Глава XIV

В ЖЕРТВУ КРОКОДИЛАМ

На следующее утро Отец-Ягуар, Аука и Ансиано отправились на разведку. Больше всего Карла Хаммера волновало то, какой именно дорогой идут абипоны по направлению к деревне, от этого зависела диспозиция его, если можно так выразиться, войска, впрочем, назвать так его людей и присоединившихся к ним камба — не слишком уж большое преувеличение. Разведка, надеялся он, подтвердит его планы относительно засады в долине Высохшего озера, но не исключено было также, что она их, напротив, опровергнет, хотя это было все же маловероятно. На время своего отсутствия Отец-Ягуар главным назначил Херонимо, что, естественно, не могло не вызвать недовольства лейтенанта Берано.

Как только разведчики скрылись, доктор Моргенштерн отозвал Фрица в сторонку и тихо сказал ему:

— Они удалились очень вовремя для нас. А то я уже начал опасаться, что у нас вообще ничего не получится — от Отца-Ягуара ничего ведь не скроешь, он все видит и все слышит.

— Я все же не уверен, что мы поступаем верно, мне становится как-то не по себе от одной только мысли о том, что Отец-Ягуар рассердится на нас. Но вы, доктор, как я понимаю, не собираетесь отступать от своего плана?

— Ни в коем случае. И знаешь, чем дальше, тем больше я укрепляюсь в мысли, что было бы глупо упускать этот шанс — королевский подарок судьбы. Но меня очень смущают твои колебания, неужели ты бросишь меня на произвол судьбы?

— Что вы говорите? Вы меня поражаете, хозяин! Неужели вы могли подумать, что я способен на такое?

— Прекрасно, твой ответ меня радует. Значит, решено — уходим?

— Да: Но когда?

— Когда? Почему ты об этом спрашиваешь, ты что, считаешь, что днем это сделать невозможно?

— Невозможно, потому что у. Херонимо отличный нюх, как я успел заметить, и ушки постоянно на макушке, мимо него и птичка незамеченной не пролетит. Мы сможем уйти только ночью.

— А сколько лошадей, ты считаешь, нам нужно взять с собой?

— Две ездовых и две для транспортировки груза. Больше не нужно. Для упаковки костей надо взять побольше ремней. Но вам не стоит беспокоиться об этом, я один все сделаю.

Но тем не менее доктор весь день занимался различными приготовлениями перед их уходом, а можно сказать, и побегом из экспедиции, стараясь делать все как можно более незаметно для постороннего глаза. Вечером ученый лег спать пораньше, а Фриц дождался темноты и осторожно вывел из лагеря лошадей, не забыв прихватить и седла. Как только он убедился в том, что все в лагере заснули, разбудил хозяина. Дальше все шло по плану доктора: они оседлали лошадей и незаметно отъехали. Когда деревня осталась далеко позади, во всяком случае, за пределами слышимости, Фриц громко рассмеялся и сказал:

— Представляю, какой поднимется переполох, когда утром они обнаружат, что мы исчезли! Эх, как я хотел бы узнать, что они предпримут для того, чтобы мы могли снова осчастливить их общество своим присутствием!

— А это совсем нетрудно себе представить. Но какое это имеет для нас значение? Меня, например, совершенно не волнует то, что они будут делать. Вот что будем делать мы, если костей на том месте, где мы их оставили, не окажется?

— Да куда они денутся?!

— Ты считаешь, они не исчезнут оттуда?

— Уверен.

— Мне нравится твоя уверенность, но как бы нам не заблудиться, лунного света мне лично далеко не достаточно для того, чтобы разглядеть окрестности как следует

— А я на месяц и вовсе не полагаюсь, — заявил Фриц. — Моя собственная память надежнее. Мне кажется, что я знаю этот путь так хорошо, как будто я лет двадцать служил в этих местах почтальоном.

Да, уверенности в себе Фрицу было не занимать, но было бы еще лучше, если бы к ней не примешивалась и некоторая доля излишней самоуверенности. Когда они подъехали к лесу, окружавшему болото, то он предстал перед ними глухой и абсолютно непроницаемой для слабого лунного света стеной. Им оставалось лишь одно — ждать восхода солнца. Но нетерпение, охватившее доктора Моргенштерна, не позволяло ему бездействовать, и они стали искать вход в лес наугад, тыкаясь то туда, то сюда. Так прошло часа два. Они не нашли ни малейшего просвета между деревьями, но зато наткнулись на следы лошадиных копыт, хорошо сохранившиеся в густой траве. Здесь проехало трое всадников, и это были, без всякого сомнения, Отец-Ягуар, Аука и Ансиано. Идя по этим следам, ученый и его слуга очень скоро наткнулись на ручей. Возле него они сделали небольшую остановку, позволив лошадям наесться травы и напиться свежей воды, и продолжили свой путь, по-прежнему придерживаясь нити лошадиных следов В одном месте, где они были видны особенно отчетливо, Фриц наклонился к земле и, внимательно изучив отпечатки лошадиных копыт, сказал:

— Если я не ошибаюсь, то, значит, ошибается наш знаменитый Отец-Ягуар, но если прав он, то мне будет очень стыдно.

— Ничего не понял, — откликнулся приват-доцент. — Что ты имеешь в виду?

— Он ушел влево, на мой взгляд, слишком далеко. Надо брать гораздо правее.

— Скорее всего, ошибаешься ты, а не он Отец-Ягуар — не из тех, кто может сбиться с пути, называемого по-латыни «виа» или «траменс».

— Согласен, Отец-Ягуар, конечно, не из рассеянных людей, однако все мои пять чувств и даже отчасти шестое в один голос твердят мне, что прав в данном случае я. А не могло получиться так, что у него появилась какая-то иная цель вылазки?

— Нет. Он исходил из того, что противник идет по нашим следам, отставая от нас по времени на четыре дня, следовательно, он должен был настичь абипонов где-то возле нашего болота или даже чуть дальше.

— Ну, если это так, то, значит, у меня не все в порядке с глазомером. Когда мы проезжали здесь в прошлый раз, долина была у нас прямо перед носом. А теперь, если придерживаться этих следов, получается, что она находится где-то гораздо левее. Нет, все-таки Отец-Ягуар явно отклонился в сторону.

— Не думаю. Он никогда не ошибается.

— Что ж! Возможно, ошибаюсь я. Но жизнь покажет, кто на самом деле прав. А пока нам надо решить, в какую сторону двигаться дальше.

— Будем по-прежнему придерживаться следов. И, без сомнения, скоро выедем к болоту, где мы нашли кости.

— Хорошо, я парень дисциплинированный, поэтому беспрекословно подчиняюсь вашей воле. Надеюсь, мы не попадем впросак.

Несколько часов они провели в пути и вот, наконец, оказались на таком месте, о котором можно было со всей определенностью сказать, что они уже проезжали его. Но потом пошли пески, на которых разглядеть следы было уже невозможно, и они несколько приуныли… Но потом решили придерживаться прежнего направления, несмотря на то, что местность казалась им теперь совершенно незнакомой. Прошло еще какое-то время, и Фриц, придержав слегка свою лошадь, сказал:

— Мы едем все же явно не туда, куда нужно. Сейчас мы находимся, пожалуй, уже очень далеко от болота.

— Ну и что! — не согласился с ним доктор Моргенштерн. — Раз Отец-Ягуар выбрал такой путь, значит, он самый удобный и самый короткий, только и всего.

— Удобный для него, но не для нас, особенно если учесть, что планы его могли измениться.

— Знаешь, Фриц, может, ты и в самом деле прав… В таком случае мы теряем драгоценное время. Что же делать, дорогой мой?.. Может, нам лучше вернуться в долину Высохшего озера?

— Ни в коем случае. Будем рассуждать логически: мы сильно отклонились влево, значит, нам нужно вернуться назад и взять гораздо правее, вот и все, и мы окажемся как раз в том месте, насчет которого поэт любил повторять: «У родника дитя сидело». Если в результате мы не выедем к болоту, вы сможете увидеть потрясающее зрелище: я сам себя съем вместо телячьей котлеты.

Фрицу не пришлось, однако, приводить в исполнение эту жуткую самоугрозу: совершив предложенный им маневр, он и доктор в конце концов выехали все-таки к болоту. Но пока они странствовали, наступил вечер.

Они спешились и, ведя лошадей в поводу, отправились к тому месту на краю болота, где видели особенно много костей.

— Через какой-то час совсем стемнеет, — заметил Фриц, — значит, нам надо поторапливаться, если мы хотим уехать отсюда с грузом еще сегодня.

— Ты полагаешь, нам надо уехать отсюда непременно еще сегодня вечером?

— Нам нельзя оставаться. Вот-вот здесь могут появиться абипоны.

— Вот была бы потеха, если бы они застали здесь нас с вами. Да… Но я предпочитаю веселиться другими способами, без их участия.

— Прежде чем здесь появятся абипоны, мимо должен проехать Отец-Ягуар. Как только он их заметит, сразу же повернет назад и проедет снова мимо нас.

— Так должно было бы быть. Но мы с вами уже убедились, что Отец-Ягуар действует теперь, исходя из каких-то неизвестных нам соображений. Ладно, скоро все само собой выяснится. А пока самое правильное для нас — засучить рукава, да только не слишком увлекаться работой, подлые крокодилы не дремлют, хотя и любят прикинуться неподвижными, как бревна.

Это было весьма своевременное напоминание: поверхность болота кишмя кишела крокодилами совсем близко от берега. Ученый и его слуга начали энергично собирать и связывать ремнями кости, которые лежали в прежнем положении, было видно, что никто за прошедшее время к ним не прикасался. Однако процесс шел все же гораздо медленнее, чем хотелось Фрицу, и только из-за того, что доктор Моргенштерн постоянно что-то ему объяснял, перемежая пространные сведения о доисторических животных просьбами обращаться с драгоценными реликвиями с максимальной осторожностью и аккуратностью. На некоторых костях было слишком много грязи, и оба немца начали то и дело бегать к воде, чтобы отскрести и смыть ее. Поглощенные этим занятием, они перестали замечать то, что происходило вокруг. А происходило там нечто очень важное для них… Они огляделись по сторонам только тогда, когда порыв ветра донес до них человеческие голоса. Спрятавшись в тростнике, доктор и его слуга приготовились наблюдать, что будет дальше… Однако ничего ровным счетом не происходило и никого не было видно. Тогда они прошли еще немного вперед и спрятались между ветвями кустарника, из-за которых прекрасно можно было разглядеть всю округу.

Параллельно берегу, но на довольно значительном расстоянии от него, двигалась группа людей, часть их была на лошадях, часть шла пешком. Судя по некоторым их действиям они, без сомнения, собирались разбить лагерь. Вдруг всадников двенадцать-четырнадцать пришпорили своих лошадей и оторвались от остальных. Один из них был индеец, остальные — белые. Возле зарослей тростника они спешились и начали что-то искать, скорее всего чьи-то следы. Когда между нашими палеонтологом и его слугой и «следопытами» расстояние сократилось шагов до сорока, стало уже возможно различить черты их лиц.

— Боже, какие люди! Вот так рождественский сюрприз! — воскликнул вдруг Фриц. — И почему это жестокая судьба заставила нас так долго быть в разлуке! «Ах, какое счастье снова видеть вас!» — сказал бы я сейчас вон тем ребятам, если бы только мог. А вы, герр доктор, узнаете их?

— К сожалению, они мне знакомы, — ответил ученый. — Если только мои глаза не ошибаются, это Антонио Перильо, а рядом с ним капитан Пелехо.

— Вот и мне сдается, что это они самые и есть, голубчики. А вон тот длинный малый разве не напоминает вам громилу, которого все они называют «великим гамбусино»? Герр доктор, герр доктор, посмотрите туда! Это же абипоны… Человек восемьдесят примерно на глаз, но, может, и побольше. Ну и супец заварился в этом котелке! Хорошо бы нам посолить его как следует, да еще и перцу туда! А знаете, чьи следы они ищут? Наши! Заметили наших пять лошадей, вот и всполошились.

— Фриц, надо бежать!

— Да уж не помешало бы нам сейчас взять руки в ноги. Только куда бежать-то? Вперед к этим мерзавцам или назад к крокодилам?

— Увы, деться нам некуда, твоя правда. Остаемся здесь. Может, они нас и не заметят. Скоро станет темно… по-латыни «калигинозус» или «обскурус», и мы тогда убежим.

— Без того, чтобы минут пять пробыть в воде, у нас это в любом случае не получится.

— Ты считаешь, это опасно?

— По меньшей мере, неприятно.

— Тогда давай, на всякий случай, заранее продумаем, что мы сможем им ответить, когда они спросят, что мы тут делаем.

— Было бы совсем неплохо, если бы их интересовало только это, и больше ничего. Но, сдается мне, их сейчас гораздо больше интересует Отец-Ягуар и известно ли камба о готовящемся на них нападении. Кроме нас с вами, им больше не с кем тут побеседовать на эти животрепещущие темы. Беседа будет проходить так: сначала они нас привяжут к чему-нибудь твердому, потом немножко порежут, после этот подвесят, в таком положении отравят и только после всего этого убьют. Мы предали своих друзей, и нам нечего рассчитывать на их благородство и помощь. Господи! У нас нет даже оружия, оно осталось во вьюках на лошадях. Ну вот: кажется, они нашли-таки наши следы. Приготовьтесь, герр доктор, скоро мы узнаем, как оно там, в раю.

А «следопыты» пока еще не разобрались окончательно в следах, поскольку свежие наслоились на старые. Но в конце концов им удалось отличить одни от других. Вперед вышел гамбусино, раздвинул ветви кустов и…

— О чудо! Кого я вижу! — с приторно-сладкой интонацией воскликнул он. — Это же наши старые знакомые! Приветствую вас, сеньоры! Какими судьбами? Неужели вы и здесь раскопали гигантскую черепаху? Поистине вы фанатики старых костей. Мне очень жаль, что судьба лишает вас возможности заняться вплотную их изучением, ну да ничего, скоро ваши собственные будут ничем не хуже тех.

И он зашелся неприятным высоким смехом, а остальные поддержали его своим грубым гоготом. Обоих немцев связали и отвели к их лошадям. Вокруг них образовался круг. На глазах доктора Моргенштерна и Фрица их сумки были снова опустошены, во второй раз, кстати, если вы помните. При этом гамбусино рассказывал некоторым своим спутникам предысторию взаимоотношений пленников и их с Перильо.

— Мы оставили им жизнь только потому, — самодовольно пояснял он, — что я действительно начал верить в то, что такой придурок, какого этот «зоолог» из себя изображал, не может быть полковником Глотино. А теперь он, как видите, шныряет по территории камба, и у меня уже не осталось никаких сомнений, что мнимый ученый именно полковник и есть. Но на этот раз ему нечего рассчитывать на выручку Отца-Ягуара. Сеньоры, скажите, вы согласны отдать его в мои руки?

— Да! Да! Да! — дружно подтвердили все окружающие.

— Благодарю вас! Но сначала он даст мне одну справочку. Мне очень хочется знать, где сейчас пребывает Отец-Ягуар.

— Он идет по вашим следам, — ответил вместо доктора Фриц, чтобы отвлечь внимание гамбусино на себя.

— Что ты вмешиваешься в чужой разговор, лакей несчастный? Но так и быть, я согласен на то, чтобы ты заменил своего хозяина в качестве моего собеседника, если ты более сговорчив. Ты можешь спасти себе жизнь, если скажешь правду. Итак, было ли тебе известно заранее о том, что Отец-Ягуар собирается освободить вас?

— Нет, — прозвучал ответ.

— Он шел по нашим следам на следующий день?

— Да.

— Как долго?

— Это я не знаю, потому что он в тот раз не брал нас с собой.

— Почему?

— Он сказал, что мы ему не понадобимся.

— А что, собственно, ему нужно в Гран-Чако?

— Он и его йербатерос хотели собирать чай.

— В каком именно месте?

— Этого я не знаю. Он вообще не посвящает нас в свои планы.

— Сколько человек в его экспедиции?

— Человек двадцать.

— Значит, говоришь, они — йербатерос… С какой же тогда стати они собирают чужое оружие и лошадей?

— Отец-Ягуар предполагает, что банкир Салидо сможет хорошо заплатить ему за это.

— Так я и думал! А что делаете вы в этих местах?

— Мы давно знали, что в Гран-Чако часто находят останки древних животных, за этим и пришли к болоту, в котором покоится полно старых костей.

— Встречали ли вы где-нибудь камба?

— Нет, нигде не встречали. Когда мы вчера проходили через их деревни, все они были совершенно пусты.

— А почему, как ты думаешь?

— Откуда я могу это знать, сеньор?

И тут великан гамбусино вышел из себя. Его огромный тяжелый кулак обрушился на плечо хрупкого малыша Фрица. Удивительно, но тот устоял на ногах и даже не пошатнулся, только слегка побледнел. Наклонившись к самому его лицу, громила с яростью прохрипел:

— Ты или полный болван, или отъявленный мошенник! Но мне плевать на то, кто ты есть на самом деле! В любом случае, ты заслуживаешь того же, что и твой хозяин. Довольно нас дурачить! Тебе не удалось провести нас: именно от тебя мы знаем теперь, что Отец-Ягуар идет по нашим следам, а не впереди нас, чего мы боялись, чтоб ты знал, больше всего. — Он повернулся к своему окружению. — Эй, парни! Привяжите-ка этих двоих молодцов покрепче к двум деревьям. Они вздумали шутить с нами! Ничего, сейчас они узнают, как шутит тот, кто, в отличие от них, умеет шутить!

Обоих немцев тут же схватили и привязали к деревьям. После этого «великий гамбусино» отвел несколько человек в сторону, и они о чем-то зашептались. Время от время их разговор прерывался взрывами грубого хохота. Для пленников этот смех ничего хорошего не предвещал…

Наконец самозваные палачи обо всем договорились, и «великий гамбусино» вихлявой походкой, даже как будто слегка пританцовывая, подошел к немцам.

— Поскольку мы тут, в полевых условиях, несколько ограничены в своих возможностях и не можем предоставить таким почтенным сеньорам, как вы, различные виды казни на выбор, — издевательским тоном произнес он, — то вы… пойдете на ужин крокодилам! Хотите — зовите на помощь, но в этом случае советую обратиться прямо к самому черту, потому что только он один и может сейчас выручить вас!

Доктор, весь кипя от охватившего его негодования, собрался было ответить негодяю, но Фриц быстро прошептал ему по-немецки:

— Молчите, герр доктор, ради Бога! Не тратьте слов понапрасну!

— Но, Фриц, если я не объясню этому человеку, что он ошибается и я вовсе никакой не полковник, то они нас действительно могут прикончить!

— Да ему плевать на любые ваши объяснения!

— Тогда мы пропали…

— Погодите падать духом. Если они не скормят нас крокодилам прямо сию минуту, мы будем спасены.

— Господи, да ты бредишь, Фриц! Кто нас может спасти?

— Отец-Ягуар, конечно, кто же еще?

— Исключено! Он сейчас далеко отсюда.

— А мне так не кажется.

— Что-о-о? Объясни-ка, что значат твои слова!

— Да как раз в тот момент, когда этот проклятый гамбусино замолк наконец, в камышах, вон за тем узеньким рукавом воды, мелькнула знакомая фигура нашего славного земляка. Я сначала подумал: померещилось, а он махнул мне рукой. И тут же исчез, присел, наверное, за камышом.

— Но ты… ты не мог обмануться? Темно ведь уже…

— Я никогда в таких вещах не ошибаюсь. Это был высокий, широкоплечий человек и одет точно так же, как Отец-Ягуар, — в кожаную рубашку и такие же штаны.

— Ну да, во что же еще ему быть одетым, как не в кожу? Да так одеваются вообще все белые в этих местах, кстати, и те, что собираются нас казнить.

— Нет-нет, я не мог ошибиться. Зачем бы тогда ему прятаться?

— Вот тут ты, пожалуй, прав. Негодяям тут прятаться незачем. Что ж, будем надеяться…

— Будем. Это ведь наше единственное спасение.

Немцы говорили между собой хотя и на непонятном для окружающих языке, но мимика их была достаточно красноречива, они не сдерживались, потому что их палачи в это время отошли, чтобы что-то сказать абипонам, очевидно, известить их о том, какое интересное зрелище им в скором времени предстоит увидеть. Индейцы побросали все свои дела (а они были заняты обустройством лагеря) и обступили пленников, непрерывно зубоскаля над ними. Бенито Пахаро, он же «великий гамбусино», некоторое время молча наблюдал за этой сценой со стороны, как бы выжидая момента, когда интерес публики, пришедшей на представление, достигнет своего апогея и он сможет вступить на арену происходящего в качестве исполнителя главной роли. Наконец он, видно, решил, что такой момент настал, и громогласно объявил:

— Освободите место, мы начинаем! Разведите вон под тем деревом костер. Сейчас вы увидите, как эти два мошенника будут у нас дергаться, как жуки на булавке.

Дерево, на которое в качестве плахи указал «великий гамбусино», стояло у самой воды, и, пожалуй, половина его кроны окуналась в болото. Костер разожгли для того, чтобы отпугнуть крокодилов, маячивших в воде невдалеке от берега.

— Они вернутся очень скоро, не беспокойтесь! — вновь издевательским тоном произнес Бенито Пахаро. — Ваше знакомство состоится всенепременно! Но вы можете ускорить наступление этого долгожданного момента. Как только вы соблаговолите изъявить свое желание поближе познакомиться с этими милыми, безобидными существами, мы тут же и начнем. Ну, я жду только вашего слова.

Но доктор Моргенштерн и Фриц не удостоили злодея-фигляра ответом. И он продолжил:

— Если вы опасаетесь, что крокодилы проглотят вам самым примитивным способом, то напрасно, способ, который мы специально для вас выбрали, позволит создать очень эффектную картину. Мы подвесим вас к самым толстым веткам на ремнях таким образом, чтобы вашим приятелям из болота можно было без особых хлопот и суеты откусывать по кусочку… от ваших, увы, бренных тел.

Обоих немцев бил нервный озноб. И настолько сильный, что это было весьма заметно, как ни старались доктор и его слуга скрыть дрожь. Их вид вызвал бы сочувствие у любого нормального человека, но у тех, кто в этот момент окружал пленников, искать его было бы бессмысленно. Зато среди них нашелся один человек, которому даже такой страшный вид казни, как поедание живых людей крокодилами, показался чересчур мягким, и был это не кто иной, как наш старый знакомый Антонио Перильо, эспада. Он подошел к гамбусино и сказал:

— Этот мерзавец, прикидывающийся немцем, однажды уже ушел от моей пули. То есть по справедливости ему положено умереть дважды. И этот наш счет к нему он сегодня должен оплатить. Крокодилы сожрут его моментально, а он обязан сначала помучиться. Ну, и этот, кто он там ему — слуга, что ли, — тоже должен разделить его участь. А как же? Такая преданность нуждается в признании.

— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил гамбусино.