Fairleigh - Черный рыцарь

Гарет, поднимаясь по ступеням, держал за руку Алису. Он ничего не ощущал от прикосновения этой Руки, кроме ее холода и хрупкости. Он не мог отделаться от мелодии песни Мортимера, преследовавшей его своим жутким припевом. Он видел любопытство в карих глазах Алисы. Может быть, и она слышала слова песни. Гарет вырвал свою руку из паутины ее тонких пальцев, не объясняя причины. У нее не осталось времени для кокетливого упрека. Они были уже у самых дверей спальни.

Оруженосец с детским лицом и покрасневшая служанка выскользнули из комнаты, обмениваясь понимающими взглядами. С хихиканьем они понеслись вниз по лестнице. Гарет с силой захлопнул дверь и сорвал стеганое покрывало с кровати. От этого яростного жеста Алиса вздрогнула, и страх пробежал покалывающими иглами по позвоночнику. Чувство опасности отразилось искрой предчувствия в ее потемневших глазах. Это еще более раздражило Гарета.

Она медленно шла к нему, и, когда он поймал ее руку, притянув Алису в свои объятия, губы ее жадно раскрылись, обжигая его пламенем страсти, охватившим женщину. Тело его отвечало на призыв желания, но разум занимала мысль, сколько женщин соблазняли его из чувства любопытства, остроты наслаждения от осознания опасности, исходящей от него, в надежде получить подтверждение жутким слухам, ходившим о нем.

Алиса, оторвавшись от его губ, вцепилась своими тонкими пальцами в кожаные нарукавники на его кольчуге и стала стаскивать их с такой яростью, будто срывала с него кожу.

Эти тонкие, с острыми ноготками, пальцы вызвали в нем память о его былых кошмарах, преследовавших его после того, как он похоронил Илэйн. Ему чудился тогда ее разлагающийся труп, пробирающийся в зал замка. Пальцы скелета как будто скребли по запертой двери спальни, пока он не пробуждался с криком, охваченный паническим ужасом, недостойным мужчины, ощущение которого еще долго не покидало его память.

Он крепче прижал к себе Алису, касаясь лицом ее нежной шеи, пытаясь прогнать эти воспоминания.

Его глаза помимо воли внезапно широко раскрылись. Он вдруг вспомнил — без какого-либо повода — теплоту более естественного и живого тела, которую он ощущал, когда ехал к замку с девушкой, спящей в его руках. Ее тело, такое беззащитное и теплое, доверчиво приютилось на его груди. Голова склонилась во сне, и ее нежное дыхание проникало сквозь звенья его кольчуги, как теплый весенний ветерок. Она была так молода, и он внезапно почувствовал себя очень старым. Он вновь увидел ее стоявшей в центре зала, в бесформенной шапке, скрывавшей золотую массу волос, выглядевшей более хладнокровной и владеющей собой, чем любой из тех, кто бродил, спотыкаясь, вокруг нее. Лишь глаза были лишены уверенности. Они впились в него, как будто от его воли зависели даже ее мысли. Это видение, посетившее его сейчас, обеспокоило Гарета. Убежит она или его предупреждения остановят ее? Встреча с ее отцом была подарком судьбы. Он слишком долго искал ее, чтобы потерять теперь.

Алиса со стоном прильнула к его губам. Ее дразнящие пальцы скользили по его бедру опытными движениями. Поддаваясь страсти, он стянул платок с ее головы. Ее волосы обрушились шелковым каскадом, окружив бледным облаком их лица.

Ровена проснулась оттого, что чья-то крепкая рука зажала ей рот. Она с некоторым усилием вернулась к действительности из туманной дремоты и потянулась за своим ножом, но обнаружила лишь пустоту. Кто-то уже лез рукой под ее верхнюю тунику.

— Если ты — оруженосец, то я тогда — юная девственница, — услышала она грубый шепот.

Огонь в очаге догорел до углей, и лицо напавшего на нее скрывалось в тени. Паника разогнала последние остатки сна, и Ровена изо всех сил ударила непрошеного гостя в лицо. Триумфальный крик, который он издал, просунув руку между ее ног, резко оборвался; когда ее кулак крепко ткнулся в его мягкий подбородок.

Мужчина схватил ее за руку.

— Черт побери, девочка! Ты, может быть, дерешься как парень, но я клянусь, ты будешь довольна мной еще прежде, чем окончится эта ночь.

Жаркое дыхание, полное паров эля, пахнуло ей в лицо. Влажные жадные губы накрыли ее рот. Ровена направила колено ему в пах, но удар пришелся в пустоту, а над ними нависла чья-то тень. Теперь вес нападавшего уже не придавливал ее к полу. Она села, с трудом переводя дыхание. Шапка слетела, и освободившиеся золотистые волосы упали ей на лицо. Она отбросила их назад и увидела хозяина замка, сэра Блэйна, прижатого к стене, и Гарета, приставившего к его горлу свой кинжал.

Блэйн пожал плечами, насколько позволяло ему его неловкое положение.

— Чего ж ты ожидал, мой друг? Ты считал, я настолько пьян, что поверю, будто это — парень? Эти губы, безусловно, созданы небесами, чтобы служить рыцарю, но при чем же тут оруженосец.

Ровена коснулась своих губ. Они были горячими и распухли.

— Эту леди беспокоить нельзя. — Маленький кинжал в руке Гарета оставался неподвижен.

Глаза Блэйна сузились.

— Если ты не можешь предложить этой… леди ничего иного, кроме как оставить ее одну в моем зале, как ты смеешь упрекать меня за то, что я предложил ей мою защиту?

— Ты предложил ей больше, чем защиту. Если ты считаешь мою заботу о ней недостаточной, мой старый друг, может быть, ты хочешь вызвать меня на поединок?

Блэйн отвел глаза от прямого взгляда Гарета. На его щеке дернулся мускул.

Улыбка Гарета была мало похожа на улыбку.

— Я так и думал. — Он убрал кинжал в ножны. — А теперь, как добрый пьяный малый, доберись до своей постели. Боюсь, мне пришлось разочаровать Алису. Может быть, она согласится утешить твою уязвленную гордость.

Блэйн выдавил жалкую усмешку и потер свой подбородок.

— Я посоветовал бы тебе надеть доспехи, прежде чем взять эту крошку с собой наверх. Она выдает опасные удары.

— Я знаю. Видел.

Гарет поднял Ровену на ноги. У нее не было иного выбора, как только сопровождать его. Она взглянула назад, увидев, как Блэйн глядит им вслед. Лицо его выражало неопределенное чувство, впрочем, весьма напоминавшее зависть.

3

Путь по лестнице показался ей слишком коротким. Не успев прийти в себя после пережитого, Ровена оказалась в скромной спальне. Она стояла у стены, крутя в руках свою шапку. Тяжелая дверь захлопнулась за ними. Эта ночь, казалось, никогда не кончится. Ровена почти не вздрогнула, когда Гарет мягко провел пальцами по се щеке.

— Он обидел тебя?

Она отрицательно помотала головой. В состоянии полного опустошения она решилась на прямой вопрос:

— Вы отняли меня у него для себя? И для этого привели сюда?

Он отвернулся с пренебрежительным смехом.

— Боже сохрани. Грязные маленькие пострелята из торфяных болот не в моем вкусе.

Обиженная Ровена чуть было не заявила, что она лишь вчера искупалась, правда, в одежде; но вовремя спохватилась. Если бы родная чистая грязь торфяников могла огородить ее от внимания благородных рыцарей, подобных сэру Гарету и его друзьям, она навсегда отказалась бы мыться.

Гарет повернулся к ней спиной и снял через голову свою тунику. Его широкие плечи были покрыты сетью бледных шрамов. «Какой из этих ударов меча предназначался для короля в той битве?» — подумала Ровена.

— Это неудивительно, — пробормотала она, не осознавая, что говорит вслух. — Ты сегодня уже, кажется, вызывал на поединок всех, кроме меня.

Гарет повернулся к ней с интересом в глазах. Его грудь была покрыта темными курчавыми волосами. Уголки губ приподнялись как будто в изумлении, если подобное чувство вообще мог испытывать столь сдержанный человек, как он. Ровена наконец поняла, что зачем-то высказала вслух свои мысли, хотя вовсе не собиралась этого делать. Она опустилась на плетеный ковер рядом с кроватью и начала нервно заплетать в косички свои волосы.

Она слышала, как застонала кровать под его могучим телом, когда Гарет улегся. Его темная голова вдруг приподнялась над краем кровати.

— И никто не принял моего вызова. Разве не так?

— Вы такой непобедимый?

Он опять откинулся на кровать всем своим весом, хмыкнув что-то такое, что она восприняла как утвердительный ответ. Убедившись, что, неумело заплетая волосы, лишь только больше запутывает их, она оставила свою затею, с сожалением вспоминая умелые руки Маленького Фредди, всегда делавшего это для нее. Ровена легла и покрепче подоткнула вокруг себя тунику, ощущая, что ей не хватает тепла гончей, спавшей рядом с нею в зале. Измученная событиями дня, она закрыла уставшие глаза. Но вскоре она как будто ощутила тень, упавшую на нее.

Это Гарет опять навис над нею, и у Ровены замерло дыхание. Она подумала, что сейчас его сильная рука закроет ей рот, мягкие губы требовательно сомкнутся вокруг ее губ. Вместо этого, на нее упало одеяло, а сверху шлепнулся его кинжал.

— Если кто-нибудь опять пристанет к тебе ночью, включая меня, распотроши его.

Ее немигающие голубые глаза встретили его темный взгляд. Кровать вновь заскрипела. Она ждала в тишине звука мерного дыхания, который сказал бы ей, что он уснул. Но так и не дождалась. Она свернулась на боку, с крошечным кинжалом, зажатым в руке.

Ровена проснулась в пустой, нагретой солнцем комнате. Она расправила затекшую спину и встала, потирая глаза. Одеяло на гусином пуху соскользнуло с нее, завернувшись вокруг ног. Примятая перина свидетельствовала о том, что на кровати недавно лежали. Ровена воровато огляделась и бросилась на перину со вздохом наслаждения. Кровати в Ревелвуде были давно проданы, и постелью для всех служила груда плесневелой соломы в зале. Она перекатилась на живот, зарыв лицо в роскошную мягкость. Ее тело уютно устроилось в углублении, оставшемся от мужчины, спавшего там. Она с размаху перекинулась на спину и начала раскачиваться вверх и вниз, хохоча от восторга. Деревянная рама кровати резко и жалобно скрипела, но Ровена продолжала радостно раскачиваться.

Дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял Гарет с парой расшнурованных кожаных нарукавников, перекинутых через руку. Ровена замерла, хотя кровать продолжала трястись под ней еще целую минуту. Лицо Гарета оставалось непроницаемым, однако Ровена впервые в своей жизни подумала о том, как она выглядит. Подняв руку к волосам, обнаружила, что они наполовину сплетены, а наполовину просто спутаны.

Она слабо улыбнулась:

— Доброе утро, сэр. Я ожидала вас.

Он поднял бровь и усмехнулся. Ровена прикусила язык. Гарет захлопнул дверь. Ровена бочком слезла с кровати.

— Я ожидала… ну, то есть как ваш оруженосец, что в это утро вы научите меня, как наилучшим образом служить вам.

Ровена запнулась, сообразив наконец, что, как ни скажи, все выходит по меньшей мере двусмысленно. Лучше всего помолчать. Она хотела поднять с пола одеяло, но высокая фигура Гарета загородила ей путь.

— Мой кинжал, пожалуйста. — Он протянул широкую ладонь.

— Я как раз хотела взять его.

— Это меня и беспокоит.

Он отступил назад лишь на несколько дюймов, так что ей пришлось протиснуться к одеялу, задев боком его бедро. Порывшись в складках одеяла и найдя кинжал, она шлепнула его рукоятью в протянутую ладонь и отступила назад. Гарет сунул украшенное драгоценными камнями оружие за сапог и наклонился, чтобы собрать свое небольшое имущество.

— В комнате в конце коридора есть кадка с водой. Она наполнена со вчерашнего дня. Ты можешь воспользоваться ею, если хочешь.

Ровена с самодовольным видом замотала головой:

— Нет, сэр. В этом нет необходимости. Я только в прошлом месяце мылась.

Гарет с удивлением поднял голову. Она старалась не выдать своего смущения перед его откровенно испытующим взглядом. На самом деле лишь вчера, в Ревелвуде, она погрузилась в прохладный водоворот родного потока и лежала затем в теплых лучах полуденного солнца, пока ее одежда не стала жесткой и не начала тереть ее кожу. Но этот тиран не должен знать об этом.

Он пробормотал что-то нечленораздельное и, зашнуровав быстрыми уверенными движениями кожаные нарукавники, протянул руки в ее сторону. Ровена отступила еще на шаг и так и стояла, неудобно прижавшись к деревянной раме кровати.

Гарет кашлянул, кивнув на кожаные шнурки, свисающие с его блестящих нарукавников.

— Может быть, завяжешь? — спросил он, всем видом своим олицетворяя страдающее терпение.

Ровена подошла поближе. Ведь настоящий оруженосец должен помогать ему облачаться? А она теперь — в роли оруженосца, разве не так? Высунув от напряжения язык, она попыталась связать скользкие ремешки в хитроумные узлы. Дважды в них застревали и ее собственные пальцы.

С третьей попытки, после того как связанными оказались ее мизинец и большая прядь волос, но только не шнурки, Гарет со стоном отнял у нее свою руку.

— Если я не хочу оторвать твои пальцы или оставить тебя лысой, мне придется поискать кого-либо другого в помощь себе.

Ровена с обидой убрала руки за спину.

Он надел плетеную кольчугу.

— Побудь здесь. Я поищу Блэйна и поблагодарю его за гостеприимство, прежде чем мы покинем этот дом.

Ровена вспомнила тяжелую руку, нагло лазающую между ее ног, и подумала о нескольких способах, которыми она хотела бы отблагодарить Блэйна за его гостеприимство, — все они не отличались разнообразием, в основном немалая роль отводилась тупому концу хорошей дубины. Она мечтательно вздохнула и стала заправлять свои спутанные волосы под шапку. Гарет оставил ее покорно сидящей на краю кровати.

Крошечная искорка боли в подложечной ямке разгорелась в целый пожар в желудке. После столь удачного насыщения прошлым вечером Ровена понимала теперь, что это — проявление голода. Ровена так долго жила с этой болью, что до этого вечера она представлялась ей нормальным состоянием.

Она посидела, с огорчением ощущая, что боль только усиливается, затем поднялась, чтобы пройтись по спальне. Выпила немного воды, выплеснула остатки в окно и уселась вновь. Увы, желудок требовал своего все настойчивей. Должно быть, напрасно она разбаловала его вчера.

Ровена открыла дверь и выглянула в коридор, посмотрела в одну сторону, в другую, прежде чем выбраться наружу. Был, очевидно, более ранний час, чем она думала. Тела людей все еще валялись на лестнице в самых живописных позах. Она осторожно пробралась вниз, в большой зал. Какой-то мужчина потянулся рукой к ее щиколотке, но она живо ускользнула от его ленивых пальцев, и он, пробормотав что-то придушенным голосом, вновь свернулся под своим плащом.

Перед ней маячил стол, не менее великолепный в трезвом свете утра, чем в ночном покачивающемся блеске факелов. Что ж, она почтит должным вниманием эту роскошь.

Ровена резко повернулась. Гарет бегом спускался по лестнице. Он касался стены, чтобы удержать равновесие. По выражению его лица она поняла, что он уже побывал в пустой спальне. Представив его смятение, когда он не обнаружил ее там, она не могла удержаться от злорадства. Удовлетворенное тщеславие сияло в блеске ее глаз. Можно было даже не скрывать этого. Все равно Гарет не мог ничего заметить, пробираясь через груду лежавших тел. Ровена, странно потолстевшая за то недолгое время, что провела в одиночестве у стола, решила вдруг еще больше изменить свой вид в худшую сторону, потерев щеки грязными ладонями. Лицо ее быстро приобрело соответствующий цвет.

Гарет открыл было рот, чтобы сказать что-то, но тут же и закрыл его. Его глаза оглядели ее с головы до ног, сузившись от подозрения, как будто он подумал, что феи посетили их ночью и оставили эту грязную толстую коротышку вместо похищенной им стройной девушки.

Ровена весело улыбнулась.

— Я устала ждать, милорд. Надеюсь, я не прогневила вас.

— Нет.

Он произнес это отрывисто сквозь сжатые зубы, что говорило о его неискренности. Ее улыбка стала еще шире. Она сожалела, что у нее не хватило времени заодно вымазать сажей свои перламутровые зубы.

— Я предпочел бы, чтобы в будущем вы подчинялись мне, — сказал он. — Если, конечно, не хотите попасть в руки еще какого-нибудь сэра Блэйна.

Ее укололи его слова. Ровена спрятала обиду за насмешливыми цветистыми фразами:

— Где же наш учтивый хозяин? Или у него не нашлось слов прощания к нашему отбытию?

Легкая усмешка еле заметно тронула губы Гарета.

— Боюсь, что сэр Блэйн ощущает себя не совсем здоровым в это утро. Он желает нам счастливого пути, присовокупив особенно добрые пожелания моему новому оруженосцу. Он даже поручил своему конюху предоставить вам лошадь для переезда в Карлеон.

Ровена приняла руку, которую Гарет предложил ей, чтобы провести ее через зал. Она представила, какую радость и ревность испытал бы Мортимер, если бы видел сэра Гарета, ведущего за руку своего оруженосца. Ей всегда казалось, что ее огрубевшие пальцы недостаточно тонки и изящны, но они утонули в широкой ладони Гарета. Ровена услышала чье-то Шумное дыхание и, взглянув вниз, увидела знакомую рыжую гончую, принюхивающуюся возле ее ног. Она потрепала ее по голове, как будто прощаясь с верным другом.

Слово «лошадь», было слишком лестным для той клячи, которой сэр Блэйн столь щедро одарил Ровену. Ложбина на вогнутой спине между холкой и крупом была настолько глубокой, что могла вместить трех Ровен. Если бы тишину раннего утра не нарушало ленивое переступание копыт этого одра при их приближении, Ровена сочла бы ее мертвой. Она услышала, как кто-то насмешливо фыркнул за ее спиной. Вряд ли это была лошадь, но, когда Ровена обернулась, лицо Гарета вновь было непроницаемо суровым.

— Разборчивость Блэйна в женщинах всегда превышала его познания в лошадях, — сказал он.

Более опытная женщина, безусловно, приняла бы эти слова как комплимент, но мимо ушей Ровены они пролетели пустым звуком. В руку ей неожиданно ткнулся теплый нос. Это рыжая гончая все еще сопровождала ее. К ней присоединился огромный седеющий дуралей мастиф, ростом почти по пояс Ровене.

Мастиф сунулся носом ей в рукав.

— Отстань, — прошипела Ровена.

Гарет нахмурился. Его жеребец танцевал в возбуждении от лая и подвывания вертящихся под ногами собак. Ровена шлепнула гончую. Мастиф ухватился зубами за рукав и потянул на себя. Три маленькие собачонки с тявканьем бросились к ним по мосту. Их украшенные драгоценными камнями ошейники сверкали на утреннем солнце. Они понеслись прямо к Ровене. Она решила, что настал самый подходящий момент наплевать на дьявольское чувство юмора сэра Блэйна и взобраться на спину клячи. Она уже поставила одну ногу в стремя, но мастиф ухватил ее за штанину мощными челюстями. Ровена сжала зубы и изо всех сил подтянулась на руках, пытаясь сесть на лошадь, но борьба с мощным, хотя и престарелым зверем не увенчалась успехом. Хотя и полным поражением это тоже нельзя было назвать.

Ровена все-таки легла на живот поперек лошади, но на большее была явно не способна. Гарет поглаживал свою короткую бородку с видом полной безмятежности.

— Будьте любезны, — простонала она от напряжения. — Я была бы очень признательна вам, если бы вы помогли мне сесть на лошадь.

Повелительным ревом он разогнал собак. Рыжая гончая медленно удалялась, бросая на Ровену укоризненные взгляды. Гарет обхватил Ровену и поставил на землю. Задержавшись на мгновение, он принюхался. Затем, взяв ее за локоть, развернул к себе лицом.

— Не хочу быть грубым, но я должен настоять на том, чтобы ты выкупалась. Когда собаки начинают следовать за человеком, чуя его запах, это верный признак…

Внезапно он замолчал, и взгляд его изумленно остановился на ее разорванном рукаве, из которого свисала половина жареной курицы. Он осторожно вытащил се оттуда и швырнул в середину увеличившегося круга собак, собравшихся во дворе. Они набросились на нее с удовлетворенным рычанием.

Гарет сердито смотрел на Ровену. Она стояла в немой покорности. А что тут скажешь? Он просунул руку под ее верхнюю тунику, выудив оттуда пригоршню хлебных корок, два куска свинины, комок изюма и чернослива, три целых луковицы и гниющее яблоко, вытащенное ею из пасти кабана. Наконец стала ясной причина ее внезапной толщины. Исправив положение, насколько это было возможно, Гарет повелительно вытянул руку. Ровена скинула верхнюю тунику и вручила ему. Лохмотья полетели к собакам, так же как и ее запасы.

Она не могла скрыть унылого выражения лица, видя, как ее аппетитные сокровища исчезают, пожираемые собаками. Как наслаждался бы Маленький Фредди изюмом, томившимся в корице и меде! Ровена дрожала, оставшись в тонкой рубашке. Этот рыцарь был не просто жестоким — он был чудовищем.

Гарет отвязал плетеную корзину, притороченную к седлу, и сбросил ее прямо у ног Ровены. Он приподнял ее подбородок одним пальцем. Глаза ее были сухими, но губы сжались в гримасу горечи.

— Ты думала, что я заморю тебя голодом?

Молчание было самым красноречивым ответом.

На кончике его пальца, прикоснувшегося к ее подбородку, остался тонкий слой пыли. Он отбросил крышку корзины, чтобы показать ей два каравая горячего хлеба, горшок светло-желтого масла и три раздутых связки свежей колбасы. Он услышал жадное урчание в ее животе, прежде чем сама Ровена почувствовала это.

Она захлопнула крышку корзины ногой и уселась на нее. Она смотрела на него глазами, такими же голубыми и чистыми, как небо, которое становилось все ярче.

— Вы ведь не отдадите все это собакам, правда? Скажите, что не отдадите.

Гарет присел на корточки рядом с ней, убежденный теперь, что, если он все же решит бросить собакам эту корзину, чего и в мыслях не держал, ему придется бросить вместе с нею и Ровену.

Он заговорил медленно и терпеливо:

— Я взял все это для нашей утренней трапезы. Я думал, что будет куда более приятно провести ее вдали от дурных запахов вчерашнего веселья.

Она вскочила так же быстро, как и уселась, и тут же вручила корзину Гарету, с радостью ощутив ее солидный вес.

— Конечно. Отличная мысль. Прекратить ночной пост[2]. В Ревелвуде мы иногда не прекращаем ночного поста до самого вечера. А чем дольше ждешь первой еды, тем больше разгорается аппетит. — Ровена болтала непрерывно, потому что чувствовала: если ее аппетит разгорится еще больше, она окажется вполне способной проглотить Гарета вместе с его корзиной.

Он привязал корзину на прежнее место.

— Ты голодна?

Ковыряя землю носком ноги, она пожала плечами. Из-под опущенных ресниц она видела, как он открывает корзину и отрывает ломоть хлеба, свежего и горячего. Едва дыша, ждала, что он съест хлеб и бросит ей корку. От неожиданности она чуть не пропустила момент, когда он сунул ей весь ломоть.

Не говоря ни слова, Гарет оседлал жеребца. Сжимая полученное чудо в дрожащих пальцах, Ровена взобралась на свою клячу и последовала за своим хозяином через изогнутый дугой мост, в долину, где прохладный воздух струился над туманным озером.

Как и обещал Гарет, они остановились на пикник на солнечной лужайке. Он ел мало, с очевидным удовольствием расположившись полулежа в нескольких метрах от нее и наблюдая, как Ровена уплетает и домашнюю колбасу, и кремовый жирный сыр. На дальнем холме, ярко освещенный солнцем, во всей красе возвышался замок сэра Блэйна в Ардендоне. Ночью Ровена могла лишь догадываться о его сияющем великолепии. Солнце заливало черепичную крышу главной башни, оставляя в тени ее круглую стену. Ровена вздохнула, наслаждаясь видом этой красоты и деликатно слизывая жир от колбасы с кончиков пальцев с выражением мечтательного удовлетворения на лице.

Она взглянула на Гарета, взгляд которого был прикован к ее губам. Он поспешно, смутившись, вскочил и громогласно скомандовал седлать лошадей.

Луга кончились, и они въехали в густой лес, заросший папоротником, изрядно отросшим к концу лета. Вечно болевший от голода желудок Ровены наслаждался непривычным ощущением сытости и теплоты. Наевшаяся, убаюкиваемая неспешной рысцой своей лошади, Ровена безотчетно начала тихонько напевать. Невольно запавшие в память слова баллады Мортимера незаметно слились с нежной мелодией, сорвавшейся с ее губ:

Илэйн наша прекрасная

Заколота напрасно…

Гарет кинулся к ней с такой быстротой, что ее лошадь не успела даже остановиться, когда он, схватив Ровену за ворот платья, рывком ссадил ее с лошади и потащил назад, пока она не ощутила грубую кору дерева о которое ударилась спиной. Она вдруг вновь вспомнила того мужчину, который «пригвоздил» женщину к стене замка.

Ноздри Гарета раздувались от гнева.

— Не пой эту песню. Никогда. Ни сейчас, ни в будущем!

В глубине его глаз осталась лишь бесцветная тьма.

Даже когда он отпустил Ровену, она могла лишь кивнуть, онемев от странно нежного прикосновения перчатки к ее щеке.

Он прошествовал к своему жеребцу, услышав наконец вырвавшееся из нее слабое:

— Как пожелаете, милорд.

Колена тряслись. Гарет вскочил на коня и помчался вперед. Неужели он забыл о ней?! Она уже подумывала, может ли вернуться в Ардендон, чтобы узнать дорогу в Ревелвуд, когда Гарет возвратился. Жеребец гарцевал под ним, приближаясь к ней боком. Его атласная, отливающая шелком кожа, мерцающая на солнце, ярко контрастировала с облаченной в черное фигурой рыцаря. Гарет и жеребец казались единым созданием, настолько точны и быстры были их согласованные движения. Они остановились в ожидании. Лишь слегка волнующаяся грива, шевелившаяся от легкого ветерка, позволяла Ровене поверить, что перед нею — реальный всадник, а не создание ее изголодавшегося воображения, вынужденного питаться Ревелвуде лишь жалкими мечтами.

Она, не говоря ни слова, оседлала свою клячу и прятала руки в редкой гриве лошади, чтобы Гарет не заметил, как они дрожат.

После полудня солнце скрылось за сплошной грядой серых облаков. День незаметно угасал, переходя в сумерки, когда они покинули старую римскую дорогу и, въехав в лес, поскакали среди высоких и древних деревьев. Ровена завороженно смотрела вверх. Сквозь скрипучие ветви ветер нашептывал о близком дожде. Деревья были такими огромными, что она вряд ли смогла бы обнять какое-нибудь из них. Когда ей начали чудиться лица, проступающие в их кривой, грубой коре, она стала смотреть прямо вперед и погнала свою лошадь, чтобы быть поближе к Гарету.

Его широкие плечи перестали казаться ей угрожающими и успокаивали так же, как ритмичное позвякивание уздечки в его твердых руках. Вдалеке послышался вой волка, отчего по спине Ровены поползли мурашки. Гарет, обернувшись, взглянул на нее.

Он и сам мог сойти за волка, с его лохматой головой и блестящими в сумерках белыми зубами. Ирвин рассказывал об оборотне из ада, получеловеке-полу-волке, который заманивает невинных девушек в лес, чтобы насладиться их нежной плотью. Свист, которым подбадривала себя Ровена, звучал довольно уныло. Она придержала лошадь, увеличив расстояние между собой и Гаретом.

Внезапно с оглушительным визгом с дерева сорвалась огромная серебристая летучая мышь, устремившаяся вниз, на Гарета. Ее удар выбил его из седла звук падения разнесся эхом по притихшему лесу кляча под нею обнаружила наконец признаки жизни, встав на дыбы и перебирая в воздухе передними ногами, отчего Ровена быстренько оказалась на влажной земле.

Волосы, рассыпавшиеся по лицу, не позволяли ей видеть что-либо. Она слышала только приглушенные проклятия Гарета.

Отбросив волосы, она увидела Гарета, лежавшего навзничь на спине. Верхом на его груди сидело какое-то странное существо в доспехах. Поток ругательств, исходивший от Гарета, заставил покраснеть щеки Ровены. Она вскочила, не зная, что делать.

— Сдавайся! — орало существо в шлеме, подскакивая на груди Гарета.

Ровена в полной растерянности переминалась с ноги на ногу, не решаясь действовать. Почему Гарет просто не отбросит нападающего? Это существо вовсе не выглядит сильным и даже просто большим. Может быть, с рыцарем случилось что-то при падении, хотя на ругательства у него хватает разума и сил.

Решив, что известное зло лучше, чем неразгаданное, Ровена схватила палку и треснула напавшее на них создание прямо по шлему.

Существо со стоном свалилось на землю. Гарет перекатился на бок. Оказывается, он умирал со смеху. Ровена отступила на шаг. Брови ее нахмурились. Что мог найти он веселого в том, что его спасла та, которая имела все основания хорошенько треснуть его самого?

Странное существо со стоном село на землю. Рона вновь подняла здоровенную ветку, готовая разделаться с ними обоими, если истерический смех Гарета не прекратится. Все еще слабый от смеха, он остановил ее местом.

Нападавший потянулся руками к своему шлему. Под тускло блестящего серебра показались прямые темные волосы, закрывавшие лицо. Один темный глаз, взиравший на Ровену из-под разбросанных по лицу прядей, показался чрезвычайно знакомым. Ровена переводила взгляд с Гарета на нападавшего, не понимая, кто сошел с ума — она или они. Гарет с трудом перевел дыхание.

— Позвольте представить вам мою сестру Марли. Марли потирала свою голову, с яростью глядя на Ровену.

— Твоя новая шлюшка раздает хорошие удары.

— И вполне заслуженные, смею добавить. — Гарет сел на землю, подогнув свои длинные ноги. Покусывая сорванную веточку, он обращался к Ровене, хотя смотрел все время на сестру. — Марли обожает устраивать мне засады, когда я возвращаюсь в Карлеон. — Она считает, что это помогает мне быть всегда настороже. Сколько времени ты пряталась на этом дереве, дорогая? Два дня? Три? Неделю?

Марли встала на ноги, бренча ржавыми наколенниками.

— Стану я тратить на тебя столько времени, братец! Твои женщины слишком избаловали тебя. Ты чересчур загордился.

Ровена слишком расстроилась словечком, сказанным Марли о ней, и не заметила, когда та подошла к ней вплотную. Сестра Гарета стояла, упершись руками в бока. Ровена украдкой разглядывала ее, пытаясь определить, было ли лицо Марли, надежно спрятанное за волосами, такое же страшное, как эти черные космы. Вместо того чтобы отбросить их, Марли, напротив, встряхнула головой, прикрывая лицо еще больше, что не позволяло Ровене определить ее возраст.

Когда Марли протянула руку, чтобы потрогать пшеничную прядь волос, Ровена с трудом подавила желание оттолкнуть эту руку. Золотой локон обвился вокруг ногтя Марли, украшенного полумесяцем грязи. Марли немного полюбовалась, затем провела локоном по кончику носа Ровены нежным ласкающим жестом. Ровена чуть не чихнула от щекочущего прикосновения.