— На следующей неделе.

— Отлично.

И Сабрина вновь занялась розами. Она понимала, что только что между ней и Хуанитой состоялось нечто вроде игры «чья возьмет?». И обе остались в выигрыше: Хуанита по-своему убралась в доме, Сабрина не стала готовить обед.

Оставался вопрос: за кем последнее слово в этом споре? За Хуанитой, она, во всяком случае, так решила. Сабрина едва удержалась от смеха.

«Ну, ничего, — подумала она. — Подожди! Вот придет Гарт!»

На ужин они доедали то, что им принесли друзья и знакомые за эти дни. Сабрина молча ела и слушала, как Гарт и Клифф обсуждали футбольную игру, которая состоялась днем. Клифф забил два гола.

— Жаль, ты не видела, мам! Это было так здорово! Наследующей неделе состоится последний матч сезона. Ты придешь поболеть? Мне всегда нравится, когда вы с папой сидите на трибунах. Я лучше играю.

— Конечно, приду, — сказала она. — Я думаю, что Пенни нужно подумать об этом.

После этого она вновь замолчала и стала слушать их разговоры. Гарт постоянно смотрел на нее вопросительным, выжидающим взглядом. Он думал, что она вот-вот поведет беседу за столом или хотя бы включится в нее, но этого не происходило. В последнее время она была так разговорчива, и вот на тебе…

Сабрина молчала, ибо наблюдала за семьей со стороны.

— Голова все еще болит? — поинтересовался Гарт после ужина.

— Да, немного. Но боль забилась куда-то далеко внутрь, превратилась в такой… тупой шум, к которому я уже привыкла.

— Ты сегодня такая тихая. Плохой день выдался?

— Наоборот, хороший. Даже смешной…

Пенни принесла коробку с мороженым, и пока Гарт раскладывал его по тарелкам и наливал кофе, Сабрина рассказала ему о том, как она общалась с Хуанитой. Он то и дело срывался на смех, но был очень удивлен:

— Ты всегда говорила, что чувствуешь себя неуютно, когда приходится отдавать кому-нибудь распоряжения. И поэтому, дескать, нам не нужно иметь прислугу.

— О! Не знаю, чем объяснить произошедшие перемены. Разве что сломанной рукой и ноющей головой. Но теперь мне вдруг стало нравиться распоряжаться. Кроме того, Хуанита не только заставила меня съесть приготовленный ею обед, но и уговорила нанять ее. Гарт изумленно вскинул брови:

— Ты наняла ее?

— На один день в неделю.

Сабрине надоело защищаться и оправдываться. Она привыкла к этому. В Лондоне она никогда ни перед кем отчитывалась за принимаемые ею решения. За них она отвечала только перед собой. Интересно, всегда ли советовалась Стефания с мужем, когда предстояло немного потратиться?

— Отлично, — сказал он, наконец. — Сама знаешь, сколько раз я сам предлагал так поступить. Просто стоило прежде поговорить со мной, обсудить…

«Я ни с кем не обсуждаю своих планов?» Но вдруг она вспомнила Антонио, который сидел напротив нее в «Ле Гавроше» и небрежно разрешал ее проблемы, говоря, что он избавит ее от ее же «лавчонки». Роскошь ли то, что она ни с кем не обсуждает своих планов? Или бремя?

— Прости, — сказала она Гарту. — Мысль явилась как-то сразу и…

Зазвонил телефон. К нему подскочил Клифф, затем крикнул:

— Мам! Это тебя! Тетя Сабрина!

Сабрине трудно было расслышать далекий, прерываемый помехами голос Стефании из Лондона. Она говорила что-то насчет Антонио. Легок на помине!.. Чувствовалось, что она чем-то встревожена.

— Я перезвоню тебе, — сказала Сабрина. — В выходные.

— Нет! — слабея, донесся голос Стефании. — Меня не будет в стране.

— Тогда в понедельник, — предложила Сабрина и добавила: — Не бери в голову Антонио.

Что бы там с ним ни было, все это сейчас казалось Сабрине бесконечно далеким и несущественным.

В выходные она вообще забыла об этом звонке. Незаметно для себя она полностью погрузилась в новую жизнь и семейные заботы. Она с Гартом работала по дому, во дворе, иногда прибегала к помощи детей. Они разговаривали о разных семейных делах. Сабрина вновь стала готовить еду, выбирая наиболее интересные рецепты из кулинарной книги своей сестры. Она не могла не внести кое-каких дополнений лично от себя. И дошло до того, что в воскресенье вечером, за чашкой кофе после ужина, Гарт сказал ей, что она с одной сломанной рукой готовит гораздо лучше, чем большинство шеф-поваров с двумя здоровыми.

Он даже и подозревать не мог, как приятно ей было слышать эти слова в свой адрес. От него…

Сабрина подумала об этом, когда они с Гартом остались одни в гостиной. Сначала они смотрели какое-то шоу по телевизору, затем сели рядышком и стали читать. Дом медленно погружался в тишину. Слабо доносилась магнитофонная музыка. Сабрина подняла глаза от книги и увидела, что Гарт смотрит на нее. Они улыбнулись друг другу. Казалось, что кроме них никто в этом мире уже не бодрствует. Чтобы не показать своего смущения, она вновь вернулась к книжным страницам. В полночь Гарт объявил, что идет спать.

— Завтра рано утром у меня встреча с вице-президентом.

А чуть позже, когда Сабрина погасила в гостиной свет и поднялась в спальню, она обнаружила его лежащим на краю супружеской кровати. Затаив дыхание, стараясь стать невесомой и невидимой, она на цыпочках пробралась к другому концу постели, тихо разделась и легла. Он не шевельнулся. Дыхание его было ровным и глубоким. Она не могла понять, спит он или нет.

В понедельник Гарт предложил ей еще несколько дней не ходить на работу.

— Я позвоню Тэду и обо всем договорюсь, — сказал он, и она согласно кивнула.

«Трусиха, — подумала Сабрина через пять минут. — Все равно рано или поздно придется туда идти». Впрочем, некоторые вещи уже нельзя было больше откладывать. В частности, учительница Пенни уже не в первый раз вызывала ее для разговора. В понедельник, после обеда, Сабрина, наконец, решилась и пошла в школу. Стефания описывала эту женщину, одним словом: «Пугающая». Бросив первый взгляд на учительницу с безупречно прилизанными седоватыми волосами, твердым ртом и негнущейся шеей, Сабрина поняла свою сестру.

— Присаживайтесь, миссис Андерсен. Пенни рассказы вала мне о вашей беде. Очень сочувствую. Как рука?

— Думаю, скоро все будет в порядке.

— Рада за вас. Хотя вряд ли человек может знать наверняка, что творится у него под гипсовой повязкой. Остается только надеяться на лучшее. Миссис Андерсен… Я уже говорила вам в прошлом году, что очень рада успехам вашей дочери, говорю вам это и сейчас. Она прелестный ребенок и хорошая ученица. Однако ей недостает скромности. У девочки слишком сильно развито самомнение. Она излишне своенравна. Вы, несомненно, замечали это за ней. Сабрина спокойным взглядом смерила миссис Кейзи.

— Своенравна, — задумчиво повторила она.

— Она чересчур уверена в себе. Разумеется, я понимаю, что в ее возрасте это неудивительно, но она… Слишком выделяется. Она признает только свое мнение. На мой взгляд, вам, как матери, необходимо немного поработать в этом направлении.

— В каком конкретно? — заинтересованно спросила Сабрина.

— Она должна научиться покорности. Без этого, миссис Андерсен, дети становятся неконтролируемыми. Пенни должна научиться уважать старших, знать свое месте если угодно. Она еще ребенок, и ее время придет, но пока что… Взрослые знают жизнь лучше, чем дети, — это неопровержимая истина. Если дети вдруг будут считать, что их мнение равноценно нашему, как, спрошу я вас, мы можем держать их в руках? Как мы можем учить их? Вы, конечно же, все это хорошо понимаете. И я бы не вызвала вас, если бы в последнее время Пенни не стала особенно непреклоной… Я ценю в детях независимость, но до известных пределов, миссис Андерсен. И я не поощряю, когда дети со всем распускаются.

Сабрина нетерпеливо кивнула.

— Это как-то связано с кукольным представлением?

— Хороший пример. В пьесе драматически описывается покорение Дикого Запада, мексиканская война, золотая лихорадка. Это представление не игра, а элемент учебной программы. Весной я удовлетворила просьбу Пенни о подготовке ею кукольных костюмов. Когда этой осенью у нас в школе начались занятия, у нее уже имелся в распоряжении полный набор эскизов. Она продемонстрировала завидную творческую энергию в работе над ними. Но… когда я указала на некоторые недостатки и предложила их исправить, Пенни заспорила со мной. Когда же я повторила свою просьбу, она наотрез отказалась вносить какие-либо исправления, заявив, что это ее проект и ее идея. Естественно, вы меня понимаете, что я так дела не оставила. Или в классе чувствуется авторитет старшего, или начинается хаос. Я перепоручила сделать костюмы Барбаре Гудман, которая…

— Не поговорив предварительно с Пенни?

— Ах да! Признаю, в этом моя ошибка. Я хотела предупредить ее, но что-то произошло в школе, и на следующий день это как-то вылетело из головы. Я понимаю, она обиделась. Я обязательно принесу ей свои извинения. Для детей является хорошим примером, когда взрослые извиняются перед ними за допущенные ошибки. Но не будем забывать, что если бы Пенни согласилась с моими замечаниями и доработала костюмы, никто не перепоручил бы это другой девочке.

— Миссис Кейзи…

В первый раз за все время разговора учительница взглянула прямо в глаза Сабрине. И увидела в них ледяной блеск.

— Миссис Андерсен, это рядовой случай. Не стоит придавать ему большое значение…

— Прошу вас выслушать меня. Теперь наступила моя очередь, — сказала Сабрина и сделала долгую паузу, что бы учительница до конца уяснила ее слова и как следует приготовилась… — Вы тиран, — очаровательно улыбнувшись, проговорила Сабрина. — И как всякий тиран, вы хорошо умеете рассуждать об авторитете старших и о железном порядке в классе. И о том, что дети должны знать свое место. — Она была так разгневана, что голос ее слегка подрагивал. Впрочем, ей тут же удалось справиться с эмоциями, и она продолжала ровным и спокойным тоном: — Если бы вы работали с такими принципами во взрослом коллективе, все было бы нормально. Взрослые есть взрослые. Они и сами в случае чего могут напомнить вам ваше место. Но вы командуете шестиклассниками. Детьми, которые еще не умеют защищаться и не могут противостоять вам в ваших попытках лишить их независимости и уверенности в себе.

— Вы не можете говорить со мной в таком…

— Вы получаете зарплату из моих налогов, миссис Кейзи. По сути, вы работаете на меня. И прошу вас, дайте мне закончить. Я являюсь матерью Пенни и поэтому делаю и впредь буду делать все, чтобы моей дочери было уютно жить в этом мире. Вы слышите? Я хочу, чтобы она была уверена в себе и своих силах, что позволяло бы ей совершать самостоятельные поступки и иметь свою точку зрения. И без стыда, конечно, просить у окружающих помощь, если она ей будет необходима. Я не позволю вам командовать ею. Вот вы говорили, что необходимо поработать не много «в этом направлении». Работайте в том направлении, в каком вам угодно, но если это будет подавлять мою дочь, берегитесь!

— Да как вы смеете…

— Я еще не закончила. Предлагаю вам два выхода из ситуации. Я могу устроить, чтобы Пенни перевели в параллельный класс, дав понятные объяснения мотивов своего поступка вашему начальству. Или я позволю Пенни остаться в вашем классе, если вы убедите меня в том, что отныне сосредоточитесь исключительно на воспитании и обучении детей.

Миссис Кейзи молчала, вдавив руки в колени. На ее каменной шее пульсировала тонкая жилка. Голова с седыми локонами чуть подрагивала, как большой цветок на слабом стебле.

Вдруг гнев Сабрины стал утихать, и его место начала занимать жалость. Она догадалась, что методами миссис Кейзи кое-кто уже был недоволен и ее жалоба может переполнить чашу терпения начальства. Пауза затягивалась, значит, Сабрина не ошибалась в своих догадках.

Повинуясь внезапному импульсу, она сказала:

— Почему бы нам не продолжить разговор за чашкой кофе? У вас в школе есть какое-нибудь местечко… Миссис Кейзи подняла на нее глаза.

— Вы же хорошо знаете, что есть. Комната отдыха, где вы работали, помогая нам в прошлом году провести рождественский вечер.

— Разумеется. Но я имела в виду более уединенный уголок.

— Там нам никто не помешает. — Она прерывисто вздохнула. — Миссис Андерсен, я преподаю вот уже тридцать лет. Школа — это все, что у меня есть. Это заменило мне семью. Больше меня ничто не связывает с миром. Вам это, конечно, не понятно… Полное одиночество! Что вы можете об этом знать?.. Всем нам нужно во что-то верить. Я верю в порядок и авторитет взрослых над детьми. Я всегда хотела быть хорошей учительницей. Если оказалось, что это не так, значит… значит, я никто. Гнев Сабрины исчез, как будто его и не было. Осталась жалость. «Я верю в себя, — подумала она. — Миссис Кейзи, вероятно, это не под силу».

Она поднялась:

— Итак, кофе? Я думаю, мы о многом сможем поговорить.

Во вторник Пенни прибежала домой из школы счастливая. Она с радостным криком бросилась Сабрине на шею и на одном дыхании выпалила новости. Оказывается, миссис Кейзи снова поручила ей подготовку костюмов для кукольного представления, а Барбару Гудман назначила ей в помощницы.

— Она попросила у меня прощения и даже улыбнулась!

— А что думает Барбара?

— Она страшно рада! Барбара ведь ничего не понимает в это деле и дико испугалась, когда ей поручили делать костюмы! А почему ты сидишь у телефона? Ждешь звонка?

— Да нет, я сама пыталась дозвониться одному человеку, но ее не было дома.

— Тогда пошли смотреть мои эскизы! Миссис Кейзи сказала, что я могу их смело использовать. Все! Только нужно немного подправить генерала. Она показала мне его фотокарточку в книге, так что я знаю, как его переделать. Ты в спальню?

Сабрина погладила Пенни по голове и стала медленно подниматься наверх. Она все утро пыталась дозвониться до Стефании, чтобы узнать, что та хотела сказать ей в пятницу. Но к телефону никто не подходил. Даже миссис Тиркелл не было дома.

«Ничего, позвоню позже, — думала Сабрина. — Из спальни. Там мне никто не помешает».

За ужином Гарт как-то странно посмотрел на нее и сказал:

— Сегодня я услышал о своей жене фантастическую историю. Сабрина внутренне напряглась.

— Да?

— Да. От Вивьен Гудман. «Вивьен ничего не известно. Не о чем беспокоиться», — тут же мелькнуло у нее в голове.

— Она рассказала мне, как вчера ходила в школу, к учительнице своей дочери, которая страшно перепугалась от одного учебного задания. Не могла его выполнить, а сама об этом сказать боялась. Однако когда Вивьен подошла к кабинету, она знала, что у учителя уже сидит другая мамаша и говорит о том же учебном задании. Беседа была настолько интересной, что Вивьен не удержалась от того, что бы не подслушать. — Гарт выдержал красивую паузу, окинул торжествующим взглядом жену и потом изрек: —

Почему ты не сказала мне о том, что назвала миссис Кейзи тираном?

Сабрина покачала головой. Она не хотела говорить Гарту о своем визите в школу, потому что не знала, как в этой ситуации поступила бы Стефания.

— Если верить Вивьен, ты была неприступно холодна, собранна и просто уничтожала взглядом. Жаль, меня там не было!.. Обычно, когда речь заходит о детях, эмоции берут над тобой верх. «Разве?»

В лучшем случае Стефания на ее месте устроила бы громкий скандал. Она потеряла бы рассудок от ярости. «Но не так уж трудно быть холодной и собранной, — подумала Сабрина, — когда речь идет не о твоем родном ребенке. Я повела себя не как мать, но так получилось даже к лучшему».

— Почему ты качаешь головой? — спросил Гарт. — Ты не называла ее тираном?

— Что? Ах да! Называла… Просто вырвалось… Она и в самом деле говорила и вела себя как…

— Не извиняйся. Вивьен говорит, что миссис Кейзи терроризирует своих учеников в течение многих лет. Ты удивительная женщина. Я горжусь тобой.

Она покраснела от удовольствия, но внутренне встревожилась, почувствовав, что стала некоторым образом зависеть от его оценок и похвал в свой адрес.

— А я и не знала, что Барбара — дочь Вивьен, — сказала она, чтобы поменять тему. — Я как-то не связала в сознании эти два имени.

— Я думал, ты встречала их обеих на классном пикнике в прошлом году.

— Да? Я не помню.

«Ох, как я устала играть свою роль. И нет ни одного человека, в общении с которым я могла бы расслабиться, с которым я могла бы быть сама собой. Нет никого, кроме Стефании. Но куда она подевалась? Почему ее нет дома? И где миссис Тиркелл?..»

Позднее, когда она сидела с Гартом в гостиной и читала, вдруг зазвонил телефон.

— Да куда ты побежала! Возьми здесь! — крикнул ей в спину Гарт, когда она устремилась к телефонному аппарату, который был на кухне.

«Стефания! Наконец-то!»

— Стефания? — раздался в трубке голос ее матери. — Мы только-только вернулись в Вашингтон. Как у тебя дела? Как съездила в Китай? Я никак не могу поймать Сабрину в Лондоне, так что жду новостей от тебя.

Сабрина лихорадочно перестраивала свое сознание с сестры на мать.

— Я думала, ты была в Париже. Или в Женеве…

— В Москве, дорогая. У твоего отца там была конференция. Но она быстро закончилась, и мы сразу же вернулись домой. Ну, рассказывай же о Китае.

Сабрина вкратце описала поездку в Китай, в который уже раз вызывая в своей памяти образ господина Су, вспоминая бронзовую лампу, шахматы, тонко вырезанную фигурку из слоновой кости, которую подарил господин Су.

«Господи, что я делаю?! Я уже обманываю свою мать! Неужели и у нее не возникает никаких подозрений?»

— У тебя усталый голос, Стефания. Все в порядке? «Главное не говорить о сломанной руке. А то она захочет приехать, помочь по хозяйству, и тогда жди непредвиденных последствий. Неизвестно, смогу ли я обвести ее вокруг пальца так же, как это получилось с другими людьми».

— Все нормально, мама. Просто очень занята. Ты не представляешь, как много на меня всего навалилось после приезда. Ведь меня не было три недели!

— Проблема только в этом? Ты уверена? А… как у вас отношения с Гартом?

— Все хорошо. Почему ты спрашиваешь?

— Я все прекрасно понимаю, дочка. Я же прекрасно почувствовала тревогу в твоем последнем письме. Она очень обеспокоила нас с отцом.

— Все нормально, мама. Я ненавижу работу по хозяйству и люблю свой дом.

Лаура удивленно рассмеялась:

— И это главная новость, которую ты мне хотела сообщить?

— По возвращении из Китая мне все показалось действительно… новым. — Сабрина начала говорить правду и уже не могла остановиться: так долго ей хотелось поговорить с кем-нибудь по-настоящему! Вернее, выговориться. —

Ненавижу стирать и очень люблю возиться в саду. Я наняла служанку, которая будет приходить раз в две недели на один день. А между ее визитами я вообще не буду заниматься домом — гори он синим пламенем!

— Стефания, это непохоже на тебя.

— Возможно. Путешествие во многом изменило меня. Мне нравится спокойный ритм здешней жизни. Я рада, что мне не нужно постоянно заботиться о своем имидже в обществе.

— Это камень в наш огород, дорогая? Сабрина сделала паузу.

— Нет. О вас я даже не подумала. А что, для вас это является серьезной проблемой?

— Естественно. Мы с отцом просто обязаны держать марку. И тебе это прекрасно известно с тех самых пор, как ты появилась на свет. Сабрина понимает такие вещи лучше тебя, поэтому она и живет так хорошо, ты так жить не смогла бы.

— Ты права. Я и не хочу. Мне нравятся люди в Эванстоне. Меня все здесь устраивает. Я без труда нахожу уют в убогих комнатенках нашего… великолепного, большого дома! Мне нравится семья, которая меня окружает с утра до вечера! Слишком много шума, но зато и много жизни. Они не дают мне забыться…

— Стефания! Вы что, там с Гартом наркотики принимаете, что ли?

— Нет, мам, ну ты что, в самом деле?!

— Ты прислушайся как-нибудь к своему собственному голосу и к своим речам, тогда поймешь меня. С чего это ты вдруг завела со мной разговор о том, что тебе нравится, и что не нравится?

— Потому что мне хочется поговорить с тобой, мама. Я думала, тебе будет интересно узнать, что твоя дочь счастлива. И разводиться мы с Гартом не собираемся.

— Дорогая, я и…

— Но ты же встревожилась, прочитав мое письмо! Наверное, и об этом подумала, а, мам?

— Ты права. Подумала. Да и как было не подумать? Сегодня каждый второй брак распадается, могу ли я оставаться спокойной? Посмотри на Сабрину. Не знаю, в чем состояла ее ошибка: в том, что она вышла замуж за Дентона, или в том, что она развелась с ним… Но я чувствую, что она несчастлива. А ты как?

Сабрина молчала, погруженная в свои мысли.

— Стефания? А ты как?

— Я счастлива. Но… не всегда.

— Вот видишь! Как же мне не тревожиться? Ну, ладно, дочка, отец зовет меня. Мы приедем к тебе на День благодарения, как обычно. Как ты думаешь, удастся нам вытащить в этом году Сабрину?

— Сомневаюсь.

— Ну, я все равно ей позвоню.

После разговора с матерью Сабрина задержалась на кухне.

«Я забыла сказать тебе об одном, мама. О том, что приобрела только здесь. Я рада быть среди людей, которые принимают меня такой, какая я есть. Не за мою внешность или остроумие, не за мою элитную „лавчонку“, не за мои связи и не за мое прошлое замужество».

«Да хватит тебе заливать-то! — вдруг раздался в ее душе противненький голосочек. — С чего ты взяла, что эти люди принимают тебя такой, какая ты есть? Им что Сабрина Лонгворт, что Стефания Андерсен».

Тем самым был поставлен жестокий вопрос и дан на него безжалостный ответ.

В среду Сабрина вновь попыталась поймать по телефону Стефанию.

— Леди Лонгворт нет дома, — ответила с того конца провода миссис Тиркелл. — Если хотите, миссис Андерсен, я передам ей, чтобы она вам перезвонила.

— Да. Я уже долго не могу ее поймать. И вообще, к вашему телефону никто не подходил.

— О, прошу прощения, миссис Андерсен! Я навещала сестру в Шотландии. Она нездорова. А леди Лонгворт сейчас, кажется, работает над обстановкой дома на Итон-сквер. Но я позабочусь о том, чтобы она вам перезвонила.

Когда Сабрина повесила трубку, ею овладело отчаяние, словно перед ее носом кто-то захлопнул дверь. Леди Лонгворт работает над обстановкой дома на Итон-сквер. Миссис Тиркелл зовет ее миссис Андерсен. Горькое чувство утраты овладело сердцем Сабрины, как будто ее навсегда вышвырнули из прежней жизни.

«Но это невозможно! Немыслимо! Мне тут нравится, но это еще не означает, что здесь есть именно то, что я хочу. Завтра же поговорю со Стефанией. Необходимо узнать, что там происходит. Нельзя терять связь с тем, что я на время оставила. На время».

Но на следующее утро Пенни проснулась с сухим ломким кашлем. Сабрина испугалась. «Я виновата, — корила она себя. — Надо было внимательнее смотреть за тем, как одеваются дети перед выходом на улицу. Сейчас уже не лето».

Она перелистала справочник Стефании и позвонила врачу.

— Приводите дочь к нам, — сказала ей по телефону медсестра. — Врач обследует ее. Сабрина снова заглянула в справочник. Ридж-авеню…

— А как к вам добраться? Наступила неловкая пауза. Медсестра была явно застигнута врасплох вопросом миссис Андерсен.

— Что-нибудь случилось с вашей машиной? — наконец произнесла она. — Попросите у кого-нибудь из ваших друзей…

— Да. Хорошо. Я поняла. Мы приедем.

Повесив трубку, Сабрина стала лихорадочно водить пальцем по карте города, которую она просматривала уже в течение трех недель. Наконец она вспомнила дорогу к медицинскому центру, где лежала после аварии.

— Не стоит вам так сильно беспокоиться, — спокойным тоном заверила ее врач. Это была миловидная женщина средних лет. Она озабоченно смотрела не на Пенни, а на ее мать.

— Вы так напряжены. Вас беспокоит ваша рука или…

— Может, мы все-таки поговорим о Пенни? — резковато спросила Сабрина.

— Да, конечно. Пенни, милая, у тебя бронхит. Ничего серьезного, но могут быть неприятности, если ты его запустишь. Что я могу сказать? Постельный режим на несколько дней, хорошо проветренное помещение, немного невкусного сиропа, который должен смягчить кашель. Ты или твоя мама должны позвонить мне в субботу, чтобы я знала, как у тебя идут дела. Вопросы есть? Пенни отрицательно покачала головой.

— Прошу прощения, — извинилась Сабрина за свою грубость. — У меня сейчас столько забот… Мы обязательно позвоним вам в субботу.

— Или раньше, если потребуется помощь. И, пожалуйста, успокойтесь. У Пенни крепкий организм. Через несколько дней она поправится.

В машине Сабрина недовольно покачала головой. Она была зла на себя и понимала, что вела себя совсем не как Стефания. Но с другой стороны, она впервые в жизни была мамой больного ребенка.

В тот вечер они с Гартом отправились ужинать к Талвия, оставив удобно устроившуюся на кровати Пенни в обществе брата. Они вместе ели и болтали о жизни.

— Мы купили тебе небольшой подарок, — сказала Линда, когда они появились у нее.

— Еще один день рождения?

— Нет, — засмеялась Линда. — Просто нам с Долорес захотелось как-нибудь взбодрить тебя, поэтому мы купили тебе вот это. Веселенькое, не правда ли?

Это было платье из мягкой хлопчатобумажной ткани, все в цветах. Ярче этой расцветки не было ничего в гардеробе Стефании. Такие платья очень нравились Сабрине. Все ее лицо осветилось счастливой улыбкой, что явилось своеобразным знаком для Гарта, который тут же сердечно поблагодарил Линду за этот подарок его жене.

— Я буду ходить в нем на работу. Оно слишком красивое, чтобы пылиться в шкафу.

— Тебе, правда, понравилось? Долорес думала, ты скажешь, что оно слишком кричащее.

— Ничего подобного. Оно великолепно. У тебя чудесный вкус. Линда покраснела от удовольствия.

— А как ты узнала, что это я его выбрала?

— Ты же сама сказала, что Долорес оно не понравилось.

Она надела платье на следующий же день. Оно, действительно подняло ей настроение. Линда и Долорес купили это платье для нее, а не для Стефании. В последние три недели они общались между собой как верные подруги, практически каждый день сидели у кого-нибудь из них на кухне и пили кофе. Или вели бесконечные женские разговоры по телефону. И как бы они ее ни называли, именно ее, Сабрину, они считали своей подругой.

Она все еще не поговорила со Стефанией, но это не казалось уже таким важным. Если бы что-нибудь случилось, Стефания сама разыскала бы ее. А раз не звонит, значит, все нормально.

— Чудесное платье, — сказал Гарт. — Под стать тебе. Она смутилась:

— Спасибо.

— Ты выглядишь в нем просто великолепно. И не скажешь, что у тебя сломана рука.

— В самом деле, мне лучше. И Пенни почти выздоровела.

— Голова больше не болит?

— Нет, совсем отпустило. И шрамы прошли, их почти не вид… — Она осеклась.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. — Поначалу я думал, что не поеду на конференцию, но раз ты совсем поправилась… Я, пожалуй, поеду.

— На конференцию?

— Я рассказывал тебе… Или нет?

— Не думаю.

— Она начинается завтра, шестого октября. В Беркли. Я думаю, продлится неделю. Боже, неужели я и правда, забыл тебя предупредить? Хорош! Непростительная ошибка…

— Не укоряй себя из-за таких пустяков. Наверное, ты говорил, но я почему-то забыла.

«Великолепно! — ликовала она в душе. — Целая свободная неделя! И не надо будет каждый раз выдумывать предлоги для того, чтобы избежать близости. Какая я дура, что сказала про зажившие шрамы!.. Ну, ничего, раз он уезжает… Господи, неужели можно будет чуть-чуть расслабиться?»

— Я рада, что ты поедешь, — сказала она.

— Рада, что освобождаешься от меня на целую неделю? Она еле сумела скрыть свое смущение и страх. Когда это он научился читать ее мысли?

— Нет, при чем тут это? Просто я обрадовалась, что тебе не нужно будет из-за меня отказываться от того, что тебе нравится. За нас не беспокойся. С нами все будет в порядке, работай спокойно.

— Ты собираешься в понедельник идти в офис?

— Да. Да, конечно! А почему ты спрашиваешь?

— Дай тебе волю, ты бы никуда не пошла.

— Я же этого не говорила.

— Но думала.

— Я пойду на работу, потому что это моя обязанность, — повысив голос, произнесла она. — В конце концов, надо же возвращаться к людям. А то странное дело получается: с подругами я встречаюсь, а на работу нельзя, потому что рука сломана. Кстати, у меня назначено свидание с Вивьен. За обедом. Хотела спросить у тебя: что там с ее проблемами?

— Я никогда не рассказывал тебе мою «Теорию университета»? — с улыбкой проговорил Гарт. — Как и большинство прочих учреждений, он похож на черную патоку. Медленную, тягучую… Ну, ты понимаешь меня. Если где-то что не так, то рана тут же затягивается без всякого следа. Сабрина рассмеялась:

— Но, насколько мне известно, стоит только чуть-чуть подогреть черную патоку, как она становится легкой и подвижной.

— Именно! Поэтому мы и разведем небольшой костерчик под креслом вице-президента. Лойд Страус. Ты его знаешь.

— И он сделается более легким и подвижным?

— Как приливная волна. Пройдет неделя, и он обнаружит, что человечество, оказывается, наполовину состоит из женщин. Тогда он спросит пузатенького Уильяма Вебстера, почему наше заведение так сильно смахивает на консервативный мужской клуб. Потребует объяснений.

— Тебе бы хотелось отделаться от Вебстера.

— Это что, написано у меня на лбу? Насколько я знаю, кроме тебя, никто этого еще не видит. Ты думаешь, мне нужно его кресло?

— Нет.

— Правильно, черт возьми! Мне хочется больше времени проводить в лаборатории, а не разгребать бумаги на письменном столе.

— Дает ли тебе лаборатория Фостера то, что ты хочешь?

— Я все ждал, когда ты меня об этом спросишь.

— Я не хочу затевать с тобой спор. Просто интересно удовлетворяет ли тебя работа там… Он посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом.

— Не уверен.

— А что нужно сделать для того, чтобы ты был уверен?

— Думаю, мне надо прийти туда и еще раз все осмотреть.

Она кивнула.

— Комментариев не будет?

— А что ты от меня ожидаешь?

— Если бы я знал! Обычно слова лились из тебя мощным потоком. Если я пойду, ты пойдешь со мной?

— Не думаю. Тебе нужно все решить самому.

— Что-то новое в твоем подходе… До сих пор… Сабрина резко встала и расправила складки своего нового платья.