Звонок на рассвете

Медведовский Леонид
Звонок на рассвете

        Леонид МЕДВЕДОВСКИЙ
      ЗВОНОК НА РАССВЕТЕ
      Повесть
      1
      Очнулся Михаил Носков в машине "Скорой помощи". Рядом, пытаясь прощупать его пульс, сидела женщина в белом халате. У изголовья - Алла. Едва заметные при дневном свете коричневые пятна на ее лице сейчас проступали особенно отчетливо. Ни голоса, ни даже шепота Аллы не было слышно. Лишь по движениям побелевших губ Михаил уловил: "Миша, Мишенька, как же это?.. Ведь у нас скоро маленький будет..."
      Михаил устало прикрыл глаза, прислушался к боли. Она затаилась где-то внутри, изредка давая о себе знать короткими злыми укусами. Не ждал он того подлого удара, не заметил...
      Носков подошел к придорожным кустам, где прятался незнакомый парень, крикнул:
      - Эй, малый, ты что там затаился? А ну вылазь!
      Молчание. Только тлеющий огонек сигареты выдавал присутствие человека.
      - Кому говорят - выходи!..
      И сразу после этого удар - предательский, подлый... Нет, не сразу. Вышла мать, он что-то крикнул... Что же он крикнул?.. "Мама, зови скорей отца... пусть принесет воды..." Воды!.. Воды!! Воды!!!
      Михаил облизал шершавым языком сухие губы, умоляюще взглянул на медсестру. Та медленно покачала головой: нельзя.
      ...Словно огромное жало гигантской осы внезапно впилось в его живот. В первое мгновение Михаил даже не понял, что произошло. Но преступник с силой рванул рукоятку ножа кверху, и только крепкий армейский ремень помешал сделать рану еще шире...
      Носков бежал к дому согнувшись, неловко зажав живот руками, и чувствовал, как горячая и липкая кровь просачивается сквозь судорожно сжатые пальцы. У него еще хватило сил взобраться на крыльцо, но открыть дверь Михаил уже не смог. Перед глазами поплыли огненные круги, ударил в уши тугой набатный звон, и он, задыхаясь, рухнул на ступеньки лицом вниз, жадно хватая посиневшими губами ставший почему-то разреженным воздух...
      - Считайте! Считайте дальше! - слышится над головой требовательный мужской голос.
      - Шесть... семь... восемь...
      Удушливо-сладкий запах эфира мягко обволакивает голову, невыносимо хочется спать.
      - Считайте! Считайте! - твердит тот же голос.
      - Одиннадцать... двадцать три... четырнадцать...
      - Приготовить зажимы! Скальпель! - Это было последним, что услышал Михаил перед тем, как погрузиться в долгий операционный сон...
      * * *
      Меня будит длинная заливистая трель звонка, я открываю глаза и слышу деликатно приглушенный голос нашего шофера Геннадия Спирина: "Вы уж не сердитесь, Анна Викентьевна, срочно нужен, меня дежурный послал..."
      Мать впускает Спирина в квартиру, ворчливо предлагает раздеться, затем говорит:
      - Как хотите, Гена, но без чашки кофе я вас обоих не отпущу. Никуда ваши преступники от вас не денутся!.. - Она отправляется на кухню варить кофе, а я приоткрываю дверь своей комнаты.
      - Гена, заходи! Что там стряслось?
      - Тяжкое, Дим Димыч! В вашей зоне таксиста порезали. Вчера в двадцать три часа на Гончарной.
      - Грабеж? - невольно вырывается у меня.
      - Непохоже. Пиджак с деньгами не тронут.
      - Свидетели есть?
      - Мать таксиста. Видела преступника издали...
      - Значит, таксист заезжал домой?..
      Тихонько вошла моя старушка, стараясь не греметь посудой, расставила на столе чашки с кофе, тарелки с бутербродами. Видимо, она слышала последние слова Гены - остановилась у дверей, заинтересованно ожидая продолжения.
      Я оглядываюсь.
      - Ты прости, мама, но у нас чисто служебный разговор. Обещаю: когда раскрутим это дело, доложу во всех подробностях.
      Она обидчиво поджимает губы и выходит, плотно прикрыв дверь. Я сыплю сахар в чашку, придвигаю сахарницу Геннадию.
      - Давай дальше! Кто осматривал место происшествия?
      - Следователь и Волков. В его дежурство случилось...
      - Приметы преступника?
      - Очень слабенькие. Среднего роста, худощавый, волосы русые. Был одет в светлый плащ...
      Я раздумываю, о чем бы еще спросить. Воспользовавшись наступившей паузой, Гена налегает на бутерброды.
      М-да, приметы, как говорится, среднеевропейские, по таким можно заподозрить чуть ли не треть человечества. Начинать, видно, придется с нуля... Первым делом в больницу к потерпевшему.
      На пороге мать сует Спирину пакет с провизией. Безусое мальчишеское лицо сержанта заливается помидорным румянцем: есть такая у него слабинка любит поесть. И самое удивительное, что при всем своем богатырском аппетите Гена тощ, как кошелек перед зарплатой.
      Я впервые в реанимационном отделении, но нашел его быстро - оно расположено у самых больничных ворот. Здесь все продумано: когда решают секунды, на пути к операционной не должно быть лишних метров. На двери лаконично-суровая табличка: "Посторонним вход воспрещен!" Посторонним я себя не считал и потому, не колеблясь, нажал на кнопку звонка. Щелкнул замок, в меня пальнул любопытствующий взгляд молоденькой медсестры.
      - Я из угрозыска. Мне нужно срочно повидать раненого таксиста.
      - Минуточку, я позову врача...
      Медсестра ушла, не забыв захлопнуть дверь. Минут через десять, когда я уже собрался звонить второй раз, в дверях показался сухопарый парень примерно моего возраста. Солидней и старше его делала аккуратная шкиперская бородка, закрывающая верхнюю пуговицу серого с голубоватым оттенком халата. Он ни о чем не спрашивал, только смотрел вопросительно. Я протянул свою книжечку.
      Он долго и, казалось, тщательно изучал мое удостоверение, но я по его отсутствующим глазам видел, что мысли врача там, с больными, что мой визит не ко времени и вообще он с трудом понимает, кто я и зачем здесь.
      - Агеев, из уголовного розыска, - представился я, пытаясь пробиться сквозь чащобу забот и тревог, обступивших врача.
      Он встрепенулся.
      - Сеглинь, лечащий врач. Чем могу быть полезен?
      - Доктор, мне нужно видеть раненого таксиста!
      Его губы непримиримо сомкнулись.
      - Это невозможно! Носков в крайне тяжелом состоянии.
      - Жить будет?
      Он помедлил с ответом.
      - Трудно сказать. Потеряно много крови...
      Я корректно, но настойчиво оттеснял Сеглиня в коридор, пока входная дверь не захлопнулась за моей спиной.
      - Доктор, вы должны понять, этот разговор нам очень важен. Носков единственный, кто видел преступника в лицо.
      Сеглинь покачал головой:
      - Боюсь, ваше посещение взволнует больного. Может быть, завтра?
      - Доктор, дорога каждая минута! Преступник на свободе, кто знает, каких бед он может натворить...
      - Хорошо! - наконец решился он. - В порядке исключения даю вам две минуты. Наденьте халат, я вас провожу.
      Раненый лежал в одиночной палате, окруженный сложной аппаратурой из стекла и никеля. Он дышал тяжело и прерывисто, на лбу серебрились мелкие бисеринки пота. Врач промокнул его лоб марлей, сказал негромко:
      - Миша, к вам товарищ из милиции. Вы сможете говорить?
      Носков с усилием открыл глаза, в них застыла неутолимая боль.
      - Спрашивайте, - едва слышно прошептал он.
      Я понял, какого труда стоит ему каждое слово, и растерялся, забыв заготовленные вопросы. И тогда он начал рассказывать сам. Шептал он быстро, бессвязно, спотыкаясь на трудных буквосочетаниях. Ему, видимо, необходимо было выплеснуть наболевшее, освободиться от навязчивых образов, засевших в воспаленном мозгу.
      - Я чинил машину... поломался рядом с домом... а этот, в плаще... приставал к девушке... замахивался... Пьяный такой... злобный... Я хотел помочь... пошел к ним... Они ссорились... он ее обвинял в измене... Потом... потом... они убежали... Я хотел его... в милицию... вытащил из кустов... И тогда... тогда... он...
      Лицо раненого исказила мучительная гримаса, он застонал, заскрипел зубами, заново переживая случившееся. Сеглинь встревоженно приподнялся, движением бровей указал на часы.
      Я заторопился.
      - Скажите, Миша, вы этого парня встречали раньше?
      - Нет... кажется, нет...
      - Может, запомнили его лицо? Ведь вы шофер, у вас должен быть цепкий глаз. Что вам запомнилось в его внешности?
      Он ответил сразу, видно, лицо преступника навечно отпечаталось в его памяти:
      - Баки на щеках... И глаза... Холодные, острые... как буравчики...
      Михаил сцепил зубы, подавляя готовый вырваться стон. Сеглинь поднялся, сказал сердито:
      - Все! На сегодня хватит!
      - Последний вопрос, доктор! Миша, быть может, во время ссоры было названо какое-то имя. Вспомните...
      Носков закрыл глаза, и было не понять: то ли он снова впал в забытье, то ли обдумывал мой вопрос.
      Между тем Сеглинь тормошил меня:
      - Идемте, идемте, ему нужно отдохнуть.
      Я медлил. Я все еще надеялся получить ответ на очень важный вопрос и клял себя за то, что задал его так поздно. Врач вежливо, но твердо взял меня за руку и повлек к выходу. У дверей я оглянулся: Михаил слабо шевелил пальцами, как бы подзывая к себе. Я вернулся почти бегом.
      - Вспомнили?
      - Девчонка повторяла: "Не надо, не надо..." Имя называла... - Тонкая морщинка пролегла на гладком юношеском лбу. - Не помню... забыл...
      Я легонько пожал вялую ладонь.
      - Припомни, Миша, это очень важно. Вспомнишь, скажи доктору, я ему оставлю свой телефон. Счастливо, Миша, выздоравливай!
      Он обхватил мою руку холодными негнущимися пальцами, прошептал:
      - Увидите маму... передайте... пусть не волнуется... И Алле... ей нельзя... скоро маленький будет... А я... я... выбак... выкаб... выкарабкаюсь...
      Наша работа не для слабонервных, но к подобным сценам иммунитета у меня еще не выработалось. Да и вряд ли это когда-нибудь случится. Сострадание к страданию, злость против зла. Если нет в душе этих чувств, трудно, даже невозможно работать в милиции...
      2
      Я выхожу из отделения реанимации в преотвратнейшем настроении. Что толку хитрить с самим собой? Я могу играть роль многоопытного сыщика перед погруженным в больничные заботы Сеглинем, но сам-то я в тихой панике, внутри у меня все дрожит и трепыхается. Ну где, где мне искать этого подлого юнца?..
      - Куда поедем, товарищ лейтенант? - спрашивает меня Спирин, открывая дверцу машины. - В отдел?
      - Что нам там делать? Рули на Гончарную!
      - Есть на Гончарную! - четко повторяет сержант, круто забирая влево.
      Мы мчимся, обгоняя троллейбусы, по безлюдным в этот ранний воскресный час улицам Задвинья. По дороге Геннадий снова коротко рассказывает все, что знает. Кроме дежурного следователя, на происшествие выезжали участковый инспектор Алексей Волков, эксперт-криминалист, кинолог с собакой. Однако по горячим следам преступника найти не удалось. Ничего существенного не дал и осмотр места происшествия.
      Машина останавливается напротив деревянного двухэтажного дома с застекленной верандой.
      - Мы сейчас стоим на том месте, где таксист ремонтировал свою "Волгу", - говорит Спирин, - а само происшествие произошло вон там, - и он показывает на кусты неподалеку от уличного светильника.
      Я распахиваю дверцу, выпрыгиваю из машины.
      - Сержант, я остаюсь здесь, а вам нужно доставить сюда участковых Волкова и Рябчуна. Срочно!
      Геннадий смотрит на часы, говорит:
      - Девять ноль пять. Наверно, еще ухо давят. Воскресенье все же...
      Машина срывается с места, а я направляюсь к кустам на противоположной стороне улицы. Трава на газоне в темных пятнах - действительно много крови потерял Носков. Круглые, звездчатые пятна переходят на асфальт, по ним можно четко проследить путь Михаила к дому. Вначале он еще шел, дальше капли стали принимать форму эллипса - значит, побежал...
      По узкой, завитой спиралью лестнице я поднялся на второй этаж. Дверь мне открыла женщина с глубоко запавшими от бессонной ночи глазами. Ошибиться немыслимо - это могла быть только мать Михаила Носкова. Те же, что у сына, волнистые, вразлет брови, тот же тонкий острый нос.
      - Агеев, инспектор уголовного розыска, - представился я.
      - Проходите, пожалуйста, - тихо сказала женщина и первая пошла по коридору.
      В комнате я увидел невысокого худощавого парня, который стоял у придвинутого к стене стола и выкладывал из авоськи бутылки с соками. Оглянувшись на звук шагов, он вежливо со мной поздоровался, сказал:
      - Ксения Борисовна, вот все, что было в магазине. Взял каждого сорта по паре: две - сливы, две - абрикосы, две - персики, две - вишни, две "Мичуринки", две - грушевый нектар. Всего двенадцать бутылок. Виноградного, правда, не было.
      Ксения Борисовна вынула из сумки кошелек.
      - Пока хватит, Рома, спасибо тебе за хлопоты. Сколько ты потратил?
      Парень смущенно взлохматил старательно уложенную прическу.
      - Пять шестьдесят, но мне не к спеху. Виноградного достану, тогда и рассчитаемся... Я пойду, Ксения Борисовна, если что понадобится, передайте через Ивана Николаича, ладно?..
      Парень попрощался и вышел из комнаты.
      - Друг вашего сына? - спросил я.
      - Нет, что вы, он даже незнаком с Мишей. Это Рома Фонарев, они с моим мужем в одном цехе работают. И куда столько соков накупил? Да их за месяц не выпить!
      С чего начать разговор? Как найти верный тон? Убитая горем мать единственного сына, и она же единственный пока свидетель... Сейчас все ее мысли заняты Михаилом, вопросом: "Выживет ли?" Она явно не ждала моего прихода. Вон и сумка с продуктами приготовлена, и сама она украдкой поглядывает на часы. Нет, нет, в таком тревожно-нетерпеливом состоянии нужного разговора не получится. Если сейчас сразу спросить ее об обстоятельствах происшествия, она в спешке может упустить многие важные детали. А мне нужны именно детали, общее представление о том, что здесь произошло, у меня есть.
      - Вчера со мной уже беседовал один следователь. Вряд ли я смогу добавить что-нибудь новое... - наконец говорит она.
      - Ксения Борисовна, я был в больнице. Ваш сын просил передать, чтобы вы не волновались...
      Женщина рванулась ко мне, заговорила отрывисто, заглядывая в глаза, ища в них правду:
      - Вы у него были?.. У Мишеньки?.. Как он?.. Умоляю вас, ничего не скрывайте!
      - Врачи обещают поставить его на ноги...
      По-видимому, что-то в моих словах ее встревожило, она засуетилась, засобиралась беспорядочно.
      - Вы извините... я совсем готова была... думала, дождусь Аллу и мужа... они уже там, в больнице... Вы извините... я пойду... а вы подождите... или в другой раз...
      - Ксения Борисовна, к нему никого не пускают.
      - Мать обязаны пропустить!
      - Ксения Борисовна, никого.
      - Как же так? Я хотела отнести ему поесть...
      - Ему пока ничего нельзя.
      - Даже соков?
      - Ничего!
      Она бессильно опустилась на стул, коротко всхлипнув, вытерла глаза платком, решительно повернулась ко мне.
      - Вы хотели что-то узнать. Спрашивайте!
      Я помолчал, собираясь с мыслями.
      - Вы кого-нибудь подозреваете? У Михаила могли быть враги?
      Ксения Борисовна протестующе замахала руками.
      - Какие враги, вы что! Миша - добрейший парень, очень честный и справедливый. Его всегда все любили и в школе, и в армии, и в таксопарке. Сколько у него благодарностей от пассажиров!..
      Я слушал взволнованный, сбивчивый, многословный рассказ Ксении Борисовны и думал о своем. Конечно, кому, как не матери, знать родного сына и кому, как не ей, добросовестно заблуждаться в его достоинствах и недостатках?
      - Помню, едем мы однажды в троллейбусе. Входят на остановке несколько подростков. Шумят, ругаются, ведут себя безобразно. Взрослые мужчины сидят, будто и не слышат ничего. Миша стоял у водительской кабины, а подростки ехали сзади. Верите - он к ним через весь салон протиснулся. Чем уж он их стреножил, не знаю, а только сразу посмирнели, притихли... А еще был случай - вооруженного бандита в милицию доставил. Садился к нему пассажир, и во внутреннем кармане Миша увидел крестообразную ручку. Потом оказалось - кинжал.
      - Когда это было?
      - Года три назад...
      Делаю в блокноте пометку: "Сдал в мил. гр-на с хол. ор. Проверить!" Так, так, значит, возможна версия мести.
      Мы спускаемся вниз, я прошу Ксению Борисовну подробно рассказать обо всем, что она видела. Жестокая все же у меня профессия! У человека горе, а я его растравляю, заставляю вновь и вновь переживать случившееся.
      - ...Я вывела Альфу на прогулку, смотрю, Миша ремонтирует машину. Те двое стояли метрах в тридцати... о чем-то громко спорили. Темно было, да я особенно и не присматривалась. Знать бы, что понадобится... Собака почуяла чужих, стала рваться с поводка. Они загораживали весь тротуар... Я не решилась пройти мимо, боялась - Альфа бросится. Не доходя нескольких метров, повернула обратно...
      - Парня в светлом плаще не разглядели?
      - Темно было, да и стоял он как-то боком... Сейчас, подождите... Она провела рукой по глазам. - Подбородок его мне запомнился. Длинный такой, массивный... С таким подбородком только в колонии и сидеть...
      - Вы думаете, он из ранее судимых?
      - Даже не сомневаюсь! Кто другой бросится с ножом на человека?! И за что?..
      - Ваш сын хотел защитить девушку...
      - Стоит ли она тех мук, что Миша принял?
      - Может, вам что-нибудь запомнилось в ее внешности? Фигура, прическа, одежда?
      Ксения Борисовна задумалась. И снова характерный жест, будто сгоняет с глаз все лишнее, чтобы сосредоточить внутреннее зрение на самом важном.
      - Худенькая, небольшого роста. Волосы черные, распущены по плечам... Одета была в куртку из жатой кожи...
      - Как думаете, они были знакомы?
      - Они ссорились. Он был очень взвинчен, кричал, размахивал руками, наскакивал на девушку с угрозами... Я отвела собаку домой, возвращаюсь с бутербродами для Мишеньки. Смотрю, девчонки уже нет, а тот мерзавец и Миша стоят друг против друга, и Миша крепко держит его за руку. Вот тогда он и крикнул: "Зови отца, надо этого типа сдать в милицию!" Я побежала за Ваней, а когда вернулась...
      Ксения Борисовна вынула платок и стала отирать непрошено появившиеся слезы.
      - Как вы думаете, эти молодые здешние или из центра?
      - Тот мозгляк, что Мишу поранил, не дальний.
      - Почему вы так считаете?
      - Уж очень быстро он скрылся. Муж пробежал всю улицу из конца в конец - никого... Все произошло в одно мгновенье. Я даже наверх не поднималась, только крикнула: "Ваня, спустись!" Вернулась, а сын бежит навстречу и живот руками зажал. У меня и в мыслях не было, что он ранен, думала просто ударил тот негодяй... Муж выскочил, я ему кричу: "Ваня, беги скорей, задержи парня в светлом плаще!.."
      - Сколько это заняло времени?
      - Минуту, от силы полторы... Потом я бросилась к Мишеньке, смотрю он лежит весь в крови. Я крикнула невестке: "Останови машину! Любую!" На счастье, мимо шла "Скорая", она и увезла Мишеньку... Потом прибыла ваша машина. Участковый Волков попросил меня подъехать со следователем в райотдел, чтобы записать мои показания, а сам остался здесь. Они вместе с мужем искали следы преступника, нож. Потом к ним присоединился Роман Фонарев, вы его сегодня видели...
      Я вижу, как трудно дается матери Михаила этот разговор, и спешу закончить его.
      - Последний вопрос. Был ли в такси пассажир?
      - Вроде нет. К машине-то я близко не подходила...
      - Спасибо, Ксения Борисовна, вы нам очень помогли своим рассказом. Возможно, придется еще кое-что уточнить...
      - Если надо, в любое время... Все готова сделать, лишь бы мой Мишенька...
      Не договорила. Отвернула сразу постаревшее, осунувшееся лицо и пошла усталой старческой походкой. А ведь ей, пожалуй, и сорока пяти нет...
      В ожидании участковых я стараюсь решить вопрос вопросов - по какой дороге убежал парень с баками? Случайность ли, что скрылся так стремительно? Преступник, хорошо ориентирующийся на местности, выбирает, как правило, кратчайший путь для бегства. Если определить точное направление, это сузит круг поиска. Куда же он побежал?
      Вот наконец и наш "газик". Первым из машины выскакивает Леша Волков худой, длинный, но франт и щеголь потрясающий. Недавний выпускник школы милиции, он нежно холит свой новенький лейтенантский мундир, поминутно сдувая с него малейшие пушинки. Вслед за Волковым из машины показывается капитан Рябчун - плотно сбитый сорокалетний здоровяк. Особые приметы: роскошные усы под "песняров" и узкая рубленая полоска на щеке - след бандитского ножа.
      "Газик" уезжает, участковые выжидательно смотрят на меня.
      - Вот что, друзья, хоть сегодня и воскресенье, придется поработать. Есть основание предполагать, что преступник и девчонка, с которой он ссорился, живут где-то в этом районе...
      Я ставлю перед участковыми задачу: надо немедленно начать поквартирный обход окрестных домов, поспрашивать у жильцов, кто что видел, кто что знает...
      К концу дня мы снова собираемся вместе. Результаты неутешительны.
      - По горячим следам не нашли, - буркнул Рябчун, - теперь побегаем.
      3
      У нас с Бурцевым один кабинет на двоих. Два стола впритык, два сейфа, стулья, вешалка - вот, пожалуй, и вся обстановка. Ну и телефон, конечно, который мы тягаем по столам то к себе, то от себя. Хотя мы с Бурцевым на "ты", дружбы между нами особой нет. Какая, к черту, дружба, когда он по всем статьям старший: я лейтенант, он старший лейтенант, мне двадцать пять, ему сорок. Кроме того, я холостяк, он отец семейства. Все это дает Бурцеву повод относиться ко мне с этакой ехидной снисходительностью.
      В понедельник я пришел пораньше, однако у Бурцева уже сидел "клиент". По внешнему виду - солидному, респектабельному - его вполне можно было принять за крупного хозяйственника. И только шустро зыркающие зрачки выдавали дельца - хитрого, ловкого, нахрапистого. Терять ему, видно, было нечего, и он распинался перед Бурцевым вовсю.
      - ...Признаю, гражданин инспектор, ваша взяла. Да, брал какие-то суммы у перечисленных вами лиц, да, обещал достать дефицитные товары. Но я прошу учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Вот у вас в протоколе эти граждане числятся потерпевшими. Спорная формулировка! А может, это я потерпевший?
      В разгар этого монолога неожиданно кашлянул селектор на столе и выдал из своего чрева голос начальника отдела уголовного розыска Бундулиса:
      - Лейтенант Агеев! Зайдите с материалами по субботнему происшествию.
      Внешность моего непосредственного начальника никак не соответствует общепринятым представлениям об облике сыщика. Ни поджарости, ни острого, проницательного взора из-под насупленных бровей. Вид у Ивара Яновича сугубо штатский: небольшого роста, толстенький, кругленький. И характер под стать внешности: добродушный, уступчивый, незлобивый. В веселую минуту Бундулис объяснял это так: толстякам и догонять обидчика тяжело, и убегать непросто. Вот они сами про себя и сочинили легенду о кротости и всепрощенчестве. А на самом деле... А на самом деле за уютно-домашней внешностью Бундулиса скрывался умный, опытный оперативный работник, начавший свою деятельность в органах милиции еще в то время, когда меня и в проекте не было.
      Я уже доложил все, что стало известно по делу, и теперь выжидательно посматривал на Бундулиса, торопливо мерившего кабинет коротенькими шажками.
      - Ошибок в твоих действиях я пока не усмотрел, - сказал он, остановившись передо мной, - ты их еще просто не успел натворить. Но и достижений, прямо скажем, негусто...
      - Откуда им быть, Ивар Янович? На второй-то день...
      - Если будем так работать, то и на десятый не изловим. И вообще забудь ты эту школьную арифметику! В нашем деле счет не на сутки, а на часы, на минуты. Версия о личности преступника сложилась?
      - Думаю, преступление совершил человек с уголовным прошлым.
      Бундулис удивленно хмыкнул:
      - И как ты это вычислил?
      - Нож был применен после того, как таксист крикнул матери: "Зови отца, надо этого типа в милицию!" Преступник явно избегал встречи с нами.
      Бундулис сел за стол, набил трубку табаком.
      - Хм, логично... Что ж, примем это за рабочую гипотезу. Пока нет ничего лучшего, будем разрабатывать твою версию.
      - Вы в нее не верите?
      - Нет, почему же. Как одна из многих, она вполне... - Бундулис открыл папку, бегло просмотрел собранные мною материалы. - Мне кажется, Дима, мы упускаем из виду характер таксиста. Даже по тем немногим штрихам, которые ты сообщил, мне он видится человеком порывистым, импульсивным, непримиримым в борьбе со злом. Кто ему эта девчонка? А он, не раздумывая, бросился ей на помощь. Возможно, Носков так же поступал и в тех случаях, о которых мы пока не знаем. Ведь он активный автодружинник, а это деталь немаловажная. Надо тщательно проверить всех когда-либо им задержанных.
      - Есть проверить, товарищ майор! Разрешите идти?
      - Постой, торопыга! Звонил прокурор района, справлялся об успехах. Дело поручено вести следователю Сушко. Слыхал такую фамилию?
      Я молча пожал плечами.
      - Ладно, иди! И держи меня в курсе.
      Я уже был у двери, когда Бундулис меня окликнул:
      - Кстати, какие волосы у предполагаемого преступника?
      - Русые... длинные...
      - Насколько я знаю, с такими из колонии не выпускают.
      - Значит, успел отрастить, - упрямо гнул я свое.
      Бундулис устало махнул погасшей трубкой, сказал раздраженно:
      - Оправдать можно любой абсурд, но от этого он не станет аксиомой. На всякий случай проверь парикмахерские, возможно, кто-то подстригался вчера. Прическа сильно меняет внешность...
      Когда я возвращаюсь к себе, Бурцева уже нет. Сажусь за стол и набрасываю план первоочередных оперативно-розыскных мероприятий. Надо срочно ориентировать по приметам дружинников, членов комсомольских оперативных отрядов, внештатных сотрудников милиции. Проверить по картотеке лиц, недавно освобожденных из мест заключения. Посмотреть последние сводки-ориентировки. Составить список водителей, задержанных автодружинником Михаилом Носковым...
      Внезапно дверь распахивается, в комнату врывается распаренный Рябчун. Бросает передо мной оперативно-учетную карточку, с маху хлопается на стул. Усы победно закручены кверху - значит, надо ждать хороших вестей.
      - Нашел я преступника, Дим Димыч! Валет это, его поганых рук дело!
      Я рассматриваю фотографию Валерия Дьякова по кличке Валет. Тяжелый удлиненный подбородок, узкие, хищно приплюснутые крылья носа, хмурые, озлобленные глаза. М-да, личность малосимпатичная. Но он ли?
      - Он, Дим Димыч, бессомненно, он. Час назад я имел беседу со знакомой дворничихой. Обрисовал ситуацию, сообщил приметы. Ну она долго не мозговала: "Валерка Дьяков - больше некому!" С Дьяковым я знаком не первый день: хорош, когда спит. Ну я к нему. Дверь открывает Сенькина Ольга Павловна - его квартирная хозяйка. Выясняется: как в субботу ушел, так с тех пор и не появлялся...
      - В котором часу ушел?
      - В двадцать два тридцать. Передача "Шире круг" кончилась в это время. Бабка спать укладывалась и слышала, как дверь бухнула... И ушел, заметь, в светлом плаще, другого у него нет.
      Неужели подтверждается моя стройная теория насчет ранее судимого? Я просматриваю карточку Дьякова. Год назад вернулся из заключения. Отбывал срок за квартирную кражу, за ношение холодного оружия... Листаю блокнот: "Сдал в мил. гр-на с хол. ор." Что, если оправдается и моя догадка о мести?
      Снимаю трубку, набираю номер нашего информационного центра.
      - Привет, Гунар, узнаешь? Послушай, мне надо срочно выяснить обстоятельства задержания Валерия Дьякова. Да, в колонии усиленного режима... Год рождения - пятьдесят второй...
      Жду с нетерпением!..
      Рябчун смотрит на меня с добродушной усмешечкой.
      - Что, Дим Димыч, сомнения одолели?
      - Да как вам сказать, Андрей Петрович? Уж очень кругленько все получается.
      - Я ведь не все еще рассказал. Похаживала к Валету одна деваха. Волосы густые, черные и по плечам раскиданы. Волосы - смерть мужчинам! Это Ольга Павловна так расписывает. "Мне бы, - говорит, - такие во младости, уж я бы собой распорядилась..."
      - По приметам похожа на ту, с которой ссорился преступник.
      - Именно! - вскакивает Рябчун. - Именно так!
      - Имя, где живет?
      - Вот этого Сенькина не знает. Один раз деваха записку Валерке оставила, подписалась "Черныш"... Между прочим, каждый раз уходила от Дьякова с какими-то пакетами...
      - Когда она была в последний раз?
      - Давненько, что-то у них вкось пошло. Сейчас к нему другая повадилась - рыженькая...
      Звонок. В трубке голос Гунара.
      - Дим Димыч, слушай, что мне выдал компьютер. Интересующий тебя Валерий Дьяков по кличке Валет был доставлен в дежурную часть таксистом Михаилом Носковым.
      Следователь Сушко оказалась молодой девушкой, правда, чуть постарше и гораздо серьезней, чем я себе представлял. С первых же минут я не без горечи понял, что на роль опекуна робкого, неоперившегося существа мне рассчитывать не приходится - у Галины Васильевны двухлетний стаж работы в должности следователя.
      - Итак, Дмитрий Дмитриевич (я даже оглянулся - настолько отвык от полного величания), подозреваемый установлен. - Голос ее звучал подчеркнуто официально, и это странным образом контрастировало с улыбчивым взглядом больших зеленовато-карих глаз, опушенных густыми черными ресницами. - Меня, как вы понимаете, интересуют потенциальные свидетели. Какие у вас основания считать, что Валерий Дьяков знаком с той девушкой?
      - Во-первых, - начал я уверенно, - потерпевший утверждает, что они ссорились, а ссориться могут только люди знакомые. Вообще слово "ссора" вызывает у меня ассоциацию с чем-то интимно-семейным...
      - Любопытно, - усмехнулась она краешком затейливо изогнутых губ. - А как вы назовете столкновение в трамвае, в магазине, на улице между совершенно незнакомыми людьми?
      - Стычка, схватка, потасовка...
      Галина Васильевна рассмеялась звонко и белозубо.
      - Ваши лингвистические изыскания, Дмитрий Дмитриевич, не лишены интереса, но давайте оставим их до более спокойных времен. Картина преступления рисуется мне совсем иначе. Парень в светлом плаще пристал на улице к незнакомой девушке, она стала отбиваться. Таксист Михаил Носков бросился на защиту девушки, дав ей тем самым возможность скрыться. И вот тогда-то преступник, взбешенный тем, что жертва ускользнула, кинулся с ножом на таксиста. Из этого следует, что...