Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Завещание Инки

ModernLib.Net / Приключения: Индейцы / Май Карл / Завещание Инки - Чтение (стр. 5)
Автор: Май Карл
Жанр: Приключения: Индейцы

 

 


— Ура! Я тоже отправляюсь с вами в Гран-Чако! Такой шанс упускать нельзя!

— Не торопитесь, герр Моргенштерн, — ответил ему Отец-Ягуар. — Должен поставить вас в известность: из Буэнос-Айреса в Гран-Чако добираться несколько сложнее, чем из Ютербогка в Берлин. А кроме того, там, увы, пока еще не создано ни единого певческого союза.

— Ну и что? Я могу петь прямо с листа, «прима вета», как говорят музыканты. Если мне, конечно, предоставят ноты. Так вы берете меня в свою экспедицию?

— Я надеюсь, вы все же шутите, доктор?

— Да нет же! — искренне изумился доктор Моргенштерн, — Уверяю вас, я более чем серьезен.

— Прошу вас, герр доктор, хорошо подумайте и задайтесь трезвым вопросом: а по силам ли вам подобное путешествие? И потом, как вы себе представляете — ну где индейцы, которые ни читать, ни писать не умеют, возьмут ноты для вас?

— Есть у них ноты или нет, в общем-то, не имеет для меня большого значения, — несколько смутившись, ответил ученый, но тут же заявил с прежним пафосом: — Ради скелета мастодонта или глиптодонта я готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью! Неужели вы откажете соотечественнику?

— Хм. Мне кажется, вы не вправе так нажимать на меня. Я ведь вам пока что ничего не обещал, герр доктор. Кроме того, еще не определена даже дата нашего отъезда, а за время, которое пройдет до него, очень многое может измениться.

И разговор перешел на другие темы, но Отец-Ягуар прекрасно понимал, что лишь на время сумел отделаться от настырного палеонтолога, и продолжал мысленно искать благовидный предлог, под которым можно было отказать этому одержимому. И в то же время ему не хотелось обижать резким отказом этого симпатичного любителя динозавров.

Тем временем гости банкира начали потихоньку прощаться и расходиться. Направился к сеньору Салидо, чтобы поблагодарить за оказанное гостеприимство, и Отец-Ягуар. Но бдительный приват-доцент Берлинского университета, уже не тратя времени на долгие предисловия, взял гиганта под руку, вернее сказать, ухватился за его локоть снизу, и спросил:

— Итак, сеньор, сколько лошадей я должен приобрести?

Отца-Ягуара редко можно было поставить в тупик, но на этот раз он был застигнут врасплох и спросил с искренним недоумением:

— Лошадей? Зачем это?

— Ну как же? Для нашего с вами путешествия! Поскольку для раскопок мне потребуются инструменты: лопаты, кирки, следовательно, везти их должны специальные вьючные лошади.

— А больше вам ничего не нужно? — В голосе Карлоса Хаммера прозвучали ноты раздражения, он, кажется, начинал понемногу терять самообладание, не покидавшее его до сих пор никогда, даже в самых опасных ситуациях.

— Что вы имеете в виду? — заинтересовался приват-доцент.

— Ну, например, железнодорожный вагон. А как же! Или вы полагаете, что, поймав мастодонта, сможете отвести его до самого Ютербогка на поводке?

— Сеньор, мне кажется, вы сердитесь на меня, — догадался наконец доктор. — Прошу вас, не надо сердиться! Давайте все спокойно обсудим. Я не стану обременять вас связанными с моим участием в экспедиции какими-то бытовыми сложностями, и поэтому я возьму с собой слугу.

Хаммер аж пошатнулся от изумления.

— Что? Слугу? Ага, слугу, значит… Понял, понял.

— Да вы не волнуйтесь так! Мой слуга — тоже немец, родом из Штралау на Руммельсбургском озере.

— Из Штралау, говорите? Я думаю, на этом самом Руммельсбургском озере неплохая должна быть рыбалка, особенно если прихватить с собой на зеленый бережок пивка и копченую свиную ножку. А вот в Гран-Чако, должен сказать откровенно, с рыбалкой, к сожалению, ничего не получится!

И дав понять, что разговор окончен, он твердым и быстрым шагом вышел из гостиной банкира Салидо. Трое спутников Отца-Ягуара догнали его. Банкир проводил их до самых ворот своей квинты. И тут они ненадолго задержались, обмениваясь традиционными словами прощания. Подошел следователь из полицейского участка, тот самый, что недавно расследовал покушение на доктора Моргенштерна. Он сообщил сеньору Салидо, что Антонио Перильо, как установлено проверкой, — вне подозрений, поскольку у него имеется неопровержимое алиби на тот вечер. Мужчины перебросились несколькими фразами по поводу этого известия.

Пока шел этот короткий разговор, на противоположной стороне шоссе из темноты возникли две фигуры, старавшиеся не привлекать к себе внимания и двигаться почти неслышно. В густой тени пышных кустов олеандров, растущих на заботливо разрыхленной садовниками почве, и то и другое им прекрасно удавалось. Даже полицейский, несмотря на свой профессиональный нюх, ничего не заметил бы, если бы и обратил вдруг свое внимание на противоположную сторону шоссе. Таинственные двое незнакомцев, один — постарше, другой — помоложе, остановились, явно прислушиваясь и приглядываясь к тому, что происходит возле дома банкира. Вглядевшись в черты лица более молодого, в нем можно было бы узнать Антонио Перильо.

— Черт! — прошептал эспада. — Мне позарез надо знать, о чем они там говорят.

— А ты меня спроси об этом! Я почти наверняка могу угадать это, — сказал его немолодой спутник. — Полицейский только что сообщил им очень любопытную новость: оказывается, ты был у меня в то самое время, когда здесь стреляли.

— Хотелось бы, чтобы он тебе поверил! Какая все же это была глупость — стрелять в саду дома, битком набитого свидетелями! Один ловкий удар ножом на темной улице, и коротышка без всякого шума и крика… Постой, постой… А это кто? Ты случайно не знаешь вон того здорового малого, что стоит сейчас спиной к нам?

— Первый раз вижу!

Словно специально для того, чтобы дать Перильо ответ на интересующий его вопрос, из-за туч выглянула полная луна и осветила Хаммера, как раз в этот момент повернувшегося лицом к эспаде.

— Носят же его черти, где не нужно! — с досадой воскликнул Перильо.

— Да кого же, кого? — не понял его спутник.

— Ты не узнал его? Ах, да, я и забыл совсем, что ты же не был на корриде. Это и есть тот самый проклятый Отец-Ягуар, опозоривший всех нас.

— Оте… Отец… Ягуар?.. — Спутник Перильо вытянул шею, чтобы получше разглядеть того, чье имя только что с дрожью в голосе произнес.

— Что это с тобой? Ты что, раньше о нем что-нибудь слышал?

— «Слышал» — это не то слово. Вот это новость так новость!

— Скажи, что ты о нем знаешь? Кто он такой на самом деле?

— Скажу, скажу… Он тот, кого североамериканские индейцы зовут Метана My.

— М-м-м… Не понимаю.

— Белые охотники в Штатах называют его также Лайтнингхэнд.

— Да скажи же наконец, как это будет по-испански!

— Мексиканцы прозвали его «Эль Мано Релампагеандо».

На всех трех языках это означает «Человек-молния», или «Молниеносная Рука».

— Как? Это он? О Боже? Неужели такое бывает? Он же — брат того… Того, кого ты тогда…

— Да, да, того самого парня, которого… я тогда… Вот так да: значит, в Аргентине Лайтнингхэнд удостоился еще одного прозвища! Отец-Ягуар! Скажите, пожалуйста! А знаешь, зачем сюда прибыл этот, так сказать, великий, по местным понятиям, Ягуар? Он идет по моим следам, чтобы посчитаться за смерть брата!

— Берегись его — вот и все, что я могу тебе на этот счет сказать.

— Не учи ученого, мальчик! Он давно ищет меня и пока не— нашел, а я его не искал, но встретил! Нет, ему до меня никогда не добраться. Этому, с позволения сказать, ягуару, я не по зубам! Он не успеет…

— Ты что, и его тоже хочешь?..

— Догадливый ты, однако, парень, Антонио!

— Так же, как его брата?

— Именно так же! Или ты думаешь, что я должен позволить ему жить для того, чтобы он в конце концов все-таки поймал меня? Это совсем не исключено, потому что все его прозвища ему не просто так давались, уж ты мне поверь. Впрочем, об этом мы поговорим в другой раз, а сейчас хорошо бы узнать, что это он делал в доме банкира Салидо. Там ведь поселился и этот проклятый коротышка, вырядившийся гаучо. Вряд ли это случайное совпадение.

— Это и меня чрезвычайно интересует.

— Они явно как-то связаны между собой, великан и коротышка. В другое время я бы посмеялся над этой дурацкой парочкой друзей. Но так или иначе, раз они заодно, то пусть оба сразу и замолкнут навеки. Хочешь помочь мне в этом деле?

— О чем ты спрашиваешь? Мой нож, моя рука и мои пули — в твоем распоряжении.

— Хорошо. Но сначала мы должны узнать, где живет этот самый Отец-Ягуар. Слушай, слушай, что они там болтают…

Следователь собрался уходить первым и, к удовольствию Перильо, еще раз громко повторил, что эспада, как явствует из показания свидетеля, невиновен. После того, как следователь ушел, Отец-Ягуар в свою очередь окончательно распрощался с банкиром и вместе со своими друзьями двинулся вверх по шоссе.

— За ними! — прошептал старший из бандитов. — Глаз с них не спускай!

Глава IV

НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

Спустя примерно сорок дней после вечера в доме банкира Салидо, описанного в предыдущей главе, в гавани Санта-Фе пришвартовался пароход, прибывший из Росарио. Среди пассажиров, сошедших с него, были два человека очень невысокого роста, одетых, как гаучо, и при этом полностью идентично. На плечах обоих колыхались ярко-красные пончо. Это были наши старые знакомые — доктор Моргенштерн и нанятый им в Буэнос-Айресе слуга по имени Фриц Кизеветтер. Надо очень постараться, чтобы найти где-нибудь еще одну столь же колоритную пару людей одного, очень небольшого роста. Не только одежда, но и снаряжение у них было тоже, как у братьев-близнецов: у каждого за спиной висело ружье, а из-за пояса выглядывали рукоятки двух револьверов и длинного ножа.

На причале, чуть поодаль от толпы встречающих стояли два офицера, внимательно вглядывавшиеся в лица спускавшихся с парохода пассажиров. Они явно кого-то встречали, но не хотели это афишировать.

— Боже мой, неужели к нам прибыл сам… — воскликнул один из них, в звании капитана. — Это же полковник Глотино! Но как странно он одет! Не пойму, что нам делать: то ли отдавать ему честь, то ли лучше воздержаться от этого? Вполне вероятно, что полковник не хочет, чтобы его узнавали, и в то же время, если мы проигнорируем его, он может это понять неправильно.

— Подождем, пока он сам нас заметит, — рассудительно предложил офицер помоложе, старший лейтенант.

«Гаучо» ступили на причал. И тут у обоих офицеров автоматически сработал рефлекс всякого военного, срабатывающий при приближении старшего по чину: они отдали честь одному из «гаучо», которого посчитали переодетым полковником Глотино.

— Доброе утро! — тепло и как-то очень по-домашнему поздоровался с ними доктор Моргенштерн (а именно его и спутали офицеры со своим начальником). Это приветствие, а особенно тон, которым оно было сказано, прозвучало настолько дико для уха военного человека, что офицеры несколько опешили. Но увидев, как второй «гаучо» приложил средний и указательный пальцы правой ладони, сложенные вместе, к полям своей войлочной шапочки, подумали, что, пожалуй, насчет конспирации они предположили верно, военная косточка ведь вот все равно дала о себе знать в этом характерном жесте.

— Сегодня прекрасная погода, не правда ли, сеньоры? — светским тоном начал разговор приват-доцент, он же «полковник» в глазах капитана и лейтенанта.

— Да, вы, как всегда правы, господин полковник, — ответил ему капитан. — Позвольте узнать: вы планируете здесь задержаться?

— Еще не знаю, но это вполне вероятно.

— Прикажете подготовить вам квартиру?

— Нет, нет, что вы? Какие могут быть приказы?

— Понял, — сказал капитан и многозначительно кивнул «полковнику» — дескать, он в курсе дела, законы конспирации соблюдает, — а потом добавил, понизив голос: — Но квартира все равно будет предоставлена в ваше распоряжение.

— Прекрасно, — ответил приват-доцент. — В таком случае, я займу ее.

— Разрешите сопровождать вас до крепости Санта-Фе, господин полковник?

— С удовольствием разрешаю. Только почему вы называете меня полковником?

— Мы можем называть вас как угодно — как прикажете! Независимо от того, выполняете ли вы в Санта-Фе секретную миссию или прибыли с официальной, но негласной инспекционной проверкой.

— Какая секретная миссия? Какая проверка? Бог с вами! Я вообще не военный, а ученый, доктор зоологии, и моя фамилия Моргенштерн, а прибыл я в Аргентину из Германии.

— Позвольте узнать: как нам называть сеньора, который прибыл вместе с вами?

— Это Фриц Кизеветтер, мой слуга, он родом из Штралау на Руммельсбургском озере. Это тоже в Германии.

— То есть вы оба выступаете здесь в качестве «иностранцев»? О, как это удачно придумано! Иностранцам в Аргентине всегда доверяли почему-то больше, чем соотечественникам. Ну что ж, как иностранцев мы просто обязаны проводить вас до крепости, и, самое главное, это ни у кого не вызовет ни малейших подозрений на ваш счет.

Крепость Санта-Фе была возведена еще во времена испанских конкистадоров. Фасад ее украшали романтичные балкончики — в точности такие же, как где-нибудь в Севилье, и все же в целом здание производило мрачное впечатление — толстые стены, все окна забраны тяжелыми решетками. Присмотревшись к окнам повнимательнее, можно было заметить, что из-за решеток выглядывают изможденные, обросшие бородами и длинными спутанными волосами лица. Перед входом в крепость стояли часовые.

Доктор тихо сказал своему слуге:

— Похоже, эта крепость одновременно является и тюрьмой. То есть здесь держат в заключении разбойников и воров, по-латыни «экспиляторов», или «бультуриосов». Неужели и нас они тоже приняли за нарушителей закона?

— Не думаю, — ответил ему Фриц. — Судя по тому, как нас встречали, у них в отношении нас вполне приличные намерения, хотя не худо было бы на всякий случай все же узнать, какие именно.

Солдаты у входа в крепость отдали им честь. Пройдя через узкий, вытянутый внутренний двор, немцы в сопровождении капитана поднялись по лестнице, идущей вдоль внешней стороны стены, вошли в здание. Здесь капитан подвел их к открытой двери, за которой была небольшая комната. Подобная комната, на военном жаргоне, «цыганка», есть почти в каждом гарнизоне в Южной Америке, предназначена она для приема важных гостей, поэтому обставлена с претензией на роскошь, правда, как правило, довольно неуклюжей претензией, но все же на фоне казарменного быта выглядит даже уютно. У порога «цыганки» старший лейтенант почтительно распрощался с «полковником». А капитан сказал:

— Господин майор, комендант крепости, сегодня находится в Паране [26], так что обязанности коменданта временно исполняет ваш покорный слуга. Что прикажете, господин полковник? Ой, прошу прощения, господин доктор?

— Приказов не будет, но у меня есть одна небольшая просьба к вам: не могли бы вы узнать: где остановился иербатеро, которого называют «Отец-Ягуар», прибывший в Санта-Фе вчера или позавчера?

— А он прибыл сюда по морю?

— Да, из Буэнос-Айреса.

— Узнать это не составит большого труда. Надеюсь, что смогу доложить вам об этом иербатеро уже через полчаса.

И он вышел, а в комнату вошел унтер-офицер с подносом в руках. На подносе были мясо, фрукты и бутылка бордо, популярного на берегах Ла-Платы, как ни одно другое вино на свете. Все это унтер-офицер быстро и услужливо расставил на небольшом столике.

— Должен признать, герр доктор, — философски заметил Фриц Кизеветтер, — аргентинские офицеры кое-что смыслят в радостях жизни.

И наполнил до краев бокалы. После чего оба «гаучо» с аппетитом поели, не забывая отдавать должное вину. Глядя на эту трапезу, унтер-офицер, прислуживавший им как официант, стал сильно подозревать, что второй маленький человек, принимавший все услуги как должное, конечно же, вовсе никакой не слуга, а тоже какой-то важный военный чин, только еще более, чем полковник, засекретившийся, из чего он сделал вывод, что очередной военный переворот в стране произойдет уже совсем скоро.

Как только «гаучо» дали понять, что они до предела насытились, унтер-офицер все так же ловко и быстро собрал приборы и тарелки со столика и спросил, не желают ли гости выкурить по сигарете. Гости были не прочь покурить, и унтер-офицер удалился за сигаретами. Как только немцы остались одни, доктор сказал Фрицу, наклонившись совсем низко над столом, чтобы из-за открытой двери никто случайно их не услышал:

— Здесь все же что-то не так. Я занимаюсь чистой наукой, а они почему-то присвоили мне звание полковника. С какой такой стати, интересно…

— С такой же, с какой собака делает стойку на задних лапах, выпрашивая у хозяина кусочек колбасы. Им что-то нужно или же они как-то зависят от этого полковника Глотино, за которого приняли вас, хозяин. Но лучше всего не думать об этом вовсе! Да по мне пусть хоть в генералы произведут, если при этом будут кормить нас так же вкусно, как сегодня. Не знаю, как вы, а я, со своей стороны, возражать не стану.

— Но, Фриц, а не кажется ли тебе, что нас просто принимают за других людей?

— А даже если и так? С нашей-то стороны никакого умысла по этой части не было, следовательно, мы нисколько не виноваты в том, что у них такая скверная память на лица и они способны принять одного человека за другого.

— Ну как ты не поймешь: это их заблуждение, по-латыни «эррор», может, в конце концов, поставить нас в весьма затруднительное положение.

— Выпутаемся как-нибудь.

— Но последствия, почему ты не думаешь о том, каковы могут быть последствия? Фриц, Фриц, мне кажется, ты не чужд слабости, которую древние римляне называли «левитас».

— Хм. Может, и не чужд, у меня вообще много слабостей… Только что это слово означает по-немецки?

— Легкомыслие.

— Герр доктор, я готов поспорить с вами на этот счет.

— Что ж! Я готов принять твои возражения.

— Разве древние римляне отказывались от вкусной еды, когда бывали голодны?

— Нет. То есть, может быть, и было среди них немного таких чудаков, но вообще они любили хорошо поесть.

— Ага! Вот что, оказывается, роднит Фрица Кизеветтера с древними римлянами! А раз у нас так много общего, меня нельзя назвать легкомысленным.

Приемами демагогии Фриц владел виртуозно. Доктор на секунду задумался, в чем именно состоит неверность этого «постулата», но не успел ничего возразить. Вошел капитан и доложил:

— Отец-Ягуар прибыл в Санта-Фе вчера после полудня. С ним были двадцать три мужчины и один юноша. Все они уже отбыли в лагуну Поронгос.

— На лошадях?

— Да.

— Спасибо за эти очень ценные для меня сведения. Я должен непременно догнать Отца-Ягуара. Вы поможете нам раздобыть лошадей?

— Разумеется, господин полковник! Сколько именно лошадей вам нужно?

— Четыре — две ездовых, две вьючных.

— Купить их или взять из конюшни в гарнизоне крепости?

— Лучше купите. Гарнизонные лошади прошли определенную выучку, а я — наездник начинающий, будет лучше, если мы с лошадью окажемся одинаково неумелыми.

— Хорошо, — сказал офицер и улыбнулся, давая понять, что по достоинству оценил шутку полковника, известного, кроме всего прочего, и своим великолепным умением держаться на лошади. — Когда прикажете подать лошадей?

— Через час!

Капитан удалился. Зато тут же вновь появился унтер-офицер с сигаретами. Доктор Моргенштерн, начиная, кажется, понемногу входить в роль «полковника», обратился к нему на это раз с вальяжностью, подобающей образу, в котором он невольно оказался:

— Любезнейший, а нельзя ли доставить сюда мой багаж, оставшийся на пароходе? Надеюсь, это не слишком затруднит вас. Там, в нашем багаже, находится набор, по-латыни «сарцина», инструментов и связка книг, обернутая куском кожи, именуемая по-латыни «фасцис».

— Будет доставлено немедленно! — выкрикнул громко, как на плацу, унтер-офицер, развернулся на каблуках и вышел строевым шагом.

Прошло еще четверть часа. Появился капитан и доложил, что лошади готовы.

— Сколько они стоили? — поинтересовался доктор.

— Нисколько, господин полковник, — ответил капитан и опять улыбнулся: полковник продолжал шутить.

— Но я все же предпочел бы заплатить за них.

— С зоологов здесь денег брать не принято, — сострил, стараясь попасть в тон шутке старшего по званию, капитан.

— Но почему? — искренне изумился приват-доцент.

— Таков уж обычай здешних мест, ничего не поделаешь.

— Поразительно! Эта страна была колонизирована испанцами, перенявшими обычаи, а вместе с ними и многое другое из культурного наследия древних римлян. Но никогда, ни единого раза я не встречал в литературе примеров того, чтобы римляне безвозмездно предоставляли лошадей ученым, в частности, зоологам. Надо обязательно заняться более глубоким изучением этого вопроса. Судя по тому, как легко вам предоставили лошадей для никому здесь не известного ученого из далекой чужой страны, этот обычай в его культурно-историческом аспекте имеет огромное значение в современном быту. Не менее удивительно и то, что обычай этот прижился именно в Аргентине — ведь во многих отношениях эта страна очень закрыта для чужеродного влияния. Особенно в том, что касается сохранения останков древних живых существ, но это, надо сказать, к счастью для науки. Под этими существами я, кстати, в данном случае имею в виду не только мастодонтов и мегатериев, но и человека третичного периода. Уважаемый господин капитан, скажите, а не приходилось ли вам когда-нибудь прежде встречать в пампе, ну если не кости человека третичного периода, то хотя бы следы его стоянок?

— Третичного периода? Стоянок? — ошарашенно переспросил капитан. — Может быть, господин полковник будет настолько любезен, что разъяснит мне, кого именно он подразумевает под человеком третичного периода?

— О, простите мне, капитан, мою забывчивость, ради Бога! Я как-то все время упускаю из виду, что большинство людей ничего не знает о древней истории Земли. Поясню поэтому кое-что специально для вас вкратце. Уже довольно давно в пластах земной коры древнего происхождения были найдены доказательства того, что доисторический человек был знаком с огнем и пользовался каменными орудиями труда. Потом обнаружили три хорошо сохранившихся человеческих скелета. Можно смело утверждать, что эти люди жили именно в третичный период, поскольку их позвоночник состоит из тринадцати позвонков, в то время как у «гомо сапиенс», человека разумного, то есть у нас с вами, их только двенадцать. А через несколько десятков тысячелетий у человека может оказаться еще меньше позвонков, что, кстати, лично меня нисколько не удивит.

— А из этого следует, — вставил свое слово Фриц солидно, — что еще позднее бедняга человек может и вовсе лишиться всех своих костей. Безвозвратно. Какая будет утрата!

— А ты знаешь, я не стал бы отрицать право подобной гипотезы на существование, — поддержал его доктор, не раскусивший лукавства своего слуги. — Изменения в образе жизни человека идут поистине страшными темпами, иногда скачкообразно. Мы пока не улавливаем этой закономерности, потому не можем представить себе в полной мере, какие последствия может вызвать этот процесс. В доказательство права этой гипотезы на существование могу привести в качестве примера строение коренных зубов пещерного медведя. Вы видели их когда-нибудь, мой друг? — обратился вдруг ученый к капитану, начисто забыв во время своей краткой популярной лекции, где находится и с кем разговаривает.

— Нет, мне не приходилось видеть зубы медведя, — ответил после некоторого замешательства вконец растерявшийся капитан.

— Эти зубы, а особенно коренные, по-своему…

И тут доктор вынужден был прерваться. Вошли солдаты, которые внесли его багаж. Он быстро развязал тюк с книгами, проверил, все ли они на месте. Капитан взял одну из книг и начал рассеянно ее перелистывать. Ученый труд, который он держал в руках, назывался «Древние формы жизни в пампе». На форзаце книги было каллиграфически выведено: «Доктор Моргенштерн. Ютербогк». Заинтригованный капитан открыл вторую книгу уже специально на форзаце, увидев ту же надпись, оживился. Схватил и раскрыл на форзаце третью, четвертую, пятую книгу… Сомнений не оставалось: все эти книги были узко специального назначения, и они могли принадлежать только одному человеку, а именно тому, кто только что продемонстрировал свою ученость, кто сам просил называть его именем, обозначенным на книгах, и кого он считал до этой минуты полковником Глотино. Капитан почувствовал, как внутри у него все похолодело. Он спросил:

— Как вас по имени, сеньор… зоолог?

— Доктор Моргенштерн из Ютербогка.

— И это… ваше подлинное имя? — Капитан сглотнул слюну от волнения.

— Разумеется.

— И вы можете это доказать?

— Нет ничего легче. Я покажу вам свой паспорт.

— На стол его! Немедленно! — заорал капитан. У него сдали нервы. Трясущимися руками он взял паспорт доктора, внимательно изучил его и отшвырнул с презрением. Куда только подевалась его недавняя несколько приторная любезность — теперь он больше всего напоминал игрока, сделавшего крупную ставку в рискованной игре, но проигравшегося в пух и прах. — Какая наглость! Но и какое сходство! Просто невероятно! Мошенники! — Он уже почти вопил, как базарная торговка.

— Мошенники? Это вы про нас-то? Сеньор, не соблаговолите вы в таком случае объяснить, на каком основании вы делаете это заявление? Мне кажется, что никаких оснований, «инанитер», как сказали бы древние римляне, у вас на это все-таки нет!

— Послушайте вы, как вас там, лучше оставьте меня в покое с вашими римлянами. Не понимаю, какое вы вообще имеете к ним отношение, если у вас в паспорте черным по белому написано, что вы немец! И как вы посмели выдавать себя за полковника Глотино, родственника самого генерала Митре?

— Как я посмел выдавать себя за полковника? — От возмущения доктор Моргенштерн даже подскочил на месте. — Нет, это я должен вас спросить: как это вы посмели обвинять подданного Германии во лжи без всякого к тому повода? Если вы приняли меня за кого-то другого, то это — ваша ошибка, а я тут ни при чем.

— Да замолчите же вы наконец! Я имею полное право арестовать вас!

— Охотно верю, что сделать это вы сможете, но оправдаться потом за свою глупость — вряд ли. Немца нельзя брать под стражу просто так, потому, что кому-то он, видите ли, показался несимпатичным. За это вам придется ответить по всей строгости закона!

— Ваши претензии смешны и неуместны! Я вас поил-кормил, мои люди достали для вас лошадей, а теперь выясняется, что вы — всего-навсего какой-то гринго, немецкий книжный червь, которого черт случайно занес в Санта-Фе!

Доктор Моргенштерн густо, как мальчишка, уличенный в мелкой краже, покраснел, но от ответного выпада на этот раз воздержался. И тогда в разговор вмешался Фриц, уже давно порывавшийся сделать это.

— Советую вам, сеньор, быть поаккуратнее в выражениях, иначе вам придется выслушать обстоятельное и, я полагаю, утомительное для вас объяснение, как следует держать себя с известным немецким ученым, которого вы походя назвали «гринго» и «книжным червем». А пока я скажу только, что он не из тех людей, которые живут — только небо коптят!

— Это вы кого имеете в виду? — вскипел лейтенант, явно принявший последний пассаж Фрица на свой счет.

— Кого я имею в виду, того и имею. Но если вам показалось, что эти слова относятся к вам, то разубеждать вас не буду. Я хочу сказать о другом: меня удивляет, как это вы, капитан, опускаетесь до того, что унижаете собственное офицерское достоинство какими-то мелочными претензиями относительно того, что мы тут у вас съели и выпили. Неужели вы думаете, что мы не в состоянии оплатить счет за ваше угощение? А лошадей вы можете вернуть, мы купим себе других. Итак, будьте любезны, сеньор капитан, назовите мне, пожалуйста, сумму, которая причитается с нас за обед. Кстати, имейте в виду: с вином вас, мягко говоря, надули — это не бордо, это бурда какая-то! Уж не знаю, из чего ваши местные умельцы ее варганят, но она ужасна и с настоящим благородным бордо ничего общего не имеет.

Фриц достал из кармана кошелек и начал, намеренно не торопясь, с демонстративной тщательностью пересчитывать деньги, которые были в нем. Капитан побледнел, на скулах его заходили желваки. Его душила ярость.

— Что? Ты, видно, сильно не в себе, малый, если думаешь, что я приму деньги от какого-то ничтожного лакея! — Капитан опять орал самым вульгарным образом.

— Это кто это тут ничтожный лакей? — не давал ему спуску Фриц. — Ах, это вы ко мне так обращаетесь? Извините, сеньор, не по адресу! Меня зовут Фриц Кизеветтер, и я — да будет вам известно, пруссак. Неужели вам никогда никто не объяснял, что для того, чтобы перейти с пруссаком на «ты», сначала нужно выпить с ним на брудершафт. Но у меня, знаете, почему-то не возникает желания пить с вами на брудершафт, так что, будьте настолько любезны, перестаньте мне «тыкать», сеньор капитан!

— Скажите, какая важная персона нашлась! Да вот я сейчас возьму и прикажу своим солдатам взгреть тебя так, чтобы еще целый год твоя спина отливала синевой. И будь уверен, они это сделают!

— Да только попробуйте! Я — подданный короля Пруссии. Его влияние простирается достаточно далеко для того, чтобы найти вас где угодно и примерно наказать за недостаточно уважительное отношение ко мне.

Но эти слова только подлили масла в огонь. Офицер распахнул дверь и выкрикнул в коридор:

— Эй кто-нибудь, идите сюда! Возьмите этого негодяя за шкирку и выкиньте его отсюда. Не миндальничайте с ним. Чем больше синяков он получит, тем лучше!

Солдаты переглянулись между собой. Они ничего не понимали. Всего какой-то час назад на их глазах капитан вел себя заискивающе с этими странными маленькими гаучо, что называется, смотрел им в рот, и вдруг такая перемена… Воспользовавшись их замешательством, Фриц быстро выхватил из-за пояса револьвер и, проведя его дулом широкую дугу в воздухе, сказал:

— Не беспокойтесь понапрасну, высокочтимые сеньоры, я хоть и люблю, когда со мной обращаются вежливо, но не до такой же степени! Меня не надо сопровождать. Фриц Кизеветтер привык обходиться без почетного эскорта. — Повернувшись к солдатам спиной, он спокойно продолжил, обращаясь уже к своему хозяину: — Пойдемте отсюда, герр доктор. — И взвалил себе на плечи тюк с инструментами.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32