- Вы сказали для истинного христианина, - заметил я, - что это значит? Кого вы считаете истинным христианином?
      - Истинным христианином, - ответил Хьюлетт Джонсон, - был сам Иисус Христос и его ближайшие соратники... То, что сейчас называется христианской церковью, - это не истинные христиане. Они давно капитулировали пред капиталом и творят его волю... Истинный христианин не может быть врагом коммунизма, - напротив, между истинным христианством и коммунизмом имеется много точек соприкосновения.
      И дальше Хьюлетт Джонсон стал подробно обосновывать свое утверждение. Христос был противником деления общества на богатых и бедных; он проповедовал равенство всех и говорил "люби ближнего, как самого себя"; он не признавал расовой дискриминации и верил в потенциальные возможности каждого человека; он стремился к созданию царствия божьего на земле и считал, что это могут сделать только народные массы, - не случайно он сказал: "легче верблюду пройти через игольное ухо, чем богатому войти в царство небесное"... Разве все это не родственно теории и практике современного коммунизма?
      Я возразил, что если даже стать на точку зрения Хьюлетта Джонсона (хотя я ее не разделяю), то таких "истинных христиан" в нашем нынешнем мире найдется очень мало. Подавляющее большинство "христиан", с которым нам приходится сталкиваться, очевидно, относится к категории тех, которые капитулировали перед капиталом и которые не скрывают своей сугубой враждебности к коммунизму. Нам, советским коммунистам, приходится иметь дело не с христианами времен Иисуса, а с капиталистической верхушкой XX столетия, прикрывающей христианством свои преступления против масс. Против капиталистической верхушки мы боремся, а трудящихся стремимся просвещать. При таких обстоятельствах совершенно естественно, что советские коммунисты являются антиклерикалами и противниками христианской да и всякой другой религии. Ибо религия только путает умы Трудящихся и отвлекает их от пути, ведущего к коммунизму.
      Хьюлетт Джонсон соглашался с моей характеристикой реальных христиан XX в., но затем несколько загадочно сказал:
      - Вы напрасно думаете, что истинных христиан так мало: их по крайней мере 170 млн.
      - Что вы имеете в виду? - с недоумением спросил я.
      - Я имею в виду, - ответил Хьюлетт Джонсон, - Советский Союз... Запад говорит христианские слова, а творит антихристианские дела; Советский Союз говорит антихристианские слова, а творит христианские дела, дела же важнее всего... Недаром апостол Матфей сказал: "По плодам их узнаете их..." Истинные христиане наших дней - это большевики.
      Много лет спустя в книге Хьюлетта Джонсона "Христиане и коммунизм", выпущенной в 1957 г., я прочитал: "Разве мы не видим здесь (в СССР. - И. М.) диалектического сдвига - рождения новой жизни, опирающейся на более высокую, моральную основу и строящейся на научно планируемом производстве и планируемом распределении? Она отвергает имя христианства лишь потому, что в царской России и других странах, где подавлялось всякое знание и всякое либеральное движение, это имя стало антитезой учения и идеи Христа"{52}.
      И дальше: "Наша родина, Англия, предоставила убежище Марксу и Энгельсу - людям, которые создали научное учение о том, как обуздать собственнический инстинкт, использовав его в интересах величайшего из когда-либо замышлявшихся человечеством предприятий. Ленин, тоже пользовавшийся убежищем в нашей стране, попытался осуществить эту идею на практике, и это ему удалось. Так, под другими именами, под именами социализма и коммунизма, в основе своей проникнутых истинным духом христианской морали, вновь возрождается христианская идея"{53}.
      Прочитав только что приведенные строки, я невольно вспомнил свой разговор с Хьюлеттом Джонсоном, происходивший за два десятилетия перед тем. QTBJBT на вопрос о том, как он сочетает христианскую веру с симпатией к коммунизму, был совершенно ясен. В этом ответе, с нашей точки зрения, имелось противоречие, но Хьюлетт Джонсон не замечал или не хотел замечать его.
      Как бы то ни было, но практические выводы, которые Хьюлетт Джонсон делал из своей концепции, мы могли только приветствовать. Особенно важное значение имела его книжка "Социалистическая шестая мира", опубликованная им в 30-е годы. Она была посвящена описанию СССР, выдержала свыше 20 изданий и была переведена на 24 языка. Наряду с трудом Веббов "Советский коммунизм" книга Хьюлетта Джонсона явилась в те дни мощным оружием распространения правды о Советском Союзе: первый - главным образом среди западной интеллигенции, вторая - среди широких демократических масс,
      С глубоким сожалением в конце 1966 г. я узнал о смерти Хьюлетта Джонсона...
      Другой замечательной личностью, с которой я познакомился зимой 1932/33 г., был известный английский юрист, политик и общественный деятель Денис Ноуэлл Притт. По внешности, характеру, темпераменту, взглядам он сильно отличался от Хьюлетта Джонсона. В настоятеле Кейтерберийском доминировала эмоция, в Притте, наоборот, - рассудок.
      Притт родился в 1887 г. Он окончил Лондонский университет и затем продолжал и расширял свое образование в Германии, Швейцарии, Испании. В 1909 г., в возрасте 22 лет, Притт вступил на юридическую дорогу и, постепенно продвигаясь здесь по лестнице признания и почета, стал в конце концов одним из лучших адвокатов Великобритании. В 1927 г, ему было присвоено звание "советника короля" - высшая ступень в юридической иерархии Англии. Эти личные успехи, однако, не вскружили Притту голову, не ослепили его. Он рано понял все несовершенства капиталистического общества и постепенно стал двигаться влево. Сделавшись социалистом, он примкнул к лейбористской партии, которую в течение ряда лет с достоинством представлял на скамьях парламента. Притт глубоко сознавал все зло колониализма и не раз выступал и как политик, и как юрист в защиту эксплуатируемых английским капиталом туземных народов. Особенно крупную роль он сыграл в судебном процессе, который британские власти инсценировали в Кении против местных борцов за свободу и независимость во главе с известным африканским лидером Кениата. Притт блестяще защищал их как адвокат. Большой друг Советского Союза, Притт, подобно Хьюлетту Джонсону, оставался верен этой дружбе при всех обстоятельствах, даже в самые трудные моменты англо-советских отношений. Притт сохранил свою симпатию к СССР и после войны, несмотря на все завывания трубадуров "холодной войны". В 1961 г. Московский университет имени Ломоносова присвоил Притту степень почетного доктора права, и я был чрезвычайно рад, что мне пришлось сказать на этой торжественной церемонии несколько теплых слов, вполне заслуженных юбиляром.
      В годы моей работы в Лондоне послом Притт оказал немало важных услуг англо-советскому сближению. В памяти у меня осталась его энергичная и полезная деятельность в роли председателя Общества культурной связи между Великобританией и СССР.
      Это общество, возникшее в 1924 г., сразу после установления дипломатических отношений между СССР и Англией, ставило своей задачей взаимное ознакомление и сближение обеих стран в разнообразных областях культуры и объединяло в своих рядах крупных представителей английской интеллигенции, таких, как например, писатель Герберт Уэллс, философ Бертран Рассел, экономист Кейнс, архитектор Уильяме Эллис, Беатриса Вебб, лейбористский лидер Ласки, редактор известного научного журнала "Природа" Ричард Грегори, художник Уильяме Ротенштейн, специалист по вопросам разоружения Ноэль Бекер и многие другие, Общество систематически устраивало лекции и доклады о различных сторонах советской жизни (науке, образовании, экономике, здравоохранении, искусстве, театре, архитектуре, радио, национальных культурах и т. д.). Оно организовывало многочисленные выставки, иллюстрирующие прогрессивное развитие Советского Союза. Оно демонстрировало советские фильмы и публиковало специальный орган, посвященный популяризации советской страны. Оно ежегодно направляло в СССР сформированные им туристские группы и осенью по возвращении туристов домой устраивало большой обед под девизом: "Мы были в России", на котором участники поездок делились своими впечатлениями. Оно принимало всех посещавших Англию советских писателей, артистов, ученых и т. д. и раз в год организовывало большой "прием в саду", на который собирались его члены, приводя с собой многочисленных гостей. При обществе имелась довольно большая библиотека по вопросам, касающимся Советского Союза и англо-советских отношении. В обществе работали также секции - по образованию, литературе, экономике и т. д., - в которых более углубленно изучались соответственные предметы.
      Когда я приехал в Англию, душой общества была его председательница Мансел-Мулин, женщина лет 60, очень живая и энергичная. В молодости Мансел-Мулин участвовала в суфражистском движении и тогда била окна магазинов во имя женского избирательного права. Позднее, когда мечта ее юности оказалась реализованной, Мансел-Мулин почувствовала известную пустоту в жизни, особенно после того, как ее муж, военный врач, вышел в отставку и поселился на покое в Лондоне. В середине 20-х годов Мансел-Мулин сблизилась с Обществом культурной связи и вся загорелась стремлением содействовать дружбе между английским и советским народами. В 1931 г. Мансел-Мулин была избрана председателем общества и оставалась на этом посту до 1936 г., когда возраст и здоровье заставили ее отказаться от любимой работы. Меня всегда трогала та страсть, которую Мансел-Мулиз вкладывала в дела общества. Однажды в частной беседе она сказала:
      - Величайшим счастьем моей жизни было бы пострадать за Советский Союз.
      Это не была рисовка. Мансел-Мулин действительно так чувствовала. И, может быть, главным разочарованием ее было то, что на этот раз ей не пришлось попасть в тюрьму, как попала она туда в дни молодости, когда боролась за женское избирательное право.
      После ухода Мансел-Мулин председателем Общества культурной связи стал Д. Н. Притт и оставался на этом посту очень долгое время. Мне приходилось часто сталкиваться с Приттом по делам общества, и всегда меня поражали его хладнокровие, деловитость, уменье обращаться с людьми и наличие широкого политического горизонта. В качестве председателя общества он внес большой вклад в укрепление англо-советских отношений. Серьезную помощь ему тут оказывала его жена Мэри Притт.
      Но Притт памятен мне не только как председатель Общества культурной связи. Нередко он выступал в защиту англо-советского сотрудничества и как политик - в парламенте и вне парламента. Особенно показателен такой эпизод. В 1939 г. между СССР, Англией и Францией шли переговоры о заключении пакта взаимопомощи против гитлеровской агрессии. Переговоры эти были сорваны правительствами Чемберлена и Даладье, делавшими ставку на развязывание войны между СССР и Германией, после чего у Советского правительства не оставалось иного выхода, как подписать пакт о ненападении с Германией. Разумеется, британское правительство, чтобы обелить себя, развернуло бешеную кампанию клеветы против СССР, возлагая на него ответственность за крах переговоров и обвиняя его в том, что именно его действия развязали вторую мировую войну. Вокруг советского посольства внезапно образовалась пустота. Сотни наших обычных "друзей" сразу отшатнулись от нас и избегали каких-либо встреч и контактов с нами. Страницы газет оказались закрытыми для наших материалов. Появилась даже угроза разрыва англо-советских отношений. В это трудное время только подлинные друзья, друзья без кавычек, остались нам верны. Среди них были Притт и Хьюлетт Джонсон. В частности, Притт оказал нам тогда большую услугу. Он очень быстро написал и опубликовал в издательстве "Пингвин" маленькую книжку под заглавием "Луч света на Москву", в которой честно и правдиво рассказал историю тройных переговоров и наглядно показал, что вина за срыв переговоров лежит не на Советском Союзе, а на Англии и Франции.
      В годы войны и позднее Притт опубликовал еще целый ряд очень ценных произведений, таких, например, как "Должна ли война распространиться?", "Выбирайте свое будущее", "Падение французской республики", "СССР - наш союзник" и др. Все они разоблачали преступные махинации империалистов в ходе войны, а также правдиво изображали роль Советского Союза в происходящих событиях. Все они были очень полезны. Однако я с особенной теплотой вспоминаю книжку "Луч света на Москву". В обстановке конца 1939 г. она была остро необходима, так как смело рассказывала политическую правду.
      Англо-русский парламентский комитет
      Примерно через месяц после моего приезда в Лондон я устроил в посольстве обед для членов Англо-русского парламентского комитета. Он имел важное значение и невольно вызвал в моей памяти цепь событий и образов прошлого, тогда еще только 15-летнего прошлого...
      Рождение комитета было связано с бурной эпохой 1919-1920 гг. Российская контрреволюция и иностранная интервенция пытались задушить еще слабую в то время Российскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику. Правительства Англии и Франции пытались огнем и мечом уничтожить власть пролетариата, только что родившуюся на одной шестой мира. Советская республика героически сопротивлялась. Широкие массы английских рабочих сочувствовали борьбе своих российских товарищей и решительно выступали против интервенции британского правительства. Лозунг: "Руки прочь от Советской России!" - громко звучал на всех рабочих собраниях, на всех заводах и фабриках Англии. Давая организационное выражение этой бурной кампании, ряд передовых лидеров британского рабочего движения (А. Персель, С. Кремп, Том Манн, Джон Бромлей, Уильям Галлах и др.) в начале 1919 г. образовали комитет "Руки прочь от Советской России!", который стал главным центром борьбы против интервенции английского империализма в российские дела. Секретарем его был лейборист В. П. Коатс.
      То была славная страница в истории британского пролетариата, но в мои задачи не входит подробное ее описание. Скажу только, что в течение 1919-1921 гг. комитет развил бурную деятельность и сыграл очень большую роль во всех выступлениях английских рабочих, направленных против поддержки Англией российской контрреволюции. Кульминационным пунктом его деятельности были драматические события июля - августа 1920 г. В апреле 1920 г. Пилсудский начал свое наступление на Украину, и вскоре польские войска заняли Киев. Однако мощным контрударом Красная Армия выбила их из украинской столицы и затем погнала на запад. В середине июля Красная Армия подошла к Варшаве. В Лондоне и Париже поднялось страшное волнение. Ллойд Джордж и Клемансо ни за что не хотели допустить занятия большевиками польской столицы. Франция спешно отправила в Польшу военную миссию во главе с Вейганом, а Англия стала угрожать отправкой в польские воды своего флота, если Советское правительство не приостановит наступления на Варшаву.
      В то время между Лондоном и Москвой происходили переговоры, которые в конце концов привели к подписанию 16 марта 1921 г. первого торгового соглашения между обеими странами. С мая 1920 г. Л. Б. Красин находился в Англии и вел эти переговоры с Ллойд Джорджем, бывшим тогда премьер-министром, и Робертом Хорном, занимавшим тогда пост министра торговли. В начале июля Красин на короткое время уехал в Москву для консультации со своим правительством. 1 августа Красин вернулся в Лондон и 4 августа был принят Ллойд Джорджем. Британский премьер отказался обсуждать вопросы, связанные с торговыми переговорами, о чем собирался беседовать Красин, и взволнованно воскликнул:
      - Ваши войска идут к Варшаве - это единственное, что в данный момент интересует Англию!
      В ходе дальнейшего разговора Ллойд Джордж поставил ультиматум: либо Красная Армия прекращает наступление, либо британский флот через три дня выступает против РСФСР.
      Буря протестов пронеслась по всей Англии. Комитет "Руки прочь от Советской России!" пустил в ход все имевшиеся в его распоряжении средства. 13 августа в Лондоне состоялась экстренная конференция представителей всех отраслей рабочего движения, которая постановила: создать Совет действия и объявить всеобщую стачку в случае начала военных операций против Советского государства. Этот акт имел решающее значение: британское правительство поняло, что война против Советской России невозможна, и дало отбой. Антисоветский пароксизм в Англии сразу кончился, торговые переговоры возобновились и, как уже упоминалось, счастливо завершились полгода спустя.
      Героический период в истории комитета закончился, но боры ба, упорная, длительная борьба, осталась - борьба за развертывание англо-советской торговли, за установление дипломатических отношений между обеими странами (ведь торговое соглашение 1921 г. признавало Советское правительство только де-факто).
      Когда 2 февраля 1924 г. лейбористское правительство Макдональда признало СССР де-юре, комитет не прекратил своего существования. Он только слегка реорганизовался. Вместо названия "Руки прочь от Советской России!" он получил теперь новое имя, более соответствовавшее изменившейся обстановке, а именно blockquote>- blockquote>"Англо-русский парламентский комитет". Далее, в комитет, состоявший ранее главным образом из лидеров тред-юнионов, теперь были включены и лейбористские парламентарии. В дальнейшем комитет всегда стремился поддерживать в своей среде известное равновесие между представителями профсоюзной и политической отраслей рабочего движения. Что же касается работы комитета, то тут по-прежнему в порядке дня стояла систематическая борьба за улучшение отношений между Англией и СССР. Ибо господствующий класс Великобритании никак не хотел примириться с существованием социалистического государства на нашей планете и все еще не терял надежды, что так или иначе его удастся задушить. Отсюда вытекали острые конфликты между Лондоном и Москвой в 1926 г. в связи с 7-месячной забастовкой английских горняков, которым помогали советские профсоюзы, а также в связи с революцией в Китае, где советские военные и политические эксперты оказывали помощь китайским демократическим силам. Антисоветский накал среди правящих кругов Лондона был тогда так велик, что в мае 1927 г. британское правительство разорвало дипломатические отношения с СССР.
      Англо-русский парламентский комитет вел упорную борьбу против "твердолобого" правительства Болдуина, стоявшего у власти в 1924-1929 гг., борьбу в парламенте и вне парламента, на массовых митингах и в печати. А когда, несмотря на это, разрыв между Англией и СССР стал совершившимся фактом, комитет не сложил оружия, а поставил своей задачей борьбу за восстановление дипломатических отношений между обеими странами. Нельзя сомневаться, что усилия комитета сыграли существенную роль в победе лейбористов на выборах 1929 г. и в последовавшей затем в конце 1929 г. ликвидации разрыва, осуществленной вторым правительством Макдональда...
      Да, все это невольно приходило мне на память, когда я смотрел на лица моих гостей, членов Англо-русского парламентского комитета, собравшихся за обеденным столом в нашем посольстве. Здесь присутствовали: А. Персель, который в течение многих лет оставался бессменным председателем комитета, В. П. Коатс, также бессменный секретарь комитета, далее ряд видных профсоюзных и политических деятелей рабочего движения - Р. Уоллхед, Дж. Хикс, Нил Маклин, Свелс и др. На обеде присутствовал также В. Ситрин, генеральный секретарь Конгресса тред-юнионов, тогда еще входивший в состав комитета. Несколько позднее Ситрин ушел из комитета, находя его линию слишком левой, но в конце 1932 г. он еще не решался на такой шаг. Когда все было съедено и подали кофе, по английскому обычаю начались тосты и речи.
      Я сказал приветственное слово гостям, в котором, выражая удовольствие по случаю возобновления знакомства с моими старыми друзьями по 1925-1927 гг. (когда я работал в посольстве в качестве советника), я благодарил комитет за всю проделанную им работу и выражал надежду на ее дальнейшее расширение и укрепление. Затем я подробно охарактеризовал политическую ситуацию, как она нам рисовалась в тот момент, и подчеркнул особую важность предстоящих торговых переговоров между СССР и Англией. В заключение я выразил уверенность, что Англо-русский парламентский комитет и вообще все рабочее движение Англии окажут самую энергичную поддержку удовлетворительному разрешению вопроса о новом торговом соглашении.
      Персель отвечал от имени комитета. В краткой речи он заверил меня, что члены комитета, прошедшие уже не через одну бурю в англо-советских отношениях, приложат все усилия к тому, чтобы новое торговое соглашение как можно скорее увидело свет. Персель подчеркивал также важность сближения между нашими странами как одной из основных гарантий сохранения мира.
      Потом выступали другие ораторы. Среди них оказался и Ситрин, который произнес витиеватый спич, построенный по рецепту: с одной стороны, нельзя не сознаться, с другой стороны, нельзя не признаться. Уже тогда было видно, что отставка Ситрина не за горами. Гости встретили его выступление вежливый молчанием.
      Разошлись члены комитета далеко за полночь. В тот вечер я никак не думал, что всего лишь через четыре месяца мне так остро понадобится их помощь и при таких драматических обстоятельствах. Впрочем, об этом в свое время.
      Дипломатический корпус
      Я говорил до сих пор о моих встречах и знакомствах с англичанами. Однако параллельно с этим я устанавливал связи и контакты с дипломатическим корпусом, который в Лондоне всегда отличался необыкновенной пестротой и многочисленностью. Владения Англии в начале 30-х годов раскинулись по всем морям и океанам, и это, естественно, создавало у нее сложный переплет отношений со странами и народами во всех концах земли, а ее экономические, финансовые, стратегические и культурные интересы далеко выходили за пределы Британской империи. Лондон в описываемый период по традиции и в силу реального соотношения сил еще продолжал, хотя и с трудом, играть роль центра мировой политики и экономики.
      Не удивительно поэтому, что все государства, существовавшие тогда на нашей планете, имели свои дипломатические представительства в Англии.
      Осенью 1932 г., когда я приехал в Лондон, я нашел там 51 дипломатическое представительство. В этих представительствах согласно дипломатическому листу Форин оффис насчитывалось свыше 300 членов. Вместе с их семьями получалось около тысячи человек - шумная и большая дипломатическая колония! А к иностранным дипломатам из чужих стран прибавлялось еще весьма крупное число тех, кого по справедливости можно было бы назвать "имперскими дипломатами", - "высокие комиссары" Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки плюс представители крупнейших колоний Великобритании.
      При таких условиях вполне естественно, что установление отношений с дипломатическим корпусом также явилось одной из важнейших задач первых месяцев моего пребывания в Лондоне. Оно до известной степени облегчалось тем, что в то время Советский Союз поддерживал дипломатические отношения только с 20 из 51 государства, которые имели свои представительства в Англии, Это были Англия, Франция, Германия, Италия, Япония, Турция, Персия, Афганистан, Китай, Австрия, Дания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Болгария и Греция. Остальные три десятка, в том числе Соединенные Штаты Америки, делали вид, что не замечают существования Советской страны на нашей планете.
      Первое, что мне бросилось при этом в глаза, было отсутствие в Лондоне тесной корпоративной жизни дипломатического корпуса, какую я наблюдал во время моей предшествующей работы в Токио и Хельсинки.
      В Токио, например, в конце 20-х годов дипломатический корпус являл собой совершенно особую сферу, резко отграниченную от окружающей японской среды. Контакты между дипломатическим корпусом и местными жителями были ограничены и непрочны: отчасти тут мешала разница языков, культур, общего уклада жизни, а отчасти - чисто полицейские рогатки, которые ставило японское правительство.
      Как во всяком замкнутом мирке, в дипломатической колонии Токио можно было найти все: дружбу, вражду, ссоры, сплетни, соперничество дам, соревнование мужей, любовные эскапады, поиски женихов, свадьбы и разводы...
      Доктор Зольф, в прошлом морской министр кайзера Вильгельма, а в 20-е годы германский посол и дуайен дипломатического корпуса в Токио, любил, иронически прищурившись, спрашивать:
      - Ну, что слышно нового в notre village diplomatique?{54}
      И, говоря так, Зольф был не далек от истины.
      В Лондоне картина была совсем иная. Когда вскоре после вручения, верительных грамот я вновь, уже "официально", посетил нашего дуайена де Флерио, он мне сказал:
      - Дипломатический корпус здесь очень разрознен. Нет никакой корпоративной жизни. Встречаются дипломаты между собой редко, да и то большей частью у англичан: на приемах, обедах и так далее, устраиваемых либо британским правительством, либо представителями британской знати, британских деловых кругов. Я вот состою дуайеном уже несколько лет, однако есть главы миссий, которые никогда не были у меня и у которых я никогда не был. Кажется, я не всех даже знаю в лицо.
      Де Флерио говорил правду. Корпоративной жизни у лондонского дипломатического корпуса не было. Для этого отсутствовали все необходимые предпосылки. Язык здесь не стоял препятствием для контакта между дипломатами и местной средой - обычно все лондонские дипломаты прекрасно говорили по-английски, а если кто-либо приезжал сюда без знания языка, то быстро им овладевал. Полицейских рогаток не существовало никаких: встречайся, с кем хочешь, и говори, о чем хочешь. Богатых, хлебосольных хозяев, устраивающих приемы, - хлебосольных, конечно, по-английски - было здесь хоть отбавляй. В Лондоне имелось немало людей, которые могли созвать к себе на вечер и действительно созывали по тысяче человек сразу. Для иностранных дипломатов в Англии трудность состояла не в том, что "светских приглашений" было слишком мало, а в том, что их было слишком много. Сплошь да рядом несколько приглашений сталкивались в один день, и между ними приходилось делать выбор. И, наконец, дипломатический корпус в Лондоне (за вычетом советских дипломатов) смотрел на страну своего пребывания снизу вверх. Это относилось решительно ко всем иностранным представителям капиталистического мира, не исключая и американцев. Да, как это, может быть, ни покажется на первый взгляд странным, дипломаты Соединенных Штатов в Англии тогда испытывали своего рода "комплекс неполноценности" по отношению к своим хозяевам.
      Возвращаюсь, однако, к лондонскому дипломатическому корпусу и моему знакомству с ним.
      Традиционный дипломатический обычай, кодифицированный Венским конгрессом 1815 г., предусматривает, что после вручения своих верительных грамот новый посол делает визиты вежливости другим послам, уже ранее аккредитованным при главе данной страны, после чего эти послы наносят ему ответный визит. Напротив, посланники, находившиеся в данной столице и обычно представлявшие страны второго и третьего ранга, первые делают визит вновь назначенному послу, после чего этот посол уже наносит им ответный визит. Тем самым венский протокол подчеркивал разницу в статусе посла и посланника, которая в наши дни потеряла почти всякую реальность, ибо после второй мировой войны почти все страны возвели своих дипломатических представителей в ранг послов.
      Когда я приступил к знакомству с дипломатическим корпусом, я прежде всего поставил себе вопрос: почему я должен считать себя связанным венским протоколом? Почему мне не внести в традиционный ритуал некоторые демократические нововведения, вытекающие из духа нашей эпохи и характера государства, которое я представляю? И я их внес без всяких угрызений совести, заботясь лишь о том, чтобы эти нововведения не создали каких-либо нежелательных осложнений для меня как посла, т. е. в конечном счете для политики Советского Союза.
      Я рассуждал так: если в какой-либо город приезжает человек, то, желая познакомиться с интересующими его местными жителями, он первый делает им визит, а не ждет, пока они к нему приедут. Это вполне естественно и нормально с точки зрения простых общечеловеческих обычаев, Нет никаких разумных оснований допускать какое-либо исключение для лиц дипломатического звания. Поэтому я посетил сначала всех послов, а затем и всех посланников тех стран, которые поддерживали дипломатические отношения с СССР. Это оказалось очень удачным шагом. Во-первых, я быстро и без задержек познакомился с интересовавшими меня главами миссий, что облегчило установление нужных мне контактов. Во-вторых, я сразу создал около себя атмосферу оживленных толков, притом не враждебного, а скорее благожелательного характера: мое поведение было необычно, но оно многим (особенно посланникам) понравилось. Люди есть люди, посланнику малой державы невольно льстило, когда посол великой державы, да еще такой, как СССР, первый делал ему визит. Реальное соотношение сил между представляемыми нами государствами исключало всякую мысль о возможности чего-либо вроде заискивания с моей стороны; оставалось поэтому лишь единственно возможное объяснение моего поведения, которое тогдашний норвежский посланник в Лондоне Фогт в разговоре с одним журналистом сформулировал так: "Новый большевистский посол не гордец и не делает разницы между представителями великих и малых держав".
      Именно такой эффект мне и был нужен. Он облегчал создание трещин в окружавшей посольство стене враждебности и вместе с тем укреплял престиж СССР как носителя передовых идей человечества во всех делах - больших и малых.
      M. M. Литвинов одобрил мое поведение, когда я информировал его о своих действиях.
      Трагедия германского посла фон Хеша
      Я уже говорил, что одновременно со мной верительные грамоты королю вручил новый германский посол Леопольд фон Хеш. Он был моим коллегой в течение последующих трех с половиной лет, вплоть до своей неожиданной смерти, и в памяти моей он остался как одна из наиболее интересных и вместе с тем одна из наиболее трагических фигур лондонского дипломатического корпуса тех дней.
      Хеш, которому в момент его назначения послом в Англии было около 50 лет, принадлежал к числу лучших представителей германской дипломатии догитлеровской эпохи. Буржуазный демократ по своим взглядам, он был хорошо образован, имел прекрасные манеры, в совершенстве владел английским и французским языками и отличался исключительной памятью: прочитав раз страницу, он мог затем повторить ее от слова и до слова. Культурные интересы Хеша были весьма разнообразны: он любил литературу, понимал толк в искусстве, питал большое пристрастие к музыке. У Хеша было много друзей среди виднейших представителей германской интеллигенции, и не меньшее количество друзей он сумел завоевать в кругах английской интеллигенции.