- Где же они?
      В то же мгновение мой кулак опустился на голову вакеро, и тот рухнул на землю, не издав ни звука.
      - Вот это и есть знаменитый удар Олд Шеттерхэнда!
      - Держите меня, я умираю, мне дурно! - вскрикнула сеньора Эулалия, заломила руки и упала на грудь добрейшего дона Фернандо.
      Тот хотел вскочить на ноги, но не тут-то было: сладостная ноша крепко вцепилась в него, не давая пошевелиться. Единственное, что ему оставалось разразиться проклятиями и угрозами, в чем его поддержала сеньорита Альма.
      Мексиканцы прекрасно сражаются верхом, но в пешем бою они никудышные вояки. Вакерос не были исключением из общего правила. Растерявшись, они смотрели на нас. Мои же товарищи после нанесенного мной удара схватились за ружья, готовые сражаться.
      - Не пугайтесь, сеньора, - попытался я успокоить хозяев, - мы не причиним вам вреда. Между нами возникло небольшое недоразумение, которое следует немедленно исправить.
      Приблизившись к стульям, я поклонился, вспомнил цветистые обороты, обычные для мексиканцев, и обратился к сеньоре Эулалии:
      - Донна, я всегда считал себя поклонником красоты и редких женских достоинств. Прошу вас, очнитесь и одарите меня ласковым взглядом.
      Донья Эулалия томно вздохнула, открыла глаза и попыталась кокетливо улыбнуться, хотя на ее пожелтевшем лице проступали замешательство и тревога.
      - Прекрасная донья, вспомните, как в древние времена дамы вершили суд над рыцарями и те подчинялись их приговору. В споре с нами дон Фернандо представляет потерпевшую сторону, поэтому не сможет судить нас по справедливости. Мы просим его предоставить решать вам, кто прав и кто виноват, и надеемся, что вы столь же добры, сколь и прекрасны, и будете к нам снисходительны.
      Женщина приосанилась - видимо, я сумел ей польстить.
      - Вы действительно те, за кого себя выдаете? - спросила она.
      - Ну конечно, разве бы мы посмели обмануть вас, донья Эулалия?
      - Вы слышите, дон Фернандо де Венанго де Гаяльпа? Эти славные сеньоры просили меня быть их судьей.
      - Пожалуйста, вершите суд, сеньора Эулалия, - согласился ранчеро. - Я уверен, вы приговорите негодяев к повешению.
      - Если они того заслужили, дон фернандо-и-Колона де Молинарес! Я готова выслушать вас, - обратилась донья ко мне.
      Я воспользовался ее благосклонностью и начал:
      - Представьте, донья Эулалия, что вы много дней путешествуете по прерии, смертельно устали и падаете с ног от голода. И вдруг вы встречаете корову. Позволяется ли убить это животное, при условии, что шкуру вы оставите владельцу?
      - Конечно, позволяется, - согласилась вершащая суд "дама".
      - Не всегда и не везде... - попытался вмешаться ранчеро, но вошедшая в роль сеньора оборвала его:
      - Теперь здесь приказываю я, дон Фернандо! Вы будете говорить, когда я разрешу.
      Мексиканец покорно умолк. Выражение на лицах вакерос не оставляло сомнений, кто настоящий хозяин на ранчо.
      - Вот и все наше преступление, прекрасная донья! - продолжил я. - И тут внезапно появляется вакеро, тот, что сейчас лежит на земле, набрасывает лассо на сеньора Маршалла, который сейчас стоит перед вами, и тащит его за собой. Не пристрели я его лошадь, молодой человек мог бы погибнуть!
      - Сеньор Маршалл... - задумчиво протянула хозяйка. - Мне дорого это имя. Некий сеньор Аллен Маршалл снимал комнату у моей сестры в Сан-Франциско.
      - Аллен Маршалл? - поразился я. - Аллен Маршал из Луисвилла?
      - Он самый. Вы с ним знакомы?
      - Ну конечно! Сеньор Бернард Маршалл - ювелир и приходится ему родным братом.
      - Святая дева! Тот ведь тоже был ювелиром и как-то рассказывал, что у него есть брат по имени Бернард! Альма, твое сердце не обмануло тебя. Разрешите обнять вас, сеньор Бернард. Я рада приветствовать вас в нашем доме.
      Не понимая, чем вызвана бурная радость сеньоры, Бернард уклонился от объятий и ограничился тем, что поцеловал ей руку.
      - Я прибыл в эти края, - сказал он, - чтобы найти брата. Где он сейчас, донья Эулалия?
      - Моя дочь Альма два месяца назад вернулась из Сан-Франциско. Сеньор Аллен сказал ей, что собирается ехать на прииски. Но как же так случилось, что вы - миссионер, а ваш брат - ювелир?
      - Мой друг Олд Шеттерхэнд пошутил, поверьте, в том не было злого умысла.
      Сеньора повернулась в сторону ранчеро.
      - Вы слышите, дон Фернандо де Венанго де Гаяльпа? Они не миссионеры и не разбойники. Я оправдываю их. и они могут гостить у нас сколько пожелают. Альма. сбегай на кухню и принеси бутылку базиликовой. За такую встречу не грех и выпить.
      Последние слова доньи Эулалии преобразили ранчеро. Его лицо просветлело. Верно, лишь по очень торжественным дням ему разрешалось приложиться к базиликовой настойке. Жизнь на ранчо тяжела и однообразна, поэтому добрый малый готов был забыть съеденную нами корову, а может быть, и прибавить еще парочку, лишь бы развеять скуку. Таким образом "хулепе" (Микстура (исп.)) скрепил нашу дружбу и согласие.
      Через минуту сеньорита Альма вернулась с бутылью и стаканами. Словом "хулепе" мексиканцы называют любое снадобье на травах, включая даже самое отвратительное пойло.
      И на этот раз напиток не отличался изысканным вкусом, так что мы всего лишь пригубили его, а Виннету даже не посмотрел на "огненную воду". Однако дамы, судя по всему, были привычны к его вкусу и с явным удовольствием потягивали крепкую жидкость, а ранчеро все подливал в свой стакан до тех пор, пока не вмешалась его жена.
      - Остановитесь, дон Фернандо де Венанго-и-Ростре-до-и-Колона. Вам ведь известно, что у меня осталось всего две бутылки хулепе. Проводите сеньоров в дом, а мы тем временем переоденемся к обеду.
      Дамы исчезли во внутренних покоях, а ранчеро провел нас в небольшую столовую, где стоял длинный стол и скамьи, сколоченные из грубо обструганных досок. В открытую дверь я заметил, что вакерос окружили наших лошадей, и вспомнил, что мексиканская поговорка гласит: "Лучший пастух может оказаться воришкой". Поэтому я поспешил к ним и, как оказалось, подоспел вовремя - вакерос уже заглядывали в наши переметные сумы.
      Пришлось оставить у коновязи Боба, чтобы он приглядывал за лошадьми, и пообещать ему, что пришлю всех яств, которые подадут нам хозяева. Вернувшись в столовую, я увидел там дам и не узнал их, до того разительно они переменились. Причесанные и разнаряженные, они могли без урона для чести показаться на главной улице Мехико.
      Основной особенностью костюма мексиканских женщин является "ребосо", длинная кружевная шаль, заменяющая им и шляпку, и чепец, и вуаль. Такие шали плетут индеанки, и нередко работа продолжается два года, поэтому и стоят они под сто песо, а иногда и больше. Именно в таких дорогих ребосо и появились наши хозяйки, и должен признать, что выглядели они весьма привлекательно.
      Сеньоры сели за стол и повели с нами приятную беседу, пока старая негритянка хлопотала у плиты и подавала обед, приготовленный в чисто мексиканском духе: говядина с рисом, красным от перца, тортильяс - особого рода лепешки с мясом, обильно сдобренной чесноком начинкой, овощи с луком, почти черная от черного перца баранина, цыплята с луком и чесноком и, уже под занавес, вырезка со сладким перцем. Неудивительно, что к концу обеда рот у меня полыхал от перца, горло горело от лука, а желудок ныл от чеснока.
      Дамы, привычные к такого рода пиршествам, с явным удовольствием поглощали перченые, острые и пряные кушанья, запивая их уже описанным выше хулепе.
      О продолжении путешествия в тот же день не могло быть и речи. Сеньорита Альма ни на шаг не отходила от добродушного Бернарда, а я сполна расплачивался за свою опрометчивую лесть. Если раньше сеньора Эулалия больше походила на фурию мести, то теперь каждым своим словом она старалась выказать свое ко мне расположение. Узнав, что мое настоящее имя - Карл, она немедленно возвела меня в ранг "сеньора Карлоса", затем наградила титулом "дон Карлос", а когда Бернард поведал историю наших злоключений, я сразу потерял все свои титулы и стал просто "добрым, милым Карлосом".
      Не успели мы опомниться от обильного острого обеда, как нас уже звали к ужину. Когда и это испытание подходило к концу, сеньора шепнула мне на ухо:
      - Дон Карлос, мне совершенно необходимо поговорить с вами с глазу на глаз.
      - Я к вашим услугам, сеньора.
      - Только не здесь. После ужина приходите к трем вязам, что растут за изгородью.
      Итак, мне назначили свидание! Дело принимало занятный оборот. Конечно, я мог бы отказаться под каким-либо благовидным предлогом, но из любопытства принял приглашение. И не ошибся.
      Я лежал под раскидистыми вязами и наслаждался отдыхом и тишиной, когда появилась донья Эулалия.
      - Благодарю вас от всего сердца, дон Карлос, - начала она, - за то, что вы согласились уделить мне немного внимания. Мне необходимо передать вам одно известие. Наверное, я могла бы сказать об этом и вашим товарищам, но избрала вас, потому что...
      - Потому что вам легче открыться мне. Не так ли?
      - Потому что вы внушаете мне доверие. Сеньор Бернард рассказал о двух грабителях, которых вы преследуете. По-моему, они были у нас на ранчо.
      - Когда? - чуть не подскочил я от удивления.
      - Они уехали от нас позавчера утром.
      - А куда они направились?
      - По их словам, в Сан-Франциско. Они назвались друзьями сеньора Аллена, и я объяснила им, где его найти...
      Тысяча чертей! Наивная женщина разболтала им все, что знала про Аллена Маршалла, и, сама того не желая, пустила грабителей по его следу!
      - А вы не ошибаетесь, донья Эулалия? Это были они?
      - Конечно, они назвались вымышленными именами, но описание сходится. Негодяи обманули меня, и я даже дала им рекомендательное письмо к моей сестре и ее мужу. Его зовут Энрике Гонсалес, он владелец гостиницы "Вальядолид" на Сатер-стрит.
      Все, что рассказала мне сеньора, имело для нас чрезвычайное значение. Теперь мы знали, где искать Морганов, но в то же время знали, что над братом Бернарда нависла смертельная угроза.
      Ночь мы провели на ранчо. Обычно это строение только с большой натяжкой можно назвать домом, так мало оно походит на то, что мы привыкли видеть в Европе. В нем не больше двух комнат. В одной из них размещаются женщины, в другой, значительно большей по размерам, - все, что принадлежит дому, и гости. Под "всем, что принадлежит дому" следует понимать слуг, вакеро, домашнюю птицу, а в непогоду и скот. Глинобитный пол покрывают сухим мхом и сеном, сверху набрасывают пончо, и постель готова.
      Поутру нас сердечно проводили в дорогу, и даже хмурый вакеро, которому накануне досталось от моего кулака, проворчал что-то, что можно было принять за пожелание доброго пути. Донья Эулалия шмыгнула носом, а растроганная сеньорита Альма даже всплакнула.
      Дон Фернандо де Венанго-и-Колона де Молинарес де Гаяльпа-и-Ростредо провожал нас верхом и расстался с нами только в полдень. Судя по всему, "миссионеры" пришлись ему по душе, несмотря на съеденную корову я выпитую бутыль базиликовой настойки.
      В тот же день мы добрались до озера Моно, но не стали делать привал, а поспешили к перевалам Сьерра-Невады. Мы даже не остановились на отдых в Стоктоне: до Сан-Франциско было рукой подать, и мы торопились туда.
      Город этот лежит на оконечности длинного полуострова. С запада его омывает океан, а с востока - прекрасный залив с глубоким и удобным входом. Гавань порта так велика, что могла бы вместить весь флот мира. Порт живет своей особой жизнью, полной законных и не очень законных сделок, торговли и контрабанды. Здесь можно встретить представителей всех рас и народов. Индейцы торгуют с европейцами и получают справедливую цену за меха и шкуры. Разнаряженный мексиканец сидит рядом со скромно одетым немцем. Флегматичный англичанин беседует с темпераментным французом. Темнокожий индийский кули жалуется на жизнь бедному польскому еврею. Лощеный денди прогуливается рядом с неряшливым вестменом. Тирольский торговец что-то выпытывает у заросшего бородой старателя. Здесь бывают монголы из азиатских пустынь, персы из Малой Азии, индийцы с берегов Ганга и китайцы с берегов Янцзы.
      Именно "сыновья Срединного Царства", то есть китайцы, и составляют большинство иноземцев в городе. Все они удивительно похожи друг на друга: с маленькими, вздернутыми носами, раскосыми глазами, выступающими скулами и одинаковым желтым цветом кожи. Прилежные и трудолюбивые до умопомрачения, китайцы берутся за такие работы, которые требуют большого терпения и необычайной ловкости. Они прекрасные резчики по дереву, слоновой кости, камню и превосходные ювелиры. Они шьют, ткут, рисуют и плетут замечательные по изяществу вещицы, на которые всегда найдется покупатель.
      Следует добавить, что они очень скромны и непритязательны. Каждый, кто когда-либо заходил в китайскую лавочку, знает, что сначала хозяин заламывает несусветную цену, но сразу же готов снизить ее до разумных пределов, то есть в два, а то и в три раза дешевле. Этим пользуются и платят им совсем немного. На строительстве китайцы получают чуть ли не в десять раз меньше белых рабочих, но и эти ничтожные заработки в десять раз больше того, что они имели у себя на родине. А так как они бережливы, то живут, по крайней мере внешне, ничуть не хуже остальных. Китайцы захватили в городе все мелкие ремесленные мастерские, и в редком доме вы не увидите желтолицую служанку или горничную.
      Чтобы не создать у читателя ложное представление, должен добавить, что не одни китайцы столь деятельны в этом городе. Все его жители предприимчивы и стремятся тем или иным способом заработать как можно больше денег. Время - деньги, говорят они и всем своим образом жизни доказывают справедливость придуманной ими же пословицы. Проще уступить дорогу другому, чтобы он, в свою очередь, не задерживал тебя. При соблюдении этого золотого правила все крутятся, бегают, занимаются своими делами, но без лишней суеты, крика и ругани.
      Так живут люди в домах, и так же течет жизнь на площадях, улицах и в конторах. Бледная, худенькая американка, горделивая черноглазая испанка, дородная светловолосая немка, кокетливая француженка, чернокожие стряпухи и желтые служанки с озабоченным видом снуют по городу. Банкир во фраке и в цилиндре держит в одной руке копченый свиной окорок, а в другой - корзинку с овощами. Ранчеро тащит на спине сеть с десятком крупных рыб, которых он приобрел по случаю семейного торжества. Бравый офицер воюет с жирным каплуном, который пытается вырваться и убежать. Пастор несет в полах сюртука пару больших омаров. Все эти люди ловко обходят друг друга, никто никому не мешает пройти.
      Мы беспрепятственно въехали в столицу "золотого" края и отыскали на Сатер-стрит гостиницу с вывеской "Вальядолид". Это был обычный трактир, он же постоялый двор в типично калифорнийском духе - длинное, узкое деревянное строение в два этажа.
      Поручив лошадей заботам конюха, который сразу же отвел их в конюшню, мы прошли в зал, где было так много посетителей, что нам с трудом удалось отыскать свободный стол. Официант поставил перед нами кружки с пивом и хотел было уже уйти, но я задержал его.
      - Сеньор Энрике Гонсалес дома?
      - Да, сэр. Вы хотите видеть его?
      - У меня к нему дело.
      Через некоторое время к нашему столу приблизился высокий сумрачного вида испанец и назвался сеньором Энрике.
      - Я хотел бы узнать, проживает ли в вашей гостинице некий Аллен Маршалл, - обратился я к нему.
      - К сожалению, не могу сказать. Я не интересуюсь именами постояльцев и никому не советую делать это.
      - Могу я поговорить с сеньорой?
      - Боюсь, что нет, - отрезал он, повернулся и ушел. Негостеприимный тон хозяина нисколько не обескуражил меня, и я отправился на поиски хозяйки в надежде, что она окажется хотя бы немножко похожа на свою болтливую сестру донью Эулалию.
      Женщину следует искать на кухне, и я пошел на приятный, щекочущий ноздри запах жаркого. Навстречу мне бежала щуплая черноволосая девушка с дымящимся блюдом в руках. Я загородил ей дорогу и спросил:
      - Сеньора на кухне, малышка?
      - Осел! - бросила она через плечо по-французски и ловко увернулась от моих рук.
      "Ого!" - подумал я, изумленно провожая ее взглядом. Пойдя дальше по проходу, я повстречал еще одну девушку в крахмальном переднике.
      - Мадемуазель, - обратился я к ней как можно почтительнее, - я хотел бы видеть сеньору.
      - Как вы смеете называть меня мадемуазелью, нахал! - оборвала она меня и исчезла между столиков. Такой прием меня вконец обескуражил, и я подумал, что если дела и дальше пойдут так же, то я и к вечеру не найду сеньору. Я стоял посреди зала, растерянно оглядываясь по сторонам, когда вдруг заметил девушку, чье лицо мне показалось смутно знакомым. Ее черты напомнили мне детство, родной городок, и я, сам не знаю почему, направился к ней, лихорадочно соображая, где же я мог ее видеть раньше.
      - Сосед! Карл! Вас теперь и не узнать! - всплеснула она руками, бросаясь ко мне.
      - Господи! Густи! Неужели это вы? Густи Эберсбах! Как вы выросли! Какими судьбами вы попали из Германии в Калифорнию?
      - Мама умерла вскоре после вашего отъезда. Дела отца шли из рук вон плохо, и он поддался на уговоры вербовщика, собрал пожитки и переехал сюда. Но и здесь надежды на заработки не оправдались, и он вместе с моими братьями отправился на прииски, говорят, там, если напасть на жилу, можно быстро разбогатеть. А меня они оставили здесь. Я служу в гостинице, крыша над головой есть, и на хлеб денег хватает.
      - Густи, милая, у нас еще будет время поговорить, а сейчас мне надо срочно найти хозяйку. Я уже спрашивал у двух ваших подруг, но они обозвали меня ослом и нахалом.
      - Ни в коем случае не называйте хозяйку сеньорой. Только доньей Эльвирой, и никак не иначе.
      - Спасибо за совет, Густи, но где мне ее найти?
      - Я помогу вам. Садитесь к столу, а я тем временем выясню, где она.
      Это была еще одна из тех странных и неожиданных встреч, каких немало случалось во время моих путешествий по свету. Семейство Эберсбахов жило по соседству с нами. И вот теперь старый плотник из небольшого немецкого городка искал счастья на золотых приисках вместе со своими сыновьями, со старшим из которых я бегал в школу, проказил на переменках, а иногда и дрался. Когда Густи была еще малышкой, я часто носил ее на руках, а она, радостно смеясь, трепала мою густую шевелюру, обнимала и целовала меня. Разве мог я предположить, переступив порог гостиницы в Сан-Франциско, что встречу ее там?
      Через несколько минут Густи вернулась и сообщила:
      - Донья Эльвира согласна принять вас, хотя сейчас и не время аудиенций.
      - Не время аудиенций? - изумился я. - Да кто она такая? Королева Испании или хозяйка постоялого двора?
      Но Густи в ответ только пожала плечами, по-видимому, не разделяя моего недоумения.
      - Она строго соблюдает часы приема. Ежедневно с одиннадцати до двенадцати и с шести до семи вечера. В другое время она не принимает никого, если только у человека нет хороших рекомендаций.
      - Ах вот оно что! Премного благодарен, Густи, - ответил я. Мне стало весело от всех этих надуманных, никому не нужных условностей. - Верно говорят, что дружба с соседом бывает полезнее, чем дружба с королем.
      - Вы в самом деле так думаете? Ну что ж, пойдемте, я провожу вас.
      Конечно, я не бывал на приеме у королевы Испании, но мне думается, что и при дворе правила были бы ненамного сложнее. Меня усадили в прихожей и велели ждать, пока из-за шторы не послышится звон колокольчика.
      После получасового ожидания колокольчик наконец-то прозвенел, и я переступил порог комнаты, заставленной всевозможной мебелью. Повсюду на стенах висели картины в рамах, на столах, столиках и полках лежали потрепанные веера, чашки, кофейники, сумочки, кружевные салфетки, что должно было означать пышность убранства комнаты донны Эльвиры. Хозяйка восседала на софе, опираясь рукой о подлокотник, с которого живописно свисала какая-то карта. На ее коленях лежала гитара, рядом лежала неоконченная вышивка, перед ней стоял мольберт с двумя листами бумаги, на одном из которых была изображена то ли женская, то ли кошачья головка, второй же эскиз был посвящен то ли ископаемым ящерам, то ли сказочным животным.
      Я низко поклонился. Однако мне показалось, что донья Эльвира и не заметила моего появления в комнате. Она задумчиво рассматривала потолок, на котором я, как ни вглядывался, ничего достойного внимания не заметил. Внезапно она повернула голову ко мне и спросила в упор:
      - Как далеко от Земли до Луны?
      Я уже был готов услышать нечто странное, поэтому не удивился и, чтобы не оставаться в долгу, ответил не менее странно:
      - Пятьдесят две тысячи миль по понедельникам, а по субботам всего пятьдесят тысяч.
      - Совершенно верно, - последовал изумивший меня ответ.
      Хозяйка снова воззрилась на потолок, а затем снова спросила:
      - Из чего делают изюм?
      - Из винограда.
      - И на этот раз вы правы.
      Снова долгий взгляд на потолок, и новый вопрос:
      - Что такое пуаль-де-шевр (Козья шерсть (фр.).)?
      - Шерстяная ткань по пятнадцати локтей за эскудо, но сейчас она не в моде.
      - Поздравляю вас, сеньор, вы превосходно справились со всеми задачами. Августа рекомендовала мне вас как человека, известного своей ученостью, а так как я терпеть не могу невежд, то и взяла на себя смелость проэкзаменовать вас. Я выбрала для вас самые сложные вопросы из разных областей знания, и вы с блеском прошли испытание, хотя внешне вы больше похожи на медведя, чем на ученого. Но Августа предупредила меня, что вы постигали науки во многих университетах и знаете все страны и народы мира. Присаживайтесь, сеньор.
      - Премного вам благодарен, донья Эльвира, - ответил я, устраиваясь на краешке стула, заскрипевшего под моей тяжестью.
      - Вы хотите поселиться у нас?
      - Если вы окажете нам честь и пустите скромных странников под кров вашего дома.
      - Ну конечно, я согласна. Я вижу, что вы вежливы и обходительны, а внешний вид не столь уж и важен для мужчины. Вы бывали в Испании?
      - Пока еще нет, донья Эльвира, но я всегда мечтал об этом.
      - Как вам нравится нарисованная мной карта моей родины?
      Она протянула мне жалкую копию, вычерченную карандашом по кальке.
      - Я не встречал таких подробных карт!
      Но хозяйка равнодушно отнеслась к моей лести, видимо, полагая, что ее рисунок выше всяких похвал.
      - Да, мы, женщины, сумели освободиться от гнета предрассудков и эмансипировались. Но главное то, что, сравнявшись с мужчинами в науках, мы опережаем их в искусстве. Посмотрите внимательно на эти два эскиза. Они необъятны в плане проникновения в форму предмета. Какой рисунок, какая эфемерность линий! А какие светотени! Я слышала, что вы знаете толк и в искусствах, поэтому позвольте мне еще раз проверить вас. Что тут изображено?
      Донья Эльвира сразила меня наповал "проникновением в форму предмета", и я не придумал ничего лучшего, как сказать:
      - Морской змей.
      - Совершенно верно, сеньор. Признаюсь вам, до сих пор еще никто не смог правильно ответить на этот вопрос, так как никто еще не видел морского змея, но если ученый может мыслью мерить пространство, то почему художнику заказано проникнуть в форму того, чего никто не видел?
      От ее слов я испытывал то же ощущение, что и от перченых, луковых и чесночных блюд в доме сеньоры Эулалии.
      - Я царствую в своем доме, - продолжала донна Эльвира, - хотя и отказываюсь вникать в денежные подробности хозяйства. Меня выручает тонкое, обостренное чутье. Вот там лежат перо, чернила и книга. Впишите себя в число постояльцев.
      Я повиновался, но прежде спросил:
      - Могу ли я вписать также моих друзей?
      - Как, разве вы не один?
      - Со мною мой черный слуга по имени Боб.
      - Разумеется! Как же я сама не подумала, что человек, с первого взгляда узнавший морского змея, не может путешествовать без лакея! Однако слуг обычно не вписывают в книгу постояльцев.
      - Со мной еще Виннету, вождь апачей.
      - Я много слышала о славном вожде. Вы должны непременно представить его мне.
      - Еще некий вестмен по имени Сан-Иэр, который...
      - Тот, кого называют укротителем индейцев? - перебила она меня.
      - Он самый, донья Эльвира.
      - Вписывайте и его. Я вижу, вы путешествуете в славной компании.
      - С нами еще некий мистер Бернард Маршалл, ювелир из Луисвилла, штат Кентукки.
      Донья Эльвира чуть не вскочила на ноги.
      - Что вы говорите? Ювелир Маршалл из Кентукки?
      - Его брат по имени Аллен имел счастье жить в вашей гостинице месяца два тому назад.
      - Ах, как я рада! Конечно, роскошных апартаментов у нас нет, но вы получите лучшие комнаты и, надеюсь, останетесь довольны. Сегодня вечером прошу вас всех на ужин.
      - Благодарю вас, донья Эльвира. Я дорожу вашим расположением и рад, что вы удостоили нас чести быть приглашенными на ужин к вам. Свои путевые заметки я печатаю в газетах, и вы можете не сомневаться, что все читатели узнают, какая замечательная гостиница "Вальядолид".
      - Буду рада, хотя и не представляю вас за письменным столом. Если у вас есть еще какое-либо желание, скажите мне, и в постараюсь исполнить его.
      - Спасибо, донья Эльвира, у меня нет просьб. Разрешите, однако, задать вам несколько вопросов.
      - Спрашивайте, - милостиво согласилась она.
      - Аллен Маршалл уже уехал?
      - Да, почти два месяца тому назад.
      - А куда он отправился?
      - На прииски в окрестностях Сакраменто.
      - Он вам писал с тех пор?
      - Только один раз. Уведомил, куда отсылать письма, которые придут на его имя.
      - Вы еще помните адрес?
      - Ну конечно. Он дал адрес моего знакомого, некоего мистера Хофли из Йеллоу-Уотер-Граунд. Он поставляет золотоискателям припасы.
      - Приходили Аллену письма после его отъезда?
      - Несколько штук, и я исправно переправляла их при первой же возможности. А совсем недавно ко мне заглянули его знакомые, с которыми он ведет торговые дела. Они хотели поговорить с ним, и я объяснила им, где искать мистера Маршалла.
      - Когда уехали эти двое знакомых?
      - Постойте... только вчера утром.
      - Один из них молод, а второй - постарше, но внешне они очень похожи друг на друга?
      - Да, я тоже это заметила. Мне рекомендовала их моя сестра.
      - Ваша сестра? Донья Эулалия с ранчо дона Фернандо де Венанго-и-Колона де Молинарес де Гаяльпа-и-Ростредо?
      - Как, вы с ними знакомы?
      - Мы имели честь посетить их. Однако я не решился просить вашу сестру рекомендовать нас вам, донья Эльвира.
      - Это безумно увлекательно! Расскажите же мне все в подробностях!
      Я изложил ей историю нашего знакомства с доньей Эулалией, однако всё же позволил себе опустить некоторые детали. Хозяйка внимательно выслушала меня, а когда я закончил, сказала:
      - Благодарю вас, сеньор. Должна признаться, что вы - первый немец, умеющий себя вести в присутствии испанской доньи. Буду рада видеть вас и ваших товарищей вечером. Я заранее уведомлю вас о времени ужина. До свидания.
      "Аудиенция" закончилась, и я согнулся в почтительном поклоне, так не вязавшемся с моей внешностью жителя прерий. Когда я вышел в зал, слуги бросали на меня уважительные взгляды, а Густи обратилась ко мне со словами:
      - Сосед, то ли вам везет, то ли вы сумели околдовать хозяйку. Еще никто не задерживался у нее больше, чем на пять минут. Наверное, вы ей очень понравились.
      - Наоборот, - улыбнулся я, - донья Эльвира прямо в глаза заявила, что я похож на медведя.
      - К сожалению, она права. Пойдемте ко мне в комнату, я дам вам бритву и ножницы. Вам действительно надо привести себя в порядок.
      - Это лишнее, Густи, - возразил я. - Нам сейчас предоставят комнаты.
      - Не верьте, сосед. Гостей устраивают в комнаты только после восьми часов.
      Вдруг раздался громкий звонок.
      - Это она зовет меня. Но почему? Странно, в это время она не занимается делами. Поспешу, узнаю, что у нее стряслось.
      Густи побежала на зов хозяйки, а я подсел к столу, за которым расположились мои друзья. Все посетители бросали на них любопытные взгляды, да это было и не удивительно: гордый Виннету всегда привлекал внимание, а отсутствие ушей у маленького Сэма говорило о том, что этот человек пережил не одно приключение.
      - Что ты выяснил? - спросил меня Бернард.
      - Аллен уехал два месяца тому назад и только однажды прислал весточку из Йеллоу-Уотер-Граунд. Твои письма переправили ему туда.
      - А что такое Йеллоу-Уотер-Граунд?
      - Насколько я помню, узкая долина поблизости от Сакраменто. Там нашли богатое месторождение золота, но потом жила иссякла, и золотоискатели подались в верховья реки. Но самое главное - Морганы пошли по следу Аллена.
      - Надо спешить! - воскликнул Бернард. - Можем ли мы выступить в путь сегодня же?
      - Лучше завтра. Сегодня нас угощает ужином сама хозяйка, и мы не вправе отказаться.
      - Ну что же, может быть, так действительно будет лучше. По крайней мере, у меня будет время посетить банк, с которым мы вели дела, и навести у них справки
      Нашу беседу прервала вернувшаяся от хозяйки Густи.
      - Меня позвали из-за вас, сосед, - сказала она. -Вам отвели лучшие комнаты, в которых обычно останавливаются только родственники хозяев.
      - Это в них жила сеньорита Альма?
      - Да, мне рассказывали об этом, но сама я в то время еще не работала здесь.
      - А не рассказывали ли тебе, что в то же время здесь останавливался некий мистер Аллен Маршалл?
      - Вся прислуга до сих пор только о том и судачит. Поговаривают, что сеньорита Альма просто проходу ему не давала и чуть ли не вешалась на шею, но молодой человек устоял. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.
      Услужливая Густи принесла нам бритвы, ножницы, гребешки и щетки, чтобы мы хотя бы немного привели себя в порядок и не походили на оборванцев. Вскоре мы уже могли показаться на улице, не опасаясь, что за нами увяжется толпа зевак.
      Виннету предпочел остаться в гостинице, так как гордость не позволяла ему выставлять себя на всеобщее обозрение. Сан-Иэр тоже наотрез отказался выходить на улицу и растянулся в грязной одежде на постели.