Проказница

Хорошо? А то казино я выбрал потому, что Филтон чаще всего играет там. В таких заведениях легче шельмовать, никто не станет сильно придираться, если даже передернешь малость, а то и вовсе не заметит. Но я должен сказать, что Филтон прожженный мошенник, его не так-то просто уличить. Для этого нужен богатый и разнообразный опыт, как у Армана, а теперь и у меня. Надеюсь, мне удастся подтвердить, что я достойный ученик. Я хочу вытащить Филтона обратно в клубы, на открытое место, и уничтожить публично, как он давно этого заслуживает. Но я не имею в виду физическое истребление. Я хочу нанести ему смертельный урон, полностью разорить. И тогда пусть он бежит на континент вместе со многими другими, всеми, кто спасается от своих кредиторов.

Арман покачал головой:

— И пока дело не будет сделано, я подозреваю, нам предстоит постоянно находиться в обществе Ноэля Кинси? Если ты собираешься действительно его уничтожить, а не просто лишить части денег, да еще сделать это честно, то придется потрудиться. Ты не можешь опустошать его карманы слишком быстро, иначе он насторожится и удерет обратно в свои любимые притоны. Если, конечно, до этого маленькая мисс Зеленые Глаза не пустит в него пулю.

— Странно, — вздохнул Саймон, покачивая бокал с шампанским. — Никогда не думал, что мне захочется спасать от пули подобного человека. Но, признаюсь, возможность нечаянной встречи с изобретательной мисс К. будоражит мое воображение. И это произойдет довольно скоро, я в этом уверен. Она приложит все усилия, чтобы выследить Филтона и затем пристрелить, как собаку. Меня поразила решительность этой особы.

Арман на секунду прикрыл глаза, затем посмотрел через стол на своего друга.

— Ах, какая очаровательная картина только что сложилась в моем уме! Но тебе это будет совершенно неинтересно, поэтому я не стану рассказывать. В конце концов, ты заверил нас, что твой интерес к мисс Зеленые Глаза чисто протекционистский. И все же, Саймон, если нам случится ее встретить, как ты собираешься поступить?

— Отошлешь ее домой? — спросил Боунз. — Сдашь в полицию? Отшлепаешь и отправишь спать без ужина? Скажешь, она всего лишь ребенок, а не закоренелый убийца, верно?

Саймон посмотрел на Бартоломью, назвавшего три одинаково неприемлемых варианта. Он вспомнил, что тот же самый вопрос задала ему мать, но тогда он не смог ей ответить. Не было у него ответа и сейчас.

— Понятия не имею, что я буду с ней делать, Арман. В самом деле, я считаю, что должен как-то ее наказать. Ты прав, Боунз. — Саймон задумчиво улыбнулся. — Отшлепать ее, наверное, имело бы смысл. Или выяснить, где она живет, и отчитать ее отца за то, что спустил дочку с привязи.

— О-о, сюда идет Филтон, — сказал Бартоломью, взглянув на мужчину, направлявшегося в их сторону, и стараясь не выказывать свой интерес. — Но граф не может сесть здесь, — продолжил он сквозь зубы. — Красавчик никогда его не приглашал. Неужели он не знает? Сморчок — вот он кто. Наверное, следовало позволить девушке его застрелить. В самом деле, Саймон, напрасно ты ее остановил.

— Боунз, она хотела застрелить меня, — сказал Саймон. — Но так как я сам собирался предложить вам отправиться на поиски Филтона, то его появление чрезвычайно для нас полезно. Это избавит нас от заботы, — резонно добавил он. И встал, чтобы пожать руку Ноэлю Кинси, скрывая за приветственной улыбкой страстное желание сбить с ног беспринципного алчного подонка, а затем наступить на его округлый зад. — Филтон! Как приятно видеть вас снова! Вы по мне как огнем прошлись прошлой ночью и оставили раздетого на пепелище. Полагаю, вы пришли дать мне возможность отыграть часть того, что я потерял по собственной глупости? О, как это благородно с вашей стороны! Вы истинный джентльмен!

Ноэль Кинси угодливо улыбнулся, испытующе глядя на Саймона узкими, как щелочки, глазами. Его светлая шевелюра была само совершенство, равно как и безукоризненного покроя одежда, украшавшая его высокую, слегка полноватую фигуру.

— Не преувеличивайте, Броктон. Не так уж глубоко я внедрился в ваши фонды. Менее чем на пять сотен фунтов. Едва ли этого достаточно для сравнения с пожаром. Просто легкий дымок из вашего бумажника. Если же вы имеете в виду еще одну встречу, я полагаю, это возможно, но боюсь, не в ближайшие недели. Сейчас мое место у постели больного. Меня вызывают в деревню к двоюродной бабушке, и я должен срочно выезжать. При удачном стечении обстоятельств через пару недель мою любимую бабушку уже предадут земле, а денежки незамедлительно прибудут в Мейфэр. Я это к тому, чтобы вы знали, что я не уклоняюсь. Я не из тех, кто лишает человека шанса возместить свой проигрыш.

— Я же говорю, вы джентльмен до мозга костей, — согласился Саймон, высвобождая руку и ощущая некоторую неловкость. Так хотелось отереть ладонь о панталоны, очиститься от заразы! — Жду вашего возвращения. Ужасно неприятно терпеть поражение. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь так чертовски не везло. Но я надеюсь на счастливый шанс. Только на этот раз будем играть здесь, в «Уайтсе», или в одном из других клубов, если не возражаете. Больше никаких казино. Там слишком много новичков, едут почти прямо из деревни. Мне не по душе, когда от людей пахнет сеном. Так, значит, вы уезжаете сегодня?

— Завтра утром, — по рассеянности сболтнул Филтон. — Мне не так уж к спеху. Но, увы, — поспешил поправиться он, — на вечер у меня уже есть планы, если вы это имели в виду. Тут как раз приехал один джентльмен из Суррея. Юноша жаждет подарить мне свое весьма внушительное квартальное содержание. Не надо так рьяно грызть удила, Броктон. Всему свое время. Вы еще успеете избавиться от своего состояния, обещаю вам. Мое почтение, джентльмены, — закончил он, сдержанно кланяясь по очереди Бартоломью и Арману. Затем медленно направился к столу, находящемуся довольно далеко от запретного места у окна с эркером.

Саймон плотно сжал губы, сосредоточенный на своих потаенных мыслях.

— Ну, друзья мои, с почином! Филтон — мой. Я это дело затеял, мне его и кончать. И ничьего вмешательства я не потерплю.

— От меня такового не будет, — сказал Бартоломью, когда Саймон снова сел за стол. — Давай выводи его на чистую воду и кончай. Мне вообще не нравится этот человек. Правда, совершенно не нравится. А как говорит! Квар-таль-ное со-дер-жа-ние. Хо-хо! Производит впечатление. Я бы даже сказал, слишком.

— Боунз прекрасно отзывается о Филтоне, а наш дорогой граф, между прочим, о тебе невысокого мнения, — отнюдь не дружелюбно заметил Арман. — Он считает, что ты нем, как эти стены, Саймон. Вчера, ближе к концу, он мошенничал почти в открытую, а ты ни разу ему не выговорил. Он, поди, видит себя владельцем всего твоего состояния еще до истечения следующего месяца, если несчастная старушка предупредительно протянет ноги. Так что на этот раз Боунз прав. Ты должен его прихлопнуть.

— За что? — Саймон осушил еще один бокал шампанского, желая истребить дурной привкус, оставшийся после той чепухи, которую ему пришлось нести, чтобы возбудить интерес у Филтона. — Ты не можешь просто так взять и убить кого-то. Должна быть причина, ты знаешь. И она появится, если он посмеет так же нагло шельмовать здесь, в «Уайтсе». К тому же я вовсе не жажду дуэли, когда есть более легкий путь. А деньги Филтона пойдут благотворительным учреждениям, им надолго хватит.

— Вполне справедливо и разумно, — согласился Арман, хотя сам всегда являлся сторонником прямых и быстрых действий. — В этом он весь, наш Саймон. Готов помочь каждому, кто менее удачлив.

На несколько секунд воцарилась тишина, пока Бартоломью не постучал указательным пальцем по столу, призывая друзей к вниманию.

— Знаешь, о чем я думаю, Саймон? — сказал он. — Я полагаю, у твоей мисс К. есть веская причина застрелить Филтона. — Судя по широкой улыбке, Бартоломью, несомненно, считал, что изрек нечто выдающееся. — Иначе она не охотилась бы за ним с пистолетом, верно? Надо найти ее и заставить рассказать, почему она это делает. Может, из-за надругательства или чего-нибудь похожего. Тогда один из нас может вызвать Филтона на дуэль, чтобы защитить эту несчастную девушку.

— Ты думаешь, Боунз, он ее обесчестил? Заманил в постель, а потом бросил? — Саймону совсем не нравилось, в каком направлении развиваются его собственные мысли. — Нет. Не похоже. Мне не показалось, что она из тех, кого легко обмануть. Вряд ли такой тип, как Филтон, мог заморочить ей голову романтической чепухой или чем-то в этом роде.

— Вот так, Боунз, — сказал Арман смеясь. — Ты слышишь? Наш виконт вдруг решил, что его похитительница — воплощенная добродетель. Вероятно, эта девушка помогает обездоленным, ухаживает за немощными. Само собой разумеется, она отнимает добро у богатых, чтобы отдать бедным. Подожди еще секунду, Боунз, и он объявит маленькую разбойницу святой! И все потому, что она хочет убить Филтона. Саймон, ты уверен, что деревянный башмак не поразил выбранную мишень? Боунз, я хочу обследовать голову нашего друга, нет ли на ней необычных шишек. Ты не будешь так любезен присоединиться ко мне?

— Прекрати свои штучки, Арман, — сказал Саймон, улыбаясь против воли. — Я понятия не имею, кто эта девушка. Я только знаю, что она желает смерти Ноэля Кинси, что само по себе замечательно. Посмотри, Филтон уходит. Я убежден, таинственная мисс К. сейчас прячется где-то неподалеку и поджидает, когда наш неосторожный граф выйдет из клуба. Я думаю, мы сейчас прервемся и пойдем прогуляться по Сент-Джеймс. Надеюсь, нам удастся ее встретить прежде, чем она успеет наделать глупостей.

— Негоже обвинять девушку в глупости, Саймон, — многозначительно сказал Бартоломью, поднимаясь и следуя за товарищами. — Тебя могло бы уже не быть в живых.

— Что верно, то верно, — криво усмехнулся Саймон. — И как мило с твоей стороны, что ты это подметил. — Он по-дружески шлепнул Бартоломью по спине, от чего тот едва не растянулся на полу.

— Подумать только, мой отец мечтал о дочери, — проворчал Лестер, — и тут случилась эта клоунада. Какое совпадение! — Он все время передергивал плечами и вращал бедрами, так как нижнее белье было ему ужасно тесно.

— Перестань, Лестер! — зашипела на него Калли, одновременно улыбаясь двум проходившим мимо женщинам.

Затем она кивнула высокомерного вида матроне, сопровождаемой горничной, и притронулась кончиками пальцев к шляпе. Обе женщины с некоторым беспокойством смотрели на Лестера, силившегося почесать зад. — Перестань, дамы не трогают себя за такие места на публике. И в приватной обстановке, разумеется, тоже.

Лестер прирос к тротуару и открыл рот.

— Не трогают? Черт побери, а как они выходят из положения, хотел бы я знать? У них что, никогда там не чешется?

Калли закатила глаза.

— Случается. Но они в этом не признаются.

— В самом деле? А как насчет носа? У них бывает зуд в носу?

— Да, но они не чешут нос прилюдно. И не хватаются за него, если ты собираешься задать мне этот вопрос.

— Поразительно! Какая терпеливость! — Совершенно очевидно, что Лестера восхитила подобная способность женщин. — А как насчет икоты, Калли? Леди когда-нибудь икают? И ответь мне еще на один вопрос. У них бывает отрыжка? Нет, я полагаю, нет. Но что тогда они делают со всеми этими газами? Держат весь вечер в себе, пока не придут домой? Так ведь можно и взорваться!

— Лестер, ты глупый, — оповестила его Калли, стараясь не рассмеяться вслух. — И перестань тянуть ленты на шляпе, пока она не соскочила. Скажи честно, ты воспитывался на конюшне?

— Во всяком случае, не в какой-нибудь бело-розовой детской, позволь тебе ответить! — фыркнул Лестер, начиная понемногу распаляться. — И зачем я согласился вырядиться во все это? Я уже не говорю о самом параде по городу. Какая от него польза? В этом неопрятном платье я похож на старую горничную во время последней молитвы. Или на бедную родственницу. Мало того что мне не идет розовое, так ведь еще и манжеты пришлось подворачивать дважды. Почему нельзя было нарядить меня хотя бы молодой леди?

— Потому что мы не могли позволить себе ничего лучшего, чем та захудалая лавка, где мы покупали эти обноски, вот почему. — Калли терпеливо повторяла это, наверное, уже в десятый раз. — Я хотела сама так одеться, но ты видел, там не было моего размера, и это к лучшему. Броктон, вероятно, станет высматривать невысокую девушку. Или двух мужчин — одного маленького и тонкого, а другого поупитаннее. Но ему никогда не придет в голову искать молодого человека вместе с его… гм… с его пухленькой тетушкой. И потом, — сказала Калли, сдерживаясь, чтобы не захихикать, — я считаю, что ты недооцениваешь свой шарм.

— Клянусь, тебе зачтется этот день, Калли Джонстон, — проворчал Лестер, едва не оступившись на легком подъеме. Женская обувь — дьявольская штука, решил он, пройдя по меньшей мере три длинных лондонских квартала. Дамские туфли, кружева, ленты и соломенные шляпки оказались хуже, чем шоры для лошади.

Калли похлопала друга по руке.

— Тише, тише, тетя Лесли. У вас начнется одышка, если вы будете так нестись. Не вы ли говорили, что желаете не спеша гулять по Мейфэру и смотреть достопримечательности? Например, некоего типа, который как раз спускается по парадной лестнице вон того здания.

— Это Филтон? — спросил Лестер сначала своим голосом, а затем на целую октаву выше. — Я имею в виду, гам, дорогой! — Он понизил голос до шепота: — О, теперь я его хорошо вижу. Помни только не покалечь меня.

— Разумеется нет, — заверила его Калли, подмигивая. — По крайней мере не больше, чем требуется.

Они пошли рука об руку, изображая приезжих из глубинки и делая вид, что рассматривают здания, но не выпуская Филтона из поля зрения. Ноэль Кинси направлялся по широкому тротуару, как предположила Калли, к шикарному — просто умопомрачительному — фаэтону с высоким облучком. Знать бы, чьи деньги заплачены за этот злосчастный экипаж и сверкающую упряжь. Наверняка не собственные деньги его сиятельства. Сердце Калли ожесточилось вновь.

План ее был прост, необыкновенно прост. И вместе с тем превосходен. Она была даже слегка разочарована, что не додумалась до этого раньше. Она потянула Лестера за руку, понуждая его перейти на бег трусцой. Бедняга! В самом деле, он не имел ни малейшего представления о правилах навигации в дамской обуви.

Под предводительством Калли они быстро преодолели расстояние до фаэтона. Ноэль Кинси стоял к ним спиной и журил грума за какую-то провинность. Поглощенный своим занятием, его сиятельство не обращал никакого внимания на прохожих, чем оказал большое содействие Калли. Она получила замечательную неподвижную мишень, однако данное обстоятельство не заставило ее воспылать к графу любовью.

Пропустив вперед своего друга, Калли толкнула его с такой силой, что он споткнулся, будто на пути у него лежал валун, и потерял равновесие. Ускорение оказалось так велико, что Лестер врезался в графа, как пушечное ядро. И надо сказать, преуспел. После мощного удара Ноэль Кинси рухнул на землю. Лестер упал сверху и придавил его своей тяжестью, притворяясь, что потерял сознание. Это было бесподобное зрелище!

— Тетя Лесли, вы не убились? — вскричала Калли, всеми силами стараясь показать, как она встревожена.

Она быстро нагнулась и одернула на Лестере платье, прикрыв выглядывающую из-под подола слишком волосатую голень. Лестер лежал, неуклюже раскинув руки и ноги и закрыв глаза, вполне сносно имитируя обморок и прочно удерживая Кинси.

— Тетя Лесли, тетя Лесли! — взывала Калли, мягко шлепая Лестера по щекам. — Вы не ушибли голову? Ответьте мне, тетя Лесли! Сэр? Сэр, я прошу вас, освободите мою бедную тетю!

— Ос-во-бо-дить ее? — Ноэль Кинси, распластанный на тротуаре, лицом вниз и с мертвым грузом на спине, с усилием повернул голову набок, чтобы взглянуть на Калли. — Ну и наглый щенок! Эта нескладная деревенщина сама меня раздавит!

— О, как нехорошо вы говорите, — укорила графа Калли.

К этому времени вокруг них собралась небольшая толпа. Два джентльмена осторожно поднимали Лестера, держа его за руки, каждый со своей стороны. Через минуту они уже перевели его в сидячее положение. Он пошевелился, застонал и, прежде чем подняться на ноги, пару раз поддал задом Ноэлю Кинси по многострадальной спине.

— Ну вот, сейчас моей тете гораздо лучше, — сказала Калли, — но не благодаря вам, сэр! Теперь я могу помочь вам встать. Вы позволите довести вас до вашей кареты?

— Это фаэтон, а не карета, глупый насмешник, — негромко пробурчал граф. — И отойди от меня. Я не стал бы принимать помощь из твоих коровьих копыт, даже если бы горел в огне!

Калли, не обращая внимания на слова графа, просунула руку ему под локоть, а другую положила на пистолет в кармане. Лестер тем временем издавал пронзительные звуки, создавая угрозу повторения обморока и своими воплями отвлекая зевак. Сейчас Калли ничего не стоило упереть дуло Филтону в бок и, понизив голос, убедить мужчину проявить разумность и принять ее предложение — то есть доставить вместе с пострадавшей «тетей» домой.

И как только модный фаэтон отъедет немного, когда вокруг не останется зрителей, она заставит графа ехать за город. Там она прострелит ему колено — правое колено, как решено, а затем оставит его на попечение грума приблизительно в миле от «Лесничего», где они с Лестером спрятали своих лошадей.

Калли скользнула пальцами вокруг пистолета и заняла позицию слева и чуть сзади Кинси. Оружие оставалось спрятанным внутри широкого рукава плаща. Она уже подвинулась к графу и собралась приставить ему дуло к ребрам, как вдруг…

Ее правая рука неожиданно прекратила движение, остановленная чьей-то жесткой хваткой.

— У вас ничего не выйдет, негодник, хотя ваши удаль и упорство восхищают. — Калли узнала ненавистный протяжный голос с прононсом. — Отпустите его! — приказал голос. — Отпустите немедленно и позвольте ему ехать своей дорогой. Вы поняли?

У нее одеревенела спина.

Зато из Ноэля Кинси вылился целый поток слов.

— Никогда еще меня так не оскорбляли! — пенял он. Высвободив руку из бесчувственных пальцев Калли, он подобрал свою помятую шляпу и принялся смахивать пыль, приставшую к одежде, пока он целовал тротуар. — Управы на них нет, на этих мужланов… и толстомясых коров! Нужно издать закон против неотесанных провинциалов с их нескладными родственниками!

Грум, еще не пришедший в себя с тех пор, как его хозяин оказался на земле, вовсю старался спрятать подобие одобрительной усмешки. Наконец, с большим запозданием, он бросился предложить уязвленному графу свою помощь и подсадил его на высокое сиденье фаэтона.

— Ну и ну, Филтон! — крикнул тощий, почти с нездоровой худобой джентльмен, одетый по последней моде, упорно продолжая удерживать «тетю» в прямом положении. Лестер, казалось, отнимал у мужчины все силы, которыми тот располагал. — Вы уезжаете и не собираетесь спросить, как чувствует себя леди? Довольно грубо с вашей стороны. Вы не находите, что вам следует отвезти несчастную женщину к доктору?

— Не лезьте не в свое дело, Бут! — фыркнул Ноэль Кинси. — Займите свой ум чем-нибудь еще. И берегитесь! — ухмыльнулся он. — Если она снова упадет, вы рискуете погибнуть. — Граф удалился, быстро дернув поводья и щелкнув кнутом, не подозревая, как близок он был к катастрофе всего лишь минуту назад.

А все из-за недосмотра Саймона Роксбери, виконта Броктона. И неуемного зуда Каледонии Джонстон в том месте, где она себя никогда не чешет.

Глава 4

Я буду самодержицей. Это мое ремесло.

И Господь милостиво меня простит — это его ремесло.

Императрица Екатерина Великая

— Нет, вы мне объясните!..

Саймон потянул себя за левое ухо — признак раздражения и скуки. Больше раздражения, нежели скуки. Это его мать прекрасно знала из опыта. Она повторила свое требование, не в силах совладать с собой, как маленький ребенок в ожидании угощения.

— Мама, не настаивай, — предупредил Саймон и неодобрительно покачал головой, когда Бартоломью Бут поддался на уговоры виконтессы.

— Знаете, мэм, я много размышлял над этим, — начал Боунз. — Как мне представляется, это была уловка. — Он посмотрел на Армана Готье: — Верно, Арман? Я правильно подобрал слово?

Арман, также присутствовавший в гостиной Роксбери, сидел в непринужденной позе и любовно согревал меж ладонями бокал с бренди.

— Ты правильно подобрал слово, Боунз, — кивнул он и улыбнулся. — Прием, маневр, отчасти проказа. Выходка. Хитроумный план. Если бы я мог отпустить еще больший кредит нашей мисс К. без риска вызвать неудовольствие нашего друга, я бы даже сказал — стратегия.

— И притом блестящая! — вмешалась Имоджин, потягивая свой херес, единственный бокал, который ей позволил перед обедом излишне осторожный сын. — Такой простой и элегантный в своем роде план. Похитить мужчину с улицы средь бела дня! Половина Лондона видела, но не догадалась. Решительная девушка. Я жму ей руку за отвагу.

— Заодно и за слабоумие, а также за инстинкт самосохранения, как у сони. — Саймон потер рукой возле рта, задумавшись — уже не в первый раз — над собственными умственными способностями. Разумно ли он поступил, привезя шуструю мисс К. к себе домой, к матери? — Эта девушка с таким же успехом могла попасться и сейчас сидеть в тюрьме до суда. А вскоре ее ожидала бы казнь через повешение. Верховная власть не церемонится с теми, кто покушается на жизнь титулованных джентльменов. Или кто-то из нас этого не знает?

— Я думал об этом, — согласился Бартоломью. Он нахмурился, но через секунду его лицо вновь посветлело. — Но ее не поймали. Ни ее, ни ее тетю — кстати, довольно привлекательную, ты не находишь? Нет, Саймон, на улице никто их не заподозрил. И ни один из нас тоже. За исключением тебя, конечно. Потому они обе и заперты сейчас в одной из гостевых комнат, куда ты посадил их насильно. Скажи, ты всегда так поступаешь с людьми, которым угрожает виселица? Да, согласен, они рисковали. И все же что ты собираешься с ними делать? Я хочу сказать, нельзя же держать их в плену и связанными. Во всяком случае, не все время. Им нужно поесть прежде всего…

Арман приподнялся, чтобы взглянуть на Бартоломью, затем улыбнулся Саймону.

— Как тебе нравится наш друг? Он просто прелесть. Он все еще уверен, что этот тучный тип — женщина. По-моему, нужно срочно снабдить Боунза очками. Как ты считаешь? Иначе, если мы позволим ему оставаться при своих иллюзиях, нас ожидает захватывающее зрелище. Скоро мы увидим, как он начнет ухаживать за «дамой».

Бартоломью одним быстрым движением вскочил на ноги. На его впалых щеках вспыхнул румянец.

— О чем вы толкуете, черт подери? Конечно, тетя мисс К. — женщина. А если это не так, тогда она должна быть ее дядей, коим она не является. Тети — всегда женщины.

— Ясно как Божий день, правда, Боунз? — сказала виконтесса, осоловело глядя на Бартоломью. — Бедный мальчик, — добавила она и протянула свой пустой бокал Саймону, который решил, что на этот раз может позволить ей еще одну порцию хереса. В конце концов, ситуация довольно необычна. — Оставим на минуту мистера Бута, рискующего впасть в романтическое заблуждение, — продолжала Имоджин, принимая наполненный бокал, — вернемся к первопричине, сын мой. Зачем ты привез на Портленд-плейс эту девушку, одетую в костюм молодого человека, и молодого человека, наряженного в женские тряпки? Все-таки сегодня не мой день рождения, хотя я должна сказать, что рассматриваю эту пару как великолепный подарок. Правда, я сомневаюсь, что каждый из них будет послушен, как домашнее животное.

— Эта девушка пыталась укусить Саймона, когда он втаскивал ее в экипаж, — вмешался Бартоломью, усаживаясь обратно. — Прошлой ночью она чуть не застрелила его и выбила ему мозги своим башмаком, а теперь кусается. — Он покачал головой. — Такие женщины опасны. Я полагаю, мне следует вести себя осмотрительнее, учитывая, что тетя состоит с ней в родственных отношениях.

— Ни слова, Арман, — предупредил Саймон друга, который уже открыл рот, несомненно, чтобы еще больше заморочить голову несчастному Бартоломью. Если только можно было усугубить то, что уже имелось! — Послушай, мама, — быстро продолжил Саймон, — мы привезли сюда мисс К. и ее… — он взглянул на Бартоломью, — гм… и ее компаньонку потому, что, честно говоря, я не видел другой возможности. Не важно, одета безобразница как молодой джентльмен, или нет, но это, несомненно, девушка. Юная девушка с замашками дикого индейца, но вполне образованная, если не сказать, что ее словарный запас даже слишком широк для изысканной компании. После того как я лишил упрямицу ее пистолета — обоих ее пистолетов, — она все равно ничего нам не сказала. Ни своего имени, ни адреса. Без этого я не мог ее отпустить. Если бы я позволил ей уйти, она просто побежала бы за Филтоном и снова попыталась пустить в него пулю. Так что у меня не было выбора.

— Из того, что я знаю об этом гнусном типе, за такой акт ее следовало бы возвести в рыцарство, — сказала Имоджин, с жадностью поглядывая на блюдо с засахаренными сливами. Последние полчаса они манили ее, лишая покоя. Если бы только корсет не буравил тело так сильно своими спицами, она бы… Но нет, она должна выстоять. — И «тетя» тоже ничего не говорит?

— А он вообще скорее сварится в кипящем масле, чем назовет свое имя или пол, — сказал Арман, поведя бровью, и посмотрел на Бартоломью. Тот, судя по выражению лица, начинал сознавать свою ошибку, о которой друзья будут напоминать ему не меньше двух недель. — Для меня совершенно очевидно, — продолжал Арман, — что наша мисс К. у них за старшего, а этот несчастный простофиля, как медведь с кольцом в носу, следует за ней и выполняет ее приказания. Ты ведь тоже так считаешь, Саймон?

Тот кивнул, чувствуя, что ему вдруг стало трудно говорить. Он оторопел, когда, выходя из «Уайтса», увидел потешную картину — лежащего на земле Филтона, наполовину погребенного под кипой женских юбок и дрыгающихся ног. Однако, услышав хрипловатый, плохо маскируемый женский голос, виконт насторожился. Он узнал проказницу, похитившую его прошлой ночью. Каждый нерв мгновенно забил тревогу — и намерения отважной мисс К. были разгаданы прежде, чем она успела скользнуть рукой в свой выпирающий карман.

Все остальное, видимо, так и останется в памяти немного туманным. Филтон, отделавшись легким испугом, уходил прочь — такой же отвратительный и в блаженном неведении о своей почти неизбежной гибели. «Тетя», продолжавшая свой кошачий концерт, запричитала еще сильнее, увидев, что он удаляется, и бросила взгляд на мисс К., надежно удерживаемую Саймоном.

Броктон дождался, пока прохожие потеряют интерес к небольшой драме. Когда все наконец разошлись, он направился к Арману, который опекал постанывающую «тетю». Втроем они быстро увели странную парочку за угол, где их ждал экипаж.

И вот теперь все пятеро находились на Портленд-плейс. Саймон, Бартоломью и Арман вместе с виконтессой сидели в гостиной и размышляли, что делать дальше. Двое безмолвствующих пленников были заперты наверху, и мотивы их деяния оставались неясными.

— А давайте-ка спустим их сюда, — предложил Саймон. — Как вы на это смотрите? — Отсутствие привычного изящества в движениях выдавало его волнение, когда он прошел в коридор и возле лестницы выкрикнул распоряжение дворецкому, а затем отправил услужливо склонившегося Робертса помочь Эмери доставить узников на первый этаж.

— И вовсе я не ребячусь! — сердито возразил Лестер, оттопыривая нижнюю губу.

— По тебе этого не скажешь, — спокойно сказала Калли, разлегшаяся на расшитом покрывале. Держа шляпку Лестера на кончике сапога, она со вкусом потянулась и подложила под голову скрещенные руки. Вообще она была странно весела для сложившейся ситуации. — Ты ведешь себя как маленький, все время дуешься. И еще… как мне ни больно это говорить, но ты прав — розовый цвет тебе не идет. Ну нисколечко!

Голубые, как китайский фарфор, глаза Лестера грозно прищурились, сделав его похожим на разгневанного херувима, но ничуть не прибавив ему внушительности.

— Клянусь, порой я тебя ненавижу, Калли. В самом деле ненавижу!

Калли громко зевнула, не потрудившись прикрыть рот — мужчинам это позволялось, — и посмотрела на приятеля. Выглядел он и впрямь нелепо — во всем розовом, со светлыми кудельками вокруг лунообразного лица и с пылающими щеками. Он расхаживал широкими шагами взад-вперед, от чего складки, собирающиеся на его довольно облегающем платье, все выше подтягивались к поясу. Ей вдруг стало совестно. В том, что они с Лестером приземлились в этот ежевичник, виновата она одна. Не то чтобы все, но многие из ее затей почему-то заканчивались встречей с шипами.

— Я полагаю, тебе лучше снова надеть шляпку, — предложила Калли. — Может, они не сообразят, что ты Лестер, а не Лесли? — добавила она, чтобы поддержать в нем уверенность.

Тот остановился и прижал кулаки к поясу.

— Разумеется, — сказал он, гневно сверкая глазами, — я по-прежнему стану притворяться женщиной. И даже помолюсь на свой животик в надежде, что он убережет будущую мать от плахи, — раздраженно добавил Лестер и обхватил руками свой довольно круглый живот. — Ну что? Как ты думаешь, мне удастся выйти сухим из воды?

— О, наверняка, — с серьезным видом ответила Калли. — Пока не начнет отрастать борода, я полагаю.

— О Боже! — простонал Лестер, потирая уже зашершавевший подбородок, и нескладно плюхнулся на пол. — Сомнений нет, мы погибли. Нас повесят, как пить дать. Но я даже тесный воротничок переношу с трудом. Как же я переживу петлю палача?

Калли даже взвыла, не в силах сдержать приступ смеха.

— И не рассчитывай, что ты… что ты… это переживешь, — сказала она, глядя на Лестера сквозь мокрые от слез ресницы. — Я полагаю… я полагаю, в этом и состоит весь смысл экзекуции.

Лестер продолжал сидеть на полу, скрестив ноги по-турецки.

— Ладно, Калли, — тупо сказал он, доставая из кармана платья остатки лакрицы, — смейся, раз тебе все нипочем. Но ты досмеешься до того, что тебя отправят в желтый дом и прикуют цепями к стене. И на тебя будут мочиться другие умалишенные. Я видел на гравюрах, поэтому знаю, что говорю. Ужас!

Калли согнулась пополам, как складной нож, переходя в сидячее положение.

— Знаешь, Лестер, — сказала он, болтая ногами на краю кровати, — вообще-то идея сама по себе не такая ужасная. Давай притворимся сумасшедшими. Продолжай утверждать, что ты женщина, а я… я бы… Что бы мне такое сделать, Лестер?