Обманы

— Поворотный момент, — размышлял он. — Ты знала, что так будет? Или ты просто убежала, а потом осознала, что это может оказаться первым шагом за дверь? По-моему, именно так. А потом ты вернулась и так во многом старалась быть другой, как будто приняла твердое решение обновить наш брак, заставить меня увидеть, что с нами происходит. Я довольно давно хочу сказать, как я благодарен тебе, хотя ты не можешь этого не знать. Я хочу, чтобы ты поняла, я осознаю то, что ты сделала, понимаю, как трудно меняться, как сильно ты старалась. И ведь это ты все сделала. Я не знал как. Я даже не знал, что надо делать. Гарт поймал ее руку.

— Кое-что из этого я пытался сказать тебе вчера вечером. Наверное, большую часть ты уже и так знаешь. А сейчас я хочу сказать, что больше не дам тебе ускользнуть. Ты научила меня… Стефания, что такое? Что случилось?

Она наклонила голову.

— Я не знаю. У меня неожиданно закружилась голова. Ты можешь попросить чашку чая?

Он вызвал стюардессу, а Сабрина откинула голову на спинку кресла.

— Спасибо.

У нее дрожал голос — и все тело дрожало. «Что со мной случилось? — испуганно подумала она. — Это не Гарт, что-то еще. Что-то произошло, что-то ужасное, а я не знаю что…» Протянув руки, чтобы поставить поднос перед ней, Гарт ощутил, как сотрясается ее тело.

— Господь милосердный, что такое? Стефания, милая, что я могу?..

— Не знаю, — прошептала она, зарываясь лицом ему в плечо. Гарт обхватил ее обеими руками, крепко прижимая к себе, пока стюардесса не принесла чай.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она. — Одеяло?..

— Наверное, нет, — ответил Гарт. Он осторожно высвободился. — Стефания, сможешь выпить немного чая? Она кивнула и взяла чашку обеими руками, отпив немного обжигающего горячего напитка. Гарт взглянул на часы.

— Половина двенадцатого — через полчаса приземлимся. Пенни и Клифф будут в аэропорту вместе с Вивьен, ты знаешь.

— Да. Подожди несколько минут.

Дрожа, Сабрина пила горячий чай. Пока Гарт доливал ее чашку, она в иллюминаторе увидела вдали самолет, летящий в противоположном направлении.

Она заставила себя подумать о Гарте и о том, что он говорил ей, когда началось головокружение. Теперь она поняла, почему он не разгадал обмана. Гарт — опытный ученый, внимательный наблюдатель, женатый на одной и той же женщине в течение двенадцати лет, не догадался, что живет с близнецом своей жены. Он убедил себя, что она сознательно меняет свое поведение, чтобы спасти их брак.

Если бы они со Стефанией написали сценарий, чтобы обезопасить себя, они не смогли бы придумать лучшего.

Ей надо уехать. Сегодня же. А это значит, надо позвонить Стефании, сказать ей, чтобы она села на первый самолет, но Стефании нет. Стефания на яхте Макса. До пятницы или субботы. «Я не могу остаться так надолго. Я не могу так поступить ради всех нас. Но и просто исчезнуть я тоже не могу».

Она закрыла глаза. Ей придется остаться еще на несколько дней. Стефания позвонит, как только вернется на Кэдоган-сквер, и в понедельник они встретятся в аэропорту Чикаго и, повторив процедуру, которую так весело устроили в Китае, обменяются одеждой и сумочками, передадут обручальное кольцо, сменят ключи от дома. И все кончится.

«Все кончится». Эти слова звенели у нее в голове. Они повторялись на фоне взволнованных приветствий Пенни и Клиффа в аэропорту, эхом звучали на фоне всех домашних звуков: хлопнула дверь, Клифф уронил противень с печеньем. Пенни кричит ему, чтобы он сейчас же убрал эту гадость, Гарт переходит из комнаты в комнату, что-то говоря о ставнях… Они повторялись на фоне шипенья бифштексов, которые Сабрина жарила на обед, на фоне клокотания кофейника, на фоне историй, которые рассказывали Пенни и Клифф по очереди: ничейная кошка, школьный конкурс, планы карнавала в День благодарения…

«Все кончится» повторялось на фоне звона посуды, когда ребята убирали на кухне, на фоне телефонных звонков, на фоне слов Гарта, что это звонят по междугородной. С ней хочет поговорить кто-то, кого зовут Брукс Вестермарк.

И неумолимое эхо замолчало, когда голос Брукса на той стороне океана тяжело выговорил:

— Миссис Андерсен… Стефания…

И со слезами сообщил ей, что они только что узнали новость: яхта Макса Стуйвезанта взорвалась где-то в Средиземноморье и затонула примерно в половине двенадцатого по чикагскому времени. Все кто находился на борту, включая ее сестру, леди Сабрину Лонгворт, погибли.

Часть третья

Глава 17

Участники печальной церемонии рано пришли на Кенсингтонское кладбище. Некоторые плакали, другие негромко переговаривались, стоя у могилы. Сабрина слышала их за собою как шуршание листьев, но не оборачивалась: она смотрела на гроб сестры, свой собственный гроб, который опускали в могилу, когда викарий прочитал короткую молитву и заговорил:

— Леди Сабрина Лонгворт, полная биения жизни, приносила нам любовь и радость…

Тяжелые, бледные облака низко нависли над землей и травой, выпивая их краски, делая их серыми под моляще взметнувшимися ветвями безлиственных деревьев. Легкий октябрьский туман поднимался от Темзы, прикасаясь к присутствующим холодными пальцами. Сабрина ничего не ощущала, но все равно дрожала, и рука Гарта крепче обхватила ее плечи.

— Она была молода и красива и чутко ощущала красоту вокруг себя…

В кольце руки Гарта Сабрина стояла очень тихо, но в горле ее стоял раздирающий крик. «Стефания…»

— Посреди жизни мы в смерти.

Стефания была мертва.

Сабрине было холодно. Холодно. Кожа ее болела, натягиваясь на костях — тонкая, напрягшаяся пленка, удерживающая в себе боль и невидимые слезы, которые не останавливались даже тогда, когда она спала.

«Вернись, Стефания, мы придем к самому началу, мы все сделаем по-другому, и все будет в порядке».

— Господь мой пастырь…

Но единственное начало, которое ей приходило в голову, был телефонный звонок Брукса. Начало кошмара.

Его голос принесся из-за океана, полный слез, и пока он говорил, комната вокруг Сабрины потемнела, сузилась до маленькой точки света, а потом нахлынула обратно, навалилась на нее. Она не могла дышать. На стук упавшего телефонного аппарата прибежали Гарт и дети: она помнила, как Пенни и Клифф, испуганные и неподвижные смотрели на нее, Гарт подхватил ее, а другой рукой поднял телефон и стал разговаривать с Бруксом. Голос его звучал ровно, когда он обо всем договаривался. Он был надежным центром сумасшедше вращающейся комнаты — водоворота, который втянул бы ее в себя, если бы Гарт не держал ее. Она цеплялась за него. Гарт, мой любимый… Но он не знал, он не знал, что произошло.

— Подожди. — Она попыталась отодвинуться от него. — Это была не Сабрина. Это была не Сабрина. Это не Сабрина умерла.

— Ш-ш-ш, любимая, просто обними меня, тебе пока не надо об этом думать.

— Но это была не Сабрина, это была не Сабрина… Тут пришли слезы — раздирающие рыдания, которые заглушали ее слова, когда она пыталась объяснить им.

— Не… Сабрина… умерла. Пришел Нат со шприцем.

— Нет! Дайте мне плакать! Не отнимайте этого у меня, у нас обеих!..

Но иголка плавно вошла в ее руку, и постепенно, мучительно она успокоилась, смутно услышав:

— Боже мой, Боже, какой ужас. Гарт, что еще я могу сделать?

Четверг был мешаниной лиц и голосов. Телефон звонил, не смолкая. Двери открывались и закрывались. Кто-то приносил цветы и еду. Почему все были так заняты, когда Стефания умерла?

Гарт позаботился обо всем. Он позвонил ее родителям, она слышала, как он снова звонил Бруксу:

— Зарегистрируйте смерть в американском консульстве в Марселе и отправьте самолетом тело… «Не „тело“, вы, дурни, это Стефания…»

— …обратно в Англию… в похоронном бюро… да, говорите адрес. Т.С. Драйден и сыновья, Риджент-стрит, Мэйфэр…

«Рядом с домом. Стефания будет рядом с домом».

— …выезжаем сегодня днем. Увидим вас завтра утром. В пятницу… конечно, в доме Сабрины — этого хочет Стефания. «Домой. Я еду домой».

Она предоставила Гарту возможность все сделать самому. Он отвез детей к Вивьен, уложил вещи и крепко прижал ее к себе, когда они приехали в аэропорт и шли через гулкое здание к самолету.

«Гарт — центр моего мира, — думала она, — все, что у меня осталось. — Она постаралась скинуть с себя летаргию. — Я должна сказать ему — он все еще не знает. Я скажу ему, как только мы устроимся в самолете. Брукс только что звонил. Я могу подождать несколько минут, пока мы… нет, Брукс звонил — когда?.. Я не могу вспомнить. Вчера? Несколько минут назад?»

В самолете Гарт взял предложенные стюардессой журналы, предоставив Сабрине возможность побыть в одиночестве. Она откинула спинку кресла и закрыла глаза, пытаясь думать, вернуться к началу, а ее захлестывали волны сна.

Если бы они не поменялись местами?

«Или я не сломала бы руку? Тогда все было бы в порядке. Если бы я настояла, чтобы мы покончили с обманом, сказали бы правду, вместо того чтобы позволить ему продолжаться. Или позже, если бы я отказалась дать Стефании еще одну неделю? Если бы я не полюбила Гарта… Я виновата в смерти моей сестры. — Всю оставшуюся часть полета она не спала, отвернувшись от Гарта. — Все, что я делала, вело к ее смерти. Но я не знала…»

В аэропорту она настояла, чтобы сразу ехать в похоронное бюро.

— Я хочу видеть сестру. Мне надо видеть сестру. Она вошла туда одна — в маленькую комнату в задней части помещения бюро «Т.С. Драйден и сыновья» — и опустилась на колени рядом с гробом.

— Стефания!

Ее сестра спала, холодная и отчужденная, ее красота была хрупкой, как старинный пергамент. Сабрина стояла над ней, вернувшись в начало, далеко-далеко назад, к городам, в которых они росли, к школам и снятым внаем Домам, лимузинам с шоферами и прислуге, лощеным фигурам Гордона и Лауры, оставляющим их одних, устраивавших свою собственную семью.

Она вспомнила одни летние каникулы, когда им было семь или восемь. Они со Стефанией убежали, чтобы найти водопад, и Стефания поскользнулась на каких-то булыжниках, сломав себе щиколотку. Сабрина побежала обратно найти Гордона и Лауру, и пока Гордон высвобождал ногу Стефании, застрявшую между камней, Сабрина сжимала ее руку, чтобы помочь облегчить боль. Той ночью, в постели, Стефания сонно проговорила:

— Мы всегда будем помогать друг другу, правда? Когда нам будет больно или плохо, мы всегда будем рядом.

— Да, — сказала Сабрина.

— Обещай.

— Обещаю.

— Я тоже обещаю, — сказала Стефания.

В молчащей комнате похоронного бюро, освещенной свечами и маленькими лампочками, полной тяжелого аромата высоких букетов цветов, Сабрина смотрела на сестру.

— Мы обещали, Стефания. Мы обещали.

Она плакала, холодные слезы текли по ее щекам, и она прислонилась лбом к полированному дереву гроба.

— Я люблю тебя, Стефания. Я не хотела сделать тебе плохо. Все казалось пустяком — еще одна неделя. Я хотела любить твою семью еще несколько дней, а ты могла… погулять в последний раз… Она закрыла глаза.

«Это все моя вина, и теперь я осталась одна и должна им сказать. Мы этого не планировали, мы были так беспечны, мы ни минуты не думали, что нам придется кому-нибудь признаваться, а теперь я не знаю, как это сделать и как я перенесу их гнев. Я ведь уже попыталась им сказать, но никто не слушал, и мне не с кем об этом поговорить. Все прошлые недели, когда у меня никого не было в Эванстоне, это было не важно, потому что у меня была ты и мы понимали друг друга. Но теперь… Стефания, нет никого, кто бы понял».

Сабрина протянула руку, чтобы пригладить волосы сестры, и тут ее взгляд привлекло поблескивание золота: надетое на ее палец обручальное кольцо сверкало на фоне темных прядей. Она быстро сняла его.

— Оно твое, Стефания. Я не имею на него прав. — Она надела его на палец сестры, и ее теплая рука прикоснулась к ее, мраморно-холодной. — Оно всегда было твоим. Если бы я это помнила, ты раньше вернулась бы домой и всего этого…

Она сжала руки на коленях. Если бы она помнила, то уже сказала бы всем правду. У нее никогда не было прав на ее семью. И ей надо сказать им это. Наедине. Без Стефании они обратят свой гнев на нее. Только на нее. И следует привыкнуть к такой мысли.

Она наклонилась вперед, чтобы сказать сестре «до свидания». Она ощущала себя истощенной, такой же безжизненной, как Стефания. "Потому что часть меня умерла. Я хороню мою сестру, которая «тоже я».

— Нет! — воскликнула она. — Нет, они не могут нас похоронить. Я им не позволю. Нет! Нет! Нет!

— Стефания, — произнес Гарт. Она не слышала, как он вошел, но он стоял на коленях рядом с нею, обнимая ее рукой за плечи. Сгорбившись у гроба, Сабрина ощутила в его руке жизнь и задрожала. Кто лежит в гробу? Для этого человека она — Стефания, она живет с ним в доме Стефании, заботится о детях Стефании, любит их, любит мужа Стефании. И она находится в Лондоне, чтобы похоронить сестру Стефанию. «Что я наделала? — отчаянно думала она. — Я заставила нас обеих умереть». Приглушенный крик вырвался из ее горла, и вот уже Гарт усаживал ее в такси, чтобы отвезти в дом Сабрины.

— Любимая, — сказал Гарт, пока машина медленно пробиралась через полуденные заторы, — я помогу тебе, чем смогу, но в конечном итоге ты должна справиться с этим сама. — Его голос звучал мягко, но он не пытался что-нибудь от нее скрыть. — Ты уверена, что хочешь остановиться в доме Сабрины? — Она кивнула. — Хочешь занять комнату для гостей, а не ее спальню? — Она помотала головой. — Тебе могло бы быть легче.

— Нет, — ответила она. — Это моя комната. Я буду занимать ее.

— Как хочешь, — сказал он. — Я помогу тебе. «Нет, ты не будешь мне помогать. Не будешь, когда я тебе расскажу. Когда мы приедем домой и останемся вдвоем, я скажу тебе правду».

На Кэдоган-сквер миссис Тиркелл, смятая горем, встретила их у двери и махнула рукой в сторону лестницы:

— Миссис Андерсен, ваш отец приехал несколько минут назад. Он очень болен, ваша мать… Сабрина бросилась мимо нее наверх, предоставив Гарту следовать за ней. Она нашла Гордона и Лауру в рабочей комнате четвертого этажа. Ее отец сидел в кожаном кресле, лицо его было серым и осунувшимся, мать стояла у телефона.

— Стефания, благодарение небу, ты здесь. Знаешь, как вызвать «скорую помощь»? Наверное, нет, но…

— Набери девятьсот девяносто девять. Я все сделаю. Она набрала номер и повернулась к отцу, когда в комнату вошел Гарт. — Что случилось? Он недоумевал:

— Грудь, рука… Думал, желудок. Пища в самолете. — Голос его звучал слабо.

Лаура рассерженно расхаживала по комнате.

— Его доктор сказал, что ему не следует ехать в Лондон. У него уже было два таких…

— «Скорую помощь», — сказала Сабрина в телефонную трубку. — В больницу Святого Георга. — Она назвала адрес Кэдоган-сквер. — Дом леди Лонгворт. Пожалуйста, побыстрее, возможно, у ее отца сердечный приступ. — Она посмотрела на родителей. — Вы ни разу не говорили мне о других приступах.

— Случайности, — пробормотал Гордон. — Ничего серьезного.

— Доктора говорили, что это — предупреждения, — сказала Лаура. — Какая удача, что ты знала о больнице. Откуда ты знала?

— Я здесь бывала раньше. — Сабрина набрала номер на домашнем телефоне. — Миссис Тиркелл, сейчас приедет «скорая помощь». Пожалуйста, сразу же позвоните нам. Гарт задумчиво наблюдал за ней, когда она склонилась над Гордоном, который казался маленьким и хрупким и держался за ее руку, как ребенок. Куда делся высокий властный отец из ее детства? Она оттолкнула в сторону свое горе и опустилась рядом с ним на колени.

— Очень сильно болит?

— Уж меньше. Нальешь мне немного виски?

— Нет.

— Стефания, — спросила Лаура, — что с тобой случилось? Гордон бледно улыбнулся.

— Она старается быть такой же волевой, как Сабрина. Но послушная дочь не откажет своему отцу в небольшой порции виски в медицинских целях.

— Послушная дочь не станет убивать своего отца, — сказала Сабрина, стараясь, чтобы ее голос звучал легко. — Откуда мне знать, что виски сделает с непослушным сердцем?

Миссис Тиркелл позвонила и сообщила, что «скорая помощь» приехала.

— Они несут носилки, миледи. — Ее смущение было заметно даже по телефону. — Извините. Я хотела сказать миссис Андерсен. Я не могу привыкнуть…

— Ничего, — отозвалась Сабрина. — Я понимаю. Когда вошли санитары, Гордон поднялся, тяжело опираясь на ручки кресла.

— Я пойду сам, Стефания.

— Нет, — сказала она. — Здесь три лестничных марша. — Он колебался, но она взяла его за руку. — Не спорь, мы стараемся тебе помочь.

Он всматривался в ее лицо:

— Какая ты стала яростная.

Но он позволил закутать себя одеялом и привязать к носилкам, прежде чем его вынесли.

— Мы поедем за вами на такси, — крикнула Сабрина им вслед, но как только они вышли, колени ее подогнулись. Гарт тут же оказался рядом, обняв ее. Он отправил Лауру в больницу на такси и устроил Сабрину на двойном кресле в гостиной.

Всюду были люди, они целенаправленно двигались, хлопотали. Все, кроме Сабрины. В беспокойстве и смущении она следовала за ними взглядом, наблюдая, и время от времени они передвигали ее с места на место, как марионетку, тяжелую и бесчувственную. Как Стефанию.

«Мы мешаем, — с горечью думала она. — Мы никому не нужны: у всех есть дела, которые надо сделать. Мне тоже надо что-то сделать. Но я не могу вспомнить, что именно».

Она вспомнила об этом на кладбище, когда викарий заканчивал службу. «Я подыму мои глаза к холмам, откуда придет мне помощь».

Толпа молчала. За спиной Сабрины Александра стояла с Антонио, и по лицу ее струились слезы. Рядом с нею, впереди Брукса, Габриэль рыдала в носовой платок. Джоли держалась за руки с Майклом, у которого было каменное лицо, а Николс Блакфорд подпрыгивал от волнения, Эмилия пыталась заставить его стоять спокойно. Присутствовали все: американский посол с помощниками, группа торговцев произведениями искусства, некоторые из которых прилетели из Парижа и Рима, аристократы, которые были клиентами и друзьями, слуги, официанты и продавцы, которые помнили улыбку и слова благодарности. Они все пришли, даже миссис Пимберли, стоявшая за ошеломленным и неподвижным Брайаном, и миссис Тиркелл, прижимавшая носовые платки к бледному лицу, и Оливия, стоявшая позади группы, в которой оказались туманные фигуры леди Айрис Лонгворт и Дентона Лонгворта. «Как странно, что они пришли, — подумала Сабрина. — А Рэддисонов нет».

Она чувствовала сильную руку Гарта на своих плечах. Стоя на краю могилы, она слышала красивые интонации голоса викария:

— И пусть нам будет дано увидеть сияние нового дня. В этот день она хоронит сестру, отец ее в больнице, а мать стоит рядом, дрожа и сжимая ее руку.

— Персть к персти, зола к золе, прах к праху.

Викарий взглянул на нее, давая печальными глазами понять, что настало время ей бросить первую горсть земли на крышку гроба. Все ждали. Все они стояли и ждали, и викарий смотрел на нее. И Сабрина вспомнила. «Ты не сказала им. Это твой последний шанс. Скажи им сейчас. Больше откладывать нельзя. Скажи им. Скажи им.»

Долгая дрожь пронзила ее тело, и Сабрина упала на колени возле могилы.

— Это не Сабрина! — воскликнула она. Она услышала, как за ее спиной кто-то испуганно втянул в себя воздух. Лаура застонала. Она посмотрела на гроб, потом, моляще, на викария. — Умерла не Сабрина, а Стефания! Стефания умерла! Или, может быть, это были мы обе, иногда мне кажется, что… Иногда я чувствую себя как Стефания, но я не она, я Сабрина. Я всегда была Сабриной. Я стала Стефанией только с тех пор, как мы…

— Перестань, любимая. — Гарт поднимал ее. Голос его звучал, встревожено, руки крепко прижимали ее к нему. — Я отвезу тебя домой.

— Нет, подожди, выслушай! — Она отталкивала его руки. — Послушай меня!..

Слова поминальной службы из англиканского требника «Книга общей молитвы».

Рядом с ними возник Брукс, и Гарт встретился с ним взглядом:

— Вы с викарием можете закончить церемонию?

— Конечно. Я увижу вас дома. Между прочим, доктор Фарр…

— Перестаньте, пожалуйста, перестаньте! — вскричала Сабрина. — Выслушайте меня! Разве вы не понимаете, я пытаюсь вам сказать…

— …мог бы ей что-нибудь дать. Его телефон есть в книге.

Гарт кивнул и повел жену прочь. Голос викария следовал за ними:

— И да примет Господь ее душу.

— По-моему, нам следует позвонить доктору Фарру, — сказал Гарт на пути к лимузину. — Это поможет тебе в эти первые дни.

Сабрина, спотыкаясь, шла рядом, потерянная и опустошенная, недовольная собой. Если бы не ее смятение, когда она вдруг почувствовала, что не уверена, кто она, они бы ей поверили.

— Ты не дал мне договорить, — сказала она в отчаянии. — Я пыталась сказать тебе правду, но ты не слушал.

— Позже.

— Ты не поверил мне.

— Позже, любимая.

Гарт помнил то время, когда умерли его родители. Он тогда испытывал гнев и горе из-за того, что они оставили его. Но траур его жены был более отчаянным; она не находила себе места, как будто из нее вырвали самое ее существо. Даже зная, что она потеряла сестру-близнеца, он недоумевал, как эта сильная женщина, которая так уверенно распоряжалась всем, когда был болен ее отец, может скатиться до бессвязного лепета и всепоглощающего отчаяния.

Он знал, что в горе люди часто находят убежище в отрицании, отказываясь признать, что любимый человек умер. Но если бы дело обстояло так, она говорила бы, что сестра жива, что она где-то путешествует и что они скоро встретятся. Вместо этого она делала вид, что она — это сестра. Почему? Чтобы загладить какую-то вину? Или причина в том, что, несмотря на физическую разлуку, сестры-близнецы были гораздо ближе друг другу, чем он думал?

На Кэдоган-сквер Сабрина отказалась видеть доктора Фарра:

— Он даст мне какое-нибудь снотворное. Почему ты не даешь мне оплакивать ее?

— Ты должна ее оплакивать. Но не устраивать истерики.

— Постараюсь избежать этого, — сказала она с нотками своего обычного едкого юмора, и Гарт позволил ей поступить по-своему. Она была права: будет лучше, если она справится с горем самостоятельно.

Брукс и Оливия сделали все нужные распоряжения для похорон, и теперь приглашенные ими на ленч гости наполняли дом.

Миссис Тиркелл направила всю энергию своего горя на руководство работой нанятого по этому случаю персонала, в через короткое время блюда с мясом и рыбой, сырами, паштетами, пирожками, пирожными и тортами уставили длинные столы в гостиной и столовой. Сабрина переходила от одной группы гостей к другой, и Гарт находился подле нее. Бледная и отрешенная, с высоко поднятой головой, она легко двигалась по комнатам, как будто чувствовала себя в них как дома или занимала место Сабрины. Все говорили о том, как они похожи и как естественно видеть ее здесь, и она вежливо выслушивала их, как будто пытаясь понять, какое они имеют к ней отношение.

Гарт с болью ощущал, что никогда не любил ее сильнее, чем сейчас, когда она одновременно казалась потерянной и на своем месте, нуждалась в нем и чуждалась его. Горе облекло ее в тайну и ранимость; он хотел притянуть ее к себе и поцеловать полные отчаяния глаза, внимательно выслушать все, что она говорит, осмысленно это или нет, только для того, чтобы понять, что, значит, потерять кого-то, кто был настолько глубоко ее частью.

Но она говорила очень мало, и поэтому, продолжая наблюдать за нею, он прислушивался к тому, что говорили вокруг о случившемся. Брукс рассказал нескольким из присутствующих всю историю, и она быстро распространилась. Никто не знал, отчего яхта «Лафит» затонула, но шел слух, что топливные баки взорвались как раз в тот момент, когда она выходила из гавани в Монте-Карло. В ту неделю Дентон Лонгворт играл в казино, и когда услышал, что это яхта Макса Стуйвезанта, обратился к береговой охране с предложением своих услуг. В его присутствии из воды извлекли первые тела, и среди них была и Сабрина, и именно Дентон ее опознал.

Полиция позвонила в Лондон, чтобы узнать имена ближайших родственников леди Лонгворт, но подошедшая к телефону Габриэль сказала им, чтобы они позвонили Бруксу. «И это было очень удачно, — подумал Гарт, — потому что тот взял на себя все сложные процедуры, связанные с французской береговой охраной и полицией, авиационной компанией и британской полицией. Все было сделано спокойно и гладко». Гарт поначалу испытывал недоверие его властности, но вскоре откликнулся на его искренность.

— Мне будет не хватать Сабрины, — сказал Брукс, когда оба они сидели допоздна в ночь перед похоронами. — У меня сейчас одна проблема — ни к чему вдаваться в подробности, и Сабрина заставила меня увидеть, что отчасти я сам мог быть виноват, или, вернее, что я, возможно, подхожу к ней не с той стороны. Она была очень цельной личностью, прекрасно знала, во что она верит, и не выносила тех, кто притворялся, что он не тот, кто есть на самом деле. Наверное, она могла притворяться не хуже любого из нас, но когда она говорила мне что-то, я всегда чувствовал, что это честно и именно так она на самом деле думает.

Гарт оглядел кабинет, мысленно представил себе другие комнаты дома — их неброскую красоту и гармонию, их сочетание безмятежности и остроумия. Он никогда не был здесь раньше. Если бы был, то гораздо больше знал бы о своей свояченице, потому что дом был отражением женщины, во многом похожей на его жену, а не такой, какой он представлял Сабрину.

— Я никогда не был с ней знаком по-настоящему, — сказал он Бруксу. — И сожалею.

И на следующий день, после похорон, он стоял со своей женой, слушая, как друзья Сабрины говорят о ней, и снова думал о том, сколь многого он не знал.

— Она очень много работала, — вспомнила Оливия, откусывая кусок торта.

— Она очень долго боялась, что потерпит неудачу, — сказала Александра.

— Чепуха. Я никогда не знала более уверенной в себе женщины. Она, бывало, слушает мои соображения и вежливо кивает, а потом все так же вежливо говорит мне, в чем я ошибаюсь. Просто невероятно, когда вспоминаешь, как часто она это делала и как я все от нее принимала. Джоли повернулась к Оливии:

— Вы не думаете, что она поначалу боялась потерпеть неудачу? Когда ее все игнорировали?

— Зачем говорить о плохих временах? — прервал их Николс. — Когда она добилась успеха и могла выбирать клиентов, она работала ради удовольствия — удовольствия от красоты, от творчества в своем непогрешимом стиле удовольствия от…

— Денег, — вставила Александра с легким смешком. — Не забывайте об этом. В отличие от всех нас она должна была зарабатывать себе на жизнь.

Гарт заметил, что жена слушает с интересом.

— Извини, — негромко сказал он ей. — Все это время, когда я критиковал ее… я ее как следует, не знал, о чем ты всегда мне и говорила.

Она кивнула:

— Да, но это не имеет значения, правда? Когда-то я думала, что остается масса времени, чтобы сказать правду, но я ошибалась. Ложь и ошибки все растут, и их так трудно остановить… А потом это, кажется, уже перестает иметь значение.

Гарт понятия не имел, о чем она говорит, но он не успел ответить. К ним подошел незнакомец: высокий, смуглый, с тяжелыми бровями на худом лице и черными внимательными глазами.

— Извините, — сказала Сабрина, когда он пожал ее руку, — я не…

— Дмитрий Каррас, — ответил он, чуть улыбаясь. — Мы встретились однажды, очень давно, в…

— В Афинах! — воскликнула она, и лицо ее оживилось. — Когда вы нас прятали! Ну разве не изумительно! После стольких лет! Вы живете в Лондоне? Вы здесь работаете? Погодите, вот я расскажу Стефании…

Она внезапно замолчала.

Гарт увидел направленные со всех сторон украдкой взгляды — жалость, смущение, любопытство. Он протянул руку Дмитрию:

— Гарт Андерсен. Стефания мне о вас рассказывала. Дмитрий благодарно пожал ему руку.

— Да. У нас троих было приключение. — Он повернулся к Сабрине. — Я так хорошо помню вашу сестру: ее отвагу и ее глаза — такие живые, так стремящиеся все увидеть. Я позвонил ей три дня тому назад, когда приехал, но ее не было. Может быть, прежде чем вы уедете, если у вас будет время, мы выпьем вместе чаю?

— Может быть, — ответила Сабрина, торопясь уйти. Он напомнил ей о времени, когда все было просто. О сказочном времени, которое умерло.

Она дрожала. «Я не могу рассказать Стефании, что встретила Дмитрия, — думала она. — Я больше уже никогда ничего не смогу рассказать Стефании. И я не могу говорить о ней ни с кем другим. Потому что я все еще Стефания. И я не вижу способа сказать правду…»

— И сколько вы здесь пробудете? — спросил Дмитрий. Сабрина повернулась, но он обращался к Гарту.

— Я не знаю.

— Почему? — резко спросила она. — У тебя билет на завтра.

— Я не уеду, если я тебе нужен.

— Ты мне не нужен.

— Возможно. Но это виднее не тебе. Дмитрий собрался отойти.

— Я тогда позвоню относительно чая — если вы еще будете здесь…

— Я буду здесь, — сказала Сабрина. — Мой отец в больнице, моя мать тут, и мне надо заняться своими собственными делами.

— Дорогая, — настойчиво проговорил Николс, подходя очень близко, — мне бы хотелось поговорить с вами об «Амбассадоре». Мы с леди Лонгворт обсуждали вопрос о партнерстве. Сколько вы пробудете в Лондоне?

В то же мгновение рядом с ней оказался Сидни Джонс — нотариус и адвокат Сабрины, который занимался ее разводом с Дентоном, который составил ее завещание.

— Я могу устроить встречу. Я, конечно, буду присутствовать. Таково было бы желание леди Лонгворт, поскольку это я составлял завещание. И я тут же говорил с миссис Андерсен относительно того, что она является наследницей.

«Все хозяйство, — подумала Сабрина, — завещано Стефании Андерсен. Я все завещала себе». — Слезы навернулись у нее на глазах.

Но зажглась искра любопытства. Стефания разговаривала с Николсом о партнерстве? Что еще она сделала, если не считать знакомства с Максом Стуйвезантом? Впервые Сабрина поняла, что почти ничего не знает о том, что Стефания делала в Лондоне. А теперь Стефания не может ей рассказать.

Она взглянула на Антонио и Александру, стоявших поблизости: сексуальное притяжение между ними было настолько сильным, что, кажется, Сабрина его ощущала. Когда это началось? Стефания рассталась с ним совсем недавно. Но это — хорошая пара. Как умно со стороны Стефании, если она этому содействовала. У стола Майкл и Джоли накладывали полные тарелки цыплячьего паштета и корнишонов. Стефания не упоминала о них со времени дня рождения у Александры. Сабрине придется разузнать об их газетной истории так, чтобы не выдать своего невежества. Еще притворство. «Когда начинаются обманы, им невозможно положить конец».