Илия - воплощение бескомпромиссности и страстный защитник справедливости. Когда Иезавели удалось расправиться со всеми поборниками Бога Израилева, он выступил один против царицы и царя, против Ваала и соблазненного народа.
      О таких людях не пишут биографий. Их жизнь - это легенда, явление небывалого и немыслимого. Пророк казался пришельцем из неведомых миров, истинным "наби", провозвестником и орудием Бога. Он предстает перед нами как существо, которому подчиняются стихии, и одновременно как человек, в котором вдруг ярко проявляются слабости обычных смертных. Это делает фигуру Илии особенно привлекательной.
      В общине Сынов пророческих сказание об Илии существовало, вероятно, в более полном виде, чем в Библии. Составитель Книги Царств внес в нее только четыре основных эпизода, которые условно можно назвать: "Засуха и состязание на Кармиле", "Илия на Синае", "Виноградник Навуфея", "Вознесение Илии"650. Отделить в этих сказаниях историческую часть от поэтического орнамента поистине невозможно. Да и важны здесь не столько детали и подробности, сколько сам дух, атмосфера, которая создавалась вокруг Илии. А именно это-то и передано великолепно.
      x x x
      В первом сказании Илия появляется перед Ахавом после расправы царицы над пророками. "Клянусь Ягве, Богом Израилевым, перед Которым я стою, в эти годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по слову моему!" Произнеся это грозное пророчество, Илия скрывается за Иорданом.
      Между тем бедствие превзошло все ожидания. В условиях того края засуха - это неизбежный и страшный голод. Зной выжигает нивы Эфраима. Выгорают луга, высыхают источники, гибнет скот. Даже до царского дворца добирается голод. Ахав вынужден покинуть дом и отправиться со своей свитой в поисках пропитания для своей кавалерии.
      Илия тем временем живет в пустыне, на берегу потока Хорафа, и ворон приносит ему пищу. Когда поток высыхает, он удаляется в Финикию и там живет инкогнито у бедной вдовы. Пребывание в ее доме человека Божия становится благословением для финикиянки. Чудесным образом не истощаются запасы в доме, а когда умирает ее сын, Ягве по молитве Илии возвращает ему жизнь...
      Наконец силы народа истощились, и все стали понимать, что над землей тяготеет проклятье. В это время Ахаву объявляют: "Илия здесь". Пророк и царь встречаются лицом к лицу.
      "Ты ли это, губитель Израиля?" - мрачно спросил Ахав. "Не я губитель Израиля, - резко ответил пророк, - а ты и дом отца твоего, тем, что вы презрели повеления Ягве и идете вслед ваалам". В этом лаконичном ответе весь Илия со всей решимостью биться до конца. Он не колеблясь бросил вызов Ахаву и предложил созвать прорицателей Ваала для того, чтобы они показали силу своего бога. Будут воздвигнуты два жертвенника - один Ваалу, другой - Богу Израилеву. На чей жертвенник снизойдет огонь - тот истинный Бог.
      Великое состязание пророков совершилось на горных склонах Кармила651. Толпы народа робко окружили Илию, прислушиваясь к каждому его слову. Прошли времена, когда они беззаботно смотрели на нововведения царя и сами курили фимиам перед изображениями чужеземных божеств. "Долго ли вы будете хромать на оба колена? - воскликнул Илия, обращаясь к народу. - Если Ягве есть Бог, то последуйте Ему, а если Ваал - то ему последуйте". Это было решительное и окончательное осуждение религиозного синкретизма, воцарившегося в Израиле.
      Все в смущении хранили молчание, чувствуя свою вину. Страшный голод заронил в сердца сомнение относительно всемогущего Ваала и его жрецов.
      "Я один остался пророк Ягве, - продолжал говорить Илия, напоминая народу о том, что никто не вступился за преследуемых, - а пророков вааловых четыреста пятьдесят человек. Пусть дадут нам двух тельцов, и пусть они выберут себе одного тельца и рассекут его и положат на дрова, но огня пусть не подкладывают. А я приготовлю другого тельца и огня не подложу; и призовите имя бога вашего, а я призову имя Ягве - Бога моего. Тот бог, который даст ответ посредством огня, есть Бог". "Пусть будет так", закричала толпа.
      Эта картина нарисована в Библии широкими, смелыми мазками; Илия одиноко стоит перед десятками ожесточенных языческих жрецов и перед полуязыческой толпой, жаждущей чуда. Внизу, у подножья горы, расстилается сухая, раскаленная долина...
      И вот прорицатели Мелькарта начали свой священный танец. Они скакали и кружились вокруг жертвенника много часов подряд, неустанно выкликая: "Ваале, Ваале, услышь нас!" Но по-прежнему неподвижное небо оставалось безоблачным, по-прежнему неумолимо жгло солнце... "Кричите громче, - иронически заметил Илия, наблюдавший их заклинания, - может быть, он задумался и занят чем-нибудь, или в дороге, а может быть, он спит, так он проснется". Но жрецам было не до шуток. Нестерпимый жар палил их головы, они еле передвигали ногами от усталости, чувствуя на себе насмешливые и недоверчивые взгляды толпы. Наконец в исступлении они стали прыгать вокруг жертвенника, с громким криком поражая себя ножами. Их кровь стекала на горячие камни. "Они бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения, но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха".
      И тогда пророк Илия приступил к жертвеннику. Это был решающий момент. Он должен был показать народу силу своего Бога, Его торжество над Ваалом. Он знал, какая участь ждет его, если Господь не услышит его молитвы. Народ был беспощаден к лжепророкам, считая, что в них вселился демон. Но подобно св. Стефану Пермскому, бесстрашно привлекшему зырянского шамана в пылавший сруб, Илия готов был отдать жизнь для торжества истины.
      "Господи Боже Авраамов, Исааков и Израилев! - воскликнул пророк. Услышь меня, Господи, услышь меня ныне в огне. Да познают ныне эти люди, что Ты один Бог в Израиле и что я, раб Твой, сделал все по слову Твоему. Услышь меня, Господи, услышь меня. Да познает народ сей, что Ты, Ягве - Бог, и Ты обратишь сердца их".
      Он призывал Бога "в огне", ибо огонь был той стихией, через которую чаще всего проявлялось присутствие Ягве. Он явился Моисею в неопалимой купине, Он шел перед станом Своего народа в виде Столпа огненного. Он давал людям Своим заповеди на святой горе "из среды огня". И теперь Он должен явить перед заблудшими силу и славу Свою, и явить через знамение огня. Сам служитель Его подобен огненному пламени, глаза его сверкают, как молнии, голос гремит, как гром. Седые волосы как дым развеваются вокруг головы. Народ со страхом ждет исхода. Явит ли Огненный Бог силу свою?..
      В следующее мгновение блеск молнии ослепил присутствующих, и все увидели, как черный дым поднялся над опаленной жертвой. Пораженные израильтяне пали ниц, восклицая:
      "Ягве есть Бог!" А с моря тем временем потянул ветер, и показалась туча. "Иди домой, ешь и пей, - обратился Илия к потрясенному Ахаву, - ибо слышен шум дождя"...
      Для жрецов Ваала состязание на Кармиле кончилось плачевно. Вооруженная толпа стащила их вниз к берегу Кисеона, и там они были убиты. В расправе принимал участие и Илия, сам подавший сигнал к истреблению лжепророков. Здесь обнаружилось, насколько он был еще сыном жестокого древнего мира, в котором царил суровый закон "око за око, зуб за зуб".
      Так рассказывает легенда, в основе своей, вероятно, передающая достоверное событие. Засуха много месяцев свирепствовала в Сирии, о чем свидетельствуют финикийские источники652. Естественно, что каждый молился своему богу или покровителю. Несомненно, что Илия и его сторонники говорили, что бедствия - наказание свыше. Очень возможно, что сцена на вершине Кармила произошла в действительности. Древняя и средневековая история знает немало примеров подобных "судов Божиих".
      x x x
      Когда Иезавель узнала о побоище, она пришла в ярость. Конец засухи она, конечно, приписала молениям своего отца Ваалу, а никак не Илии653. Но зато она поклялась всеми богами отомстить пророку. И снова Илии пришлось скрываться. Он бежал на юг - в Иудею, а оттуда отправился в далекую пустыню. Ему хотелось своими глазами узреть Божию гору Синай и там узнать волю Неба.
      Путь его был долог и утомителен. После торжества над язычниками Илия, очевидно, почему-то не чувствовал удовлетворения. Быть может, жестокость борьбы внесла горечь в его душу, быть может, вообще наступил закатный час жизни, когда усталость и разочарование стучатся в сердце. Он сетовал на свое одиночество и бессилие, и не раз ему казалось, что все его старания напрасны, а борьба бесполезна. "Довольно уж, - восклицал он, - о Ягве! Возьми мою душу, ибо я не лучше отцов моих!"
      К концу второй недели перед пророком открылись вершины Синая.
      В грозном молчании застыли голые скалы. С трепетом священного ужаса смотрел Илия на гранитные утесы, где некогда Моисей говорил лицом к лицу с Богом.
      Ночь застала его в пещере у подножья Хорива. Там, гласит сказание, совершилось самое значительное событие его внутренней жизни. Во время горьких жалоб и молитв пророк вдруг почувствовал приближение Всемогущего. Он закрыл лицо свое плащом, ибо знал, что Ягве - это палящий Огонь, и обратился к Господу: "Возревновал я об Ягве, Боге Воинств, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои и пророков Твоих убили мечом, остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее". И что же? Над Илией пронесся ураган, сокрушающий горы, "но не в вихре Господь", затем страшное землетрясение заставило вздрогнуть горные уступы, "но не в землетрясении Господь", после землетрясения палящий жар охватил пещеру Илии. Вот она, священная стихия! "Но и не в огне Господь". Внезапно жар сменился веянием тихого прохладного ветра. "И там Господь".
      Что означают эти слова сказания?
      Нет ли здесь первого намека на какую-то новую сторону в Богопознании, неведомую доселе?..
      Во всяком случае уже через столетие после Илии в Северном царстве выступит пророк Осия, который первый заговорит о Божественной Любви. С этого времени "веяние прохладного ветра" будет постоянно ощущаться в огненных богоявлениях Ветхого Завета. Оно, по словам Дармстетера, "придает пророчеству тот неповторимый характер гнева и нежности, под влиянием которого растаяло каменное сердце древнего человечества"654.
      "Не в громе Господь, а в веянии прохладного ветра"... Это одно из потрясающих мест Ветхого Завета. В мировой литературе нет ему подобных. С ним можно сравнить лишь финал "Бранда", где суровый пастырь, неумолимый к себе и к людям, погибая под лавиной, слышит последний свой приговор: "Он есть Deus Charitatis!" Бог милосердия...
      Легенда связывает Синайское богоявление Илии с концом его жизни. Ягве в тот день велел пророку назначить себе преемником Елисея и помазать на царство в Дамаск Азаила, а в Израиль Ииуя. Однако, очевидно, здесь отражены замыслы самих Сынов пророческих, сподвижников Елисея. Именно они имели связи с Дамаском, и они подготовили переворот Ииую. Им хотелось освятить свои действия именем Илии. Единственное, что, вероятно, соответствует действительности, - это призвание Елисея, который стал учеником Илии.
      x x x
      Второе сказание об Илии рисует его как защитника угнетенных и провозвестника правды Божией. Очевидно, это - один из наиболее исторически достоверных эпизодов сказания, т. к. он лишен всяких поэтических украшений.
      Это происходило в лучшие годы царствования Ахава, когда он, окончив благополучно войны на востоке, занимался украшением своей резиденции. В городе Изрееле, своей второй столице, царь построил дворец и захотел разбить вокруг него сад. Препятствием к этому служило то обстоятельство, что примыкавший к дворцу виноградник принадлежал крестьянину Навуфею, который ни за какие деньги не хотел расставаться с наследием отца и деда. Патриархальное право было еще достаточно сильным в Израиле, чтобы царь решился просто отобрать участок, поэтому отказ Навуфея очень огорчил его. Иезавель, узнав о причине его печали, была изумлена. Для высокомерной финикийской принцессы отказ крестьянина царю и бессилие царя перед этим отказом казались нелепостью. "Что за царство было бы в Израиле, если бы ты так поступал?" - говорила она. "Встань, ешь хлеб и будь спокоен; я добуду тебе виноградник Навуфея Изреелитянина". Она написала письмо старейшинам от лица Ахава и обвинила ничего не подозревавшего крестьянина в поношении Бога и царя. По ее поручению нашли лжесвидетелей, был назначен лицемерный суд, и злополучного Навуфея приговорили к смерти.
      Немедленно после его казни Иезавель с торжеством объявила мужу о том, что теперь он хозяин виноградника. Ахав был огорчен, узнав о смерти невинного, однако не утерпел и поспешил полюбоваться на виноградник. Но там случилось неожиданное. Среди зеленых кустов стоял не кто иной, как сам пророк Илия. "Ты убил и еще вступаешь в наследство?" - сурово спросил пустынник. "Настиг ты меня, враг мой!" - пробормотал в смущении Ахав. А пророк продолжал обличать и грозил полным истреблением династии Омри. Царь воспринял голос Илии как голос самого Ягве. Это смягчило пророка, и он сказал, что гибельные для Израиля дни наступят лишь после смерти Ахава.
      Если сравнить это сказание с другими эпизодами, то не может не броситься в глаза, что именно попрание справедливости вызвало самое сильное негодование пророка. Распространение ваалова культа было наказано временной засухой, произвол же повлек за собой смертный приговор династии. Этот приговор Илия выносит не на Кармиле, а в винограднике Навуфея. Как и в истории Давида и Нафана, бесстрашное обличение царя было свидетельством высоких этических требований религии Ягве и решимости пророков отстаивать их до конца.
      Илия сохранился в памяти людей как заступник гонимых перед сильными мира сего, как пророк униженных и оскорбленных. Это сделало его имя бессмертным.
      Пророк пережил царя. Ахав погиб раньше, чем Израиль вынужден был склониться перед Ассирией. После битвы с Салма-насаром царь, очевидно, полагал, что опасность миновала, и вновь порвал союз с Дамаском. Он захотел отнять у сирийцев важный стратегический пункт на востоке.
      Пророк Михей предупреждал его, что поход кончится плачевно, но царь велел посадить его в темницу до того дня, пока израильское войско не вернется с победой в Самарию. Пророк оказался прав. Во время сражения произошел несчастный случай. Один воин, натягивая лук, смертельно ранил Ахава: стрела вонзилась между швами лат. Царь не хотел уходить с поля боя и вечером умер от потери крови655.
      После его гибели на престол вступил Охозия, при котором фактически продолжала править Иезавель. Книга Царств говорит, что он "служил Ваалу и поклонялся ему". Кроме Ваала Мель-карта Охозия почитал филистимского Ваала-Зебуба и во время болезни посылал вопрошать оракулов этого божества. Существует сказание о том, как Илия встретил посланников Охозии и предсказал царю смерть в наказание за его измену Богу Израилеву656.
      x x x
      Последняя легенда об Илии повествует о конце его земного странствия.
      Почувствовав приближение кончины, пророк стремился к уединению. Елисей не мог не заметить волнения, которое охватило учителя. Невзирая на его просьбы, он не отставал от Илии. Со свойственной ему стремительностью пророк переходил из города в город, а Елисей неотступно следовал за ним. Илия уже дал понять своим ученикам, что час его настал, но что он встречает его не как час ужаса, а как час торжества, ибо он избегает мрачного Шеола, куда идут души умерших, а сам Ягве "берет его". Последний раз Илия, сопровождаемый Елисеем, встретился со своими последователями у Иерихона. "Знаешь ли ты, что сегодня Ягве берет господина твоего?" - спрашивали Елисея Сыны пророческие. "Знаю, молчите", - отвечал тот.
      Так шли они вдвоем по берегу Иордана; Илия спросил Елисея, каково будет его последнее пожелание. Тот попросил, чтобы Илия сделал его своим достойным преемником. "Дух, который в тебе, пусть будет во мне вдвое". "Трудного ты просишь", - отвечал Илия. Это была их последняя беседа.
      Легенда повествует о том, что Елисей действительно увидел взятие своего учителя на небо. Сверкающая колесница, запряженная огненными конями, умчала пророка в небесные выси.
      Что скрывается здесь под обличием легенды? Скорее всего "вознесение Илии" знаменовало веру Израиля в то, что пророк избавлен от общей участи пребывания в Шеоле. А быть может, и действительно последние минуты великого борца сопровождались какими-то необыкновенными явлениями, описанными в Библии в виде "огненной колесницы". Достоверные биографии многих мистиков и святых дают в этом отношении немало примеров.
      x x x
      Илия был как бы вторым Моисеем Израильской религиозной истории. В решительный момент, когда угроза язычества была самой серьезной, он нанес по нему сокрушительный удар. Выступая как глашатай справедливости, он не посчитался с притязаниями самодержавной власти, ибо был рыцарем и служителем единого царя - Бога.
      Исполинская фигура Илии стоит как маяк на стыке двух эпох. Он был суровым воином, высоко поднявшим знамя Моисея, и своей борьбой расчистил путь великим еврейским пророкам - проповедникам этического монотеизма.
      Но ни Илию, ни пророков, которые пришли ему на смену через столетие, нельзя рассматривать как изолированные явления. В то время уже все человечество как бы просыпалось после магического сна, готовясь освободиться от власти демонов, тяготевшей над миром. Авторы Упанишад и Будда, Лао Цзы и Заратустра, Анаксагор и Сократ одновременно с Амосом и Исайей готовились открыть миру новые пути Богопознания, но об этом будет рассказано в следующих книгах.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Глава 24
      625. 3 Цар 10, 20.
      626. 3 Цар 11, 4
      627. Легенда впоследствии приписала Песнь Песней самому Соломону, т. к. первоначальный смысл ее был утрачен. То, что Песнь Песней стала употребляться на свадьбах, придало ей ритуальное значение, а впоследствии в ней видели символ любви Бога к своему Народу. См. статью Э. Ренана, приложенную к переводу Песни Песней А. Эфроса (СПб., 1909, с. 137). Упоминание старой северной столицы Израиля Фирцы указывает на северное происхождение Песни и на ее древность. Впрочем, окончательная редакция книги, очевидно, послепленная. См.: М. И. Занд. Песнь Песней. - Литературная энциклопедия, т. 5, 1968, с. 709.
      628. 3 Цар 11, 26 сл.
      629. 2 Цар 12. Несомненно, расколу способствовал старый сепаратизм Израиля и Иуды, который давал о себе знать с самых ранних времен.
      630. 3 Цар 14, 25. Библия относит поход (Сусакима) к 915 г. Таким образом, он произошел за год до смерти фараона. О походе в североизраильские земли Библия молчит. О них свидетельствуют памятники (см.: J. Bright. A History of Israel, p. 214; КВНР, р. 196).
      631. Э. Ренан. История израильского народа, I, с. 278.
      632. 3 Цар 12, 22 сл.
      633. 3 Цар 15, 11 сл.
      634. 2 Парал 17, 3 сл.
      635. Археология свидетельствует о том, что высшее Божество (Эл) у семитов не изображалось в виде быка. Так изображались Ваалы "второго поколения". В то же время хорошо известны изображения, где боги стоят на быке, как на троне. Это дало основания В. Олбрайту интерпретировать священных быков Иеровоама именно как "эквивалент херувимов" (W. Albricht. From the Stone Age to Christianity, p. 238; G. E. Wright. Biblical Archaeology, p. 147).
      636. 3 Цар 12, 26-33.
      637. О происхождении святилища в Дане - Суд 18, 27
      638. 3 Цар 13, 1 и 14, 1 сл.
      639. См. надпись Меши (ХИДМ, т. 1, с. 245. Пер. Я. Борисова). Название Бит Хумри встречается в ассирийском памятнике от 740 г. (КВНР, р. 213; 3. Рагозина. История Ассирии, с. 207, 236).
      640. Библия не упоминает этого сражения. О нем известно из надписи самого Салманасара (см. ее перевод в ХИДМ, I, с. 193).
      641. См.: G. E. Wright. Biblical Archaeology, p. 152; W. E. Keller. The Bible as History, p. 229. Костяная резьба изображает животных, растения, человеческие фигуры, херувимов и языческих богов.
      642. О царе-жреце Этбаале, свергнувшем своего предшественника, см.: И. Флавий. Против Апиона, 1, 8.
      643. См.: 3 Цар 22, 6. В имена всех детей Ахава включалось имя Ягве. Это доказывает, что он не имел намерения отказаться от Бога Израилева как национального патрона.
      644. 3 Цар 16, 32. Ваал Мелькарт был покровителем города Тира. Тир был родным городом Иезавели. То, что отец ее назван в Библии царем Сидонским (3 Цар 16, 31), не должно вводить в заблуждение, т. к. "сидонцами" евреи называли финикийцев вообще. Весьма возможно, что Этбаал хотел через свою дочь и свою религию подчинить себе и политику Израиля.
      645. На это указывает 4 Цар 10, 20, откуда явствует, что число израильтян - поклонников Мелькарта - было велико.
      646. См.: 4 Цар 10, 15, 23; Иерем 35. Рихавиты были связаны с коленом кенитов, в основном живших на юге, но частично проникших на север.
      647. 3 Цар 18, 4.
      648. Местонахождение его родины неизвестно, но, по общему мнению, ее нужно искать в Заиорданье, на рубеже пустыни.
      649. 4 Цар 1, 8; 3 Цар 18, 12, 46. Одежда Илии, возможно, указывает на то, что он был "назореем" (J. Bright. Op. cit., p. 227).
      650. Сказание о засухе: 3 Цар 17-19. Сказание о винограднике: 3 Цар 21. Вознесение Илии: 4 Цар 2. Кроме этого есть в 4 Цар 1 эпизод Илии и Охозии, который примыкает к истории вознесения пророка.
      651. Предполагают, что Кармил был местом почитания Мелькарта и границей владений Ахава и Этбаала (W. Albright. Archaeology and Religion of Israel, 1953, p. 156).
      652. Согласно Менандру, голод в царствование Этбаала длился около года (И. Флавий. Против Апиона, 8, 13, 2).
      653. Так объясняли прекращение бедствия финикийцы по сообщению Менандра.
      654. Darmsteter. Les Prophetes d'lsrael.
      655. 3 Цар 22.
      656. 4 Цар 1.
      ПРИЛОЖЕНИЯ
      1. БИБЛЕЙСКАЯ НАУКА И ПРОБЛЕМА БОГОВДОХНОВЕННОСТИ
      Ряд глав этой книги был посвящен ветхозаветной истории. Нет надобности доказывать, что для того, чтобы глубже осмыслить и понять ее историко-философское значение, необходимо как можно ближе к истине восстановить картину развития израильской религии. Основным источником в данном случае служат библейские книги. Однако подход к ним может быть самый различный, и от этого подхода будет зависеть то или иное освещение ветхозаветной истории.
      Древние библейские тексты приняты иудео-христианским миром как Священное Писание в силу их боговдохновенности. Через Библию само Вечное Слово обращается к миру устами Своих пророков и апостолов. Священное Писание, таким образом, заключает в себе Откровение, данное человеку для указания пути к спасению.
      Встает вопрос: как же создавалось Писание, что представляет собой эта боговдохновенность?
      x x x
      Если признать, вслед за христианскими писателями II в. Афинагором, Юстином, Тертуллианом, что библейские авторы были лишь слепыми орудиями в руках Духа Божия, то авторство их должно быть понимаемо совершенно условно. Тогда его можно сблизить с так называемым "автоматическим письмом", при котором медиум в состоянии бессознательного транса становится проводником таинственных инспираций. При таком "вербалистском" (от verbum - "слово") понимании каждое слово, каждая буква Библии должны пониматься буквально, без малейшей историко-филологической критики, ибо перед нами будет не произведение человека, а лишь запись Божественных глаголов.
      Однако уже в святоотеческой литературе классической поры (IV-Vвв.) мы видим переход к другой точке зрения. Отцы Церкви обращают главное внимание не на букву, а на дух Писания и тем самым постепенно отходят от вербализма. Так, св. Василий Великий уже указывает на неясности и неточности Писания, видя в них залог свободы человеческого исследования (св. Василий Великий. Шестоднев. Творения. Рус. пер. СПб., 1911, т. 1, с. 224 632).
      Для св. Иоанна Златоуста бытописатель отнюдь не просто пассивный передатчик слов Божиих. Он активно участвовал в создании священных книг и при этом облекал их в нарочито упрощенную форму, "снисходя к обычаю человеческому" (св. Иоанн Златоуст. Беседы на "Бытие", III, 3, с. 17). Он "употреблял грубые речения приспособительно к немощи человеческой", ибо он "говорил людям, которые не могли слушать иначе" (там же, XV, 2, с. 121; XII, 4, 5, с. 98).
      Эта тенденция отделять в Писании божественный элемент от человеческого, появившаяся в классической патристике, стала гаснуть в период раннего средневековья. Снова возобладало механическое понимание боговдохновенности, снова начали думать, что Откровение в Библии распространяется на ее внешнюю форму и даже на каждую букву.
      Сомнениям вербализм стал подвергаться лишь в схоластическом богословии. Так, французский теолог Пьер Абеляр (1079- 1142), предшественник великих схоластиков, критиковал его, правда, крайне осторожно, ссылаясь на факт многочисленных разночтении в Св. Писании. Он указал на то, что человеческому разуму принадлежит Богом данное право избирать из противоречивых текстов тот, который более выдерживает разумную критику. Для этой цели Абеляр собрал воедино эти тексты (как библейские, так и святоотеческие) в своем известном сочинении "Sic et non" ("Так и нет").
      В толковании на Послание к Римлянам Абеляр выделял три элемента, из которых складывается Писание: а) непогрешимое божественное Откровение; б) личные черты писателя; в) обстоятельства написания, т. е. эпоха, особенности записи и сохранения текста, фактическая осведомленность автора и т. д. Следовательно, то, что есть в Библии вечного и божественного, составляет ее ядро, сущность, вокруг же этого ядра, согласно Абеляру, нарастают элементы преходящие, человеческие, подлежащие, в отличие от боговдохновенной сущности, критике разума. Крупнейший представитель схоластического богословия Фома Аквинат (1225-1274) был также близок к подобной точке зрения. Он подчеркивал, кроме того, качественную разницу между вдохновением пророка и трудом библейского летописца. Последний был писателем, созидающим с помощью Божией. Пророк же, в отличие от него, есть вестник Высшей Воли, откровение о Которой он получил непосредственно.
      x x x
      В эпоху Возрождения среди гуманистов начинается углубленное изучение Библии в подлиннике. Богословы овладевают греческим и древнееврейским языками, что дает им возможность понять несостоятельность вербализма; из сравнения переводов явствует, насколько часто они бывают неточны, насколько вообще невозможно создать перевод, совершенно адекватный подлиннику.
      Между тем Реформация совершила неожиданный поворот к старым воззрениям. Отказавшись от церковной традиции, от Священного Предания, ранние протестантские мыслители с особой силой подчеркивали значение и авторитет того, что у них осталось, - Библии. Идеологи раннего протестантизма вернулись к самому первоначальному взгляду на Откровение в Св. Писании, видя в нем исключительно лишь Слово Божие, лишенное каких бы то ни было человеческих сторон. Библейский автор понимался ими, как у христиан II в., в духе механического вербализма, подобно простому "органу Духа". Однако сравнительно-филологическое изучение Св. Писания уже началось, и оно постепенно вырабатывало существенные аргументы против вербалистов.
      Работы Б. Спинозы (XVII в.) и Ж. Астрюка (XVIII в.) по выяснению источников Пятикнижия подготовили почву для создания в протестантизме "либерально-теологического" воззрения на Библию. Литературная критика Библии стала все меньше и меньше считаться с учением о боговдохновенности, рассматривая Св. Писание лишь как произведение рук человеческих. В середине XIX столетия эта тенденция нашла наиболее яркое выражение в так называемой "религиозно-исторической школе", которая применяла к изучению Библии общие принципы исторической науки. Эта школа возглавлялась протестантским богословом-библеистом Ю. Велльгаузеном (1844-1918), который в своей известной работе "Prolegomena zur Geschichte Israels" (1878), подытожив работы Астрюка, Эйхгорна, де Ветте, Графа, Блека, предложил полностью пересмотреть принципы ветхозаветного источниковедения и экзегетики. Его школа полностью отвергла традиционные воззрения на авторство и время написания ряда библейских книг, что должно было в корне перестроить концепцию ветхозаветной истории. В частности, был пересмотрен взгляд на Моисея как автора всего Пятикнижия (см. приложение 3), и в книге пророка Исайи были выделены две разнородные части, написанные, по мнению этих экзегетов, в разное время; эсхатологическая часть книги пророка Даниила была отнесена к середине II в. до Р. X.
      Одной из главных ошибок нового течения в левопротестантской экзегетике была ее ориентация на позитивизм и эволюционизм. Этим не замедлили воспользоваться ее противники, указав на ее предвзятость, односторонность и отрыв от христианских принципов. Однако значение "либеральной библеистики" было не только отрицательным; она пробудила, вместе со стремлением отстоять традицию, живой интерес к историко-филологической экзегетике, к более глубокому развитию науки о Св. Писании.
      x x x
      Господствующий взгляд Католичества на проблему боговдохновенности в эпоху Реформации склонялся к вербализму. Так, на IV заседании Тридентского Собора (1554) было дано определение, в котором говорилось, что апостолы писали "под диктовку Св. Духа" (Spiritu Sancto dictante). Впрочем, эта формулировка допускала широкое толкование, так как оставался открытым вопрос, что именно "диктовалось" - буквальный текст Писания или основное его содержание.
      Оппозиция против слишком формального понимания боговдохновенности среди католических богословов наметилась уже в XVII в. В основном она была представлена богословами из Общества Иисуса (Беллармин, Лессий). В дальнейшем развитие католического взгляда на вопрос все более и более приближалось к четкому разделению божественной и человеческой сферы в Св. Писании. Это отразилось на многочисленных богословских исследованиях (работы Геттингера, кардинала Ньюмена и др.) и на определении I Ватиканского Собора, на III сессии которого (24 апреля 1870 г.) была изменена тридентская формула (вместо слова dictante употреблено слово inspirante).
      Ряду католических библеистов, подобно многим протестантам, не удалось избегнуть крайности и увлечения рационализмом. Это достаточно явно показал пример известного экзегета Альфреда Люази (1857-1940) - главы католических модернистов. Эти последние в известном смысле пошли еще дальше либеральной теологии протестантизма и почти перешагнули рубеж христианства как такового. Поэтому высшие церковные власти отнеслись к новому течению с настороженностью, а Лев XIII в своей энциклике "Providentissimus Deus" (1893), в противовес увлечениям, предписывал держаться консервативной точки зрения на боговдохновенность.