— А теперь у меня возникли трудности и с работой…
— Так сдайте экзамены. Это же на ваш выбор. На глазах девушки навернулись слезы.
— По-моему, у меня ни то ни другое не выйдет.
— То есть вы хотите отложить все до осени?
— Нет, тогда у меня точно уже не получится, и родители… — Слезы покатились крупными каплями, и она принялась утирать их платочком.
Гарт нахмурился:
— Так чего же вы в таком случае хотите? Она пристально посмотрела на него сквозь слезы.
— Помните, как мы, бывало, за кофе обсуждали мы исследовательский проект? Я часто об этом вспоминаю.. Знаете, мне, по-моему, лучше в жизни не было, чем теми вечерами… И еще в тот раз, помните, когда мы пили чай в студенческом союзе? Мы все говорили и говорили, и я так поняла, что нравлюсь вам, и… ну, знаете, мне вроде как девчонки сказали… знаете, не с нашей кафедры, а… ну, короче, мы ведь могли бы еще за кофе посидеть, только я имею в виду, что в этот раз у меня… и мы могли бы… то есть, я могла бы… ну, показать вам свою работу, а? То есть я ее еще не доделала, но, может, вы могли бы… ну, типа троечки мне за нее, чтобы я могла закончить и… ну, не смотрите же вы на меня так!
Вся ярость, скопившаяся в Гарте при посещении кабинета декана, взорвалась в нем.
— Ты дура! Тупица! Ты… шлюха! — Он зашагал к окну и обратно. — Торговать собой за оценку, когда другие женщины из сил выбиваются ради степени, работы, хорошей ставки, места… а самодовольные мужики их отпихивают! Но ты-то знаешь, как добиваются своего, правда? Тут мозгов не требуется, тут достаточно слез и… О Господи! — Он тяжело вздохнул и прошел мимо нее к двери. — Лучше уходи. Получишь справку о незаконченном образовании, если не сможешь доделать работу или сдать экзамены. А большего от меня не жди. Иди. Убирайся.
Она обошла его стороной с широко раскрытыми глазами — от удивления, а вовсе не от страха, как подметил он. Она явно ожидала совершенно иной реакции. Неужели он и в самом деле давал для этого хоть какой-то…
Зазвонил телефон.
— Андерсен, — рявкнул Гарт.
— Профессор Андерсен? С вами хотел бы поговорить мистер Каллен.
— Каллен? Что еще за Каллен?
— Профессор Андерсен, это Хорэйс Каллен, президент «Фостер лабораториз» в Стэмфорде, штат Коннектикут. Вы были участником семинара, который мы проводили в прошлом году в Чикаго.
— Мистер Каллен, у меня занятия через пять минут.
— Я вас не задержу. На следующей неделе я опять буду в Чикаго, и я подумал, не могли бы мы вместе провести ленч?
Гарт заинтересовался. Президенты международных компаний так просто профессоров на ленч не приглашают; обычно это делают секретари.
Я думаю, вполне, — сказал он. — Но если дело касается еще одного семинара…
— О нет! — В трубке раздался смешок. — Мы хотели бы переговорить с вами, не согласились бы вы присоединиться к нам в Стэмфорде в качестве директора нашего нового исследовательского центра. Мы рассматриваем несколько кандидатур, но ваша — бесспорно основная. Часы на административном здании пробили два раза.
— Когда вы здесь будете? — спросил Гарт.
— Во вторник. Давайте договоримся на час дня в «Ритц Карлтон»?
— Хорошо.
Позже, сидя на диванчике в ожидании обеда, который готовила Стефания, он рассказал ей о звонке.
— Год назад я сразу бы отказался. Но после того, как Билл принялся мне угрожать…
— А сколько ты там будешь получать? — спросила Стефания. Она стояла к нему спиной и резала овощи.
— Не знаю. А тебе хотелось бы переехать в Коннектикут?
— Хоть завтра. Он опешил.
— Но тебе ведь нравится Эванстон. Тут наши друзья, у детей школа, у тебя работа…
— Работа скучная, друзей новых заведем, а школы в Стэмфорде наверняка не хуже. — Открыв холодильник, Стефания достала чеснок, красный перец, мелкие помидоры. Посмотрев на мужа, она сказала:
— Знаешь, как чудесно было бы иметь деньги. И жить поближе к Нью-Йорку.
Хоть какое-то развлечение. Гарт почувствовал себя неуютно. На ленч он согласился исключительно от злости на Вебстера, да еще подлила масла в огонь Рита Макмиллан. Причин, чтобы бросать университет, у него не было. А Стефания за это ухватилась. Они еще ничего толком об этом предложении не знают, а она уже подыскивает причины, по которым следует согласиться, в то время как сам Гарт, успокоившись, не видит уже смысла даже и собственно в ленче. Но, конечно же, придется пойти, хотя бы ради Стефании.
— Посмотрим, что скажет Каллен. — Он наблюдал, как Стефания возвращается к разделочному столику. — Кстати, я тебе еще не рассказал про Риту Макмиллан. Эта тварь…
— Так ты собираешься принимать предложение?
— Мне еще ничего не предложили.
— Если предложат.
— Не знаю. Я же говорю, посмотрим, что скажет Каллен. Я тебе начал говорить про Риту…
— Мам! — В кухню с воплем влетела Пенни. — Мы с голоду пухнем!
— А ты на стол накрыла?
— Сегодня очередь Клиффа.
— А он накрыл?
— Накрывает.
— Проследи, чтобы не забыл про салфетки. Кстати, вы с ним руки помыли?
Стефания достала из духовки картошку. На кухне воцарилась тишина. Гарт пожал плечами и взялся за газету.
— Мам… — заныла Пенни.
— Ладно. Пенни, Гарт, — сказала Стефания, — давайте обедать.
— Стефания…
— Сабрина! Я звонила и звонила…
— А я была за городом, а миссис Тиркелл я на весь июль отправила в отпуск.
— Я уже забеспокоилась, не приключилось ли чего с тобой.
— А что, мои дурные предчувствия донеслись и до Эванстона?
— У тебя неприятности?
— Нет, но я испугалась, что они могут быть. Пару недель назад мне показалось, что я купила липовый фарфор, но потом проверила, и оказалось, что подлинный. Больше ничто не тревожит. А как твои дела с недвижимостью? Не разыскала мне какой-нибудь занятный чердачок с прелестями?
— Я… я некоторое время уже этим не занимаюсь…
— Но почему, Стефания? Ведь тебе нравилось…
— Да, но дела не идут. Я теперь в университете работаю. Удовольствия, конечно, мало, зато есть, чем платить за дом. Если вот переедем, то, может быть, снова займусь недвижимостью. Сабрина, Гарту предложили новое место.
Директором исследовательского центра при фармацевтической фирме в Коннектикуте.
— Гарт уходит из университета?
— Мне бы хотелось. Там предлагают девяносто тысяч в год.
— О, Стефания, это чудесно! Тебе не пришлось бы больше волноваться из-за денег; можно заняться, чем хочется. Почему бы тебе не открыть филиал «Амбассадора» в Америке? Мы бы заимели клиентуру по ту сторону океана. И друг с другом бы виделись почаще. А Гарт рад?
— По-моему, он собирается отказаться.
— Но… почему?
— Не знаю. Он пару недель назад встречался за ленчем с президентом фирмы и говорит, что все еще не решил, но энтузиазма особого он, по-моему, не проявляет. Они хотят, что бы мы перебрались в Стэмфорд, а для этого и мне тоже предстоит пройти проверку. Но Гарт говорит, что он слишком занят.
— Но на новом месте он не будет перегружен?
— Нет. Ему просто надо будет встречаться с людьми, беседовать с ними, а выходные он сможет проводить с женой. Он тогда даже сможет заметить, что я похудела.
— В самом деле?
— Ты можешь мной гордиться. После нотации, которую ты прочитала мне в Лондоне, я стала другим человеком. Диета, физкультура, а потом я откопала на Мичиган-авеню местечко, смахивающее на бордель. Так они половину грязи из Миссисипи перевели на то, чтобы привести в порядок мое лицо, и сделали мне классную прическу. Дома никто и не заметил, но мне было так хорошо, что я даже не обиделась. Вот если бы нас сейчас поставить перед зеркалом, то еще подумать бы пришлось, кто из нас модный европейский дизайнер, а кто — скучная университетская домохозяйка.
— Не говори так, это несправедливо, ни к чему высмеивать собственную жизнь, ты представить себе не можешь, как мне иногда хочется пожить именно так.
— Но не до конца дней…
— Стефания, что еще не так?
— Да с Клиффом проблемы, а Гарт даже слушать не желает. А Пенни хочет брать уроки рисования, и она это заслужила, у нее неплохие знания и способности, но стоит эта ужасно дорого, что опять же возвращает нас к предложению, которое получил Гарт. И я чувствую себя настолько… беспомощно. Будто меня на булавку насадили, а я пытаюсь рыпаться. И знаешь, что я сделала?
— Что?
— Только не смейся. Я попросила китайскую визу. В сентябре будет поездка, которую спонсирует «Международный антиквариат», и я решила, что…
— Так и я тоже! Звучало так заманчиво, что я…
— Ты тоже попросила визу?
— Пришлось. Ведь на это уходит…
— Шестьдесят дней на одну визу.
— Какое чудо! Мы поедем вместе! А ты можешь себе это позволить? Я ведь хотела тебя позвать, но…
— Конечно, не могу. То есть на срочных вкладах у нас деньги есть, но не на поездку же в Китай. Я Гарту еще не говорила.
— Так ты думаешь, тебе не удастся поехать?
— Вероятно, нет. Я просто рада была почувствовать себя авантюристкой, когда заполняла анкету, а так приятно бывает помечтать…
— Я тоже не уверена, удастся ли мне выбрать время. Сентябрь может выдаться очень загруженным. Вот если бы нам придумать способ, как…
— Если бы получилось? Какая сумасшедшая, прекрасная мечта!
Повесив трубку, Сабрина сидела в полночной тьме своей спальни, поглубже зарывшись в подушки мягкого кресла, и размышляла о себе и Стефании. У них такая разная жизнь, и каким-то чудесным образом они становились все ближе и ближе. Александра и некоторые другие — хорошие подруги, но лишь голос Стефании звучит как родной. Зазвонил телефон.
— Сабрина, милая, прости, — раздался голос Антонио. — Я знал, что ты не спишь, потому что было все время занято.
Ее охватила паника.
— Я думала, ты сегодня улетел в Бразилию.
— Я улетел в Нью-Йорк. Через два дня буду в Рио. Звоню пожелать тебе приятных сновидений. Вернусь пятнадцатого августа, и тогда ты, наконец, дашь мне окончательный ответ, чтобы можно было строить совместные планы на будущее.
Сабрина облегченно вздохнула. Он на самом деле улетел. И теперь целых четыре недели в ее полном распоряжении, и она может делать все, что заблагорассудится, без его навязчивого давления.
Но недели пролетели, и не успела Сабрина как следует привыкнуть к свободе, которую давало отсутствие Антонио, как он позвонил и сообщил, что возвращается через два дня.
Сабрина горестно посмотрела на свой календарь, и тут вошли Майкл с Джоли, чтобы попрощаться.
— Мы — в Берлин, потом в Нью-Йорк, — сказала Джоли. — История разрастается. Пришли предостеречь тебя насчет Рори Карра. Сабрина покачала головой.
— Летний домик Люка оказался подлинным. Я знаю, что вы желаете мне добра, но поймите правильно. Он мог бы относить все эти статуэтки к Адамсу или другим крупным торговцам фарфором и получить за них, вероятно, даже больше, но он любит помогать мелким салонам, и я ему за это благодарна. Я не верю, что он способен принести подделку, и, по крайней мере, со мной он таких штучек не проделывал. Поэтому я не уверена, что он в чем-то замешан.
— Замешан по самые свои мешки под глазами, — грубо сказал Майкл. — Сколько изделий ты успела у него купить?
— Семь. И все, кроме летнего домика, давно проданы.
— Сабрина, — продолжала Джоли, — нам пора на самолет, и времени у нас нет. Но выслушай нас, пожалуйста. Ведь мы хотим тебе помочь. Мы проследили за пятью подделками, исходящими от Карра и Ласло из «Вестбридж импорт». Все они проданы ими через маленькие салоны типа «Амбассадор».
— Пять? — переспросила Сабрина. — Вы уверены?
— Да. И более того, некоторые салоны, похоже, сотрудничают с «Вестбриджем» ради сверхприбыли. Они платят меньше, поскольку покупают липу, а потом загоняют по цене подлинных вещей. Это то, до чего нам удалось докопаться. Но и это уже гадость порядочная. И, поскольку ты имеешь дело с Карром, перепроверь, будь добра, еще разок, что он тебе продал. Сделай это, ладно? Все, нам пора бежать. Вот наш парижский телефон. Может, созвонимся сегодня вечером? А, Сабрина?
— Что? Извините, я не расслышала. — Голова у нее кружилась, и ей хотелось, чтобы они поскорее ушли. Некоторые из самых богатых и влиятельных ее клиентов покупали у нее вещи от Карра. Голова гудела. — Что вы сказали?
— Мы вечером позвоним, справимся, как ты. Хорошо, Сабрина? А ты эти вещи перепроверь и сообщи нам результаты. Хорошо? Она проводила их до двери.
— Постараюсь. Не знаю, что из этого выйдет, но постараюсь.
Уже на улице, пока Джоли ловила такси, Майкл лениво поинтересовался у Сабрины:
— Кстати, ты не вспомнила, где тебе доводилось пересекаться с Ласло?
— А как же. Только это было так давно — лет семь тому назад, по-моему. Он работал секретарем Макса Стуйвезанта. Я с ним встречалась во время круиза на яхте. Майкл склонил голову набок.
— Стуйвезант.
— Старая история, — сказала Джоли, поймав такси. — Сейчас у него секретарем какой-то Деннис. Я с ним встречалась, когда делала фотографии коллекции скульптур Макса для «Мира искусств».
— Ладно, — небрежно махнул рукой Майкл, — может, и нет за этим ничего. Вечером созвонимся, дорогая. — Они распрощались и Сабрина ушла со слепящего августовского солнца в прохладную полутьму своего магазина. Шесть работ из фарфора, которыми предстоит заниматься, и появление Антонио на носу. Она заглянула в календарь: обеды, пикники, концерты, домашние вечеринки. Август считается скучным месяцем, это то время, когда все в разъезде.
Ну, как она могла предполагать, что ей и в августе не будет покоя?!
Она уселась за свой вишневый стол. Зазвонил телефон, и в дверях возник Брайан.
— Миледи, сеньор Молена…
— Нет, — сказала она. Никакого Антонио до личной их встречи. — Некоторое время никаких звонков. Пусть передаст через вас, Брайан.
Пока он вновь не появился, она сидела, уставившись на свои сжатые руки.
— Сеньор Молена, сожалеет, но он вернется на неделю позже, миледи. Он надеется встретиться с вами двадцать второго или двадцать третьего августа, а сегодня вечером он вам позвонит.
— Спасибо, Брайан. — Как она только помыслить могла, что можно выйти замуж за человека, от которого самое радостное известие — что он задерживается на неделю?
Но об Антонио она поразмыслит позже, а теперь самое время заняться проверкой фарфора. Вот только непонятно, как к этому подступиться. Ведь не пойдешь к Оливии Шассон и не попросишь у нее на время статуэтку, которую она ей продала, без каких-либо объяснений? Александре можно все выложить начистоту, но как быть с остальными?
— Брайан, — сказала она внезапно, — давайте закрываться. Лето, пятница, у вас с завтрашнего дня отпуск. Увидимся через две недели.
Сабрина отправилась домой. Солнце давило на больную голову, ей приходилось щуриться. Обычно Сабрине нравилось возвращаться домой пешком, но сегодня она с трудом сознавала, где проходит. Маленькие элегантные магазинчики на Бошамп-плейс, дремлющие в предвечернем зное, не искушали ее, и даже выносные фруктовые лотки, которые она так любила, не могли заставить ее остановиться. От жары Сабрина чувствовала головокружение и неожиданную усталость, но старалась идти как можно быстрее, свернув на теневую сторону Кэдоган-сквер. Через несколько минут она была у дверей своего дома.
Миссис Тиркелл открыла раньше, чем она успела достать ключи.
— Миледи! Неужто вы пешком? В такую жару!
Но Сабрина ее не слышала. Она смотрела на начищенный дверной молоток в форме руки, сжимающей свиток. Сертификаты. У нее есть копии сертификатов, удостоверяющих владельцев вещей, принесенных Рори Карром, которые он прилагал к каждому произведению. Она может их проверить. У нее осталась неделя, пока Брайан в отпуске.
— Миледи! Вам следует отдохнуть. Она улыбнулась миссис Тиркелл:
— Сначала приму ванну. А потом — легкий ужин. Я сегодня весь вечер собираюсь работать.
Миссис Тиркелл передала сожаления Сабрины по поводу ее отсутствия на званом вечере, куда она была приглашена, а сама она тем временем вернулась в «Амбассадор» за копиями сертификатов. Весь вечер Сабрина провела в офисе, отыскивая в справочниках номера телефонов в Париже, Бонне, Женеве, Милане и Брюсселе, а наутро принялась за звонки.
Времени ушло немало. Никого, похоже, на месте не было. Европа в августе похожа на огромную шахматную доску, где обитатели непрерывно перемещаются с клетки на клетку. Но слуги и секретари сообщали ей очередной телефон, по которому можно разыскать хозяина, и постепенно Сабрина сдвинулась с мертвой точки.
За пять дней она убедилась в подлинности сертификатов владельцев четырех статуэток. В среду ей удалось удостовериться в подлинности еще одной вещи, сменившей тесть владельцев, каждому из которых ей удалось дозвониться. А в четверг она принялась за последний сертификат и стала обзванивать предыдущих владельцев редкого аиста майсенского фарфора. Выяснилось, что таких людей в природе не существовало.
Следующие три дня она провела в офисе, с замиранием сердца звонила по десяткам телефонов, но не было ни ошибок в написании, ни неправильных адресов. Просто все фамилии были вымышленными.
Следовательно, аист — подделка.
Она слепо смотрела на пейзаж, висевший напротив. Она проявила халатность. Пять превосходных фарфоровых статуэток, безупречная внешность Рори Карра, его дружба с самыми титулованными европейскими семействами, покупатели, требующие все новых и новых изящных изделий, и она, поспешив, проявила небрежность. Ее дело приносило успех исключительно благодаря острому глазу и знаниям, но каким-то образом она купила и перепродала фарфор, не изучив его должным образом.
И когда это станет достоянием публики, кристально чистая репутация, выделяющая «Амбассадор» из множества других мелких антикварных и дизайнерских салонов, померкнет. Клиенты, верившие ей с закрытыми глазами, подыщут себе других дизайнеров. Некоторые, конечно, могут предоставить ей шанс исправиться, но большинство, признавая конечно же, за каждым право на ошибку, просто отвернутся. Неудачников плохо переносят в тех кругах, где можно позволить себе абсолютно любой выбор.
Сабрину затрясло. Есть выход. Нужно выкупить аиста по его текущей рыночной стоимости. Если у нее не хватит наличности, Александра, вероятно, сможет подкинуть. Не в деньгах дело. Дело в огласке. Она не сможет его выкупить, не сказав клиенту правды. А кто же владелец? Она прочла чек, прикрепленный к сертификату. Леди Оливия Шассон.
— Ну что же, — пробормотала она, — это и лучше, и хуже всего. — Леди Оливия была лучшим клиентом Сабрины и тратила на переоформление своих владений и подарки по пятьдесят тысяч фунтов ежегодно. Нередко она присылала в «Амбассадор» новых покупателей, в том числе иностранцев, которые делали заказы по почте или телефону. Она была одной из самых влиятельных клиенток Сабрины. И она могла уничтожить за ночь кого угодно, стоило ей заподозрить обман.
Но ведь они хорошо знали друг друга. Сабрина могла быть искренней. Оливия Шассон была одной из тех немногих, на кого можно положиться в том плане, что она не станет болтать лишнего без особой необходимости. Сабрина надеялась на успех. Зазвонил телефон, и трубку она сняла не задумываясь. Голос ее звучал легко и немного приглушенно — Сабрина пыталась избавиться от страха.
Звонил Антонио. Он вернулся на три дня раньше, чем предполагал, и сообщал, что заедет за ней в восемь и повезет обедать.
«Почему в моей жизни всегда столько проблем? Но ведь, — честно добавила она про себя, — я и не искала себе легкой жизни. Я хотела восторга, смерча, приключений. А теперь остается только со всем этим управляться».
Сначала с Антонио. Потом с Оливией. С ответом Антонио можно еще подождать. Что касается Оливии, то она теперь должна иметь о Сабрине другое мнение. Ее знают, ей доверяют, у нее свое положение в обществе — не отражение влиятельности Дентона, а ее собственная репутация. Что бы ни произошло, она со всем справится…
Для вечера Сабрина выбрала платье достаточно открытое, учитывая августовский зной, но отнюдь не вызывающее, а волосы подобрала перламутровыми гребнями. Она удивилась, поймав себя на том, что с нетерпением ждет встречи с Антонио. Его присутствие всегда было настолько довлеющим, что, когда он уехал, осталась пустота, будто выемка под фундаментом. Падать в нее Сабрине отнюдь не хотелось, но и не обращать на нее внимания было никак нельзя.
Беда была в том, что пустоту эту нечем заполнить даже в его присутствии, поскольку того, что ей нужно, он дать не мог. Она вспомнила, как несколько месяцев назад она попыталась рассказать ему о подозрениях Майкла в адрес Рори Карра. Он упорно уводил разговор в сторону, пока наконец Сабрина не оставила своих попыток хоть что-то поведать ему.
Но сегодня придется.
— Прояви участие, — шепнула она фотографии Антонио, стоящей на туалетном столике. Он знает Оливию; он может посоветовать, как к ней лучше подойти. Сабрина сама себе удивлялась, искренне радуясь встрече с ним.
Но к тому времени, когда, сидя напротив Антонио за его излюбленным столиком в «Ле Гавроше», Сабрина выслушала все его долгие рассказы о сложностях с банкирами, клерками, перепиской с восемью разными странами, сборщиками кофе в Бразилии и грузчиками в Новом Орлеане, а также с новыми таможенными правилами, установленными администрацией США для импортеров говядины, она потеряла всякое желание говорить, о чем бы-то ни было, кроме погоды.
— Да, Сабрина, да, очень возможно, будет дождь, — нетерпеливо сказал Антонио и, будто вспомнив что-то важное, добавил: — А в Бразилии сейчас дождей нет. От этого она засмеялась, и на какое-то время ей стало получше.
— Как ты прекрасна, — мягко произнес Антонио. — Подобна принцессе. Я пришел за ответом, Сабрина. Скажи, ты станешь моей королевой, чтобы я смог положить весь мир к твоим ногам…
У Сабрины мелькнуло воспоминание, как Дентон давал подобные обещания. Почему мужчины предлагают ей вещи вместо чувств?
Нанизывая на вилку кусочек телятины и обмакивая поочередно в три разных соуса, Антонио вдруг заметил, что Сабрина нахмурилась. Он отложил вилку.
— Ты зря удивляешься. Я же сказал, что сегодня вечером буду ждать ответа.
— Антонио, я хочу с тобой поговорить.
Быстро, не давая ему времени опомниться, она выложила все подозрения Джоли и Майкла в адрес Рори Карра и об обнаруженной подделке. Она не обращала внимания на то, что у него портится настроение.
— Конечно же, я выкуплю аиста у Оливии и скажу ей правду. Я уверена, что она не разболтает. Зачем ей это? Вот если бы ты помог мне придумать, как лучше завести с ней этот разговор…
— Сабрина. — Она стала ждать. — Твои друзья сказали, что, было, пять подделок? И, похоже, некоторые галереи являются соучастниками «Вестбриджа»? — Она кивнула. — И твои друзья опубликуют об этом статью в газете? Обличат «Вестбридж»? И всю их бухгалтерию?
Мягко освещенный зал потемнел в ее глазах, и все страхи последних дней вернулись.
— Конечно, — медленно выдавила она. — С описанием каждого произведения, которое они продали галереям, включая и «Амбассадор».
— Наивная ты девочка, — усмехнулся он. — Ты хочешь попросить Оливию молчать, хотя на самом деле собираешься просить ее лгать в глаза всем своим друзьям, когда те прочитают в статье про фальшивки. А с чего ей, собственно, лгать всем ради тебя?
Сабрина оглядела изысканную публику, закусывающую фирменным блюдом ресторана — телятиной, и подумала, что многие станут лгать ради себя, но мало кто — ради другого. Кое-кто из друзей мог бы прикрыть ее, — Александра, Антонио, еще пара-тройка человек… Хотя сейчас она не была уверена ни в ком.
— Милая Сабрина, — сказал Антонио, подавая знак официантам, чтобы те убрали тарелки и принесли кофе. — Я очень рад, что ты, наконец, рассказала мне о своих трудностях. Я восхищаюсь силой твоего духа, но есть предел тому, на что способна одинокая женщина в мире коммерции. Я найду способ, как выпутать тебя из этого дела. Найму юристов, и они живо разберутся с «Вестбриджем», а тебе я помогу тихо прикрыть твою лавочку, а потом увезу далеко-далеко, где у тебя не будет больше никаких проблем…
— И где скупишь все тучи, чтобы не было дождя.
— Прошу прощения? Ты так шутишь, Сабрина?
— Нет. Извини, пожалуйста.
Да, она может выйти за него замуж и дать ему увезти себя в те края, где он и в самом деле король, и чувствовать себя в полной безопасности рядом с ним. Но она всегда при этом будет оставаться в его тени и без своей «лавочки».
А ей этого мало. Сабрина поднесла к свету рюмку коньяку и стала рассматривать, как играют в нектаре отблески. Ей нужно нечто большее, чем надежное укрытие. Ей нужен кто-то, кто поймет, что эта «лавочка» составляет огромную часть ее жизни, потому что она ее построила и ею гордилась. Сабрина хотела, чтобы рядом был человек, который спокойно обнял бы ее, если бы она вдруг проснулась посреди ночной тишины в страхе за завтрашний день. Она искала защиты, спасения от одиночества. А Антонио, похоже, даже исключал саму возможность ее страхов, если она будет рядом с ним.
Сабрина опустила рюмку. Она не может принять решения, она не хочет идти на поводу у обстоятельств. Придется Антонио еще немного потерпеть. А если он откажется, то делать нечего, так тому и быть.
Антонио ждал ее решения. Она сменила тему разговора, что избавило ее от многих неприятных вещей. Наконец Сабрина сказала, что устала и хочет домой.
Он резко встал и сорвал с ее плеч шифоновый шарф, а удивленные официанты поспешили узнать, не требуется ли помощь.
— Ты, милая моя Сабрина, создаешь мне трудности. Я всего лишь хочу тебе помочь. У дверей ее дома он сухо сказал:
— Завтра позвоню.
В тишине своего прекрасного кабинета она заново переживала события этого долгого дня — с того момента, как обнаружилась фальсификация, до того, как она отказалась дать ответ Антонио, какими бы последствиями это ни грозило. Она поджала ноги и откинула голову на спинку стула.
Все навалилось разом. Она вечно бежала, боясь, как она объясняла Майклу, что жизнь может пройти мимо. Все ее силы и время уходили на поддержание на плаву своего бизнеса и на то, чтобы поспевать за толпой друзей, которые одновременно являлись и ее клиентами. Ей все нравилось — яркая, шумная жизнь Сабрины Лонгворт становилась известной благодаря фотографиям и описаниям в газетах и журналах всего мира: друзья-аристократы, роскошные дома, экзотические блюда, круизы, новые наряды, знаменитый «Амбассадор»… Мир вертелся вокруг нее, и она, сколько могла, держала все под своим контролем. А теперь равновесие утеряно, все ускользает от нее…
Сабрина чувствовала помимо усталости пустоту и одиночество. Часы в парке пробили десять тридцать. Так рано она давно не возвращалась. Много месяцев. Сейчас у нее есть время подумать. Но она не могла. На самом-то деле ей хотелось только плакать — и больше ничего.
Но это надо оставить на потом. Если потребуется. Потому что она не одна. Сабрина быстро подсчитала: раз в Лондоне пол-одиннадцатого, значит, в Эванстоне полпятого. Стефания должна уже вернуться с работы. А Пенни и Клифф играют на улице. Самое время позвонить. Она сняла трубку.
По дороге на работу Стефания остановилась и прочла на доске объявление, датированное восемнадцатым августа и сообщавшее, что офис будет работать по полному расписанию с первого сентября, хотя занятия и возобновятся только в конце месяца. Вот и еще одна причина, по которой ей не поехать в Китай. Как будто домашних забот, детей и отсутствия денег недостаточно. Будь она профессором, университет оплатил бы ей дорогу. Отпирая свой рабочий стол, который находился в одной комнате со столами еще двух сотрудниц канцелярии, она испытывала новый прилив гнева, как всегда, когда вспоминала о месяце, проведенном Гартом в Беркли и Сан-Франциско.
У него начинался отпуск, а она торчала дома и работала. Он собирался провести месяц у океана, ознакомиться с восхитительным городом; а ей оставалось озеро Мичиган, Эванстон, двое детей, дом и работа.
— Это не отпуск, — объяснял Гарт. — Я там буду работать в университете. И ни минуты не будет на осмотр тамошних достопримечательностей, равно как и злачных мест. А теперь в конце летней сессии, измотанная канцелярской работой и душной августовской жарой, Стефания едва ли встретит его с улыбкой, когда он вернется. Как же ей скрыть свое раздражение и не испортить всей семье день его приезда? Она просто будет молчать. Пусть остальные разговаривают.
— Стефания, — обратилась к ней одна из секретарш, — хочешь кофе?
— Нет, спасибо, — ответила она. — Хочу поскорее управиться и пораньше уйти. Она разобралась на столе, пока сотрудники смаковали подробности очередного университетского скандала. Очередные страсти разгорелись из-за слухов, что студентки и преподаватели обмениваются сексом за отметки. Слухи об этом ходили все лето, но в последнее время эмоции значительно усилились.
Стефания начала перепечатывать замечания, составленные преподавателями, принимавшими экзамены у студентов. Но через несколько минут ее прервали; все женщины с любопытством смотрели на нее.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Стефания, — сказала секретарша Уильяма Вебстера, — может быть такое, чтобы кто-то хотел подложить вам с Гартом свинью?
— Представить не могу… — Она осеклась. — А в чем дело?
Секретарша протянула ей бумагу:
— Это лежало на моем столе. Из почты Вебстера.
Стефания взяла письмо, отпечатанное на розовой бумаге:
«Если вы и в самом деле хотите знать, кто платит оценками за внеклассную работу в постели, присмотритесь повнимательнее к небезызвестному профессору Гарту Андерсену, который помалкивает как мышь, а трахается как кот». Она перечитала послание снова и снова. По-детски, но очень гадко и очень действенно написано. В горле встал комок. Она сглотнула, чувствуя, как внутри все жжет. Только не Гарт. Нет никого честнее и порядочнее Гарта.
Но Гарт целыми ночами оставался, как он выражается, «поработать», и ночевал у себя в кабинете, «чтобы ее не тревожить». Он больше на нее даже и не смотрит. Не заметил, как она опять похудела, сделала новую прическу купила другую одежду. И не захотел ехать с ней в Стэмфорд. Сколько же времени прошло с тех пор, как они фактически уже не живут в браке?