не, лично тебе. Оно адресовано человеку, который исполнит мои мечты. Об этом написано в письме.

— Ты тоже мечтаешь? — удивился Армбрустер. Он не мог в это поверить. — Ведь это ты — моя мечта.

— Вот видишь. Я знала это, — сказала девушка по имени Джоан. — Я знала, что тоже кому-то являюсь в мечтах. Обо всем этом написано в письме. Но ты должен прочитать его на своем рабочем месте.

— Почему на своем рабочем месте? Мое рабочее место такое неромантичное.

— В этом-то все и дело. Мне бы хотелось значить для тебя нечто больше, чем просто ночь в мотеле. Я хочу увидеть тебя снова. Я хочу, чтобы между нами было что-то настоящее. Я хочу, чтобы ты думал обо мне, думал обо мне не только тут, но и в другое время.

— А как же иначе! — заявил полковник Армбрустер и потянулся к сладострастной юной женщине. Но она отстранилась от него.

— Я не уверена, что могу тебе верить. Ты узнаешь из письма обо всем, чего я хочу. Я не хочу разбивать твою семейную жизнь. Мне не нужны твои деньги. Мне нужен ты сам. У меня была мечта, и если ты не часть ее, то ты мне не нужен. Все очень просто.

Полковник Армбрустер с тоской наблюдал, как она скрывает свое сладострастное тело под одеждой. Он видел, как груди, напоминающие дыни, скрываются под бюстгальтером, так что остались лишь контуры того, что он все еще хотел держать в руках. Он видел, как юбка ползет вверх по нежным юным бедрам.

— Я узнаю, если ты прочитаешь письмо где-то еще, а не на своем рабочем месте. Я узнаю это, — сказала девушка по имени Джоан. — Я узнаю, где именно ты вскрыл письмо. И если это будет не там, где я сказала, то ты никогда меня больше не увидишь.

— Как ты это узнаешь? У тебя нет никакой возможности это узнать, — удивился полковник Армбрустер.

— Узнаю, — пообещала девушка и наклонилась вперед как бы для поцелуя, но на самом деле только затем, чтобы бросить пластиковый пакет с письмом на кровать.

Потом она быстро удалилась и унесла с собой свое тело.

— До свидания, — сказала она, задержавшись на мгновение в дверях.

— Ты ведь даже не знаешь, где я работаю! — рассмеялся он.

— А мне это и не требуется, — ответила она. — Это не входит в мои мечты.

Это было вполне логично, чтобы Армбрустер задумался. Если она — его мечта, то почему бы ему самому не быть ее мечтой?

Но как она может узнать, где он откроет письмо? Ему не хотелось брать письмо домой, потому что жена может его обнаружить. И ему, разумеется, не хотелось читать это надушенное письмо в кабине “ВВС-1”, президентского самолета. Личный пилот президента должен быть превыше всех упреков.

Армбрустер пытался придумать такое место, где его жена не сумела бы обнаружить обличающий его пластиковый пакетик. Дома такого места не было. Поэтому он избрал свой личный запирающийся шкафчик на военно-воздушной базе “Эндрюс”, где стоял “ВВС-1”, личный самолет президента. Армбрустеру, пилоту, которому президент отдавал предпочтение, предстоял вылет не раньше следующей недели, но он специально попросил перенести вылет на более ранний срок, чтобы получить возможность остаться наедине с письмом в кабине самолета. Он по-прежнему не знал, каким образом Джоан собирается узнать, где он прочитает письмо, но все происходило в таком изумительном соответствии с его самыми сокровенными мечтами, что он решил не рисковать, даже если риск и невелик.

В тот день ему предстояло лететь в Шайенн, штат Вайоминг. Письмо в пластиковом пакете было надежно спрятано во внутреннем кармане куртки.

Летать на самолете, называющемся “ВВС-1” с президентом на борту намного легче, чем на каком-либо ином самолете. Даже пилотам коммерческих авиарейсов приходится сталкиваться с куда большими трудностями. Во время коммерческого полета летчикам постоянно надо следить за другими самолетами. Но пилоту, ведущему “ВВС-1”, нет никакой нужды находиться в состоянии постоянной готовности. Воздушный коридор расчищается на многие мили вокруг. А если вдруг какой-нибудь самолет вторгнется в этот коридор или даже приблизится к нему, то истребители ВВС тут же перехватят его и заставят уйти подальше.

Поднявшись в небо над Вашингтоном, второй пилот и бортинженер сняли куртки и с вожделением взяли по чашечке кофе.

— Дейл, снимай куртку. Давай я ее повешу, — предложил бортинженер.

— Нет, спасибо, не хочется, — отказался Армбрустер.

Интересно, подумал он, а моей сладкой малышке Джоан важно, где именно на работе я прочитаю ее письмо? Обязательно ли мне надо сидеть при этом над моими приборами? А то ведь можно пройти в туалет и прочитать его там. Но Армбрустер чувствовал, что во всей их случайной встрече было что-то столь мистическое, что туалет казался явно неподходящим местом. Кроме того, ему хотелось рассказать ей при их следующей встрече, как он сидел за штурвалом, вел самолет и читал ее письмо. Он опишет ей самые мельчайшие детали.

Полковник Армбрустер подождал, пока они не оказались в небе над Огайо, и тогда отослал второго пилота в салон, чтобы поговорил с другими членами экипажа, а бортинженеру дал какое-то задание, которое должно было занять его минут на десять.

Он передал управление автопилоту и откинулся на спинку кресла, чтобы прочитать письмо. Пакет он сумел открыть без труда, но само письмо было покрыто каким-то маслянистым веществом. Интересно, подумал он, как сильно она надушила свое сногсшибательное тело? Он вскрыл конверт и увидел, что в него вложен чистый лист бумаги. Он не знал, почему в письме ничего не написано. Он довольно смутно представлял себе, что такое он держит в руках. Он отложил письмо в сторону.

Какое потрясающе синее небо! Ни облачка — словно какое-то цветное стекло. Перед ним было множество часиков. Красивые часики. Он огляделся по сторонам. На него никто не смотрел. Он увидел красную кнопку. Интересно, а что будет, если ее нажать? Может, тогда самолет подпрыгнет вверх? Вот будет смешно! А можно как-нибудь изменить цвет неба? А меня никто не накажет?

Такие вопросы проносились в том, что осталось от мозга полковника Дейла Армбрустера, когда он нажал на красную кнопку. Потом он покрутил колесо. Самолет пошел вниз. Он еще покрутил колесо. Самолет подпрыгнул вверх и завалился на бок.

Ух ты! — подумал полковник Армбрустер.

— Воздушная яма, Дейл? — спросил бортинженер.

— Нет, — ответил Дейл. Интересно, а долго мне еще позволят играть? Неужели кто-то отнимет у меня мой самолет? Он толкнул штурвал, и самолет резко пошел вниз сквозь пелену облаков.

Самолет воткнулся в облака. И все, кто был вокруг, — тоже. И никто не отнимал у него самолет. Справа — какой-то рычаг. Он толкнул его. Самолет начал лететь быстрее. Ух ты!

— Дейл, черт тебя побери, что происходит?! — заорал бортинженер.

— Ничего, — ответил полковник Армбрустер. — Оставь меня в покое.

— Я тебя не трогаю. Но что происходит?

— Ничего не происходит. Я ничего плохого не делаю.

— Никто этого и не говорит. Но нас кинуло в штопор. Почему нас кинуло в штопор?

— Здорово! — Дейл! Черт побери, что происходит?

— Мой самолет! — радостно воскликнул полковник Армбрустер.

На высоте триста метров в кабину с трудом пробрался второй пилот и попытался взять на себя управление. Последнее, что он видел и слышал перед тем, как раздался оглушительный взрыв, это то, как командир отбивается от него и кричит совершенно по-детски:

— Мой самолетик!

Самолет, именуемый “ВВС-1”, воткнулся в автомобильную стоянку в штате Огайо со скоростью пятьсот миль в час. От него не осталось ни одного кусочка размером более десяти футов. То, что когда-то было живыми человеческими существами, собиралось по крупицам в пластиковые мешочки не больше того, который сгорел в пламени взрыва вместе с письмом.

Римо, Чиун и Дафна Блум прибыли в Лос-Анджелес за час до катастрофы. Дафна была вне себя от восторга.

— Мы тут! На родине основателя “Братства Сильных”! Разве вы не чувствуете положительное влияние этого места? Всепроникающая сила великого вселенского “Да”!

— Нет, — сказал Римо.

— Вы так мудры, дитя мое, — сказал Чиун по-английски. И по-корейски добавил: — Даже в Индии не сыщешь таких глупцов. А в Индии богов больше, чем рисовых зерен.

— Это Калифорния, папочка. А тут тоже богов куда больше, чем рисовых зерен, — отозвался Римо тоже по-корейски.

— Мне нравится ваш язык. Он такой красивый. Вы говорите о религии Синанджу?

— Нет, — сказал Римо.

— Да, — сказал Чиун.

— Какая чудесная дихотомия! — восхитилась Дафна.

— Вы когда-нибудь встречались с Доломо или с Кэти Боуэн? — спросил ее Римо.

— Его самого мы видели несколько раз на видео. А Кэти регулярно посещает храмы. И у нее самой дома тоже есть храм. Она объясняет взлет своей карьеры тем, что “Братство Сильных” выпустило на свободу дремавшие в ней жизненные силы.

— Она занимает важное место в организации?

— Она лично знает супругов Доломо. Она часто обедает с ними. Она — близкий друг самого Рубина Доломо. Разве может кто-либо не добиться успеха, если он или она приближены к Доломо?

— А она помогает людям, у которых возникли проблемы с правоохранительными органами? Вы что-нибудь об этом слышали?

— О да! Именно она объявила в своем шоу “Чудеса человечества” о том, что люди, чья ситуация в суде казалась безвыходной, внезапно с помощью “Братства Сильных” получали освобождение от злых отрицательных сил. И так оно и было. Люди получали свободу. Им удавалось избежать преследования со стороны правительства.

— Не всем, — заметил Римо.

— Всем до одного, — возразила Дафна.

— А как насчет самих Доломо?

— Поскольку они ближе других находятся к силам добра, то им приходится сталкиваться с более могучими силами зла. Правительство Соединенных Штатов вынуждено их преследовать, потому что правительство — это зло.

— Как это тебе удалось прийти к такому заключению?

— Если бы правительство не являло собой силу зла, то почему бы оно стало преследовать супругов Доломо?

— Может быть, правительство считает, что аллигатор в бассейне — это не совсем то же самое, что письмо главному редактору.

— Ах, вот что!

— Ты полагаешь, что аллигатор — это сила добра?

— Вы не понимаете! Вы верите той части истории, которую вам рассказали продажные средства массовой информации. Аллигатора привлекли отрицательные колебания, исходящие от журналиста. Но мне кажется, что вы недостаточно понимаете суть проблемы, и потому видите все в превратном свете.

— Надеюсь, я никогда не буду понимать суть проблемы достаточно. А где живет Кэти Боуэн?

— В Калифорнии, тут рядом, — сказала Дафна. Дафна Блум заверила Римо и Чиуна, что лично знает Кэти Боуэн. Она встречалась с ней трижды, и дважды ей удалось даже получить фотографию Кэти с ее автографом.

И она видела все без исключения выпуски шоу “Чудеса человечества”.

Кэти Боуэн самолично проводила собеседования с теми, кто хотел участвовать в программе ее шоу. Каждый мог стать участником, если только умел делать что-то такое, что не могли другие, сообщила Дафна.

Потребовалось полчаса, чтобы выбраться из пробки в районе лос-анджелесского аэропорта, и еще десять минут на то, чтобы добраться до храма-студии Кэти Боуэн. Ее портреты со снежно-белыми волосами и чистыми голубыми глазами выглядывали из всех окон храма-студии.

Слева от входа, совсем как у церкви, где вывешивается расписание проповедей на сегодня, висела огромная доска. На ней красовалось послание от самой Кэти Боуэн: “Любовь, Свет, Сострадание и смерть президенту Соединенных Штатов”.

Внутри стояла длинная очередь к столу продюсера шоу — все эти люди желали пройти собеседование. Кто-то в голове очереди говорил, что мисс Боуэн побеседует с каждым в свой черед. Мисс Боуэн любила человечество. Мисс Боуэн чувствовала, что у нее прекрасный контакт с человечеством. Но человечеству придется постоять в очереди. И человечество не должно ни шуметь, ни есть, ни пить в храме-студии.

— Само ее присутствие воистину положительно, — прошептала сияющая Дафна Блум.

Перед Римо, Чиуном и Дафной Блум в очереди стояли: юноша, который умел разговаривать с лягушками; существо неопределенного пола, которое умело набрать в рот чернила и плевками написать свое имя на ночном горшке; и старушка, которая любила сидеть на льду совершенно голая.

Только старушке отказали в праве выступить в шоу “Чудеса Человечества”, потому что никому не удалось придумать, как изящно преподать наготу на льду. Кроме того, в сидении на льду отсутствовал динамичный элемент, представлявшийся совершенно необходимым продюсерам шоу. Те, кого избрали, должны были лично встретиться с Кэти Боуэн и дать расписку в том, что они заранее отказываются от любых претензий в случае если они будут публично выставлены в дурном свете или получат увечья в процессе передачи.

Когда Римо, Чиун и Дафна Блум подошли к столу продюсера, их спросили, что они умеют делать.

— Не знаю, что умеет делать она, — Римо кивком головы показал на Дафну, — но мы умеем делать все.

— И лучше, чем кто-либо другой, — добавил Чиун. Продюсер был облачен во все белое, а вокруг шеи у него был повязан розовый платочек. Все в этом мире наносило смертельное оскорбление его безупречному вкусу. Его волнистые волосы были выкрашены в синий цвет и зачесаны назад наподобие конской гривы. Калифорния ему нравилась, потому что здесь он мог оставаться незамеченным.

— Мы не можем показать все. Вам придется сделать что-то определенное, — сказал он.

— Назовите, что, — попросил Римо.

— И назовите цену, — добавил Чиун.

— Умеете вы плеваться чернилами в ночной горшок?

— Мы можем проплюнуть его насквозь, — сказал Римо, — И вас тоже.

— Вы ведете себя очень агрессивно, — упрекнула его Дафна. — Вам придется поработать над собой, чтобы избавиться от своей агрессивности.

— А мне нравится моя агрессивность, — возразил Римо.

— Плевать чернилами сквозь ночной горшок? Что ж, звучит великолепно. Как давно вы этим занимаетесь?