Золото Виннету (Виннету - 3)

      Я пришпорил коня и поскакал туда. Действительно, вскоре я уже стал различать железнодорожную насыпь высотой в человеческий рост и блестящие рельсы на ней. Мною овладело странное чувство: я не то чтобы растрогался, нет, мне стало грустно. Читатель, наверное, меня поймет. Впервые за несколько месяцев я снова соприкоснулся с цивилизованным миром. Стоило дождаться поезда, остановить его, сесть в вагон - и уже через сутки я был бы в городе где-нибудь на Востоке, среди людей, одетых в приличное платье...
      Отогнав от себя непрошеные мысли, я стреножил лошадь, а сам пошел за хворостом для костра. Прямо у насыпи стоял засохший куст, которого вполне хватило бы на то, чтобы вскипятить кофе на ужин. Я вытащил нож, чтобы срезать его целиком, наклонился и вдруг с удивлением обнаружил лежащий у корневища молоток. Я смотрел на него как на чудо, невесть как попавшее в эти дикие края. Молоток был как новенький - без малейшего пятнышка ржавчины, поблескивающий в лучах заходящего солнца. В моей голове родились смутные подозрения. Молоток не мог быть забыт здесь строителями: уже через день от росы на нем появилась бы ржавчина. Значит, не далее как сегодня утром в этих местах побывал человек...
      Конечно, здесь мог пройти путевой обходчик, но такие люди не забывают свои инструменты под кустом.
      Я медленно и осторожно прошелся по насыпи, но не нашел никаких следов. Тогда я взобрался на железнодорожное полотно, но и там мои поиски завершились ничем. И только по ту сторону насыпи мое внимание привлек маленький кустик редкой в тех краях пахучей травы, на котором еще сохранился отпечаток человеческой ступни. Примятые стебельки уже успели подняться, однако лепестки мелких желтых цветков осыпались. След был от мокасин, так как каблуки на сапогах белых оставляют более глубокие отпечатки. Неужели здесь прошли индейцы? Но зачем индейцам понадобился молоток? К тому же ведь и многие белые в прерии носят индейские мокасины!
      Поскольку я не мог сразу ответить на все свои вопросы, необходимо было все осмотреть как можно тщательнее. Я не забывал ни на мгновение, что сиу-оглала рыщут в окрестностях в поисках новых скальпов и добычи. Враг мог скрываться за каждым кустом. С револьвером на изготовку я крался от куста к кусту, но ничего нового так и не обнаружил. Обратно я возвращался по другой стороне насыпи, но и там все мои старания не увенчались успехом.
      Мустанг безмятежно щипал траву и не выказывал беспокойства - верный признак того, что по меньшей мере поблизости от нас не было ни одной живой души. Однако сомнения и подозрения, разбуженные странной находкой, продолжали мучить меня, и я решил не оставлять поисков. Проходя по насыпи, я вдруг услышал легкий шелест осыпающегося песка и быстро оглянулся, ожидая увидеть крадущихся за мной краснокожих. Но за спиной у меня никого не было, хотя песок и в самом деле медленно струился по склону всего в двух шагах от меня. Может, кто-то недавно раскапывал там насыпь?
      Я по локоть погрузил руки в песок, а когда вытащил их, с ужасом заметил, что они обагрены кровью. Внимательно осмотрев место, я понял, что песком засыпали огромную лужу крови.
      Здесь произошло убийство. Это было совершенно ясно, так как кровь животного никто не стал бы скрывать столь тщательно. Немного выше на траве едва виднелась длинная полоса, словно кто-то тащил тело.
      Кровь еще не успела впитаться в землю, а следы были оставлены не более часа назад. Я удвоил внимание и подолгу всматривался в заросли, прежде чем отважиться перебраться от одного куста к другому.
      Преодолев таким образом метров двести, я добрался до особенно густых зарослей. Мне показалось, что там, в чаще колючих веток, лежит человек. Это мог быть как убитый, так и убийца.
      Зачем я подвергал себя опасности? Чего было проще подождать Сэма и продолжить путешествие вместе с ним, выбросив напрочь из головы драму, разыгравшуюся у железной дороги. Однако читатель должен знать, что, если вестмен хочет сохранить жизнь и скальп, он обязан предугадать действия врага и ожидать нападения в любую минуту. Он тщательно осматривает и проверяет каждую мелочь и уж тем более не оставит у себя за спиной подозрительные следы, так и не выяснив, кому они принадлежат - ведь от этого зависит его собственная безопасность, сама жизнь. Иногда он становится более дотошным, чем самый педантичный профессор. Он обращает внимание даже на самые незначительные мелочи, не имеющие вроде бы отношения к делу и которые, как впоследствии обычно оказывается, касаются его самым непосредственным образом. Часто бывает, что за один день вестмен покрывает расстояние в сорок-пятьдесят миль, а на следующий - всего лишь полмили, так как вынужден ползти на брюхе, поминутно оглядываясь и принюхиваясь. Ведь даже если ему самому ничто не грозит, он, по крайней мере, может принести пользу другим и предостеречь их.
      Я подобрал с земли сухую ветку, нахлобучил на нее шляпу и поднял ее над кустом боярышника, за которым сидел, - со стороны это должно было выглядеть так, словно кто-то пытается выбраться из зарослей. Однако выстрела не последовало, не дрогнул даже листик. Скорее всего там лежит мертвец... либо же я имел дело с очень хитрым противником, слишком опытным, чтобы попасться на мою удочку. Следовало действовать решительнее. Я отполз в сторону, швырнул в ближний куст ком земли, чтобы на мгновение отвлечь внимание противника, вскочил на ноги и, преодолев в два прыжка разделяющее нас открытое пространство, с ножом занесенным для удара, ворвался в заросли.
      Там, укрытый сломанными ветками, лежал человек. Он был мертв. Я перевернул его на спину и увидел оскаленное в предсмертной гримасе лицо. Это был белый, с которого сняли скальп. Из груди у него торчала стрела с острым зазубренным наконечником. Такие стрелы индейцы берут с собой только тогда, когда выходят на тропу войны.
      От места, где был спрятан труп, тянулись следы в сторону насыпи. Там прошли двое индейцев-мужчин и двое юношей. Очень осторожно, скрываясь за кустами, я пошел по следу.
      Внезапно я услышал лошадиное фырканье, но, так как ветер дул в мою сторону, в этом не было ничего опасного - лошади не могли меня учуять. Я подполз поближе и осторожно выглянул из кустов. На огромной поляне стояло десятков шесть лошадей. Их охраняли двое часовых. У одного из них, очень молодого, почти мальчика, я заметил на ногах сапоги из толстой кожи. Вероятнее всего, это были сапоги, снятые с убитого белого.
      Затаившись, я внимательно всматривался в то, что происходило на поляне. Лошади были расседланы, но оставались в уздечках. На одном прекрасном жеребце, к моему удивлению, я обнаружил сбрую, которую используют только белые. Видимо, к индейцам сиу прибыли гости.
      Индейцы, привыкшие общаться с белыми, не понимающими их языка, пользуются своего рода языком жестов, и каждый, кто собирается на Дикий Запад, должен понимать эти знаки. Очень часто краснокожие, даже разговаривая между собой, не могут избавиться от обыкновения подкреплять свои слова жестами. Именно это и помогло мне понять, о чем беседовали часовые, хотя ни одно слово не долетало до меня. Они взмахивали руками, словно разбивали рельсы, они натягивали луки, словно пускали стрелы в цель, они изображали жестами пламя и лошадь, что могло означать только паровоз, который индейцы называют "огненным конем". Я узнал все, что хотел узнать, и, тщательно заметая следы, пустился в обратный путь.
      Когда я наконец-то снова добрался до своего мустанга, то увидел, что он пасется в обществе Тони, а Сэм удобно расположился в кустах и невозмутимо жует вяленое мясо.
      - Сколько вы их там насчитали, Чарли? - спросил он.
      - Кого? - сделал я удивленное лицо.
      - Как кого? Индейцев.
      - А вы как о них пронюхали?
      - Хи-хи-хи! Неужели старый Сан-Иэр теперь кажется вам гринхорном, как вы ему раньше? Вы ошибаетесь, сэр.
      Он смеялся громко, совершенно не опасаясь, что его услышат. Точно так же смеялся Сэм Хокенс, когда чувствовал свое превосходство. Все старые вестмены одинаковы, что с ними поделаешь!
      - Это почему же я ошибаюсь, Сэм?
      - Нежели я должен что-то объяснять Олд Шеттерхэнду? Ну-ка, ответьте мне, что бы вы сделали, если бы прибыли сюда на встречу с другом, а вместо него увидели рядом с конем молоток?
      - Я бы растянулся на траве и жевал вяленое мясо, ожидая, пока он вернется.
      - Не пытайтесь надуть старого Сэма. Я знаю вас всего несколько часов, но уже понял, что вы за человек. Вас не было на месте, и я решил пойти посмотреть, что к чему.
      - А если бы я был занят делом, в котором вы мне могли только помешать? Если вы уже поняли, что я за человек, то должны знать, что я в состоянии сам о себе позаботиться. И где же вы ходили за мной по пятам?
      - Я шел за вами по той стороне насыпи, пока вы не обнаружили того беднягу, которого укокошили краснокожие. Я знал, что вы где-то рядом, поэтому мог идти быстро. Осмотрев убитого, я понял, что вы пошли с визитом к индейцам, и вернулся сюда, где и ожидал вас в спокойствии духа и тела. Итак, сколько вы их там насчитали?
      - Человек шестьдесят.
      - Вот оно что! Значит, это тот отряд, следы которого я видел вчера. Я правильно понял: они откопали топор войны?
      - Да.
      - Здесь обосновались надолго?
      - Трудно сказать, но лошадей расседлали.
      - Тысяча чертей и одна ведьма! Наверняка они задумали что-то недоброе. Не может быть, чтобы вы вернулись, так ничего и не вызнав.
      - Они хотят разобрать рельсы, чтобы поезд потерпел крушение, а потом ограбить всех пассажиров.
      - Откуда вам это известно? Вы понимаете язык оглала?
      - На этот раз их язык мне не пригодился, хотя я его и знаю. Часовые у лошадей все объяснили своими жестами.
      - А вы не ошиблись? Опишите мне их жесты.
      Я исполнил его просьбу и не только описал жесты индейцев, но и повторил их. Маленький вестмен вскочил на ноги от волнения, но быстро взял себя в руки и снова опустился на землю.
      - Да, вы все правильно поняли. Придется нам здесь задержаться и спасти поезд. Однако торопиться тоже ни к чему, сначала надо все хорошенько обдумать, чтобы не попасть к ним в лапы. Вы говорите, их человек шестьдесят? Вот ведь незадача! На моем прикладе осталось место для десятка зарубок, не больше.
      Несмотря на всю серьезность нашего положения, я с трудом сдержал улыбку. Маленький человечек думал не о том, что ему придется сразиться с шестью десятками коварных и опасных в бою краснокожих, а о том, где ему отмечать смерть новых жертв своей ненасытной мести.
      - И скольких же вы собираетесь уложить? - спросил я.
      - Пока и сам не знаю. Двоих или троих укокошу наверняка, а остальные, вот ведь незадача, разбегутся при виде двадцати или тридцати белых.
      Как я понял, Сэм тоже рассчитывал на помощь пассажиров поезда.
      - Главное, - заметил я, - узнать, на какой поезд они хотят напасть. Нам нельзя ошибаться.
      - Гм, подождите минутку, дайте мне пораскинуть мозгами. Если принять во внимание время и то, где они хотят устроить засаду, им вздумалось захватить поезд из Маунтин (Видимо, имеется в виду современный город Юнион-Сити /штат Калифорния/.), и это меня удивляет. Поезд, идущий с Востока, везет всегда такие товары, от которых у любого краснокожего разбегаются глаза, в то время как с Запада не везут ничего, кроме пассажиров. Придется нам расстаться и пойти вдоль железной дороги в разные стороны.
      - Мы обязательно так и поступим, если не сумеем узнать, откуда и в какое время ходят здесь поезда.
      - Может, вам еще представить точное расписание? Я столько лет прожил на белом свете, но еще ни разу не решился сесть в деревянную клетку, которую именуют вагоном и где даже неробкий человек от страха не знает, куда ему девать ноги. Я предпочитаю путешествовать по прерии верхом на моей Тони. А куда же подались остальные индейцы?
      - Не знаю, я видел только их лошадей, но, думается, они точно знают, когда появится поезд, и примутся за дело только ночью, иначе мы бы уже услышали, как они стучат по рельсам. До сумерек осталось каких-то полчаса. Как только стемнеет, мы разыщем их и все разузнаем.
      - Хорошо, пусть будет по-вашему.
      - Один из нас останется и глаз не будет спускать с железной дороги. Наверняка краснокожие разберут путь неподалеку от лошадей, чтобы в случае осечки побыстрее унести ноги.
      - Совсем не обязательно, Чарли. Они уверены в том, что дело выгорит, и не станут держаться за лошадей.
      - Нам придется быть настороже на тот случай, если индейцы вышлют разведчиков, чтобы проверить, все ли спокойно в окрестностях.
      - Не беспокойтесь, нас они врасплох не застанут. Посмотрите на мою Тони, я никогда не привязываю ее и не стреноживаю, и это умнейшее животное всегда предупреждает меня о приближении чужака. Ваш мустанг фыркает, когда чует индейца?
      - Да.
      - А моя Тони - нет. Подкрадывающийся краснокожий тоже может услышать фырканье, и тогда он поймет, что вы знаете об опасности. Поэтому я отучил мою Тони фыркать, и она у меня, умница, все прекрасно поняла. Я всегда пускаю ее пастись на свободе, а она, учуяв чужака, подходит и тычется в меня носом.
      - А если она ничего не учует?
      - Не обижайте ее, сэр. Сегодня ветер дует со стороны индейцев, и я разрешу вам пристрелить меня на месте, если Тони не учует их за тысячу шагов. Кроме того, учтите, что эти негодяи обладают орлиным зрением и заметят вас издалека, даже если вы влезете на насыпь и притворитесь шпалой. Поэтому спокойно сидите здесь, Чарли.
      - Так уж и быть, поверю вашей Тони. Я, правда, знаком с ней только один день, но уже успел убедиться, что стоит она многого.
      Я тоже растянулся на траве, вытащил сигару собственного изготовления и закурил. У Сэма сначала широко открылись глаза, затем так же широко раскрылся рот, раздулись ноздри, жадно втягивая запах табака, а лицо расплылось с восторженной улыбке. Вестмену редко выпадает счастье побаловать себя хорошим табаком, может быть, именно поэтому многие из них предаются курению с подлинной страстью.
      - Великолепно!.. Чарли, неужели у вас есть сигары? - спросил Сэм, сглатывая слюну. Его пальцы задвигались, словно он уже держал в них сигару.
      - Ну, конечно, осталась по меньшей мере дюжина. Не хотите ли закурить?
      - С удовольствием! Вот уважили старика, так уважили. Теперь я ваш должник.
      Он закурил и по индейскому обычаю втянул дым не в легкие, а проглотил, а затем тоненькой струйкой выпустил его через рот из желудка. На его лице было написано неземное блаженство, словно он попал в рай.
      - К черту краснокожих и все поезда! Мне нет до них дела. Вот это удовольствие! Хотите, я отгадаю марку сигары?
      - Попытайтесь. Вы хороший знаток табака?
      - Еще какой!
      - Ну и?..
      - Гусфут из Виргинии или Мэриленда.
      - Нет.
      - Неужели? Не может быть, чтобы я ошибся. Это не что иное, как гусфут. Я прекрасно знаю его вкус и аромат.
      - Нет.
      - В таком случае это бразильская легитимо.
      - Вы опять ошиблись.
      - Кюрасао из Баии?
      - И снова мимо цели.
      - Тогда что же это такое, черт подери?!
      - Посмотрите повнимательнее на саму сигару.
      Я достал новую сигару и принялся аккуратно лист за листом ее разворачивать.
      - Чарли, вы с ума сошли! Как можно портить сигару? Да любой траппер отвалит вам за нее пять бобровых шкурок, а если давно не курил, то и все восемь.
      - Не волнуйтесь, через два-три дня я получу новую партию.
      - Через два-три дня? Новую партию? Откуда?
      - Мне их пришлют с моей фабрики.
      - Что? У вас есть фабрика?
      - Да.
      - Где?
      - Там, - ответил я, показывая на моего мустанга.
      - Чарли, не шутите со мной.
      - А я и не шучу.
      - Не будь вы Олд Шеттерхэндом, я был подумал, что вы с ума спрыгнули.
      - Да поглядите же вы на табак.
      Сэм Гаверфилд долго крутил в пальцах листья, нюхал их, пробовал даже жевать и в конце концов заявил:
      - Это зелье мне совершенно незнакомо, но вкусом и запахом сигара очень хороша.
      - А теперь я покажу вам мою фабрику.
      Я подошел к мустангу, ослабил подпругу и достал из-под седла плоский сверток. Развернув его, я обратился к Сэму:
      - Посмотрите, что там внутри.
      Сэм недоуменно глядел на горсть листьев.
      - Чарли! Вы что, принимаете меня за дурака? Ведь это же листья дикой вишни.
      - Вы совершенно правы. Добавьте туда немного сушеной дикой конопли и заверните в лист растения, которое вы здесь называете "заячье седло". В этом свертке помещается моя табачная фабрика. Я собираю нужные мне листья, складываю их и прячу под седло. От тепла и трения листья подсыхают, и я получаю сырье для моих сигар.
      - С трудом верится.
      - Однако это сущая правда. Конечно, такая сигара только отдаленно напоминает настоящую, и даже неразборчивый, привыкший к самому страшному зелью курильщик выбросит ее после первой затяжки, но если он несколько лет побегает по прерии без настоящего табака, а потом закурит ее, она покажется ему гусфутом из Виргинии или Мэриленда. Вы проверили это на себе.
      - Чарли, я потрясен!
      - Только, ради Бога, держите язык за зубами, если попадете в общество людей, никогда не бывавших на Западе. Они примут вас за человека, напрочь лишенного вкуса.
      - Плевал я на них и на их вкус. К тому же я понятия не имею, какого черта мне делать в их обществе. Ваши сигары превосходны.
      Открывая Сэму мой тайну, я ничуть не испортил ему удовольствие: он выкурил сигару полностью и с сожалением выбросил окурок, такой крохотный, что уже обжигал пальцы и губы.
      Тем временем начало смеркаться, и вскоре так стемнело, что уже пора было действовать.
      - Пора? - спросил Сэм.
      - Пора, - отозвался я.
      - Что вы предлагаете?
      - Пойдем посмотрим, как себя чувствуют лошади краснокожих, оттуда отправимся к их лагерю, но зайдем с двух сторон. А потом опять встретимся.
      - Согласен, но если произойдет что-то непредвиденное, ну, скажем, одному из нас придется уносить ноги или мы потеряем друг друга из виду, то встречаемся к югу отсюда, у воды. Там лес словно стекает с гор на прерию, в милях двух от его северной опушки прерия образует что-то вроде зеленого залива, где легко отыскать друг друга.
      - Хорошо. Вперед!
      Я не думал, что может произойти что-то "непредвиденное": сиу-оглала вели себя беспечно, уверенные, что им ничто и никто не угрожает. Однако Сан-Иэр был прав в том, что надо быть готовым к любым неожиданностям.
      Взяв оружие, мы двинулись в путь.
      Стояла непроглядная тьма, и мы, не скрываясь, в полный рост, пересекли железнодорожное полотно. Точно так же, не таясь, мы пошли вдоль насыпи. В прерии глаза очень быстро привыкают к темноте, и мы распознали бы любого приближающегося к нам индейца на расстоянии нескольких шагов. Миновав кусты, в которых было спрятано тело убитого белого, мы подошли к лощине с пасущимися лошадьми.
      - Идите направо, а я налево, - шепнул мне Сэм и отполз в сторону.
      Обойдя табун, я выбрался на открытую местность, лишенную зарослей, и заметил растянувшихся на земле индейцев. Они не разжигали костров, лежали молча и так тихо, что слышен был шелест насекомых в листьях ближайших кустов. Поодаль сидели трое: они вполголоса разговаривали, и я решил, что это должны быть вожди.
      Подкравшись к ним, я, к моему удивлению, увидел, что один из беседующих - белый. Что общего у него с индейцами? Он не был их пленником. Возможно, это один из тех бродяг и проходимцев, которые шатаются по прерии и присоединяются то к краснокожим, то к белым, словом, ко всякого рода разбойничьим шайкам, в надежде чем-то поживиться. А может быть, это один из тех белых охотников, которые, попав в плен, спасают свою жизнь, беря в жены индейскую девушку и тем самым становясь полноправным членом племени. Хотя в таком случае его одежда была бы индейского покроя.
      Двое других действительно были вождями, о чем свидетельствовали перья, украшавшие завязанные узлом волосы. Значит, у железной дороги собрались воины из разных стойбищ, а может быть, и племен. Прячась за кустами и прикрывая ладонью глаза, чтобы меня не выдал их блеск, я подполз к кусту, у которого они сидели. Я лежал так близко, что, протянув руку, мог бы к ним прикоснуться.
      Белый говорил по-английски, вожди - на странной смеси индейских и английских слов, понятной всем вестменам.
      - Мой белый брат точно знает, что на огненном коне везут поклажу из золота? - спросил один из вождей.
      - Мои братья могут не сомневаться, - ответил белый.
      - А кто сказал моему брату о золоте?
      - Один из воинов, стерегущих кораль огненного коня.
      - Золото привезут из страны вайкуров?
      Эти слова насторожили меня еще больше. Я знал, что индейцы называют так Калифорнию, значит, груз золота должен быть очень крупным.
      - Да.
      - И отдадут Великому Белому Отцу из Вашингтона, чтобы он сделал из него доллары?
      - Да.
      - Великий Белый Отец не получит золота! Он не сможет сделать даже одну монету! Много ли мужчин скачет на огненном коне?
      - Воины моего краснокожего брата храбры, и они победят бледнолицых, сколько бы их ни ехало.
      - Уфф! Воины оглала принесут домой много скальпов, и их жены и дочери будут плясать от радости. Скажи, у всадников, скачущих на огненном коне, много вещей, так нужных краснокожим воинам? Мы хотим одежду, оружие и огненную воду.
      - Ты отберешь у них не только это, но и многое другое. Но взамен воины оглала отдадут мне то, что обещали.
      - Мой белый брат получит все золото и серебро, которое везут на огненном коне. Нам оно ни к чему, в наших горах больше нуггетов, чем звезд на небе. Ка-Во-Мен, вождь оглала, - при этих словах он ткнул пальцем себя в грудь, - однажды встретил мудрого и отважного бледнолицего, который сказал ему, что золото - это смертоносная пыль. Злой дух высыпал ее на землю, чтобы превратить людей в воров и убийц.
      - Твой мудрый бледнолицый - дурак. Кто он такой?
      - Ты ошибаешься, он не дурак, а мудрый и отважный воин. Однажды сыновья оглала выкопали топор войны и пошли к берегам Броуд-фок, чтобы снять скальпы с белых охотников, которые осмелились ловить бобров в их владениях. Среди бледнолицых был один воин, которого все они, как и ты, считали дураком, потому что он приехал в прерию не для того, чтобы убивать зверей и грабить краснокожих. Но в его голове жила мудрость, а руки его были сильны, как лапы серого медведя. Его пуля всегда находила цель, а его нож выпил кровь не одного гризли из Скалистых гор. Мудрый белый хотел помочь своим собратьям избежать мести краснокожих воинов, но они только посмеялись над ним и сделали все по-своему. Поэтому они погибли, а их скальпы украшают сегодня вигвамы оглала. Но белый воин не покинул в несчастье своих товарищей и храбро сражался, однако сыновей оглала было много, очень много, и они сумели сбить его с ног и набросить на него веревки. Ты видел, как могучий дуб падает под ударами топора и хоронит под собой все живое? Мы привели его в стойбище, но не убили, потому что он был мужественный воин, и многие краснокожие девушки пожелали стать скво в его вигваме. Верховный вождь оглала Ма-Ти-Ру готов был отдать ему свою дочь, но бледнолицый пренебрег любовью цветка прерии, похитил лошадь вождя, выкрал оружие и сбежал. За ним гнались, но он отправил в Страну Вечной Охоты многих воинов и сумел уйти от мести.
      - Когда это случилось?
      - С тех пор солнце победило четыре зимы.
      - А как звали бледнолицего?
      - Его кулак крепче камня, голой рукой он может размозжить череп любому воину, поэтому мы называем его Сэки-Лата, Разящая Рука. Белые охотники называют его на своем языке Олд Шеттерхэнд.
      Вождь оглала сказал правду. Мне действительно пришлось пережить подобное приключение четыре года тому назад. Хотя, честно говоря, мне показалось, что Ка-Во-Мен слишком лестно отзывается о моих достоинствах.
      - Олд Шеттерхэнд? Как же мне его не знать! - воскликнул белый охотник. - Когда я напал на Олд Файерхэнда, чтобы отнять у него бобровые шкурки, он как раз находился в "крепости". Мерзавец, он-то и сорвал все мои планы. Только мне да еще двум моим товарищам удалось уйти. Ну ничего, я с ним еще повстречаюсь и с лихвой верну долг. Он у меня взвоет!
      Только теперь я узнал его. Это был предводитель шайки грабителей, напавшей на нас в Саскачеване, но получившей такой отпор, что лишь трое унесли ноги. На расстоянии вытянутой руки от меня сидел один из тех негодяев, которых следует опасаться больше, чем сотни самых диких индейцев. Кровожадностью, коварством и хитростью он превосходил любого краснокожего.
      До сих пор молчавший Ма-Ти-Ру поднял руку в знак того, что он хочет говорить, и произнес:
      - Если Сэки-Лата еще раз попадет в мои руки, он умрет у столба пыток. Ма-Ти-Ру сам оторвет его мясо от костей, сам вытянет из него все жилы. Сэки-Лата отнял жизнь у многих воинов оглала, угнал лучшую лошадь вождя и отверг красивейшую дочь прерий. За это он умрет.
      Если бы они знали, что тот, о ком они говорили и кому угрожали смертью, лежит в двух шагах от них и слышит их проклятия!
      - Краснокожие мужи никогда больше не увидят Сэки-Лата, - вдруг сказал Ка-Во-Мен.-Говорят, он уехал за Великую Соленую Воду, в страну, где нещадно палит солнце, где песка больше, чем травы в прерии, и где мужчины заводят по нескольку жен.
      Я несказанно удивился, что даже индейцы знали о моем намерении отправиться в путешествие по Сахаре. Но я уже побывал в Африке и успел благополучно возвратиться оттуда, а краснокожие, как друзья, так и враги, все еще помнили обо мне. Как прихотлива слава: здесь, орудуя ножом, я стал более известен, чем у себя на родине, где написал и издал несколько книг.
      - Он вернется, - с уверенностью произнес Ма-Ти-Ру. - Кто хоть раз вдохнул воздух прерии, тот не сможет надышаться им до конца своих дней.
      Я мысленно согласился с краснокожим. Горцу, спустившемуся в долину, снятся горы, моряк, оказавшийся на суше, мечтает о соленых ветрах, а тот, кто попал в объятия бескрайней прерии, не может оставить ее надолго, его всегда будет тянуть назад. Именно поэтому и я всегда возвращался из своих путешествий в просторы Северной Америки.
      Ка-Во-Мен взглянул на небо и обратился к белому:
      - Пусть мой брат посмотрит на звезды. Нам пора идти. Скажи, разве железные руки, которые мы отняли у слуги огненного коня, достаточно крепки, чтобы разорвать его дорогу?
      Теперь я понял, кого и зачем они убили. По наущению белого краснокожие выследили и прикончили путевого обходчика, чтобы завладеть его инструментами. Именно их и назвал вождь железными руками.
      - Они сильнее, чем двадцать воинов, - ответил белый.
      - Мой брат умеет пользоваться ими?
      - Да. Теперь идите за мной. Через час появится поезд. Но пусть мои братья помнят, что они обещали все золото и серебро отдать мне.
      - Ма-Ти-Ру никогда не лжет! - гордо подтвердил свое обещание вождь, поднимаясь на ноги. - Золото твое, но все остальное и скальпы заберут мужественные воины оглала.
      - Но вы дадите мне и мулов и людей, чтобы перевезти золото на Канейдиан.
      - Воины оглала будут сопровождать тебя до границы с Мексикой. Но если огненный конь привезет много вещей, которые понравятся Ка-Во-Мену и Ма-Ти-Ру, мы проводим тебя еще дальше, до того города, где, как ты говоришь, тебя ждет сын.
      Сказав это, вождь издал громкий гортанный крик, призывая своих воинов. В мгновение ока из темноты выросли многочисленные тени краснокожих. Пора было уходить, и я пополз назад. Внезапно вблизи раздался еле слышный шорох, словно легкий ветерок коснулся травы.
      - Сэм! - скорее выдохнул, чем прошептал я и приготовил нож. Но тут на расстоянии нескольких шагов показался мой товарищ. Он приподнялся на одно мгновение и так же тихо, почти неслышно, ответил мне:
      - Чарли!
      Я подполз к нему.
      - Что вы увидели? - спросил я, наклоняясь к нему.
      - Да ничего особенного. Эка невидаль - полсотни краснокожих.
      - А что слышали?
      - Ничего. Мерзавцы молчат, как рыбы. А вы?
      - Очень много. Они уходят на запад, а нам еще надо успеть добраться до наших лошадей.
      Мы отползли на безопасное расстояние, затем встали в полный рост и побежали. Перебравшись на другую сторону железнодорожного полотна, я остановился.
      - Сэм, ступайте к лошадям. Проедете полмили вперед вдоль насыпи и подождете меня там, а я тем временем послежу за краснокожими. С них нельзя спускать глаз ни на минуту, иначе все может пойти прахом.
      - Давайте лучше наоборот, Чарли. Я тоже хочу кое-что сделать, а то вы подкрадываетесь, подслушиваете, подглядываете, а я сижу сложа руки, и мне становится стыдно.
      - Это невозможно, Сэм. Мой мустанг послушается вас, а ваша Тони заупрямится и не пойдет за мной.
      - Вот ведь незадача! Придется мне последовать вашему совету.
      И он пошел быстрым шагом к лошадям, совершенно не заботясь о том, чтобы замести следы. Не успел он исчезнуть из виду, как около насыпи появились индейцы.
      Я тихонько крался за ними. У куста, под которым лежал молоток, они остановились, сгрудились, и через минуту послышались удары по рельсам. Вскоре к этому звону присоединился лязг других инструментов. По-видимому, белый негодяй принялся за дело всерьез - он отрывал рельсы от шпал отобранными у обходчика инструментами.
      Пора было начинать действовать и нам. Я покинул поле будущего боя и поспешил вперед. Спустя пять минут я нагнал Сэма.
      - Они снимают рельсы? - спросил вестмен.
      - Да.
      - Я так и понял. Когда приложишь ухо к рельсу, то слышишь каждый удар.
      - Вперед, Сэм! Совсем скоро поезд будет здесь, и мы должны успеть предупредить людей до того, как индейцы заметят огни паровоза.
      - Чарли, я с вами не пойду.
      - Почему? Что вы задумали?
      - Если мы сейчас оба уйдем отсюда, нам потом придется много времени потратить на то, чтобы снова разведать обстановку. Лучше будет, если я подкрадусь к индейцам, пригляжу за ними, а когда вы вернетесь, все вам расскажу.
      - Вы правы, Сэм. Я знаю, что на вас можно положиться.
      - Уж я постараюсь. Идите, Чарли. Найдете меня здесь.
      Я вскочил на мустанга и помчался навстречу поезду так быстро, как это только можно было сделать в темноте, не рискуя свернуть шею коню и себе. Необходимо было перехватить поезд на таком расстоянии от места засады, чтобы индейцы не заметили, что он остановился. Тем временем ночь светлела, на небе замерцали звезды и пролили на прерию мягкий свет. Теперь я мог ехать быстрее.