И все же усталость не отпускала. Ничего, впереди еще много времени и она сможет по достоинству оценить все, что ее будет окружать. Начать можно хоть с завтрашнего утра.

— Я лучше сразу поднимусь к себе, — усталым голосом объявила Стефания. — Сил нет садиться за стол.

Она уже хотела было пожелать миссис Тиркелл спокойной ночи, как вдруг наткнулась на ее изумленно-растерянный взгляд. В этом взгляде было все: и долгие часы тщательных приготовлений к приезду хозяйки, и ворожба над кастрюлями с «небольшим угощением», и привязанность к Сабрине, и горячее ожидание благодарности хозяйки за настоящую английскую еду после многих дней блуждания в заморских далях… У Стефании никогда не было ни экономки, ни горничной. Для Сабрины лучившееся радостью лицо миссис Тиркелл, возможно, было бы важнее ее усталости.

— Впрочем, — задумчиво проговорила Стефания, поворачиваясь лицом к столовой, — от бисквитов, пожалуй, отказаться не смогу. У китайцев ничего подобного нет. Я отведаю пару штучек сейчас, а завтрак, миссис Тиркелл, я бы хотела получить у себя в спальне, если не возражаете, а?

— О, миледи, именно на это я и рассчитывала! Идите же к столу, там уже давно все готово. А я только отнесу наверх ваш багаж.

В ту ночь Стефанию одолевали кондитерско-кулинарные грезы. Тут были и желе, и сладкий крем, приготовленный любезной миссис Тиркелл, и печенья с пирожными Николса Блакфорда, рассыпанные на тротуаре одной улочки, и ростбиф, который она приготовила своей семье накануне отъезда в Китай. Над видениями блюд колыхалась улыбка экономки, окруженная яркими лондонскими огнями и расплывчатым образом бронзовой дверной побрякушки, сделанной в форме руки, держащей свернутый в рулон манускрипт. Это было первое, что бросилось Стефании в глаза, когда она подходила к дому своей сестры Сабрины.

Смутные картины и образы оставили Стефанию в середине ночи, поэтому, проснувшись, она отчетливо представляла себе, кто она и где она. Она просыпалась медленно, потягивалась грациозно, словно кошка, на простынях из египетской хлопчатобумажной ткани. Такой же нежной, как шелк. Ложась накануне вечером в кровать, она не смогла отыскать ни одной ночной рубашки и поэтому легла обнаженной. Теплое постельное белье ласкало и гладило ее кожу. Она снова потянулась и, наконец, открыла глаза.

Спальня представляла собой просторную комнату в форме латинской "L". Стены были обтянуты щелком. Полосы голубого оттенка сменялись полосами оттенка слоновой кости. На полу был разложен переливчато-синий ковер. Высокая кровать в стиле Людовика XIV и ночные столики располагались в малом крыле комнаты. Другое крыло представляло собой как бы отдельную от спальни гостиную. Перед камином помещалось огромное кресло, рассчитанное как минимум на двоих, и шезлонг. Вдоль стены стояли два французских комода с зеркалами, а между ними — туалетный столик в том же стиле. У высокого окна, выходящего на обнесенный стеной задний двор и террасу — все это находилось четырьмя этажами ниже, — стоял круглый стол, накрытый узорчатой шелковой скатертью, спадавшей почти до самого пола, и два обтянутых шелком мягких стула.

Словом, это была замечательная, с изысканной обстановкой комната. В ней было много простора и комфорта, она действовала успокаивающе.

Стефания спрыгнула с кровати и стала разгуливать по комнате, удивляясь ей и самой себе. Как все оказалось просто! Как свободно и уверенно она себя чувствовала! Ее пальцы скользили по шелкам, по полированному дереву, по Мрамору камина, по бархату обивки шезлонга… Она подошла к зеркалу и, поднявшись на цыпочки, раскинула руки в стороны.

— Миледи… — томно проговорила она, обращаясь к своему отражению, и улыбнулась. В глазах ее блеснули озорные искорки.

Она чувствовала, как ее охватывает возбуждение и восторг. Она раскрывалась навстречу роскоши, словно цветочный бутон навстречу солнечным лучам.

Стефания обвела медленным взором богато обставленную комнату, вздохнула полной грудью и стала прислушиваться к тишине. Никто не просил приготовить завтрак, никто не требовал пришить оторвавшуюся пуговицу. Она знала, что за дверью спальни не найдет сваленного прямо на пол вороха грязной одежды и белья, ожидающего, пока она его постирает. На работе ее никто не ждал. Стефания была одна и предоставлена самой себе. Она дышала воздухом свободы и привыкала к своему новому образу. Образу леди Сабрины Лонгворт.

Ощутив первые порывы счастья, она позвонила миссис Тиркелл и распорядилась подать ей через полчаса завтрак в спальню. Кстати, сколько времени? А впрочем, какая разница?

Вступив в ванную комнату, покрытую ковром, она включила душ и забралась в треугольную бледно-желтую кабину, огороженную с одной стороны каким-то густым и вьющимся до пола растением, а с другой — полочками, забитыми кремами, маслами, мылом, расческами и шампунями. Ее взгляд пробежал по незнакомым названиям. Тюбик пришлось выбирать наугад. Едва восхитительный аромат стал распространяться по телу, как она подумала о том, что у нее впереди еще целая неделя, за которую можно все перепробовать.

Потом Стефания сидела за небольшим столиком у окна. На ней был цветастый шелковый халат. Волосы сушились на солнце. Она лениво следила за тем, как миссис Тиркелл раскладывает перед ней завтрак и утренние газеты. Тут-то неожиданно и произошла перемена. Внутренняя перемена. Однако она произошла так резко, что Стефании показалось, будто внезапно распахнулась дверь и по уютной комнате загулял ледяной ветер.

— Чем бы вы хотели заняться на этой неделе, миледи? — спросила миссис Тиркелл. — Если соберетесь развлечься, могу пригласить Дориса. Фрэнк также без труда сможет уделить нам день. В последнее время он не особенно отягощен работой. Вчера вечером, уже, после того как вы легли спать, звонила княгиня Александра. Она передала, что позвонит вам сегодня, если вы не опередите ее. Я сейчас ухожу за овощами, так что если вам будет угодно сообщить мне о ваших планах…

Стефания обратила на окно безнадежный и беспомощный взгляд. Нет, она не была Сабриной Лонгворт, и как ей могло казаться такое?.. Этот образ жизни… Миссис Тиркелл в нем смыслит гораздо больше, чем она. Нет, у нее не было и тени утонченности сестры и уверенности в обращении со слугами. Стефания чувствовала себя не в своей тарелке в таком дивном и роскошном мире. Теперь-то она поняла, что была права тогда в антикварном магазине господина Су, назвав себя «ограниченной домохозяйкой». Ну, вот что теперь делать? Одно слово, один жест и, пожалуйста: она и сестра будут выставлены на всеобщее посмешище! Миссис Тиркелл явно ожидала распоряжений. Стефания уже физически ощущала ледяной ветер и вся дрожала. Что ей оставалось делать, как не прятаться здесь всю неделю? Зато никто не станет тыкать в нее пальцем, никто не будет презрительно усмехаться…

— Миледи, вы нездоровы? Может быть, закрыть окно? «Ах, вот откуда этот ветер! Боже, что же ей сказать?»

— Нет, — взяв себя в руки, проговорила Стефания. — Все хорошо, миссис Тиркелл. Воздух теплый. Но, похоже, я что-то подцепила в Китае… Возможно, восточный грипп или… Словом, я решила побыть несколько дней дома.

И никаких развлечений. Покупки я возлагаю на вас… Ну и остальное, как обычно.

Тревожные морщинки пересекли лоб миссис Тиркелл.

— Доктор Фарр мог бы заглянуть к вам сегодня, миледи…

— Нет, нет, ни в коем случае! Я сама позвоню, если станет хуже. Но я уверена: скоро все пройдет. Через несколько дней. Может быть, через неделю я вернусь к нормальной жизни…

— Вы не поедете в «Амбассадор», миледи?

— Нет. Возможно, через пару дней.

— В таком случае… Если вам ничего не нужно…

— Да, благодарю вас, миссис Тиркелл, за заботу.

— Ну, тогда я покидаю вас. Завтракайте. Приятного аппетита… Кажется, здесь немного холодновато. Я бы могла в одну минуту согреть комнату…

— Миссис Тиркелл! Спасибо, не надо.

— Хорошо, миледи, как скажете. Ухожу. Стефания взяла в руку ложку. Раз уж ей суждено стать затворницей, необходимо увидеть в этом и хорошие стороны. Где еще можно отыскать столь роскошную келью? Где еще заключенных кормят так отменно? Она грустно улыбнулась, пробуя нарезанную тонкими ломтиками дыню и клубнику. Вареные яйца и пирожки уже остыли, но она была настолько голодна, что ела все подряд. Выпив чаю, Стефания почувствовала себя лучше.

«Ничего, погулять одна я смогу, — твердо решила она, окончательно отделываясь от подавленности. — Конечно, смогу!»

Но сначала нужно было тщательно исследовать шкафы и два французских комода, находящихся в спальне. Накануне вечером она мельком взглянула на хранившиеся в них вещи, почувствовав тонкий аромат тканей. Поначалу она планировала каждый день примерять по паре-тройке нарядов, но, начав, уже не могла остановиться, как будто ее завели в модный салон и оставили там одну. Шелковое и кружевное нижнее белье, кашемировые свитера и шелковые блузки, костюмы, утренние и вечерние платья, туфли, платки и шали. А драгоценности, запрятанные в выложенные изнутри бархатом русские ларцы?

Она как раз примеряла очередное вечернее платье, когда снова — ни с того ни с сего — у нее поменялось настроение. Платье было из сиреневого шелка, держалось на плечах при помощи тонких тесемок и расширялось внизу. Подхватив легкий жакет, под стать платью обшитый пурпурной тесьмой, Стефания подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение.

На нее смотрела… Сабрина.

Как это могло случиться? Она стояла перед зеркалом, а видела в нем сестру. Та же царственная осанка, то же легкое покачивание на носках, тот же гордо вздернутый подбородок, те же яркие глаза, губы, чуть скривившиеся в ожидании… Она оглядела себя с головы до ног, с плеч до черных туфель на высоком каблуке. Жакет она держала одним пальцем, перекинув его за спину. Голову слегка наклоняла. Восторженно улыбнулась и сделала глубокий реверанс отражению леди Сабрины Лонгворт.

«Нет ничего, — ликуя в душе, подумала она, — чего бы я не могла сделать!»

Наполненная энергией, она быстро отыскала справочник с пометками и позвонила в «Амбассадор».

— Я заеду за корреспонденцией, Брайан, но не более того. Немного простудилась. Так что, если не будет ничего чрезвычайного, я отдохну несколько дней дома. Когда бы вы хотели устроить себе выходной?

— В четверг, миледи, если не возражаете.

— Великолепно.

Она прислушивалась к своему голосу и была им довольна. Мягкий и одновременно уверенный. У нее никогда не было никого в подчинении, поэтому она не знала, как разговаривать с такими людьми, как Брайан. На том конце провода ее голос восприняли как голос хозяйки. В четверг она сходит за корреспонденцией Сабрины.

Миссис Тиркелл вернулась встревоженная: не стало ли миледи хуже? Она застала Стефанию за странным занятием: та вытряхивала содержимое своих сумочек на кровать и, кажется, что-то не могла найти.

— Собираюсь пойти прогуляться, миссис Тиркелл. Ваш чудесный завтрак исцелил меня. Эта неделя должна пройти спокойно, так что вы можете каждый день ждать меня к ужину. Вы не видели моих часов? Не могу найти.

— Разве вы не клали их на обычное место, миледи? Стефания внутренне вся напряглась.

— Не помню. Я вчера так устала, что едва дорогу-то домой нашла. И только хорошо запомнились ваши восхитительные бисквиты…

— Вот же они! — с триумфом в голосе воскликнула миссис Тиркелл. — Несмотря на усталость, вы положили часы на обычное место.

Стефания действительно увидела часики, покоящиеся в небольшой коробочке на туалетном столике.

— Удивительно, — пробормотала она.

— Ах, миледи, — всплеснула руками экономка. — Привычка есть привычка…

Стефания взглянула на часы. Почти половина четвертого. Она изумилась. И куда только подевался целый день? Пенни и Клифф уже должны быть… Впрочем, что это она? Дети уже вернулись домой. Только их дом в Эванстоне. И Сабрина, наверно, ждет, не дождется… Сабрина!!! Надо позвонить сестре! Сколько сейчас в Эванстоне? Половина десятого утра, кажется. Нормально. Она вовремя об этом вспомнила.

Но едва не забыла… Осознание своей вины жгло сердце Стефании. Как она могла не вспоминать целые сутки о своей семье? Как она могла?! Как посмела?..

— Когда вам подать ужин, миледи? — осведомилась миссис Тиркелл.

— А… Как обычно. Я ненадолго.

Она проводила взглядом экономку и проследила, чтобы та закрыла за собой дверь. Стефания села в шезлонг, поставила телефонный аппарат к себе на колени, на минуту закрыла глаза и мысленно перенеслась в Эванстон. Там был ее дом, по потолкам которого ходили тени от листвы дубов, росших во дворе. Там была ее кухня, выкрашенная так, что при солнечном свете казалась обмазанной медом. Там были ее дети… Она представила, как они в эти минуты как раз кидают в портфели свои учебники, тетради, свертки с едой и собираются уходить в школу. Может, ушли уже. Она представила себе спину мужа, уходящего на работу. А где Сабрина? Одна сидит. Возможно, продолжает знакомиться с домом.

Стефания задорно улыбнулась, попросив соединить ee со своим номером в Эванстоне.

— Я говорю с хозяйкой дома? Это леди Лонгворт из Лондона. Мне бы хотелось…

— Стефания!!! — раздался на том конце провода крик Сабрины. — О, слава Богу, Стефания! Стефания поджала ноги под себя, как она всегда делала, когда намечался долгий разговор. Она начала с вопросов о детях и о Гарте, потом стала рассказывать о своих приключениях.

— Сабрина, — спросила вдруг она. — Ты когда-нибудь говорила мне, что привыкла класть свои часы в коробочку на туалетном столике?

— Должно быть, говорила. Не помню. А что?

— Скорее всего, говорила, потому что вчера вечером, перед тем как лечь спать, я положила их именно туда. А я так устала, что ничего не соображала. Да еще эти бисквиты миссис Тиркелл меня совсем с толку сбили. Сабрина рассмеялась.

— Она так гордится своими бисквитами. И знает, что я безумно люблю их.

Погоди, на твой день рождения она еще сделает!

— Кстати! Мне позвонить тебе в день рождения? Ты всегда звонишь мне, и Гарт может подумать…

— Зачем? Я просто скажу ему, что мы приятно поболтали, когда ты позвонила, чтобы узнать о моей поездке. Спокойно наслаждайся этой неделей и не бери в голову телефонные звонки.

Стефания почувствовала нетерпение в голосе Сабрины.

— Ну, хорошо, пожалуй, ты права. Спешишь куда-то?

— Ужасно много дел. По дому хватает работы, да еще в бакалею забежать надо…

Стефании все это было очень хорошо знакомо: домашние дела, уборка, готовка, прочая ежедневная рутина. И все сама — никаких тебе экономок, никаких слуг.

Они попрощались. Стефания вновь поставила телефон на колени и закрыла глаза. Ей представилось, как Сабрина бегает по комнатам ее дома, крутится на ее кухне, сидит за ее семейным столом, разговаривает с Гартом, подкладывает в его тарелку, касается его рукой…

Она захотела позвонить снова и еще поговорить, но поняла, что Сабрина действительно занята. «В конце концов, — подумала Стефания, — на данный момент это ее дом. Мне не стоит вмешиваться. Она же не лезет в мои нынешние дела».

Не долго думая, она выбежала из спальни и на одном дыхании преодолела все лестничные пролеты до парадной двери дома. Неделя пройдет быстро и незаметно. Было бы глупо провести ее, сидя в шезлонге и думая о прошлой жизни. Пришло время познакомиться с окрестностями.

Обогнув парк, она вышла на Слоан-сквер и с улыбкой обратила внимание на его контрастность: старинный театр «Ройял Корт», а напротив него — современный магазин Питера Джонса. В центре — фонтан с барельефами Карла Второго и его любовницы Нелл Гунин. Известные персонажи английской истории, кажется, любезничали… «Респектабельный Лондон, — подумала Стефания. — Старый добрый Лондон. Предоставляет своим гостям полную свободу выбора, смотри, что хочешь. Не то, что Чикаго, где тебе прямо в глаза лезут нарочитые „туристские достопримечательности“. А здесь тихо и покойно, здесь тебя не стараются поразить и сбить с толку».

Стефания во все глаза смотрела по сторонам, размышляя над тем, как бы наполнить предстоящую неделю всевозможными приключениями, о которых потом можно было бы вспоминать всю жизнь. Глухое затворничество не прельщало ее, хотя она и понимала, что это самый надежный способ не провалиться.

Гуляя по Слоан-стрит, она восхищенно окидывала взглядом лощеные витрины художественных салонов, антикварных магазинов, обувных и книжных лавок. Особенно притягивали к себе выложенные под стеклом драгоценности и ювелирные изделия. «Никаких покупок сегодня! — твердо повторяла она про себя, решив беречь деньги. — Об этом даже и не думай». И тем не менее, не найдя в себе достаточных сил сопротивляться, она не удержалась от того, чтобы не приобрести коробочку конфет в «Бендиксе» и крохотный пузырек духов в «Тейлор оф Лондон».

Стефания неспешно прогуливалась по улицам и, как ребенок, сосала леденцы. Она чувствовала в себе внутреннюю легкость, независимость: взмахни руками — и полетишь! Поначалу эти ощущения смущали ее, казались странными, непонятными. Но, минуя «Детский базар», она, наконец, осознала: «Никто не знает, где я. Никто меня не ждет. Никому я не должна. Я одна. Сама по себе. Инкогнито. Свободна. Как это здорово!..»

Она разглядывала встречавшихся по пути прохожих. Некоторые смотрели на нее мрачным взглядом, хмурились, беззвучно шевелили губами. Другие открыто восхищались ее красотой. Большинство же не обращало на женщину никакого внимания, будучи погруженными в свои заботы. Никто не пялился на нее. Многие, наверно, думали, что она нездешняя. Но самой Стефании так уже не казалось. Она купила иллюстрированный журнал, ловко и быстро отсчитав нужную сумму незнакомыми монетами, чем вполне удовлетворила продавца. Глядя по сторонам на местные достопримечательности, она без труда отыскала обратную дорогу домой. Ключ легко лег на руку, и дверь была открыта с первой же попытки.

Миссис Тиркелл сообщила, что почта ожидает ее на столе в кабинете. Экономка отважно приблизилась к Стефании и осторожно спросила, как самочувствие у миледи, не беспокоит ли ее больше восточный грипп…

Леди Лонгворт понравилась смелость миссис Тиркелл, которая всячески старалась показать, что она не боится заразиться от хозяйки, а если и заразится, то воспримет это как должное.

Пока Стефания поднималась в кабинет, который был расположен на третьем этаже, ею вновь овладело восторженное настроение. «Нет ничего такого, — подумала она, — чего бы я не смогла сделать. Спасибо тебе, Сабрина!»

— О, миледи, совсем забыла сказать вам, — раздался снизу голос миссис Тиркелл. — Вы вернулись из поездки, и вот, пожалуйста, — цветы опять стали приносить!

— Цветы? — осторожно переспросила Стефания.

— Я поставила их в гостиной, как обычно.

— Хорошо, благодарю вас.

Стефания спустилась на этаж ниже в гостиную и замерла в дверях от изумления. Вот они! Абсурдно роскошный, доминирующий над комнатой и подавляющий все остальное букет! Три десятка красных роз грациозно поднимались из круглой хрустальной вазы. А между ними мерцали, словно яркие звезды на небосклоне, десять огромных белых орхидей!

Никогда в жизни ей еще не приходилось видеть что-либо подобное. Аромат наполнял всю комнату и притягивал к цветам неумолимо. Стефания сделала неуверенный шаг вперед, потом еще, еще, и вот уже подошла к букету. «Боже! Немыслимо! Невозможно! Какая дикая растрата денег! И… какая прекрасная!»

К цветам была приложена записка. Стефания, не долго думая, развернула и прочитала ее:

«Добро пожаловать домой, моя возлюбленная Сабрина! Ты просила меня не звонить, и я не звоню. Но на следующей неделе я возвращаюсь в Лондон и, помня о твоей доброте и тех часах, что мы провели вместе, надеюсь на то, что ты отдашь мне один свой восхитительный вечер… а потом наконец-то и свою руку, став моей женой. Антонио».

— Миледи, — раздался сзади голос миссис Тиркелл. Стефания кинула записку в центр букета. — Княгиня Александра. Александра тут же вошла в комнату. Высокая, светловолосая, очаровательная. Стефания никогда прежде не встречалась с ней: когда в прошлом году она приезжала навестить Сабрину, Александра была во Франции. Однако едва она показалась в комнате, Стефания сразу узнала ее: ожил тот образ, который столь ярко и зримо описывала в своих письмах Сабрина. Александра была дочерью незаметного голливудского актеришки, но ей удалось то, о чем не могла мечтать в своих грезах ее мать — выйти замуж за князя, легко и просто войти в высший европейский свет. Она приветствовала Стефанию шутливым реверансом.

— Не могла отказать себе в удовольствии навестить вернувшуюся знаменитую путешественницу. Ну и как, удалось?

— Что? — не поняла Стефания.

— Найти новые способы решения старых проблем? Насколько мне помнится, именно с этой целью ты подалась в далекий Китай.

— Я все время ищу для себя новое. Правда, не уверена, что это принесло мне какую-то пользу.

— Об этом расскажешь завтра у меня. Устроим небольшое веселье.

— Небольшое…

— Господи! Отпразднуем твой день рождения! Прости, дорогая. Я написала тебе, Бог свидетель. Но не сумела отправить письмо. Я вообще не знаю, можно ли что-нибудь отправить по почте в доме, набитом слугами! Я прекрасно помню твои слова, что в первую неделю после поездки у тебя нет никаких особых дел. Ты свободна и отлично знаешь, что я не могу пропустить такое событие, как твой день рождения! Придут только друзья. Человек шестнадцать. Я думаю, достаточно. Если ты уже отвыкла принимать юбилейные поздравления, устроим просто вечеринку в честь твоего возвращения из дальних странствий. И не спорь со мной, дорогая. Готовь лучшее платье и приезжай к восьми. Я рассчитываю на тебя.

— Видишь ли, у меня что-то вроде восточного гриппа… Сама не знаю, как подхватила… Поэтому, наверно, не стоит в ближайшие дни…

— Лучшее лечение всех болезней — дружеская вечеринка! Хочешь — тащи с собой докторов.

— Хорошо… Я дам тебе знать. Александра чмокнула Стефанию в щеку.

— Ну, до завтра, — сказала она, удаляясь.

Однако не успела Стефания, как следует подумать над предложением княгини, как один за другим посыпались телефонные звонки. Каждую минуту на пороге комнаты появлялась миссис Тиркелл и недовольный голосом — как можно беспокоить миледи пустой болтовней, если она неважно себя чувствует! — объявляла о звонившем и просила Стефанию взять трубку. Из Парижа позвонил Майкл Бернард узнать, не отменена ли еще вечеринка у княгини Александры. Он обязательно будет там со своей Джоли. Андреа Верной задыхающимся от восторга голосом сообщила, что ее бальный зал, украшенный Сабриной сотней новых ламп, был сфотографирован для итальянского иллюстрированного журнала и что редактор приглашает Сабрину принять участие в съемках через две недели.

— Я дам тебе знать, — ответила Стефания. Позвонила Амелия Блакфорд и спросила, не согласится ли Сабрина на следующей неделе сходить с Николсом на аукцион в Чилтоне.

— Я дам тебе знать, — ответила Стефания. Между телефонными разговорами она просмотрела почту. В основном это были приглашения. Они высыпались на стол перед изумленной Стефанией как из рога изобилия. Домашние вечера, теннисные матчи, ужины, обеды, лисья охота в Дербишире, завтрак в честь графини в Париже, десяток благотворительных балов между октябрем и маем. Для Стефании все это было так же непостижимо, как и цветы от Антонио: слишком много, слишком роскошно!..

Стефания аккуратно сложила всю почту в строгой последовательности и пожалела о том, что, несмотря на дикую загруженность календаря ее сестры на многие месяцы вперед, именно эта неделя была почти пуста. Всего лишь визит к парикмахеру и портнихе. Да вот еще вечеринка у Александры.

Идти ли туда? Сама мысль пугала, но и волновала одновременно. Она не хотела идти, ибо боялась, что будет чувствовать там себя неловко. Но она видела фотографии комнат, сделанные Сабриной, и ей очень хотелось посмотреть на дом Александры собственными глазами. А тут еще есть возможность побыть почетной гостьей на одном из званых вечеров княгини! Могла ли Стефания раньше мечтать о чем-либо подобном?..

После ужина, свернувшись клубочком в шезлонге и разложив перед собой книги о Лондоне, взятые из библиотеки сестры, Стефания стала всерьез размышлять о предложении Александры относительно следующего вечера. Вскоре она заснула.

Проснулась она с этими же мыслями.

«Ничего, — решила Стефания, наконец, — после определюсь. А пока — гулять!»

Но сначала необходимо было позвонить парикмахеру Сабрины и отменить назначенный визит. Стефания сделала это с величайшей неохотой. Но она хорошо понимала, что, увидев ее прическу, он сразу поймет, что никогда не имел дело с ее волосами.

"Мы можем обмануть мужа, — хитро подумала она, — но только не личного парикмахера. Ладно, зато схожу к портнихе. Не упускать же такой шанс.

А предложение Александры — тоже редкая удача! Попасть на приличный вечер? Почему бы и не сходить?"

Поднимаясь по ступенькам крыльца, которое вело в квартиру миссис Пимберли, Стефания высоко держала свою голову. «Ох, и отпраздную же я тридцать вторую годовщину леди Сабрины Лонгворт! И никто не узнает, что на самом деле праздновалось рождение провинциальной домохозяйки… У которой никогда в жизни не было и не будет личной портнихи».

Миссис Пимберли тут же установила трехстороннее зеркало.

— Мадам, похоже, прибавили пару фунтов во время китайской поездки, — проговорила портниха, не разжимая губ, между которыми было зажато множество булавок. Стефания посмотрела на нее, покачала головой, но ничего не сказала.

— Впрочем, — торопливо прибавила портниха, — фигура мадам столь совершенна, что это не имеет никакого значения! — Стефания обратила внимание, что пальцы у портнихи дрожали.

«Боится, — догадалась новоиспеченная леди Лонгворт, — что я почувствую себя оскорбленной и пожелаю найти другого мастера».

Впервые в жизни она вкусила то ощущение превосходства и власть, которую влиятельные люди имеют над теми, кто прислуживает им.

— Если мадам не будет против, — сказала миссис Пимберли, — я бы внесла небольшое изменение в линию плеч. Это сделало бы ваши движения свободнее, грациознее. Впрочем, как мадам пожелает. Вот не угодно ли посмотреть… — С этими словами она раскрыла перед Стефанией французский журнал мод и показала на фотографию девушки в точно таком же замшевом платье.

Только теперь Стефания начала по-настоящему осознавать могущество своей сестры. Ведь это же надо — сделать себе туалет по самому последнему крику французской моды, что обошлось не в одну тысячу долларов! Это же надо — завести портниху, которая готова до мельчайших деталей воспроизвести лучшие из лучших модели французских кутюрье! И не просто воспроизвести, а модифицировать их в зависимости от пожеланий клиентки!

Она отвела взгляд от фотографии в журнале и посмотрела в зеркало на свое отражение.

— Великолепно, — прошептала Стефания.

Чуткое на такие реплики ухо портнихи сразу же уловило похвалу. Напряжение на ее лице исчезло, и она облегченно улыбнулась. Миссис Пимберли вынесла другое платье, потом еще одно, затем ночную рубашку, два костюма, в которых можно было спокойно ужинать после тяжелого трудового дня, длинную, до пола, шерстяную юбку с бархатной накидкой-плащом и пару брюк. Пока Стефания делала примерки, миссис Пимберли, не забывая следить за реакцией роскошной леди, рассказывала о других своих клиентках. Сначала Стефания не могла понять, зачем ей это говорят, но потом решила, что этих клиенток поставила портнихе, видимо, Сабрина.

— …и княгиня Александра сообщила мне, что сегодня — ваш день рождения, мадам. Мои наилучшие пожелания. Вечер обещает быть очень веселым…

— Прошу прощения? — резковато прервала ее излияния Стефания.

«Если я сегодня допущу в том доме какую-нибудь ошибку, сколько понадобится времени, чтобы всем об этом стало известно?..»

Страхи миссис Пимберли тут же вернулись. Она стиснула губы так, что между ними не могло уже проскочить ни одного слова. Стефания пожалела портниху, но не стала ее успокаивать, и примерка закончилась в полном молчании.

— Вещи будут готовы через неделю, мадам, — едва слышно сказала миссис Пимберли на прощанье. Стефания кивнула. Она чувствовала себя виноватой и не могла уйти просто так.

— Мне все очень понравилось, — сказала она с улыбкой.

Ощущение власти, к которому уже давно привыкли Сабрина и ее окружающие, тяготило Стефанию. Выйдя за порог квартиры миссис Пимберли, Стефания вновь стала лицом неизвестным. Используя в качестве транспорта двухэтажные автобусы и подземку с ее чистыми вагонами и жестковатыми сиденьями, она исследовала местность от Кенсингтон Черч-стрит до Грейс Мьюз на Бонд-стрит. Дома были отнюдь не такими высокими и внушительными, как американские небоскребы, магазины не такие просторные, но в гораздо большем количестве. У Стефании создалось впечатление, будто она ходит по залам большого музея, в каждом из которых выставлены экспонаты какого-нибудь одного рода: старинная мебель, фарфор, канделябры, дутое стекло, часы, игрушки, драгоценности, картины… Стефания во все глаза смотрела на это великолепие. Она вновь почувствовала себя маленькой девочкой. Ей припомнились их былые походы за покупками с Сабриной и матерью по волшебному миру рынков под открытым небом и маленьких лавочек. Каким все казалось простым и легким, когда они были детьми! Никаких тебе раздумий по поводу приличной свадьбы, замужества, никаких тревог относительно денег, никаких мучительных поисков перемен в образе жизни.

«Мы убежали от шофера, — вспомнила она с улыбкой. — Хотели свободы».

Стефания миновала статую короля Георга Первого, что на Гросвенор-сквер. Монарх безучастно смотрел на молодую женщину, а она вспоминала Афины. «Я повторила тот детский трюк, — подумала она. — Побежала навстречу свободе».

На другом конце площади на целый квартал растянулось здание американского посольства. Сюда они когда-то заходили с отцом. Стефания направилась в ту сторону. «Сначала я убежала от отца, а теперь вот от Гарта». Не задерживаясь у посольства, она прошла мимо. «Но к Гарту я, разумеется, вернусь».

Стефания присоединилась к людскому потоку, пройдя по Парк-Лейн вдоль зеленого массива Гайд-парка. Няни толкали впереди себя коляски с малышами, важно вышагивали старомодно одетые вдовушки, девчонки в свободных юбках болтали о дискотеках, куда-то спешили бизнесмены в котелках, деловые женщины выглядели торжественно, но уныло в своих строгих костюмах и белых блузках.