Глава 1

Саймон Роксбери, виконт Броктон, надел шляпу и привычным жестом легонько сдвинул ее набекрень. Он ступил на пустынный тротуар и поднял голову, обозревая ночной небосвод и глубоко вдыхая сырой лондонский воздух. Лицо его освещали факелы, расположенные по обе стороны от двери казино, которое виконт покинул минуту назад. Мелкая морось предвещала усиление осадков еще до наступления утра.

От высокой фигуры Броктона на мостовую падала длинная тень. Он был не только крепко и ладно скроен, но и дьявольски красив, что льстило тщеславию его матери. Гордясь своим единственным сыном, она особо выделяла его замечательные глаза, цветом напоминающие херес, и шевелюру. Волосы, самого темного из всей каштановой гаммы оттенка, слегка курчавились на концах возле затылка и падали крупными кольцами надо лбом. А бачки — те просто являлись предметом зависти многих знакомых мужчин.

Отменные физические данные сочетались в нем с остроумием и ироничным складом ума. Вкупе с удачливостью — щедрым даром судьбы, а также безупречной родословной и прекрасным воспитанием виконт, без преувеличения, являл собой само совершенство. Или казался таковым большинству молодых леди, впервые начавших выезжать в этом сезоне, равно как и амбициозным мамашам дебютанток. Но семейные узы менее всего интересовали виконта Броктона. Женитьба определенно не входила ни в его ближайшие планы, ни в проекты на многие годы вперед.

Исключая его упорное нежелание сделать какую-нибудь барышню счастливейшей женщиной в мире, во всем прочем он олицетворял собой первосортного представителя мужской половины человечества. Этот идеал стоял сейчас на тротуаре в ожидании кареты. Только что пробило три часа. Прошло всего несколько минут после того, как он простился с двумя своими хорошими друзьями. Запланированное на эту ночь он выполнил и с готовностью покинул игорный дом. Конечно, к намеченной миссии можно было приступить уже сегодня, но так как для ее успешного завершения требовалось немалое время, день или два погоды не делали.

Впрочем, фактор времени вообще не имел для него большого значения. Спешка в этом деле не годилась.

Умение ждать составляло еще одно достойное похвалы качество Саймона Роксбери. Он был очень терпеливым человеком. Действительно, когда подъехала карета, он только улыбнулся своему кучеру. Грум с заспанными глазами помог его сиятельству открыть дверцу. Возникли небольшие трудности с тормозами, пояснил он, извиняясь за опоздание.

— Ничего, — успокоил его виконт, — я не сахар, чтобы растаять от моросящего дождя. — Он поднялся на подножку и хотел уже сесть в карету, когда неожиданно увидел наставленное ему в лицо дуло пистолета. За пистолетом шевельнулась темная тень.

— Сядьте, сэр, и прикажите кучеру трогать. — В нарочито грубом шепоте Саймон, однако, безошибочно распознал женский голос.

Он повернул голову, оглядываясь на дверцу и досадуя на забывчивость слуг. Груму предписывалось находиться не далее чем в пяти футах от хозяина.

— Не делайте этого, предупреждаю вас, — сказала незнакомка, — или я всажу пулю прямо вам в голову. И повеселюсь, когда ваши мозги разлетятся во все стороны.

— Образ весьма неэстетичный, — спокойно заметил Саймон, сосредоточившись на том, как избежать подобного поворота событий.

Поскольку в карете по обе стороны имелись поручни, можно было ухватиться за них, оттолкнуться и вылететь на тротуар, прямо к двери того казино, которое он только что покинул, а пуля тем временем безобидно прожужжала бы над головой. Возможно. Хотя пистолет казался довольно тяжелым — владелица с усилием удерживала его обеими руками. Саймон заметил, что она нервничает, боясь выронить оружие. Но кто знает, вдруг она нажмет на курок, прежде чем это произойдет?

— Хорошо, — тихо сказал виконт, чтобы грум не услышал его и не заподозрил неладное. — Я сяду, если вы сейчас же чуть-чуть отодвинете эту дьявольскую игрушку. Вы не возражаете, мадам? — Он опустился на противоположное сиденье, стараясь не потерять равновесие, и закрыл дверцу.

— Это не игрушка, и я предпочитаю, чтобы вы не называли меня мадам, — услышал он в ответ. — Я не женщина, сэр. А теперь велите кучеру ехать.

— Разумеется, вы не женщина, — покорно согласился Саймон. С ненормальными лучше всего держаться с юмором, считал он. Во всяком случае, до тех пор, пока не минует опасность. — Да я ослеп, видно. Действительно, вы — парень! Настоящий удалец, рубака! По крайней мере по духу, не так ли? Только вот беда — в вас так много женского! Кстати, судя по голосу и разговору, вы человек образованный. Конечно, кто-то мог принять вас за женщину — простим ему эту ошибку. Но лично я этому не верю. Правда, я знавал немало дам, обнаруживавших тягу к оружию. Фу, какой срам! Но если вы вышли на путь разбоя из-за того, что являетесь вторым сыном, которому не светит ни пенни наследства, я вам сочувствую. Воображаю, как тяжко вам придется дальше! Все будут постоянно принимать вас за женщину и без конца выражать свои сожаления.

— Ваша смерть избавит меня от любых сожалений.

Саймон обратил внимание на хлопковые чулки нападавшей — ее ноги не доставали до пола.

«Маленькая нахалка!» — подумал он, обуреваемый желанием преодолеть разделяющее их расстояние, выхватить у нее пистолет и отколошматить им пигалицу по спине. Он разоружил бы ее в один миг, но обстоятельства вынуждали сохранять пассивную позицию. Сейчас ему оставалось лишь улыбаться, делая вид, что ничего не происходит. Тогда он мог рассчитывать на успех.

И Саймон спокойно продолжал беседу, невзирая на наведенное на него дуло.

— О, дорогой мой, — сказал он, меняя тактику, — да вы, никак, капризничаете? Наверное, сейчас как раз то самое время, когда все непослушные дети давно лежат в своих кроватках?

Его захватчица проигнорировала оскорбление.

— Повторяю еще раз, велите кучеру ехать. И потрудитесь убрать с лица эту мерзкую снисходительную усмешку. Дело достаточно серьезное.

— О да, вполне, — согласился Саймон. — Я уж чувствую. — Взвешивая возможность принять смерть от руки совершенно незнакомой особы, он одновременно испытывал любопытство. Что за всем этим кроется? Жгучий интерес, зародившийся с первого момента небольшого происшествия, оставил после себя калитку, которая теперь раздалась до размера ворот. — Ну хорошо, мой прекрасный юный разбойник, — сказал он, — я сделаю, как вы требуете. Но уступаю только потому, что меня это забавляет.

Саймон подался вперед, побудив маленькую налетчицу тотчас отползти в угол сиденья, хотя оружие осталось нацеленным на него. Он открыл небольшую дверцу и крикнул кучеру:

— Хардвик! Так-то ты уважаешь своего нанимателя! Утром у нас будет серьезный разговор о степени твоей преданности. Я полагаю, ты понимаешь, к чему ведет недостаточная бдительность. Дело может кончиться тем, что твоего работодателя высадят в чрезвычайно нежелательном месте.

В небольшом квадратном проеме вверху кареты показалось раскрасневшееся лицо кучера.

— Прошу прощения, милорд, но я не понимаю, о чем вы говорите… Я просто сидел и ждал вас, как всегда, пока не началась морось. О, и, конечно, поправлял колодки.

— Это утешает, — добродушно сказал его сиятельство, косясь на девицу. Теперь между ними оставалось не более трех футов, а до пистолета — вообще два. Саймон без труда преодолел бы это расстояние и завладел оружием, но сейчас он отказался от этого намерения. Нацеленный пистолет со взведенным курком увеличивал риск, что для кого-то из двоих выстрел окажется смертельным. Отвага отвагой, а легкомысленная мисс — совсем другое дело. — Хорошо, что пояснил, Хардвик, — продолжил виконт после долгой паузы, — иначе мне пришлось бы разувериться в твоей преданности, дружище.

— Перестаньте изображать простачка и нести чушь! — свирепо зашептала захватчица, размахивая своим оружием.

— Терпение, моя дорогая, терпение. Я подумал, может, вам захочется послушать его речь. Хардвик съедает начальные согласные. Вам не мешает потренировать ухо, если вы собираетесь и впредь останавливать кареты и сделать разбой своей привычкой. — Услышав угрожающий звук, Саймон снова мысленно измерил расстояние между собой и дулом пистолета. Нет, пожалуй, не стоит перебарщивать. — Ну хорошо, хорошо. Не буду. Я только хотел помочь. Не надо сердиться. Скажите, вы ясно представляете конечный пункт нашего путешествия, или мне снова потревожить недотепу Хардвика?

— Пусть едет в направлении Хэмпстедской пустоши. Там есть гостиница «Лесничий». Вы ее знаете?

— Хэмпстедскую пустошь, или, как сказал бы Хардвик, Эмпстедскую устошь? Вот вам пример обглоданных слов. Я только что упомянул о них, помните? Да, конечно, это место мне знакомо, так же как и «Лесничий», в том смысле, что я знаю, где находится то и другое. Но нужно быть поистине неискушенным человеком, чтобы в темное время суток искать приключений на свою голову вблизи пристанища воров! Вы не могли бы выбрать что-нибудь ближе к городу? — Саймон патетически вздохнул. — Ах, вам нужно… Как? Вы снова готовы прострелить мне голову? Ну хорошо, сейчас поедем. Хардвик! — крикнул он. — В «Лесничего», дружище. Да побыстрей, а то на меня вдруг напало желание отрешиться от всех мирских забот.

Карета тронулась и покатила по булыжникам. Саймон снова откинулся на подушки сиденья, положил ногу на ногу и, проказливо ухмыляясь, скрестил руки на груди. Он был совсем не прочь немного поозорничать.

— Ну, дорогой мой, теперь вы частливы? — спросил он, опуская букву «с» в последнем слове, в подражание Хардвику.

— Неимоверно, милорд, если это так важно, — ответил похитительница довольно приятным хрипловатым и вместе с тем замечательно женственным голосом. Это было уже гораздо интереснее, чем ее намеренно низкий шепот. Может, они когда-то встречались в обществе? Вероятно, он танцевал с ней? Или ужинал? И чем-то ее оскорбил? Вряд ли. Несомненно, он бы об этом помнил. — А теперь сидите смирно и ведите себя хорошо, — строго приказала она и больше не проронила ни звука до тех пор, пока Хардвик не отъехал от города на порядочное расстояние.

Саймон также молчал, лихорадочно обдумывая произошедшее. Непонятно, как случилось, что его похитила обыкновенная девушка? И что ждет его в будущем, если эта новость получит огласку? В конце концов, джентльмен должен заботиться о своей репутации.

Время было позднее. Он уже слегка приустал, возможно, даже заскучал, несмотря на смертельно опасную ситуацию. А плавное движение кареты с хорошими рессорами оказалось поистине убаюкивающим, и чрезвычайно скоро, к собственному изумлению, он впал в легкую дремоту. Возможно, даже всхрапнул.

— Вас нисколько не интересует, почему вас похитили? — огорченно спросила девушка и больно пнула его в голень.

— По правде сказать, не особенно, — честно ответил виконт, широко зевая и расправляя плечи, а затем подтянулся повыше, так как, пока дремал, сполз с сиденья. Ночь, проведенная за игрой, и большое количество выпитого давали о себе знать. Сейчас он больше нуждался в постели, чем в информации. Тем не менее он продолжил: — Но, пребывая в счастливом неведении, я уверен, что вы сообщите мне все необходимое, когда сочтете нужным. Надеюсь, это произойдет скоро, не так ли? Сколь бы ни были блистательны эти полчаса или более в вашем обществе, я, как вы понимаете, собираюсь поспать.

— О Боже, вы несносны! — Девушка снова пнула его. — Я могу застрелить вас прямо сейчас, без всяких разговоров, просто из принципа.

Саймон подавил инстинктивное желание растереть голень, вынесшую два удара. Башмаки на деревянной подошве оказались нешуточным оружием. Эта малявка начинала действовать ему на нервы.

— Меня больше устроило бы, если б вы молвили хоть слово, — сказал он с убийственной вежливостью. Он всегда разговаривал так, будучи выведен из себя. — Ведь, не имея объяснений, я обречен провести следующие несколько дней в глубоком раздумье. Мне придется основательно поразмыслить, чем я так обидел своего ближнего, к тому же еще и женщину. За что меня столь часто именуют несносным? Может, вы член какой-нибудь преступной группы? У вас бывают сходки. Вы протоколируете, что на них обсуждается? Я мог бы внимательно прочитать, изучить до мелочей свои наиболее крупные промахи, если, конечно, не буду расстрелян до восхода солнца.

— Ох, хоть бы вы… заткнулись!

— Виноват, — притворно извиняющимся тоном сказал Саймон, с интересом наблюдая, как долго юная особа способна держать его под прицелом. — Считайте, что с этой минуты я, как монах, даю обет молчания.

— Если бы я этому поверила, я поверила бы чему угодно, — не замедлила ответить девушка, — но я не думаю, что поверю. — Саймон был вынужден отдать должное искренности, с какой была произнесена эта громоздкая туманная тирада. Откровенность потенциально опасной малютки еще сильнее подстегнула его любопытство.

За то время, что ему пришлось говорить, а беседа происходила в карете, он нещадно клял темноту, скрывавшую от него лицо и фигуру похитительницы. Но постепенно он установил, что она невелика ростом, довольно стройна и что от нее пахнет лавандовой водой и лошадью. Не такое уж неприятное сочетание. У нее был правильный выговор и богатый язык. Отдельные выражения, однако, изобличали в ней уроженку сельской местности. Кроме того, вероятно, счастливое провидение послало девушке нескольких братьев. У них она, видимо, и научилась манерам и выражениям, которых ей не следовало знать. Разнообразие впечатлений вносило путаницу в сложившиеся у Саймона представления о женщинах. В отсутствие опыта ухаживания за провинциальными барышнями он не мог вообразить, что какая-нибудь непорочная юная дева из деревни воспылает желанием ранить его или застрелить.

После некоторых размышлений он остановился на предположении, что его везут в эту глушь, с тем чтобы сдать кому-то поважнее. Наверняка за этим похищением стоят люди, которые станут требовать от виконтессы Броктон выкуп. Несомненно, его мать, будучи запугана и по свойственному ей легковерию, поддастся их требованиям, прежде чем вспомнит о семейных адвокатах Роксбери. В случае подобного неудачного стечения обстоятельств он останется в распоряжении маленькой захватчицы по меньшей мере неделю, пока виконтесса получит доступ к деньгам, требуемым для его освобождения. Но это также означало, что он пропустит убийственно скучный раут, намеченный на завтрашний вечер. Поэтому ситуацию не следовало рассматривать как исключительно неблагоприятную.

Между тем похитительница отодвинула кожаную шторку, чтобы взглянуть на дорогу. Они как раз подъезжали к деревне. Уже светало, близилось сырое английское утро. Девушка снова закрыла окно, и в карете воцарился полумрак.

— Мы почти у цели, — сказала она, — поэтому, я полагаю, пора внести ясность и кончать с этим делом.

— Кончать? — повторил Саймон. До его сознания дошла наконец серьезность ночного приключения. — Что это значит? Вы собираетесь передать меня организаторам похищения и получить выкуп? Или просто пристрелите, а сами уедете в моей карете? В последнем случае будьте снисходительны к Хардвику и груму, нижайше вас прошу. Они могут проявить заботу о своем хозяине и выразить небольшой протест. Я не хотел бы, чтобы в связи с этим они каким-то образом пострадали.

— Организаторам? — недоверчиво спросила девушка. Саймон замолчал. Лучше бы он сделал это парой секунд раньше. Определенно, у нее и в мыслях не было никакого выкупа. Не воспользуется ли она подкинутой идеей? И лучше ли это, нежели задумка инициаторов похищения? — Бог с вами! С чего вы взяли, что я захватила вас ради выкупа? Да я не стану держать вас больше десяти минут!

— Значит, вы собираетесь меня застрелить, — сказал Саймон, своей расслабленной позой полностью опровергая готовность вырвать пистолет из наверняка уставшей девичьей руки. — Но вы намеревались сделать это по принципиальным соображениям, если мне не изменяет память. Стало быть, у вас имелись основания для этого небольшого маскарада. Да не покажется вам моя просьба чрезмерной, но, может, вы объясните, зачем все это понадобилось?

Девушка упорно нацеливала пистолет Саймону в грудь, пожалуй, держа его даже чуть тверже, чем последние полчаса.

— Заинтересовались наконец? А то я уже начала думать, что в вашей распрекрасной черепушке совсем пусто. Или ваших мозгов хватает только на то, чтобы передергивать карты, и ни на что другое!

Саймон усмехнулся и расслабился еще больше. Ясное дело, юной леди больше хотелось поговорить, нежели стрелять.

— Моя распрекрасная черепушка? О. вы мне льстите, мадам. Но продолжайте, прошу вас. Вы сказали — передергивать карты? Уверяю вас, мадам, за виконтом Броктоном, как известно, числится множество пороков, но шулерства среди них нет.

Саймон наблюдал, как пистолет слегка опустился, но затем возвратился в прежнее положение.

— Виконт Броктон? О ком вы говорите, черт побери? Кто это — виконт Броктон?

— У-у! — заулыбался Саймон. Густые черные тучи рассеялись — если не над всей землей, то у него над головой точно. Но его спутница, несомненно, все еще находилась в полосе затмения. — Я вижу, моя юная леди, вы слегка озадачены? Небольшая неувязка? Видимо, так. Позвольте представиться. — Он протянул руку, не выказывая ни малейших поползновений отнять пистолет. — Саймон Роксбери, виконт Броктон. Владелец недвижимости в Суссексе и многих других местах, перечислением коих не стану вас утомить. Теперь очередь за вами. Признайтесь, кто, вы думали, я такой?

Но похитительница, похоже, его не слышала и вместо этого бормотала себе под нос:

— Тупица, слабоумная! Нужно иметь пробку вместо мозгов, чтобы так ошибиться. Но я могу поклясться — герб был его!

— Герб? — прервал ее Саймон, предпочитая, чтобы она не забывала о пистолете, остававшемся у нее в руке. В конце концов, неизвестно, к чему могло привести небрежное обращение с оружием. — Вы, вероятно, имеете в виду роспись на дверце моей кареты? Сказать правду, это художество стоило мне недешево. Но если собираешься хвастать своей знатностью, не должно разъезжать по городу в обшарпанном экипаже, украшенном безвкусной мазней. Вы согласны со мной?

Жаль, что здесь нет Боунза и Армана, подумал Саймон и вздохнул. Он хотел, чтобы его друзья понаблюдали эту забавную сцену.

Чувствуя себя более чем счастливым, он поспешил подбавить захватчице беспокойства.

— Естественно, — продолжал он, — заниматься всей этой мишурой, чтобы поразить воображение своих знакомых, чертовски накладно, но приходится. Моя мать настояла.

— Не понимаю, как я… как я могла… — продолжала бормотать девушка. — Что? Вы о чем-то рассказывали? Зачем? Боже мой, сколько же вы говорите! У меня без вас проблем хватает. Разве вы не видите?

— Вижу. В самом деле, проблема существует. Разумеется, у вас и у меня. У нас обоих. Но соберитесь на минуту, дорогая моя разбойница, если это в ваших силах. — При этих любезных речах Саймон не мог сдержать удовлетворенной улыбки. — Кажется, я понимаю, что вдохновило вас на этот ночной подвиг. Может, вы позволите мне объяснить, как мне видится причина наших теперешних затруднений?

Девушка по-прежнему выглядела растерянной и молчала, как немая. Саймон воспользовался образовавшейся брешью и продолжил:

— Я поистине восхищен. Вы отправились этой ночью на Керзон-стрит, чтобы разыскать какого-то человека… некую одиозную личность, причинившую вам или кому-то из ваших близких весьма ощутимый ущерб. Возможно, это связано с картами. Вы решили незаметно пробраться в экипаж обидчика и там его подстеречь, но по ошибке оказались совсем в другой карете. Я могу приписать это темноте и дождю. Затем последовала целая вереница известных вам событий. И как после этого я должен исправлять положение? Да, я по-прежнему считаю, что мне придется провести небольшую беседу с Хардвиком. Я всегда считал, что мои слуги способны обеспечить мне надежную защиту. Оказывается, я ошибался, в чем убедился, оказавшись лицом к лицу с малявкой, размахивающей заряженным пистолетом. А лошади? Подумать только, пришлось терзать их так поздно ночью! И все из-за этого бесполезного путешествия! Как же мне не сердиться? О да, я должен быть вдвойне сердит. Возможно, даже взбешен. Разве я неподобающе одет, чтобы позволить себе яриться? Вот если бы на мне был черный клобук, может, я и…

— О Боже! Да замолчите же! У меня от вас разболелась голова. — Пистолет снова слегка повис, так как теперь его удерживала лишь одна маленькая ручка — другой девушка потирала виски. — Планировала, планировала — и на тебе! Выдавливала все силы по каплям, ради чего? Чтобы под конец тебя до смерти заговорил этот пустобрех! О, что мне теперь делать?

— Я внесу предложение, если позволите, — мягко сказал Саймон и продвинулся вперед, но не настолько, чтобы создать угрозу изъятия пистолета. — Не пора ли вам потихоньку отвести оружие?

Пистолет был вновь схвачен двумя руками, вскинут вверх и нацелен Саймону в сердце.

— Я так не думаю, милорд! — резко возразила девушка с той же странно притягательной хрипотцой. Даже обещая кровь и увечье, голос ее намекал на затемненную спальню и вполне земные наслаждения.

Но как можно думать о подобных вещах в такой неподходящий момент? Саймон решил, что ему следует получше изучить свой характер, так как в нем обнаружился какой-то странный изъян. Или таким образом прогрессировала глупость, о существовании которой он не подозревал? Но как бы то ни было, следовало признать, что голос девушки вызывал в нем множество приятных чувств.

— Нет, я решительно не собираюсь отдавать вам пистолет, — вновь сказала она. — Я не испытываю большого желания завершить эту ночь в участке, в кандалах.

— В кандалах? О, какая отвратительная вещь! Омерзительная! Разве джентльмен способен допустить такое? — Саймон очень осторожно подвинулся вправо и приподнял шторку, пропуская первые лучи зари, чтобы девушка могла видеть, что он говорит искренне. — Зачем же мне отправлять вас в участок? Вы не совершили никакого преступления. Уверяю вас, я часто заканчиваю вечера так, как сегодня. Приказываю кучеру отвезти меня куда-нибудь за город, чтобы отдохнуть во время прогулки. Это правда.

— Не подлизывайтесь! — сердито сказала девушка. — Я все равно вам не верю. И вы мне несимпатичны. Нисколько! Вы что-то чересчур веселы. Мне кажется, вы смеетесь надо мной.

Саймон не выдержал и громко расхохотался.

— Смеюсь над вами, дорогая? Естественно! А что же мне еще делать, черт побери?!

Через секунду пистолет был у него в руке. Возможно, это произошло даже раньше, чем похитительница успела понять намерение своего пленника. Счастливый сюрприз — результат концентрации внимания и точно рассчитанного движения.

— А теперь… — Он остановился, видя, как она жмется к сиденью, в страхе за свою жизнь, и опустил пистолет в карман. — Теперь, я думаю, вы позволите мне переброситься парой слов с Хардвиком относительно того, куда нам ехать. Хорошо?

С этими словами Саймон потянулся к дверце, не сводя любопытного взгляда со своей спутницы. Давая слуге указания, он тем временем провел беглое исследование. Маленькая хрупкая фигурка под слишком широким плащом с капюшоном. На лице, вокруг рта и носа, повязка из черного шелкового кашне. Прямо как в театре, на сцене. Единственная неприкрытая часть лица — глаза, огромные и испуганные. Очаровательные зеленые глаза. Саймон всегда питал слабость к зеленому.

— Ну вот, так будет лучше, — сказал он, переговорив с кучером, который, пробормотав несколько не слишком теплых слов по поводу пристрастия его сиятельства к спиртному, остановил лошадей и начал разворачивать карету. — Нам предстоит проделать обратный довольно долгий путь в Лондон. Но соблаговолите ли по дороге поведать мне вашу историю?

Девушка хотела подтянуть кашне выше, чтобы спрятать глаза, но не стала. Тогда она не смогла бы держать собеседника в поле зрения. Саймон отметил, что брови ее хоть и темные, но не черные. Это косвенно указывало на то, что ее волосы должны быть не темнее лесного ореха. Цвет вполне подходил к ее замечательно чистой молочно-белой коже.

— Мне нечего вам рассказывать, милорд! — сердито сказала девушка. — Вы правы, я просто приняла вас за другого. Отпустите меня или передайте страже, когда доедем до заставы. Я не обязана давать вам объяснения.

— Дорогая моя, я все никак не решу, стоит ли обратить ваше внимание на то, что вы неправильно себя ведете. Можно подумать, что пистолет до сих пор в ваших руках. Но не будем об этом. Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, хорошо? — Саймон открыл небольшую дверцу в боковую нишу, где помещались серебряный графин и полдюжины мелких стаканов. — Не желаете бренди? Рассвет всегда знобок и неприветлив, вы не находите?

Девушка отказывалась отвечать. Саймон пожал плечами, открыл графин и наполнил один из стаканов на три пальца. Отпив, он прикрыл на секунду глаза. Жидкое тепло пробежало сквозь горло и согрело желудок. Неудивительно, что виконтесса так благоволила к коньяку, хотя он сам предпочитал шампанское.

— Отлично. Как вас зовут, прекрасная леди? — Саймон буравил девушку глазами. — Просто сообщите мне имя — и дело с концом. Ни стражи, ни магистрата, ни тюрьмы. Назовите имя — и вы свободны. Шепните, если желаете.

Прислоненная к подушкам спина распрямилась, от чего хрупкая фигура девушки стала выше на целый дюйм.

— Я скорее умру, чем сообщу вам мое имя, сэр!

— Господи, чего вы так боитесь? Надо полагать, существует веская причина, чтобы хранить его в тайне? — Саймон с удовольствием наблюдал глубокое возмущение, отразившееся на ее лице. Получить эти сведения он без особого труда мог и позже, так как не собирался позволить ей полностью исчезнуть из его жизни. В данный момент его гораздо больше интересовало другое. — Я хочу выяснить, кто тот мужчина. В отношении кого вы замышляли этой ночью самое отвратительное убийство? Не исключено, что я сочту нужным предостеречь этого человека. С другой стороны, если он действительно шулер, имеет смысл не вмешиваться, а остаться в рядах зрителей. Я человек терпимый и с добрым сердцем, в разумных пределах. Во всяком случае, так обо мне говорят. Но есть у меня и свои маленькие пороки.

Девушка выставила вперед руки — в знак того, что уступает.

— Если это заставит вас замолчать, я с превеликой радостью назову его имя. Ноэль Кинси, граф Филтон. Более одиозного, ужасного, бессердечного…

— Подлого, презренного и опасного человека трудно сыскать, — продолжил Саймон, потрясенный до глубины души, хоть он и не подал вида. Девушка не должна была ничего знать. — Вы что, напрочь лишились ума? Он у вас и без того бесконечно мал. Я мог отнять у вас оружие в любой момент, но Филтон не только завладел бы им, но и в мгновение ока обернул против вас. Сейчас я склоняюсь к тому, что надежнее поместить вас под стражу. Пожалуй, я так и сделаю. Или велю Хардвику заехать в Вифлеемскую королевскую больницу, где вас обеспечат смирительной рубашкой. По-моему, вы окончательно свихнулись. Ничего другого я предположить не в силах.

— Ваши предположения мне безразличны, милорд! — разгневалась девушка. И незамедлительно подтвердила свое заявление, продемонстрировав гораздо большие ресурсы, нежели он ожидал, выхватив из-под злосчастного плаща второй пистолет. Последовавший за этим негромкий щелчок означал, что курок взведен. — А теперь, я полагаю, если вы авансом примете мои извинения, настало время пожелать друг другу хорошо выспаться.

Затем, видимо, желая доказать виконту, что он потерпел поражение, девушка с силой брыкнула ногой. Тяжелый деревянный башмак угодил Саймону прямо в голову.

После жестокого удара в мозгу его наступил полнейший хаос.

Действуя больше под влиянием вспыхнувшего гнева, нежели здравого смысла, Саймон схватился за башмак и рванулся к девушке, которая уже взялась за ручку дверцы. Завязалась борьба, и пистолет выстрелил. Пуля, едва не лишив Саймона левого уха, с жужжанием врезалась в заднюю стенку кареты. Хардвик крикнул на лошадей и рванул назад вожжи, заставив еле тащившуюся усталую упряжку остановиться. В ту же секунду незнакомка толкнула дверцу и выпорхнула из кареты.

У Саймона в ушах еще стоял звон выстрела, синий пороховой дым запечатал горло. В этом удушливом чаду реакция его оказалась чуть медленнее обычной. Когда Саймон выскочил из кареты, ему оставалось только наблюдать, как девушка, теперь без обоих башмаков, легко вспрыгнула на одну из двух верховых лошадей. Несомненно, эти лошади постоянно следовали за экипажем. Она крикнула какому-то человеку с вожжами: «За мной!» — и поскакала.

Они удалились вдвоем, словно актеры со сцены. Это было поистине ошеломляющее зрелище, тем более что для своего прыжка чертова кукла даже не потрудилась использовать стремя. Расставив ноги в чулках, она приземлилась точно на спину лошади, причем так ловко, что ей позавидовали бы многие из знакомых виконта.

Всадники развернулись и быстро помчались прочь. Саймон проводил их взглядом и направился к своему груму. Тот как раз вылез из закутка, где он спал, и в данную минуту еще пытался прогнать из глаз остатки сна. Саймон подошел к слуге и самым любезным тоном спросил его, не нашел ли он чертовски странным, что их карету от самого Лондона провожает всадник со второй лошадью на привязи.