6

Джастин понимал, что поступает неправильно, но уже не мог остановиться. Все тот же шаловливый демон, который заставил его вернуться в хижину средь бела дня, снова натянул лук и вогнал стрелу, на этот раз в самое сердце.

Открывая дверь, Джастин ожидал увидеть бедную сиротку в затасканном сюртуке, которую оставил спящей перед уходом в поле. Однако за время его отсутствия в доме побывали феи, и все преобразилось. Перед ним стояло чудное видение женской красоты. Эмили была очень хороша, глаз не оторвать, и сердце его сладостно замерло. Непреодолимо тянуло к ней, хотелось прикрыть губами ее застенчивую улыбку, положить на постель и просить принести ему в дар ее женское тело и детское сердце.

Не раз Эмили пыталась убедить его, что она вовсе не ребенок, но Джастин игнорировал очевидное, пока не услышал дразнящий шелест юбки вокруг бедер и не увидел цветастый шарф на полной груди. До этой минуты он мог тешить себя мыслью, будто в его доме поселилось некое смешное маленькое существо, которое нарушило раз и навсегда заведенный порядок и поэтому служило источником раздражения и недовольства. Теперь все изменилось.

Достаточно было войти в комнату, и все полетело вверх тормашками, рассыпался, словно карточный домик, размеренный образ жизни, созданный с огромным трудом, и Джастин оказался пригвожденным к двери, как жертва языческим богам.

— Нет, ты никуда не пойдешь, я не пущу, — повторил он.

Эмили обозлилась и надулась. Джастин понял, что допустил грубую ошибку. Девчонка не признавала запретов. Не разрешить ей — она пойдет напролом. Нельзя ожидать, что голодная львица повинуется команде, если швырнуть ей кусок сочного мяса и приказать к нему не прикасаться.

— Не поняла, — парировала Эмили ровным голосом. Она стояла перед дверью, скрестив руки на груди и грозно посапывая, как разъяренный бык перед матадором.

— Глубоко сожалею, но не могу тебе этого позволить.

— Это еще почему?

— Небезопасно, на воле слишком много… этих…

— Тигров? Кобр? Медведей? — подсказала Эмили.

При чем здесь медведи? За стенами хижины — масса мужчин, в том числе воины маори, которых любая англичанка признает красавцами, рослые и мужественные полинезийцы с бронзовыми мускулистыми руками, лоснящимися от пота, люди, способные долгие часы трудиться на жарком солнце и не чувствовать усталости. Среди них немало юношей, напоминающих греческих богов. Слишком много соблазнов, и Эмили там не место. Но что ей сказать?

— Людоеды! — неожиданно выпалил Джастин. — Вокруг слишком много каннибалов. Неужели забыла? Я же тебе все время о них толкую.

— И ты считаешь, что они сразу на меня набросятся? — язвительно спросила Эмили, провела кончиком языка по жемчужным зубам и зло оскалилась.

Джастин мял в руках шляпу, будто пытался выдавить из нее решение проблемы. Он боялся сорваться, как натянутая до предела струна. Ну до чего аппетитная девчонка! Признаться, здесь ей грозит еще большая опасность, чем на воле.

— Не могу поручиться, что людоеды проявят выдержку, — сказал Джастин.

— Странно. А я вот точно помню, что Трини говорил, будто в округе нет ни одного племени, враждебно настроенного к белым. Более того, по его словам, местные туземцы сражались вместе с белыми против пришельцев, пытавшихся силой захватить их земли.

Не только аппетитная, но и обладает отличной памятью. Такое сочетание представляет смертельную опасность.

— Тем не менее, — гнул свое Джастин, — на востоке, в районе Роторуа, до сих пор можно встретить враждебно настроенные племена, и они довольно часто совершают набеги на прилегающую территорию, — терпеливо втолковывал он. Заметив, что Эмили обиженно выпятила губу, Джастин поспешил смягчить тон. — Единственное, о чем прошу, не выходи из дома одна. Я позже вернусь, и мы вместе прогуляемся. — Естественно, у него и в мыслях не было возвращаться до заката. Джастин рассчитывал пригласить девушку на прогулку, когда станет совсем темно и только ему будет дано любоваться ее прелестями.

— Значит, пока ты не вернешься, мне предстоит торчать здесь взаперти, как рабыне или твоей пленнице? — спросила Эмили, тряхнула кудрями и вопросительно посмотрела на Джастина.

А его раздирали противоречивые чувства и желания; хоть смейся, хоть плачь. Слово «пленница» разбудило воображение, и в уме всплыли эротические картинки, в которых немалая роль отводилась шелковым путам и пушистым звериным шкурам. В душе Джастин вновь возблагодарил бога, что он не позволил девушке угодить в руки какого-нибудь мерзавца, но одновременно приходилось признать, что совладать с собой становится все труднее.

Эмили обиженно надула губки; интересно, что она предпримет дальше? Пустит слезу или швырнет ему в лицо чем-то тяжелым? Пока суд да дело, Джастин счел за благо поскорее ретироваться. Эмили стоит у самой печки, там сковородка под рукой, а у него нет особого желания провести еще одну ночь за склеиванием разбитой утвари. Джастин нахлобучил шляпу, подивившись тому, что головной убор за короткое время приобрел странную форму, а когда поля шляпы надежно прикрыли глаза, решился наконец взглянуть на Эмили. И, к своему удивлению, обнаружил, что она не сердится, а скорее расстроена. Не удержавшись, Джастин сделал шаг навстречу, приподнял ее голову и мягко сказал:

— Я скоро вернусь, обещаю.

Сдерживаться дальше было невмоготу, Джастин нежно поцеловал девушку, она ответно задрожала, и у него в душе все перевернулось. По дороге к полю Джастин вспоминал выражение бездонных темных глаз Эмили; становилось неясно, кто из них теперь пленник?

«Я скоро вернусь, обещаю» — эта фраза, брошенная Джастином перед уходом, не давала Эмили покоя. То же самое сказал отец, когда прощался с нею в элегантной гостиной мисс Винтерс. Помнится, мороз изукрасил причудливыми узорами окна, а в комнате было уютно и тепло, весело потрескивал огонь в камине.

Директриса суетилась и не знала, как еще угодить дорогому гостю, обладавшему, по ее сведениям, солидным капиталом, который был вложен в новозеландские золотые прииски, обещавшие баснословные прибыли. В конечном счете она предоставила свою гостиную, чтобы отец и дочь могли попрощаться с глазу на глаз. Мисс Винтерс не уставала заверять мистера Скарборо, что не пожалеет усилий, дабы создать наилучшие условия для новой воспитанницы.

Как только директриса вышла из комнаты, отец и дочь примолкли; впервые в жизни они не знали, что сказать, хотя прежде им ни разу не приходилось искать тему для разговора. Они были не просто родными, а очень близкими людьми, жили душа в душу, делили радости и горе. Когда Дэвиду Скарборо едва исполнилось двадцать лет, скоропостижно скончалась его жена, красавица ирландка, и вдовец остался с вечно скулящим ребенком, у которого от натуги и слез лицо пошло красными пятнами. Однако Дэвид не растерялся, не впал в уныние, он растил дочь и часто повторял своим друзьям, что вырос вместе с девочкой. Он был ей отцом и матерью одновременно, она считала его лучшим другом. Они никогда не разлучались, а теперь вот он вынужден был ее покинуть.

Эмили не спускала глаз со снежинок, медленно таявших на воротнике пальто отца, любовалась высокой бобровой шляпой, примявшей непокорные жесткие, так похожие на ее кудри, но почему-то боялась посмотреть ему в лицо. Отец никогда раньше не выглядел таким красивым и мужественным и совсем не напоминал того бесконечно дорогого человека, каким она его знала. Сквозь слезы, струившиеся по мокрым щекам, Эмили разглядывала его ботинки, стараясь запомнить каждую складочку и морщинку.

Отец ласково сжал ее щеки руками в лайковых перчатках и заговорил, с трудом выдавливая из себя каждое слово. Он переживал не меньше дочери.

— Клэр, дорогая, любимая, бесценная моя…

Эмили уткнулась носом в его жилет, с наслаждением вдыхая запах трубочного табака, который был накрепко связан с образом отца, а он поцеловал ее в затылок и тихо прошептал:

— Я скоро вернусь, обещаю.

А потом ушел и исчез навсегда. Эмили осталась одна на холодном сквозняке.

— И он бы вернулся, если бы ты ему не помешал, — сказала Эмили, обращаясь к невидимому хозяину хижины.

Да как он посмел говорить словами отца? Как язык повернулся? Да еще пытался утешить ее поцелуем, будто имеет дело с малым ребенком! Раздает, видите ли, обещания! Обещать могут лишь те, кто умеет держать слово, а Джастин на такого человека не похож.

Эмили брезгливо вытерла губы, будто хотела уничтожить не только следы, но и саму память о поцелуе.

— Твои обещания, мистер Джастин Коннор, — пустой звук, не больше чем сотрясание воздуха, — убежденно сказала она.

С этими словами девушка набросила на плечи полотенце, подхватила корзинку и направилась к двери. Джастин бессовестно лгал, не зря у него глазки бегали, они-то его и выдали. Да, целоваться он, конечно, умеет, но врать по-настоящему еще не научился. «Видно, хочет, чтобы я сидела взаперти и не могла выведать его тайны, — думала Эмили. — Наверное, что-то прячет за стенами хижины и боится, что я найду». Девушка расправила плечи и широко распахнула дверь, преисполненная решимости сказать Джастину прямо в лицо, что она думает о нем и его мифических людоедах.

Дорогу ей преградил полуголый дикарь, угрожающе размахивавший здоровенной палицей. Эмили замерла, лихорадочно прикидывая, в какую сторону бежать. Дикарь подскочил и стал скалиться ей в лицо, от него несло тухлой рыбой, и девушку чуть не стошнило. Туземец неожиданно застыл на месте, будто завороженный блеском солнца на кудрях Эмили, заворчал, как пес, намотал на палец ее каштановую прядь и принялся внимательно рассматривать, оскалив желтые клыки.

Затем он отпустил прядь, и она, как пружина, отскочила и ударила Эмили по носу. Дикарь, казалось, остался доволен, он неожиданно взвыл и стал пританцовывать под собственный аккомпанемент, вихляя бедрами, закатывая глаза и высовывая длинный язык. Трудно было понять, то ли он собирается принести девушку в жертву, то ли хочет на ней жениться. За танцующим дикарем вытянулась шеренга его сородичей, и наибольшее впечатление на Эмили произвели их заостренные зубы, воскрешавшие байки о людоедах, вурдалаках и прочей нечисти. Девушка отпрянула, захлопнула дверь, чтобы не видеть больше жутких татуированных лиц, и огляделась в поисках предмета, которым можно было подпереть дверь.

Значит, Джастин не обманул. Здесь действительно полным-полно людоедов. Да какие страшные! Эмили в ужасе закрыла глаза. Оставалось надеяться, что незваные гости сочтут ее недостаточно упитанной и отправятся на поиски более аппетитной жертвы. И куда подевался Пенфелд? Когда он нужен, его не оказывается рядом. Эмили чуть приоткрыла дверь, осторожно выглянула, встретилась с выпуклым темным глазом дикаря, взвизгнула и снова захлопнула дверь.

Мисс Винтерс не раз предупреждала, что непослушание грозит крупными неприятностями, но быть съеденной дикарями — это уже чересчур. Эмили живо представила себе, как Джастин поднимает бокал на ее поминках и говорит Пенфелду: «Я ее предупреждал, но упрямая девчонка не пожелала слушать». Он горестно покачает головой и выдавит из себя слезинку, но в душе будет рад избавиться от непрошеной гостьи. А Пенфелд громко высморкается в накрахмаленный носовой платок и предложит хозяину чашку чаю.

Эмили не на шутку рассердилась, гнев придал ей силы, позволил успокоиться, и на смену нервной икоте пришло второе дыхание. «Будь проклят Джастин! Будь они все трижды прокляты!» — стучало в голове. Эмили и раньше не раз бросала вызов судьбе и сейчас не намеревалась покориться. Она обвела» взглядом комнату, и глаза ее радостно вспыхнули при виде ружья, висевшего над дверью. Девушка подкатила бочонок из-под рома, взобралась на него, пошатнулась, но устояла и сняла ружье с крючка. Впервые в жизни она держала оружие, и прохладный ствол придавал силы и уверенности в победе. Теперь, казалось, ничего не страшно.

Но вначале нужно решить, откуда выйти — из окна или через дверь. В любом случае на ее стороне элемент неожиданности, но, если туземцы окружили дом, сражение можно считать проигранным. Эмили на цыпочках прокралась к окну и осторожно высунула голову. Ей приветственно помахали ветви деревьев, колыхавшиеся на легком ветру. Вокруг никого не было видно.

Значит, можно выбраться незамеченной и помчаться к пляжу; хотя нет, так дело не пойдет. Нельзя уподобиться перепуганной курице, бежать, спасаясь в объятиях Джастина. Нет, Эмили Скарборо поступит иначе, обойдется без чужой помощи, сама возьмет в плен банду мародеров и всем докажет, что способна постоять за себя. Потом никто не сможет возразить, если она пожелает гулять, где ей заблагорассудится.

Эта мысль ей очень понравилась. Эмили вылезла в окно, спряталась за кустом, неловко приладила ружье на сгибе руки и осторожно выглянула. Дикари сгрудились перед дверью, оживленно переговариваясь на своем мелодичном языке. Тот, кто угрожал ей палицей, смешался с толпой. Все были чем-то вооружены, кроме двоих — эти держали за ручки большой медный котел. Эмили зло фыркнула. «Самоуверенные твари! — подумала она. — Что затеяли? Решили приготовить из меня обед у порога моего дома!»

Палец непроизвольно нащупал спусковой крючок, но, прежде чем Эмили успела перейти к решительным действиям, ее внимание привлек рослый воин с длинными серьгами, вступивший в жаркий спор со стариком, шапка седых волос которого резко контрастировала с темно-зелеными полосами, изукрасившими морщинистую кожу. Мускулистый людоед сделал жест, означавший, что стоять дальше перед дверью не имеет никакого смысла, обменялся парой фраз со стариком. Тот вроде согласился, обнажив в улыбке желтые зубы, но не подобострастно, а в знак уважения, и вся шайка потянулась вниз по склону холма. Тогда из кустов выскочила Эмили, воинственно размахивая ружьем, зацепилась ногой за пень и замерла.

До глубины души пораженные маори молча наблюдали за девушкой. При виде ружья они начали заметно нервничать.

— Не двигаться! — приказала Эмили. — Еще шаг, и буду стрелять.

Сказать легче, чем сделать. Эмили не имела ни малейшего представления о том, что значит «стрелять», но по крайней мере знала, что приклад нужно приставить к плечу и направить дуло на противника. Судя по реакции дикарей, пока что она все делала правильно, и ружье вселяло больше ужаса, чем половая щетка.

Однако рослый туземец повел себя очень странно, скрестил руки на груди и презрительно посмотрел на девушку, гневно раздувая ноздри. Старик положил руку на плечо молодого воина, как бы призывая его успокоиться, и быстро заговорил, оживленно жестикулируя. Медный котел, выпущенный из рук, грузно осел на песок, одни дикари в страхе прикрыли ладонями глаза, издавая при этом странный свист сквозь зубы, другие безумно вращали белками глаз.

Глядя на них, Эмили с трудом удержалась от смеха, но настроение резко испортилось, когда старик приставил к черепу растопыренные пальцы и принялся шевелить ими, будто дразнил Эмили, демонстрируя ее прическу. Рослый воин с угрожающим видом сделал шаг вперед, и девушка направила на него ружье.

— Стоять, пожиратели плоти! Не дам себя сожрать! Не двигаться! Ложись!

Скорее всего далеко не все понимали по-английски, но ружье было красноречивее любых слов, и дикари повалились на песок. Последним повиновался рослый воин, но неохотно и с рычанием, от которого у Эмили встали дыбом волосы на затылке.

На поляне воцарилась тишина, нарушаемая стрекотом кузнечика. Эмили закусила губу, не зная, что предпринять. Шайка мародеров захвачена в плен. Ну и что? Что дальше? Она посмотрела на небо, прикидывая, сколько времени осталось до возвращения Джастина. Получалось, еще не скоро. Хорошо бы, конечно, пальнуть в воздух, подать сигнал, но неизвестно, заряжено ли ружье, впопыхах забыла проверить. Если нажать на курок, а вместо выстрела прозвучит сухой щелчок, дикари все поймут, и обед им обеспечен.

Оставался единственный метод, который наверняка привлечет внимание Джастина. Эмили поставила ногу на спину поверженного рослого воина, игнорируя его недовольное ворчанье, приняла позу охотника, успешно завершившего сафари в дебрях Африки, подняла голову и издала жуткий крик, вложив в него всю душу.

7

Над изумрудными холмами пронесся душераздирающий вопль. От неожиданности Джастин вздрогнул и выронил мотыгу, больно ударившую деревянной ручкой по ногам, но боли почти не почувствовал, поднял голову и насторожился.

— Боже мой, сэр. Какое исчадие ада могло издать подобный крик?..

Прежде чем Пенфелд успел закончить свою мысль, Джастин уже ломился сквозь заросли, и его путь можно было проследить по треску сломанных веток. Он не смог бы объяснить, почему сразу решил, что так могла кричать только Эмили. Разве что распознал бы ее голос среди тысяч других. Не разбирая дороги, Джастин мчался вперед, не обращая внимания на цепкие ветки и колючки, и думал лишь о том, что за время его отсутствия с девушкой могло произойти нечто страшное. В памяти всплыла жуткая картина из прошлого, когда он так же летел к берегу моря, сжимая в руке окровавленный пиджак Ники, но прибыл на место слишком поздно.

Под ногу попался древесный корень, Джастин споткнулся, зарылся лицом в теплой жирной почве, вскочил, отряхнулся и побежал дальше, вылетел на поляну у хижины и остановился как вкопанный, тяжело дыша и не веря собственным глазам.

— Отчего так долго? Я уж думала, ты не появишься, — спокойно сказала Эмили, одарив своего спасителя милой улыбкой.

Джастин готов был увидеть что угодно, но только не это: группа воинов маори распласталась на земле лицом вниз, а над ними горделиво возвышалась Эмили с ружьем в руках, подобно некой амазонке в кругу поверженных врагов. Одной ногой она попирала самого рослого и злобного из воинов маори. У девушки был вид победительницы, и она, видимо, ожидала похвалы. Джастин отвел глаза, чтобы скрыть овладевшее им чувство громадного облегчения, и подивился тому, до чего счастлив видеть несносную девчонку живой и невредимой. Он немного отдышался, пришел в себя, и тут его обуяла ярость.

— Какого черта? Что ты о себе понимаешь? Что ты устроила?

— Разве сам не видишь? — пожала в ответ плечами Эмили. Она была немало озадачена его бурной реакцией и не могла понять, почему Джастин не восторгается ее подвигом. — Вот взяла в плен шайку мародеров.

— К твоему сведению, дорогая, — зло прошипел Джастин, — ты взяла в плен наших соседей. Должен тебе сказать, что от этих людей я не видел ничего, кроме хорошего. Во всяком случае, они были добры к белым до знакомства с тобой.

— Ничего не понимаю, — грустно призналась Эмили, и ружье в ее руках дрогнуло. — Вон тот тип угрожал мне палицей, да они все при оружии. Опять же котел с собой притащили. В общем, я рассудила, что…

— Этот тип, как ты его изволишь величать, исполнял танец в твою честь, это часть ритуала, дабы продемонстрировать, что они рады приветствовать тебя на этой земле. — Джастин пробрался среди покорно лежавших маори, поднял древко с насаженным на него тупым и безобидным куском железа и потряс им в воздухе. — Разве не видишь, что это просто мотыга! Неужели непонятно? — Потом достал из котла какой-то коричневатый плод и крикнул: — А это сладкий картофель! Они принесли тебе подарки, черт бы тебя побрал!

— О господи! — жалобно простонала Эмили, осознав глупость своего поведения, и на душе у нее стало еще хуже, чем прежде.

Джастин швырнул картофель в котел и стал надвигаться на девушку с таким грозным видом, что она непроизвольно направила на него ствол ружья. Он брезгливо взял двумя пальцами оружие и бросил его на песок.

— А теперь, моя дорогая, хотел бы представить тебя глубокоуважаемому вождю племени, на местном наречии — арики. Его зовут Вити Ахамера.

— С удовольствием с ним познакомлюсь, — ответила Эмили, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства. — Мне есть что ему сказать, хочу пожаловаться на членов его племени. На мой взгляд, нельзя допускать, чтобы они терроризировали ничего не подозревающих и ни в чем не повинных английских девушек.

— Тогда сними ногу с его спины и позволь ему встать.

Эмили залилась краской до корней волос, опустила глаза на ногу, попиравшую широкую спину туземца, и ей стало безумно стыдно. Она не знала, как выбраться из щекотливого положения, и с надеждой посмотрела на Джастина, но ничего не смогла прочитать на его лице, кроме презрения.

— Неужели я допустила столь грубую оплошность? Подумать только! Да, ты совершенно прав, — щебетала Эмили, меняя позу; она подала туземцу руку, помогая ему встать. Тот медленно поднялся, расправил плечи и оказался на две головы выше ростом, чем она предполагала. Эмили принялась счищать песок с мускулистой груди. — Если бы господин Вити с самого начала представился и объяснил, что он вождь племени, я бы, естественно, повела себя иначе и не совершила столь безнравственный поступок.

Из глотки вождя вырвалось нечто очень похожее на крепкое английское ругательство, он грубо оттолкнул руку девушки, и Эмили в испуге отступила, ища защиты. Джастин обнял ее за талию и прижал к своему бедру. Возникло ощущение, что она попала из огня да в полымя. Следуя примеру своего предводителя, начали подниматься и отряхиваться другие туземцы, уважительно приговаривая: «Пакеха, Пакеха». Эмили огляделась в надежде увидеть того, кто вызвал у маори чувство восхищения.

Вождь поднял руку, и все примолкли. Сверкая темными глазами, в которых светился острый ум, Вити ткнул пальцем в сторону Эмили и разразился длинной речью на гортанном языке. Эмили не очень понравился тон его голоса, и она возблагодарила небо, что не понимает ни слова. Девушка теснее прижалась к Джастину, несказанно радуясь тому, что у нее такой большой и сильный покровитель.

— Что он говорит? — спросила Эмили.

— Ты оскорбила его ману, — прошептал ей на ухо Джастин.

— Его маму?

— Его ману, черт возьми! Задела его честь, достоинство. Для маори мана — это все, и если они сочтут, что им нанесено оскорбление — намеренно или случайно, — возмездия не избежать. Он собирается объявить тебе войну.

Эмили попробовала высвободиться, бормоча:

— Да чтобы какой-то переросток с серьгами в ушах осмелился мне угрожать! Где мое ружье? Я покажу этому недоноску…

Джастин прикрыл ей рот ладонью, а вождь изрек новое обвинение в адрес девушки и сильно ткнул ее пальцем в грудь. Эмили судорожно сглотнула, ожидая, что сейчас начнется драка.

— Прекратить! — скомандовал Джастин, и, хотя говорил он тихо, туземцы мгновенно прореагировали на его приказ. Вождь прервался на середине фразы, и воцарилась полная тишина.

Одной рукой Джастин по-прежнему зажимал Эмили рот, второй плавно повел вокруг, как бы приглашая всех любоваться природой, и заговорил на языке маори. Слова лились песней, ласкали и убаюкивали, Эмили заслушалась, притихла и завороженно провожала глазами взмахи его руки. Туземцы внимали будто зачарованные, и даже только что сердитый, казалось, вождь сменил гнев на милость.

Джастин завершил свою речь неожиданно. Снял ладонь со рта Эмили, приподнял ее голову и как бы пригласил всех внимательно посмотреть на девушку. Передние ряды в испуге отпрянули, тараща глаза и оживленно жестикулируя. Эмили распирало от гордости. Видимо, Джастин сказал им, чтобы близко не подходили к ней, потому что она принадлежит только ему и он готов защищать ее до последней капли крови.

Вождь скорчил презрительную гримасу, ткнул пальцем в сторону седого туземца, повернулся и двинулся вверх по склону холма. За ним последовали остальные, оставив Эмили и Джастина в покое. Как только он ее отпустил, девушка облегченно вздохнула и кротко вымолвила:

— Спасибо за все.

— Не стоит благодарности, — резко ответил Джастин. — А теперь, если не возражаешь, я пойду поговорю с ними. Мы бы и раньше это сделали, но на пути к дому племя туземцев попало в засаду и оказалось в плену у королевы джунглей Эмили Скарлет.

Джастин направился к вершине холма, брезгливо стряхивая песок со штанин. Закралось подозрение, что его пылкая речь перед толпой дикарей не содержала обещания пролить кровь в защиту чести и достоинства Эмили.

— Что ты сказал им? — крикнула вслед девушка и в ужасе поняла, что голос сорвался. Она была в полном отчаянии. Очень хотелось услышать из уст Джастина, что он думает и заботится о ней. В конце концов, именно это она ожидала услышать все последние годы. Не останавливаясь, Джастин бросил через плечо:

— Я им сказал, что ты не в своем уме, сбежала из сумасшедшего дома, спряталась на судне, отплывавшем в Новую Зеландию, тебя не сразу нашли, и вот ты здесь.

На вершине холма он задержался.

— Еще я сказал, — добавил он, — что в твоей семье все были сумасшедшими и один из твоих предков вообразил себя птицей киви и пытался спрыгнуть с крыши Тауэра, позабыв, что киви не летают.

Эмили была вне себя от ярости. Жажда мести охватила ее всю, целиком. Она схватила ружье и стала целиться, но вовремя сообразила, что убивать Джастина нельзя, избрала мишенью соседнее дерево и нажала на курок. Раздался сухой щелчок, Джастин изумленно оглянулся, сразу понял, что произошло, и ринулся вниз. Эмили попыталась спрятать ружье за спину, хотя отлично понимала, что из этого ничего не выйдет.

Джастин потянулся за ружьем и оказался нос к носу с Эмили, отобрал оружие и зло прошипел:

— Если ты думала, что я оставлю в доме заряженное ружье, значит, ты еще глупее, чем кажешься.

Он швырнул ружье в хижину, повернулся и хотел было уйти, но Эмили тихо позвала его:

— Джастин.

Он остановился.

— Ты меня ненавидишь?

— Хочу, но не могу. Если бы мне это удалось, жить стало бы легче.

От этого признания на душе у нее потеплело, губы раздвинулись в лукавой улыбке. В суматохе Джастин позабыл напомнить, что выходить из дома нельзя, и теперь Эмили никто не мешал поступать по своему разумению. Придерживая рукой юбку, чтобы не шуршала, девушка отправилась вслед за хозяином хижины.

Она передвигалась от дерева к дереву, стараясь оставаться незамеченной, но во время очередного маневра ненароком наступила на сухую ветку. Раздался треск, слышный, казалось, на другой стороне леса. Девушка затаилась и стала вслушиваться. Ни звука, ни шороха. Видимо, Джастин остановился и тоже прислушивается. Она подождала, пока он возобновит путь, и двинулась дальше. Наконец-то представился шанс выведать, чем он занимается от рассвета до заката.

Заросли поредели, на смену редким деревьям пришли густые кусты, усыпанные благоухающими крупными цветами, и Эмили пришлось ползти дальше на четвереньках, чтобы голова не торчала над кустами. Так она добралась до края зарослей и уперлась в загородку из заостренных кольев, воткнутых в землю.

— Надо сказать спасибо, что на колья не насажены человеческие черепа, — успокоила себя Эмили, тут же подумав: «Во всяком случае, пока что».

Эта мысль преследовала девушку, пока она кралась вдоль частокола, скрываясь за кустами. Наконец среди кольев показался прогал, в который нырнул Джастин. Охранников не было видно, и Эмили пошла следом.

За оградой открылось небольшое селение, мирно дремлющее на жарком солнце. Джастин вошел в круглую хижину по другую сторону центральной площади. Последовавшая за ним Эмили встретила лохматого пса, он поднял голову, но лаять не стал, а широко зевнул и лениво махнул хвостом. «Видимо, туземцы, как и мой отец, верят, что никто им не причинит вреда», — промелькнуло у нее в голове.

Эмили подкралась к хижине и пошла вдоль глухой стены. Интересно, что вынудило Джастина искать встречи с маори? Возможно, он хочет купить землю на украденное золото? Вспомнились рассказы о злодеях, науськивавших дикарей на европейцев, чтобы в пылу сражения лишить туземцев их земли. От этой мысли стало не по себе, девушка нервно оглянулась, но ей пока ничто не угрожало.

Она присела у стены, проковыряла в тростнике дырочку и прильнула к ней глазом. В свете факелов, торчавших из земляного пола, можно было разглядеть толпу туземцев в набедренных повязках, рассевшихся, скрестив ноги, полукругом по всему помещению. Среди мужчин виднелись женщины в накидках из перьев. Эмили узнала сурового вождя и его седовласого советника. Взоры присутствующих были прикованы к площадке в центре хижины, и на лицах читалась торжественность. Даже вождь поглядывал на происходящее с некоторым любопытством, хотя темные глаза его выражали легкий скепсис.

На вершине остроконечной крыши было проделано дымовое отверстие, через него внутрь пробивался солнечный луч, рассеивавший полумрак и падавший на лицо человека, сидевшего в самом центре, скрестив ноги. Эмили хотелось бы думать, что он специально избрал картинную позу, чтобы произвести впечатление на дикарей, но тут же пришлось согласиться, что поза его продиктована необходимостью видеть текст. Человек держал на коленях книгу в кожаном переплете и медленно читал, а расположившийся рядом Трини переводил с английского на маори, когда Джастин делал паузу.