Оркестр на небольшом возвышении исполнял какую-то музыку, однако она скатывалась по ушам, не затрагивая слуха, как струйки дождя по непромокаемой ткани плаща. Над скрипками бешено метались смычки, пальцы рвали сверкающие струны арфы, а в голове хозяина дома царила мертвая тишина. Он не только утратил способность писать музыку, но и не мог ее услышать. Непонятно, как глухому Бетховену удавалось сочинять божественные мелодии и оставаться в своем уме.

— Ваша светлость, — дошли до сознания слова ливрейного лакея. Судя по выражению его лица, он далеко не первый раз пытался привлечь внимание герцога. — Не желаете ли шампанского?

— Благодарю, Симс, — ответил Джастин, и собственный голос прозвучал глухо, словно издалека.

Герцог взял с подноса высокий хрустальный бокал, поднес к губам, и в нос ударили шипучие пузырьки, поднимавшиеся со дна.

Матушка давно вынашивала идею дать бал, Джастин всячески противился этому, но вынужден был сдаться под дружным натиском женской половины семьи, с энтузиазмом воспринявшей планы герцогини. Хозяина дома мучили опасения, что в любую минуту Эмили может выкинуть одну из своих штучек. К примеру, повиснет на люстре или явится перед гостями с бульдогом на поводке. От нее можно ожидать чего угодно после того, как всю прошлую неделю она провела взаперти в своей комнате, отказываясь с кем бы то ни было общаться. Вполне возможно, все это время она строила планы жестокой мести за то, что Джастин обошелся с ней крайне холодно. А где лучше всего осуществить подобные планы, как не на балу, устроенном в ее честь?

Кто-то нечаянно толкнул его под руку, шампанское пролилось из бокала на белые перчатки, и Джастин тихо выругался. Нервишки шалят, черт бы их побрал! Он медленно осушил бокал и вновь задумался. Откуда ей знать, какой ценой дается ему хладнокровие и внешнее спокойствие? В высоком зеркале между двух колонн он поймал свое отражение и чуть не отшатнулся. Достаточно украсить унылое лицо бакенбардами, и была бы точная копия отца. Вспомнилось, как вчера он пытался бежать от гнетущей пустоты, воцарившейся в голове, и в поисках убежища забрел в контору фирмы «Уинтроп шиппинг», где провел несколько часов в пыльном закутке, пытаясь разобраться с бессмысленными цифрами. Ничего путного из этой затеи, естественно, не получилось, пустая трата времени и сил.

Герцогиня с дочерьми приветствовала прибывающих гостей у широко распахнутых стеклянных дверей. Вот у входа показались Сесилия дю Пардю и ее маман. Они шли под ручку, пугливо озираясь, будто ожидали, что в любую минуту из-за угла на них совершит нападение какое-нибудь страшилище. Впрочем, судя по всему, они сумели превозмочь страх и позабыть о нанесенном им оскорблении. Сейчас обеих одолевало любопытство, да и разве могли они пропустить самое значительное мероприятие рождественского сезона.

Хозяин дома едва приметил новоприбывших, вокруг шумели, веселились, галдели, а он слышал лишь громкий стук сердца, заложивший уши. Проводив Сесилию безучастным взглядом, Джастин отправился было на поиски шампанского, но в этот момент на глаза ему попалась тонкая фигурка, проскользнувшая в дверь. О ее появлении в бальном зале не оповестили фанфары, толпа не притихла ни на секунду, никто и головы не повернул в ее сторону, а сердце герцога будто замерло, и в ушах зазвучала чудесная мелодия Мендельсона «На крыльях песни».

Эмили!

Эмили, смягченная, умиротворенная, но не прирученная, слепит глаза белоснежная кожа, темные очи сверкают, взирают на мир со смехом и любопытством. Тонкую фигуру облегает кремовое шелковое платье, усыпанное мелкими розочками. Пышные кружева пенятся поверх скромного турнюра, сбегают вниз к небольшому шлейфу, украшенному тремя простыми бантами. В волосы вплетен венок из шелковых роз. Лицо обрамляют каштановые кудри, как в свое время на Северном острове, — на этот раз никто не пытался разгладить их утюгом, они нетронуты и свободны, пушистые и влекущие, будто просятся в руки.

Джастина неодолимо потянуло к девушке, как путника, завидевшего первый цветок весны в заснеженной тундре.

— Еще шампанского, сэр? — появился неизвестно откуда ливрейный лакей.

Герцог отпрянул от подноса как ужаленный.

— Симс! Чего ты так орешь?

Поймав на себе удивленные взгляды, Джастин понял, что грубо накричал на ни в чем не повинного лакея, и внезапно осознал, что слышит иные звуки: тихий перезвон бокалов на подносе, ходившем ходуном в дрожащих руках лакея, доносившийся издалека визгливый голосок Сесилии и глупый смех Гарольда. Дамы громко стучали своими крохотными туфельками по полу, как цирковые медведи, зашедшиеся в пляске. Джастин готов был поклясться, что услышал бы шорох шпильки, выпавшей из шиньона дамы во время танца.

— Ты слышишь? — огорошил лакея вопросом хозяин дома, ухватив его за рукав.

— Конечно, сэр, как скажете, сэр, — промямлил Симс, осторожно высвободился и поспешил скрыться на кухне. Он был явно напуган и опасался, что хозяина настиг очередной припадок. Ведь не секрет, что у молодого герцога не все в порядке с головой, бывают приступы горячки.

Джастин взглянул в сторону двери. Матушка хлопотала возле Эмили, присевшей на мягкий стул с позолотой у стены, скромно потупив глаза и сложив на коленях руки, затянутые в перчатки. Согласно неписаным правилам света незамужняя девушка обязана постоянно находиться под приглядом старшей дамы, может покинуть ее лишь в том случае, если кавалер пригласит ее на танец, но непременно должна вернуться после танца на свое место под крыло опекунши.

Слух о появлении Эмили, в честь которой и давался бал, моментально разнесся по залу, гости зашушукались, оживленно обсуждая это событие. Доселе глухой как пень, Джастин навострил уши. Мимо проплывала парочка.

— Уверяю тебя, дорогая, это и есть та самая девица. Ты погляди, как хлопочет герцогиня, пылинки сдувает, — говорил кавалер.

— По-моему, она совсем не похожа на умалишенную, слюни не пускает и ничем не напоминает несчастное создание, которое описывала нам графиня, — отвечала дама.

Расслышать ответ ее партнера помешал шорох нижних юбок. Джастин решил пробиться к Эмили, но, прежде чем он достиг цели, девушку пригласил на танец молодой человек с густыми бакенбардами, и осталось только пялиться на пустой стул.

— Привет, дорогой! — радостно воскликнула герцогиня, завидев сына. — Как тебе нравится? — Она притопывала ногой в такт музыке, и так же в такт тряслись букольки на ее голове.

— Замечательно, — солгал хозяин дома, проскользнул за стул Эмили и привалился спиной к стене.

Он решил дождаться возвращения девушки, придал себе несколько скучающий вид, для убедительности прикрыл рот ладонью, будто сдерживая зевок, но его глаза были прикованы к танцующей паре, на которую с интересом посматривали все гости. Эмили кружилась по залу в вихре кремового шелка, самозабвенно отдаваясь бурному вальсу. Глядя на нее, у герцога перехватило дыхание. Отчаянно хотелось оказаться на месте ее партнера, слиться в танце, как в Новой Зеландии, крепко сжав в объятиях, и к черту все условности! В голове зарождалась иная, своя мелодия, пальцы отстукивали другой ритм по спинке стула, и, если бы под руку попался лист бумаги, Джастин смог бы записать новую, еще никем не слышанную музыку.

Всему приходит конец, и оркестр замолк. Кавалер повел Эмили на место. Джастин снял с рукава неприметный волосок и выступил вперед, и надо же такому случиться, что именно в этот момент откуда-то взялся Пенфелд с серебряным подносом и склонился перед герцогиней, предлагая отведать закуски. Пока хозяйка бала делала свой выбор, а Джастин томился, выжидая, когда освободится путь, Эмили перехватил другой добрый молодец, и оставалось только чертыхаться и кусать локти.

Оркестр заиграл вальс Брамса, мелодия которого как нельзя лучше соответствовала танцевальному стилю Эмили.

— Поесть не хочешь? — осведомилась матушка, положив в рот крохотную колбаску.

— Просто изголодался, — прорычал Джастин, впившись ногтями в спинку стула. Он не мог спокойно смотреть, как Эмили с улыбкой что-то щебечет своему партнеру, а на румяной щеке появляется знакомая ямочка.

— Превосходная пара, — воскликнул Пенфелд, провожая глазами Эмили.

Джастин промычал нечто невразумительное, что можно было истолковать и как согласие, и как возражение. Противно было смотреть на светловолосого хлыща, наверняка нашептывавшего непристойности в розовое ушко девушки.

— Питер недавно окончил Оксфордский университет, — поделилась информацией герцогиня. — У юноши хорошая голова на плечах, говорят, весьма сообразительный и толковый, проявляет живейший интерес к горному делу, которым занят его отец. На мой взгляд, открываются недурные перспективы.

— Какие перспективы? Перспективы чего? — резко спросил Джастин. Если толковый Питер посмеет хоть чуть-чуть сдвинуть руку ниже талии партнерши, его хорошая голова окажется в чаше с пуншем. Такие вот открываются перспективы.

Матушка не сочла нужным посвящать сына в свои далеко идущие планы и промолчала, а Джастину пришлось вытягивать шею из-за ее плеча, чтобы не упустить из виду Эмили.

— У него пушок на подбородке, как на спине старой крысы, — проворчал герцог, глядя на Питера, и непроизвольно потрогал собственную жесткую щетину, успевшую отрасти с утра, когда Пенфелд гладко выбрил хозяина.

— Не суди мальчика слишком строго, — заметила матушка. — Не так много лет прошло с тех пор, как и у тебя на бороде не росло ничего, кроме пуха.

Рука Джастина замерла и бессильно упала. Да, прошло не так много лет, но и немало. Он с усилием подавил желание броситься к ближайшему зеркалу, чтобы проверить, не появилась ли седина на висках.

На этот раз он не стал ждать, пока Эмили вернется на свое место, и как только прозвучали последние ноты, рванулся вперед, перехватил девушку на полпути и крепко взял за руку.

— Подарите мне этот танец, сударыня, окажите честь, — с поклоном обратился он к ней.

Она посмотрела на карточку, висевшую у рукава на золотой витой нити, и мило сморщила носик в задумчивости.

— Боюсь, ничем не могу помочь. У меня все расписано, — для убедительности она постучала ногтем по карточке. — Может, в другой раз вам больше повезет. Не теряйте надежды.

Его отвергли холодно и небрежно, но Джастин не был намерен сдаваться и еще крепче сжал руку Эмили. Он хотел уже было заявить протест, но тут опять помешали. За спиной раздался знакомый визгливый голосок.

— Добрый вечер, ваша светлость. Изумительный бал, не правда ли?

Герцог повернулся и недовольно воззрился на неумело присевшую перед ним в реверансе Сесилию дю Пардю. Так, видимо, ее научили в пансионе Фоксуорт. Она выглядела как неопытная школьница, и Джастин почувствовал себя глубоким стариком.

— Эмили, дорогая, пойдем со мной. Я должна представить молодого человека, который сгорает от желания познакомиться с тобой.

Приходилось отдать должное смекалке Сесилии. Как только она поняла, что Эмили выступает в роли королевы бала, прошлые обиды были тотчас забыты. Она рассудила, что сейчас не время сводить счеты, а гораздо выгоднее выставить себя в качестве подруги Эмили и тем самым повысить собственный статус. Сесилия взяла бывшую соперницу под руку и увела прочь. По дороге они щебетали без умолку, как старые добрые школьные подруги, а потом окунулись в веселую и шумную толпу молодых людей.

Джастин отволок свои старые больные кости на прежнее место и тяжело опустился на стул, где не так давно сидела Эмили. А когда маячивший на почтительном расстоянии Симс решился наконец предложить хозяину бокал шампанского, герцог просто забрал у него поднос и поставил себе на колени, оставив лакея с пустыми руками.

— Что, мой дорогой, решил горло промочить? — поинтересовалась герцогиня.

— Да, во рту пересохло, — ответил Джастин, осушил первый бокал и, не глядя, потянулся ко второму. Взгляд его метался по всему залу в поисках каштановых кудрей, увенчанных розами.

Джастин рассеянно крутил пальцами высокую ножку бокала, осматривая бальный зал, почти пустой, как и стоявший у него в ногах поднос. В голове шумело, на душе было мерзко.

Полночь давно миновала, у выхода скопилась толпа, герцогиня и Миллисент прощались с последними гостями. Конечно, там следовало быть и хозяину дома, но он испытывал сомнения в своей способности стоять прямо, не говоря уже о возможности вести светскую беседу, и предпочел остаться на стуле, вытянув ноги и откинув голову к стене. Джастина не привлекала перспектива карабкаться по длинной витой лестнице наверх, где ждала его огромная холодная кровать.

Очень удивляло поведение Пенфелда. Он и глазом не моргнул, когда его господин содрал галстук, повязать который перед балом стоило немалых усилий, и слуга, помнится, долго любовался плодами своих трудов. Сейчас галстук болтался жалкой тряпкой поверх воротника, но Пенфелд будто ничего не замечал и молча сидел рядом, что-то тихо насвистывая.

Эмили наконец удалось вырваться из толпы поклонников, и она направилась к Джастину, следившему за каждым ее движением. Шелковые розы, украшавшие платье, выглядели несколько потрепанными, но сама девушка смотрелась великолепно, ее можно было сравнить с весенним дождиком, пролившимся в пустыне. Она приблизилась, устало улыбнулась и зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Устала? Отдохни, — сказал Джастин, лукаво подмигнул и приглашающе похлопал себя по коленке.

В ответ на пунцовой щеке прорезалась ямочка, девушка укоризненно взглянула на герцога, прошла мимо, наклонилась, поцеловала Пенфелда в щеку и пожелала ему спокойной ночи, назвав слугу странным именем Пенсовик.

— Пенсовик? — удивился Джастин, с тоской глядя на девушку. — А как насчет меня?

Эмили замешкалась, передернула бело-мраморным плечом, и Джастин пожалел о невольно вырвавшейся просьбе. Видимо, сказывалось выпитое шампанское, и он вел себя как капризный ребенок.

Девушка сжалилась, тряхнула головой и наклонилась с намерением коснуться губами его щеки. В ноздри ему ударил аромат розовой воды и ванили, в голове все смешалось, Джастин не смог удержаться и подставил свои губы. Конечно, нечестно с его стороны, он это прекрасно понимал, но слишком велик был соблазн: разве можно упустить поцелуй, пусть даже мимолетный?

В этот момент к ним присоединилась герцогиня, проводившая последнего гостя.

— Пошли, дорогая, — пригласила она Эмили. — Не откажи в любезности, проводи старуху в ее комнату.

Девушка взяла под руку хозяйку дома, и они направились к двери. Перед тем как скрыться, Эмили оглянулась на герцога через плечо, и в ее глазах читался немой упрек. Джастин привалился затылком к холодной стене. Стало мучительно стыдно за свое поведение, хмель будто ветром сдуло.

Часы на лестничной площадке пробили два часа ночи. Эмили беспокойно заворочалась в кровати, открыла глаза и уставилась в потолок. Непонятно, почему не спится. На балу она пользовалась огромным успехом, от кавалеров не было отбоя, танцевала беспрестанно и должна бы заснуть просто от усталости, но сон не идет. Может быть, причина в том, что успех вскружил ей голову и покоя не дают сладкие мечты о предстоящих веселых вечеринках, балах и приемах? Ведь Пенфелд заверял ее, что с утра начнут поступать приглашения от новых знакомых, покоренных королевой бала в Гримуайлде.

Но нет, бессонницу вызывали совсем иные видения. Перед глазами стоял образ Джастина с поникшей головой и пустым взором, печального и какого-то жалкого, будто утратившего вкус к жизни. Все гости обратили внимание на его странный вид и поведение и только об этом и говорили.

Хозяин дома словно бросал вызов обществу, просидев на стуле весь вечер с расстегнутым воротом и развязанным галстуком, далеко выставив длинные ноги и опустошая один за другим бокалы шампанского. Как если бы ему было в высшей степени наплевать на все и на всех. Разумеется, неизменно всплывали разные толки и пересуды о якобы бурном прошлом молодого герцога, но его вовсе не осуждали, им восхищались.

Странное дело, но если бы речь шла о женщине, слава такого рода окончательно бы испортила ее репутацию в свете. А Джастина это делало еще более привлекательным: девицы на выданье говорили о нем с придыханием, а их мамаши жадно на него поглядывали. Откуда было им знать, что молодому герцогу приписывали приключения, которых не было и в помине, на самом же деле он трудился в поле до седьмого пота как простой фермер, а по выходным читал и растолковывал Библию туземцам, внимавшим чтецу с раскрывши ртами.

Небрежная поза и развязный вид Джастина не могли обмануть Эмили. Она видела неизбывную грусть в его взоре и понимала, что странное поведение вызвано отнюдь не желанием бросить вызов обществу.

Девушка притронулась к нижней губе, сохранившей память о том, как обожгли ее горячие губы герцога, снова беспокойно заворочалась в постели, легла на живот. Вспомнилось, сколько пустых бокалов из-под шампанского стояло на подносе у ног Джастина. Остается надеяться, что Пенфелд помог хозяину добраться до кровати. А если нет? А что, если в темноте он споткнулся и упал, ударился головой? Да в этом проклятом мавзолее нагорожено столько громоздких предметов, что можно только удивляться, почему здешние обитатели еще не стали сплошь калеками. Эмили припомнила историю, которую рассказывал отец о своем друге. Тот пил джин, позволил себе много лишнего, начал подниматься по лестнице, оступился, упал, скатился вниз и раскроил себе череп. Эмили перевернулась на спину, села в постели и в ужасе уставилась на угольки, тлеющие в камине. Перед мысленным взором встал образ Джастина, его безжизненное тело распростерто на полу у подножия лестницы, белая рубашка обагрена кровью.

Эмили выскочила из кровати, накинула поверх ночной рубашки шерстяной халат и огляделась. После того как из ее комнаты вынесли детские игрушки и красочные книги сказок, произошли чудесные преобразования: на трюмо появился бархатный бювар, элегантная пудреница и дневник в кожаном переплете с тисненными золотом инициалами Эмили. Это были дары, предназначенные не для ребенка, а для взрослого человека, их принесла чья-то заботливая рука. Кто-то постоянно думал об обитательнице комнаты и старался ей угодить, но делал это с умом.

Попрощавшись взглядом с Пудингом, который мирно дремал у камина, положив массивную голову на мощные лапы, Эмили поспешила вниз по лестнице. Вокруг темно, в доме царит мертвая тишина, и девушка подумала вдруг о том, как остро не хватает ей музыки, доносившейся прежде по ночам из гостиной, — не хватает Джастина.

Она толкнула дверь, ведущую в бальный зал, перед глазами открылось огромное пустое помещение, залитое серебристым светом луны, и Эмили поняла, что ведет себя очень глупо. Ну, конечно же, Пенфелд не бросил своего хозяина в беде и сопроводил до спальни. Девушка поежилась, ощутив голыми ступнями холод мраморных плит.

Она уж было собралась вернуться в свою комнату, но ее остановил хрипловатый голос, прозвучавший из темноты у стены, и на миг показалось, что невидимая рука легко тронула ее за плечо.

— А ведь ты мне задолжала танец, Эмили Клэр Скарборо.