Последний долг

      — Да не здесь, а на улице! В городе такого нету…
      — А здесь такого, как в городе, не найдешь. Сидя на корточках перед камином, блондин долго смотрел на меня, а потом спросил:
      — Чего ты на меня так взъелся-то? Чего я тебе плохого сделал?
      — Ничего.
      — Сам ведь к нам пришел, мы тебя не звали!
      — А я и не жалуюсь.
      — А-а, вижу я. — Алексей махнул рукой и поморщился. — Сам в то дело влез и нас еще всех впутал!
      — Я не специально.
      Он выругался и отвернулся.
      Через несколько минут Коля позвал нас ужинать. Я съел пару консервированных котлет с картофельным пюре, выпил стакан сока и рюмку коньяка. Алексей настойчиво предлагал мне налить еще, но я отказался. Я вдруг почувствовал себя абсолютно опустошенным. Мне хотелось скорее добраться до кровати и уснуть. Но блондину нужен был собеседник, и он, прихватив коньяк, затащил меня в гостиную, где мы устроились перед камином в глубоких кожаных креслах.
      — Знаешь, на чьей «ауди» ты рассекал?
      — На твоей, что ли?
      — Ага. Меня тут подрезали маленько, пришлось ее на пару месяцев бросить. Пока в больнице валялся, пока отдыхать ездил. Жалко, офигенная была тачка! И все из-за тебя, мудака, так получилось.
      За брючный ремень на правом бедре у него был заткнут пистолет, и, разговаривая, он подвигался ко мне этим боком, провоцируя захватить оружие. Дешево. Сам он до этого додумался или посоветовал кто? Если Гаймаков, мои шансы плохи. С таким уровнем оперативного мышления он в нынешней ситуации долго не протянет. Или, наоборот, это что-то изощренно-хитрое, что-то такое, чего я даже представить себе не могу?
      — Ты молодец, что к нам пришел, — бормотал Леха, пропустив три вместительные рюмки. — У нас своя команда подбирается, из бывших ментов. Из тех, кто работать умеет. Санек — бывший омоновец, в Чечне был. Коля на вокзале постовым служил, я — командиром взвода четыре года оттрубил…
      — А чего уволили-то?
      — А-а, — он махнул рукой и икнул. — Сам знаешь, раз на чем-нибудь прокололся, и все. Хорошо хоть дали «по собственному желанию» уйти.
      Он напивался и нес уже чепуху, вспоминал какие-то истории, не мог их досказать, громко ржал над своими анекдотами и называл меня то Федей, то Сергеем. Саша, который иногда заглядывал в комнату, укоризненно качал головой. Я подумал, что, реши я отобрать у блондина пистолет, проблемы это не составило бы — тот даже не заметил бы этого… Саша вынул магазин, передернул затвор, ловко поймав вылетевший патрон, опять сурово покачал головой и убрал оружие в задний карман своих камуфлированных брюк.
      — Пошли, я тебе комнату покажу, — сказал он и добавил извиняющимся тоном: — С ним всегда так. Совсем пить человек не умеет. Пробку понюхает — и готов…
      Предоставленная мне комната располагалась на втором этаже рядом с лестницей, была скупо обставлена, но зато имела маленькую душевую кабинку. Окно отсутствовало. Дверь из крепкого дуба с массивными замками. Ручки на внутренней стороне двери не было.
      — В баре выпивка, если захочешь. В шкафу — чистое белье. Кровать можешь не перестилать, ее недавно меняли и никто еще не спал.
      — Спасибо.
      — Если надо будет, телевизор завтра притащим. Сейчас неохота возиться…
      Он поставил ружье к стене, достал из нарукавного кармана пачку «винстона» и предложил мне. Мы закурили.
      Я чувствовал, что он хочет что-то мне сказать.
      Так и было.
      — Ты в пятнадцатом работал?
      — Да.
      — Опером?
      — А ты что, меня знаешь?
      — А ты меня не помнишь?
      Я присмотрелся повнимательнее и виновато улыбнулся.
      Он понимающе кивнул:
      — Я ж тогда в форме был. Конечно, не запомнил… Прошлой зимой мы одного хрена с наркотой притаскивали. Вместе с гаишниками тогда работали и тормознули, он на джипе каком-то навороченном ехал. Героин там, что ли, был.
      Я вспомнил. Февраль девяносто пятого. Я оформлял в дежурной части протокол изъятия, а задержали мужика омоновцы. Случай этот я запомнил потому, что тогда первый и последний раз видел героин «живьем».
      — Вспомнил..
      — Ну да, вспомнил ты! Так, из вежливости говоришь. Сейчас-то к нам какими судьбами принесло? Я так понимаю, ты уволился?
      — Уволили.
      — Было за что?
      — Ствол прое… л.
      — Да, бывает… И кем сейчас?
      Никем. Не знаю, что дальше получится.
      Саша посмотрел на меня недоверчиво, расценив мой ответ как нежелание говорить, но уточнять ничего не стал. Вздохнул и сказал про себя:
      — А меня через неделю после этого в Чечню отправили. Второй раз. И в первый же день угораздило. Очередь пулеметную схватил. Вот сюда. — Он отодвинул полу куртки и похлопал по обтянутому белому майкой животу, пониже ребер с правой стороны. — Не знаю, как коньки не отбросил. Да еще контузия. В общем, комиссовали меня. С деньгами до сих пор рассчитаться не могут. Да я и плюнул. Теперь сам им в десять раз больше заплатить могу! Обидно, жена ушла. Когда узнала, что в командировку второй раз посылают, истерику закатила. А когда сказал, что отказываться не буду, вещи собрала и — с концами. Обидно, да? И все равно уволили… Обидно.
      Подхватив помповик, он крутанул его в руке, вышел в коридор и замялся, не решаясь закрыть дверь.
      — Запирай, я все понимаю.
      — Ты уж извини…
      Он мягко закрыл тяжелую дверь и дважды провернул ключ. Второй замок трогать не стал.

* * *

      Спал я крепко и впервые за последнее время проснулся, чувствуя себя отдохнувшим.
      Завтрак я готовил себе сам. Блондин Леха страдал с похмелья и не был расположен к общению с кем-либо, кроме пивной бутылки. Коля, как я понял, занимался чем-то в гараже, а Саша болтался по комнатам первого этажа, держа в руках помповое ружье.
      К полудню прикатили двое посланцев Гай-макова, похожие на агентов ФБР из кино. Мы расположились в моей комнате. Агенты аккуратно повесили на вешалки свои одинаковые светлые пальто, синхронно пригладили волосы и уселись за стол, не переставая жевать резинку и раскрывая свои дипломаты. Как я заметил, агент № 1 предпочитал ментоловую жвачку, а его напарник довольствовался клубничной.
      Они начали меня допрашивать квалифицированно и быстро. При этом агент-«клубни-ка» что-то помечал в своем блокноте, а агент-«ментол» неотрывно сверлил меня взглядом. Если бы я пытался врать, запутался бы уже на пятой минуте. Но я говорил в основном правду, да и какой-никакой опыт у меня был. Задав последние вопросы, агенты удовлетворенно посмотрели друг на друга, после чего «ментол» заметил:
      — Я рад, Федор Ильич, что мы нашли общий язык.
      Я был рад намного больше, но говорить этого не стал.
      — А теперь, Федор Ильич, я вынужден попросить вас заново повторить то же самое. Пожалуйста.
      Я выругался и принялся пересказывать свою историю. Теперь «ментол» что-то писал в блокноте, не переставая размеренно жевать и кивая мне головой, а «клубника» смотрел на меня. Взгляд у него был слабее, чем у напарника. Такого в принципе можно было обмануть.
      Когда я замолчал, они опять удовлетворенно переглянулись…
      Вечером в комнату забрел Саша. Судя по всему, он успел принять стакан и ему хотелось поговорить. Он тяжело опустился на стул, поставив ружье между ног. Закурил, помолчал и стал рассказывать о своей жене, о том, как они расстались. Я никогда не любил подобных разговоров, не понимая, как можно да и вообще зачем нужно рассказывать постороннему такие вещи.
      Он монотонно бубнил. Меня клонило в сон. Он был неплохим милиционером и честно воевал, но жить с ним, пожалуй, было сущим мучением. Удивительно, как жена терпела его столько лет…
      Я закемарил и часов в десять вскочил, растеряв остатки сна. Никакой видимой причины для беспокойства не было, но я ощущал тревогу. Прислушался. Внизу бормотал телевизор, да где-то за стенами поскрипывало дерево. Я обул ботинки и спустился в гостиную.
      Коля и Саша сидели на диване, Леха — в кресле у камина с бутылкой в руке, а в кресле, отодвинутом в угол и развернутом к экрану, застыл агент-«клубника». Он был в сверкающей белой рубашке, на поясе в желтой кобуре из толстой кожи у него висел револьвер. Такой же, как и тот, что я отобрал у Столяра. На мое появление отреагировал только Саша, подняв голову, он печально посмотрел на меня и переложил ружье на другое колено.
      Я взял свободный стул. Показывали какую-то телеигру с немыслимыми призами.
      Через полчаса агент поднялся и объявил: — Все, я поехал. Саша, закрой ворота.
      Они вышли.
      Телеигра завершилась, и после рекламного блока стали передавать «Криминальную сводку».
      Когда на экране под звуки милицейских сирен и автоматных очередей появилась заставка, вернулся Саша.
      Я понял, почему проснулся.
      Камера показывала воткнувшийся в столб, изрешеченный пулями красный «вольво» с распахнутыми дверями и застывшими на сиденьях трупами. Разорванный мощным взрывом, обгоревший кузов микроавтобуса. Репортер неторопливо пояснял, что три часа назад произошла перестрелка. Неизвестные, вооруженные автоматами и гранатометом, атаковали две автомашины, где находились шесть человек: адвокат Юрий Гаймаков со своим водителем, а также директор и сотрудники охранного предприятия «Квадрат». Нападавшие действовали уверенно и слаженно, сразу же подорвав автобус с охранниками и с близкого расстояния поливая машины автоматным огнем. Все шестеро умерли на месте. Преступники, от десяти до пятнадцати человек, скрылись на трех автомашинах. На месте преступления были брошены четыре автомата и противотанковый гранатомет, обнаружено около двух сотен гильз.
      Камера придвинулась ближе к машинам. Я узнал скрючившегося за рулем водителя-баскетболиста; наполовину выпавшего из задней двери Гаймакова; лежащего в стороне от автобуса Однорогова, на лице которого непонятно как удержались очки без оправы. Около обгоревших, развороченных пультов съежился худощавый парень, который вчера проверял меня своим прибором… Остальных я не знал.
      Диктор продолжал что-то говорить, а я, закрыв лицо руками, опустил голову.
      Мне не верилось. Потрясение было даже сильнее, чем от смерти Лики.
      Коля бесшумно вскочил с дивана и, размахнувшись, ударил мне в голову. Я слетел со стула и растянулся на полу.
      — Сука, это из-за тебя все! Все нормально было, пока ты не появился! С-сука, я убью тебя!
      Он ударил ногой, я подставил руки и откатился. Он попытался еще попасть в меня, но я успевал защититься.
      — Хватит, — угрюмо, глядя в пол и поглаживая приклад ружья, произнес Саша.
      Не обращая на него внимания, Коля схватил стул, на котором я только что сидел, и замахнулся. Если бы он попал, мои проблемы решились бы разом, но я успел стопой зацепить его щиколотку, а второй ногой сильно ударил по колену. Заорав, он полетел на пол. Грамотно падать он не умел, и его затылок чуть не пробил дырку в подвал.
      Пока он стонал и поднимался, я успел вскочить на ноги. Саша продолжал сидеть на диване, уставясь в пол и никак не проявляя своего отношения к происходящему. Леха следил за событиями с интересом, но вмешиваться вроде бы не собирался, и я сосредоточил свое внимание на Коле. Пока он, приподнявшись, тряс головой и ощупывал затылок, можно было спокойно добавить ему, а я зачем-то проявил ненужное благородство и стоял в стороне.
      Зря.
      Коля встал и посмотрел на меня. Ничего, кроме дикой ненависти, в его взгляде не было. Только желание уничтожить меня. Наверное, таким образом он надеялся оживить Гаймакова.
      Набычив голову, он пошел на меня.
      — Успокойся, — бесполезно предложил Саша.
      — Пошел ты на х…, — отозвался его напарник, и Саша, вздрогнув, сильнее сжал ружье.
      Когда между нами оставалось метра два, Коля неуловимым движением достал нож. «Выкидуху» с тонким лезвием.
      — Я те щас, падла, попишу, — прошипел Коля, и, подкрепляя его слова, щелкнул фиксатор, пряча и выпуская обратно тонкое жало, на котором плясали синие отблески от экрана телевизора.
      Против вооруженного ножом противника мне драться не приходилось. Хотя на занятиях в учебном центре у меня получалось лихо выбивать пластмассовые муляжи из рук партнеров. Я попятился, выбирая удобную позицию и надеясь на вмешательство зрителей.
      Напрасно. Они так и остались зрителями. Один продолжал ласкать свой помповик, а второй с видимым удовольствием приложился к бутылке и громко крякнул, вытирая губы.
      Наступая на меня и поигрывая ножом, Коля продолжал что-то бормотать себе под нос, «заводясь». Как мне не доводилось выбивать ножи, так и ему — кого-то резать. Но его решимость обогатиться новым опытом явно перевешивала мое стремление проверить на практике советы инструктора.
      — Идиоты, сейчас же «хабарики» сюда явятся, — бросил я, надеясь хотя бы Сашу заставить задуматься.
      — Ничего, тебя, падла, они уже не спасут, — гадко ухмыляясь, сказал Коля, и у меня мелькнуло подозрение, что он свихнулся, оставшись без хозяина.
      Зацепившись за складку ковра, он споткнулся и взмахнул руками. Я не успел воспользоваться благоприятным моментом, слишком велико было расстояние.
      Восстановив равновесие, Коля перехватил нож и прыгнул на меня.
      В оставшуюся до столкновения долю секунды я успел оценить, как мне повезло. Из всех возможных ударов он выбрал именно тот, защиту от которого я отрабатывал. Правда, инструктор говорил, что в реальности такие ситуации бывают редко.
      Прямой удар в грудь, начатый на большой дистанции.
      В последний момент я ушел с линии атаки, предплечьем сбил его руку в сторону, перехватил за кисть и, разворачивая против часовой стрелки, рванул вниз, отшагивая назад и влево.
      Коля брякнулся на колени, вскрикнул и завалился на бок, выронив нож. В зале я часто совершал ошибку, двигаясь не в ту сторону и в результате оставляя партнера лежать на спине, вместо того чтобы ткнуть лицом в пол, с заломленной к лопаткам рукой. Сейчас я не ошибся, и Коля громко заорал и засучил ногами, когда я довел прием как положено. Отпуская захват, я от всей души саданул ему кулаком в висок, а потом добавил по шее. Он затих.
      Тяжело дыша, я разогнулся. Я сам не верил в то, что произошло. Саша не изменил своего положения, а вот стоящее у камина кресло оказалось пустым.
      Я не успел оценить этот факт — оказавшийся позади Леха ударил меня по голове, но мягким, а не подручной коньячной бутылкой.
      Когда я очнулся, Коля вовсю брал реванш, обрабатывая ногами мое тело. Получалось у него не очень — или он устал уже, или боялся, что я встану. Позади, ухмыляясь и положив руку на заткнутый за пояс ТТ, стоял Леха. Саши в комнате не было.
      Пыхтя и отдуваясь, Коля пнул меня последний раз в бок и отошел, ладонью вытирая потный лоб. Я почему-то не ощущал боли от его побоев, и, слава Богу, он не задел мое лицо.
      — Крепкий парень, — с одобрением сказал блондин, — он мне еще вчера понравился. Жалко, что такой сукой оказался. Ну да ничего, сейчас приедет Летчик, он с тобой разберется. Думаешь, Гамака хлопнули, так все теперь? Ха, долбое… ы вы! Между прочим, Гамак-то живой остался, его там, в машине, вообще не было!
      Я закрыл глаза. Я ничего не понимал в этом мире.
      Вернулся Саша.
      — Не отвечают, — виновато сказал он. — Я попозже еще попробую.
      — Попробуй. Конечно, попробуй! — Леха широко улыбнулся. — А пока отведи этого скунса. Надоело на него смотреть.
      — Я не закончил, — крикнул с дивана Коля. — Сейчас перекурю, и продолжим. Минуту!
      — Потом! Успеешь, Летчик тебе даст возможность. Саня, не стой! Бери клиента — и вперед!
      Саша подошел ко мне и все с тем же виноватым видом сказал:
      — Пошли, я тебя в комнату провожу.
      — Да я и сам дорогу найду, — пробормотал я, поднимаясь.
      Все-таки досталось мне здорово, не ощущал, пока лежал.
      — Ха! Слышал, Колян, он сам дорогу найдет. Я же говорил, крутой парень…
      — Это правда, что Гаймаков, ну, Гамак ваш, живым остался? — спросил я, когда мы поднимались по лестнице.
      Саша сзади тяжело ступал на скрипевшие под его весом ступени и шумно дышал. На мой вопрос он не ответил, мне это было уже и не нужно. Я принял решение. Мне было все равно, жив Гаймаков или нет и какой там Летчик приедет со мной разбираться.
      Я поднимался медленнее и медленнее, и, когда мы почти одолели лестницу, Саша шел, почти упираясь мне в спину. По своему опыту я помнил: обычно, когда конвоируемый тобой человек хочет бежать, это чувствуется. Носится в воздухе что-то такое, какое-то напряжение возникает, что ли…
      Он этого не почувствовал. У них тут у всех «крыша» поехала.
      Я споткнулся и остановился, и Саша, не успев среагировать, налетел на меня сзади. На какое-то мгновение мы замерли, касаясь друг друга, а потом я взорвался, выбросив в одном рывке весь остаток своих сил.
      Я ударил его локтем — туда, где должна быть печень. Развернулся и саданул в челюсть, добавил коленом между ног, снова под ребра и снова дважды по голове.
      Он выронил ружье и стал оседать. Молча, с выражением все той же задумчивой и печальной виноватости на лице. Я подхватил его и потянулся за помповиком, тот успел удариться прикладом о ступень, и я замер…
      С трудом я втащил Сашу наверх и бросил в коридоре. Он не двигался и, казалось, не дышал. Я быстро ощупал его карманы, переложил к себе сигареты и связку ключей и отошел к лестнице. Перед тем как спускаться, я оглянулся и мысленно попросил у него прощения.
      Я спустился в коридор и обостренным слухом уловил какое-то движение в комнате, спрятался в темный угол.
      Открылась дверь, и в коридоре появился Коля. Замер, напряженно всматриваясь в темноту. Потом двинулся к выключателю.
      Я приподнял помповик, решив, если что, стрелять ему в ноги. Никакой жалости к нему я не испытывал и извиняться перед ним ни за что бы не стал. Даже если бы убил.
      Коля потянул к выключателю руку и пристально вглядывался как раз туда, где я стоял.
      Я понял: он боится, надеясь, что кто-нибудь придет ему на помощь.
      — Ты скоро? — донесся из комнаты голос Лехи.
      Коля вздрогнул и убрал руку.
      — Сейчас, — ответил он, решив не испытывать судьбу.
      На пороге он все же остановился и посмотрел в мою сторону.
      Я держал оружие нацеленным на него. Наверное, он это понял и плотно закрыл за собой дверь…
      Немного выждав, я двинулся дальше.
      Входная дверь оказалась закрыта на засов. Я отодвинул его без малейшего шума и вышел на крыльцо.
      Территория усадьбы освещалась светом из окон, да над воротами горела слабая лампочка. Валил мелкий снег, и было холодно. Я осознал, что оставил в комнате пальто, и выругал себя за это. Документы и деньги я загодя переложил в карманы брюк.
      После нескольких минут блуждания по территории, вывалявшись в снегу, я нашел гараж и сумел его отпереть. В гараже стояла такая же «восьмерка», как была у меня. Может быть, та самая. Я отыскал в украденной связке нужный ключ и забрался в кабину.
      Мотор завелся сразу, и я подкатил к воротам в тот момент, когда дверь дома распахнулась и вылетел Леха. На фоне ярко освещенного дверного проема он представлял собой отличную мишень.
      Леха молча побежал ко мне. Расстояние для стрельбы из пистолета было великовато.
      Справившись с запором ворот, я, отъезжая, услышал выстрелы…
      Я промчался несколько километров, потом свел машину с дороги и заехал в лес, взрывая носом сугробы. Выключил мотор и стал ждать, куря одну сигарету за другой.
      Приближающийся шум автомобильных моторов я услышал издалека. Мимо меня по шоссе проскочили три потрепанных «жигуленка», из числа тех, что редко привлекают внимание дорожной милиции. На таких машинах ездят дачники. На кабине головной был закреплен багажник с какими-то свертками, а в каждом салоне сидело по пять человек. Этакие злые дачники, целенаправленно движущиеся по своим делам.
      Шум моторов слышался до тех пор, пока они не подъехали к усадьбе.
      Когда он смолк, я вылез из машины. Я мог уезжать, но что-то удерживало меня, и я ходил по рыхлому снегу, вслушиваясь в тишину.
      Примерно через четверть часа ухо уловило далекий звук — будто лопнула на морозе ветка.
      Один-единственный. А потом снова наступила тишина.
      Я сел в машину и вспомнил Сашу.

6

      Болтаясь по городу, я в каком-то подвальном магазине приобрел себе теплый пуховик и заглянул в какой-то зачуханный бар по соседству.
      Я сидел у стойки, глотая коньяк, и пялился в закрепленный под потолком телевизор. Снова повторили сообщение про Гаймакова, потом диктор добавил, что милицией задержаны трое подозреваемых.
      В конце программы попросили выступить «независимого эксперта». Им оказался мужчина в блестящем костюме, белой рубашке с удушающим воротником и с брезгливым выражением на оплывшем после вчерашней пьянки лицом. Сидя перед камерой в глубоком кожаном кресле, положив ногу на ногу и отхлебывая из стакана, он, морщась, процедил, что события последних дней спровоцированы милицией и прошли под ее контролем. Есть факты, неопровержимо это доказывающие. Как-то сама собой его беседа с репортером свелась к вопросу о соблюдении прав человека и каких-то гарантиях личности, ненавязчиво всплыла тема негосударственных охранных структур, а потом мелькнуло название «Оцепление». Так же ненавязчиво, как и все остальное в этой передаче.
      Я заметил, что бармен перестал протирать стаканы и тоже смотрит телевизор, облокотившись на стойку и кивая головой все чаще и чаще, будто сказанное касалось его самого.
      Поблагодарив «эксперта» за интересную беседу—я ожидал, что в традициях нынешних телепередач ему преподнесут какой-нибудь скромный подарок, хотя бы пистолет и пару гранат, — репортер произнес набор дежурных фраз, сопровождавшихся кадрами с мест происшествий.
      Под занавес программы, буквально за несколько секунд до титров, на экране промелькнул особняк на Ореховом острове, развевающийся флаг и сам господин Кацман. Виновато улыбаясь, он запер дверь своей синей «омеги» и направился к крыльцу, прижимая под мышкой тонкий желтый портфель. Перед дверью он потоптался, стряхивая с ботинок снег, обернулся и еще раз посмотрел в камеру, все так же виновато и грустно улыбаясь.
      Я допил коньяк.
      Через полчаса ноги сами привели меня в гостиницу «Правобережная».
      Дежурный администратор, худощавая, с усталым лицом женщина средних лет, была мне незнакома. Без лишних разговоров она оформила номер, и я отправился на второй этаж.
      В холле на этаже я увидел ту саму проститутку, бывшую преподавательницу ПТУ. Она сидела на диване, пила шампанское и болтала с охранником, длинным и тощим парнем с детским выражением лица и в очках с толстыми стеклами. Такому я не доверил бы и охрану собственного почтового ящика.
      Я прошел мимо, и, кажется, мое появление заинтересовало ее гораздо больше, чем юного стража порядка. Ключи мне выдала сонная горничная. Я прошел в номер и, сбросив пуховик, сразу же завалился на кровать.
      Засыпая, я подумал, что наступил понедельник…

* * *

      Проснулся я от настойчивого стука в дверь. Кто-то барабанил, не жалея кулаков. Я сел на кровати и зажег бра.
      Милиция или бандиты давно бы нашли способ зайти в номер, не дожидаясь моего пробуждения. Я встал и открыл дверь.
      — Привет!
      Это была та самая проститутка. Основательно пьяная, с бутылкой шампанского и двумя фужерами в руке.
      — Можно зайти?
      — Я не пью по ночам.
      — Фу, какой грубиян! А еще прилично одет… Она проскользнула мимо меня и по-хозяйски оглядела номер. Я закрыл дверь и стоял, скрестив руки на груди и наблюдая за ней. Она поставила выпивку на тумбочку, потом плюхнулась на кровать. Уперлась руками в матрас позади себя и вытянула ноги. Подумала и сбросила узкие красные «лодочки». Зевнула.
      — И что дальше?
      — Меня зовут Таня. На всякий случай, мало ли ты забыл.
      — Я это всю жизнь помнил. Дальше-то что?
      — А ничего, — она пожала плечами. — Я видела, как ты разговаривал с Фунтиком, и решила, что и нам есть о чем поговорить.
      — Да? И о чем же?
      — Я все знаю, — она пьяно улыбнулась. — И я почти все слышала.
      — Что же ты слышала?
      — Налей мне бокал…
      — Перебьешься. Что ты слышала?
      — А вот не скажу. — Она прищурилась и приподняла правую ногу. Если она так же вела себя в ПТУ, понятно, почему ей пришлось сменить профессию. — Ты можешь помочь мне, а я тебе.
      — Ты мне можешь помочь только в одном. — Я присел к столу и закурил. — Но я в этом не нуждаюсь.
      — Фу, какой грубиян. — Она приподняла и вторую ногу. — Дай мне сигарету.
      — На лестнице покуришь. Выругавшись, она залезла в карман своего красного пиджачка, долго там рылась и в конце концов извлекла мятую пачку «сент-мориса».
      Я подумал, что надо выкинуть ее из номера и лечь спать. Слишком много проституток оказывалось рядом со мной в последнее время. Но мне не хотелось лишнего шума и скандала. По ее лицу я видел: она пришла торговаться. И ей есть что предложить.
      — Я тебя запомнила, когда ты еще в ментовке местной работал. Тебя за что уволили?
      — А тебе какая разница?
      — Никакой.
      — Тебя еще не учили не задавать лишних вопросов?
      — Меня… — Она криво усмехнулась. — Если бы ты знал, сколько раз это было. И как… Только вот никак не могу от дурной привычки отделаться!
      — Ничего, найдутся люди, которые помогут.
      — Ты стал злой. Раньше таким не был.
      — Жизнь довела. Ты, знаешь ли, тоже не добреешь.
      — Открыл бы ты бутылку… А?
      — Тебе уже хватит.
      — Злой…
      Она содрала фольгу и откупорила бутылку, не дав пробке выстрелить. Несмотря на пьяную ухмылку и дымящуюся под носом сигарету, движения ее были четкими и уверенными. Разлив вино в оба фужера, она взяла свой и откинулась на локти, снова вытянув ноги и демонстрируя нижнее белье. Улыбнулась и сделала глоток.
      — Ты сейчас в «Оцеплении»?
      — Ну.
      — Кем ты там?
      — Тебя Фунтик послал?
      — Меня? — Она рассмеялась. — Да если он узнает, что я у тебя была и о чем говорила…
      — А ты еще ни о чем и не говорила. Признаться, это начинает надоедать. И сядь по-нормальному, здесь тебе клиентов нету.
      — Какой ты у нас верный! — Она поправила юбку и приподнялась.
      Я решил, что на вопрос о своем сутенере она ответила правду. Похоже, она действительно пришла сюда по своей инициативе и мнется, так и не решив, стоит ли говорить.
      — Сколько вы можете заплатить за информацию?
      — Какую?
      — Важную. Которая вас напрямую касается.
      Только не спрашивай, о чем.
      — О чем?
      — Не скажу. Пока насчет денег не договоримся, ничего не скажу. И пытать меня бесполезно!
      — Один рубль. Железный.
      — Мне нужны деньги. — Она посмотрела на меня неожиданно трезво. — Тонна баксов.
      — Мне тоже.
      — Я серьезно говорю. Мне надо уехать из этого е… ного города.
      — Туда, где тебя никто не знает? Чтобы начать новую жизнь?
      — Ты зря смеешься. Это действительно так…
      — Слишком часто такое слышать приходилось. И что дальше?
      — У меня есть информация, которая вам будет интересна. Она стоит денег.
      — Ты думаешь, я тебе прямо сейчас из лопатника эту самую тонну и достану?
      — Не знаю. — Она покачала головой. — Но деньги мне нужны.
      — Зато я сомневаюсь, что мне нужна твоя информация. Вряд ли ты сможешь что-нибудь новое сообщить.
      Фужер дрогнул в ее руке.
      — Так ты уже знаешь?
      — Конечно! А ты думаешь, я здесь случайно оказался? Негде мне больше прилечь, как только клопов ваших давить.
      Она опустила голову и замерла. Я заметил, как у нее на глаза навернулись слезы.
      — Я так и знала, — прошептала она, плеская шампанское себе на пиджак. — Мне всегда не везет…
      Я ждал. Я уже не сомневался, что она может сказать что-то действительно важное. И кажется, я уже понял, с чем это связано…
      Когда она подняла на меня свои мокрые покрасневшие глаза, я безразличным тоном подсказал ей:
      — За кота в мешке никто тебе денег не заплатит. Хочешь — говори, и если у тебя окажется что-то важное, я тебе заплачу. Не хочешь — уходи.
      — А ты не обманешь? Может быть, вы действительно не все знаете? — Она смотрела на меня с надеждой, и на какой-то миг мне стало неловко за свое вранье. — Ты ведь всегда хорошо ко мне относился! Ты всегда был другим, не таким, как остальные… Ты меня, честно, не обманешь?
      Я налил себе шампанского и присел на подоконник, цедя холодный напиток.
      — У Женьки, ну, у Фунта то есть, проблемы… Давно уже! Он на деньги попал, а там ребята крутые оказались, включили ему «счетчик». Сейчас столько накапало, что ему вовек не расплатиться. Даже если сам вместо нас пойдет работать.
      Я понял, в чем дело, раньше, чем она это сказала.
      — Сюда ведь каждый понедельник ваши приезжают. Трое, с чемоданом. Они возят деньги. Все об этом знают. А Фунт договорился завтра, то есть сегодня уже, на ваших напасть. Они в своем номере поселятся, в соседних его ребята ждать будут. Человек пять или шесть, какие-то отморозки, из пригорода. Они приезжали сюда к Женьке, так… Первый раз драку в ресторане устроили, половину столов разломали, официантам морды разбили… Они со стволами всегда, чуть что — сразу достают… Второй раз Людку с собой в номер забрали, всю ночь продержали вчетвером. Она уже месяц на работу не выходит: трипак подхватила и сигаретами всю истыкали, у них развлечение такое… Фунт их пригласил. Хочет их с вашими стравить, а кассу себе забрать. Сегодня это все будет…
      — А ты откуда знаешь?
      — Знаю. — Она невесело усмехнулась и показала мне язык. — Я же не дура, хоть и работаю здесь. Много чего слышать приходится, а он дважды по телефону, по трубке своей ср… ой, с ними трепался, думал, что я не слышу. Они должны утром часов в одиннадцать заехать. Они себя самыми крутыми считают, им все равно, на кого выступать…
      — Так не бывает, чтоб все равно на кого.
      — А вот и бывает, много ты знаешь! Я же говорю, отморозки полные.
      — Чего ж они тогда Фунтику с долгами его не помогли управиться?
      — Очень он им нужен, без денег-то! А здесь он, я так поняла, пообещал им, что у ваших при себе сотни три будет, вот они и подписались.