Конечно, можно было подсуетиться и тоже рвануть в Германию. Если бы я продал квартиру, хватило бы и на билеты, и на все остальное. Правда, в квартире оставалась прописанной моя мать, и я не знал, как тут быть, хотя она готова была приехать и уладить все формальности. И еще, мне не хотелось начинать там все с нуля. Особой тяги к загранице я не испытывал, и ехать туда жить, чтобы мыть тарелки или таскать ящики, я не собирался. Меня дразнили коммунистом, а мое отчество как нельзя лучше на это намекало.
      Визитка упала на пол. Пора было звонить Красильникову. Конечно, можно было для солидности подождать денек-другой, но я не был уверен, что мое молчание заставит кого-то нервничать и прибавит мне веса. Теперь была пятница, а в выходные я неминуемо начал бы дергаться от безделья и сам нервничать, что мое место могут занять.
      Я закурил «беломор» и, прежде чем набрать номер, несколько раз глубоко затянулся. От крепкого табака закружилась голова.
      Дозвониться я смог только через полчаса — номер был непрерывно занят. Ответил сам Красильников:
      — Да! Слушаю вас!
      — Здравствуйте. Это Браун.
      — А-а, доброе утро, Федор Ильич! Вы решили?
      — Да. Я согласен.
      — Отлично. Полностью одобряю ваш выбор. Уверен, что разочаровываться вам не придется. Так… Сегодня у нас пятница? Что ж, отдохните уик-энд, а в понедельник, часиков в одиннадцать, я вас жду. Договорились?
      Я хотел ответить, что выходные эти мне на фиг не нужны, и промолчал.
      — Договорились? Жду. До встречи! Он повесил трубку.
      Три дня тянулись мучительно медленно. Субботу я смог убить, отправившись в гости к своему однокласснику Мишке Рыбкину. Занял у него еще пятьдесят тысяч и потратил их на покупку продуктов. Мой долг Мишке вырос до опасных для безработного размеров. Я сказал, что с понедельника выхожу на работу, и он не стал напоминать о старом.
      В тот же вечер до меня дозвонилась наконец Наталья. Я сообщил, что нашел работу. Она сначала обрадовалась, потом, когда я уточнил, что это частная охранная организация, разволновалась. Странно, к подобным структурам она относилась с большим недоверием, и мои безрезультатные хождения по такого рода конторам ее, пожалуй, даже радовали. Как она не понимает, что государство от меня само отвернулось.
      Я первым закончил разговор и повесил трубку…
      В понедельник точно в назначенное время я был у Красильникова. Офис № 10 представлял собой две небольшие комнаты с тремя окнами и тяжелой металлической дверью. В меньшей сидела за компьютером симпатичная блондинка, другая оказалась кабинетом самого Антона. Никаких вывесок я не заметил, только на его столе красовался маленький флажок с уже знакомой мне эмблемой.
      На этот раз Красильников был сух и деловит. Обедом угощать меня не стал и даже не предложил кофе, хотя при мне отключил кофеварку. Осведомившись, как я провел выходные, на что мне захотелось ответить, что я летал на Канары, он сказал, что надо подождать еще кого-то, и углубился в разбросанные по столу бумаги. Я сидел на неудобном жестком стуле посреди комнаты, глазел на золоченые корешки справочников и словарей в шкафу и слушал довольно-таки похотливый голосок блондинки, болтавшей по телефону в соседней комнате.
      Тот, кого мы ждали, пунктуальностью не отличался. Он прибыл без четверти двенадцать, сообщил, что у него сломалась машина, пожал Красильникову руку и повернулся ко мне, грозно уперев руки в бока.
      — Это он? Федор, кажется? Здорово! Меня Аркадием зовут. Только не называй Аркашей, ненавижу.
      Аркадию было под сорок. Длинный, широкоплечий, толстый, с высоким лбом и обширными залысинами, одетый в мятый черный костюм и кожаную куртку.
      Мы обменялись рукопожатием, он хлопнул меня по плечу и сказал:
      — Поехали.
      — Да, — напомнил о себе Красильников из-за его спины, шурша бумагами. — Езжайте, пожалуйста, с Аркадием Виталичем, он вам все покажет.
      Когда мы проходили через приемную, секретарша, отвернувшись к окну, продолжала болтать по телефону, забравшись коленями на кресло и облокотившись на стол. Аркадий одобрительно покосился на гордо выставленную часть ее тела, и я подумал, что в другой раз он просто так мимо не пройдет.
      — Люблю здесь бывать, — ухмыльнулся он, перехватив мой взгляд.
      На улице нас ждал крошечный японский джип, явно предназначенный для поездок в страну лилипутов. Мне подумалось, что в салоне, и то с трудом, поместится один Аркадий, мне же придется бежать следом. Но каким-то образом мы сумели оба разместиться в игрушечных креслах.
      — Сейчас поедем к врачам. — Огромные волосатые лапы накрыли руль. — Сначала обычный осмотр, потом наш психиатр с тобой побеседует. Если все нормально, с завтрашнего дня начнешь работать. Как сам-то чувствуешь, готов? Или ты, как пионер, всегда готов?
      Я пожал плечами. Типы наподобие этого Аркадия всегда меня раздражали.
      — Ладно, нормально все будет! — Он широко улыбнулся, показав мощные желтые зубы, и опять хлопнул меня по плечу. На этот раз я сидел не в устойчивом кабинетном кресле, и машинка закачалась.
      Медосмотр я прошел нормально. Проблем со здоровьем у меня никогда не возникало, если не вспоминать того удара на лестнице. Тогда расстроилась одна крайне важная часть наших с Наташкой отношений. Слава Богу, сейчас это было далеко позади. Дольше всех меня мурыжили два бородатых мрачных типа, как выяснилось, психолог с психиатром. Но и они никаких отклонений не нашли, и дожидавшийся меня в машине Аркадий попытался в третий раз сломать мое плечо.
      — Отлично, Федор, отлично. С завтрашнего дня начинаем. Я буду руководить твоей стажировкой. Доволен?
      Я подумал, что к концу испытательного срока приду полным инвалидом, но говорить этого не стал.
      — Вижу, что доволен. Офиса своего у меня нет, не заслужил еще, так что сиди дома, буду звонить. Учти — прежде всего я ценю точность. Поехали, я тебя до дома подброшу. А завтра начнем работать по-настоящему.

* * *

      Моя стажировка началась совсем не так, как я предполагал. Первым поручением было съездить в какую-то контору, расположенную в сдающемся под офисы здании огромного механического завода, и забрать там документы.
      Мне дали толстый, небрежно запечатанный конверт, плотно набитый бумагами. Сквозь упаковку просвечивали ровные машинописные строчки, столбики цифр и графические диаграммы. Я запихал конверт во внутренний карман пальто, вышел на улицу и поплелся к остановке трамвая.
      Проехав несколько кварталов, я вышел на пустыре, где возвышалось обшарпанное строение, напоминавшее общественный туалет. Судя по выбитым стеклам и отсутствию дверей, плату за пользование в нем не взимали. Я зашел внутрь и достал конверт. Моя догадка подтвердилась. Под клапан довольно небрежно был подсунут волосок, а сбоку виднелась тонкая карандашная пометка. Совсем примитив. Чувствуя легкое разочарование, я вышел на свежий воздух.
      Аркадий ждал меня в условленном месте, недалеко от моего дома. Взяв конверт, он небрежно швырнул его в бардачок, сказал, что утром позвонит, и умчался на своем кукольном джипе. Я посмотрел ему вслед и плюнул.
      Вечером позвонила Наталья. У нее заболела тетя и ей нужно задержаться. Втайне радуясь этому обстоятельству, вслух я выразил положенное сочувствие и даже проговорил с ней почти четверть часа, хотя никогда не любил длинных телефонных разговоров без дела.
      Следующие два дня мы с Аркадием провели на каком-то складе, перетаскивая и сортируя тяжелые ящики с неизвестным мне содержимым. Каждые полчаса он звонил куда-то по своей «трубе» и договаривался насчет ремонта автомашины. Как я понял, это волновало его сильнее всего. Он рычал трехэтажными яростными матюгами, и я бы согласился вручную разобрать и собрать «КамАЗ», лишь бы с ним не встречаться. Однако на собеседников Аркадия его брань не действовала, и он звонил снова и снова, предоставляя мне возможность в одиночку ковыряться с неудобными контейнерами.
      Оба дня он бросал меня на складе и уезжал куда-то обедать. Отсутствовал долго, а возвращался веселый, с отпечатками помады на морде и сногсшибательным алкогольным выхлопом. Поработав чисто символически минут тридцать-сорок, он устраивался в дальнем углу, куда заранее перетащил облезлое дерматиновое кресло, закуривал и принимался рассказывать сомнительные байки о том, как он служил замполитом танкового полка в Венгрии. Он щедро угощал меня сигаретами, что было очень кстати. Занятые у Рыбкина деньги давно иссякли, а о каком-либо авансе пока и разговора не было.
      В пятницу мы с ним катались по городу и смотрели объекты, которые охраняет «Оцепление». Я попробовал задавать какие-то вопросы, но наставник отвечал настолько путано, что я заткнулся. В каком-то банке он встретил своего давнего знакомого и зацепился с ним языком на полчаса. Я терпеливо стоял в стороне и ждал, потом Аркадий отослал меня в машину, а сам застрял еще часа на два.
      За это время я успел передумать обо всем на свете и понял, что испытываю к Аркадию настоящую ненависть. С другой стороны, его поведение успокаивало. Как бы там ни было, слова Силантьева мне запомнились: я пытался заметить какой-то подвох, но манеры моего наставника были настолько естественны, что я расслабился.
      Я замерз и включил двигатель, чтобы прогреть салон. Вскоре из дверей банка вывалился Аркадий. Он раскраснелся сильнее обычного и шатался так, словно началось землетрясение. Расстегнутую' кожаную куртку что-то оттягивало назад, выбившийся из-под пиджака галстук трепыхался на ветру. Обходя сзади машину, Аркадий поскользнулся, нелепо замахал руками и шлепнулся в сугроб. Я смотрел на него в зеркало, злорадствовал и не двигался с места.
      Он ввалился в салон, не отряхнувшись, и с треском отломил ручку стеклоподъемника.
      — А-а, х… ня, — объявил Аркадий, выбрасывая ручку наружу. — Все равно тачка не моя! Мы завтра работаем, ты в курсе?
      — В курсе.
      — Нет, ты понял, нет? Чтоб как штык был! А почему печка работает? Я чего, оставил ее?
      — Ну.
      — Нет, ты чего, серьезно? Ну, бля, в натуре, я даю!
      На воротничке его белой рубашки и на галстуке виднелись подсохшие томатные пятна. Я отвернулся и открыл свою дверь.
      — Т-ты куда?
      — Домой.
      — Домой? Ч-черт, еще же мало времени!
      Аркадий поднял левую руку и начал трясти ею перед глазами, но разглядеть циферблат не смог и откинулся на сиденье.
      — Вот, блин, спину ломит… А ты че, пошел уже? Стой! — завопил он, когда я уже ступил на землю.
      Я недоуменно обернулся.
      — Стой. Поехали! Поехали, я угощаю! Выпьем, с девочками потанцуем! Ну, садись!
      — В другой раз.
      — Другого раза не будет. Бля, совсем молодые оборзели. Пошел ты на х…, понял?
      Я захлопнул за собой дверь и пошел прочь. На перекрестке обернулся. Машина стояла на месте.
      Снег скрипел под подошвами. Я прятал руки в карманах пальто и чувствовал злость на весь мир.

* * *

      В субботу Аркадий позвонил мне часов в двенадцать. Голос его звучал как обычно, чему я сильно удивился. Он назначил встречу на перекрестке недалеко от моего дома, я повесил трубку и стал собираться.
      Ждать его пришлось долго. С опозданием ровно на час его кукольный джипик подрулил к тротуару, я плюхнулся в кресло, и машина тут же сорвалась с места, будто мы опаздывали на самолет.
      Мы опять перетаскивали ящики на том же складе. Аркадий был молчалив, цветом лица напоминал старый асфальт и тяжело дышал. Похоже было, что он пил ночь напролет. Перекуры становились все длиннее, теперь он уже не рассказывал истории о своей лихой юности. На нем был вчерашний костюм и вчерашние же рубашка и галстук, покрытые пятнами от томатного соуса. Меня это раздражало. Я не понимал, как человека с такими наклонностями могли принять в солидную организацию.
      Во время очередного перекура я вышел в туалет, а когда вернулся, Аркадий разговаривал по телефону. Речь опять шла о ремонте его автомашины. На этот раз мой наставник не угрожал и не кричал, но некоторые его слова заставили меня прислушаться.
      — Ага, хорошо. Так… Когда, сегодня? Послушай, Михалыч, но я сегодня никак не могу! Когда? Нет, тем более. Да не, какая, на хер, водка? Дела… Послушай, Михалыч, давай я тебе мальчика своего подошлю? Да навязали мне тут одного практиканта, он один хрен ничего не делает! Но парнишка он не глупый, объяснишь ему, чего как, он сделает… Годится? А кому сейчас легко!
      Он отложил телефон, с преувеличенной бодростью поднялся с продавленного дерматинового трона и направился к ящикам, похлопывая себя по нависающему над брюками животу.
      — Ну, поработаем…
      Поработали мы недолго. Энергия моего наставника быстро иссякла.
      — Суббота, короткий день. Перекурим маленько, и хватит.
      Я отказался от его «кэмела» и достал свою «стрелу». Он удивился, но ничего не понял. Поднес мне зажигалку, передвинул поближе ко мне пепельницу и завел издалека:
      — Как впечатления? Я пожал плечами.
      — Сам понимаешь, стажировка — ведь это так, фигня. Раз полагается, никуда от нее не денешься. Настоящая работа начнется потом. Я-то уже пенсионер, а тебе придется попахать. Ну, ничего, все с этого начинают, а ты парень умный, у тебя получится…
      Я не отвечал, слушал его с безразличным видом, и это стало его задевать.
      — Какой-то ты сегодня мрачный. Случилось чего? Или на меня обиделся? Из-за вчерашнего? Ну, перебрал я маленько, так сам, что ли, непьющий? Со всеми бывает. Нет, ты скажи, обиделся на меня?
      — На обиженных воду возят.
      — Верно! — Аркадий расхохотался. — Только у нас в армии говорили по-другому…
      — У нас тоже.
      Наверное, он решил, что контакт установлен.
      — Послушай, Федор… Надо нам еще одно дело сделать. Я тебе сейчас адресок напишу. Это неблизко, но сейчас еще рано, транспорт хорошо работает. Сгоняешь туда, ага?
      — Зачем это?
      — Надо. Считай, что лично моя просьба. Не в службу, а…
      — Свои просьбы сам и выполняй.
      — Что? — Он подавился сигаретным дымом.
      — Ничего. Мне твоя тачка на хрен не нужна.
      — Так. — Аркадий посмотрел на меня, но, видимо, мой взгляд оказался тверже, да и сидел я повыше его кресла, и он первым отвел глаза. — Так… Вот, значит, как ты на доброту мою отвечаешь! Я ведь тебя не напрягал, не гонял лишний раз. А ты, значит, так…
      — Значит, именно так. — Мне стало скучно. Аркадий упал в моих глазах ниже нулевой отметки.
      — А я тебя подставлял хоть раз? Нет, ты мне скажи, было такое?
      Я не ответил. Сидел и курил сырую «стрелу», сплевывая табак на пол и стараясь контролировать своего наставника боковым зрением. Черт его знает, чего он может выкинуть.
      — Молчишь. Потому что знаешь, что не было такого. А ты меня сейчас конкретно подставляешь. Ну, нету у меня сейчас времени, понимаешь, нету! А там делов всего-то на пять минут. Тебе чего, тяжело, что ли? Послушай, давай я тебе денег на такси дам. А? Договорились?
      Он зашевелился, доставая бумажник из внутреннего кармана пиджака. Длинный столбик пепла упал ему прямо на живот, и он, не замечая, растер грязь по рубашке.
      — В задницу себе эти деньги затолкай, — сказал я неожиданно для самого себя.
      Я первый раз назвал его на «ты». До этого я старался обращаться к нему обезличенно. Называть его на «вы» мне не хотелось, но и «тыкать» из-за разницы в возрасте было неловко.
      Аркадий медленно опустил руку. Слов у него не нашлось. Тяжело оперевшись на подлокотник, он начал подниматься, и на меня дохнуло такой волной угрозы, что я решил не испытывать судьбу. Последний урок — тот, на лестничной площадке — заставил меня пересмотреть некоторые принципы.
      Я спрыгнул с верстака и оказался вполоборота к Аркадию. Он поднимался медленно, был слишком взбешен и уверен в своем превосходстве, так что я успел занять устойчивую позицию и выплюнуть окурок.
      Как только ноги Аркадия распрямились, я, развернувшись, ударил его в солнечное сплетение, вложив в кулак весь вес своего тела, как учили когда-то в секции бокса. Я не рассчитывал на сокрушающий эффект и был готов добавить левым крюком по челюсти, но этого не потребовалось.
      Лицо Аркадия из багрового мгновенно превратилось в землисто-серое, нижняя челюсть отвисла, и он шлепнулся обратно в кресло. Изношенная дерматиновая обивка лопнула.
      Я опустил руки и отскочил. О последствиях своего поступка я не думал. Была бы возможность все переиграть, я все равно бы поступил так же.
      — Мудак, — простонал Аркадий хриплым голосом и безвольно шевельнул левой рукой. — У меня же сердце больное…
      — Пить меньше надо, — рявкнул я в ответ и в глубине души испугался. Оказывать первую помощь я не умел, а приезда «скорой» тут можно было ждать до второго пришествия.
      Однако через несколько минут Аркадий оклемался. Не таким уж больным он был. Стараясь не смотреть на меня, он выбрался с кресла, сорвал с гвоздя свою кожаную куртку и зашлепал к выходу. Его клонило влево, и выглядел он бесконечно усталым. Я даже пожалел немного о том, что случилось.
      Перед дверями ангара Аркадий остановился, швырнул на пол ключи и обернулся ко мне:
      — Закроешь. И можешь считать, что уволен.
      — А меня никто еще и не принимал, — крикнул я вдогонку.
      Он уже перешагнул порог и с лязгом захлопнул железную дверь. Спустя секунду за стеной взревел мотор, и маленький джип унес своего посрамленного хозяина.
      Я остался один. Делать мне здесь было нечего. На верстаке валялась забытая пачка «кэмела». Я закурил и уселся в кресло.
      Пока курил, мысли мои перескакивали с одного на другое. В конце концов я остановился взглядом на ящиках. Что в них, я не знал. Аркадий определял содержимое по каким-то непонятным символам на упаковке, и после этого мы растаскивали их по разным углам. Там вполне могли быть консервные банки с героином. Или подготовленные для продажи за кордон человеческие органы. Или автоматы для чеченских боевиков.
      Я решил проверить свои фантастические предположения.
      В дальнем углу ангара располагались стеллажи с инструментами. Я подобрал монтировку, и тут снаружи послышался тихий скрип тормозов. Я бросил монтировку обратно и успел прыгнуть в кресло, прежде чем заскрежетали петли входной двери.
      Подозрительно косясь по сторонам, в ангар заглянул Красильников.
      — Что тут у вас произошло? — спросил он, не здороваясь и всем своим видом выражая брезгливое недовольство.
      Пока я рассказывал, он вышагивал по складу, засунув руки в карманы своего длинного пальто. Потом долго молчал, не переставая мерить шагами ангар, и вдруг резко выругался. Я настолько привык к его интеллигентной манере общения, что вздрогнул.
      — Уволен, значит, — процедил Антон сквозь зубы и хмыкнул. — Так! Сам он с завтрашнего дня уволен будет! Давно его, козла, пора гнать. Он же все мозги пропил. Я был против, чтобы он тебя стажировал. Наверное, только этим и занимались?
      Он пнул ногой ближайший ящик. Я кивнул.
      — Понятно! Знаешь, что там? Колготки и прочая дребедень. Досталось нам, когда контора одна развалилась. На этого урода спихнули, чтобы хоть чем-то его занять. Он уже полгода покупателей ищет. Ты знаешь, — Красильников остановился, — знаешь, что у него ничего своего нету? Ни-че-го! «Бомба», которую он раскурочил, — фирмы, «трубка» тоже наша, джип этот он у какой-то бабы одолжил. Все пропил, мудак! Даже квартиру свою умудрился просрать, когда с женой разводился. Он же теперь нищим останется, болван драный!
      Я вспомнил о толстой золотой цепи, которую Аркадий постоянно таскал на шее, но спрашивать про нее не стал. Вдруг это тоже собственность фирмы и выдается на время работы.
      — Дай закурить. — Красильников немного успокоился и восстановил дыхание. — Значит, так. В понедельник, послезавтра то есть, к одиннадцати приедешь ко мне в офис. Я буду сам тобой заниматься.
      Пока я слушал и гадал, является ли переход на «ты» закономерным следствием перехода наших отношений на роли «начальник—работник» или он сделал это в запарке, Красильников оценивающе посмотрел на меня и предложил:
      — Кстати, давай просто, Антон—Федор. У меня уже как-то само собой получилось.
      Мы пожали друг другу руки.
      — Кажется, ничего не забыл. Давай я тебя до дома подкину. Если не возражаешь, пропустим по стаканчику. За счет фирмы. В качестве моральной, так сказать, компенсации.
      Я не возражал, и мы вышли на улицу. Красильников продолжал держать руки в карманах пальто, взирал на двери с таким видом, словно они были намазаны солидолом, и мне пришлось запирать их самому. Я протянул ему ключи, он отмахнулся:
      — Оставь себе. В понедельник решим, что с ними делать. Все равно это барахло никому не нужно.
      Недалеко от склада оказался приличный бар, и мы устроились там, заказав пиццу и коньяк. Я с удовольствием выпил свою порцию. Коньяк был настоящим, и по телу разлилось приятное тепло. Я подумал, что фирма что-то уж очень усиленно меня подкармливает. Ничего плохого в этом не было, но выглядело несколько странно. Впрочем, сравнивать мне было не с чем.
      Я чувствовал прилив сил. Казалось, я ухватил удачу за хвост и смогу ее удержать.
      На самом деле я был попросту слеп.
      В понедельник я позволил себе чуть опоздать. На всякий случай заготовил историю о сломавшемся автобусе, которой пользовался, еще служа в милиции. Я надеялся таким образом намекнуть об авансе, но ничего не потребовалось.
      Как и в прошлый раз, секретарша возлежала на своем рабочем столе, обратив к входной двери часть тела, для которой придумано кресло, и жарко шептала в трубку. У меня мелькнула мысль, что она подхалтуривает сексом по телефону, но долетевшие до меня обрывки разговора были весьма прозаическими, связанными с каким-то новым солярием и секцией шейпинга.
      Антон тоже оказался на своем рабочем месте, сидел за столом и читал скучную финансовую газету. Перед ним была чашечка кофе. За воскресенье он успел подстричься и основательно загореть — видимо, осваивал с секретаршей новый солярий, а может, и шейпингом с ней занимался. На нем была ослепительно белая рубашка с широкими пестрыми подтяжками, он благоухал одеколоном и улыбнулся мне с таким радушием, будто каждый понедельник был для него праздником и ему не терпелось начать работу.
      — Кофе будешь?
      — Не откажусь.
      Он сам налил мне чашку и достал из тумбочки сахарницу.
      — Ничего больше нет.
      — Я привык к черному.
      Антон отложил газету, нахмурил брови, углядев какой-то заголовок, и повернулся ко мне.
      — Кстати. Ты деньги получил?
      — Какие?
      — Как какие? Зарплату, естественно!
      — Нет.
      — Нет? Что, Аркадий тебе ничего не дал?
      — Даже разговора не было… Я бы, честно говоря, не отказался.
      Глядя на Красильникова, я думал, что сейчас он назовет Аркадия негодяем и подлецом. Такое у него было выражение лица. Он же несколько секунд молчал, хмуря лоб и недоверчиво косясь на меня, и потом высказался о моем бывшем наставнике откровенно тюремными словами.
      Закончив монолог, он схватился за телефон. Я пил кофе и смотрел на него. Эта сцена мне не нравилась, слишком театрально она выглядела. У меня создалось впечатление, что Антону давно было известно, что никаких денег я и в глаза не видел, а свой всплеск возмущения он разыграл специально для меня, изображая справедливого, доброго хозяина.
      — Деньги еще в бухгалтерии. — Он бросил трубку и пригладил волосы. — Чтобы тебе время не терять, я их сам получу, вечером тебе завезу. Дотерпишь до вечера?
      — Хоть до завтрашнего.
      — До сегодняшнего. Сегодня вечером получишь. А сейчас… Когда кофе допьешь, конечно!
      Отправляйся в старый Гостиный Двор. Видел там, наверное, наших ребят? Найдешь Витю Горохова, он сегодня там старший. Скажешь, что от меня, он уже предупрежден. Он объяснит, что тебе делать. А часиков в пять-шесть я заскочу.
      Направляясь к выходу, я, естественно, посмотрел в сторону секретарши. Она перестала соблазнять телефон и, сидя на вертящемся стульчике, который обычно использовала в качестве подставки для ног, что-то чертила красным фломастером на куске ватмана, высунув от напряжения язычок.
      Наверное, готовила стенгазету.

* * *

      В старом Гостином Дворе я отработал около двух недель. Работа была необременительная и малоинтересная — контролировать вход и поддерживать какое-то подобие порядка, хотя какой может быть порядок на огромной, постоянно расширяющейся территории, на каждом метре которой шла торговля всем, от ввезенного челноками турецкого и китайского ширпотреба до оружия и наркотиков. Я старался придерживаться своего старого правила: извлекать уроки из всего, с чем сталкиваешься, и, совершенно к тому не стремясь, получил такое количество информации, что любой оперативник отдал бы за нее несколько месяцев своей работы. Но сейчас меня это не трогало. Я твердо решил, что у меня началась новая жизнь и вступили в силу новые правила игры.
      Потом я охранял какие-то банки, офисы и мотался по городу с поручениями, подобными первому, данному мне Аркадием.
      Самого Аркадия я не встречал. Красильников как-то обмолвился, что его все-таки не уволили и работает он теперь в Петровске. Я вспомнил слова Силантьева и подивился: неужели моего наставника посадили вместо девочки отвечать на телефонные звонки и принимать факсы? По прошествии времени я относился к своему первому наставнику без прежней злобы.
      Вернулась от родственников Наталья. Днями, пока я был занят на работе, она просиживала в библиотеке, готовясь к предстоящей зимней сессии. Вечерами мы встречались, хотя нередко я, придумав что-то срочное, уклонялся от встреч — по причине нехватки финансов и по какой-то еще, которую сам до конца объяснить не мог.
      Во второй половине декабря Антон вызвал меня в свой офис и объявил, что стажировка моя успешно завершена.

3