Глава 16

Натан Голднер установил рентгеновский снимок на освещенной панели и отступил назад, чтобы Сабрина могла рассматривать снимок вместе с ним.

— Лучше и не бывает, — сказал он. — Можете снова колотить Гарта и детей и взбивать ваши знаменитые пирожные. Теперь давайте снимем гипс.

Он склонился над рукой Сабрины, потом взглянул на нее:

— Не слышу радостных криков.

Она слабо улыбнулась, погруженная в свои мысли, видя перед собой не свою левую руку, лежащую на столе и все еще заключенную в гипс, а две левые руки, одинаково здоровые: руки Стефании и Сабрины, снова не отличимые друг от друга.

— Стефания? — позвал Нат. — С вами все в порядке? «Все в порядке, вот в чем беда».

— Извините, Нат. Я думала о трех бушелях яблок «Гольден», ожидающих меня дома. Если бы можно было оставить гипс еще на несколько недель, я могла бы свалить приготовление пирогов, струделя и яблочного соуса на остальных членов семьи. Шутка. Если бы можно было оставить гипс еще на несколько недель… Хотела ли она этого? Как ни сильно скучала она по Лондону и сколько ни спрашивала себя, что происходило с ее другой жизнью, хотела бы она этих дополнительных недель, — она не знала. Вот что было безумием: она действительно не знала. Но не все ли равно. У нее не было выбора.

Однако для Ната это была шутка.

— Приговорена к струделю, — произнес он и снова склонился, чтобы разрезать гипс. Когда гипс был снят, Сабрина увидела свою руку, белую и хрупкую, словно новорожденную.

— Нужно держать ее в повязке? И не слишком много ее утруждать?

Доктор покачал головой:

— Вам не отвертеться, Стефания. Можно чистить яблоки с сегодняшнего дня и до самого Рождества или передвинуть всю мебель в том магазине, где выработаете. Наоборот используйте руку как можно больше, чтобы мышцы окрепли. Теперь кость еще крепче, чем раньше.

«Я еще крепче, чем раньше, — сказала она про себя, идя к машине. Она подумала о Гарте. — И мне легче сделать больно».

В то утро она отпросилась с работы, а дома открыла дверь во двор, чтобы впустить ветерок и свежий аромат поздних роз, все еще цветущих у дома. Сабрина задумчиво посмотрела на три доверху полные корзины, стоящие рядышком у двери черного хода, там, где Гарт поставил их вчера вечером. «Я должна что-то с ними сделать, — подумала она. — По крайней мере, потушить их с сахаром».

Вместо этого она приготовила чашку кофе и села к столу. Странно было ощущать свою руку в теплом воздухе. Сабрина Лонгворт снова целенькая, готовая принять на себя груз всего мира. А затем зазвонил телефон. Она знала, что это Стефания.

— Сабрина, — сказала Стефания поспешно, слегка задыхаясь. — Как вы там? Как Пенни и Клифф?

— Прекрасно. — Сабрина была озадачена. «Не просто запыхавшийся голос, — подумала она. — Настороженный. Как-будто она боится того, что я могу ей сказать».

— Мы ездили собирать яблоки, и дети превратились в пару автоматов по сбору урожая. Стефания, что мне делать с тремя бушелями яблок?

В смехе Стефании прозвучали тоскливые нотки, которые тотчас же уловила Сабрина.

— Они всегда увлекаются. Почему ты их не остановила?

— Нас там не было…

— Не было?

— Мы решили пройтись. Мне… не хотелось рвать яблоки, гипс слишком неуклюжий, поэтому мы оставили всю работу.

Последовало короткое молчание.

— Как Гарт?

— Хорошо. Он… в порядке. Я говорила тебе на прошлой неделе, он проводит больше времени дома, Пенни и Клифф счастливы. Мы все… в порядке.

— И?.. Сабрина глубоко вдохнула.

— И сегодня утром мне…

— Нет, я спрашивала о Гарте. Я подумала, возможно, когда он вернулся из Калифорнии, он захотел заняться любовью. Что-то вроде «добро пожаловать домой».

Ее голос снова изменился, словно она попыталась отодвинуть Сабрину на какое-то расстояние. Сабрина почувствовала неловкость.

— А он обычно так и делал?

— Да. И на этот раз тоже, правда? Я не против, знаешь ли. Можешь делать все, что хочешь. Было бы ошибкой ожидать, что человек сможет прожить всю жизнь и не сделать чего-то… ну, отличающегося… В конце концов, пять недель — долгий срок…Ее голос замер, и неожиданно Сабрина поняла. «Интересно, кто он? — подумала она. — Наверное, это случилось совершенно неожиданно».

— Не такой уж и долгий, — осторожно сказала она. — Многое происходит…

— Но он хотел, да? Сабрина, сколько раз вы с Гартом занимались любовью? Пять? Десять? Сколько? Не лги мне!

— Один, — ответила уязвленная Сабрина, на нее снова нахлынуло чувство вины. Она услышала, как Стефания резко вздохнула. — В ту ночь, когда он уезжал в Калифорнию. Я не смогла избежать… Но, Стефания, это не имеет никакого значения… совсем не важно.

— Это было важно для Гарта.

Сабрина ничего не ответила. Стефания свернулась клубком в кресле, ей хотелось, чтобы был хоть один человек, с которым она могла бы поговорить. Габи скоро вернется, но ей нельзя поговорить с ней. И ни с кем другим. Даже с собственной сестрой, которая занимается любовью с ее мужем.

— Мне это очень не нравится, — сказала она, но говорила она не столько о Сабрине и Гарте, сколько о собственных резких перепадах эмоций. Она позвонила, чтобы рассказать Сабрине о круизе. Когда она услышала о сборе яблок, ей захотелось домой. Когда Сабрина призналась, что занималась любовью с Гартом, ей захотелось к Максу.

— Я знаю, что тебе это не нравится, — ответила Сабрина. — Но я не соблазняла его, ты же понимаешь. Я случайно уснула на его кровати. Я бы ничего и не сказала…

— Почему бы и нет? Ты думаешь, мне не все равно? Ты можешь заниматься любовью с Гартом сколько тебе угодно.

— Тебе не нужно предлагать мне твоего мужа, — холодно ответила Сабрина. — Это случилось всего один раз, и я не позволю, чтобы произошло опять. Не из-за тебя, а ради моего душевного спокойствия.

— Сабрина, погоди, не сердись. Прости меня, я не хотела… Сабрина, послушай, я чувствую, что ты расстроилась, ведь я так запуталась… Сабрина? Ты слушаешь?

— Да, слушаю. Что случилось, Стефания?

Стефания услышала любовь в голосе Сабрины и захотела все ей рассказать, но мысли слишком спутались, и ей не удавалось привести их в порядок.

— Не знаю… Нервы расшатались, наверное, потому что иногда я сама не знаю, кем бы мне действительно хотелось быть. Нет, это неправда, конечно же, я знаю. Все это пройдет, как только я вернусь туда, где мое место. Так много странных ощущений…

Стоя в залитой полуденным светом столовой, Сабрина провела пальцем по царапине на крышке круглого стола и уставилась на мертвый листик, свисающий с побега авокадо, который Пенни отказалась выбросить. Так же ясно, как она видела стол и растение, она могла представить себе каждую комнату на Кэдоган-сквер; могла ощутить их тихий покой и уединенность, красоту, которую она сама создала.

Сабрина рассеянно подняла с пола ярлык от бейсбольной кепки, оброненный Клиффом, и положила на шкафчик. Она подумала о том, что забыла вынуть из морозилки мясо на обед.

— Знаю, — сказала она. — Со мной происходит то же самое.

— В Эванстоне? — спросила Стефания с таким искренним изумлением, что Сабрина рассмеялась, ощутив прилив любви к сестре.

— Даже в Эванстоне, — подтвердила она. — Здесь многое происходит.

— Да, действительно, — равнодушно сказала Стефания. — Ты мне говорила.

«Ну, хорошо, — подумала Сабрина. — Все кончено. Я не знаю, почему она не спросила о рентгене. Она знала, что его должны сделать сегодня, но я должна рассказать ей и потом уехать. Не имеет значения, хочу я этого или нет; это ее семья, а я не посторонняя разрушительница жизни сестры».

— Стефания, я была у…

— У нас в «Амбассадоре» дела идут полным ходом, — перебила Стефания.

— Правда? Что вы продали?

— Тот фарфор, который ты купила в Китае. — Голос Стефании звучал возбужденно. — Его доставили три дня назад, и мы с Брайаном даже не успели все распаковать, как его купил торговец из Бонна — его прислал Брукс. А один адвокат из Манчестера купил кушетку Грендли, ту, из красного дерева, с завитушками. Еще заходила леди Старгрейв — ей нужен чиппендейлский лакированный шкафчик для нового городского дома. Я сказала, что достану, только не знаю где.

— Возможно, такой есть в магазине Томаса Стренга. Он в прошлом году купил что-то похожее. Если нет, может быть, у него есть Джиллоуз, Беттина будет довольна и этим: они так похожи по технике исполнения, что она и не догадается о разнице. Но я могу…

— Я позвоню ему, — сказала Стефания и торопливо продолжала: — У Габриэль все хорошо, хотя она и сохнет по Бруксу, как девчонка, и не хочет встречаться ни с кем другим. Думаю, я попрошу ее помочь Брайану в магазине, пока меня не будет. Молчание.

— Пока что?

— Всего несколько дней, Сабрина. Я встретила одного человека — не такого, с которым я бы хотела быть долго, но он меня волнует, и он не похож на тех, кого я знала. Он страшно богатый. — Она легкомысленно рассмеялась. — Совершенная фантастика. Он хочет, чтобы я поехала в круиз по Средиземному морю на четыре или пять дней на его яхте, и я решила поехать. Только один раз, только этот шанс, и я не хочу упускать его.

«Вот почему ты заставила меня сказать, что мы с Гартом занимались любовью. Тебе хотелось иметь оправдание. Вот ты не даешь мне рассказать о моей руке. Тихая Стефания, которую беспокоило, что ее держат в тени; осторожная Стефания, боявшаяся рисковать, которая встретила Гарта и так рано вышла замуж и остепенилась, — теперь у нее рискованный роман. — Сабрина улыбнулась повороту, который сделала их жизнь. — У меня свой рискованный роман, — подумала она, — потому что я встретила Гарта так поздно».

Однако круиз, яхта, Средиземное море. Это был мир Сабрины, и мысль о нем разожгла ее аппетит так, как никакое другое воспоминание. Она знала такие круизы: автономный мир роскоши и чувственности, вне времени и пространства. Ослепительно белая яхта, разрезающая воды сине-зеленого моря, туманные острова, подобные миражам на горизонте, расплавленное солнце, прохладные каюты и томный, как во сне, секс, вплетенный в дни и ночи. О, как мне не хватает этого, как мне это необходимо!

— Но у тебя все это было, — сказала Стефания, будто подслушав мысли Сабрины. — И еще будет. Это мой единственный шанс.

— Последняя попытка?

— Последняя. — Это было обещание, данное ими обеими.

Сабрина глубоко вздохнула. Еще неделя. Еще неделя с Гартом.

— Кто этот человек? — небрежно спросила она. Стефания колебалась.

— Макс Стуйвезант.

— Нет!

— Не торопись. Он изменился. Даже Александра так считает. И вообще, когда ты видела его в последний раз? Он три года провел в Нью-Йорке.

— Александра говорит, что он изменился?

— Она считает, что он стал мягче. Как спелая груша. Сабрина рассмеялась:

— Похоже на Александру. Стефания, ты не можешь хорошо знать Макса. Ты спрашивала о нем Александру?

— Мне это не нужно. Я оформляла его дом. Сверху донизу. Так же, как ты дом Александры. Я не сказала тебе об этом. Боялась, что у меня ничего не получится и мне придется звать кого-нибудь на помощь. Но мне не пришлось. Сабрина, я знаю о Максе все, что мне нужно. Знаешь ли, я не спрашиваю твоего разрешения и уже сказала, что поеду с ним. И вряд ли в твоем положении ты можешь потребовать от меня, чтобы я не легла с ним в постель.

— Я этого не заслужила.

— Наверное, нет, — небрежно ответила Стефания, . — Какова истинная причина того, что ты не хочешь, чтобы я поехала? Не может быть, чтобы из-за Макса. Тебе так скучно, что ты не можешь дождаться своего возвращения домой? Но это же только несколько лишних дней. И я же не прошу у тебя об одолжении, у нас просто нет другого выбора. Правда, Сабрина? Нат еще не делал последних снимков? «Она хочет, чтобы я солгала».

— Нет. Еще нет. Он перенес на конец недели. Ты как раз успеешь вернуться из своего круиза.

— Ну, тогда все чудесно, правда? Я не заставлю тебя больше ждать. Возьму билет на самолет на следующий понедельник. Сабрина… Не сердись на меня. Ты нужна мне. Я знаю, что вернусь, и буду жить в своем доме и заботиться о детях, я постараюсь наладить отношения с Гартом, и все будет в порядке. Я просто пока еще не представляю себе возвращения домой. Потом, после круиза… Ты мне поможешь, правда? Потому что, мне кажется, теперь ты можешь рассказать мне кое-что о моей семье, что поможет мне снова войти в нее. Ты ведь поможешь мне, правда, Сабрина? Сабрина плакала.

— Да, всем, чем смогу. — Она закрыла глаза, загородившись от солнца. Она уловила напряжение в голосе Стефании и поняла, что та настолько же боится возвращения домой, насколько хочет вернуться. Но это не имело значения. Что бы ни произошло между Стефанией и Гартом, Сабрина исчезнет, и именно Стефания займет место в объятиях Гарта, и целый мир будет отделять ее от Макса с его яхтой. И Стефания забудет свое фантастическое путешествие на яхте гораздо быстрее, чем Сабрина перестанет тосковать по Гарту.

«Следующий понедельник. Но до тех пор пускай Стефания отправляется в свой круиз, использует свой шанс, а должна дать ей этот шанс. Пускай едет, не зная о поездке в Коннектикут, не зная, что гипс сняли. Пускай едет. Она еще успеет узнать правду».

Сабрина смотрела, как под ними разворачивается панорама Чикаго, когда самолет взлетел сквозь утреннюю дымку и лег на крыло, поворачивая на восток. Озеро Мичиган сверкало внизу, городские небоскребы сгрудились на его берегу. Она смогла разглядеть Эванстон и университетский городок, обширное зеленое пространство парка Линкольна, высокую стену жилых многоквартирных домов вдоль бледной ленты пляжей, на которые накатывали длинные медленные волны. Несколько отважных моряков вывели свои лодки на озеро, их высокие белые паруса надувались и опадали над водой, играющей синими и зелеными полосами в солнечном свете и под бегущими облаками.

— Конец сезона, — заметил Гарт, глядя вместе с ней в окно. Он обнял ее. — Какая чудесная нынче осень. Она вытянула кисть, покачала рукой с золотым обручальным кольцом.

— Странная осень.

Ее блестящие волосы вились у плеча, безупречный овал ее щеки, чистая кожа и длинные загнутые ресницы были в нескольких дюймах от его губ, его рука обнимала ее плечи. Он вспомнил прошлый год, когда они вместе полетели в Амстердам и она, потом одна уехала в Лондон навестить сестру. Были ли они хоть какое-то время вместе в той поездке? Он не мог вспомнить. Вероятно, нет. В те дни они почти ничего не делали вместе. Почему? Он посмотрел на прекрасную женщину, сидящую рядом с ним, и не смог ответить.

Они поднялись выше облаков. Под ними на фоне белого пейзажа перемещался абсолютно правильный радужный круг с тенью от их самолета в центре.

— Это называется нимб пилота, — сказал Гарт, когда она указала ему на него.

— А мы тоже в центре радуги?

— Нет, насколько я знаю. А что?

— Интересно, выглядит ли наш самолет как тень внутри радуги, если смотреть на него из другого самолета, высоко над нами?

Он улыбнулся:

— Ты думаешь, что мы, возможно, всего лишь тени?

— Если бы мы были тенями, мы, наверное, не знали бы об этом.

Он прикоснулся к ее волосам губами.

— Мне все равно, пока ты для меня такая настоящая.

Сабрина промолчала. Гарт снял руку с ее плеча и раскрыл книгу, через минуту она последовала его примеру. После приземления в Нью-Йорке, когда они ехали в лимузине, который лаборатория Фостера прислала за ними, что бы отвезти их в Стэмфорд, он сказал, поморщившись:

— Моя первая поездка с женой за целый год, а я должен провести весь день с кучкой фармацевтов-администраторов. Лишено всякого смысла.

— А я должна провести его с их женами, — парировала она. — В этом смысла не намного больше.

— Давай убежим? Вернемся в Нью-Йорк, устроим себе каникулы и забудем о Стэмфорде.

— Мы не можем.

— Не можем. — Его голос изменился. — Конечно, нет. Я забыл, как это важно для тебя. «Это важно для Стефании».

— Я хочу сказать, что мы приняли их приглашение и они запланировали для нас день. Гарт, что мне делать со всеми их женами?

— Ничего, просто ходи, куда поведут. Это им надо что-то делать. Развлекать тебя и, думаю, убедить, что Стэмфорд — рай на земле, чтобы тебе не терпелось туда перебраться.

— Но я не имею ни малейшего представления, как себя вести с ними.

— Как тебе хочется.

— Гарт, а чего ты хочешь? Я могу широко раскрывать глаза и с готовностью слушать, или быть холодной и презрительной, или вести себя по-дружески — чего бы ты хотел?

— Послушай, дорогая, ты же не играешь какую-то роль. Я просто хочу, чтобы ты была сама собой. Она взглянула на него, губы ее слегка приоткрылись.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Их было трое, они ожидали в приемной президента, когда лимузин подкатил к административному корпусу лаборатории Фостера в Стэмфорде, городе, очень похожем на Эванстон, примерно в тридцати милях от Нью-Йорка. Здание из стали и стекла поднималось из вымощенной мраморными плитами площади, утопающей в море травы, с фонтанами и волнистыми клумбами хризантем, обрамляющими подъездную аллею длиной в полмили.

Женщины были одеты в шерстяные костюмы — синий, коричневый и зеленый. Они стояли в ряд в приемной, обшитой панелями из розового дерева. Неподалеку массивные кожаные диваны изгибались вокруг стеклянного столика, покоящегося на хромированных завитушках. Всюду на обширном пространстве ковра стояли прозрачные освещенные колонки, внутри которых были выставлены различные предметы, словно редкие драгоценности: подкожные иглы, капельницы, упаковки таблеток, бутылки с разноцветной жидкостью.

Женщины дали Сабрине и Гарту время, чтобы почувствовать благоговение перед этой ослепительной обстановкой. Гарт ничего не сказал. Сабрина знала, что на него не произвело впечатления такое тщательно поставленное великолепие. И действительно, он его почти не заметил. Его больше интересовала хорошо оснащенная лаборатория или даже устройство нового пищевого процессора, чем все розовое дерево Коннектикута.

Но она понимала, что хозяева надеются произвести впечатление на гостей, поэтому обвела взглядом всю комнату и пробормотала:

— Великолепно. Роскошно.

Женщины заулыбались и протянули ей руки, искоса поглядывая на Гарта, который оказался моложе и внешне гораздо интереснее, чем они ожидали. Когда его увлекали за собой их одетые в темные костюмы мужья, они сосредоточили свое внимание на Сабрине.

— Вот мы и встретились снова, — сказала одна из них. — Добро пожаловать в Стэмфорд. Это было для Сабрины полной неожиданностью. Стефания не была в Стэмфорде. Значит, эта женщина, наверное, приезжала в Эванстон. Почему же Гарт не упоминал об этом?