Проказница

— Вы меня ненавидите.

— Я люблю вас.

Она покачала головой, по-прежнему отказываясь поворачиваться. Из-за слез картина за окном сделалась расплывчатой.

— Да, любите. Но и ненавидите тоже. Поэтому я должна уехать сейчас обратно в Стерминстер-Ньютон. Вы ненавидите меня за то, что я не оставила своих безумных затей и вела себя необдуманно. Вы бы меня задушили через неделю, если бы мы… если бы мы поженились.

— Поженились? Но разве кто-нибудь говорил, что мы собираемся пожениться?

Калли с громким сопением втянула воздух, затем резко выдохнула и, раскрыв глаза, сжала кулаки для отпора. Она была взбешена до предела.

— Как вы смеете?!

Саймон улыбнулся, просто напрашиваясь, чтобы ему дали в ухо.

— Браво, дорогая. А то я уже начинаю забывать, как вы выглядите, не считая того, что вы преследуете меня в моих снах и при каждом пробуждении.

— Вы несносны, вы знаете это? Несносны!

— Но вы любите меня, — сказал Саймон.

Калли схватила его за лацканы пиджака и с силой встряхнула.

— Да. Да! Я люблю вас!

Руки Саймона сомкнулись вокруг ее рук — ему хотелось коснуться ее, а еще, вероятно, он подумал, что благоразумнее защититься.

— И я люблю вас, Каледония Джонстон. Я люблю вас и собираюсь на вас жениться, даже если мне придется спорить с вами целую ночь и добиваться вашего согласия. Скажите, как вы думаете, мы всю жизнь проведем вот так?

Калли прижалась лицом к его груди. Слезы теперь свободно текли у нее по щекам. Слезы счастья и любви.

— Я получила хороший урок за эти несколько недель. Когда я приехала в Лондон, я была ребенком. Теперь я женщина, Саймон. У меня больше нет времени для проказ.

— О, я сомневаюсь в этом самым серьезным образом, особенно сейчас, потому что как раз собираюсь сам немного попроказничать, — сказал он и поднял Калли на руки, качая ее как в колыбели. В следующее мгновение он перенес ее на кровать, вожделеющую ласк, готовую вступить в неизведанный, новый мир.

Она лежала с закрытыми глазами, привыкая к восхитительным ощущениям, пока Саймон целовал ее и гладил ее тело.

Так как она ничего не видела — возможно, немного боясь, — все другие чувства обострились. Она пропустила пальцы сквозь гущу его волос, изумляясь их шелковистости. Когда она коснулась его горячей кожи на шее, по телу забегали крошечные иголочки, а пальцы сами потянулись расстегнуть воротничок.

Калли вдохнула дурманящий аромат — смесь табака, хорошего мыла и свежего белья. Притронувшись губами к его обнаженной груди, она снова подставила их для поцелуя, который сохранял еще привкус выпитого шампанского.

Саймон нашептывал ей в ухо нежные слова, успокаивая и в то же время возбуждая, обещая заботиться о ней, никогда не обижать и любить всегда. Всегда, всегда…

Платье с бельем полетели на пол, а наступающий вечер обдал прохладой ее разгоряченное тело.

Калли так и не открыла глаз, поддавшись внезапному порыву. В этом самом большом ее приключении она хотела предоставить лидерство Саймону.

Внутри ее зарождался вихрь странных, но замечательных ощущений, начинающихся в груди, в сосках, под ложечкой, и она не понимала, как может быть так приятно и одновременно страшно. Почему, испытывая такое возбуждение, она не в силах даже пошевелиться? Откуда взялись это страстное желание и непонятное томление?

Только когда его пальцы оказались у нее между бедрами, она открыла глаза и выдохнула:

— Саймон! Саймон, я…

— Тсс, дорогая, — прошептал он где-то совсем близко. В голосе его звучали робость и благоговение человека, испытывающего нечто совершенно новое и удивительное, но в то же время пугающее. Будто ему предстояло путешествие в неизвестность, такую желанную, но с непредсказуемым концом. — Я здесь, Калли. Я здесь и всегда буду с тобой.

— Держи меня, — жалобно попросила она, чувствуя себя маленькой, словно крошечная песчинка, затерявшаяся внутри огромной вселенной, кружимая ветрами, вздымаемая все выше и выше. Возникший внутри жар усиливался и распространялся по всему телу. — Не отпускай!

— Никогда, дорогая! — выдохнул Саймон возле ее рта. — Никогда. — Он переместился выше и накрыл ее собой, дав ей ощутить тяжесть своего разгоряченного тела.

Она не успела еще насладиться теплым прикосновением его кожи, как Саймон приподнялся и расположился у нее между ног. Он вошел в нее так легко, что у нее перехватило дыхание и протест получился коротким и беззвучным. Боль прошла так же быстро, как возникла.

— Я люблю тебя, Калли, — сказал Саймон, оставаясь в ней и давая ей секунду на передышку, прежде чем начать двигаться. Он делал это медленно, мягко, затем быстрее. Внутри ее и вместе с ней, когда ее тело, которое, несомненно, понимало гораздо больше, нежели ум, отозвалось собственным желанием.

Удовольствие вспыхнуло вновь. И вожделение все усиливалось. Ни одно приключение не могло соперничать с этим трепетом и живительной энергией, стремительно уносящей их к вершине блаженства. Крепко сжимая друг друга в объятиях, они вместе достигли желанного пика и вместе исчезли за перевалом.

Они лежали так несколько долгих минут, пока Саймон не приподнялся над ней и не заглянул ей в лицо.

— Как ты себя чувствуешь, родная? — Он провел пальцем по влажной дорожке, оставшейся у нее на щеке от одной из соскользнувших слезинок. — Я не сделал тебе слишком больно?

Калли открыла глаза, глядя на него сквозь тусклый золотистый свет уходящего солнца.

— Ты вообще не делал мне больно, Саймон, — сказала она совершенно честно, так как все, что она могла припомнить и что запечатлелось в ее памяти навсегда, — это замечательный момент, позволивший ей познать во всей полноте, как она лелеема и любима.

«Но я верю, что среди нас есть такие, кому дано более других извлекать наслаждение из этого чуда и кто более других склонен искать приключений в жизни, — так говорила Имоджин, рассказывая о таинстве, свершающемся между мужчиной и женщиной. — Вы, девушка, одно из этих счастливых созданий».

Имоджин была права, подумала Калли. Теперь у нее есть все для полного счастья. Проказы, острота ощущений, любовь — все, что ей так требовалось от этого мира, она обрела в объятиях Саймона. Здесь. Сейчас.

Она протянула руку и, погладив его по щеке, заявила:

— О, дорогой, все-таки твоя мать выдающаяся женщина. — И когда он, открыв рот, сморщился в притворной гримасе отвращения, улыбнулась и приложила палец к губам. — Тсс, Саймон! Не нужно сейчас ничего говорить. — Она перекатила его на спину и уютно пристроилась у него на плече. — У меня еще будет время все тебе объяснить. Ведь впереди у нас столько лет!

Примечания

1

Английский антиквар, автор литературных портретов выдающихся современников (1626—1697). — Здесь и далее примеч. пер.

2

«Зазеркалье». Пер. А.А. Щербакова.

3

«Письма к сыну». Пер. A.M. Шадрина.

4

Сокращенное название «Таттерсолз», аукциона по продаже чистокровных лошадей.

5

Искусственное озеро, созданное специально для королевы.

6

Намек на римского императора, которому ряд историков приписывает поджог Рима.

7

В жаргонном английском — скелет, а также игральные кости.

8

Долговая тюрьма в Лондоне.

9

«Зазеркалье». Пер. АЛ. Щербакова.

10

Английская писательница и поэтесса (1640—1689).

11

Королева бриттов, восставших против римского владычества.

12

Английский поэт, драматург и критик (1631 — 1700).

13

Английский поэт и лингвист, автор словаря «Доктор Джонсон» (1709-1784).

14

Жена и сподвижница шотландского литературного критика, историка и писателя Томаса Карлейля, автор «Писем и воспоминаний», изданных мужем после ее смерти (1801 — 1866).

15

Название улицы, где находятся рыбные ряды. Во фразе содержится намек на угря.

16

чрезмерно (фр.).

17

Английский поэт, а также изобретатель системы скорописи (1626-1692).

18

«Зазеркалье». Пер. А.А. Щербакова.

19

Английский писатель, поэт и государственный деятель (1672-1719).

20

«Много шума из ничего». Перевод М.А. Кузьмина.

21

Имеется в виду пиратский обычай отправлять за борт свои жертвы.

22

Английский государственный деятель (1628—1687).

23

Иносказательное название самой северной точки Великобритании, по имени голландца Джона Гроота, построившего в XVI веке на севере Шотландии свой знаменитый дом в форме восьмиугольника, в дальнейшем место празднеств.

24

Французский государственный деятель (1734—1802).

25

Английский поэт (1586—1616).

26

Лондонская долговая тюрьма.