- Что с вами? - спросил я у Алёны.
      - Сегодня, час назад, умерла моя мама, - с трудом ответила она и зарыдала в голос.
      За спиной у меня раздался грохот. Я опять оглянулся, Арик уронил ведро, и стоял в растекающейся луже воды, держа в руках тряпку, выкатив округлившиеся от ужаса глаза.
      - Да уйди ты отсюда! - не выдержав рявкнул я на него. - Ты что - не видишь, не до тебя тут!
      Он хотел что-то сказать мне, потянулся рукой, вроде как дотронуться хотел, но наткнулся взглядом на рыдающую Алёну, которую Артур вёл осторожно в комнату, и тихо убрался за двери.
      Я помог Артуру, мы уложили Алёну на тахту, я подложил ей под голову две большие подушки, налил в стакан воды, накапал валерианки, и дал две таблетки димедрола. Сейчас ей надо было успокоиться и уснуть. Я сделал знак, чтобы Артур не задавал вопросов, накрыл Алёну пледом, и остановил её попытки что-то рассказать:
      - Потом, потом, сейчас полежите, согрейтесь, Артур напоит вас горячим чаем, - я сделал ему знак, Артур тут же подхватил чайник и выскочил на кухню.
      Я сидел на тахте рядом с Алёной. Её била нервная дрожь. Быстро вернулся Артур с горячим чайником, я налил ей крепкого чая с большим количеством сахара, напоил её, она стала согреваться, слегка успокоилась, подействовала валерианка и димедрол, глаза у неё стали закрываться. Она успела только рассказать в нескольких словах про то, что ей позвонили и сообщили, что утром мама попросилась на допрос и подписала признание, потом сослалась на плохое самочувствие и попросилась в камеру, сказав, что подробности сообщит после. По дороге в камеру она потеряла сознание и скончалась от сердечного приступа.
      Я не стал выспрашивать больше никаких подробностей, понимая, что. Во-первых, не стоит нервировать и без того находящуюся в стрессовом состоянии Алёну, а во-вторых она всё равно вряд ли знает больше того, что сказала, ведь ей самой позвонили и тоже не спешили делиться подробностями.
      Алёна успокоилась, только тихонько всхлипывала, отвернулась к стене и лежала так, укрывшись пледом с головой. Я встал, сделал знак Артуру, чтобы он оставался дома и присматривал за Алёной, а сам вышел, я уже очень опаздывал, мне надо было успеть до утреннего обхода.
      Я успел, хотя и в притирку. Пройти в больницу было делом техники, я здраво рассудил, что если пойду мимо охраны у ворот, ребята смогут меня потом вспомнить и описать, а если придётся показывать документы, то совсем худо. Но раз они охраняют вход, значит, есть забор, а если есть забор значит есть и дырка. Что я, в самом деле, не знаю, что где у меня в стране находится?
      И верно, дырка нашлась. Я пролез в неё и прямым ходом направился в корпус хирургии, из чёрного хода, выносили мусор две женщины в не очень белых халатах и накинутых на плечи ватных куртках. Я остановился в длинном коридоре, чтобы надеть белый халат, который в условиях больницы приравнивался к шапке невидимке. Но тут меня подвела поспешность и самонадеянность. Надо было куда-то занырнуть, а не стоять посреди коридора.
      - Гражданин, чего это вы тут делаете? И откуда вы пришли? - раздалось у меня за спиной.
      Я оглянулся, сзади меня стояли те самые две женщины, которых я видел выносящими мусор. Обе смотрели на меня подозрительно.
      - Да я, знаете, ищу отделение интенсивной терапии, - от растерянности я бухнул правду.
      И, как ни странно, правда меня спасла, что само по себе было достойно занесения в книгу рекордов Гиннеса.
      Я с ужасом ожидал реакции на свой ответ, в лучшем случае меня сейчас спросят, к кому я, и отправят в регистратуру, или ещё куда, а скорее всего, не мудрствуя лукаво, вызовут охрану, и мне придётся долго и нудно давать пояснения за каким лешим я оказался в такую рань в больнице, да ещё рвался в реанимацию.
      На помощь мне пришло чисто русское сострадание, которое отодвигает разум на второй план.
      - Да отцепись ты, Маруся, от человека. Он, наверное, кровь принёс Максимову, ему сегодня операцию будут делать, должны были кровь привезти утром, у нас нет этой группы, отправляли вчера кого-то из родни на станцию переливания, за донорской, за деньги покупать. Вот до чего дожили, за лекарства плати, а теперь и операцию без денег не сделают.
      - Да ты чего это, Ася, совсем уже заговорилась. У нас операцию когда это за деньги делали? Окстись, чего это тебе с утра глаза застит. Вы её не слушайте, у нас в больнице, пока ещё всё бесплатно, только иногда приходится кое-что родственникам самим приносить. Лекарств не хватает, вот крови. А так мы ко всем больным с дорогой душой. Вы, наверное, к Михалёву?
      Я на всякий случай кивнул головой.
      - Так вот прямо по лесенке на второй этаж, и сразу справа - вторая палата. Только там охранник сидит, надо документ будет показать.
      - Его уже должны были предупредить, - поторопился я.
      - Это кто же это? - насторожилась опять бдительная Маруся.
      Сообразив, что меня засекли на чёрном входе, я прикусил язык, как же я мог кого-то предупредить.
      - Я на проходной сказал, там охранник проверил документы, что-то в журнал записал и позвонил сюда.
      - Только что тут возле приёмной убирала, никаких звонков не слыхала, продолжала сомневаться Маруся.
      - У охранника телефон свой имеется, возле него на тумбочке стоит, ты чего-то, Маруся, совсем плохая стала. Ты иди, милый, иди, кровь-то ждут, наверное.
      - А правда, что этот твой Михалёв - бандит? - остановил меня, уже направившегося к лестнице, вопрос в спину.
      Спрашивала, судя по голосу, всё та же Маруся.
      - Да ты что, девонька, совсем обалдела? - ахнула сердобольная Ася. - У человека горе, а ты с такими вопросами.
      - А что, я и спросить не могу? Других-то не охраняют.
      Я повернулся и сказал тихо:
      - Да, он бандит.
      - Ну и что? - пожала плечами Ася. - Наше дело - убрать, помочь, чем можем, для нас тут все одинаковые, все как есть - больные. А кто уж там кто - пускай после разбираются, для того и суд имеется, и всё такое прочее.
      Она повертела в воздухе рукой, пытаясь найти развёрнутые объяснения этому "всякое", но не нашла, подхватила пустое ведро и позвала Марусю:
      - Пошли, подруга, нам ещё два туалета вымыть надо, придёт старшая, она нам даст перцу.
      Маруся хотела ещё что-то спросить, но передумала и пошла следом за своей подругой. А я поднялся по лесенке наверх, по дороге натянув на себя белый халат, который держал дома на всякий случай. У меня там на всякий случай хранились телогрейка, рабочий комбинезон, синий халат и даже оранжевый жилет путейца.
      Я оглянулся на крохотной лестничной площадке, всё было тихо. Открыл портфель, из пакета надёргал большой пучок ваты, открыл осторожно бутылку хлороформа, щедро полил вату, и торопливо направился в коридор, ведущий к палатам в отделение интенсивной терапии, попросту именуемой реанимацией.
      В коридоре тут же встал со стула возле тумбочки, подозрительно косясь в мою сторону, плечистый парень в белом халате, небрежно накинутом на камуфляж. Я заметил пистолет у него на поясе, кобура была расстёгнута.
      - Вы к кому, гражданин?
      - Я - доктор Смирнов, меня вызвали для участия в операции некоего Михалёва, я анестезиолог.
      - Предъявите, пожалуйста, документы, - твёрдо предложил неулыбчивый парень.
      Я поспешно похлопал себя по карманам, изо всех сил изображая полную готовность и послушание, но тут же развёл руками:
      - В портфеле документы.
      Я повертел головой, и указал рукой на тумбочку возле дежурного:
      - Вы позволите?
      Он молча кивнул, слегка отодвинувшись. Я поставил портфель на тумбочку, и открыл замок.
      - Секундочку, доктор, - остановил меня охранник. - Если вы не возражаете, я сам загляну. Можно?
      Я не возражал. Собственно, это только мне и нужно было. Как только он осторожно, стараясь не спускать с меня глаз открыл портфель и опустил туда на секунду взгляд, я тут же подскочил и засунул его головой в портфель, перехватив его правую на болевой приём. Парень пару раз успел дёрнуться, но тут же затих, наглотавшись паров хлороформа.
      Выудив его за шиворот из портфеля, я поспешно залепил ему рот клейкой лентой, приготовленной заранее. Захлопнул портфель и забросил его в двери палаты, возле которой сидел охранник, положил на стул вытащенную из тумбочки газету, предварительно развернув её, снял с телефонного аппарата трубку, и положил на тумбочку, таким образом нарисовалась безмятежная картинка: сидел человек, читал газету, позвонили, он отложил газету и пошёл кого-то звать. После этого я торопливо затащил тяжёлого охранника в палату и тщательно прикрыл за собой двери. Кровать была за белой занавеской, и лежащий на ней что-то пыхтел, видимо не понимая, что происходит.
      - Ты не нервничай, дорогой, - успокоил я его, - сейчас я подойду, пелёнки тебе поменяю.
      Огляделся, связал ноги и руки охранника полотенцами, которые висели на стене возле дверей. После этого отдёрнул занавеску и поздоровался:
      - Здорово, Зуб!
      Зрелище было не для слабонервных, Соколик разделал его, как бог черепаху. Всё, что виднелось из-под белой простыни было тщательно запеленато в бинты и напоминало мумию фараона. Из-под повязки на меня таращился один перепуганный глаз с обожжёнными ресницами.
      Со всех сторон к кровати тянулись какие-то проводки и трубочки, отчего Зуб удивительно напоминал большого паука, сидящего в середине собственной паутины.
      - Чего тебе? - прохрипел Зуб.
      - Да так, ничего особенного, спросить хотел тебя: ты жить хочешь?
      Глаз наполнился ужасом. Я попал в самую больную точку.
      - Значит, надеешься? - поинтересовался я. - Ну, ну. Тогда ты мне быстренько всё расскажешь, и я уйду. А если нет, то я тоже уйду. Только если ты мне ответишь, я уйду ничего не трогая, а если не скажешь пообрываю все трубочки, и выключу к едрене фене все эти машинки, а то стучат они.
      Я обвёл взглядом датчики и экраны самописцев и осциллографов, которые вычерчивали кривые и выдавали импульсы.
      - Значит так, вопрос простой, как день. Я тебя не утомлю. Кто заказал мальчика и женщину на Ярославском шоссе?
      - Не знаю, - с трудом ответил Зуб. - По телефону.
      - Допустим. Что за голос?
      - Бабий такой голос.
      - Женский что ли? Я не понял, что значит бабий.
      - Я сам не понял. Не то мужик таким голосом говорил высоким, не то женщина. Только голос всё одно меняли.
      - Кто гарантировал?
      - Никто.
      - Неправильный ответ, - я покачал головой и взялся за трубку, тянувшуюся из его носа, слегка потащив за пластик. - Не принял бы ты заказ
      по телефону без серьёзных для тебя гарантий, ты всё же - не девушка на выезде.
      Он тяжело засопел, с надеждой заглядывая мне через плечо. Я понимал, что время идёт, что я нарушаю все возможные законы, но не видел другого выхода из лабиринта, в который я безнадёжно забрёл в поисках. Сначала я искал убийц моего племянника, потом искал мальчика, а теперь уже и сам не знал, что ищу.
      Я знаю только одно, что отыскать это для меня почему-то важнее всего в жизни. Почему важнее - я и сам не знаю, потому что не знаю, что ищу. А может и знаю, только сказать не могу, как собака.
      Зуб продолжал сопеть, таращась на меня жутким своим глазом. Я подёргал трубочку.
      - Я понимаю, что мозги тебе сильно потрясли, но только думай скорее, мне некогда.
      Я резко выдернул трубочку, которая уходила достаточно глубоко и оказалась достаточно длинной. Зуб испуганно и визгливо хрюкнул и все его счётчики ожили, всплеснув волнами и импульсами. Я улыбнулся как можно более обаятельной улыбкой. Я лукавил, я знал, что трубка эта не что иное, как приспособление чтобы поить, минуя рот.
      - Ну так как, надумал? - спросил я. - Смотри, сейчас ещё какую-нибудь трубку вытяну, может и кишки за ней следом, тут уж как получится. Ну как тянуть?
      Я взялся за другую трубочку. И тут заметил шланг, подающий кислород. Лёгкие его работали на вентиляторе. Худо его дело, вряд ли вытянет.
      - Он сказал, что его гарант Костя Грек, - прошелестел губами Зуб.
      - Кто такой? - спросил я. - Быстро, быстро колись, начал уже, и так почти всё сказал. Ну?! Измайловский, люберецкий, откуда? Где искать?
      - Не знаю. Он отошёл.
      - Откуда ты его знаешь, Грека этого?
      - Сидели вместе. Он старше, сейчас в завязке, стар стал. Живёт где-то в районе метро "Семёновская", больше ничего не знаю.
      Он тяжело засопел, как видно разговор ему дался тяжело.
      - Ну ладно, апельсины я тебе в следующий раз принесу, живи пока.
      И я пошёл к выходу из палаты. Перед тем, как уйти, я посмотрел охранника. Он был в порядке, пульс был, хотя и немного замедленный, я на всякий случай снял у него со рта ленту и расстегнул ворот рубашки. Сбросил халат и вышел из палаты и рванулся к туалету. Откуда вышла навстречу мне, опять вторгаясь в мои планы, Маруся, гремя вечными вёдрами.
      - Ну как, отдал кровь-то?
      - Отдал, - ответил я, изображая крайнюю необходимость попасть в туалет.
      - Давай, милый, заходи, я только что убралась там.
      В туалете я вылез через окно, спрыгнув с невысокого второго этажа сперва на козырёк над подъездом, а потом на землю.
      Я уже отошёл на приличное расстояние от корпуса хирургии, когда там послышался шум. Я прибавил хода и выскочил в дыру в заборе.
      Мне казалось, что в кармане у меня звенят ключи от лабиринта. Я поймал такси и поехал в сторону метро "Семёновская", там служил в отделении заместителем начальника мой старинный приятель, у которого я надеялся узнать про Костю Грека, надеясь что мой друг поможет организовать встречу "в верхах".
      Но встреча, увы, не состоялась. Недаром говорят, что человек предполагает, а Бог располагает.
      Сперва всё шло так, как я себе и представлял: мой старый приятель Сергей Жуков встретил меня с распростёртыми объятиями, понял всё с полуслова, быстро принёс папку с личным делом Константина Панатоиди, потомка давно обрусевших греков из Одессы.
      - Адрес известен? Мы его дома сможем застать?
      - Застать сможем, - протянул Сергей, сдвигая на затылок фуражку. Только ты ведь, наверное, поговорить с ним хотел?
      - Конечно, не посмотреть же на него, - не понял я его.
      - Посмотреть-то на него как раз очень даже можно, а вот поговорить вряд ли получится.
      - Это почему же? - холодея от дурного предчувствия, спросил я. - Он что - немой?
      - Хуже, - ответил Сергей. - Он мёртвый.
      Я так и остался сидеть с открытым ртом, вид у меня, должно быть, был ужасно обиженный, потому что Сергей принялся оправдываться:
      - Ты бы пару дней назад приехал, он ещё жив был, может и поговорил бы с ним.
      - Его что - убили?
      - Почему убили? Он сам по себе умер. Да и не за что его было убивать. Насколько мне известно, он давно отошёл от прежних дел своих, да и не в том уже возрасте, и болел тяжело. Он же последние полгода с кровати не вставал и не разговаривал почти, его еле-еле понять можно было. У него вся правая сторона отнялась, инсульт сильнейший. Так что помер он вполне своей смертью, хотя и не самой лёгкой.
      - А звонить он мог?
      - Он соображать толком не мог, сам себя в зеркале не узнавал, какие там звонки.
      - Ну дела, - мне было отчего прийти в уныние.
      Ещё бы! Казалось, вот она, разгадка - рядышком, каких-то полшага всего. Рано обрадовался, товарищ подполковник. Не торопи удачу, она сама приходит. Ну что же, надо иметь мужество начинать всё сначала. Я протянул пухлую папку Сергею, тот её как-то неловко принял, и на пол посыпались не подшитые фотографии.
      - Не могли подшить, что ли? - проворчал я, собирая их. - Надо вашему делопроизводителю клизму вставить.
      - Это фотографии наружного наблюдения, пасли мы его лет семь назад, подозревали в одном лихом дельце, в организации заказного убийства, но ничего не нарыли, так что фотографии эти, можно сказать, частного порядка, смыслового значения не имеют, разве что в семейный альбом Косте, только ему этот альбом нынче уже ни к чему, он теперь со своими дружками встречаться в другом месте будет, с теми, конечно, кто уже там.
      - Погоди, погоди! - остановил я его, на фотографии мелькнуло вроде бы знакомое лицо. - Дай-ка сюда фотки.
      Я разложил их на столе и стал торопливо перебирать. На одной из них рядом с седым и усатым Костей, обладателем выдающегося кавказского носа, у входа в кафе стоял не кто иной, как мой сосед собственной персоной.
      - Как он сюда попал? - спросил я напрямик, мне было не до политесов.
      - Я же сказал, пасли мы Костю, прошло несколько налётов, почерк был больно похож, но так ничего и не нашли на него. А этого мы установили, он сидел с Костей в зоне. Кто такой, сейчас не помню, но можно посмотреть.
      Он потянулся к папке, но я его остановил.
      - Можешь не трудиться, это мой сосед. Ну и что с ним нарыли? Часто он появлялся?
      - Да нет, появился тогда пару раз и пропал. А что? Что-то у тебя на Костю есть? Мы что-то прохлопали?
      - Да ничего у меня на него нет, - с сожалением вздохнул я. - Хотелось бы, но нет. Сходился тут один след к нему. Понимаешь, привет от него передали.
      - Угрозу что ли?
      - Да нет, как гарантию. Вышли неизвестные люди на воров, сделали заказ на человека, а гарантом заказа назвали Костю Грека. Вроде как от него.
      - Да нет, вряд ли он мог с кем в сговор вступить. Такую болезнь нарочно не придумаешь. Да и не было ничего за ним. Он же старенький уже был. Семь лет назад мы его почти год пасли. След в след за ним ходили. Нет, завязал он. Точно завязал.
      - Я и не спорю.
      - А что за дело? - спросил Сергей.
      - Да дело такое, что в двух словах не расскажешь. Похитили мальчика, убили его мать. Там оказались в числе подозреваемых отец ребёнка и его бабушка.
      - А что, неблагополучная семья?
      - Неблагополучные семьи такие заказы финансировать не могут.
      - И чего людям не живётся? - грустно удивился Сергей. - Но только Костя не мог под такое дело подписаться. Это точно. Он старой школы был. И он налётчик, не шакал. У него свой кодекс чести имелся, это точно.
      - Знаю я их кодексы, - не удержался я.
      - А вот тут не скажи, - возразил Сергей. - Ты всё же по другому ведомству служил, с другими людьми дело имел...
      - Я, Серёжа, с бандитами дело имел. А бандит он и есть бандит. Конечно, случаи разные бывают, но уж о кодексе чести ты лучше помолчи.
      - Спорить я сейчас с тобой не буду, хотя возразить мне есть чем. Но по поводу Кости Грека могу сказать только одно, что он с тех самых пор чист. А там сам решай, сам думай. Но если человек повязал с прошлым, надо всё сделать, чтобы не навешивать на него за старое, а помочь ему.
      - Да что ты меня уговариваешь? Он так и так под моё дело не подходит. Скорее всего кто-то воспользовался его именем, чтобы его подставить вместо себя. И я, кажется, знаю, кто это.
      - Сосед твой? - кивнул Сергей на фотографии.
      - Больше некому. Если не он, тогда остаётся на себя думать. Я возьму фотографию?
      - Бери, - пожал плечами Сергей. - Съёмки оперативные, к делу не подшиты, так что можешь взять, да и негативы имеются, так что если понадобится - восстановим. Ты извини, спешу.
      Он вопросительно и виновато смотрел на меня.
      - Да я тебя и не держу. Позвонил бы как, что ли? Посидели бы.
      - Вот выйду, как ты, в отставку, позвоню. А пока не рассидишься.
      Он ещё раз взглянул на часы, и я засобирался.
      Я ехал домой и по дороге думал про то, как вертит жизнь людьми. Вот был лихой бандит-налётчик Костя Грек, денег нагрёб прилично, погулял лихо, в тюрьмах да лагерях насиделся по горло. И что? А ничего - помер как младенец беспомощный, хорошо ещё, если присмотреть было кому.
      А если нет? Я даже плечами передёрнул. Не приведи Господи! Лучше уж пораньше, чем вот так мучаться, жить растением.
      Я ехал, уткнувшись носом в поднятый воротник, то ли дремал, то ли просто куда-то проваливался. Наверное, устал. Да не наверное, а точно. Староват я для такой работы. И что-то всё слишком близко принимать стал.
      Я закрывал глаза, и тут же передо мной вставали то толстый Арик, хлопающий по щеками плечам, почему-то пытающийся укусить меня за палец, то мальчик Слава Кораблёв, которого я даже в лицо не сумел рассмотреть в темноте подвала, то весь укутанный бинтами, как гусеница в кокон, Зуб, ещё несколько дней назад грозный авторитет, которому море по колено. Перепуганная морда плачущего Хрюни, с пистолетом, засунутым ему в рот, и опять Арик, выныривающий из ведра и хватающий ртом воздух, его плачущая физиономия. Рыдающая Алёна, и мой племянник Васька, лежащий вниз головой на лестнице.
      Что с нами со всеми происходит? Что творится вокруг? Что с нами стало? Неужели мы были такими всегда? Были же радостные лица на улицах, были какие-то праздники, улыбки, было дружелюбие.
      Неужели всё это только было? Или всё так и есть, а для меня осталось в прошлой жизни. Может, это я сам порождаю вокруг себя насилие? Я же сам нарушаю те самые законы, которые должен защищать. Что же это за время? Что это за жизнь такая, когда без насилия, без силы, ничего невозможно добиться, даже той справедливости, которую должен обеспечить закон?
      Я вышел из метро на станции "Кропоткинская", и пошёл домой по бульварам, к грустному Гоголю, смотрящему свысока на так и не изменившихся своих персонажей, хотя прошло уже больше ста лет как написаны его бессмертные книги, а люди всё те же...
      Я шёл домой и думал, как подступиться к Арику. У меня на него практически ничего не было. Ну встречался он семь лет назад с Костей Греком. Ну сидел с ним в зоне. Ну и что? Пошлёт он меня подальше с моими домыслами. Это всё ещё не криминал. Костя сам не мог позвонить, а мало ли с кем он сидел, или встречался. За такие преступления, как знакомство с Костей, пока не сажают. Предъявить мне Арику просто нечего, а думать я могу на него всё, что угодно.
      Домой я пришёл вымотанный, усталый. И не столько от того, что рано пришлось встать и много с утра двигаться. Что-то давило на меня.
      Алёна уже проснулась. Она привела себя в порядок и держалась молодцом. Артур делал мне за её спиной какие-то знаки, но она его опередила.
      - Вы знаете, Михаил Андреевич, звонил мой брат, его только что освободили, наверное, в связи с признанием мамы. Он просил по возможности с ним встретиться.
      - По какому поводу? - спросил я садясь к столу и наливая себе горячий кофе.
      Молодец, Артур. Кофе подгадал так, словно знал, что я появлюсь именно сейчас.
      - Он сказал, что ему позвонил бандит по кличке Соколик и предложил вернуть Славу за деньги. Брат говорит, что этот самый бандит предлагал передать Славу и раньше, за сравнительно небольшие деньги.
      - И что ответил ему ваш брат?
      - Я не знаю, он не сказал мне. Но я поняла так, что его прослушали, или разговор вёлся при ком-то.
      - Он может приехать сюда?
      - Могу попробовать позвонить ему.
      - Позвоните. И всё уточните. Если возможно, спросите, кто присутствовал при его разговоре с Соколовым, и как он узнал, что его прослушивают.
      - Хорошо, - кивнула Алёна и встала, чтобы выйти в коридор, к телефону.
      Я жестом остановил её.
      - Не стоит. Лучше сделать это, не выходя из комнаты.
      Артур уже протягивал её мобильный телефон. Алёна поблагодарила его. На меня она смотрела с обидой и непониманием. Она никак не могла понять происшедшей со мной перемены по отношению к ней. А я не мог ничего с собой поделать. Она женщина, и чувствовала, что я стал официальнее и суше с ней.
      Я понимал, что ей и так не сладко, но по-другому не мог. Не мог себя пересилить. Глупо, конечно Ей не стоило так со мной откровенничать, выворачивать наизнанку все семейные трагедии, возможно, сейчас она и жалела об этом, но поздно. Всё уже произошло. Или ещё не всё?
      Она позвонила и сказала, что Денис будет через два часа в банке и просил подъехать туда, у него дома много посторонних, он не стал уточнять, но Алёна поняла, что это милиция. Ко мне он не хотел ехать.
      Ну что же, он был прав. Сюда тащить милицию не стоило. Они вцепились бы в меня как гончие, и работать дальше мне стало бы просто немыслимо, они вполне сумеют перекрыть мне кислород. Найдут и причины, и возможности.
      Я не мог попросить Алёну уйти, и не хотел при ней вести разговоры. Поэтому сослался на усталость и прилёг на полтора часа отдохнуть. Время было, а конца этому рано начавшемуся и так мучительно тянущемуся дню не было.
      Я действительно отдохнул. В голове прояснилось, настроение слегка повысилось, добавила бодрости и чашка кофе, приготовленная Алёной к моему подъёму. Только я успел выпить этот божественный напиток, как в двери позвонили, и Артур, ходивший открывать, сказал, что из банка прислали за нами машину, и нас ждёт Денис.
      Мы все быстро собрались и поехали. Отвезли нас на новенькой "Волге". Шофёр был молчалив, чувствовалась школа. Но мы не были расположены к разговорам.
      Во дворе банка нас уже встречали. И как я понял, далеко не служащие.
      Как только мы вышли из машины, к нам с трёх сторон молниеносно
      приблизились человек восемь-девять в штатском.
      - Положить руки на машину, не двигаться! - скомандовал один из них.
      Мы молча подчинились.
      Аристарх Иннокентьевич Кунин, по кличке "Арик".
      Москва, улица Малая Бронная, дом 14/2, квартира 6.
      Пятница, 6 марта.
      13 часов 12 минут.
      Ногти я обгрыз, кажется, до самых плеч, вместе с руками, так нервничал. Подполковник грёбаный думает, что я подслушивать его перестану, мент поганый, разбежался, пускай на мусорном бачке спляшет, нашёл кого перевоспитывать. Я только двери теперь запирать стал. чтобы он в комнату ко мне не врывался. Вообще-то надо было бы телегу на него накатать прокурору, что врывается в жилище, издевается, в помойное ведро кунает. Ну ничего, попомнишь ещё, Мишка. Твоё счастье, что мне сейчас светиться неохота. Что он всё роет, что ему надо? Вот уж воистину - пёс цепной. Или на старости лет тоже решил деньги зашибить?
      Чёрта с два он получит с этой семейки. И эта курица Алёна вокруг него задом вертит, а он развесил уши по плечам, дурак старый. Получат от него всё что им надо и задвинут за шкаф, отодвинут в сторону. Как же - они аристократы! Куда уж нам со свиным рылом да в калашный ряд. И чего он роет? Чего он ко мне докопался? Неужели чего на меня нарыл? Так он меня быстро под монастырь подведёт.
      Интересно, проглотил он кость, которую я ему кинул? Проглотил, наверное, голубчик. Не зря такой смурной второй день ходит. Порассказали, небось, соседи про то, как жили дочка с зятем моим разлюбезным. Тоже мне банкир задрипанный. И Галка дура-дурой, говорил ей - качай из него деньги, сколько можно.
      Вот оно и кончилось. Эх, бабы дуры. Могла хотя бы о папаше позаботиться, да куда там. Вот и получила свою любовь по полной программе, бери не хочу.
      Теперь пускай побегают по поводу старой квартиры, где они жили. Там расскажут, как они дрались, да как Дениска пил и Гале угрожал, что убьёт. А то ишь ты - отпустили его. Ничего, зятёк, как отпустили, так и обратно посадят. Только подполковник никому не расскажет про то, что узнал. Эх, дал я маху. Ну хотя бы от меня отстанет. Умчался как птичка к зятьку моему на свидание. Небось, тот ему золотые горы сулит, плачется о мальчишке. А этот пень старый его слушает, дурак. Да ему мальчишка нужен, как собаке пятая нога. Зятю моему кроме денег никто и ничего не нужно. Впрочем, как и мне. Ну и что? Нет, я с подполковником явно маху дал. Надо в прокуратуру позвонить, навести их на квартирку старую, где жили зять с дочкой моей, его обратно быстро посадят, а то того глядишь, меня прихватят. Что-то там подполковник роет на меня, роет, сволочь. Вот только знать бы - что?
      Надо позвонить в прокуратуру, пускай подёргают его малость, чтобы он меня не трогал подольше. Или нет. Зачем в прокуратуру?
      Наберём-ка мы номерочек. Вот так вот.
      - Аллё? Будьте так добреньки, позовите мне, пожалуйста, Дениса Петровича Кораблёва. Нет уж вы позовите его, пожалуйста срочно, я знаю, что попозже у него встреча назначена, а после поздно будет. Вы скажите ему, что это по поводу квартиры в Козицком переулке. Он знает.
      Ничего, подойдёт как миленький. Хорошо ещё, что сразу позвонил, а то после будет там сосед мой, как раз где-то приехать должен. Только бы ещё не доехал... Ну вот, слава богу, подошёл. А куда ты, голубь, денешься?
      - Денис Петрович? Наше вам нижайшее. Поздравляю вас с, так сказать, освобожденьицем, и скорблю с вами о матушке вашей, безвинно погибшей в узилище. Помилуйте! Какие такие издевательства?! Сам через это прошёл, так что искренне сочувствую, поверьте. Что мне надо? Да что мне от вас может быть надо? Доченьку мою любимую вы не сможете вернуть... Нет, что вы, я ни в коем случае вас ни в чём не обвиняю. Но вот страховочка... Что? Конечно, кончено, разберутся со страховочкой, я знаю, что уже знают. Да я, собственно, ни в чём вас и не упрекаю. Почему это я опять что-то просить буду? О чём мне вас просить? Я вам помощь предложить свою хотел.
      Почему же не может быть? Очень даже может. Я вам хотел предложить заплатить мне, чтобы я помолчал о том, где и как вы жили с дочкой моей до того, как в новый дом переехали. Вы уже догадались, когда вам сказали про Козицкий переулок? Ну ещё бы. И что вы скажете по этому поводу? Как угодно, как угодно. Просто я думал почему-то, что вам не хочется возвращаться туда, откуда вы только что так счастливо освободились.
      Вы подумаете? Это хорошо, я на это и надеялся. О каких деньгах может идти речь? Это на ваше усмотрение, предлагайте, а я подумаю, возможно, соглашусь. Перезвоните? Хорошо. Только не очень долго думайте, мне некогда. Хорошо. Жду ровно два часа и звоню в прокуратуру.
      Куда он денется! Молод ещё с таким как я тягаться. Заплатит, после того, как парашу понюхал, заплатит как миленький.
      Главное сейчас - чтобы на меня не замкнулись, пока всё славно, мамаше Денискиной спасибочки, истеричка несчастная. Не она же убила, так на себя взяла, сыночка своего любезного спасает. Знала бы, кого она на самом деле спасла таким образом... Но что у подполковника есть на меня? Надо пойти в его комнату и пошарить там. Раньше-то он дома ничего не держал, но теперь служба у него другая, может и нарушил прежние заветы.