— Пусть уходят, — сказал он. — Мы и так как следует разбили им нос.
Барни недовольно заворчал, отпуская жертву. Вашингтон вынырнул из облака.
— Говорит «Орел». Командир, «Повстанец-1», ответьте.
— Слушаю вас.
— Спасибо, Бак, — сказал Вашингтон.
— Не стоит, — ответил Бак. — Кроме того, я сам в долгу. Меня ведь тоже поймали. Если бы не Барни, нам бы никогда не удалось выкарабкаться.
— Спасибо, Барни, — сказал Вашингтон. — Я твой должник.
— Мр-р-р, — смущенно прорычал пират.
Эскадрилья истребителей НЗО выстроилась за Баком, который, как ведомый, занял место у левого крыла Барни. Им удалось выбраться из капкана Далтона Гавилана только благодаря невероятному везению. Бак оглянулся на корабль Вильмы. Его нос виднелся почти у самого бокового иллюминатора. Плотный четкий строй вызвал в нем чувство какой-то особой уверенности. Он прочти потерял ее. Роджерс направил свой корабль на Базу «Спаситель-3», прислушиваясь к решению, рождавшемуся в его душе. Он ни в коем случае не должен был потерять ее снова. А для этого один путь — победить.
Элизабит терпеливо ожидала, когда Черненко ответит на ее тревожный сигнал. Сейчас он был рабом необъяснимой потребности людей, которую они называли сном. Он просыпался с трудом, и по опыту Элизабит знала, что лучше не прерывать этот его «сон» без крайней необходимости. Тревожное мигание красной лампочки на компьютерном пульте — вот все сигналы, которые она могла себе позволить. Она ждала, пока темнота ночи не сменится рассветом, забрезжившим в марсианском небе.
Черненко, который всегда просыпался рано, потянулся. Он просыпался медленно, позволяя знакомым звукам марсианского утра проникать в свое сознание. Он замигал, протер глаза, затем открыл их и сел в постели. Лампочка на пульте обратила на себя его внимание, и он нажал клавишу, расположенную у изголовья. В то же мгновение в его ногах материализовалась Элизабит, свернувшаяся, словно котенок-переросток.
В это утро внешность ее была немного экзотичной — кожа словно сливки и волосы цвета платины, лежащие на плечах тяжелым водопадом. Ее глаза были цвета синей китайской глазури и широко распахнуты, как у ребенка. Черненко нашел их привлекательными, и она понимала это. Элизабит подняла колени, демонстрируя изгиб своего бедра под ночной рубашкой. Под полупрозрачной тканью угадывались тени, подчеркивающие изгибы ее восхитительного голографического тела. Черненко, как она и предполагала, встретил ее улыбкой.
— Ну, мой компьютерный котенок, что там у тебя?
Элизабит оттопырила губки в капризной гримаске:
— Я обнаружила источник сбоев в системе РАМ-Главного.
Черненко выпрямился.
— Ты уверена?
— Я не имею привычки к необоснованным выводам, — возразила соблазнительная компьютерная красотка.
— Не имеешь, — ответил ее хозяин. — Я позаботился о том, чтобы в твою программу был заложен основательный блок проверки данных.
Элизабит кивнула. Движение это вызвало невинное следствие: лямка ночной рубашки соскользнула, открывая взору плечо и часть округлой груди.
— Я столкнулась с ним случайно, и он сразу же попытался скрыть свое происхождение, выдавая себя за программу безопасности. Я застала его практически врасплох, пока защитная оболочка была почти прозрачной.
— Ты проверила свое впечатление?
— Да. Он старался держаться на расстоянии, и я не хотела, . чтобы он заметил мой интерес к нему, но мне удалось выделить небольшую часть его опознавательного кода.
— Часть?
— Я установила, что у него два имени. Одно из них — Мастерлинк.
Элизабит перевернулась на другой бок, складки одеяла остались неподвижными, но голографическая ночная рубашка сползла с коленей вверх, открывая бедра.
— Обычно ты представляешь более полные данные, — сказал Черненко. — Я удивлен, Элизабит.
— Я сделала, что могла, — широко открывая глаза, проворковала она. Сегодня она появилась в одном из своих самых соблазнительных воплощений, которое особенно нравилось Черненко.
Черненко потер щеку, шурша отросшей за ночь щетиной.
— Ты добыла ценные, хотя и отрывочные данные, радость моя. Настолько ценные, что они могут укрепить мое положение, несмотря ни на какие кризисы с Землей. Однако я должен тебя просить выяснить вторую половину опознавательного кода этой программы.
Губы Элизабит сложились в очаровательную улыбку:
— Конечно, сэр, я сделаю это! Но мне придется действовать осторожно. Компьютерные организмы — особенно такие сложные — неохотно подпускают к себе посторонних. Я-то знаю!
— Организм? Это интересно. Ты можешь рассказать о нем?
— Нет. Мне не удалось установить конфигурацию ни одной из текущих программ, — Элизабит покачала головой и волосы рассыпались по ее плечам.
Черненко пристально посмотрел в синие глаза:
— Ты должна выследить его, Элизабит. Я уверен, что ты сможешь выяснить его имя.
— В далеком прошлом, — сладко потягиваясь, проворковала Элизабит, — существовали человеческие культуры, которые верили, что знающий имя человека обретает над ним власть.
Черненко усмехнулся.
— А с компьютерными организмами это несомненный факт, — подытожил он.
— Да, — ответила Элизабит. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать его имя… Для тебя!
— Конечно, сделаешь, — сказал Черненко. — Но ты потревожила мой сон, попытайся теперь его мне вернуть.
— Конечно, как и всегда, — промурлыкала Элизабит.
Она поднялась на ноги и, спуская с плеч ночную рубашку, начала тихо напевать марсианскую колыбельную.
На другой стороне Марса, за пределами его атмосферы, Далтон Гавилан подсчитывал свои потери. Кейн поручил ему непосильную задачу, которую он выполнил, проявив блестящую изобретательность. Несмотря на всю эффективность проведенной операции, Роджерсу удалось ускользнуть, разрушив четыре его крейсера. Далтону пришлось оставить на поле боя свой флагман. Воспоминание обо всем этом заставляло самолюбие принца страдать. Он сидел в своей временной каюте на борту крупнейшего из оставшихся крейсеров, низко опустив голову. Его широкие брови были нахмурены, придавая лицу, с сердито сжатым ртом, жесткое выражение. В глазах светились искры холодной ненависти.
Сливки меркурианского флота были выставлены на посмешище пиратам и бунтовщикам. Он чувствовал, как при мысли об этом в его груди разгорается неукротимое пламя. Он ненавидел их, и особенно Бака Роджерса. Пират был всего лишь орудием Роджерса, и это само по себе было смешно и отвратительно, — профессиональный вор и убийца, прикрывающий свои грязные дела идеями борьбы за свободу.
Далтон знал, что его ожидают насмешки всего марсианского флота, несмотря на то, что ему удалось удерживать «Крайты» дольше, чем регулярной армии РАМ. Он не мог себе представить, как примет саркастическую улыбку Кейна и его ядовитые комментарии. За его унижение должен был ответить Роджерс, и Гавилан поклялся, что уничтожит пилота НЗО, восстановив тем самым свою репутацию и доброе имя. Далтон обрушил тяжелый кулак правой руки на ладонь левой, не замечая острых граней перстней. Он ненавидел горький вкус поражения.
Кейн, по-прежнему находившийся в гуще сражения марсиан с венерианским флотом, при известии о крушении операции Гавилана пожал плечами. Он не рассчитывал, что меркурианскому принцу удастся продержать истребители запертыми даже на тот срок, который тот смог. Передышка, которую меркурианец обеспечил задним рядам флота РАМ, позволила подвести топливные танкеры и пополнить запас горючего. Ему нравилось, как сработал его стратегический замысел, хотя в него и не входило, что Гавилан останется в живых.
У Кейна не было иллюзий относительно того, как Далтон воспримет поражение. Он достаточно хорошо знал меркуриан, чтобы представить, какой гнев оно вызвало у Далтона. Это было эмоциональное состояние, которое Кейн находил полезным для дела. Если удастся еще раз натравить Далтона на НЗО, он сможет спасти от уничтожения немало своих кораблей.
Хотя его сознание было сосредоточено на атаке, предпринимаемой им против венерианского крейсера, где-то в глубине он испытывал облегчение от того, что Вильме Диринг удалось выскользнуть из ловушки Гавилана. Воспоминание о ее негромком смехе, отголоски мимолетных впечатлений дымкой мелькали среди событий настоящего момента. Это была влекущая мысль о том, что могло бы быть, мечта о будущем, которую он старался запрятать подальше в глубину подсознания.
Кейн решительно отогнал воспоминания, возвращая образ Вильмы на подобающее ему место в тайниках сердца. Точно определив момент, он нанес лазерный удар по защите крейсера, пока тот разворачивался, тщетно стараясь поймать истребитель Кейна в прицел.
В центре «Спаситель-3» Беовульф получил известие об освобождении отряда и испытал такое чувство облегчения, что у него подкосились ноги. Обмен пленными и последующий захват меркурианцами истребителей отняли у него десять лет жизни. Ему, конечно, были дороги жизни пилотов, но он волновался и о судьбе НЗО в целом.
Бак Роджерс снова чудом уцелел. Он был некой осью, вокруг которой вращалась НЗО. Без его уверенности в победе поражение было неминуемым. Беовульф уже не пытался уверять себя в обратном.
— Отряд выйдет на периметр станции через двадцать минут, — сообщил Турабиан, хлопнув командующего по плечу.
— Хорошая новость, — пробормотал Беовульф.
— Недостаточно хорошая?
— На этот раз мы чуть было не потеряли все, — сказал Беовульф. — Всю свою жизнь я сражался за НЗО, но я никогда не представлял себе, чего будет стоить поражение. Турабиан, нам не останется ничего.
— Если мы проиграем, — сказал Турабиан.
— А ты думаешь, мы сможем победить? — Беовульф остановившимся взглядом смотрел в глаза коменданта.
Губы Турабиана сжались.
— Я не собираюсь над этим думать. Я знаю одно: Роджерс уверен, что мы победим.
Беовульф невесело рассмеялся, покачав своей львиной головой.
— Иногда мне кажется, что это потому, что у него полностью отморожены мозги.
— Возможно, и так, — улыбнулся Турабиан.
ГЛАВА 23
Коммерческий спутник «Фрипорт» вращался вокруг Земли по высокой орбите. Луна описывала параллельную траекторию на полпути между Фрипортом и Землей, Фрипорт находился в пределах досягаемости лунного оружия и потому взирал на покрытую кратерами сферу с опаской и почтением.
Первоначально Фрипорт был процветающим центром торговли, первым и главным спутником, построенным специально для коммерческих целей. Во время терраформирования Марса он служил главным перекрестком путей, снабжавших планету товарами и рабочей силой. Когда же Марс стал вполне самостоятельной, способной обеспечить свои нужды планетой, Фрипорт утратил былое значение. Теперь его чаще посещали пираты и наемники, взамен прежних торговцев. Отторгнутый от легального бизнеса, он превратился в место временного убежища, в черный рынок, где могли купить и продать товар, не привлекая внимания к сделке и без лишних вопросов, — правда, по ценам высокой орбиты. Благодаря близости Земли и Луны черный рынок процветал. Ни один торговец не мог устоять перед искушением провести выгодную сделку в столь непосредственной близости от легальных космопортов.
Сейчас, в связи с отсутствием оживленного движения, большая часть станции была отключена и законсервирована. Активность сохранялась лишь в районе Кингстонского и Бермудского доков. Все постоянное население спутника и его текущая жизнь были сосредоточены в пространстве между ними. Третью часть этой зоны занимал торговый дом под названием Свободная Торговля Дженнера, поддерживавший прямые связи с РАМ. Он торговал всем, начиная от пищевых концентратов и горючего до контрабандной модной одежды из Копрэйтс Метроплекса. Окружавшая огромное предприятие россыпь мелких фирм и лавочек занималась в основном удовлетворением нужд проходящих кораблей.
Зарегистрировавшись как специалисты по дальнему импорту — благозвучное название, употреблявшееся для пиратов, — Рей и Икар сделали базой действий одно из этих маленьких предприятий. Они зарабатывали допуск в НЗО. Прежде чем допустить их к подпольной работе, НЗО проводила тщательную проверку их прошлого. Происхождение из дома Аделы делало их ценным, но и опасным приобретением НЗО. Хотя их встретили радушно, они чувствовали к себе и определенное недоверие. Им мешала репутация Аделы. Рей не мог не понять справедливости этих подозрений. Они с Икаром столь же легко могли оказаться лазутчиками, как и беглецами.
Рей обвел глазами спартанское убранство своей комнаты. В ней как раз могли уместиться кровать, на которой он спал, и блок видеосвязи, расположенный рядом с ней. Допотопный видеокоммутатор был вмонтирован в прикроватную тумбочку. Санитарные удобства скрывались за металлической панелью стены. Когда они были выдвинуты, на полу совсем не оставалось свободного места. Комнату освещала одинокая солнечная лампа на потолке. Рей уставился на панель, образовавшую стену комнаты. Первоначально покрывавшая ее кремовая краска была содрана и поцарапана. Ее покрывал многолетний налет грязи. Из-под пола доносились шорохи и скрипы, перемежающиеся журчанием жидкости. Самыми дешевыми комнатами, которые им удалось отыскать, были эти апартаменты в Доме Счастья Гаррит — пользующейся дурной славой гостинице в дебрях Фрипорта.
Рей, не обращая внимания на окружающую грязь и подозрительные звуки, приподнялся и дотянулся до бутылки, стоявшей на крышке видеокома. Он поднес ее к губам и сделал основательный глоток. Поставил бутылку на живот и прикрыл глаза. Теплая волна алкоголя приятно охватывала тело. Вместе со свободой он открыл для себя спиртное. Оно помогало ему легче переносить одиночество.
В его мыслях об Икаре присутствовал оттенок обиды. Икар потащил его за собой, обрекая на полную неопределенности жизнь. Ему, казалось, нравилась суровость окружавшего их теперь мира. Рей не мог понять своего брата. Он не мог следовать за Икаром в его независимости, в его стремлении сделаться самостоятельной личностью. Рей с удивлением обнаружил, что ему вовсе не так уж хочется быть самостоятельной личностью. Он хотел вернуться к налаженной жизни, которую он вел, будучи партнером для удовольствий в доме Аделы.
Он знал так же верно, как то, что существует Солнце, что Икар абсолютно прав насчет наклонностей Аделы. Он знал, что, скорей всего, его уже давно заменили, но это знание не прогоняло желания вернуться. В эту минуту он согласился бы занять самую ничтожную должность в доме Аделы, если бы у него была возможность хотя бы видеть ее. Перед его мысленным взором предстал ее пленительный влекущий облик.
— Эй! Двести восемнадцатая! — голос управляющего заполнил собой крошечную комнату.
Рей нажал кнопку ответа на видеокоме.
— Тебе вызов, — сказал Гарри. — Леди.
Он сопроводил замечание омерзительной улыбкой.
— Убирайся с линии, — рявкнул Рей. Он подумал, что это может быть связной НЗО.
Гарри демонстративно хмыкнул, но освободил линию. Видеоком издал мелодичный сигнал, затем экран осветился и на нем появилось женское лицо. Рей выпрямился, словно его подбросили. Он поставил бутылку на крышку видеокома и сел на кровать.
— Госпожа… — не веря себе, произнес он.
— Рей… — произнесла Адела, одаряя его восхитительным взглядом. Голос ее был нежен, словно шелк.
— Госпожа… Я…
Адела подняла ладонь, останавливая его.
— Не надо объяснений, Рей. Просто ответь.
В ее голосе прозвучали интонации, которые Рей хранил, как самые дорогие воспоминания.
— Я твой, госпожа… — ответил он.
Адела улыбнулась. В уголках улыбки таилась жестокость, но Рей не замечал этого. Он видел лишь влекущие губы, сложенные, словно для поцелуя.
— Я знаю, милый Рей.
Рей склонил голову.
— Я хочу вернуться, госпожа.
— И я с радостью приму тебя, Рей, — она слегка оттопырила нижнюю губу в капризной гримаске. — Но за то, что я верну тебя на твое место, мне потребуется одна услуга. Так будет справедливо.
— Конечно, госпожа.
Голос Рея перехватывало от волнения, и Адела почувствовала удовлетворение от своей власти над ним. Она чуть приоткрыла рот, заставив его губы пересохнуть от мгновенной жажды.
— Мне нужна помощь, Рей.
— Какая угодно, госпожа.
— Ты должен идти по своему пути дальше; завоевать доверие НЗО.
— Ты хочешь, чтобы я стал шпионом?
Адела не стала тратить время на объяснения.
— Да, Рей.
Она выдохнула его имя с той интонацией, которую он слышал раньше при других обстоятельствах. Внезапно Рей почему-то испугался раздававшихся снизу звуков.
— А Икар? — тревожно спросил он.
— Икар не должен знать, — тихо, но веско сказала Адела.
В глубине души Рей понимал, что Адела требует от него предательства. Он знал, что подвергнет жизнь брата опасности, но гипнотизирующие темные глаза Аделы расплавили его волю. Он стряхнул чувство вины, заставившее сжаться желудок.
— Да, госпожа, — прошептал он.
— Я буду рядом, — сказала Адела.
Она коснулась ручки управления камерой, и видеоком охватил ее фигуру полностью. Она была одета в длинное полупрозрачное платье, мало что оставлявшее домысливать. На фоне красной кожи кресла ее прекрасное тело казалось воплощением соблазна. Даже ритм ее дыхания зажигал в сердце Рея огонь. Когда она опустила взор и взглянула ему прямо в глаза, Рей понял, что за возможность снова обладать этой женщиной он готов выполнить любую ее просьбу. Даже за один миг обладания. Она провела кончиком языка по нижней губе.
— Помни, Рей, — произнес ее полный скрытого обещания голос, и изображение погасло.
Рей хорошо помнил.
У поста терринской гвардии под номером 123, соединение Чикагорга, было много хлопот. Война изменила интересы РАМ, отвлекая внимание от Земли, которая находилась под контролем их сил. На Земле еще оставались базы штурмовиков, хотя их количество сократилось — большая часть пополнила ряды флота РАМ. Террины с сожалением убедились, что РАМ сильно переоценивает прочность своих позиций на Земле. Дело осложнялось тем, что жизнь штурмовиков отравляли сорвиголовы из Гильдии Пиратов под командой Мастер-пирата Черного Барни.
Это было очень горькое обстоятельство, тем более что сам Барни послушно выполнял приказания командира НЗО, Бака Роджерса. Каждый террин знал это. Им было также известно, что регулярные части РАМ ни в коем случае не пользуются сумасшедшей тактикой пиратов. РАМ воюет по правилам, а пираты никаких правил не признают — кроме абсолютной верности своему командиру. Как следствие, штурмовики еле спасались от кораблей Гильдии Пиратов. Остальные силы РАМ могли оказать силам наземного базирования лишь минимальную помощь.
Террины воспринимали такой поворот событий без энтузиазма. На своей родной планете их считали гражданами второго сорта, тем более, что большинство из них были генетически сконструированы специально для того, чтобы легко переносить трудности жизни на Земле. В большой игре РАМ они были лишь мелкой разменной монетой. Им не могло это нравиться.
Кельт Смирнов, глава терринов, поднял глаза от прочитанного доклада.
— Похоже, что мы удерживаем позиции, — сказал он, глядя в глаза командира станции, Роконо Шпитца.
Шпитц подтянулся, его тощая фигура была прямой, как шнурок отвеса. Как и большинство командиров терринских сил, он был не генотехом, а человеком. Более того, в отличие от большинства людей, ни один его орган и ни одна система не были замещены искусственными. Его длинное лицо было украшено шрамом на лице — следом от повстанческого лазера. Еще одной особенностью этого лица были, редко встречающиеся в двадцать пятом веке очки для коррекции зрения.
На внушительных размеров носу командира красовалось древнее пенсне.
— Но у нас нет никакой поддержки от РАМ. Там полагают, что мы в состоянии удерживать планету при поддержке наших собственных гелиопланов.
Смирнов оставил официальную точку зрения висеть в воздухе.
— Если РАМ снабдит нас достаточным количеством сил воздушной поддержки, мы можем справиться, — без особой надежды сказал Шпитц. — Хотя при первых попытках выступления наших штурмовых отрядов НЗО превратили гелиопланы в отличную мишень. Если не считать кораблей, уничтоженных случайным огнем штурмовых отрядов.
— Я сочувствую вашим трудностям, дорогой Шпитц, но я не могу обещать вам безопасности на этой планете. Штурмовики — особый род войск. Они сконструированы специально для действий в условиях Земли. Пока РАМ удерживает Землю, мы должны обеспечивать контроль на поверхности. Если они отдадут Землю… Можете подумать сами.
— Думаю, что мы будем ценными силами где угодно, — осторожно возразил Шпитц.
Смирнов кивнул.
— Если эвакуация сил будет экономически оправдана.
— Но они не могут бросить нас здесь! Все население планеты ненавидит нас!
— Оно имеет на это право, — веско сказал Смирнов. — Наша единственная надежда — поддерживать в войсках дисциплину. На Земле нет силы, способной противостоять нашим генотехам.
— Я понимаю вас, — сказал Шпитц. — Мы удвоим усилия по подавлению волнений в войсках.
— Отлично, — ответил Смирнов, возвращая Шпитцу рапорт. Он дал командиру направление действий, как и многим другим командирам в течение последних нескольких дней. Он методически обследовал пост за постом, объединяя разрозненные отряды терринов в единую армию, способную установить абсолютный контроль над планетой, делая ее неприступной для марсианских дипломатических усилий. Смирнов справедливо полагал, что, превратив терринов в свою личную армию, он сможет управлять этой планетой. Если РАМ попытается заменить его Черненко или кем-нибудь другим, ответ будет немедленным и предельно жестким.
Даже в наихудшем варианте — если РАМ проиграет войну — у него есть в запасе выход. Кельт Смирнов не собирался погибать вместе с разрушенным миром. Он заранее позаботился о том, чтобы разместить свое имущество, застраховав его от возможного уничтожения земных капиталовложений. Ему хватало накопленного, чтобы провести остаток дней в роскоши, что бы там ни случилось.
За пределами внешних границ Чикагорга среди развалин скрывались земляне, уцелевшие после рейдов штурмовых отрядов. Увеличившиеся перерывы между рейдами дали им возможность найти и подготовить более безопасные убежища, запастись пищей и оружием. Большинство людей носило самодельные противогазы, защищаясь от распыленных штурмовиками отравляющих веществ. Боевые генотехи были в основном невосприимчивы к отравляющим веществам, но не подготовленная к ним дыхательная система человека не могла выдержать и нескольких минут.
Выжившие передвигались осторожно, со скрытностью и чуткостью сторожевой собаки, напрягая все силы в борьбе со смертью. До них доносились отрывочные сведения о марсианской войне, но она была далеко. Здесь же они каждый день старались уберечься от штурмовиков-терринов, перерезавших всю подачу энергии. Несколько сохранившихся линий связи доносили им вести о действиях Роджерса, Вильмы Диринг и других легендарных героев. Им сообщили об освобождении Планетарного Конгресса. Выжившие встречали каждый успех тихим ликованием. Но пока война происходила слишком далеко от родного дома.
Они ворчали, глубже закапываясь в развалины, потому что понимали — альтернативы нет. Поражение означало для них рабство или смерть. Марс не был заинтересован в содержании бесполезных политических заключенных. Мужчины и женщины, ранее считавшие систему РАМ вполне справедливой, вливались в ряды повстанцев. Опыт убедил их, что РАМ заботится только о собственных прибылях, а не о тех, кто приносит их сообществу. Как только люди переставали быть нужными РАМ, их вычеркивали из блоков памяти РАМовских компьютеров.
Под тяжким давлением РАМ Земля собирала воедино силы для собственной защиты. Разногласия культур и традиций стирались перед лицом смерти. Тонкие линии, связывающие разбросанные поселения, делали союзниками представителей разных наций. Постоянные сводки, поступавшие со «Спасителя», позволяли представить общую картину состояния дел на Земле, сообщая и о действиях неукротимой Гильдии Пиратов по защите ее космических рубежей. Никогда за всю историю Земли горстка джентльменов удачи не заслуживала такой всеобъемлющей благодарности и славы, как они, сами не понимающие, что они являются спасителями целого мира.
ГЛАВА 24
— Ну, Черненко, в чем дело?
Появление голографического образа Гользергейна-ДОС на экране было данью внимания к высокому статусу экс-регента. Председатель избегал материализации во время большей части своих связей, но для сотрудников высшего ранга — хотя бы и временно отстраненных — он делал исключение. Черненко отметил оказанную ему честь. Однако Гользергейн был занят, и эта аудиенция досталась Черненко очень непросто. И тон Гользергейна был довольно высокомерным.
Черненко не был расположен давать председателю возможность беседовать с ним свысока.
— Поверьте мне, председатель, я не стал бы занимать ваше время маловажными делами. До меня дошла информация, касающаяся жизненно важных интересов РАМ.
— Если не хотите отбирать мое время, сообщите ее.
Черненко отвел глаза. Его аристократический марсианский профиль болезненно поморщился. Он продолжил:
— Прошу меня простить, председатель, если я буду вынужден попросить сначала заплатить мне за эту информацию. В свете нынешних обстоятельств, я должен получить компенсацию в обмен на предоставленные данные.
— Уф-ф, — Гользергейн был раздражен и не собирался это скрывать. — Каких обстоятельств?
— Похоже, что меня отстранили от регентского поста и окружили договором о неучастии в бизнесе со стороны корпораций.
Голограмма недовольно скривила угол рта. Гользергейн не любил, чтобы ему диктовали условия.
— Вы просто пользуетесь уединением почетного отпуска, — ответил председатель, пытаясь представить положение Черненко в совершенно ином свете и выбить инициативу из его рук.
— Может быть. Но все это заставляет меня быть особо осторожным.
— И чего же, по-вашему, — с саркастической интонацией полюбопытствовал Гользергейн, — может стоить ваша информация?
— Неограниченные административные полномочия на Земле и процент со всех земных прибылей.
— Вы требуете немалого, Черненко. Ваша информация должна быть просто драгоценной, чтобы соответствовать этим требованиям.
— Причина появления сбоев в системе компьютера РАМ-Главного, дезорганизующих работу всей системы.
Гользергейн сжал губы. Он был готов принять слова Черненко за попытку оскорбления, но Черненко казался уверенным в своих словах и ценности предложенного им товара.
— Поздравляю вас, Черненко. Вы действительно заслужили награду. Как вы получили эту информацию? РАМ-Главный пытается выследить нарушителя уже несколько месяцев.
Тень улыбки коснулась губ Черненко.
— Судьба отнеслась ко мне благосклонно, — ответил он.
— Короче, повезло, — рассмеялся Гользергейн. — Ну, неважно. Важна информация, а не метод ее добычи.
— Значит, вы принимаете условия нашей сделки? Вы даете за нее эту цену?
— Возможно, — ответил Гользергейн. Он помолчал, прогоняя сквозь свои программы накопленные данные о необъяснимых отклонениях в работе компьютера. — При одном условии.
— Назовите его, — сказал Черненко.
Он наслаждался своей победой. Мало кому удавалось взять верх в споре с Гользергейном, высшей силой Марса, хозяином и повелителем системы РАМ.
— Вы получите все, что хотите, и даже больше, если доставите мне доказательства уничтожения нарушителя.
— Больше? — Черненко торопился уточнить возможные выгоды сделки.
— Да. В качестве премии я выплачу вам два миллиона — в случае, если нарушитель будет уничтожен.
— Это щедрое предложение, председатель, — возразил Черненко. — Однако, я думаю, что и сама информация, находящаяся в моем распоряжении, стоит вознаграждения — даже в том случае, если не окажется возможным выполнить все предложенные вами условия договора.
— У меня нет времени торговаться, — оборвал его Гользергейн, взмахнув жилистой рукой. — Мне надо вести войну. Миллион сразу, переводом на ваш счет в Лунном Банке, и два миллиона по завершении предприятия. Плюс остальные ваши условия. Все — в случае уничтожения нарушителя.
Черненко улыбнулся председателю. Его продолговатое лицо неожиданно приобрело симпатичное выражение.
— Договорились, — сказал он.
— Ну, а теперь, раз уж мы договорились о цене, не будете ли вы так любезны сообщить мне имя этого нелегала?
— Мастерлинк, — сказал Черненко.
Вдали от поля битвы Кемаль Гавилан безуспешно пытался устроиться поудобнее в неуютном проеме вентиляционного канала, обеспечивавшего орбитальный город Меркурий Первый свежим воздухом. Его движение побеспокоило его спутницу. Дьюэрни, голова которой покоилась на его плече, зашевелилась, протерла глаза тыльной стороной загорелой руки и, осознав, что она находится практически в объятиях Кемаля, резко поднялась, моментально стряхнув остатки сна.
Кемаль спрятал улыбку. Постепенно он научился видеть за суровой и неприступной внешностью Дьюэрни очаровательную девушку, и ему нравилось за ней наблюдать.
— Как спалось? — спросил он.
Дьюэрни отбросила со лба прядь блестящих черных волос.
— Танцор может спать где угодно, — ответила она.
— Я понял, — сказал Кемаль.
Рот Дьюэрни, расслабленный во сне, приобрел твердость. Карие глаза приобрели опасный грифельный оттенок.
— То, что ты — принц королевской крови, еще не причина, чтобы относиться ко мне свысока.
— То, что ты — Танцор Пустыни, еще не причина, чтобы считать меня дураком, не способным разглядеть, что ты милая девушка.
— У нас нет времени на глупую болтовню, — вспыхнув, отрезала Дьюэрни.
Кемаль поймал ее за руку, но Дьюэрни попыталась вырвать ее.
— Ты ведь понимаешь, что я совсем не хотел тебя обидеть? — спросил Кемаль.
— Я знаю только, что ты защищал дело Танцоров, — ответила она.
Кемаль продолжал держать ее руку в своей.
— Ты шла на большой риск, пытаясь помочь мне, Дьюэрни. Как я понял, ты считаешь, что твои действия — уплата долга чести, но для меня это нечто личное. Ты вернула мне свободу. Я хотел бы быть твоим другом, но не могу пробить стену, которой ты себя все время окружаешь.