1

Англия, 1298 год

Ровена лежала в пахучей траве торфяника, пристроив подбородок в сгибе своей руки. Она так долго была неподвижна, что совсем рядом с ней спокойно сидел заяц, будто она была просто частью леса. Неожиданно шапка съехала ей на глаза, и это легкое движение вспугнуло зайца, пустившегося наутек. Ровена тихо обругала его и, поднявшись на колени, встряхнула головой, возвращая шапку на место. Изжаленными крапивой пальцами она повытаскивала колючки, вцепившиеся в ее верхнюю тунику. Напрасно она торчала тут несколько часов, притворяясь чуть ли не деревом, надеясь приучить к своему присутствию зайца, теперь прытко скакавшего туда, где уже розовело закатное небо. Впрочем, одному богу известно, зачем ей это понадобилось.

Она погрозила кулаком убегавшему зверьку, досадуя на свою неудачу. Потом засмеялась — не все ли равно — и поплелась в направлении замка Ревелвуд, где ее ожидали восемь голодных братьев, обреченных теперь на еще больший голод. Охота не удалась, ловушки были пусты, а зайца голыми руками не возьмешь.

Ровена была единственной женщиной в семье. Семь родных братьев, один двоюродный, а также отец с его пристрастием исчезать часто и надолго. Ей потребовалось много времени и изобретательности, чтобы убедить семью в своем полном равнодушии к живописным гирляндам паутины, украшающим мрачные залы их разрушающегося замка Ревелвуд. Ровена очень рано поняла, что избежать постоянной нудной работы на восьмерых мужчин можно, лишь став отвратительной кухаркой, но умелой охотницей. Она немедленно взялась за решение этих двух задач, получив в результате своих усилий свободу бродить целыми днями по диким, заросшим травой торфяникам, предоставив братьям долбить каменистую землю огородов Ревелвуда.

Расставив для равновесия руки — в которых на этот раз не было добычи, — Ровена прыгала с камня на камень, перебираясь через сверкающий поток вблизи замка. Фредди Маленький уже, наверное, готовит вертел для дичи, которую она не принесет. Этот ее самый младший брат спасал семью, обреченную без кухарки на существование в лучшем случае на сырой капусте. Свое неравнодушие к очагу Фредди Маленький обнаружил еще в младенческом возрасте, когда добрался первыми неуверенными шажками до пустого очага, где тут же и провалился в запыленный котел. Его гулкие крики отдавались эхом по всему замку, пока самый старший из братьев Ровены, Фредди Большой, не выудил его оттуда.

А с одинаковыми именами вышло так. Мертвецки пьяный по причине рождения своего самого младшего сына отец тут же назвал красненького, вопившего во всю глотку младенца Фредериком, так же, как он в свое время назвал Фредериком своего первенца.

В последующие годы отец с умилением хвастал, как он назвал ребенка Родериком в честь своего старшего сына, бывшего первым плодом его чресл и любимого им поэтому сверх всякой меры. В такие моменты Ровена обычно подталкивала его тихонько и шептала ему на ухо, что имя обоих братьев Фредерик. Он в ответ невозмутимо пожимал плечами, улыбался и вновь поднимал свой кубок.

Под каблуками Ровены хрустела сухая трава. Сумерки позднего лета сгущались вокруг нее в лиловую, цвета лаванды, дымку, мягко напоминавшую ей о долгих праздных часах, которые она провела в этот день, бегая по лужайкам, пересвистываясь с жаворонками и выслеживая на краю леса большеглазую олениху. Вернутся домой с пустыми руками значило признать перед всеми бесполезность ушедшего дня и удовлетвориться ужином из вареной репы, уже третьим на этой неделе.

С решимостью в лице она вынула нож, всегда висевший в ножнах у нее на поясе, и повернула к лесу. Внезапно окружающую тишину разорвал неуверенный, надтреснутый и унылый звук сигнальной трубы в руках явно неумелого трубача. Для Ровены же он прозвучал радостным пением золотых фанфар.

Папа! Папа вновь был дома! Ровена бросилась к ветхому замку, который она называла своим домом. Вернулся очаровательный хвастун, которого она звала папа.

Прошло восемь месяцев с тех пор, как он, не сказав ни слова, пустился в очередной раз на поиски удачи. В прошлом он не раз возвращался с кожаным мешочком золотых монет, которые разбрасывал перед своими детьми. Их веселый звон предвещал счастливые времена. Ровена со смехом хватала монеты, зная, что золото это будет потом вновь собрано для следующей отцовской экспедиции. Она боялась возвращений отца ни с чем, кроме сильной головной боли и пинка, достававшегося дворняжке, вертевшейся обычно у очага. Он не смел поднимать руку на кого-либо из своих детей; даже Ровена была на два дюйма выше его.

Каким бы неудачным ни оказывался его очередной поход, он никогда не возвращался без подарка, хотя бы и пустячного, для своей единственной дочери. Плетеные кружева и бархатные банты прятались подальше, чтобы потом оказаться забытыми, заменяясь одеждой из мягкой кожи и кривым кинжалом. Ровена следовала своему изменившемуся образу с прямотой и твердостью, унаследованной не от отца.

Зато определенная доля невинной хитрости была свойственна им обоим, и Ровена с радостью сообразила, что возвращение отца отвлечет внимание от ее пустых рук, особенно если он приторочил тушу небольшого оленя к седлу своего престарелого мерина, что он делал всегда, когда бывал удачлив в ставках на пари или в игре в кости.

С холма, на который она взобралась, были видны выветренные и постаревшие от непогод стены замка Ревелвуд. Ровена приостановилась отдышаться. Она стояла, растирая бок, чтобы унять колющую боль, не дававшую ей вздохнуть. Родовой дом ее матери все еще держался на краю охотничьих угодий, хотя его потрепанные временем стены не сулили особой защиты даже от ветра, проникавшего сюда сквозь трещины в растворе между камнями. Ветер рассыпался сквозняками по лабиринтам коридоров, создавая ощущение не уюта. Однако в быстро гаснувшем свете летнего солнца древний замок все еще сиял горьким и волнующим отражением его былой славы.

Ровена понеслась вниз по холму, веселым криком выражая переполнявшую ее радость. Но радость как-то поутихла, когда она увидела покатую спину отцовского мерина, привязанного к столбу, и пустой мешок, которым были прикрыты его вздымавшиеся бока. Уж больно невесело выглядел понурый скакун. Ровена провела рукой по загривку мерина, погрузившего голову в деревянное ведро. Он фыркнул, продолжая пить. Отбросив холодок недобрых предчувствий, Ровена пробежала по расщепленным доскам, служившим мостом через сырой ров.

Узкие сквозные щели, оставленные когда-то в каменной кладке для стрельбы обороняющихся лучников, не пропускали слабый свет сумерек в помещения замка. Ровена закрыла на секунду глаза, приспосабливаясь к темноте в зале, похожем на пещеру. Огонь, казавшийся слишком маленьким в таком огромном очаге, несмотря на все свои усилия придать хоть немного веселья этому сводчатому помещению, производил больше теней, нежели света, Ровена увидела Фредди Маленького, помешивающего содержимое железного котла. Острый запах вареной репы не добавлял радостных ощущений.

Услышав топот ног по доскам снаружи, Ровена поспешно прошла ближе к огню. Столкнуться в узком дверном проходе с оравой братьев ей совсем не хотелось. Они ввалились в зал гурьбой, гремя мотыгами и граблями, — не иначе, копали огород.

— Где папа? — заорал Большой Фредди.

За ним следовало пятеро парней, которые вполне могли бы сойти за его близнецов, правда, не таких громоздких, даром, что ли, Фредди звали Большим. Он швырнул свою косу на каменный пол. Другие, обменявшись неуверенными взглядами, с такой же небрежностью свалили в кучу свой инструмент.

Двоюродный брат Ровены Ирвин спустился к ним по лестнице. Его пухлое лицо хранило необычно мрачное выражение; он вертел в пальцах ржавую сигнальную трубу.

— Ваш отец наверху, — объявил он. — Он велел собрать вас. Сказал, что у него мало времени.

Не успел он закончить, как в верхних помещениях замка раздался оглушительный грохот, затем последовал град весьма образных громогласных высказываний по поводу замка, его обитателей, погоды, бога и его матери. Все глядели вверх, как будто ожидая, что объяснение загадочных слов Ирвина сойдет на них сверху вместе с облаком пыли и всеми этими богохульствами и проклятиями, призываемыми на головы ближних и дальних.

Большой Фредди протер кулаком запыленные глаза.

— А что, папа не в духе, Ирвин?

— Хуже, — грустно сообщил Ирвин. — Я думаю, что он трезвый.

Братья многозначительно переглянулись, восприняв эту новость с глубочайшей серьезностью.

— Чушь! — насмешливо фыркнула Ровена. — Разве ты видел его когда-нибудь трезвым, Ирвин?

Кузен повернулся к ней. В его нежных, как у теленка, глазах светилось слепое обожание.

— Нет. Но я никогда не видел его и таким, как теперь.

Ровена дернула Ирвина за нос с презрительной нежностью.

— Если ты говоришь, что он трезвый, то, скорее всего, ты сам запускал в эль свою жадную лапу.

Ирвин смущенно хихикнул. Другие же громко рассмеялись, представив их пухлолицего кузена, хватающего кружку и пьющего, пьющего запретный напиток, захлебываясь и проливая на себя.

— Папа, наверное, просто голоден, — убежденно произнесла Ровена.

Взгляд, который бросил на нее Маленький Фредди, был настолько лишен малейшего намека на упрек, что она опустила голову от стыда, сожалея о беззаботно растраченном ею летнем дне. При упоминании о еде в желудках у всех поднялось недовольное урчание. Корки черного хлеба, которые они — после долгого поста — окунали в растопленное сало нынешним утром, стали приятным, но, увы, далеким воспоминанием. Ровена, вздохнув, обреченно пошла к стене, на которой висел старый лук со стрелами. Ее остановили слова Маленького Фредди:

— Яблоки, Ро! Мы можем потратить немного. Я запеку их на углях, как любит папа.

С благодарной улыбкой Ровена взяла мешок, который он протягивал ей. Маленький Фредди, казалось, унаследовал столько же разума, сколько было скупо поделено на всех ее остальных старших братьев вместе. Натянув шапку поглубже на уши, Ровена нырнула в сгущающуюся ночную тьму.

Едва за нею закрылась дверь, как глава семейства, спотыкаясь, спустился по лестнице.

«Бог мой! — подумал Маленький Фредди. — Ирвин был прав. Папа никогда не спотыкается, если пьян».

Куда девались его важная походка, затуманенный, напыщенный взгляд? Теперь ноги его с каждым шагом, казалось, вязли в болотной засасывающей жиже, а глаза блестели, как будто наполненные слезами. Линдсей Фордайс, барон Ревелвуд, стоял у подножия лестницы и обозревал своих угрюмых сыновей, как будто видел их впервые.

— Христос всемилостивейший! Я и не знал, что вас такая тьма. — Он протер глаза, как будто надеясь, что часть их исчезнет.

— Нас девять, дядя Линдсей, считая Ровену, — сказал Ирвин, всегда готовый угодить.

Барон вновь оглядел зал.

— А где Ро? Я не вижу ее.

Маленький Фредди отошел от очага:

— Пошла за яблоками, папа.

— Это к лучшему.

Отец пересек зал, волоча правую ногу. Его ранее чуть заметное прихрамывание со временем превратилось в тягостный недуг. Он тяжело уселся в старинное кресло, заскрипевшее под его весом.

— Воды, Фредди, — прохрипел он.

Барон откинулся назад и закрыл глаза, упустив возможность лицезреть яростную борьбу между Большим Фредди и Маленьким Фредди, каждый из которых тянул к себе глиняную бутыль, расплескивая тепловатую воду на босые ноги. С неразборчивым ворчанием Большой Фредди выдернул бутыль из рук своего брата и налил воды в ржавый кубок. Зато он уступил Маленькому Фредди честь торжественно преподнести кубок отцу.

Руки его тряслись, когда он взял кубок. Он осушил его так, как будто ему предложили нечто значительно более приятное, чем грязноватая вода с плававшим в ней безвременно погибшим комаром.

— Ну, идите-ка поближе, сыновья. У меня радостные вести, — объявил он.

Раскинув широко руки, как будто желая привлечь их всех к своей груди, он неожиданно засиял улыбкой. Это выглядело так странно, что сыновья его сделали весьма неуверенный шаг вперед, а Ирвин и вовсе шагнул назад.

— Куда это ты, Ирвин? Я не хочу лишать тебя права на приключение только потому, что ты имел несчастье произойти от другого отца.

Ирвин смущенно покраснел и придвинулся поближе.

— Приключение, дядя Линдсей?

Парни обменялись озадаченными взглядами. Они были совершенно не способны представить возможность какого-либо иного существования, кроме их собственной жизни. В конце концов, разве не приключение выращивать репу на каменистых полях, предназначенных для чего угодно, только не для возделывания?

Отец наклонился вперед, таинственно подмигнув им.

— Видите ли, мальчики, в этой последней поездке я действительно поймал ускользавшую ранее фортуну, — начал он с неестественной веселостью. — Я поспешил домой, чтобы разделить достигнутое наконец благоденствие с моим драгоценным потомством, но мой мешок был так набит золотыми монетами, что старый мерин с трудом волочил ноги. — Последовал печальный вздох.

Маленький Фредди слушал, скрестив руки и сузив глаза, с выражением откровенного недоверия.

— Поэтому я остановился на ночь отдохнуть в замке моего друга.

«Друга, — подумал Ирвин, недоумевая, — что за странное понятие. Родня есть родня, а что, собственно, значит „друг?“ И немудрено, все, с кем Ирвин имел дело, были его родственниками».

— А у них в замке как раз в это время началась развеселая игра в хазард[1]. Правда, папа? — с усмешкой прервал отца Маленький Фредди.

Папа взъерошил светлые, как серебро, волосы своего сына.

— Родди, ты не перестаешь изумлять меня.

— Я Фредди. — Вынырнув из-под руки отца, Фредди вернулся к очагу, вновь занявшись своим котлом.

— Итак, — быстро продолжал папа, — чтобы слегка уменьшить обременительный груз несчастного животного, я пару раз кинул кости. Мы играли с моим старым знакомым, сыном графа, который пожаловал мне когда-то владения за службу в его войске. Будучи юношей, он очень любил меня, а теперь, возмужав, стал великим и благородным рыцарем.

От того, как папа произнес последние два слова. Маленький Фредди поежился, непрошеный холодок предательски пополз по его спине. Он выпрямился, перестав помешивать в котле.

— Сначала я поставил на то, что у меня было. Потом — на то, чего у меня не было. Может быть, я хлебнул эля вот настолько больше, чем нужно. — Папа вытянул большой и указательный пальцы, показывая излишек выпитого.

Маленький Фредди широко развел руки, поправляя явное отцовское преуменьшение. Ирвин прикрыл рот пухлой рукой, стараясь не рассмеяться. Маленький Фредди притворился, что потягивается, когда взгляд отца упал на него.

Папа пожал плечами.

— Там я потерял мое богатство. Когда мой старый друг обнаружил мое безденежье, он, боюсь, вышел из себя. С его проклятой памятью победителя он вспомнил, как я хвалился восемью сильными парнями, которые заботятся о моем замке, пока я ищу свою удачу. Так что в итоге один из вас пойдет служить к графу на один год. Ну разве не редкое везенье? Такой шанс! — Он смотрел на них с сияющей улыбкой, и его яркие поросячьи глазки светились ожиданием бурных проявлений радости с их стороны.

Ответом ему была тишина.

— Ты поставил на кон одного из своих детей? — Маленький Фредди протолкался через стену плотно сдвинутых плеч, встав прямо перед своим отцом.

Улыбка сошла с лица Линдсея Фордайса. Он растерянно провел руками по редким волосам, прикрывая лысину, появление которой очень его огорчало.

— Не совсем так. Выбор был не за мной. — Он мрачно оглядел их, отбросив наконец притворную радость. — Он сказал, что либо сам приедет в Ревелвуд выбрать одного из моих парней для службы, либо привезет в Ревелвуд мою отрубленную голову.

— О, дядя! — выдохнул Ирвин, побледнев так, что стал почти зеленым.

— Счастье твое, что он не твой враг. Есть имя у этого добродетельного рыцаря? — Глаза Маленького Фредди стали как узкие щелки.

Фордайс вытер лоб рукавом. Ему вдруг стало невыносимо жарко, хотя слабое пламя в очаге почти не давало тепла. Вдруг грохот копыт разнесся эхом по двору замка, и все застыли на месте. Наступила тишина. Затем дверь распахнулась от мощного удара, который чуть не сорвал ее с петель.

Ровена вбежала в зал, яркая, радостная, подобная лучу солнечного света. Сладкий запах диких трав торфяника пропитал ее волосы, кожу, тунику ручной вязки, которая была на ней. После бега ее щеки были тронуты розовым румянцем; глаза горели избытком молодых жизненных сил.

Она подбежала прямо к отцу, торопясь многое сказать ему. Слова сыпались из нее быстрее, чем яблоки из ее перевернутого мешка.

— О, папа, я так счастлива, что ты опять дома! Где ты прятал такого роскошного жеребца? Похоже, в этот раз ты действительно нашел свою вечно ускользающую счастливую судьбу?

Опустившись на колени рядом с его креслом, она вынула из кармана помятый букетик вереска и положила его на колени отца. Не давая ему и секунды, чтобы ответить, Ровена продолжала быстро и возбужденно говорить:

— Я принесла твои любимые цветы, а Маленький Фредди обещал запечь яблоки на углях. Они будут горячие, сладкие и сочные, как раз как ты любишь. Это в сто раз вкуснее, чем какой-нибудь жесткий старый подгоревший заяц. О, папа, ты опять дома! Мы думали, что ты никогда не вернешься.

Она обхватила его руками, и от резкого движения шапка упала с ее головы, выпустив на волю целый каскад золотистых пшеничных локонов.

Руки Фордайса не поднялись, чтобы привлечь ее к себе. Он сидел, напряженно выпрямившись, и глядел куда-то в сторону. Ровена недоуменно взглянула на него, потом обвела взглядом зал, почувствовав необычную тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в очаге. Отец избегал ее взгляда. Ей даже показалось, что его нижняя губа дрожит. Ровена совсем растерялась.

Она проследила глазами направление его взгляда. Ее братья стояли, выстроившись с необычной для них строгостью. В середине ряда сиял нелепой улыбкой Ирвин.

В круг яркого света перед очагом вышел незнакомец, залитый теперь ярким светом огня. Ровена охнула. Ей вдруг показалось, что она смотрит вверх со дна глубокого колодца и там, наверху, стоит этот человек и не сводит с нее взгляда алчных черных глаз. Его взгляд пронзил ее первобытным страхом, приковывая к полу, как будто Ровена глядела в лицо самой смерти.

— Папа, — произнесла она, гладя холодную, дрожащую руку отца.

Он провел рукой по ее волосам, глядя куда-то в пространство за ее спиной.

— Ровена, я думаю, что тебе лучше подождать снаружи, пока мы не закончим наши дела.

— Ты ничего не говорил о дочери, Фордайс. — Незнакомец переводил взгляд то на отца, то на его дочь.

Рука отца обняла плечи Ровены, как будто прикрывая ее щитом. Издевательский смех незнакомца эхом прокатился по залу. Только Ровена могла слышать ругательства, которые пробормотал папа, осознавший, в какую он попал ловушку.

— Тебя интересуют мои сыновья, — прошипел папа, и на его виске начала биться крошечная вена.

— Но ты-то беспокоишься не о них. Это сразу видно.

Мужчина подошел, и Ровена поднялась, выпрямившись и упрямо задрав подбородок. О нет, она не хочет оставаться на коленях у ног странного незнакомца! Вся одежда этого странного человека была так же черна, как и его глаза. Ровена встретила его жгучий взгляд и подумала: «А не так ли черна и душа его?!»

Хотя, когда он подошел ближе, глаза его оказались вовсе не черными, а просто темными, с бархатно-карим оттенком. Их непроницаемая темная глубина не позволяла даже отдаленно постигнуть мысли незнакомца. Густые изогнутые брови придавали лицу выражение насмешливого удивления. Его черные волосы слегка вились. Массивность фигуры спасала его правильные черты от излишней красивости. Да и рост только подчеркивал общее впечатление мужественности. У Ровены мелькнула мысль, что, если бы не жестокое, даже безжалостное выражение лица, этот мужчина был бы по-настоящему красив.

Он протянул руку и приподнял прядь ее волос, как будто изумленный их яркостью. Нежный локон обвился вокруг его пальцев.

Ровена привычно скользнула рукой туда, где у нее всегда висели ножны, но прежде, чем она успела занести оружие для удара, запястье ее оказалось зажато и вывернуто с такой страшной силой, что нож выпал из руки и со звоном покатился по каменному полу. Она прикусила губу, чтобы не закричать от боли. Мужчина отпустил ее.

— В ней больше огня, чем во всех вас, вместе взятых. — Незнакомец шагнул обратно к очагу. — Я беру ее.

Зал взорвался яростными протестами. Папа глубже опустился в кресло, прикрыв глаза рукой.

— Вы не получите мою сестру! — взвился к потолку срывающийся голос Маленького Фредди.

Незнакомец усмехнулся:

— Не шуми зря. Она послужит у меня всего год. Ровена взглянула на отца. Губы его двигались, но он не произносил ни звука. Ее братья сыпали яростными угрозами, при этом смирно стоя на месте, словно приросли к полу. «Уж не лишились ли они все разума?» — подумалось Ровене. Но сверкающие глаза незнакомца не сулили ничего доброго. Казалось, в них светилась радость от того, что все ведут себя именно как он и предполагал. Он как будто подмигивал Ровене, устанавливая между ними особую, непристойную близость, отчего вся сцена становилась еще более ужасной. Страх парализовал ее. Ничего не понятно, но какие уж тут вопросы, когда язык прилип к гортани.

Жалобный голос папа был так тих, что его едва можно было услышать:

— Мы же говорили о сыновьях, разве не так? Громогласный ответ заставил всех замолчать:

— Нет, Фордайс. Мы говорили о детях. Я получал право на одного из твоих детей на год.

Ровена была близка к обмороку. Нет, это все просто сон, страшный сон, посетивший ее под утро. Скоро рассветет, и все кончится. То-то смеху будет, когда она станет рассказывать свои кошмары.

— Ты не можешь отобрать у человека единственную дочь, — произнес папа умоляюще. — Прояви ко мне хоть каплю милосердия.

Рыцарь презрительно взглянул на него.

— Милосердие? Разве в этом дело, Фордайс? Я пришел, чтобы преподать тебе урок справедливости.

Папа собрал всю свою смелость и с силой ударил по подлокотнику кресла:

— Я не позволю этого.

Рука незнакомца опустилась на рукоять массивного меча, висевшего в ножнах на его поясе.

— Ты выбираешь поединок? — тихо спросил он.

Линдсей Фордайс колебался одно ничтожное мгновение.

— Ровена, ты должна сопровождать этого доброго человека.

Ровена в недоумении моргала глазами, ошеломленная столь быстрым отступлением отца.

Маленький Фредди бросился вперед, подняв над головой железный котелок в качестве оружия. Рыцарь повернулся к нему с обнаженным мечом. Ровена попыталась вмешаться, но тут папа оказался весьма резвым. Он жестоким апперкотом сбил мальчика с ног. Фредди свирепо глядел на своего отца. Кровь текла по разбитому лицу брата Ровены. Единственного вставшего на ее защиту.

— Не будь идиотом! — выкрикнул папа. — Он убьет тебя, а затем и меня.

Все еще держа наготове меч, незнакомец повернулся к остальным братьям.

— Если кто-нибудь еще желает оспаривать мое право, я был бы более чем счастлив защищать его.

Широкое лезвие сверкало в отсветах пламени. Большой Фредди долгим взглядом посмотрел в глаза рыцаря, сжав свои мозолистые руки в кулаки, но затем отвернулся, уткнувшись лбом в теплые камни очага.

Глаза незнакомца расширились в изумлении, когда Ирвин выступил вперед, все еще сжимая в руке сигнальную трубу. Папа сделал шаг в направлении Ирвина, который тут же плюхнулся своим широким задом на край очага, тщательно изучая трубу, как будто видел ее в первый раз. Рыцарь убрал меч в ножны.

— Пари есть пари. — Папа провел пальцами по истрепанной позолоте своего изношенного мундира. — Как вам известно, я — благородный человек.

Он вздохнул, как будто бремя благородства было слишком тяжелым грузом для него. Послышался короткий, неприятный смех. Это смеялся рыцарь.

Папа нежно взял лицо Ровены в свои влажные руки.

— Иди с ним, Ровена. — Он с трудом проглотил комок в горле. — Он не обидит тебя.

Незнакомец наблюдал за прощанием с загадочным молчанием, скрестив руки на груди.

Ровена вглядывалась в лицо отца, втайне надеясь услышать наконец взрыв смеха, объясняющего все происходящее как грубый розыгрыш. Но маленький огонек надежды, теплившийся в ней, задрожал и погас, задавленный унылым мраком, который она увидела в синих глазах своего отца.

— Я пойду с ним, папа, если ты говоришь, что я должна это сделать.

Незнакомец медленно подошел к ней, держа в руках веревку, привязанную к его поясу. Папа отступил назад, предусмотрительно сохраняя безопасную Дистанцию между собой и внушительной фигурой рыцаря, равную длине его меча.